Глава 2. Встреча

 Что-то тяжелое, холодное бьет в одну точку по виску. Валентин открывает глаза, это здоровенный мужик в черном балахоне, кузнец что ли, поднимает молот и со всей своей мощью обрушивает его на голову: БАМ-М, БАМ-М.
Валентин находит силы и закрывает рукою голову, но молот, продолжает опускаться и сквозь ладони, кожу и череп, обрушивается своей энергетической силищей на мозг, а от него, словно молниями, болевые шоковые волны распространяются в лоб, затылок, под лопатки…
Валентин пытается оттолкнуться от кузнеца. И опять покой…
Валентин видит, как его голова лежит на огромном поле, к ней подходит заново тот же черный кузнец, поднимает свой молот и снова обрушивает его на голову раз, другой, третий… Но боль уже не та, она как эхо уже не так больно, но задевает своими волнами затылок, лоб. Значит, то уже не моя голова, а ее двойник... Ой, или нет… И опять покой…
 Его голова лежит на огромном поле, темная, кровоточащая. Где-то вдали появляется женщина в голубом халате и несет на плече кувшин. Движется плавно, медленно, размахивая левой рукою, проводя ладонью по пшеничным колоскам, растущим вокруг нее, серебрящимся в лучах солнца.
Вот она подходит к Валентиновой голове и со своего кувшина поливает  голову, смывая с нее грязь, кровь. И боль успокаивается, куда-то уходит, а на голове начинают вместо волос подниматься, и расти цветы.
Вместе с водою начинают волнами приходить силы, вливаются в кисти рук, в стопы ног, в грудь, в веки и главное, в сознание… Глаза открываются и туман расходится, воздух становится прозрачным.
Озноб охватывает тело. Холодно. Валентин хочет поджать к животу колени, но они не слушаются, не повинуются ему, а в груди появляется тяжесть, наплывает покой, покой. Ощущения пропадают, веки тяжелеют…
 … Вот над ним остановился на темном коне всадник в темном балахоне. Его лица не видно, а только темная борода с проседью:
- Мертв. Пусть гниет здесь. Засыпьте его ветками… Медведю хорошая пожива.
- Лучше я его в болото сброшу, - кто-то отвечает всаднику хриплым голосом, -  только жажду утолю.
- Доиграешься, узнаю, что наркотиками балуешься, язык обрежу…
- Нет, все нормально, как хочешь, так и сделаю.
- Завтра передашь тех Сиплому. Только смотри мне, если узнаю, что наркоман, тут же похороню. Смотри Еж!
- Слово даю! Зема-а…
- Замени эти сосны, елки на свежие! - Голос у всадника грубый и знакомый. - А то уже совсем высохли, иголки опадают. Не видишь, что ли, как они отличаются от других деревьев? Лыдацюга! Везде нужен контроль!
- Да-да!  - пищит, наверное, тот, которого Зема назвал Ежом.
И всадник удаляется. А Валентин чувствует, как какая-то неведомая сила тащит его за ноги, затылок с тупою тяжестью бьется то обо что-то мягкое, то обо что-то твердое…
Озноб охватывает живот, грудь. Валентин хочет натянуть на себя одежду, но – это ветка, мокрая... Вода, льющаяся с нее, попадает ему в рот, в нос, хочется откашляться, но тут же очухивается ото сна и понимает, что находится в воде – дышать нельзя, и отталкиваясь от чего-то руками, чувствуя, как ладони, не находя опоры, вязнут в чем-то тягучем, как дрожжевое тесто.
И тут же, неожиданно, какая-то сила подхватывает его и тащит за собою, и что-то внутреннее подсказывает, не надо ей сопротивляться. И голос у нее знакомый какой-то:
- Валя, только молчи, ни слова, - шепчет ему эта сила. - Молчи! Это я, Михаил, замри. Все потом! Только не подай ни одного звука, а то услышат!
- А где же Еж, - только и спросил Валентин, но тут же почувствовал удар в спину, сковывающий грудь, дыхание.
Устал, как устал, как хочется спать...

-2-
...Телу так неприятно. Ветер сильный, с холодным дождем, и куст,  колючей веткою хлещет по щеке. Продолжает знобить. Что это за куст, шиповника или малины. Валентин открывает глаза. Над ним какой-то человек.
- Наконец-то. Валя, это я Михаил. Молчи! – и закрывает ладонью губы Валентина, и шепчет. - Ты ранен, легко, видно стреляли из патрона с контейнером. Тот как-то вскользь прошел по затылку, и отрикошетив от него, ушел куда-то. Повезло тебе, дорогой.
- Кто это?  – только и смог вымолвить Валентин.
И только сейчас он рассмотрел лицо своего спасителя, освещенное лунным светом, как низковольтной лампочкой, висящей где-то вверху далеко за  спиною. Лицо, заросшее седою порослью.
- Я здесь уже пятый день, Косой на охоту привез, стрелял в меня, думал - убил. Так что и мне не меньше повезло. Вот так, дорогой. Если бы в рюкзаке не лежал топор, в который угодила пуля, то прошла бы насквозь...
- И... – невольно прошептал Валентин
- …А дальше, что дальше? - Замолчал Михаил. – Скорее всего теперь очередь Костяна, и других, кто с нами заплатил за квартиры, которые мы должны получить на Козловской. Их там качают наркотой, так думает Зема. Еж с Сиплым же колет им в вены спирт или водку, точно не знаю, «колеса»  для себя берегут и своей бабы.
- Какой?
- Валя, прошу, не перебивай. Вчера ты целился во врачицу, это фельдшерица, смотрела их Джека, кавказскую овчарку. Отравил ее белкой, напичканной бледной поганкой. Вот поэтому я все и знаю.
В километре отсюда у них дача двухуровневая, как дворец, огорожена забором. Там все у них: и сауна с баней, и зоопарк – с медведицей, рысью, парой оленей. Есть, дорогой, и тюрьма, сделана из таких же клеток, в которых животные. Вчера их вывели на солнышке погреться, отключенных. Есть и повар, кто бы ты думал?
- Ну?
- Люся, твоя соседка по подъезду. Ну, знаешь же ты ее, такая нимфочка.
- Так она наркоманка? – удивился Валентин.
- Как собака, за «колесо» все сделает. А тот карабин, с которого ты целился, она где-то потеряла. Когда в тебя Еж стрельнул, он взял карабин и узнал его, и по рации Сиплому передал, что карабин, мол, нашелся. А потом кому-то из своих сказал, чтобы Люська готовилась, и подмыться не забыла.
- Фу, меня бы от нее вывернуло бы.
- Короче, кого-то из наших соседей по дому, которого нет, завтра должны привести сюда. Может и Костяна. Их должны кому-то продать в рабство. Понимаешь? В рабство! – Михаил двинул по кусту кулаком. – В рабство! Сволочи!
- В рабство? Михаил, в какое рабство? – перебил своего друга Валентин.
- Так Еж Сиплому по рации передавал. В этих делах я - ноль. Зема крутит крупными деньгами и делами. И, понимаешь, ничего не боится, значит, у него хорошая крыша.
- А та бутыль, со спиртом или с чем? – Поинтересовался Валентин.
- Или с бензином, или с кислотою, - поправил его Михаил.
- С кислотою?
- На бидоне было написано – HCl, но навряд ли ее возможно так спокойно провести по таким плохим дорогам.
- А зачем кислота?
- Валя, а для чего используется кислота, как ты думаешь? Чтобы что-то сжигать, чтобы не воняло. Тела, может быть. Ладно, хватит об этом, нужно время.
Вот тебе мясо из белки, вяленное. Можешь не беспокоиться, оно не смазано ни поганками, ни мухоморами. - Михаил вытащил из кармана и подал Валентину несколько кусков тонких, чайного цвета кусков мяса. От них шел какой-то резкий запах, как от кислого дыма от костра, когда сжигают листву. - Набирайся пока сил. Я иду к их хибаре, может, удастся что-то выведать или сделать. Другого выхода у нас нет, или они нас, или мы их. Все как на войне.
- Есть нож, - прошептал Валентин. - Я его оставил там, воткнутым в сдвоенную березу, слева, метрах в десяти от того места, где в меня стреляли.
- Молодчина!  - и Михаил тут же исчез. Через несколько минут вернулся. - Вот он, - и показал выглядывающий из его огромной кисти кончик ножа. В самый раз. Молодчина!  – повторил он и, похлопав Валентина по плечу, сказал:
- В нашем деле сейчас нужны только жесткость, везение и быть первыми. Только первыми.
- Плюс твое джиу-джитсу...
- Валь, причем здесь это? - перебил его Михаил. - Джиу-джитсу не бомба с пулеметом и ракетой, согласись? Значит так, найди себе здесь удобное местечко и жди. Дорога к избе закрыта парой елок и сосен, вон там они, - и показал куда-то в сторону. – Их, когда им нужно проехать по этой дорожке, убирают. А дорога метров на пятьдесят закрыта мелкими ветками. Пока, - и исчез.
Вяленое мясо было приторным на вкус, но жевалось легко, с хрустом тонких косточек...