Пробуждение. роман. Часть 1

Солнечныи; лучик проник сквозь проеденную молью дырочку в слабо колеблющеи;ся тяжелои; шерстянои; шторе и заи;чиком заиграл на лице средних лет мужчины, перескакивая со щеки на темно-русую прядь волос, а с нее – на прикрытыи; веком глаз.
– Вставаи; лежебока, – пело за окном теплое маи;ское утро, кто рано встает, тому бог подает.
– Знаю, не первыи; год живу, – мысленно ответил тот и, приоткрыв один глаз, тут же его захлопнул, защищаясь от норовящего  попасть точно в зрачок озорного посланника земного светила.
- Сегодня же вечером заштопаю дырку, – в которыи; раз беспечно пообещал он себе. И немного поразмыслив, добавил: может Лику попросить? Для нее – это пара пустяков, а для меня целая проблема нитку в ушко продеть.
Лика, соседка по этажу, прелестная молодая неработающая женщина, жена капитана дальнего плаванья одного из дальневосточных пароходств, была его добрым хранителем, добровольно помогая по дому.
– Колись! –Частенько пытали его сослуживцы, любящие закатиться к нему после работы, зная, что всегда там наи;дут что-нибудь из приличнои; выпивки и закуски, приготовленнои; этои; очаровательнои; особои;. – Не может за простое спасибо такая жаркая бабенка заниматься готовкои;, да еще по вечерам твоего кобеля выгуливать.
Что касается самои; Лики, то она его гостеи; не жаловала, не находя в подобных визитах ничего хорошего.
– Ну, чем тебя эти неотесанные личности привлекают? Сидят, перемывают кости своему начальству и напиваются до карачек. А еще ко мне подваливают с нескромными предложениями. Вот если бы ты! – мечтательно всякии; раз произносила она, зазывно прикрывая большие с зеленью зрачков глаза, – я, может быть, еще и подумала бы.
Вскочив с постели и сделав на раз-два несколько приседании;, он поспешил к окну, отдернул штору. И обалдел. На улице все было выкрашено серым цветом, будто маляр прошелся кистью по небесам, домам, улицам, автомобилям, прохожим. Он машинально перевел взгляд с улицы на спальню. И в неи; все было в серых тонах. И бордовые с золотом обои, и темно-синее постельное белье, и напольные красного дерева часы.
- Что может быть скучнее и паскуднеи;, чем утро серое и серость буднеи;? – вспыхнуло в его голове рифмои;. Наваждение какое- то! Время полвосьмого утра, а на дворе будто предгрозовые сумерки.
Чертыхнувшись пару раз, мужчина задернул штору. Солнечныи; лучик, прорвавшись сквозь дырочку, вновь проявился на шелке простыни, но не как обычно, четко очерченным, ярко золотистым кружочком, а бледноватым расплывчатым светло-серым пятном.
– Елки зеленые! – В сердцах выдохнул он, двигая шторои;. – Как на Севере в разгар полярнои; ночи. Но и там цвета различаются. А у меня перед глазами все серое, как у дальтоника. Да нет же, – попытался успокоить он себя. – У дальтоника, насколько я знаю, если не с рождения, цвета не сразу пропадают. Поначалу им не различается желтое с оттенками, потом синее, и лишь за- тем остальное. А у меня все сразу!
Внезапная мысль о начавшихся неполадках со зрением обожгла его нутро, как воздух обжигает глотку при морозе за тридцать. Оставив штору закрытои;, он сел на кровать, закрыл глаза и, обхватив голову руками, стал бездумно покачиваться, вроде религиозного еврея перед Стенои; Плача. Мелодичныи; бои; напольных часов привел его в чувство.
– Чего это я расселся в позе мыслителя, когда до работы только успеть, – пробормотал он, машинально взглянув на циферблат. Его стрелки, показывая восемь утра, как всегда золотились на циферблате, упакованным в махаоновыи; футляр бордово-красного цвета. – Чего только не привидится, – с облегчением пробормотал он и заторопился на кухню заварить чашечку кофе.
Спешащии; на работу Роберт Антонович Вильковскии; руководил бюро по связям с общественностью Министерства охраны здоровья населения (Минохраннас). Его непосредственного начальника, главу ведомства, – Фридляндера Власа Артуровича – подчиненные боялись. По слухам, до своего нынешнего назначения он в высоком чине генерал-полковника командовал чем-то большим и очень секретным.
Придя на новое место службы, Фридляндер быстро установил привычные для себя порядки: железную дисциплину и жесткую отчетность: всегда точно в срок и по форме. И душои;, что случается у военных при переходе на гражданку, не размяк, напоминая о своем командирском прошлом разносами сотрудников за нарушение теми распорядка и даже увольнениями особо проштрафившихся, невзирая на должности и прошлые заслуги.
У Вильковского общественных заслуг в виде орденов, медалеи;, грамот не было, если не считать единственнои; профессио- нальнои; журналистскои; премии, полученнои; в давние времена за серию очерков о женщинах – обработчицах рыбы на плавза- водах. Да и некому было представлять. Вильковскии; до Минохраннаса, если не считать телевизионнои; пятилетки в качестве редактора в самом начале карьеры, был на вольных хлебах: зара- батывал писанием статеек, сценариев документальных фильмов да рекламных роликов, которые прилично оплачивались. Короче, от безденежья не страдал. А уж когда узнал, что по завещанию своего родственника (дедова брата, почившего в США) стал обладателем многомиллионного состояния, мог вообще забыть про работу и припеваючи жить на банковскую ренту, путешествуя по миру первым классом. Но он был чиновником и со- гласно закону не мог иметь вкладов за рубежом. Поэтому, посоветовавшись с адвокатом, не стал торопиться со вступлением в права наследования. К тому же он любил свою работу, любил получать гонорары за написанное, считая, что количество заработанных таким образом монет характеризует личность не только в материальном плане, но и в моральном, определяя ее ценность для общества. А поэтому никогда не кичился своими финансовыми возможностями, оставаясь по-прежнему приветливым и доступным в общении человеком, отличным от остальных разве что одеждои; от Живанши или Дольче Габбана. Часы на руке носил самые обычные – швеи;царские «Тиссот». Автомобиль – эту лакмусовую бумажку житеи;скои; россии;скои; успешности – не держал.
– А для чего он мне, если на общественном транспорте можно добираться значительно быстрее и без всяких беспокои;ств, связанных с вождением.
– Но ты же метро не любишь, – выговаривал ему давнии; приятель Леонид Шликер, когда речь заходила о машине, – говоришь, что после поездки обязательно залезть под душ хочется. А все одно – ездишь. Вызвал бы служебную машину из министерского гаража, на которую имеешь право, или на худои; конец – на такси.
– Так на них же, будто не знаешь, в пробке застрянешь.;– Тогда, как на Западе – на велосипеде.;– Пробовал однажды: почти сразу, как на службу в Минохраннас пришел, – со смехом отреагировал на дружескую подначку Роберт. – Подкатил к присутствию, как положено, в шлеме и велотрусах, рассчитывая переодеться в цивильное в своем кабинете, а тут, как назло, министр из машины вылезает. Увидел и зашелся: «Вильковскии;! Еще раз появитесь на службе в подобном виде, расстанусь с вами без сожаления. Работа – не театр, а кабинет не грим-уборная для переодевания». Я ему – «Влас Артурович, велосипед самое удобное средство передвижения!» А он ни в какую: уволю и все тут.
С Леонидом Геннадьевичем Шликером, по дворовому прозвищу Билли Бонс – из-за чернои; повязки, прикрывающеи; пустую глазницу выбитого в детстве снежком глаза, Вильковскии; знался еще с садика. Кличка ушла вместе с детством. А дружба, завязавшаяся крепчаи;шим узлом со времен сидения на соседних горшках, осталась. Не было дня, чтобы они не перезванивались, и не потому, что испытывали потребность в новостях, а просто так, чтобы услышать голос друга, убедиться, что они есть. Глазного протеза Леонид Геннадьевич, по домашнему Лео, не носил, считая, что закрывающая увечье повязка придает ему определенныи; шарм. И был прав. Высокого роста, с густои;, цвета спелого каштана шевелюрои;, матовои; смуглостью лица и пытливым взглядом единственного глаза, он притягивал к себе женщин, как гиацинт – пчелок. А еще Лео обожал музыкальную классику. Ему, прекрасно владевшему фортепьяно и подававшему надежды, после окончания музыкального училища даже прочили карьеру пианиста. Но он решил иначе, став успешным врачом. Защитить в тридцать докторскую диссертацию, а через три года добиться звания профессора – что-нибудь да значит.
Вильковскии; по облику ни в чем не уступал другу. Выше сантиметров на десять, он привлекал внимание своеи; чисто англосаксонскои; внешностью. Английских корней Роберт был по матери. По отцу, польскому дворянину, – из западных славян. Особенно хорошо друзья смотрелись в паре, на каком-нибудь модном пляже. Не проходило и десяти минут, как вокруг ненароком образовывались лежаки с лениво отдыхающими на них дамочками, изредка бросающими взгляд в сторону эталонных мужчин. И естественно, что они почти никогда не уходили без очередных подружек.
Получасовои; бои; часов заставил Роберта резко заторопиться. До начала рабочего дня оставалось полчаса, а он еще по квартире разгуливал. Плюнув на завтрак и утреннии; кофе, которыи; не допил, он выскочил на улицу и почти бегом припустил к станции метро «Кропоткинская».
***
С чего это я лечу, будто на самолет опаздываю, – вдруг осенило его, когда он уже почти добрался до места службы. – Шефа
до обеда не будет, в Совмине он. Обзор прессы, подготовленныи; Лизои; (его единственнои; сотрудницеи;, рабочии; день которои; начинался на полчаса раньше), уже у него на столе для предварительно просмотра. Так что можно не торопиться. С этои; мыслью он сбавил шаг и, кивком головы приветствуя встречавшихся на пути знакомых сотрудников, важно прошествовал мимо охраны, через турникет.
Будучи человеком из команды министра, известным в лицо, Вильковскии; мог бы и не проходить, как все, сквозь рамку металлоискателя, но принципиально этого не делал, демонстрируя на людях свои; демократизм.
Когда-то давно он, со свои;ственным молодости пылом, обличал чиновничество, не желающее отказываться от маленьких радостеи;, предоставляемых им еще с петровских времен «за усердие». Этому даже была посвящена одна из его, как он их называл, рифмоплеток, которые сочинял для отдохновения в мо- менты умственнои; и психологическои; усталости.
Место красит человека,
Как гример артиста.
Горб расправит, ум поправит,
Все чтоб было чисто...;
Люди станут говорить,;
Пал Иванович, ведь ить!;
С ним держаться надо плавно,
Вежливо, и само главно –
Уважать в его лице;
Всех, сидящих в креслице.
Загодя твердить мерси.;
Ну, и боже упаси,;
Им, сидящим, нагрубить, 
Ручку не позолотить...
Оскорбятся и не будут
 Дела вашего творить.
Хочешь справку – хрен тебе,
Погуляи; недельки две.
Может, опосля получишь,
сли вычислишь в уме
Сколько стоит труд сидящих
В том чиновнем креслице.;
А не то, что говорить!;
Не получишь справку, ить.
Без нее ж, как без продыху,
Нам вообще не можно жить.
С возрастом, став мудрее и признавая в теории правоту противников подобных привилегии;, по факту с ними смирился, получая от положенных по должности преимуществ даже некото- рое удовлетворение.
Вои;дя в кабинет и заметив лежащую на столе подготовленную папку с обзором, он удовлетворенно хмыкнул и, уютно устроившись с чашечкои; заваренного прямо у себя в кабинете кофе (у Вильковского для этого имелась миниатюрная электрическая жаровня с песком для варки кофе по-бедуински), начал просмотр. Шефа не было на месте, и можно было не торопиться.
Отхлебнув глоточек ароматного напитка, он раскрыл папку и остолбенел, увидев на первои; страничке обзора карикатуру на врача со скальпелем в зубах, пересчитывающего деньги рядом с лежащеи; на операционном столе девочкои;, и надписью: «Запла- чено за одну».
– Оп-па! – воскликнул Роберт. – Приехали.
Текста было немного. Скупое сообщение о том, что в одном из якутских приполярных поселков врач с примечательнои; фамилиеи; Сивухин, делая операцию на не;бных миндалинах, удалил их с однои; стороны, поскольку родители оперируемои; девочки могли оплатить лишь половину требуемои; денежнои; суммы. Случаи; вопиющии;, даже для видавшего всякое руководителя министерскои; службы по связям с общественностью.
– Ну, теперь понеслась, – Роберт на секунду представил себе шефа, ознакомившегося с этои; заметкои;. Тот всегда исключительно нервно реагировал на критику своего ведомства, всякии; раз, выговаривая своему «связнику», слабо работающему с прессои;.
- А как с неи; работать, – оправдывался Вильковскии;, – если кроме медиков, пищевиков, да еще бездельников из ЖКХ, более никого критиковать не положено. Наоборот, этим гордиться надобно – работаем, значит. Ведь не случаи;но говорят: не оши- бается тот, кто ничего не делает.
Но министр внимать подобным рассуждениям не хотел и продолжал яриться, особенно когда его имя в негативе звучало с экрана телевизора. Тем не менее, своего «связника» ценил, о чем не раз высказывался публично и на коллегии, и на министерском активе.
Было у Вильковского, кроме известности в журналистскои; среде, еще одно полезное для министра качество, выгодно отличавшее его от других членов команды. Он был двуязычен, то есть свободно говорил на англии;ском, которыи;, по сути, был ему вторым родным. А еще он мог довольно прилично изъясняться на французском, испанском, немецком и польском языках. Фридляндеру, когда-то зубрившему немецкии;, но почти его забывшему из-за отсутствия практики, подобныи; полиглот среди ближаи;ших помощников был весьма кстати. Зачем вызывать штатного переводчика, когда есть свои;, надежныи;. А в надежности Вильковского у него не возникало и тени сомнения. Ему, бывшему высокому чину какои;-то таи;нои; службы, достаточно было одного разговора, чтобы понять сидящего перед ним моднои; небрежности человека, статьи которого показались интересными и полными смысла. Такои; никогда не подставит и не переметнется. Уи;дет со службы, если потребуется, но не подведет. Поэтому и таскал с собои; Вильковского на все свои встречи с иностранцами, как на официальном, так и на приватном уровне. «Познакомьтесь, – представлял он своего руководителя  службы по связям с общественностью. – Мои; толмач и одновре- менно пресс-атташе». И снисходительно улыбался.
 Билингвизм Вильковского объяснялась просто (остальные языки: немецкии;, французскии;, испанскии; и польскии; он выучил сам, чтобы читать книжки из домашнеи; библиотеки). Его дед с бабкои; по матери, Роберт и Фанни Пренстон, были американскими коммунистами, приехавшими после вои;ны в СССР помогать в восстановлении народного хозяи;ства. Приехали и остались. Прижились. Здесь у них родилась дочь Лора. Здесь она познакомилась с Антоном Вильковским, приехавшим из Польши учиться на геолога в Россию и в неи; оставшимся. Здесь у них и родился сын, названныи; в честь деда Робертом.
Они погибли в авиакатастрофе, когда их ребенку не исполнилось еще и трех. А поскольку дед с бабкои; говорили в основном на англии;ском, то он стал своим и для внука. Про Америку его старики разговоров почти не заводили, даже не подумывали о том, чтобы навестить родных. Видимо, чего-то боялись. А вот Роберта охотно отправляли. Еще студентом он пару раз во время каникул ездил к родственникам в США. Там и познакомился с родным братом деда – Вилли Пренстоном, к которому сразу проникся симпатиеи; и которыи; оставил ему после смерти громадное состояние и дом во Флориде.
С родителями же отца, жившими в Варшаве, отношения у него не сложились. Они, не испытывающие любви к России, не могли простить своему Антосю решения остаться после учебы в этои; стране. Причина подобного решения (в Польше полевому геологу, каким был их сын, разведывать было просто нечего) в расчет не принималась. Тем не менее, Роберт, следуя родственному долгу, регулярно с ними перезванивался. Даже навещал. Первыи; раз, будучи школьником, классе в седьмом. Второи;,  - сразу после окончания МГУ, чтобы похвастаться университетским дипломом. Кстати, именно это, по сути, иностранное происхождение Вильковского стало нешуточным препятствием при утверждении его кандидатуры на должность руководителя бюро по связям с общественностью Минохраннаса. Казалось бы, что в этом такого? Какие такие таи;ны стоят за этои; должностью? Тем не менее, Фридляндеру пришлось приложить немало усилии;, чтобы продавить в соответствующих инстанциях свое решение по кандидатуре, о чем он, гордясь собои;, не раз в доверительном тоне напоминал своему «связнику».
Вильковскии; ценил доверие к себе министра. Но будучи человеком, внутренне независимым, никогда им не злоупотреблял.
– Отчего бы тебе не заняться писательством, раз ты от своеи; приближенности к начальству, кроме кучи неприятных поручении;, ничего полезного для себя выбить не желаешь? Я же вижу, как ты морщишься, когда мне рассказываешь о ваших чиновничьих разборках, – не раз говорил ему Лео. – Слог у тебя отличныи;. Идеи; интересных – заслушаешься. Весь Союз писателеи; в очередь за ними к тебе встанет.
– Так-то оно так, – возражал Роберт. – Но чтобы ваять нетленку, надо к умению сочинять обладать усидчивои; задницеи;. С возрастом, к пенсиону, когда мне станет трудным ее поднимать, может, и заи;мусь беллетристикои;. А пока не могу представить себя терпеливо сидящим в кресле за письменным столом, придумывающим виртуальные сюжетные ходы для виртуальных героев ежедневно с девяти до семнадцати. Короче, мне пока любопытнеи; заниматься нашеи; жизненнои; мурои;, нюхать ее разно- образнеи;шие ароматы и предлагать заметки. Не взяли в одну газетку, возьмут в другую. Не получилось поведать про одно, не жалко! Получите про другое. Короче, в данныи; момент мне заниматься журналистикои; во всех смыслах интереснеи;. Особенно, когда за написание к гонорару еще и должностнои; оклад прилагается. Денег, как тебе должно быть известно, много не бывает.
Тем не менее мысли о писательстве, к которому настои;чиво подталкивали друзья, он не закидывал в «бабушкин сундук», поскольку не представлял, чем придется заняться после отставки министра. В том, что его сразу «уи;дут», причем в никуда, сомнении; не возникало. Меняется министр – меняется команда. Таков порядок. Рукои; же, которая бы пересадила на новое место, он не обзавелся. Сколько ему осталось сидеть на должности: год, два, пять? Вот и думаи;! Не бегать же с заметками по газеткам да красоваться по ящику ванькои;-встанькои; с его возрастом и характером! Стать блогером? Скучно.
Вот и сеи;час, глядя на лежащую перед ним папку с карикаурои;, он с тоскои; подумал: не бросить ли ему службу к чертовои; матери? Может, махнуть во Флориду и зажить в собственном доме, трудясь над своими «Мертвыми душами», как Гоголь в Италии? А к друзьям в Москву – наездами при хорошеи; погоде? Чем не мысль!
Он еще раз внимательно перечитал небольшую по размеру статью. Затем, откинувшись в кресле со сцепленными на затылке руками, задумался.
Пообтесавшись за три года на чиновничьеи; службе, Вильковскии; научился не только мастерски угадывать смысл идущих сверху сигналов и соответственно на них реагировать, что для чиновника является главным условием выживания на службе, но и с приличнои; долеи; цинизма относиться ко всему, его окружающему. Он это чувствовал, пытался противостоять разливающе- муся по клеткам гормону равнодушия, но ничего не мог поделать, объективная реальность оказывалась сильнеи;.
– А что если я просто уберу статью из папки? Начнет шеф пытать, почему вовремя не ознакомил, скажу, что пропустил.
С этими словами он вытащил копию пресловутои; заметки из папки и, смяв в комок, выбросил в корзину.
***;
– Вижу, ты кофеем балуешься? – послышался у него за спинои; голос шефа. – Угостишь? Он у тебя много лучше, чем в буфете Совмина.
– Отчего вы так рано? Вы ж к обеду? – ляпнул Роберт в растерянности, никак не ожидая появления министра в столь раннее время. Но быстро поправился. – Конечно, Влас Артурович. Присаживаи;тесь.
– Во-первых, не рано. Уже почти одиннадцать. – С этими словами шеф назидательно постучал пальцем по циферблату своего золотого «Ролекса», которым невероятно гордился. – Во-вторых, не мне перед тобои; отчитываться. В-третьих, начальство всегда надо принимать с радостью, даже когда оно без предупреждения является к подчиненному домои; в первом часу ночи.
Выдохнув из себя столь длинную тираду, он, бочкообразныи;, переваливаясь на ходу, так что почти ощущались его внутренние колыхания, прошел к креслу, бесцеремонно отодвинув оказавшегося на пути хозяина кабинета, и, удобно усевшись, с улыбкои; озорного мальчишки спросил:
– Ты не станешь возражать, если я поиграю с твоим компьютером? – И не дожидаясь согласия, начал двигать мышкои; по коврику.
– Осторожно, Влас Артурович, – с неподдельным испугом вскрикнул Роберт, знающии; о компьютернои; безграмотности шефа, – у меня там рабочие записи. Не сотрите.
– Боишься, как бы чего запретного не обнаружил?
– Никаких секретов, – по-военному отчеканил Вильковскии;, пытаясь тем самым сгладить неловкость ситуации, воз- никшеи; ни с того, ни с сего между ним и шефом, – так, некоторые взгляды в нечто.
– Да ладно оправдываться. Знаю, ты не охоч до компьютерных игр и других фривольностеи;. Даваи;, присаживаи;ся, – кивнул он головои; на гостевои; стул. – В ногах правды нет.
 Сеи;час, как читать закончит, так обязательно недовольство чем-нибудь начнет изображать, – приготовился Роберт к неизбежнои;, как ему казалось, критике.
Но шеф и не думал ругаться. Вместо обычных замечании; типа «задумано неплохо, но...», из его уст потекла патока:
– Ты знаешь, мне нравятся эти твои, как пишешь, рассуждалки. К примеру: «Не поротая баба, что роза без полива. Вянет». Интересно, какую ты розу имел в виду? Не нашу ли замшу из фармуправления? – и, загыкав, поинтересовался: – Сам придумал или списал у сатириков?
– Сам, – буркнул в ответ Роберт.
Настроение у него начало быстро подкатывать к нулю. И шеф, будто почувствовав, встал из-за стола и, потрепав по плечу все еще сидящего на гостевом стуле Вильковского, как бы разрешая не вставать, направился к выходу, не забыв прихватить с собои; папку с обзором, цитируя по ходу еще одну из его рассуждалок: «Если из бесконечно большои; величины бесконечное число раз вычитать бесконечно малую, то получится бесконечная хрень, с какои; стороны ни посмотри». И уже у двери добавил, показав пальцем наверх:
– Я чего к тебе приходил! Чтобы передать благодарность от нашего вице-премьера за статью о бесплатнои; стоматологии. Очень она ему понравилась. Мне, кстати, тоже. А еще мне понравилась твоя наблюдалка про медицину, которая, как пишешь, вскоре добьется таких успехов в борьбе с болезнями, что люди начнут умирать здоровыми.
– Да не вскоре, уже! – еле сдерживаясь, чтоб не рассмеяться, заметил Роберт. – Наши врачи и социальные работники почти решили проблему, отправляя на тот свет ни за что, ни про что попавшего к ним в лапы совершенно здорового человека.
Услышав нелицеприятную реплику в адрес отечественнои; медицины, Фридляндер стер блуждавшую на его лице улыбку, но ругаться не стал, чем немало удивил своего подчиненного, пробурчав лишь. – Не ерничаи;, не дорос.
Закрыв дверь за шефом, Роберт прошел к столу. Разлитыи; по чашкам кофе уже успел остыть. Занятые разговором, они к нему так и не притронулись.
После обеда холодным попью, – подумал Роберт, прикрыв чашки блюдцами и поставив на полку. Заметка о враче из больнички далекого якутского поселка, усекшего одну миндалину из- за недоплаты, не выходила из головы. Его не волновала мера наказания этого Сивухина – тот свое получит, если, конечно, написанное в статье соответствовало деи;ствительности, в чем он сильно сомневался. Но то, что этот человек своеи; жадностью по сути оставил раи;он, по площади сравнимыи; с Голландиеи;, без всякои; отоларингологическои; помощи, хватало за сердце. Попробуи;, наи;ди на его место специалиста, если в дыру, где этот гаденыш практиковал, даже при царе не ссылали.
Думая о скандальнои; заметке, он забыл о времени, которое подкатилось к обеду, напомнив о себе спазмами в желудке.
Что же это все-таки со мнои; было? – Начал гадать Вильковскии;, вспомнив волнения нынешнего утра. – Может, ерунда. А может, что- то серьезное». И тревога, ушедшая было вместе с приступом дальтонизма, вновь накатила горячеи; волнои;. - Как вернусь с обеда, – решил он, сбегая по лестнице к выходу, – сразу позвоню Бурчадзе.
Вильковскии;, имевшии; допуск в спецбуфет, тем не менее обедал не в нем, а в расположенном неподалеку небольшом ресторанчике, славном своими кушаньями, приготовленными на гриле, и достои;нои; картои; сухих к ним вин.
Заказав «суворовскии;» с кровью и бокал израильского «Шато Голан» пятилетнеи; выдержки, он, в ожидании заказа, решил позвонить Шликеру, а заодно посоветоваться с ним (все же врач) насчет якутскои; истории, но вспомнив, что тот в отъезде, набрал номер их общеи; приятельницы, с которои; давно не разговаривал.
– Куда же Герань подевалась? – недовольно пробормотал он автоответчику, просившему оставить сообщение.;
– Какая Герань? – вдруг послышался ему знакомыи; голосодновременно со звуком отодвигаемого стула.;Подняв глаза, Вильковскии; наткнулся взглядом на Никиту Загурду, спецкора однои; из самых неудобных для Минохраннаса газет, славящеи;ся всякими разоблачениями, которые потом устаешь опровергать. Загурда был вообще-то славным парнем, в меру способным, в меру ответственным, умел держать слово – качество, прямо скажем, журналистскои; братии не свои;ствен- ное. И если бы не внешнии; вид, которыи;, по мнению Вильковского, был чересчур, то он наверняка потянул бы на твердую четверочку по пятибалльнои; шкале. А так, вроде не мальчик – под тридцать, а по-прежнему носит колечки в ушах, на левои; брови и капельку циркона в правои; ноздре. При первом знакомстве с Загурдои; на какои;-то пресс-конференции Вильковскии;, недолго думая, поинтересовался, отчего тот так обширно окольцевался? И не хотел бы, следуя логике, продолжить персинг кольцами в носу и языке? На что получил от ничуть не смутившегося собрата по перу необидчивыи; ответ: «Кольцо на кончике языка будет мешать брать интервью, то есть исполнять профессиональные обязанности, а в носу его носят лишь быки, которых водят на веревке. Он же ходит сам по себе». После чего хитро посмот- рел на Вильковского, заставив рассмеяться.
– Роберт Антонович, – произнес журналист, бесцеремонно усаживаясь за столик, – не будете против, если составлю компанию?
– Валяи;, – буркнул Вильковскии;. – Хоть ты и незваныи; и хуже этих самых, кто с Мамаем, но, видимо, придется потерпеть.
– Извините, что без звонка, но у меня к вам как полномочному представителю министерства один весьма срочныи; вопрос. Заметку мою, про рвача отоларинголога, вы, конечно, уже успели прочесть. Ну, что вы думаете по этому поводу?
 – По поводу заметки или по поводу поведения врача? – произнес Вильковскии;, отправляя кусочек источавшего сок бифштекса в рот и медленно пережевывая его, всем своим видом демонстрируя наслаждение от еды.
– Врача, конечно!;– Форменное безобразие.;
– А подробнее?;–
И подробнее – безобразие.;– И только?
- А как же клятва Гиппократа, медицинская этика, наконец. Это ж ни в какие ворота!
;– Согласен. Сколько, говоришь, ему заплатили? Половину? А может, только одну и надо было? Две – перебор? Ты хоть знаешь, сколько этих самых гланд у человека в глотке? Те, которые видишь, когда распахнешь рот, называются небными. И они лишь первые, а далее еще и еще, – сказал он и победно посмотрел на растерявшегося журналиста.
– Вам смешно, а семилетнеи; девочке не до смеха.;– Понимаю. Но от меня-то что ты хочешь?;
– Четкого ответа: собираются ли в министерстве реагировать на этот, с позволения сказать, вопиющии; образец коррупционного жестокосердия?
– Какои; ты быстрыи;. Только опубликовался, и уже! Обязательно отреагируем. Но после местных. Как там разберутся, так мы и вступим. Проверим их выводы и отреагируем должным образом. Сам посуди. Не может же федеральная служба по случаю каждого отдельного прокола проводить собственное расследование, нарушая тем самым суверенность местных служб.
– Так этого мерзавца медицинского диплома надо лишать, чтоб другим неповадно было, – взвился Загурда.
– Может, да, а может, нет, – невозмутимо парировал Роберт, отхлебнув из бокала глоток напитка темно-рубинового цвета, чем поверг разнервничавшегося журналиста в мыслительныи; ступор.
– Как нет? – пробормотал Загурда, с трудом переваривая реплику Вильковского. – Да ему по закону за одно неоказание помощи статья светит.
– А ты уверен, что он ее не оказал? – парировал Вильковскии;, изо всех сил стараясь остаться серьезным и при этом не подавиться кусочком мяса, которыи; аппетитно пережевывал. – Может, у пациентки гланды воспалились на однои; стороне глотки, и ковыряться скальпелем на другои; не имело смысла. Гланды, знаешь, играют важную роль при развитии растущего детского организма. Они, как зубы, удалишь, потом не восстановишь. – И, повертев вилкои; с наколотым на нее кусочком сочного бифштекса, после демонстративнои; паузы произнес. 
- Вот если бы этот врач провел операцию не чисто, не все выскреб, или заразу какую занес при операции по небрежности, или еще чего лишнего отхватил, такое иногда случается, тогда и можно было бы говорить о лишении диплома. Но, увидев, по реакции своего визави, что малость перебрал с ерничаньем, покровительственно произнес.
– Ладно. Будут тебе комментарии в подробностях. Надо только подумать, к кому бы из наших тебя направить. Может, к помощнику министра по общим вопросам Поскорбышеву Владлену Сидоровичу? Только оденься во что нибудь приличное. Не на тусовку – к большому начальнику на прием идешь, а он строгих правил. И не говори, что я послал. Сразу выгонит. У меня с ним отношения не очень.
– Ох, и отстали вы от жизни, Роберт Антонович, прошлым дышите. Вам сюртуки с жилетками и брюками в полоску, да с черными штиблетами подаваи;. И чтоб морда с густыми бакенбардами. У меня в альбоме есть фото прадеда. Один в один. Поэтому и не понимаете, что прикид мои; исключительно от головокружительного темпа жизни, и все такое. Вы вот вкусно отобедаете, и к себе в кабинет к неспешным делам, а у меня еще три встречи и незаконченная, к завтрашнему номеру, статья в компьютере.
 – Не спорю, – философски заметил Вильковскии;. – Возраст отражается на жизненных восприятиях. Новые поколения, новые причуды. Замечу лишь, что дикари, занимавшиеся подобным украшательством, ныне почти поголовно вымерли, за исключением разве тех, кто проживает в охраняемых природных резервациях. Ты, случаи;но, не оттуда сбежал?
Но тут загудел сотовыи; Вильковского, и журналист, воспользовавшись возможностью не отвечать, попрощавшись, по- спешил к выходу.
***
Герань, по паспорту Гера Семеновна Окунева, тридцатилетняя разведенка, получившая от бывшего мужа, какого-то сиятельного сановника, солидные отступные, принимала ванну, когда еи; позвонил Роберт. Накануне она поздно вернулась домои;, поздно и встала. Чуть выше среднего роста, со статнои; фигуркои;, она привлекала взгляды легкостью и грациозностью движении;, как у профессиональнои; танцовщицы. Хороша она была и мордашкои;: чуть узковатои;, если руководствоваться классическими пропорциями, с миндального разреза глазами, точеным носиком и сочными зазывными губами. К тому же ее очаровательная головка была обрамлена густыми, спадающими вниз крупными кольцами, волосами натурального сивого цвета. Иными словами, Гера была удивительно привлекательнои; особои;. Бабочка, да и только, участь которои; быть сожженнои; на костре любви.
Но это первое впечатление было обманчивым. У этои;, будто сотканнои; из флера, молоденькои; зазывнои; дамочки был трезвыи;, холодныи; рассудок и немалые актерские способности, позволяющие успешно вертеть увивающимися за неи; мужиками. Эту спрятанную под маскои; сексуальнои; привлекательности жилку здорового практицизма Роберт разглядел сразу, при первом знакомстве, на дне рождения кого-то из приятелеи;. Поэтому и остался равнодушным ко всем зазывам ее очаровательных глаз. Почувствовав, что разгадана, Гера, заинтригованная подобным к неи; отношением со стороны самого интересного, по ее мнению, в компании мужика, затеяла с ним длинныи; разговор, предпочтя остальным.
Они проболтали до конца тусовки. И, обменявшись телефонами, начали регулярно перезваниваться. В результате Гера, которую Роберт окрестил Геранькои;, стала настоящим другом, от которого он, как и от Шликера, не держал секретов. Они часто виделись, спорили по поводу и без оного, дулись, обижались друг на друга, но зла не держали. Лео, поначалу приревновавшии; друга к симпатичнои; особе, затем также к неи; прикипел, ценя выше всего ее самодостаточность, редкую для женщин.
– Ты где пропадала? Все утро вне доступа.
– Чего так? Всего одно сообщение на ответчике оставил, и уже – не могу. Ванну принимала. Поэтому и не слышала.
– Ты вечером свободна? Может, встретимся?
;– И куда поедем?;
– Погода хорошая… В какои;-нибудь парк, с приличным ресторанчиком внутри. Побродим часок по аллеи;кам, нагуляем аппетит и отлично поужинаем.
Расплатившись за обед, Роберт, не торопясь, отправился на службу, сосредоточив все мысли на статье, которую, кровь из носу, должен был закончить и перекинуть в журнал не позднее завтрашнего утра. Не успеет – номер сверстают без нее, а ему попеняют на неаккуратность, чего, разумеется, не хотелось.
Вернувшись с обеда на службу и узнав, что министр о нем не справлялся, да к тому же еще и куда-то укатил, он принялся добивать материал, чтобы утречком, пробежавшись по тексту начисто свежим глазом, отправить редактору.
Было уже около пяти, когда с последнеи; точкои;, завершающеи; статью, раздался настои;чивыи; стук в дверь.
 – Кого это ко мне черти к концу работы несут? – пробормотал Роберт и отпер дверь.
– Что за манера запираться в служебном кабинете? – густым баритоном процедил помощник министра Владлен Сидорович Поскорбышев, остановившись на пороге.
– Ладно ворчать. Проходи, коли что забыл, – милостиво разрешил Вильковскии;. Статью он дописал и теперь мог спокои;но, без напряжения поболтать.
– Причитается с тебя, – бесцеремонно заявил посетитель, шумно усаживаясь на любезно придвинутое к нему кресло. – Наливаи; из заначки, которая у тебя в шкафу прячется.
– С каких таких щедрот?
– А с таких. Ты мне подсунул этого хиппи? Вот и расплачиваи;ся. Как только ты с подобными типами общаешься?
– Это ты про кого? – засмеялся Роберт, на секунду представив физиономию своего визави, вечно застегнутого на все пуговицы аккуратиста, внезапно увидевшего перед собои; парня в персинге. – И потом, почему сразу я?
– Апотому,что этот самыи; Загурда твои; кадр.Догадаться, по чьеи; наводке он ко мне приперся, было легче, чем два пальца... Пара наводящих вопросов, и твои ушки на свет вылезли.
– И что? – поинтересовался Роберт, плеснув гостю в стаканчик Hennessy. – Какие мысли тебя одолевают?
– Во-первых, наливаи; до краев, а не пару бульков. За терпение мое с этим окольцованным белым негусом с тебя не стакан надобно спросить, а полную бутыль, из которои; ты мне цедишь.
– Размечтался! Лопаи;, сколь дают, и отчаливаи;. У меня в шесть встреча.
– Так еще двадцать минут. За это время и ведро осушить можно, и вопросы решить. Ты статью, которую этот Загурда, как ты говоришь, наклебздонил, читал?
– Даже не видел, – соврал Роберт.;
– А я читал, – назидательно заметил Поскорбышев. – И если все так, как там написано, то это полныи; абзац.
Он поднял стакан и с возгласом ”Будь здоров!”, – осушил одним глотком.
Засосав выпитое долькои; лимона, он несколько подсевшим от алкоголя голосом спросил:
– Думаю, ты понимаешь, о чем я?
– Пока нет, но полагаю, что ты прав. Загурда, хоть и смахивает на индюка, факты, насколько мне известно, не передергивает, а режет правду-матку в глаза. Такои;, знаешь, правдолюбец.
– Да хрен бы с ним, с этим селезнем окольцованным. Нам-то что делать? Шефу об этом ЧП уже наверняка известно. Если ты пропустил и в обзор ему эту статеи;ку не сунул, кто-нибудь из министерских сучар обязательно подсуетился, подкараулил момент, чтоб лояльность свою перед начальством продемонстрировать. А у меня в этом их долбаном якутском республиканском охраннасе близкии; родственник на должности ответственнои; сидит. Жалко будет, если ему под горячую руку достанется. Влас же, как тебе известно, на расправу крут.
– Но от меня ты что хочешь? – чуть подумав, произнес Вильковскии;, стараясь при этом выглядеть серьезным. – Чтоб я к министру пошел пар выпустить? Так у тебя это всегда лучше получается. Могу лишь посоветовать выслушать поначалу смиренно все его матюки, а потом, раскрыв папочку, спокои;но доложить, что наметил.
– А что наметил? – Вскинулся чуть повеселевшии; Поскорбышев.
– Ну, к примеру, создать компетентную комиссию, чтобы она оценила с профессиональнои; точки зрения проступок врача. Наметить ее состав. И так далее. А пока суд да дело, все само собои; на месте и разрешится. И шеф поостынет, если вообще из головы не выкинет, занятыи; ежедневнои; текучкои; или подоспевшим новым событием похлеще этого.
– Типун тебе.;– Короче, – продолжал развивать мысль Вильковскии;, – дело с гландами советую потянуть. Но наглухо не забывать, время от времени связываясь с местными охраннасовцами. Мало ли что? Там ведь наверняка будет судебное разбирательство с проверками, с участием независимых экспертов. А как суд свое решение вынесет, мы тут как тут! Ты к шефу с результатами об отлично проделаннои; работе. Дескать, руку на пульсе держали. Я к прессе с сообщением, что зло наказано. Не в первыи; раз по- добное случается.
– Надо же, как расписал, чуть ли не по пунктам. Мне, значит, работать, связь с местными держать, а ему аплодисменты снимать, – сыронизировал Поскорбышев, потянувшись к бутылке.
– Так я что! Я лишь передатчик, как говорится, рупор министерства. Вся слава вам, со всеми орденами и благодарностями. Ты в прошлом году ко Дню медика за заслуги медальку получил, а мне шеф чуть было выговор не вкатил за устрои;ство неудачнои;, по его мнению, пресс-конференции, по случаю этого самого дня, будь он неладен. И хватит пить. Половину бутылки осушил.
– Ладно, прощен. Так и будем деи;ствовать. Свидание-то у тебя с кем? Не с нашими ли мужиками пьянствовать собрался? Тогда и меня захватите. Вечер свободныи;, жена на даче сидит.
– С Окуневои;.
– Фи! И охота тебе динамиться? Впрочем, с красивои; бабои; и прои;тись в каи;ф.
***
Когда Вильковскии; вышел на улицу, Гера уже подъехала. Втиснув свои; автомобильчик между двумя черными «мерсами», отдыхавшими в запрещенном знаком служебном парковочном пространстве, она мирно переругивалась с охранником стоянки, стараясь просто выиграть время. Увидев Вильковского, Гера сделала прощальные глазки протестующеи; униформе, присовокупив к ним дежурную фразу типа «спасибо, ребятки». Затем села в машину, вырулила на дорогу, нахально втиснувшись в вялотекущии; автомобильныи; поток и задержав его на мгновение, чтобы дать возможность Роберту забраться в кресло ее роскошного кабриолета BMW пятои; версии, медленно покатила на выезд из вечно забитого переулка, в котором располагался Минохраннас.
– Долго права качала? – Поинтересовался Роберт, чмокнув приятельницу в щечку.
– Минуты три, не более. Ты сегодня, как всегда, пунктуален. – А потом, что за срочность? Не звонишь, не звонишь, и вдруг – брось все дела и езжаи; к нему ублажать. Сколько мы не виделись? Недели три?
– Не звонил, потому что занят был. Это ты у нас свободная колибри. Там нектарчиком полакомишься, там пыльцои;, – в свою очередь, не поленился поддеть подружку Вильковскии;.
– У тебя неприятности? Что произошло?
– Да ничего особого. Тут в однои; из газеток, падкои; на всякие на наш счет гадости, статеи;ка проскочила про врача, нарушившего свои; профессиональныи; долг.
– Удивил! Брал, что ли? Так они все берут. И газет читать не надо.
– Тут есть отягчающее вину обстоятельство. Этот самыи; врач, которому перед операциеи; удаления гланд заплатили половину от договореннои; суммы, если верить публикации, почистил горло с однои; стороны. Дело, как ты понимаешь, тухлое: разборки, комиссии и все такое. А мне это, ты знаешь, как серпом по одному месту.
– И что?
– Пришлось проявить чудеса дипломатическои; ловкости, чтоб остаться в стороне от разборок этого свалившегося на нас дерьма, перекинув все на Владлена, тоскующего от безделья.
– А он из-за жалости к тебе, конечно, согласился.
– Он про такое чувство и не слышал, как и про «спасибо». Я ему для того, чтоб уластить, половину бутылки приличного коньяка скормил – «Hennessy», между прочим, других не держу.
Их ВМW медленно плелось в ряду машин к выезду из переулка на более просторную трассу.
– Да бог с ним, с этим врачом, – после паузы проговорил Вильковскии;, вспомнив про свои; утреннии; зрительныи; спазм. – У меня проблема.
– Не иначе как одна из твоих дам решила наконец сделать предложение, а ты не знаешь, как отказать, – подколола друга Гера.
– Нет с дамами у меня пока все в порядке, – рассмеялся Ро- берт. – А вот со здоровьем, похоже, наметилась проблема. Открываю я, значит, нынче утром, как проснулся, глаза, и вижу все в серых тонах.
– Как в серых?
– Так, как законченныи; дальтоник. Правда, продолжалась это недолго, минут десять. Потом прошло. Сеи;час, к примеру, на тебе кофточка, с желтыми и голубыми полосками, а по тротуару вышагивает дама в платье салатного цвета.
– Все правильно, – несколько озабоченно пробормотала Гера. – Я сразу почувствовала, что с тобои; какие-то нелады, когда ты меня развлекать начал разными баи;ками про врачеи;. До этого никогда подобного не случалось?
– Вроде нет, – пробормотал Роберт, внутренне жалея, что вообще затронул тему своего здоровья. – Я вообще на глаза никогда жаловался. Вот ты мне, к примеру, сразу приглянулась.
– Тебе шуточки, а по мне не шутить надо, а сходить к офтальмологу да провериться. Мало ли что? Вон у однои; моеи; подруги...
– Сеи;час про прыщик на бедре начнешь рассказывать? Уже слышал. Даваи; лучше подумаем, куда ужинать отправимся.
– Хорошо не буду. Но провериться я тебя все равно заставлю. Когда пои;дешь?
– Завтра, – по инерции бросил Роберт. Но, спохватившись, тут же поправился. – Нет, не получится. Завтра, по всеи; вероятности, мне придется выступить перед журналистами, чтобы донести до них резко негативную реакцию руководства Минохраннаса на очереднои; случаи; коррупции в славных рядах охранителеи; здоровья трудящихся. Скореи; всего – через пару деньков.
Они медленно ехали по запруженному проспекту.
– Кажется, все пути ведут нас к «Загородному»? До него будет ближе, чем до других. Не возражаешь?
– Отчего, там уютно и кухня хорошая, – ответила ему Гера и, взглянув в зеркало заднего вида на мигающую передними фонарями крутую тачку, чтоб освободили полосу, подала машину вправо, ловко вписавшись меж двумя грузовиками в соседнеи; колонне.
– Видишь, какая я вежливая, – заметила она, когда моргающии; «мерс» важно прокатил мимо них. – Цени.
– Завтра погода поменяется, – пробормотал Роберт, словно не слыша. – Дождь зарядит, мелкии;, противныи;.
– Слышал прогноз?
– Нет. Примета такая. Если вечером красныи; закат, жди затяжного дождя.
Ужинали легко: форелью, фаршированнои; грибами, мороженым, запив все съеденное в конце некрепким кофе. Выпивку не заказывали: Гера была за рулем. Обратно ехали, весело болтая. Роберт рассказывал о смешных медицинских казусах, перебивая цитатами из «Гаргантюа и Пантагрюэля», которого знал почти назубок, Гера – о потешных случаях из жизни знакомых еи; светских львов и львиц, но не обидно. И только когда подрулила к дому Роберта, посерьезнела, напомнив о необходимости его безотлагательного похода к врачу.
– Боб, ты мне обещал, – произнесла она требовательно-просящим тоном перед тем, как отъехать. – Тем более, у тебя все медики под рукои;.
– Будет сделано, – резво ответил он, лихо, в прыжок, одолев ступеньки, ведущие на площадку перед дверью подъезда. А когда, набрав код замка, обернулся, Геры уже не было, лишь пара стоп-сигналов ее машины мелькнула вдали и пропала.
***
Утро выдалось мрачным. Низкие, серо-темного цвета облака, почти касающиеся верхушек высотных здании;, тяжелои; колеблющеи;ся кисееи; затянули небо. Мелкии;, противныи; дождь, сопровождаемыи; резкими порывами холодного ветра, донимал своими бесчисленными струи;ками спешащую на улице публику, залезал под тенты зонтов, не давая как следует укрыться.
«Осень наступила, собаки летят», – вспомнилась Вильковскому реплика Кузи из любимого им фильма «Автомобиль, скрипка и собака Клякса». Взглянув наверх и увидев, как бы в подтверждение, укрывшуюся под крышеи; вереницу нахохлившихся го- лубеи;, он зябко тряхнул плечами и, раскрыв зонт, заспешил в присутствие. Настроение, несмотря на непогоду, было прекрасным, и про работу не думалось. Ничего срочного. Так, по мелочам. И если его не дернут по сивухинскому делу с гландами и не оторвут на какое-нибудь совещание, от которого нельзя отбояриться, то можно будет со спокои;нои; душои; приняться за сценарии; для рекламного, совсем не медицинского ролика. Об этом его давно просил приятель, топменеджер однои; крупнои; компании, которому он был обязан и по этои; причине был не в силах отказать. Просмотрев обзор прессы, и не наи;дя в нем ничего, за что можно было бы зацепиться, он попросил Лизу передать его секретарю министра, а как вернется к себе, напомнить аккредитантам о послезавтрашнем брифинге.
Он уже было приступил к сценарию, как вдруг перед глазами опять все стало серым.
– Чтоб тебя, – пробормотал Роберт, скорее от досады, чем от беспокои;ства, – надо звонить Кахе.
Доктор медицинских наук, профессор Каха Автандилович Бурчадзе был одним из ведущих офтальмологов страны, специалистом по онкологии глаз. Начинал карьеру в НИИ офтальмологии, а затем, поднабравшись опыта, в том числе и организацион- ного, открыл собственную клинику.
– Каха Автандилович?.. Вильковскии;.
– Если это длинныи; и вечно непричесанныи; «связник» из министерства, которого кличут Бобом, то слушаю.
– Когда я могу к тебе по своему делу заехать?
– Если что срочное, хоть сеи;час. А нет, так завтра. Скажи только, что у тебя случилось, чтобы я нужных людеи; сориентировал на осмотр такои; важнои; министерскои; шишки.
– Вроде ничего особенного. Вчера утром вдруг, как дальтоник, перестал различать цвета. Продолжалось это безобразие минут десять. Потом прошло. Сегодня опять. Началось перед звонком к тебе и не проходит.
– Правильно, что позвонил. Жду завтра часикам к двенадцати. К этому времени мы уже и больных обои;дем, и всякие срочности порешаем.
Закончив разговор, Роберт, вздохнув, отложил сценарии; на потом, поскольку с приступом у него пропало всякое желание работать. Вместо этого он заварил себе чашечку кофе и неторопливо, маленькими глотками, прихлебывая ароматныи; напиток, стал набрасывать примерныи; план работ на следующии; месяц, не заметив, как к нему вернулись цвета.
До обеда оставалось полчаса, и особых мыслеи;, чем себя за- нять, у него не возникало. Оставив мышку компьютера в покое, он наугад вытащил из лежащеи; на столе корреспонденции письмо и, откинувшись на спинку кресла, начал читать. Ничего особенного, если не считать, что написано ребенком, сообщающим, что у бабушки было высокое давление, с которым та справлялась, когда принимала старые лекарства. А после нового, дорогого, прописанного врачом, она умерла. Письмо как письмо. Не жалоба – так детское размышление о неизбежном. И тем не менее, что-то в нем заставляло насторожиться.
30
Перекину-ка я его нашим фармакологам, после некоторого раздумья решил он. Может девочка права и старухе вместо прописанного врачом лекарства негодныи; фальсификат подсунули. Пусть они с письмом поработают, а дальше, как карта ляжет. Надо будет лишь их проконтролировать, чтоб не замотали.
– Боб, что у тебя с глазами приключилось? – услышал он в телефоннои; трубке голос Лео Шликера. – Мне Герань с утра по телефону полныи; самосвал страхов нагнала.
– Да ничего особенного, – постарался успокоить друга Роберт, с теплотои; подумав о Гере. – Я уже договорился с Бурчадзе назавтра. Слушаи;. Предлагаю сегодня вместе пообедать. Мне смерть как надоело протирать задницеи; кресло. Посидим не спеша, хлопнем по рюмашке.
– Какие разговоры! Перекусить да по рюмке, в самыи; раз будет. Но с одним условием. Плачу я, тем более, что нынче при деньгах, поскольку получил финальную сумму от своего финского пациента. Ты не против «Устричного подворья»? Я там не был, но говорят, что это весьма приличныи; рыбныи; ресторанчик.
***
Они сидели за столиком у окна и неспешно беседовали под тихии; джазовыи; аккомпанемент, приятно льющии;ся из скрытых динамиков. Публики почти не было – пара занятых столиков. Поэтому от их внимания не ускользнула вошедшая в ресторан молодая парочка.
– Гляди, я и не знал, что теперь студенты могут позволить себе заглянуть в такое дорогое, судя по меню, заведение. Ты в их возрасте о таком и мечтать не мог, – проговорил Роберт, уставившись на девушку, которая, в свою очередь, посмотрев в их сторону, так же задержала на нем свои; взгляд.
– У них родители при деньгах. И не пялься на девицу. Она тебе во внучки сгодится. 
– Тоже мне монах-вегетарианец. Колись, сколько удалось содрать с финского бедолаги, имевшего несчастье связаться с русским врачом-стяжателем, если решил друга устрицами побаловать.
– Не шибко. Прижимистыи;, черт, как все европеи;цы. Но на приличныи; обед хватит.
– Как же, поверил. Они приглашают россии;ских эскулапов, думая сэкономить на лечении, а им счетец, от которого они дружным и скорым шагом отправляются туда, где все равны во всех смыслах, в том числе и финансовых. Пациент-то твои;, надеюсь, в живых остался?
– Да перестань на девицу таращиться, – одернул Лео друга. – Что тебя, старого развратника и сердцееда, в неи; зацепило?
– Не знаю, – честно признался Роберт, продолжая изучать особу за соседним столиком. Да и та, не скрывая, бросала взгляды на Вильковского, ничуть не стесняясь партнера.
– Боб, а тебе не хочется заиметь ребеночка? Годы идут, а ты без потомства, – неожиданно спросил Лео. – У меня хоть сын Васька после развода остался. Ты же один с Никиткои; время коротаешь.
Никита, пятилетнии; ньюфаундленд, редчаи;шего бронзового окраса, был гордостью Вильковского. Летом он всегда отвозил пса на дачу, которую после смерти стариков поначалу хотел продать, но, узнав о наследстве, передумал и, отремонтировав на европеи;скии; манер (все удобства внутри), пустил в нее супружескую пару, чтоб дом не стоял без присмотра. Валентина и Николаи; Паршины, поселившиеся в доме, до выхода на пенсию были геологами и работали в однои; партии с его родителями. Это были простые, приветливые и очень хлебосольные люди, к тому же любившие животных. И Никитке, проводившему там время с мая по октябрь, было легко и привольно. К тому же неподалеку от дачи находился большои; пруд, где он в жаркие дни «спасал» купающихся в нем ребятишек.
– Эту мысль тебе усевшаяся за соседнии; столик парочка навеяла? – усмехнулся Роберт.
 – Да нет. Так, невзначаи; подумалось. Не бери в голову. Хотя, чего не бывает! Впрочем, тебе, с типично холостяцким образом мыслеи;, жизни и поведением, женитьба не грозит. А без нее какие дети? Разве что возьмешь из приюта или воспользуешься суррогатнои; матерью – здоровои; во всех смыслах молочницеи; с румянцем на мягких частях. Материально ты потянешь. Так как?
Но Роберт оставил реплику без внимания, продолжая смотреть на девушку.
– А девчушка хороша! – пробормотал он скореи; для себя, чем для друга. – Вроде ничего особенного, кроме громадных в пол-лица глаз, да молодости.
– Разглядел, – с деланнои; укоризнои; заметил Лео. – Не нашего пруда эта рыбка, да и росточком не вышла. У тебя  под  рукой спрячется.
Выразив этими словами свое отношение к девушке, обратившеи; на себя столь пристальное внимание друга, он промокнул салфеткои; губы и, вытащив из портмоне деньги, жестом подозвал официанта.
– Все. Пора заканчивать. Это тебе, министерскому бездельнику, от скуки можно вешаться, а мне рабочего дня всегда мало.
– Вот всегда так. Только разбежишься, – не скрывая огорчения, произнес Роберт. – Даже на посошок отметиться не дал. Ладно, пошли.
Он встал и, еще раз пристально взглянув на девушку, кивнул еи; головои;, стараясь тем самым пожелать приятного аппетита. Затем достал сотовыи; и кликнул номер Окуневои;.
– Никак успел с девицеи;, на которую глаза пялил, на вечерок договориться, не постеснявшись паренька, сидящего с неи; рядом, – поддел Лео друга, когда тот, чуть задержавшись, вышел из двери заведения.
– Тоже мне, образец целомудрия! Ему можно проводить с какои;-нибудь миленькои; пациенткои; психологическии; тренинг. А другим уже и улыбнуться симпатичнои; куколке нельзя, не попав под подозрение в празднои; извращенности. Окуневои;-то мне хоть можно позвонить, чтоб успокоить, уведомив о своем завтрашнем визите к Бурчадзе?
– Ладно, прощен, – снисходительно бросил Лео.
– Как поедем? – спросил Роберт, ступив на проезжую часть и подняв руку. – Вначале тебя забросим или наоборот?
– Даваи; меня, – предложил Лео, когда они садились в почти сразу остановленного «левака». – С моеи; стороны к тебе в центр заехать проще.
Тем не менее, пробки избежать не удалось. Лишь вырулили на третье кольцо, так стразу и застряли.
– Хлебнешь коньячку? – поинтересовался Лео у Роберта, доставая из бокового кармана плоскую фляжку со спиртным.
– Отчего нет? – согласился тот. И, взяв протянутую ему емкость, сделал затяжнои; глоток.
Их автомобиль тащился в бесконечном ряду таких же железных конеи;, отравляющих своими фырканьями воздух, не делая попыток вырваться.
– Нельзя ли как-нибудь нам ускориться? – обратился Шликер к водителю. – Может, по улочкам в объезд?
– Сеи;час не получится, – ответил водитель. – Метров через пятьсот будет развилка, тогда попробуем. Но думаю, и там затор. Не одни мы за рулем умные.
– Боб, а в Маи;ями такие же пробки?
– Понятия не имею, – ответил Роберт. – Я после смерти деда Вилли там всего раз побывал – дом замкнуть да бассеи;н осушить. Спасибо, что напомнил. Надо будет слетать на недельку, проверить.
– И меня возьми. Я хоть и не раз бывал в Штатах, ни разу не видел жизнь миллионеров изнутри.
– Вот один из них перед тобои; живои; в костюмчике от Живанши, правда, еще не вступившии; в права наследования.
 – Поэтому ты не миллионер, а недоразумение, которому обломились миллионы.
– Спасибо за мягкую затычку, – улыбнулся Вильковскии; и, отобрав у Лео фляжку, поболтал, прислушавшись. – Допиваи;. Всего пара глотков осталось.
– Конечно, недоразумение, – продолжил Шликер, опрокинув в рот содержимое. – Англии;скии; для тебя, считаи;, роднои;, в банковскои; заначке немереное количество купюр, профессия свободная, не надо стоять на бирже труда, дом с бассеи;ном, а он от всего этого носом крутит, будто россии;скии; кваснои; патриот. Ты, ведь, сколько тебя знаю, никогда из-за своего космополитического происхождения особои; любви к родине не испытывал.
– Не к родине, а к месту своего рождения, – поправил друга Роберт. – Родина, на мои; взгляд, – это когда ты врос в ее болота, своими историческими корнями. У меня же какие корни? Дед с бабкои; из Америки, отец из Польши.
– Хочешь анекдот?;
– Валяи;.;– Ты меня больше не любишь, – заявляет жена мужу, – ищешь повод, чтобы избавиться. – Неверно, – отвечает муж. – Ты для меня, как моя больная печень: и любить не люблю, и без нее не могу.  А потом, с чего ты взял, что я не люблю Россию? Люблю, но без всяких пышных словес, как обычныи; ее гражданин: не правыи; и не левыи;, не служившии; и не привлекавшии;ся. Люблю говорить на языке Пушкина, бродить в леске рядом со своеи; дачеи;, посидеть на могилах родных, в раздумьях о вечности. Люблю своих друзеи;, к примеру, тебя с Геранькои;. А на остальное мне, по большому счету, начхать. Жизнь у человека одна и прожить ее надо с удовольствием, не парясь по поводу мерзостеи;. С ними пусть сражаются те, кто за это денежки получает.
– А у тебя башка не трещит от таких философии;?
– Нисколечко. Я такои;, какои; есть, другим не буду, что меня вполне устраивает. Даваи; я тебе лучше рифмоплетку прочту, навеянную репортажем по телеку с однои; нашенскои; флотскои; базы. И, не спросясь согласия начал декламировать.    
 Заплела, Маруся косы, в гости к неи; зашли матросы.
Рассадила всех рядком, разговор потек ладком.;
– Ты, Марусь, закусь не жми, на сухую не томи.
Ты даваи; на стол, мечи: мед, варенье, калачи.
И бутыль чего покрепче, чтобы за столом сердечно
Разговоры говорить, да хозяюшку хвалить.;
Мы, когда всего напьемся, Разом дружно поклянемся
Защищать твои; кров и честь, чтобы было все, как есть,
Чтобы ни один ворог не ступил на твои; порог.
По-моему, неплохо…
– Плохо, неплохо. А англосаксонская струнка твоеи; пренебрежительности к стране, в которои; живешь, есть. Духовность, смею заметить, не та.
– И это говоришь мне ты, Леонид Павлович Шликер, отец которого из поволжских немцев, а мать – полукровка русско-евреи;ских корнеи;?
– Да! Говорю. Потому что духовность определяется не происхождением, а отношением.
Вильковскому нравились подобные дружеские перепалки с Лео. И он при случае с охотои; их затевал, считая, что без них и сопутствующих им крепких словечек выпивка превращается в пьянку - во рту пересыхает и мозги деревенеют. Но сегодня их встреча подходила к концу, да и настроения соответствующего не было. Поэтому он и не стал продолжать спор, упер- шись взглядом в пробегающие за стеклом околодорожные урбанистические картинки. 
– Вырвались наконец, – с облегчением пробормотал он, когда их машина, почувствовав свободу, начала набирать скорость.
– Теперь, думаю, быстро доедем, – уверенно заявил водитель и, прибавив газ, начал перестраиваться в правыи; ряд, чтобы сои;ти с кольца в нужном месте.