Жатва 35
7.2.3. В КАРЬЕРУ – И НИ С МЕСТА.
Моя служебная карьера в «Граните» развивалась неспешно. Простым инженером я проторчал ровно шесть лет, и только 1 апреля 1975 года меня повысили, наконец, до старшего инженера. Диссертацию я защищал в этом скромном статусе, и только 1 декабря 1982 года, то есть через семь лет и восемь месяцев, меня назначили ведущим инженером. Ну, не было у меня никакой волосатой лапы, и тут как ни бейся, будь ты семи пядей во лбу – сиди тихо и не чирикай. Степень кандидата наук была единственной верёвочкой, которая позволяла хоть как-то приподняться по зарплате.
При этом я видел, как некоторые родственники нашего руководства быстро, сразу после института, защищали диссертацию и летели вверх по должностным ступенькам. Большое значение имело также вступление в ряды КПСС. А я в КПСС не рвался и позволял себе не скрывать своей радости, когда кому-нибудь из наших престарелых правителей отдавали последние почести. В нашей лаборатории был стукач, но кто – я узнал только много лет спустя. Как говорят, им был старый скромный монтажник, который тихо паял в уголке электронные платы по заказам наших сотрудников.
С отделом режима я познакомился из-за связей с заграницей, причем не моих, а моей жены. Однажды в «Граните» меня вызвали в этот самый отдел. Два сотрудника строго взглянули на меня: «Вы что же это, товарищ Гуанов, не сообщаете о том, что Ваша жена ведёт переписку с заграницей?». Я, конечно, опешил, но сказал: «Если вы имеете в виду переписку моей жены с её пионерской подругой Эрнестиной Пуршвиц из ГДР, то я не вижу в этом ничего, интересного для вас». Дело в том, что Тамара с детского возраста переписывалась с девочкой Эрной из города Дессау. Эрна, видимо, изучавшая в школе русский язык, сначала пыталась писать по-русски, а потом, уже взрослая, писала по-немецки, и я переводил Тамаре на русский письма Эрны и на немецкий – ответы Тамары. Содержание писем было сугубо личное, семейное – о мужьях и детях.
Гебешники заявили: «Советуем Вам прекратить эту переписку, а если из-за границы будут приходить письма – передавать их нам». Я ответил: «Это не мои письма, и я не могу ими распоряжаться». На том разговор окончился, и когда я вышел из кабинета, колени мои дрожали. Так велик был врождённый страх перед КГБ. То, что все эти письма были прочитаны в органах, не вызывало сомнений. Думаю, тогда в моём личном деле появилась какая-нибудь нехорошая пометка о неблагонадёжности. Я понял, что успешной карьеры в «Граните» мне не видать.
Зато в трудовой книжке у меня 23 записи о поощрениях и награждениях в «Граните». Среди них звание «Лучший молодой изобретатель» с объявлением благодарности, премии по 15 рублей по итогам трёх смотров патентно-изобретательской работы и смотров научно-технического творчества молодежи, премия аж в 175 рублей как победителю конкурса на лучшую научно-техническую работу, почётная грамота за показатели в труде и выполнение соцобязательств, почётный диплом с присвоением звания «Лучший наставник ЛНПО «Гранит»», почётная грамота по итогам смотра работы народного университета, три премии за внедрение рацпредложений и 15 – за использование изобретений. Кроме почёта, за внедрение рацпредложений и изобретений я заработал дополнительно к зарплате всего около 3000 рублей – не хватило бы и на половину автомобиля «Жигули». Да, даже Эдисон в СССР не стал бы миллионером! Моим соавторам досталось в три раза больше. В моём изобретательстве, очевидно, проявились гены отца. Но он-то всё-таки был хоть и небольшим, но начальником. А я за 18 лет работы в «Граните» в сколько-нибудь значимое начальство так и не выбился.
Руководитель нашей группы Константин Всеволодович Тюфяев, о котором у меня самые тёплые воспоминания, ещё до моей защиты ушёл сначала в другой отдел «Гранита», а потом и вовсе взял и переехал в Севастополь на работу в лабораторию Черноморского высшего военно-морского училища (ЧВВМУ). По натуре он был авантюрист и спортсмен, стал там председателем яхт-клуба, но в начале 90-х после отделения Украины бедствовал. Видно, от нужды Костя приглашал меня с женой в тур на своей яхточке по Средиземному морю. Я был готов рискнуть, но Тамара поостереглась, да и денег тогда у нас тоже не было. Впоследствии он был вынужден работать в Москве, а семья оставалась в Севастополе.
Как-то незаметно ушёл ещё один старожил группы Толя Свечников – такой тихий трудяга без особого блеска в науке, зато в блиц-игре в шахматы ему не было равных в секторе. Одно время блицтурниры в обеденный перерыв были у нас очень популярны. Кстати, почти таким же по силе мастером блица был и Ростислав Дмитриевич, тоже не блиставший на научном поприще, зато в нём был могучий спортивный азарт. Так что в обеденный перерыв в лаборатории раздавался непрерывный стук шахматных часов.
После ухода Тюфяева по праву наследования руководителем нашей группы стал Толя Тарасов. Но он как-то не нашёл своей темы, не смог даже приступить к диссертации и тоже вскоре уволился. Вообще он был парень амбициозный, думаю, он понял, что ему со мной в одном гнезде тесновато. Знаю, что в начале 90-х он заболел раком, но больше я о нём ничего не слышал.
Мой дружок Саша Дрёмин хоть и закончил аспирантуру вместе со мной, но за диссертацию тоже засесть не смог, приуныл, перешёл в «Вектор» и работал там до конца, так и не выйдя на пенсию. В возрасте 65 лет его тоже сгубил рак, ведь он был отъявленный курильщик. С Сашей под конец его работы в «Граните» мы оборудовали новую стендовую: нам дали большое помещение, а в опытном производстве сварили здоровенные стенды под нашу аппаратуру. Но как следует развернуться в этой стендовой нам так и не пришлось.
Ещё при Тарасове наша группа стала постепенно пополняться молодыми специалистами. По распределению к нам попали Коля Щирица и Виталий Пискунов. Мне пришлось обучать их лазерной науке, но без особого успеха: Коля был добросовестным и очень приятным, прямо светящимся добротой человеком, но… не лазерщиком, а Виталий, хоть и был не глуп, оказался лентяем и интересовался только автомобилями и шмотками.
Зато Толя Степанянц оказался талантливым учеником, который быстро вник во все тонкости нашей проблемы. К сожалению, он проработал у нас недолго и ушел в Политех заниматься лазерами на парах меди. Он-то был настоящим лазерщиком, и прикладные вопросы их применения его мало интересовали. А заниматься разработкой новых лазеров в «Граните» никто не собирался, это был, конечно, не гранитовский профиль. Виталий тоже как-то быстро испарился, отмыкавшись свои три года по распределению.
На групповом снимке - почти полный состав нашей лаборатории того времени: стоят слева направо – Сергей Николаевич Шаров, наш начальник, я в свободной позе, Володя Лапин, Игорь Павлович Цыбин, по его словам, участвовавший в разработке первых телевизоров, Женя Белов, наш профорг, Коля Щирица, Толя Тарасов, руководитель группы и мой непосредственный начальник, Игорь Щербаков, Вадик Пчелко, Володя Зельченко, приёмный сын директора ЦНИИ и зять покойного Е.И. Хлыпало, Лев Гаврилов, Толя Степанянц, за ним техник, фамилию которого я забыл, Валера Селиванов и Виталий Пискунов; сидят – единственная женщина на этом снимке Розалия Степановна и, судя по подарочному хрусталю, юбиляр, замначлаба Ростислав Дмитриевич.
Как руководителю группы мне пришлось заниматься её комплектованием. В мою группу делегировали двух красоток - Свету Козлову и Тамару Павлюченко, блондинку и брюнетку, которые всегда ходили парой: «Мы с Тамарой ходим парой». Хоть девушки они были хорошие и не глупые, но лазерные дела для них были чужды. К тому же Тамара вышла замуж и ушла в декрет, а Свету снова перевели в другую группу.
Мне нужны были люди, заражённые этой особой лазерной бациллой. И такие пришли: Вадик Лентовский, Серёжа Макаров, Женя Кормановский и Лена Парфёнова. На фотографии из газеты НПО «Трудовая доблесть» за столом сидят, кроме Вадима Пчелко (справа), как раз Вадим Лентовский и Сергей Макаров, которого надо было бы посадить между двумя Вадимами - для счастья, а над ними стоит Слава Ходюк. Приходили и другие подающие надежды ребята, но в процессе подбора меня резанул запрет нашего отдела кадров брать евреев, хотя некоторые наши начальники сами были этой национальности.
Например, начальником соседнего отдела оказался отец моей подруги по Бончу Иры, с которой у меня был роман на первом курсе, ещё до Тамары. Вот если бы я женился на той Ире, то моя карьера в «Граните» пошла бы покруче! Но пути Господни неисповедимы. В мою группу определили ещё одну дочку начальника – руководителя нашего отделения Михаила Владимировича, тоже Иру. Она сразу принялась за диссертацию, и я, как мог, помогал ей, так как её тема смыкалась с темой моей диссертации.
Но вернемся к делу. В это время наша работа стала переходить от научно-исследовательской стадии к опытно-конструкторской. Разработка лазерного излучателя по моему техническому заданию была поручена «Полюсу» как специализированной организации, передовой в области лазерной техники, с развитой технологией выращивания кристаллов граната и нанесения интерференционных покрытий. Была принята моя схема построения передатчика из двух лазеров с переключателем поляризации и со всеми моими задумками.
В «Полюсе» нашим передатчиком непосредственно занимался Алексей Семёнов, высокий красавец и притом умница. Мы моментально нашли общий язык, и работа пошла. На стадии ОКР надо было обеспечить работоспособность нашей аппаратуры в тяжёлых бортовых условиях при большом перепаде температур от -40 до + 60 градусов и сильной вибрации. Необходимо было разработать специальный прозрачный обтекатель из плоских пластин в виде части многогранной пирамиды под уже определённое место крепления нашего лазерного канала под брюхом крылатой ракеты. Надо было ужаться в выделенные объемы и энергопотребление, искать подходящую элементную базу и производителей, согласовывать техническую документацию, в общем, решать сложные и серьезные конструкторские задачи и опять впервые.
В частности, в лазере слабым местом по отношению к температурным перепадам был электрооптический затвор: кристалл DKDP сильно изменял свою форму в зависимости от температуры, что проявлялось в виде разъюстировки резонатора и срыва генерации. Мое предложение было термостатировать его при наивысшей температуре, заданной техническими условиями. Для этого я предложил использовать тиристоры – термосопротивления, которые скачком меняют свою проводимость при определённой температуре. Затвор помещался в коробочку из таких плоских тиристоров и находился там при постоянной высокой температуре.
Я искал также пути замены электрооптического затвора на более простой и надёжный затвор. Продолжая работу по совершенствованию самого лазера, я показал, что избавиться от капризного электрооптического затвора можно, используя простой, почти чёрный кристалл без всякого внешнего управления – пассивный затвор, работающий и при высокой частоте повторения мощных импульсов. Пассивный затвор не требовал никакого термостатирования и управления, был стоек к влажности, держал высокую мощность лазерного излучения, то есть был крайне прост в применении.
Совместно с Леонидом Сомсом из ГОИ я провёл испытания пассивного затвора на основе кристаллов фтористого лития с F-центрами окраски в лазере с высокой частотой повторения импульсов. Такой пассивный затвор представлял собой просто кристалл, в котором с помощью радиации были созданы дефекты кристаллической решетки, так называемые центры окраски. Этот кристалл сильно поглощал излучение с лазерной длиной волны до тех пор, пока его интенсивность не превышала определённый порог, после чего он скачкообразно просветлялся, обеспечивая формирование гигантского импульса лазера. В журнале «Квантовая электроника», спецприложение за 1983 год, мы опубликовали совместную статью на эту тему, а ещё раньше в 1981 году я сделал доклад на секции межведомственной комиссии по квантовой электронике и в 1982 году – совместный доклад на третьей Всесоюзной конференции «Оптика лазеров».
В рамках ОКР я исследовал влияние устройства сканирования зондирующего луча лазера и обтекателя на работу системы селекции лазерного локатора, влияние флуктуаций электрических параметров питания на выходную мощность лазера и влияние эффекта деполяризации лазерного излучения на выходе передатчика.
Совместно с Михаилом Вайнштейном, нашим гранитовским химиком, для обеспечения работы лазерного передатчика в любой мороз и жару была разработана и запатентована система охлаждения со специальным хладагентом на спиртовой основе (основа нашего веселия!) с добавками, фильтрующими вредное ультрафиолетовое излучение накачки. С целью создания контрольно-измерительной аппаратуры была создана модель лазерных сигналов для динамического испытательного комплекса и имитатор лазерного передающего прибора.
Помимо реализации уже найденных решений в опытно-конструкторском варианте, возникали ещё принципиально новые идеи. Например, мной вместе с Семёновым было предложено, изготовлено в «Полюсе», испытано и запатентовано приёмное зеркало с интерференционным покрытием, отражающим только лазерное излучение в нашем диапазоне, что делало нашу систему свободной от засветок типа прямых солнечных лучей и солнечной дорожки, отражённой от поверхности моря.
Ну, а наиболее эффектное изобретение, на которое приехал посмотреть сам Артур Афанасьевич Мак, касалось решения фундаментальной проблемы борьбы с термически наведенным двулучепреломлением в активном элементе лазера при мощной накачке. Справиться с этим явлением с помощью каких-либо компенсирующих элементов невозможно, так как в каждой точке поперечного сечения искажения свои. Я предложил радикальный выход: не бороться с этим явлением, а использовать его в качестве полезного выхода излучения лазера. Мой лазер начинал работать только при высокой частоте повторения импульсов, то есть при сильной термической деформации активного элемента. Было интересно наблюдать, как при повышении частоты повторения импульсов их мощность не падает, а возрастает.
Это было почти чудо, хотя мысль не бороться с противником, а использовать его силу, лежит, например, в основе всех восточных единоборств и той же борьбы самбо, которой я немного занимался на первом курсе. Теперь частота повторения импульсов была ограничена только лимитом по энергопотреблению лазера и термической прочностью активного элемента. Я продемонстрировал А.А. Маку лазер, работающий при частоте повторения импульсов 300 Герц, то есть втрое больше обычного. Идея была запатентована и представлена в публикациях.
Вообще после защиты диссертации я опубликовал в «Граните» еще 29 научных трудов, из них 10 статей - столько же, сколько до защиты, и получил 10 авторских свидетельств на изобретения. Кроме того, я оформил свою диссертацию в виде двух секретных книг под общим заголовком «Экспериментальное исследование сигналов в лазерных локационных системах», изданных ЦНИИ «Румб» в 1983 и 1984 годах. Часть I называлась «Лазерные локаторы, выбор фотоприёмника и оптимизация характеристик зондирующих сигналов лазерного передатчика» и была посвящена расчёту требуемых характеристик лазерного локатора и разработке самого лазерного передатчика. Часть II называлась «Методы исследования параметров принимаемых сигналов и борьбы с помехами в лазерной локационной системе», и там речь шла о помехозащищённости лазерного локатора. Соавторами этих книг были уже не простые сотрудники, а только начальники, в частности, главный инженер «Гранита» И.Ю. Кривцов, которому это было нужно для защиты докторской диссертации.
А открытый фундаментальный справочник «Проектирование и эксплуатация лазерных приборов в судостроении» был издан в 1986 году в издательстве «Судостроение», здесь соавтором был уже директор «Гранита» В.В. Павлов. Эта книга, в отличие от первого справочника 1977 года «Лазеры и некоторые вопросы их применения», была уже не компиляцией с иностранного издания, а полностью авторской работой, за которую мне совсем не стыдно.
Через три с половиной месяца после подтверждения из ВАКа моей учёной степени меня перевели в ведущие инженеры, а ещё через 8 месяцев уже в 1983 году избрали старшим научным сотрудником. Наконец, последовало назначение научным руководителем научно-исследовательской работы по созданию перспективного специализированного передатчика в «Граните» с использованием моего нового принципа.
Бюджет был многомиллионный. Помимо довольно рутинной работы в рамках ОКР, это была работа для души. Были созданы чертежи небывалого лазерного передатчика, совмещающего лучи четырех 300-герцовых лазеров, то есть дающего в итоге 1200 импульсов в секунду. И они были сданы в опытное производство, но увидеть работу своего чуда-юда мне, да и никому, не пришлось. Финансирование наших работ было урезано, и стало ясно, что лазерному каналу не бывать.
На каком уровне было принято такое решение, я не знаю, но наше институтское начальство, выросшее на радиолокации, лазерную локацию не жаловало, а такого авторитета, как Е.И. Хлыпало, у нас уже не было. Кроме того, мне стало ясно, что лично мне в «Граните» тоже ничего не светит: мои даже более молодые, но партийные коллеги начали меня объезжать по служебной лестнице. Тут в 1987 году подвернулся конкурс на замещение должности доцента на кафедре физики в Военмехе.
А жаль всё-таки нашего лазерного канала. На фото вот он, красавец, опытный образец, облизанный и облётанный, протрясённый на вибростендах, замороженный в камере холода, пропотевший в русской бане, скушавший народные миллионы, но так и сгинувший без всякой пользы для обороны Отечества. Привожу цитату из ведомственного издания «Концерн «Гранит-Электрон»: страницы истории» 2011 года:
"В опытно-конструкторской работе (ОКР) «Вулкан-ЛК» (1980-1986) ЦНИИ «Гранит» (научный руководитель и главный конструктор С.Н. Шаров) совместно с НПО «Полюс» и «НПО машиностроения» был разработан бортовой лазерный локатор, который мог использоваться в качестве лазерного канала головки самонаведения крылатой ракеты.
Лазерный локатор на борту КР решал следующие задачи:
- поиск и обнаружение морских надводных целей на дистанции до 30 км (при прозрачности атмосферы до 25 – 30 км);
- селекция целей на фоне естественных и искусственных помех;
- классификация обнаруженных целей по их геометрическим размерам и конфигурации;
- определение координат (дистанции и углового отклонения от оси ракеты в вертикальной и горизонтальной плоскости) заданной (наиболее уязвимой) точки морской надводной цели.
ОКР «Вулкан-ЛК» должна была закончиться испытательными пусками ракет, оснащённых, наряду с РЛВ, лазерным каналом. Однако в конце 1989 г. руководство ЦНИИ «Гранит» поставило вопрос о прекращении дальнейших работ по этой ОКР в связи с отсутствием необходимого финансирования, и работы были прекращены".
Хочу заметить, что все комплектующие лазерного канала были целиком отечественного производства — от выращенных по новейшим технологиям лазерных кристаллов до последнего титанового винтика. Это по поводу острой для новой России проблемы импортозамещения. Ну, а от меня отдельное спасибо нашему советскому государству: дали вволю поиграть с лазерами целых 18 лет жизни.
Назад на: http://www.proza.ru/2017/12/16/2296
Продолжение на: http://www.proza.ru/2017/12/16/2309
Вернуться к оглавлению: http://www.proza.ru/2017/12/14/1967
Свидетельство о публикации №217121602303