1.
Давно это было. Хотя – давно ли? Иногда кажется – вчера, а потом, понимая суть, сознаёшь, что и не вчера, и не несколько десятилетий назад, и даже не «было»… а есть; и продолжается в течении всей вечности.
Я был ребёнком, но не могу точно вспомнить свой возраст. Север… Лес… Лес со всех сторон окружает город и подойдя к любой его границе, ты неизбежно попадаешь в тайгу: не такую уж дикую как в Сибири, но всё же настоящую, загадочную и опасную, вызывающею любопытство и затаённый, иррациональный страх у людей, выросших в больших городах. Для меня этот лес всегда был роднее дома. Там я и пропадал при первой же возможности сбежать от людей.
Был конец августа. Ещё не холодно, но уже и не так тепло как в июле. И всё вокруг: солнечный свет, ставший почему то каким то печальным и блёклым, летящие по ветру паутинки, начинающие желтеть листья на берёзах, напоминали о скором приближении осени: тоскливой и строгой поры сбора урожая, начала учёбы и подведения итогов золотого лета…
Не спрашивайте меня, почему меня вдруг понесло в лес. Понесло и всё. В детстве это ещё можно было себе позволить…
Дорога была выбрана самая ближайшая, учитывая, что район, в котором я живу, находиться как раз рядом с лесом, а через несколько улиц от него – кладбище. Уж лучше б меня понесло на кладбище! Впрочем, вспоминая это сейчас, я ни о чём не жалею.
Выйдя за пределы 203 (это народное название моего района, историческое происхождение которого объясняется тем, что раньше, во времена Сталинских репрессий на месте его была зона № 203) я долго шёл по грунтовой дороге, периодически встречая на своём пути, гружёные вырубленными деревьями лесовозы, затем свернул на лесную дорогу: навстречу большой загородной свалке – обители бомжей, алкоголиков и прочей человеческой нечисти. Свалка располагалась на дне искусственно созданного каньона. Раньше это был совсем не каньон, а небольшой пригорок высотой метров 20, но потом его стали рыть – ради песка и глины, разрыли до половины и остановились только тогда когда обнаружили человеческие кости. Позже выяснилось, что там, хоронили заключённых зоны 203.
Дорога пролегала параллельно каньону и кучам мусора, беспорядочно разбросанного на его дне и на обочине дороги. Это – по левую руку. По правую – непроходимая болотная топь.
Дальше, метров через 30 : лес уже по обе стороны дороги, чем дальше – тем более высокими и частыми становятся ели и сосны, чем дальше – тем более узкой и заросшей делается лесная дорога. Идёшь по ней и конца не видно… но знаешь тропы с обеих сторон, на которые можно свернуть. Среди травы, ольшаника, маленьких елочек и иной лесной растительности, их не видно, но ты знаешь, что они там есть. Не первый же раз идёшь…
Понесло меня в тот день в самую глушь. Сначала свернул с дороги на право, на тоже вроде бы дорогу, которая, впрочем, довольно быстро превращается в узенькую тропинку: то спускающуюся вниз по камням и корням деревьев, окруживших её со всех сторон, вдоль глубоких, сырых лощин, то поднимающуюся вверх, на светлые, сухие поляны, то уходящую в болотную топь, то теряющуюся среди, навалившихся на неё выворотней.
Хорошо в лесу! Никто не шумит, не говорит гадости, не учит жизни… Иди да иди по знакомой тропинке, собирая попадающиеся по пути ягоды черники, брусники, морошки, а иногда и княженики…
Так бы мне и идти до самого озера «Долгое» на котором тропинка заканчивается, но в тот день, мне почему то захотелось свернуть. Почти на подходе к озеру… Свернуть там, где выворотни – вырванные с корнем и разбросанные где не попадя ели, наличие которых несколько усложняет возможность ориентироваться на местности. Свернул я налево… В брусничник. Иду, всё дальше и дальше, ясно понимая что тропа должна быть за спиной, что если никуда не сворачивать сейчас, достаточно просто повернуться назад и прийти к тропе по своим же следам. Иду, даже зарубок не делаю. Бруснику ем. К тому же озеро совсем рядом – если и заблудишься, то так или иначе к озеру всё равно выйдешь, зная, что оно на востоке и просто ориентируясь на солнце.
Ну конечно! Как бы ни так!
Не знаю, сколько времени прошло, часов у меня тогда не было, как и компаса, но когда стало понемногу смеркаться, до меня наконец то дошло, что я нахожусь вообще не понятно где… Вокруг «сказочный лес»: поросшие серым лишайником, раскидистые красавицы – ели, изумрудно – зелёный мох, брусничные плантации, папоротник… Красота неописуемая. И ни малейшего намёка ни на озеро, ни на тропу, ни на какие либо признаки того, что здесь когда то были люди (я имею в виду мусор, который они как правило бросают в лесу или одевают на ветки деревьев).
Была ли паника, страх? Может быть… в течение нескольких секунд. Потом их место заняло любопытство. Мне стало ясно, что я угодил в какое то, до селе неведомое мне приключение, и что будет дальше – зависит от того что я буду делать сейчас… Я впервые заблудился в лесу. Но почувствовал по началу не страх, а восторг, ведь происходящее обещало стать для меня, первым в жизни, настоящим приключением!
Связи у меня естественно не было. У меня вообще ничего не было, кроме небольшого, лесного топорика и спичек. Поэтому сидеть под елкой и ждать когда меня кто ни будь найдёт, показалось мне вершиной идиотизма. И я пошёл дальше: в том направлении, где патронников росло больше всего, а изумрудно – зелёный мох, постепенно сменялся на другую разновидность мха, на мох – сфагнум, желтовато – красный в это время года; и то и другое говорило о том, что где то поблизости в этом направлении должен быть какой либо водоём или на худой конец болото. Я шёл надеясь, что выйду всё же на озеро «Долгое»… Мои надежды не оправдались.
Серебристо – серая вечерняя мгла становилась всё более глубокой, темнела, приобретала холодный синеватый оттенок. Где то высоко, над вершинами елей, заходило солнце и его прощальные, оранжевые лучи, едва пробивались сквозь сплошную завесу хвои. Скоро и их не станет… и что тогда? Я продолжал идти, вспоминая все, прочитанные мной книжки о том как люди выживали в лесу и какие опасности их могли ожидать. Таких книжек было не мало: ходить по лесу, изучая лесную жизнь не только практически, но и теоретически, мне было интересно, и поэтому я изучал все, что было по этой теме в городской библиотеке. О том, что может со мной произойти, иллюзий не было: медведи, волки, рыси, кабаны, болотные топи, капканы, в которые вполне можно попасть, не заметив их, медленная и мучительная смерть от голода и жажды – в случае если я забреду туда, где вообще нет воды и ягод, переохлаждение… вот далеко не полный список опасностей, которые, если верить книжкам, могли меня подстерегать. Жизнь опровергала то что написано в книжках: на самом деле и половины тех ужасов, которые там описывались, в реальности не происходило ни со мной, ни с моим отцом – не меньшим любителем лесных походов чем я, и следовательно, они были мало вероятны. Но встретить зверя было реально. Эта перспектива мягко говоря не радовала, особенно с наступлением темноты. Ещё более огорчали полчища комаров, от которых уже не было сил отбиваться листьями папоротника и ветками карликовой ивы.
Болото на которое я в конце концов вышел, казалось безразмерным. Да, это было болото. Не озеро «Долгое», ни ручей, ни река.
Темнота стала такой сильной, что мне, с тогда ещё нормальным зрением, удавалось различить лишь контуры чахлых, болотных деревьев, становящихся всё менее многочисленными по мере моего движения по болоту. А земля под ногами была уже совсем не земля: чем дальше идёшь, тем больше шатается, двигаешься словно по пропитавшейся влагой вате... Всё тот же сфагнум, только всё более мокрый. Это не топь. Там, где растёт сфагнум – торфянник, торфянник - это не топь, если он сплошной, однако под ним, естественно, может быть вода, учитывая что большинство болот когда то были озёрами. Но идти по торфяннику всё равно не так страшно как по настоящей топи: по колено в воде, не зная куда ступить, потому что везде разная глубина, а дна не видно. Поэтому я продолжал идти, решив для себя что остановлюсь только когда начнётся топь, если она вообще начнётся, или когда сфагнумовоемое болото закончиться. О том что начинается топь догадаться можно сразу по появлению жестких, остроконечных листьев осоки.
Топь так и не началась. Пройдя среди уже окончательно наступившей ночи через всё сфангумовое болото, я вновь оказался в лесу – среди елей и брусничника. Болото упиралась в лес и было сравнительно небольшим. Лес поднимался по холму от того конца болота к которому я пришёл, затем опускался вниз, в поросшую папоротником, сырую лощину. Подняться на холм и спуститься в лощину сил ещё хватило. Но не дальше. Тем более что теперь вообще не понятно – куда дальше…
Ночь была тёплой и звездной. Кто то постоянно шуршал, то в одних кустах, то в других, иногда кричали лесные птицы и тяжко скрипели старые деревья, но все это не пугало меня. Это были обычные лесные звуки, к которым я давно успел привыкнуть во время других походов. Гораздо более подозрительной и пугающей была бы абсолютная тишина. Глядя в небо сквозь просветы между еловыми ветками, я пожалел о том, что не умею ориентироваться по звёздам. Хотелось где то почитать об этом... Не почитал. Зря.
Комары не отступали, но я уже не чувствовал их укусов - видимо сказывалась усталость. Надо было как то организовать ночлег. Еды не было, есть хотелось. Воды тоже не было, и хотя болото с водой было близко, вновь подниматься на холм, а потом спускаться с него, что бы попасть туда, тоже не хотелось. Прислонившись к стволу большой, смолистой ели, я опустился на корточки и закрыл глаза. Что то стучало в голове как барабан: монотонно, ритмично, громко... Взяв в руки топор, я почувствовал его таким тяжёлым, каким он никогда не был, и поэтому желание рубить сушняк и разводить огонь сразу же исчезло.
Ну и ладно… не зима ведь! Надо просто уснуть здесь, под этой елкой, а дальше придёт новый день и видно будет как поступить. Просто уснуть и проснуться, когда настанет рассвет… нет, не просто! Как в среднесортном фильме ужасов, нечто непредвиденное, стало происходить в самый неподходящий момент. Я вдруг понял, что не слышу ничего, кроме тишины. Мелкое зверье, шуршавшее в кустах, куда то давалось, периодически подающие голос птицы, тоже замолчали, казалось, даже ветер в древесных кронах утих. Тишина была абсолютной, глубокой и звонкой, как бездна. И означать это могло только одно: где то рядом бродит крупный, хищный зверь.
Вот теперь стало страшно. Это была настоящая ночь, настоящий, дикий лес и настоящий хищник: не лисица – лисиц я почувствовал бы сразу (об этом другая история), ни медведь – медведя слышно издалека, тем более в буреломе, но что то другое – может быть волк или рысь… Ничего кроме смерти мне это ни сулило. «Ну радуйся теперь»… - подумал я, чувствуя страх и одновременно смеясь над собой – «Хотел приключений – получай»… Было очень тихо. Так тихо, что я услышал его приближающиеся шаги по лесной подстилке. Даже в этой тишине – абсолютной, хрустальной, они были едва различимы, но всё же я их услышал. Лёгкие, крадущиеся шаги. И тогда в голову даже не пришла, а скорее ворвалась парадоксальная для ситуации, но всё же здравая мысль. Она зазвучала подобно внутреннему голосу, которому невозможно не подчиниться: «делай что хочешь – только не бойся; не бойся по настоящему – не внушай себе что ты не боишься, а на самом деле не бойся; и открой глаза – когда почувствуешь что страха больше нет». Страх исчез вместе с этой мыслью. Открыв глаза я увидел в темноте два узких, отливающих жёлто зелёным светом глаза хищника и почувствовал его горячее, пропахшее смертью дыхание, когда он подошёл вплотную. Я не боялся. И зверь почувствовал это. В какой то момент мы увидели друг друга – не тела, невидимые под покровом ночной темноты по крайней мере для меня, а души. Это был старый, изгнанный из стаи и доживающий свои последние дни, матёрый волк. Он охотился… охотился для того что бы не умереть с голоду, и я был для него удачной добычей, в отличие от зверей, за которыми уже нет сил угнаться и справиться с ними. А я был всего лишь заблудившимся в лесу ребёнком, которого нечего жалеть. И тем не менее он меня не тронул. Я до сих пор не могу понять почему, но увидев меня, почувствовав, что я его не боюсь, он просто ушёл в те же кусты из которых появился, в тот же тёмный, дремучий лес, возможно, пожертвовав своей жизнью, бог знает ради чего, но всё же не убив человека. И вместе с его уходом разбилась хрустальная тишина… всего несколько минут и ночные птицы снова продолжили свою перекличку, в кустах вновь зашуршало мелкое зверьё… Замершая с появлением хищника, ночная жизнь продолжилась. И я вновь почувствовал страх, хотя бояться было уже нечего… А потом всё таки уснул, что бы увидеть сон, не только выведший меня из леса, но и изменивший всю дальнейшую жизнь.
Во сне я сначала бродил в темноте. Эта темнота была наполнена лесом, я чувствовал прикосновение веток к моей коже и неровную, мокрую, шатающуюся, болотную землю под ногами, я видел выступающие из мрака контуры кустов и деревьев, но вся структура пространства была не такой как в реальности, а какой то зыбкой, плавающей, как будто этот лес находился под водой. Я шёл вперёд и чувствовал что за мной следят. Но не зверь. Нечто совершенно другое – не понятное мне. Это было совершенно иррациональное, продиктованное бог знает каким инстинктом чувство, в достоверности передаваемой информации от которого просто не можешь усомниться, но понять откуда эта информация – то же не можешь. Кто то был рядом и наблюдал за мной. Я это просто знал. Данное обстоятельство не испугало меня: та же интуиция подсказывала что это создание нападать не будет, но всё же чувствовать что за тобой наблюдают и не знать кто и зачем – не очень то комфортно. Поэтому я поступил, как наверное можно поступить только во сне: остановился, оглянулся вокруг и крикнул, обращаясь к этому существу «Эй, ты! Хватит прятаться! Я знаю, что ты здесь! Я пришёл с миром! Выходи, если ты разумен»! От моего голоса зыбкое, похожее на воду пространство словно пошло волнами, завибрировало, исказилось, нарушая чёткость рваных контуров леса перед глазами, а самого голоса я даже не услышал, как будто всё это и впрямь было под водой. Однако, скоро волны исчезли и пространство стало прежним. Я стоял посреди болота и ждал ответа. Ответом была тишина. Но через некоторое время я стал замечать впереди, в центре глубокой, непроглядной тьмы за горизонтом, что то приближающееся и очень яркое, сияющее насыщенным тёмно – фиолетовым светом. Когда оно было ещё относительно далеко, то казалось не таким уж и большим. Но становясь всё ближе и ближе, фиолетовый свет подобно гигантской морской волне, накрывал собой всё вокруг: болото, лес, небо… Это было уже страшно. Однако, видя, что с болотом, лесом и небом, которые, наполнились светом, ничего особенного не происходит, я стал убеждать себя в том, что и со мной тоже ничего не произойдёт. Когда волна света накрыла и меня вместе со всем остальным, я почувствовал что стало теплей. Это было мягкое, не обжигающее как солнце или огонь, едва ощутимое тепло, искрящееся вокруг тебя ровным, похожим на туман, сиянием, без определённого источника. Всё вокруг не то что бы озарилось… нет, скорее наполнилось им и стало красивым, хотя в темноте было обычным или слегка жутковатым: корявые болотные деревья светились так словно их подсвечивали изнутри и больше не нагоняли тоску, мох сфагнум под ногами стал похож на россыпь полупрозрачных самоцветов в лучах заходящего солнца, редкие, но всё же кое где присутствующие, небольшие лужицы с водой, отливали подобно расплавленному металлу. Интересно, как выгляжу я? Посмотрев на свою ладонь, я увидел её насквозь: каждую клеточку, каждую артерию и вену… Она светилась, так же как и всё, что наполнил собой фиолетовый свет. Я увидел как свет растекается по моему организму вместе с воздухом который я вдыхаю и кровью, текущей по сосудам. Страшно не было… хотя потом, вспоминая этот сон, я пришёл к выводу, что на самом деле, всё это страшно.
«Ты живой»? – подумал я, почему то вдруг решив что наблюдавшее за мной создание и есть этот свет и что для того что бы общаться с ним совершенно не обязательно произносить слова в слух – «Кто ты»!?
«Твоё отражение»… - прозвучал спокойный, мужской голос у меня в голове – «Придай мне форму и я обрету облик»…
«По моему у тебя уже есть, или по крайней мере, был когда то облик, судя по твоему голосу» - ответил я, что называется, в лучших традициях всех прочитанных мной в те годы фантастических и магических книг – «Будь добр, не копируй то, что можешь найти в моей голове, но покажись тем, кем был раньше или являешься теперь»…
И тут же пожалел об этом, подумав «а вдруг оно такое, что я в обморок упаду»? Но слова были сказаны, мысли услышаны. В том числе и те, которые мне хотелось бы оставить при себе.
Фиолетовый свет засмеялся… Да, именно засмеялся, совсем как человек. Это был тихий, спокойный смех, в котором полностью отсутствовала не только агрессия, но и вообще какая либо эмоциональная окраска.
«Не зря ты читал книги» - произнёс он и стал обретать форму. Сначала было незаметно что что то вообще происходит. Потом я заметил что света во всем что меня окружает становиться меньше, но он не уходит а как будто фокусируется в одной точке – на расстояние вытянутой руки от меня. Концентрируясь там, он становился всё ярче и в конце концов стал таким ярким что на него невозможно было смотреть, приобретая одновременно контуры человеческой фигуры. «Ну это уже слишком» - невольно вырвалась у меня очередная мысль, о которой я пожалел. Пришлось отвернуться – глаза от него болели, но в следующий миг всё вокруг погрузилось в тьму, и испугавшись что он просто исчез, я вновь посмотрел туда где он только что был. Передо мной стоял человек. Совершенно обычный, материальный человек. Мужчина лет сорока. Впрочем, только на первый взгляд он мог показаться «совершенно обычным»… если рассмотреть внимательно, как раз «обычного» в нём было меньше всего: сделанный из какого то непонятно, тёмного материала – толи кожа, толи замша, не имеющий ничего общего с нашим веком костюм, весьма искусно оформленный чёрным блестящим мехом неизвестного животного; лук и колчан со стрелами за плечами – каждое перо этих стрел тоже было чёрным и отливало холодным металлическим отблеском; огромный нож и топор на поясе, прикреплённые к чёрному кожаному ремню, с толи бронзовой, толи медной пряжкой, изображающей оскалившегося волка с изумрудно – зелёными глазами и зависший над его головой, силуэт большой чёрной птицы; на ногах – оббитая шкурами обувь, напоминающая мокасины со сложным, отливающим серебром узором вышивки, через грудь перетянут кожаный ремень, на нём весит наполненная чем то сумка из грубой, тёмной ткани; внешность тоже необычная: узкое, удлинённое лицо с несколько резкими, но не отталкивающими, а наоборот завораживающими своей абсолютной гармонией и симметрией, чертами; высокий, гладкий лоб, чёрные брови вразлёт, тонкие, бескровные губы, прямой и заострённый, с небольшой горбинкой по центру – видимо от когда то случившегося перелома, нос, слегка зауженные, глубоко посаженные, но при этом большие, и словно светящиеся изнутри каким то непостижимым внутренним светом, тёмно – карие глаза, жёсткие и прямые, чёрные волосы, в которые вплетены… чёрные перья и засушенные растения, худощавая и гибкая, без изъяна, фигура. Нет, такое «чудовище» в современном мире не встретишь. Вымерли давным- давно.
Глядя на эту мрачную, но совершенную, мужественную красоту, я даже ему позавидовал, сожалея о том что рядом с ним – я всего лишь заблудившийся в лесу ребёнок… Конечно же, ни одна моя мысль и чувство, не скрылись от его глаз, но он похоже, не обижался на подобные вещи.
Так мы стояли и рассматривали друг друга какое то время. Я и призрак живущий в этом лесу и приснившийся мне во сне. Впрочем, во сне, до определённого момента, я не сознавал того, что всё это мне сниться.
«Хочешь стать мной»… - неожиданно произнёс он, как будто с помощью голосовых связок – как человек – «Ты восхищён тем что сейчас видишь, не правда ли? А ведь я – покойник… Я умер так давно, сколько может прожить и умереть ни одна цивилизация».
«Тогда почему ты здесь»? – спросил я, так же – не мысленно, а вслух, в свою очередь – «Моя мать ходит в церковь. Там говорят что души умерших попадают либо в ад, либо в рай, но здесь, на земле, не остаются».
«Ненавижу христианство!» - неожиданно резко заявил он, но в следующий миг его тон стал таким же спокойным как был – видимо, взял себя в руки – «Они говорят о том, о чём понятия не имеют и миллионы людей верят что это истина».
«Ну, наконец то!» - подумал я – «Я нашёл себе единомышленника. Жаль только что он давно уже покойник».
«Я тоже не люблю христианство» - произнёс я вслух – «Мне жаль ведьм и колдунов, которых сжигали на кострах в средние века. Татьяна Маратовна рассказывала нам на уроках истории».
«Это не самое страшное – сжечь кого либо на костре»…
«А что самое страшное»?
«Самое страшное, это когда сгорает душа и разум».
Задумавшись об этой фразе, я вдруг увидел в нём учителя… такого учителя, которого не сможет превзойти и сотня учителей, вроде Татьяны Маратовны.
«Как устроен мир на самом деле? Этот….и тот…? Куда попадают души после смерти? Почему ты здесь»? – спросил я.
Он вновь рассмеялся своим тихим, спокойным смехом и сказал мне: «Ты хочешь узнать слишком много за один короткий разговор… Если ты хочешь, я не против, я могу рассказать тебе об этом, и не только об этом, но не за одну ночь и не за один день… Тебе придётся стать моим учеником, если ты действительно хочешь знать правду, а не то, что говорят твоей матери в церкви».
«Да» - нисколько не сомневаясь в правильности принимаемого решения, сразу же ответил я – «Я согласен. И всё же… ответить на последний вопрос – о том, почему ты здесь находишься, мне кажется, ты можешь сейчас»…
«Ты прав» - ответил он всё так же тихо смеясь – «Я – свободный дух. Нахожусь где хочу, для меня нет преград между мирами, понимаешь? Просто моё тело в этом мире умерло. Однако, я могу использовать другие тела, если мне хочется ощутить вкус жизни. Тела животных, людей… даже твоё тело! Не бойся, я не буду этого делать… Христиане называют это одержимостью, но я не буду делать это в отношении своего ученика. А ещё я могу заново родиться. Здесь, в этом мире, или где захочу… Просто войти в походящий мне человеческий зародыш и вновь обрести плоть и жизнь. Реальную, земную жизнь… Или не земную… Но я этого не хочу ибо даже миновав колесо сансары – мы теряем память. А забывать о том кто я и откуда, я не хочу».
«Что такое «колесо сансары»» - спросил я, лихорадочно пытаясь осмыслить всё что он мне сказал.
«Это тема для отдельного разговора. Так сразу не объяснишь».
«Почему же всё так сложно»?
«Потому что это не школа и не церковь».
«А что это»?
«Мой лес, который сниться тебе… и я».
«То есть как это сниться? Ты хочешь сказать что сейчас я просто вижу тебя во сне… Ты просто мой сон»?
«Нет, я реален. Но это твой сон. Я не могу выглядеть настолько материальным за пределами сна… однако я существую, поверь мне, не только во сне»…
«Как ты докажешь это? Я не верю… если всё это сон, то тебя нет»!
Он вновь засмеялся, громче чем раньше, и неожиданно, опустившись рядом со мной на корточки, обнял меня за плечи…
«Я не просто сон… но сейчас, единственное что ты можешь – это поверить мне на слово» - сказал он – «Если сможешь поверить – искренне, от всей души – увидишь и узнаешь гораздо больше и действительно станешь моим учеником; вера – это первое, что должно быть… без неё – ты просто человек, один из миллионов, не верящих уже ни во что и не замечающих чудес, даже если чудеса происходят у них перед глазами. Если ты поверишь… ты почувствуешь и услышишь меня и за пределами своего сна. И я помогу тебе, я отвечу, даже если буду очень далеко… нужно лишь произнести моё имя… Меня зовут Экхоган… Запомни: Экхоган…. Когда ты проснёшься, ты не вспомнишь и половины из того что видишь и слышишь сейчас, но моё имя ты должен запомнить – считай, что это твой ключ к тайным знаниям и не видимым для большинства людей, мирам»…
«Экхоган» - повторил я, изо всех сил стараясь запомнить – «Экхоган… что значит это имя? На каком это языке»?
«Ты очень любопытный, даже слишком»… - усмехнулся он – «Язык ты поймёшь не скоро, ещё позже сможешь на нём говорить… однако что то подсказывает мне, что именно ты – сможешь, не смотря на то, что минут многие годы… Северный ветер… Это переводиться как «северный ветер»»…
И тут ветер действительно дал о себе знать. Всё вокруг пошло волнами и стало расплываться перед глазами, а затем разлетаться на части, которые тут же сливались с темнотой. Движение пространства ощущалось физически… Распадалось всё: деревья, травы, земля под ногами, и мой собеседник… Это был какой то кошмарный армагеддон. Взглянув на свои ладони я увидел как у меня оторвался и улетел в темноту мизинец, почувствовал боль, и в ужасе… проснулся.
Лес был озарён мягким, янтарным светом восходящего солнца, пробивающегося сквозь гущу еловых веток. Было очень холодно… тело онемело, кожа зудела от многочисленных комариных укусов. И я по прежнему находился в этом проклятом лесу… «Экхоган» - произнёс я и почувствовал что забываю что то очень важное – «Чёрт возьми, что за слово вообще такое… Экхоган… откуда оно взялось»? Сон стирался в моей памяти с неумолимой быстротой, уступая место реальности. Но я чувствовал что не должен его забывать. Не должен и всё. С трудом поднявшись на ноги, я оглянулся вокруг и снова произнёс это имя, почти уже мной забытое. «Экхоган» - прошептал я – «Если я знаю тебя и знаю что то что не должен забыть… помоги мне не забыть»! И тут же, словно озарение, вернулась память.
«Тогда веди меня» - прошептал я, с недовольством отмечая не только зуд от комариных укусов, но и усиливающееся чувство голода – «Ты знаешь что мне надо выйти отсюда и то что я вернусь, тоже знаешь… Я верю что ты – нечто большее чем просто приснившийся мне сон. Пожалуйста, покажи мне дорогу домой». Ответом вновь была тишина. Эта тишина на мгновение вызвала чувство отчаяния и безысходности, но лишь на мгновение… «Я верю» - мысленно произнёс я – «Я верю что ты есть». «Иди обратно, на болото» - произнёс в голове явно не мой голос – «Иди… там ты увидишь как попасть домой. Я доведу тебя до лесной дороги, дальше – сам». Вспомнив о том, что сосед – шизофреник частенько жаловался на голоса, которые он слышит в своей голове, я всё же решил последовать его совету и повернул обратно – туда, откуда пришёл. Через некоторое время я снова стоял на шаткой сфагнумоевой пастилке, среди чахлых болотных деревьев, в пространстве, полном солнечного света и светлого, полупрозрачного тумана испаряющейся влаги. Никаких признаков дороги… ну точно шизофрения! Хотя… погадите как, что это? В дали, на другом краю болота, перпендикулярном тому месту, откуда я пришёл, что то горело и дымилось до самых высоких елей, густым, тёмным дымом. Сомнений быть не могло: там кто то жёг костёр, при чём не обычный, а сигнальный, с добавлением сырых веток и полусгнившей древесины, горение которых делает дым таким заметным. Моё сердце забилось от счастья… я был спасён!!! Сразу же забыв про усталость, я бросился туда со всех ног, постоянно застревая во мху и падая, но поднимаясь и упорно не сбавляя скорость, двигаясь дальше, стараясь не терять дым из виду, я летел словно ошалелый, понимая, что костёр может разжечь только человек, а это значит что мои мучения закончились! Отметив ещё издали что рядом с костром растёт относительно высокая для болота, но неровная, раздвоенная и разросшаяся в ширь ель, я зафиксировал это в сознании, что бы уж точно не ошибиться. Господи, как же я был не прав… Добравшись минут за 20 до того места откуда шёл дым, я не увидел ни человека, ни костра, ни каких либо признаков того, что здесь вообще когда то что то горело. Раздвоенная ель стояла на месте, в зоне видимости не было ни одной другой, похожей на неё ели, следовательно, ошибки быть не могло. Я ничего не мог понять. Обойдя ель со всех сторон, я увидел лишь ровную моховую подстилку и ни каких признаков костра… Но я же видел дым! А там, где дым, должен быть и огонь. Или что это – глюки? Сразу вспомнились истории о заблудившихся в пустыне людях, о том, как на пределе своих возможностей они бредут по бесконечным пескам и умирающие от жажды видят в дали миражи… Но я вроде бы не умираю от жажды. Да и не устал до такой степени. Значит схожу с ума?
«Нет» - ответил не мой голос в моей голове – «Нет, ты не сходишь с ума. Это просто знак. Посмотри дальше – и увидишь такой же, иди за ними и в конце концов выйдешь на дорогу». Я посмотрел вперёд и снова увидел дым. Точно такой же. Как и предыдущий – примерно в ста метрах от меня. Экхоган! Теперь я знаю, что ты действительно существуешь!
Всё так и произошло. Уже не торопясь, не летя по кочкам как сумасшедший, я спокойно шёл вперёд за периодически возникающими в дали столбами дыма, исчезающими за несколько минут до того как я приближался к месту их возникновения, и с удивлением замечал что болото исчезает, лес редеет, даже солнце словно бы светило ярче… Дымовые столбы вывели меня на поросшую травой и мелким кустарником, лесную дорогу, по которой, похоже уже несколько десятилетий никто не ездил. Но все дороги куда ни будь ведут… и это было здорово. Оставалось лишь решить куда мне теперь свернуть на этой дороге: на лево или направо. Решить было сложно, ибо с обеих сторон был сплошной лес, без намёка на цивилизацию.
- «Экхоган»! – позвал я его вслух – «Ну и куда мне теперь»?
«На право» - ответил голос в моей голове – «Там север и твой дом. Если пойдёшь налево – попадёшь в заброшенную деревню».
-«Спасибо, Экхоган».
На этом собственно говоря и закончилось это моё приключение, связанное с лесом и мистикой. Оно было первым в списке произошедших позже, гораздо более страшных и ярких, лесных приключений, и дорого мне именно по этой причине. Прошагав около трёх часов по лесной дороге, я благополучно вышел в свой город и вернулся домой, получив изрядную взбучку от родителей, которые, с помощью соседей уже обыскали весь лес в окрестностях и собирались вызывать МЧС. Я ничего не рассказал им об Экхогане, дымовых столбах и чуть было не сожравшем меня звере, потому что во первых, понимал что скорее всего они не поверят мне, а во вторых чувствовал, что об этом не стоит рассказывать вообще ни кому. И дал себе слово обязательно вернуться в лес и узнать то, что не дано знать другим - в ходе общения с призраком, что в дальнейшем и произошло.
2.
Я вспоминал его. Его невозможно было забыть… Говорят, со временем, в памяти стирается всё, но это не так. Началась ненавистная мне учёба, настала дождливая и хмурая осень, мне было уже не до леса, да и времени на бесцельное хождение по всяким дебрям не было, однако призрак ни на мгновение не покидал моё сознание… Оставаясь в одиночестве, забираясь на чердак, что бы не видеть и не слышать никого из живущих в доме, я ясно видел его черты… красивые и внушающие безотчётный, мистический ужас одновременно; идя по дороге, по знакомому и всегда внушавшему мне, неосознанное отторжение, городу «таких же как все», я слышал его голос, зовущий меня… Что он чувствовал там, вновь оставшись один? В том что всё это не привиделось мне, а было на самом деле, я не на миг не сомневался. Он звал меня, он думал обо мне так же как и я о нём, но по видимому не мог перейти какую то запретную черту, отделявшую лес от мира людей. И мне тоже хотелось увидеть его вновь.
Это произошло зимой, в канун Рождества. Были зимние каникулы, я не учился, а так как друзей у меня никогда не было и заняться было особо не чем, меня опять понесло в лес. К этому моменту призрак уже перестал видится так отчётливо и я почти убедил себя в том, что вся эта история была лишь порождением моей фантазии… И поэтому, словно ища подтверждения, собрался, одел лыжи и отправился в тот самый лес: холодный и немой, насквозь промёрзший и заметённый искрящемся на солнце, белым снегом. Я был уверен что не встречу Экхогана и не почувствую его присутствия. Мой поход имел только одну цель – доказать себе же, что призрака нет.
Город становился всё дальше и дальше. Было солнечно и морозно, под лыжами громко – среди полной тишины и безветрия, хрустел снег, высокие, раскидистые ели то и дело норовили окотить тебя снежным потоком, если неосторожно к ним прикоснёшься.
Вот уже и каньон позади… Он весь в белом снегу, скрывающим огромные кучи мусора на дне. Лесная дорога угадывается по отсутствию огромных елей на ней – тех самых, что обрамляют её с обеих сторон, превращая в некое подобие туннеля, крышей которого является бездонное, полное яркого, но холодного, зимнего света, серо – голубое небо.
Чем дальше я уходил, тем легче становилось дышать. Казалось, что каждое новое движение, удаляющее меня от города, родителей, учителей… приближает меня к какой то необъятной свободе, которой я боялся, но в то же время, обманывая себя, не желая признаваться себе в этом, так долго хотел обрести… Когда город окончательно скрылся из виду и лесная дорога замерла на том заветном перекрестке за просекой, где летом была уводящая в лес тропинка к озеру «Долгое», полностью заметённая сейчас снегом, душа почувствовала что больше не может сопротивляться…
«Экхоган»! – позвал я его во весь голос в этой белой, заснеженной тишине зимнего леса – Пожалуйста, ответь мне… Я вернулся! Прости что так долго не был…
Но ответом мне была тишина, такая же нерушимая как и прежде. Вот казалось бы… и доказал себе что Экхоган был лишь твоей фантазией, просто сном, приснившимся заблудившемуся в лесу ребёнку… но сейчас эта мысль не успокаивала, а напротив, разрывала сердце нестерпимой, мучительной болью.
Я бросился в лес… туда, где должна была быть тропинка, постоянно призывая его то мысленно, то вслух. Мне не хотелось верить в иллюзорность всего, что случилось тогда в лесу. Мне не хотелось верить что его нет. Я бежал вперёд, падая в снег и поднимаясь, цепляясь громоздкой зимней одеждой за многочисленные занесённые снегом кусты, даже не пытаясь определить направление в котором я иду и запомнить его. Это было страшно… встретить единственное существо, которое понимает тебя, потом убедить себя в том что его нет, и наконец – удостовериться в том, что его действительно нет. Больше всего на свете я ненавидел своё одиночество. И даже вероятность того что Экхоган был лишь проявлением какого то психического расстройства или последствий стресса, возникшего в следствии того, что впервые в жизни я заблудился, не пугала меня, хотя и свидетельствовала о душевном нездоровье… Я не боялся безумия, вполне сознавая что оно имеет место быть; я был готов раствориться в этом безумии, принять его, поверить в его реальность, только бы не быть одному среди совершенно чужих для меня людей…
Он отозвался. Не сразу, но отозвался. Устав в конце концов от этого бессмысленного марафона и крика, я сбросил лыжи, прислонился спиной к большой, раскидистой ели и закрыв лицо руками был готов расплакаться, хотя слёзы у меня всегда было очень трудно вызвать. Тогда он и проявился.
«Ну и чего ты тут бегаешь, шумишь»? – услышал я в своей голове, спокойный голос призрака – «Ты будешь один… всю жизнь. С этим надо смириться. Люди будут появляться в твоей жизни, а затем исчезать… много людей. Тебе будет очень больно расставятся с некоторыми из них, но так будет всегда, поверь… Ты слишком сильно от них отличаешься, поэтому они всегда будут уходить. А я останусь… я призрак, просто призрак… хранитель этого леса. И ты всегда сможешь прийти ко мне что бы просто поговорить… но я никогда не уйду за тобой отсюда и никогда не стану более реальным чем то, что ты можешь увидеть во сне, потому что в этом мире, в мире где ты живёшь, меня действительно не существует».
Я рассмеялся и убрал руки с лица… передо мной искрился белый, пушистый снег. Жизнь почему то сразу показалась такой прекрасной… « Видели бы меня сейчас взрослые» – подумал я – «Точно б в психушку сдали… Сидит один в лесу под деревом, смеётся как идиот… разговаривает сам с собой. Ну просто классика жанра: беседа с вымышленными друзьями… Нет, определённо, нельзя никому об этом рассказывать. А то ведь правда возьмут и сдадут в психушку».
Но всё равно было смешно.
- Прости… - произнёс я сквозь смех – Прости что так долго не приходил… Я сомневался в твоей реальности и в своей нормальности. Впрочем, в своей нормальности я и сейчас сомневаюсь. Вот поэтому и смеюсь…
-Ну и чего же в этом смешного? Тебя действительно могут сдать… Это реальная опасность. – ответил он.
- Смешно от того, что на самом деле нет никакого сумасшествия… Я могу верить в тебя, могу не верить, если я целенаправленно не буду верить в тебя, я в конце концов перестану слышать твой голос, ведь так? Вот и смешно… ведь из всего этого следует, что реальность формируется с помощью наших мыслей и чувств и для каждого человека реально лишь то, что во что он верит… или не верит. Поэтому нет душевных болезней, галлюцинаций, сумасшествия… понимаешь, просто нет. Всё дело в разном диапазоне восприятия: так называемые нормальные люди не могут видеть сны, в которых всё реальнее чем порою в жизни и запоминать эти сны, слышать голоса призраков, проникать сознанием в другие миры… просто не могут и всё, потому что не верят в реальность того, что это возможно и очень сильно бояться сойти с ума. А другие не бояться… и воспринимают всё это. Они видят этот же мир, но в более обширном диапазоне. И их считают сумасшедшими… их пытаются лечить с помощью таблеток, уколов и психотерапии, лишь от того что их диапазон восприятия шире чем у тех, чей диапазон восприятия в обществе принято считать нормой. Вот и всё… понимаешь? Нет никакого безумия в природе вообще! Я могу заставить себя не воспринимать тебя. Я могу не говорить о тебе никому, а просто играть роль, соответствующую общепринятому эталону «нормы» и меня никто не посадит в психушку, никто даже не догадается что я общаюсь с призраками и вижу иные миры… что мой диапазон восприятия шире чем у других. Но всё это и печально в то же время… потому что тысячи людей находятся в психиатрических клиниках где их лечат от болезней, которых нет.
-Да, ты можешь… - ответил он – Но одно дело – играть роль, и совсем другое – быть кем то на самом деле, без всякой игры. Ты можешь обмануть общество, но себя не обманешь. И наверное не станешь сужать свой диапазон восприятия на самом деле… не потому что не можешь, а потому что не хочешь этого делать. Ты очень любопытен и одинок… сужение диапазона при данных условиях невозможно. Ты можешь лишь притвориться и тогда действительно не попадёшь в психушку, но среди людей станешь примерно таким же призраком как я в этом лесу… Они будут видеть лишь твоё тело и маску, в которую ты ежедневно превращаешь своё лицо, душа же твоя окажется тайной для всех. И чем дальше ты будешь погружаться в параллельные миры, общаться со мной и с другими, с кем я мог бы тебя свести, если ты захочешь, тем более чужим ты будешь становиться в человеческом сообществе… Ты будешь пытаться найти «братьев по разуму» но никогда не найдёшь, потому что все вокруг живут с узким диапазоном восприятия, как ты сейчас выразился… Ты будешь открывать им душу – они будут в неё плевать. Ты будешь пытаться научить их чему ни будь – они скажут что им это не интересно. Ты полюбишь кого либо… и возненавидишь этого человека, потому что он или она, видите ли… не умеет, как ты – угадывать намерения и понимать без слов. Чем дальше в лес, тем больше дров… ты готов стать «чужим» для всего человечества ради общения с духами и изучения параллельных миров?
Естественно я был готов. Это сейчас, будучи взрослым, но так и не найдя своего места среди людей, я иногда очень сильно сожалею об этом, а тогда я был готов… более чем; люди казались мне такими глупыми, жестокими и странными: меня одновременно тянуло к ним и отталкивало от них – я не находил среди них идеала, ещё не понимая что «идеала» не существует. Общение с разумными существами, которые не являются людьми, представлялось как удачная альтернатива – замена человеческому обществу. Тогда я ещё не понимал какой это ужас: видеть и слышать духов, но при этом не быть одним из них, а жить среди людей, не в силах передать им то, что вижу и слышу я…
«О тебе мать беспокоиться» - сказал Экхоган – «Иди домой… Иначе тебя будут искать».
«И это всё что ты можешь мне сказать? Вроде бы ты обещал что покажешь мне то, чего не знают и не видят другие, если я соглашусь стать твоим учеником, разве не так? Я согласился».
«Иди домой… у меня тоже когда то была мать».
«Ты не ответил на вопрос».
«Я сдержу своё слово. Жди сна».
«Чего? Опять всё самое интересное во сне? А будет ли когда ни будь наяву»?
«Будет, со временем, но прежде тебе очень многому надо научиться… Жди сна, но не думай о нём специально. Я приду во сне».
Глубоко вздохнув, я вылез из под елки и одел лыжи. Действительно, надо было идти домой: стало смеркаться – зимой смеркается очень рано. К тому же волков никто ещё не отменял, если можно так выразиться: они бродят по окраинам города и дерут собак, а иногда и людей; так происходит каждую зиму, об этом каждую зиму пишут в газетах…
«Экхоган, будь рядом»- прошептал я, очень красочно представив себе как на меня нападает стая волков в этом лесу – «Просто будь рядом, пока я не выйду из леса, я хочу постоянно слышать твой голос»…
«Волков боишься?» - вежливо, но всё равно обидно, рассмеялся он – «Здесь, в заказнике – не бойся, повторяю – это мой лес… В любом другом лесу – у тебя есть на то основания, а здесь нет: никто тебя не тронет, ты под моей защитой».
«Никого я не боюсь! Я не хочу оставаться в тишине»
«Не ври, меня не обманешь. Ты не боялся, когда заблудился в лесу… того старого волка. Действительно не боялся и он тебя не тронул… знаешь почему? Это я его прислал, что бы посмотреть на твою душу… Там не было страха. Там была сила. А сейчас я почему то не вижу этой силы и это меня огорчает»…
«Ну тогда пришли сюда стаю волков, пусть делают что хотят… раз тебя огорчает инстинкт самосохранения; может я и не буду ничего бояться именно в тот момент когда начнёт происходить что то страшное…»
«Пойми меня правильно: страх – твой первый враг, первый враг которого ты должен победить. С победы над страхом начинается путь шамана. Ты сможешь идти любой дорогой – а дорог, уж поверь, в твоей жизни будет не мало, но идя по каждой из них ты не должен испытывать страха ни перед чем – будь то враги, опасность, неизвестность… и даже ты сам – твоя неуверенность в себе, твои сожаления о прошлом и сомнения в будущем. Страха быть не должно. Принимая решения ты должен просто один раз принимать решения и с того момента как решение принято – уже ни о чем не жалеть и ничего не бояться, но действовать в соответствии с тем что ты для себя решил » - настаивал он, а я тем временем шёл домой, по своим же следам, благо они не были заметены снегом – погода стояла всё такая же тихая, безветренная и морозная – «Потом будут другие враги, но что бы начать двигаться вперёд, нужно прежде всего победить страх. Иначе на первом же перекрёстке любой дороги, страх собьёт тебя с того направления, которые ты избрал и ты станешь всего лишь странником, который сбился с пути. Возможно ты чему то научишься и даже двигаясь наугад, утратив свой настоящий путь из за страха, сможешь быть счастливым… Но шаманом уже не будешь никогда. Тогда, в этом лесу, в конце лета, ты заинтересовал меня именно тем, что оказавшись в угрожающей жизни ситуации, ухитрился понять, что победа над страхом – это единственный путь к спасению и тот час как понял это – одержал победу над страхом. Заметь… это не я послал тебе подсказку. Да, я послал волка, но не подсказку, если ты вспомнишь всё что тогда происходило, то придёшь к выводу, что голос, прозвучавший тогда в твоей голове – был твоим внутренним голосом, голосом твоего духа; твоим – а не моим».
«Хорошо, допустим… ты послал волка, я победил страх и волк меня не тронул. Это произошло потому что я победил страх или потому что ты не позволил ему напасть? А что произошло бы если бы я не победил тогда страх? Волк бы меня сожрал, да? Ты бы позволил ему»?
«Не знаю»…
«Как это ты не знаешь»?
«Да так – не знаю… На этот вопрос нельзя ответить однозначно: всё таки многое зависело бы и от волка и от тебя… Волк скорее всего бросился бы – если бы почувствовал твой страх перед ним, если бы не обалдел от внутренней силы, которую почувствовал вместо страха; но в то же время – я могу управлять любым зверем в этом лесу – его телом, его поведением… но я не знаю как бы поступил если бы ты не победил страх; возможно я бы позволил тебя съесть – волки тоже хотят жить и имеют на это право: ты был бы его законной добычей, если бы не победил страх»…
«То есть ты хочешь сказать, что волк не бросился на меня – только из за моей победы над страхом; со своей стороны ты не пытался его контролировать – просто прислал ко мне и стал наблюдать».
«Да. Это была только твоя победа».
«И для тебя нет разницы между человеческой жизнью и жизнью волка? Если бы я не смог победить страх, или победил, но волк всё равно бросился бы на меня… ты бы не остановил его потому что волк тоже хочет есть»?
«Говорю же: не знаю… этого не произошло, понимаешь? А то что произошло тебе хорошо известно. Я не знаю, как бы я поступил. Подобные ситуации были – люди не первый раз блуждают в лесу и встречаются с волками, но всякий раз, я, видя это, поступаю по разному: кого то спасаю, кого то позволяю сожрать… Вот представь себе: в зависимости от настроения»!
«Представил. Вот это действительно страшно».
«Почему»?
«Потому что человеческая жизнь и жизнь волка для тебя равноценны. Если бы это было не так, ты бы всегда спасал людей, а не делал это только когда у тебя хорошее настроение».
«Почему же сразу «хорошее»? Нет, ты не понимаешь… На самом деле нет ничего хорошего и плохого, добра и зла, света и тьмы… Забудь об этой двойственности, она придумана людьми – главным образом христианами, для того что бы «правящая элита» всех времен и народов могла с лёгкостью манипулировать сознанием подчинённого им большинства; на самом деле ничего такого нет. Тебе врут, всю жизнь – всё твоё воспитание, всё чему тебя учат в школе и говорят в церкви на проповедях – это ложь, смысл которой только в том, что бы сделать тебя таким же как все - безгласным, лишённым собственного мнения и покорным воле Всевышнего – а стало быть и «правящей элиты», рабом, за счёт миллиардов которых, собственно и живёт эта «правящая элита». Но на самом деле всё не так: ты можешь идти любой дорогой в жизни и тебе вовсе не обязательно делать что либо – так же как это делают все, так как это принято в обществе. И верить в общественные идеалы тоже совершенно не обязательно. Я посоветовал бы тебе вообще ни во что не верить – даже мне не верить, до тех пор пока что бы то ни было не будет доказано твоим жизненным опытом. Я бы назвал это одной большой духовной практикой… Это была бы «практика – жизнь»».
«Ты опять уходишь от ответа. Вот что за привычка ходить вокруг да около? Ответь, пожалуйста, прямо: человечья жизнь и жизнь волка или любого другого зверя имеют для тебя одинаковую ценность»?
«Любая жизнь – бесценна, но здесь, на Земле – за жизнь нужно бороться, и каждое живое существо имеет одинаковое право на жизнь и борьбу за выживание. Да, жизнь волка и человека для меня равноценны. Я не выделю человека среди других живых существ. Он тоже зверь, только иной природы. И поэтому когда какой либо хищник пытается сожрать в этом лесу человека, я позволяю себе либо поступать спонтанно – защищая либо человека, либо зверя – в зависимости от того, к кому более расположен, либо вообще не вмешиваться; и в том и в другом случае, моё поведение не основано на так называемых «общечеловеческих ценностях» - которые, к сожалению, лживы… оно подобно воле судьбы, потому что не основано вообще ни на чём».
Мне хотелось спорить. Очень хотелось, но какая то сила словно останавливала меня, возможно на уровне интуиции я просто чувствовал что он прав. Это было страшно признать, ведь воспитывали меня именно в духе «общечеловеческих ценностей», но в душе – я понимал что всё это просто «картинка» которую всю жизнь люди показывают друг другу и верят в её реальность и силу, для того что бы хоть чем то скрыть огромную бездну не постигнутой и не подвластной им истины…
Так, рассуждая о жизни, природе и «общечеловеческих ценностях» мы потихоньку и дошли с ним до дороги к городу.
«Не пойдёшь дальше»? – произнёс я – «Ты же можешь, верно? Никто не привязал тебя к этому лесу, ты свободный дух… Но ведь ты не пойдёшь со мной дальше»?
«Конечно, нет» - ответил он – «Хотя ты прав: для меня не существует преград. Просто я не хочу видеть людей. Они очень измельчали за это и минувшее столетие… Их души измельчали, понимаешь»?
«Пока не очень. Но надеюсь, пойму со временем».
«Это печальная мудрость. Возможно тебе понадобиться много времени для того что бы это понять и много ошибок – доказывающих это тебе через страдания и беды, но когда ты поймёшь, то уже ни что не сможет тебя огорчить или сильно удивить: ты потеряешь всякую надежду и веру, ты больше не сможешь мечтать, но научишься просто радоваться жизни: солнечному свету и проливному дождю, возможности уйти в лес, лечь на траву и вдохнуть аромат цветов, хорошему улову на рыбалке, музыке тишины и журчанью воды в реке…
Ты постигнешь реальность и станешь един с ней настолько, что для счастья тебе не понадобятся ни чья бы то ни было компания, ни деньги, ни достижения. Всё это - уйдёт. Останутся лишь твоя душа и вечность. И Вы будете смотреть друг на друга бесконечно долго… Вечность будет отныне во всём что тебя окружает: во всех проявлениях жизни, в лицах людей, в кружащихся в солнечном свете, миллиардах блестящих пылинок, в уносимом не ведомую даль ветром, осеннем листе; каждое мгновение бытия будет дышать Вечностью, и научившись видеть и понимать её, ты поймёшь что всё созданное Богом – совершенно, и уже не сможешь, никогда не сможешь, жить на этом свете – не любя всего, что рядом с тобой, не наслаждаясь каждым новым днём»…
«Даже не знаю, радоваться такой перспективе или сожалеть о ней. Но в любом случае – ты дал слово: во сне мы встретимся».
«Да, встретимся. Но не жди этого специально, вообще не думай об этом – так мне будет проще переместиться отсюда в твоё сознание».
«И что я увижу когда это произойдёт»?
«Не знаю»…
«Опять не знаешь?! Ты так много, как я погляжу, не знаешь»!
«Поглядишь – во сне. Вообще то мы можем переместиться в любой из миров, но я пока не знаю – готов ли ты для любого, нужно сначала попробовать что либо не сложное. Вот поэтому я и говорю что «не знаю» что ты увидишь».
Так мы и расстались. Я вернулся домой в отличном настроении и родители долго не могли понять что ж такого радостного могло произойти в лесу, что бы потом, до самого вечера, человек ходил по комнате с гордым видом и отдающей какой то сумасшедшей радостью, блаженной улыбкой. Экхоган оказался прав: мать моя действительно волновалась – она всегда любила поднимать панику на пустом месте, волнуясь из за любого пустяка; зная её, я мог лишь сожалеть об этой глупой привычке, выливающейся под час в настоящую тиранию – когда каждый твой шаг и поступок пытаются контролировать и не дай Бог, ты опоздаешь домой на 5 минут или отправишься куда либо – заранее не предупредив и не сказав точно, сколько времени будешь отсутствовать. Тогда, да и потом, в будущим – уже после окончания школы и достижения совершеннолетия, эта её привычка изрядно попортила мне нервы, но с этим, наверное ничего нельзя поделать: мать – есть мать…
В эту ночь мне ничего не приснилось. Возможно воспоминания были слишком свежими и я просто не мог заставить себя не думать об этой беседе и о предстоящем путешествии во сне, сложно сказать куда, поэтому он не смог переместится в моё сознание...
Так или иначе, сон, о котором мы говорили с Экхоганом, приснился тогда, когда я уже перестал думать о нём вообще, слегка разочарованный тем, что обещанных «чудес» не происходит; он приснился мне в последний день зимних каникул, перед началом нового учебного полугодия.
Нужно было готовиться к учёбе: хотя бы привести в порядок стол, найти все учебники и тетради, которые за время каникул, успели потеряться в обычном для моей комнаты хаосе. Но к этому не хотелось даже приступать, а мысли об учёбе не вызывали в душе ничего кроме тоскливого чувства обречённости. До меня просто не доходило каким образом синусы и косинусы, а так же «квадратные трёхчлены» (само слово «квадратный трёхчлен» вызывало довольно жуткие образы в голове, если я, шутки ради, пытался представить это математическое чудовище в виде чудовища реального) могут пригодиться мне в жизни… и если честно не доходит до сих пор; но родители говорили «надо учиться», «без аттестата у тебя нет будущего», не объясняя при этом ничего, а просто отправляя в ненавистное мне учебное заведение. Тогда ещё я не сопротивлялся и поэтому считался нормальным, а не больным ребёнком.
Был вечер. Тёмный и холодный зимний вечер. Мать хлопотала на кухне, отец слушал радио – ещё одну штуковину, которую я ненавижу с детства; он всегда включал радио очень громко – потому что у него был плохой слух, а я всегда не знал куда мне деваться от этого шума, потому что у меня слух всегда был слишком хороший. Все молчали. Я – в своей комнате, в полной темноте, среди хаоса так и не собранных к школе книг; мать – у стола, за разделочной доской, пропитавшейся кровью коз, мясо которых она обрезала с костей; отец – весь в «очень умной передаче» о политике. Металлический голос диктора вещал очередную «очень важную чепуху». Я старался обмануть свой слух, переключая восприятие на образы, проносящиеся в моей голове: образное мышление было развито настолько, что меня иногда принимали за ребёнка, страдающего аутизмом, и способного видеть только свой внутренний мир, полностью игнорируя при этом объективную действительность. Так мы и жили: каждый сам по себе, три совершенно чужих, не похожих друг на друга и не понимающих друг друга человека, под одной крышей.
Не помню, как я уснул. Вроде бы только что ходил по комнате, рассматривая вымышленные сюжеты проносящиеся перед моим внутренним взором, и вот уже не хожу… а перемещаюсь; при чём сквозь стены. Дом стал прозрачным. Полностью прозрачным, но всё же материальным. Он сделался подобием какой то странной голограммы: все его составляющие – стены и крыша, мебель и предметы обихода, а так же и мои родители, находившиеся в это время на кухне, стали выглядеть как объёмные фигуры, состоящие из миллиардов маленьких светящихся точек, похожих на снежную пыль, но при этом, они были всё же не настолько плотными как привычная материя: между некоторыми точками отсутствовали связи, каждую из них можно было увидеть насквозь – замечая за ней огромное количество похожих структурных единиц и поэтому видя не только, например, одежду и кожу моей матери, но и сердце, сокращающееся у неё в груди, тонкую полоску воды, текущую по пищеводу, после того как она сделала глоток из такого же – прозрачного насквозь, глиняного кувшина. Прозрачным было всё: я видел древесину досок и брёвен не только снаружи, но изнутри: все одеревеневшие годовые кольца и изгибы, рваную штукатурку и старый, полу изгнивший мох, помещённый между брёвнами для утепления; я видел стёкла в разводах и трещинах, а так же морозных узорах, и ослепительно – звёздное, чёрное небо за этими стёклами и стенами. Сквозь стены было легко проходить, но проходить сквозь родителей я не решился. Вся эта полупрозрачная модель привычной реальности имела только два цвета: чёрный – из которого состояла непроглядная тьма, вмещающая в себя всё остальное, и изумрудно – зелёный, светящийся, из которого были сотканы все мельчайшие частички материального мира – дом, предметы, родители; больше всего меня поразило небо за пределами дома. Ночное небо, полное ясных, серебристых и синих звёзд. Эти звёзды казались во сто крат ближе, чем было всегда в действительности; казалось надо лишь сделать несколько шагов и протянуть руку и ты сможешь коснуться любой из них… ночной небосвод был переполнен лучезарным и многоцветным сиянием этих звёзд, как будто в небе одновременно зажглись несколько миллиардов маленьких солнц: очень ярких и красивых, но достаточно холодных, для того что бы ночь – всё же продолжала оставаться ночью, а планета не сгорела в льющихся на неё со всех стороны лучах вселенских светил.
То что всё это мне сниться было понятно с самого начала – ведь такое может быть только во сне. И всё же я наслаждался каждым мгновением этого сна, потому что он был волшебный.
Никто меня не видел в этой странной реальности. Я двигался сквозь стены навстречу звёздам а родители на кухне продолжали обсуждать проблемы: политику, отсутствие воды на колонке, продукты в магазине, которые опять подорожали… Они меня не видели, хотя в последствии я мог бы пересказать каждое их слово… Но что толку? Всё равно ничего никому не докажешь, а им – тем более; они сказали бы «ты просто не спал и подслушивал» и доказательства тому, что сейчас происходило, вновь разбились бы о простую, не допускающую не малейшего отклонения от того что принято считать возможным, житейскую логику. Это уже было много раз, поэтому я просто двигался навстречу звёздам, сквозь стены…
«Обернись» - неожиданно произнёс рядом, как всегда спокойный и слегка ироничный голос Экхогана.
Ну, хорошо… Я обернулся. И увидел одновременно себя и его. Его – таким же, как тогда, в лесу, в первом приснившимся мне сне, а себя – спящим за столом, над грудой так и не приведённых в порядок школьных учебников и тетрадей. Он стоял рядом – у меня за спиной. А «второй я» - смотрел со стороны на него и своё же спящее тело, покинутое, по видимому, душой. Это было немного жутко… особенно учитывая, что не успев полностью пройти сквозь полупрозрачную стену своей комнаты, я видел это «из стены».
«Просто тело» - произнёс он, положив руку на плечо моего спящего тела – «Могу сейчас вселиться в него, и тогда я обрету жизнь среди людей, а место призрака займёшь ты… А могу убить. Это делается похожим образом: в первом случае, если речь идёт о «заселении» - я просто сливаюсь с этой оболочкой, проникая в каждую клетку… и остаюсь там; во втором, я тоже проникаю в неё и останавливаю сердце. Не зря, раньше люди боялись злых духов и делали многое, что бы уберечься от демонов, призраков, сущностей. А сейчас забыли традиции своих предков и в результате в жизни происходит не пойми что! Тело человека очень легко присвоить себе или убить».
Выбравшись из стены я приблизился к нему и к своему телу. Не скрою, мне было страшно. Но не настолько что бы утратить интерес к происходящему или начать испытывать какие либо негативные эмоции, кроме страха.
«Но ведь ты не сделаешь этого»?
«Нет» - ответил он – «То есть не убью – это точно; насчёт «заселения» – только с твоего позволения. Ты позволишь мне это со временем, поверь».
«Ну уж нет»!
«Да пойми… это всего лишь тело; ты можешь найти любое другое… у тебя до него их были сотни: потом умирали, и ты находил другие тела, но забывал о пройденном тобой, огромном пути смертей и рождений… Пожалуй, начать твоё обучение нужно не с полётов к звёздам и перехода в параллельные миры, а именно с того что бы освежить твою память. Вернуть её тебе. Хотя бы отчасти. Полностью нельзя – человеческий мозг на это не рассчитан».
«Ну хорошо. Пусть будет так, допускаю это как одну из вероятностей. Я читал недавно о реинкарнации, колесе сансары – из которого ну никак простым смертным, не искупившим все «грехи» и не усвоившим все «уроки», не выбраться… но ведь ты то выбрался? Ты не имеешь ничего постоянного… ты дух или демон… сейчас уже даже не знаю к какой категории тебя отнести, ты можешь убивать людей, можешь присваивать себе их тела, а потом, наверное, бросать – когда надоест. Допустим всё это. Скажи мне, прежде чем «возвращать мне память» и учить чему то…какой во всём этом смысл? Что именно ты обретаешь в этом странном пути, в этой, пока что не понятной мне форме существования? Ты можешь многое – но какова конечная цель? Ты наверное помнишь свои прошлые жизни, в отличии от меня. И у тебя их тоже было не мало. И в каждой – что то уникальное и наверное дорогое… до тех пор пока твои возможности всё это не обесценили. В каждой – было какое то тело – мужское или женское – не столь важно, в каждой была неповторимая, не похожая ни на одну другую, судьба, страна, личное пространство, любовь, какие то ценности: материальные и не материальные… И родители наверное то же были: при чём в каждой жизни – разные. Но они любили тебя. И ты любил их. Я так думаю, хотя возможно я ошибаюсь. Я лишь хочу сказать, что каждая из прожитых жизней – была неповторима и прекрасна по своему, но лишь до тех пор, пока ты не вспомнил все остальные. Потому что одна – единственная жизнь имеет ценность. А сотни – уже нет. Это просто вечность: с десятками новых тел, новых лиц, стран, имён, родителей…. Вечный путь, путь которому нету конца. Куда ты идёшь, Экхоган? Прежде чем лишить меня той единственной жизни, которую я знаю и несмотря ни на что – люблю, вернув, как ты говоришь, память о других жизнях, ответь мне в чём смысл этого пути и этого знания»?
«Посмотри на своих родителей» - произнёс он, глядя на меня с каким то задумчивым и печальным выражением –«Ты правда любишь их? И думаешь, что они любят тебя? И ещё ты наверное считаешь, что твоё появление на свет в этой семье – это случайность»?
«Не понимаю к чему ты ведёшь»…
«Просто ответь на эти вопросы, потом я объясню».
«Хорошо. Я пытаюсь любить своих родителей, хотя это сложно и болезненно. Я не думаю, а точнее не чувствую, того что они любят меня. Своё появление на свет именно в этой семье я не знаю как классифицировать. С точки зрения мистики – это может и не быть случайностью, с точки зрения науки – случайность - всё».
«А с точки зрения истины»?
«Я не знаю что такое истина. Этого, по моему никто не знает».
«Нет. Кое - кто знает, хотя это и довольно печальное знание…; знание – не абсолютное, но во много раз превосходящее всё, что знают обычные люди, что даёт, пусть и не большую, но всё же реально существующую надежду придать нашим жизням хоть какой либо смысл, а душам - свободу, которой они обычно не обладают, пока находятся в том, что ты назвал «колесом сансары». Большинство людей не понимают зачем они родились, где были до рождения, и куда исчезнут потом – после смерти. И не зная, таких важных, на мой взгляд, вещей, просто не в состоянии построить свою жизнь правильно. Что может сделать живое существо, которое просто вязли и бросили на эту планету, стерев при этом память обо всём, что он знал прежде, но дав жизнь в том или ином теле, в той или иной стране? Что он может сделать, скажи мне? Впрочем, я скажу: сначала будет тыкаться носом во всё вокруг – как слепой котёнок, потом научиться отличать хорошее от плохого, но знания об истоках своей души и смысле своей жизни от этого всё равно не прибавиться, затем будет искать своё место в этом мире – с позиций незнания, опять же… Пробовать: одно, другое, третье… совершать ошибки, разочаровываться, снова что то пробовать… и так по кругу! Накапливая негативную карму, не исправляя той негативной кармы, которая уже висит на нём – из прошлых воплощений. И в итоге он умрёт – получив жизненный опыт, мудрость, но так и не поняв самого главного: откуда он, почему он именно здесь, в чём его предназначение, каким был его путь, до того как он появился на свет, как вообще устроено мироздание? Умрёт – и там всё узнает. А потом опять забудет, вернувшись. Ну, и что дальше? В чём смысл, скажи мне? Мой путь – это путь знания и борьбы. Не скажу, что он совершенен, как и того, что я знаю ответы, абсолютно на все вопросы… по отношению к Богу и вечности, я – один из учеников, не более. Но я помню многое. И умею тоже не мало. И непрерывно учусь: учусь уже в течении нескольких тысячелетий – как вольный дух и как облекавшийся в плоть, живой человек. То что я знаю, умею, и могу передать, даёт тебе право выбирать – кем быть и быть ли вообще, где именно быть, если быть, а так же право выйти из «колеса сансары» и быть свободным – в той мере в которой это вообще возможно. В этом, а так же в непрекращающимся никогда процессе познания сущности Бога и мироздания, заключён смысл моего пути… и поверь, не смотря на всю боль, печаль и безысходность – которые несёт в себе знание само по себе, этот путь всё же гораздо лучше чем одна из множества жизней, в течении которых ты тыкаешься в неизвестность как слепой котёнок… и начинаешь понимать что либо лишь под старость или вообще, после смерти, что бы потом вновь позабыть об этом».
Представив себе эту картину: путь души, странствующей от жизни к смерти и затем опять – к новой жизни, но забывающий всё предыдущие воплощения, души ослепляемой вновь и вновь какой то не постигнутой мной пока ещё, могущественной силой, я понял что он прав. Идти вперёд в поисках истины, проживая за жизнью жизнь и забывая абсолютно всё, что бы начинать свой поиск с чистого листа – это прямо какое то издевательство над душой… Интересно, это Бог придумал? И кто он после этого? И какой во всём этом смысл?
Я с любопытством взглянул на призрака. Я больше не испытывал страха перед ним потому что его слова показались мне очень разумными, а разумное существо не будет просто так убивать другое разумное существо.
Он понял мой взгляд.
«Давай по порядку.» - сказал он – «Не всё и сразу. К тому же завтра тебе на учёбу».
И тут произошло непредвиденное. Дверь за моей спиной с чуть слышным, но от этого не менее противным скрипом, отворилась и в мою комнату вошла мать. Я успел обернуться услышав этот звук и вовремя отскочить в сторону, ибо с никогда прежде не замечаемой мной за нею поспешностью, она двигалась прямо на меня, и если бы я вовремя не отодвинулся – вероятно прошла бы сквозь меня. Комната была маленькой. Большую её часть занимала огромная русская печь, выходящая основной топкой на кухню, а оставшееся, сравнительно небольшое пространство было занято письменным столом и большой, старой кроватью – на которой несколько лет назад умерла моя бабушка, жившая в этой комнате до меня. Развернуться было особо не где. Моё тело мирно продолжало спать за столом, положив голову на книги. Рядом стояли мы – Экхоган и я. И туда же… именно туда – в угол между печкой и стеной, с удивительной уверенностью и быстротой зачем то двигалась моя мать. Я отскочил на кровать, радуясь тому что мне не пришлось испытывать эти, наверное, неповторимые ощущения – «когда твоя мать проходит сквозь твою, покинувшую тело, духовную сущность»; через мгновения, на этой же старой кровати оказался и Экхоган – ему тоже некуда было деваться, другого места, куда можно было бы отойти в комнате общей площадью около 4 квадратных метра просто не было. «Интересно, он - то чего боится» - мелькнула в голове лихорадочная мысль - «Вообще то мы оба невидимы для неё, но если я просто не хочу что бы она проходила сквозь меня, то он… мой всеведущий вольный дух, мой наставник, не должен испытывать неуверенности при виде простой, смертной женщины». Я почувствовал что он читает мои мысли; и ещё, я почувствовал что он более чем материален… уместиться на одной кровати в спешном бегстве от моей матери и не прикоснуться друг к другу было невозможно, и как только это произошло, я с удивлением обнаружил что в этом пространстве – пространстве сна, мы абсолютно материальны друг для друга, его рука случайно коснувшаяся моей шеи, доказала это: ощущение было совершенно естественное, как прикосновение любого живого существа в реальном мире… И всё же мне было не понятно, почему он дал дёру, как и я; и зачем моя мать так бесцеремонно и уверено врывается в мою комнату – тоже было не понятно.
«Она видит тебя»? – мысленно произнёс я – «Чего ты боишься? И чего она хочет»?
«Сомневаюсь, что видит, но скорее всего чувствует» - ответил он – «Я никого не боюсь… Запомни. Но она нарушает сейчас мои планы. Понятия не имею что у неё на уме».
«Как это не имеешь? Ты что не можешь прочитать её мысли»?
«Не могу».
«Почему?»
«Она ведьма. Изменившая религии предков и принявшая христианство, но всё же не совсем утратившая свой дар. Я не могу прочитать её мысли, она закрыла их от меня. Она будет против тебя всегда. Запомни это. Не считай её своим другом и не доверяй ей никогда. Она всегда будет действовать только из самых лучших побуждений, искренне любя тебя и считая что её поступки принесут тебе пользу, но всё что она сделает обернётся для тебя лишь болью и отчаяньем, потому что нет на земле двух душ настолько не имеющих между собой ничего общего – как твоя душа и душа твоей матери; что для неё благо – для тебя смерть».
«Если она меня сейчас разбудит, что произойдёт»?
«Ничего. Ты просто проснёшься в своём теле… И будешь ужасно злой. А она будет смеяться. Просто смеяться и всё, скрывая за этим смехом многое, о чём никогда тебе не расскажет. Будь готов. То что сейчас – ещё цветочки… В минуты сильнейшего нервного напряжения, в минуты горя и душевной боли, когда тебе по настоящему плохо и ты не знаешь что делать дальше – она будет смеяться и шутить, словно не замечая вообще ничего».
Я знал что это так, потому что так было всегда – в течении всего моего детства. Моя мать всегда смеялась и шутила над каждым моим словом и чувством – чем большая смута и тоска царили у меня на душе – тем более радостным и звонким становился её смех; но раньше мне казалось что всё это – от недостатка интеллекта и отсутствия элементарной этики… в конце концов она была простой женщиной: не очень образованной, грубоватой, появившейся на свет в какой то глухой деревне в Краснодарском крае...; а сейчас, если верить Экхогану, получалось совсем другая картина: она смеялась не от недостатка, а от избытка интеллекта, и в следствии какой то странной злонамеренности в отношении меня…
Тем временем, моя мать, подойдя к моему телу вплотную, вела себя более чем необычно, и мы, затаившись на старой бабушкиной кровати, на расстоянии вытянутой руки от неё – наблюдали за этим со стороны. Достав из кармана кухонного фартука тонкую церковную свечу и спички, она зажгла свечу и стала водить ей у меня над головой, что то тихо при этом нашёптывая. Свеча вскоре затрещала и с неё начал стекать замутнённый гарью воск, пламя колыхалось из стороны в сторону, хотя движения воздуха в комнате практически не было; в этот же миг, Экхоган, находившийся у меня за спиной, сильно сжал мою руку и я почувствовал что он дрожит… дрожит крупной, лихорадочной дрожью, как человек с высокой температурой… Однако у меня, манипуляции матери со свечой, кроме удивления и любопытства ничего не вызывали.
«Тебе сейчас больно? Что ты чувствуешь? Расскажи мне»… - мысленно спросил я его, но он лишь ещё сильнее сжал мою руку.
«Нет, мама, так дело не пойдёт» - подумал я – «Ты кажется, обижаешь моего друга. Ему это очень не нравиться… но ведь это моя жизнь; если я считаю нужным привести в этот дом хоть самого Люцифера, я имею на это право».
Призрак совсем сник: положил голову мне на плечо, продолжая дрожать – всё сильнее и сильнее… Голос матери становился уверенней и громче, постепенно я стал различать слова, которые она говорила – это были слова христианской молитвы, произносимые на церковно - славянском языке, который, с нормальным русским языком имеет мало общего. И тем не менее основной смысл этой молитвы можно было понять: он был направлен на изгнание Дьявола. «Изыди»! – грозно и непримиримо повторяла она через каждое слово – «Именем креста животворящего, именем Бога живого и вечного» и т.д. Нужно было что то делать. Но что можно сделать в подобной ситуации я понятия не имел, а призрак молчал. Мать зажгла ещё несколько свечей и поставила их на столе. Затем достала бутылочку со святой водой и держа в одной руке свечу, а в другой воду, стала обрызгивать этой водой всё вокруг, начав разумеется с меня. Тут уже меня затрясло… ощущение чем то напоминало удар тока, не очень сильный, но крайне неприятный, совпавший по времени с тем, как несколько капель воды коснулись моего тела.
«Изыди! Я не отдам тебе его душу! Она должна страдать за весь род, ибо через страдания эти нам всем даровано будет прощение! Ты уйдёшь! Сейчас и навсегда! Как я сказала так и будет»! – уже почти кричала мать, уставившись теперь в упор на меня и Экхогана и явно намереваясь окропить святой водой всю бабушкину кровать.
«Слушай» - шепнул я призраку – «Мы можем проходить через стены и двигаться в любом направлении, не будучи при этом замеченными… Что мы до сих пор тут делаем? Давай просто уйдём. Хватит дрожать… неужели она и впрямь так сильна»?
«Сила безумца – непобедима и не знает меры ни в чём; к сожалению большинство людей на этой планете слепы и безумны» - ответил он.
Мать замахнулась на нас бутылкой с водой, из бутылки выплеснулось и словно в замедленной съёмке, повисла в воздухе, небольшая водяная струя. Ну всё, с меня хватит!
Обернувшись к нему я собрал все силы, которых оказалось гораздо больше чем я предполагал, схватил его за плечи и толкнул навстречу стене, через которую он с лёгкостью прошёл, а затем, выбрался из дома тем же путём, упав на белый, искрящийся в оранжевом свете уличных фонарей, снег.
Покинув дом, мы словно оказались в совершенно другом мире. Холодно не было. Обычных телесных ощущений для материальных людей, внезапно упавших в сугроб, не было вообще. На несколько секунд мы просто утонули в снегу, а точнее прошли сквозь него. Но быстро вынырнули, ощущая снег лишь как лёгкую, прохладную невесомость – не влажную, не обжигающую морозом, а именно слегка прохладную и мягкую, словно шёлковую субстанцию. Первое что мы увидели, когда наши головы появились над поверхностью сугроба – это окно моей комнаты в котором неподвижно стояла и смотрела в темноту странным, не мигающим взглядом, моя мать. В одной руке у неё по прежнему была свечка, а в другой бутылка с водой. Губы едва заметно шевелились, произнося молитву, но глаза и всё остальное лицо не выражали при этом вообще ничего – как будто застыв на веки. Это было жутковато и напоминало какую то фантастическую, не полностью ожившую статую, которая может лишь двигаться и говорить, но её лицо и глаза при этом остаются совершенно неподвижными, мраморными, не способными выразить никаких эмоций…
«Пойдём отсюда» - сказал я призраку – «Время ещё есть… ещё нет даже 12 ночи, потому что она не спит. Ты расскажешь мне всё что считаешь нужным, потом я вернусь обратно – в своё тело… Пойдём. С ней невозможно сладить и я это знаю».
Я обернулся к нему. Он стоял по грудь в сугробе, в то время как меня снег скрывал чуть ли не с головой, и смотрел на меня задумчиво и мрачно, как будто лихорадочно размышляя о чём то, перебирая в уме несколько вариантов, но так и не решаясь остановиться на каком либо из них…
«А может она права»? – произнёс он, после довольно длительного молчания – «Может я зря увожу сейчас твою душу… отбираю у неё и увожу в свой сумасшедший мир? Ведь я покойник… а ты живой. Побывав там однажды, узнав то, что тебе предстоит узнать, ты уже никогда не сможешь жить как все нормальные люди и поэтому всю жизнь будешь изгоем среди них. Я уже говорил об этом тогда – в лесу… И это действительно так».
«Это на тебя так молитвы христианские влияют, да»? – воскликнул я, чувствуя как огромной, всё сокрушающей волной во мне поднимается злость – «Ты сам себе противоречишь! Ты же говорил мне что решение нужно принимать только один раз; если оно принято – то всё, будь добр - действуй и не отступай, не сомневайся, не сожалей ни о чём. И я был согласен с тобой, я верил тебе. А сейчас ты меня придать хочешь: просто увлечь неразгаданной тайной, показать лишь ничтожную часть этой тайны… а потом уйти, сказав – живи как все люди, так будет лучше; нет, Экхоган… жить как все я уже не смогу, даже если ты уйдёшь. Но если ты уйдёшь – я никогда не прощу тебе этого»!
Глубоко вздохнув, он подошёл и обнял меня.
«Ты не понимаешь… Ты мог бы стать хорошим писателем, врачом, учителем, актёром, художником, журналистом… у тебя много явных и скрытых способностей и видя их, я вижу одновременно и все возможные варианты твоего будущего; ты мог бы создать семью, уехать из этого города, построить карьеру…Если я сейчас уйду – это всё будет возможным. А если мы уйдём вместе, у тебя вообще не будет никакого будущего в мире людей. Понимаешь… ты будешь обречён до конца своих дней скитаться среди них, так и не найдя для себя места ни в каком обществе, городе и коллективе. Ты будешь начинать много дел среди них, но ни одного не доведёшь до конца, потому что люди, не понимая тебя, будут отвергать всё что ты делаешь и говоришь, ровно как и тебя самого. Ты будешь сильным, очень сильным, ты будешь знать то чего не знают другие и научишься вытворять такие вещи, которые умели прежде разве что великие маги древности, но всё это не принесёт тебе ни счастья, ни покоя, потому что среди людей, в хаосе городов и человеческих взаимоотношений – ты не будешь понят никем. А ещё – самое страшное – тебя будут считать сумасшедшим… ты заговоришь, в конце концов, потому что невозможно постоянно молчать, но тайны и знания, которые ты попытаешься из самых лучших и добрых побуждений, передать людям, приведут тебя в психиатрическую клинику. И не раз и не два… до тех пор пока молчание в отношении не посвящённых и тихая скорбь по поводу их глупости и слепоты, не войдут у тебя в привычку. Теперь ты понимаешь… почему я сомневаюсь в правильности своего решения? У тебя магия – в крови. От матери и других предков. Но я прекрасно знаю как это мучительно – быть шаманом в России 21 века, в стране, где основная часть населения верит главным образом в бутылку водки, а правительство паразитирует на своём народе, делая всё для его дальнейшей деградации».
Злость в моём сердце улеглась, уступив место отчаянью. Я был ребёнком. Если всё это происходило сейчас – я бы спокойно отпустил его, осознав, что он прав. Но тогда я так поступить не мог…
«Ну хорошо»… - сказал я, высвободившись из его объятий – «Ты как я погляжу, не хозяин своему слову, но сейчас это уже не важно; я сейчас просто уйду… куда глаза глядят и не вернусь обратно – в своё тело; и оно в конце концов просто умрёт… Ты не заставишь меня вернуться, я уверен что это не в твоих силах. Да будет тебе известно: ещё до встречи с тобой, я был изгоем среди людей; я был им наверное с первых лет сознательной жизни… потому что слишком сильно отличаюсь от них; так зачем же мне к ним возвращаться? Я просто возьму и уйду»…
Сказано – сделано: я устремился прочь от дома и вскоре обнаружил что бежать совершенно не зачем потому что можно лететь; достаточно лишь подумать об этом и ты поднимаешься в воздух… и летишь, управляя своим движением с помощью мыслей. Подниматься высоко было как то страшно: видимо инстинкт самосохранения просто не мог сразу покинуть меня, не смотря на то, что тела, которое может упасть и разбиться при мне не было. Тем не менее сильно не разгоняясь я летел примерно в 5 метрах от земли – над оледеневшей дорогой, над исчезающими в ночной темноте знакомыми улицами и домами, над немногочисленными, укутанными с головы до ног в тёплые вещи, прохожими… Внизу была земля, вверху – ослепительно – яркие и близкие, холодные звёзды. Экхоган… неужели просто молча ушёл? Нет; летит, чуть подальше от меня, не отставая, но и не пытаясь догнать.
Что может быть прекрасней этого полёта над бездной жизни и смерти? Там, внизу, были люди: прохожие и те, что находились в машинах и домах; все они были заняты какой то бессмысленной суетой – о чём то переживали, думали, заботились… чьи то мечты и сердца вновь разбивались в прах, кто то пил водку и сетовал на судьбу, кто то резал вены, другие – деловые и успешные, засыпали вместе со своими стареющими супругами, тайно сожалея о том что именно этот человек лежит сейчас рядом и о том, что их 20 лет не вернуть обратно, но не признаваясь в этом даже самим себе; там были тысячи жизней… но мне было всё равно; я не чувствовал своей принадлежности к этому пёстрому людскому многоголосью. Был только, молча летящий поблизости призрак и воздушный простор – бесконечный, вольный, сияющий; был только ветер поющий миллиардами голосов – холодный, северный ветер, швыряющий в лицо пригоршни снежной пыли, но не обжигающий холодом и не сбивающий с пути наши свободные души, для которых не существует ни мороза, ни засухи, ни страха, ни смерти. Смотреть вниз, просто летя над городом было по истине волшебно! Мне не хотелось возвращаться. Я не понимал чего вообще хорошего в этом – жить во плоти. Миновав город с его людьми и огнями, мы вылетели на дорогу – старую дорогу на Каргополь, идущую через кладбище. С одной стороны этой дороги было кладбище, а с другой один из отдалённых жилых районов города; улица называлось Молодёжная… очень оригинальное название для улицы, с одной стороны которой сотни живых людей, а с другой – сотни мёртвых; впрочем, тогда я об этом не задумывался. Кладбище и параллельно находящийся рядом с ним посёлок длились примерно 2 километра, а затем обрывались на перекрёстке; дальше город заканчивался и начинались сплошные поля да деревни вплоть до самого Каргополя; может мне туда… в Каргополь? А может – на кладбище – вдруг там есть другие души и я их увижу? Пожалуй, поискать на кладбище души мёртвых будучи при этом таким же бестелесным призраком как и они, куда интересней чем просто слетать до Каргополя. Я направился туда…
«Не надо. Не надо тебе пока на кладбище» - неожиданно произнёс Экхоган догнав меня с такой скоростью, что я заметил его только когда он возник рядом – «Там правда есть души. Много душ. Но если ты думаешь что все они такие как я – ты ошибаешься. Они могут быть для тебя опасны. Ты ещё не готов».
«Чем же они могут быть опасны»? – удивился я – «У нас нет тел сейчас, у них тоже, разве мы можем причинить вред друг другу не будучи материальными?».
«Ещё как можем! Хотя бы потому что душа, на самом деле, – материальна, просто состоит из такой разновидности материи которую обычным зрением не увидеть... Потом ты поймёшь что я имею в виду, а пока думаю не стоит заострять внимание на деталях. Просто поверь мне. Пожалуйста»
«Не верю. Докажи. Просто докажи, пожалуйста».
«Хорошо, как скажешь».
Неожиданно, он схватил меня за руку и с невероятной скоростью поволок не понятно куда. Движение было таким быстрым что я не видел перед собой ничего кроме мелькающих обрывков реальности, не составляющих целостной картины. Это длилось пару секунд… затем был удар и жуткая, расплавленной медью разливающаяся по всему телу, боль. На мгновение мне показалось что я теряю сознание. Но это было не так, боль просто ослепила меня, но сознания я не потерял.
«Теперь скажи что тебе не больно» - раздался поблизости спокойный голос призрака – «Ты же нематериальный, как ты говоришь. А если так – то и боли быть не должно».
«Ты придурок»! – воскликнул я понемногу приходя в себя – «У тебя другого способа доказать не было»?
«Был и вообще то я уже не единожды за эту ночь тебе это доказал. Ты же чувствовал меня как живого, материального человека, когда я к тебе прикасался. Логический вывод напрашивается сам собой – если я могу обнять и ты это чувствуешь, то если я ударю – ты это тоже почувствуешь».
Мы были на какой то крыше. Началась метель и всё вокруг заметал пушистый, белый снег. Призрак просто притащил меня на эту крышу и от всей души швырнул о бетонную трубу на ней. Знакомство с трубой оказалось болезненным… хотя по идее я должен был пролететь сквозь неё. Пытаясь понять происходящее, я ничего не понимал… вообще ничего.
«Хорошо» - произнёс я наконец, вынужденный признать его правоту – «Я ничего не понимаю, но скажи мне… если ты или какая либо другая душа или сущность убьют меня когда я нахожусь вне тела - моё тело тоже умрёт»?
«Нет, убить тебя окончательно как душу невозможно» - ответил он – «Но можно сильно истощить, причинить много боли – и это отразиться на теле, с которым ты связан невидимой нитью… о природе которой тоже рано пока говорить. И тогда тело может умереть, а душе, когда она восстановиться, некуда будет возвращаться. Даже этот удар вероятно, оставит следы на биологическом теле. Раньше среди людей было на слуху поверье, согласно которому, во время сна человеческие души покидают тела и летают, общаются с другими душами. Поэтому люди боялись резко будить спящего человека – его душа могла не успеть вернуться обратно, а если человек умирал во сне, считалось что кто то убил его душу во время ночных полётов. В этом поверье есть зерно истины, жаль, что в этом веке, люди больше не обращают внимания на подобные вещи. Поэтому я и прощу тебя не приближаться пока к кладбищу. Там их очень много… Душ, духов, демонов, понимаешь? И все разные. И далеко не все – дружелюбные».
«Нет уж спасибо. Мне твоего «дружелюбия» хватило более чем»… - мрачно и обиженно произнёс я, поднимаясь на ноги и подходя к краю крыши, что бы определить высоту. Высота показалась мне убийственной и от неё сразу закружилась голова. Он подошёл сзади и вновь обнял меня за плечи.
«Ты это навсегда запомнишь. Это был мой первый урок. Боль запоминается лучше, чем что либо хорошее – такова, к сожалению, природа людей».
«Значит всё таки, берёшь меня в ученики»?
«Ты не оставляешь мне выбора своим ультиматумом – не вернуться в тело. Не скрою, рассмотрев твой дух повнимательней, я передумал, ибо не только великие возможности, но и великие страдания принесёт тебе этот путь. Мне не захотелось обрекать тебя на страдания, ибо счастье всё же в большинстве случаев – в незнание. Но ты не оставляешь мне выбора».
Я смотрел вниз с крыши и размышлял. Голова больше не кружилось: то ли привык к высоте, то ли присутствие Экхогана придавало уверенности. Там, внизу – была обыкновенная человеческая жизнь, которую я мог бы прожить, как наверное уже жил много раз; а что было здесь? Неизвестность и грядущие страдания: невозможность нормально общаться с людьми, психиатрическая клиника, которую он мне напророчил… И тайны, огромное количество неразгаданных тайн и возможностей, к которым так хотелось приблизиться. Именно это притягивало, убивая всякий страх перед страданиями в будущем. Но с другой стороны… разве сейчас я знаю достаточно для того что бы совершить осознанный выбор? Меня просто манит неизвестность… И всё. И я готов искалечить свою жизнь, обрести полное одиночество среди людей, что бы постичь эту неизвестность. Разве он рассказал мне достаточно? Нет. Но вместе с тем – он предупредил меня о том что меня ожидает плохого; и думает что этого хватит что бы сделать выбор.
«А ты не Дьявол»? – спросил я – «Знаешь, если бы я рассказал обо всём что связано с тобой любому священнику, скорее всего он назвал бы тебя Дьяволом. И принялся бы старательно тебя изгонять – если у него есть такое право и возможности. Моя мать тебя сильно напугала – с помощью церковной свечи, молитвы и святой воды. Это очень показательно. Я помню – ты с места не мог сдвинуться и трясся как эпилептик… Что ты на это скажешь»?
«Если бы ты рассказал обо всём священнику, при чём не любому, а одному - единственному, который есть в Вашем городе, ровно как и единственная церковь, я скажу что бы было»… - с неожиданной и поразившей меня холодной, пронзительной интонацией в голосе стал отвечать он – «Этот священник, имя которого тебе известно, для начала рассказал бы обо всём твоей матери и психиатру; психиатр – его лучший друг, они каждую неделю встречаются семьями и подолгу проводят время вместе… да будет тебе известно! Ну так вот: он рассказал бы психиатру. Они бы приняли какие то меры: скорее всего это была бы психушка. Тебя бы отправили на месяц – два… подлечиться. Этот священник не обладает правом изгнания демонов, у него другие способности и задачи. Поэтому участь твоя была бы решена: промывая мозги, а точнее затуманивая их различной химией, врачи изгнали бы «злого духа»… меня то есть, полностью лишив каких либо способностей и собственного мышления. Ты бы перестал меня видеть, тебе бы внушили что это просто проявление болезни и ты, однажды поверив в это, стал бы всю жизнь считать себя больным и бояться самого себя. Вот что было бы, если бы ты рассказал священнику. Твоя мать с радостью отправила бы тебя туда – священник передал бы ей твой рассказ и она - истинная христианка! – сделала бы всё, что необходимо во имя блага единственного ребёнка: отправила бы в больницу, моля Бога о том что бы тебя там вылечили».
«Моя мать иногда бывает невыносима, но она никогда не отправит меня в психушку! И ты не ответил на мой вопрос в полной мере. Дьявол ты или нет? И если нет, почему церковная свеча, святая вода и молитва производят на тебя такое действие»?
«Нет, я не Дьявол. Просто дух – очень старый, видевший на этой планете не только людей, но и иные разумные расы. Люди из них – пожалуй самая слабая и вместе с тем – самая опасная и непредсказуемая. Но не об этом сейчас речь; я просто кое что очень хорошо помню и не смотря на то, что с тех пор минули столетия, эти воспоминания по прежнему причиняют мне боль. Я помню как пришли христиане. С этими своими молитвами и прочей атрибутикой… Мы жили в лесу, я был шаманом племени. Мы поклонялись духам предков, древним богам, животным, растениям и в этом не было ничего плохого: никаких кровавых жертвоприношений о которых позже напишут в летописях, никаких извращений и прочего ужаса. Мы просто жили в гармонии с природой на берегу большого озера, среди чистых, не испорченных цивилизацией лесов. Мы умели слышать то о чём поёт ветер и то о чём шепчутся травы… Это потом назвали «магией» и «колдовством» - а тогда, для каждого из нас это было так же естественно, как дыхание. Я был хранителем живого огня земли – одного, совершенно забытого ныне божества, покровительствовавшего нашему племени. Возможность стать шаманом или вождём была у каждого, при чём у женщин в той же мере что и у мужчин – у нас не было патриархата и войны плов – женщина и мужчина обладали равными правами и уважали друг друга; всё зависело от способностей: лучший воин, обладающий незаурядным умом – мог стать вождём; лучший знахарь, способный вылечить казалась бы неизлечимые болезни и легко воспринимающий голос иных миров и существ (не сходя при этом с ума и верно толкуя послания) – мог стать шаманом; вне зависимости от пола и возраста, все зависимости от того в какой семье он или она родились... понимаешь? Нужно было лишь что бы его или её одарённость увидели и признали все. Это племя, эта система ценностей, были, пожалуй, единственной, настоящей демократией. То что сейчас называют «демократией», на самом деле лишь узаконенный олигархический капитализм, при котором правящий класс эксплуатирует малоимущих. Так мы жили. Никого не трогали. И нас до поры до времени никто не трогал. Денег у нас не было – мы не знали что такое деньги. Наёмного труда и тем более – рабства тоже не было. Были лишь традиции и боги, а так же, духи предков, которых мы почитали, но не поклонялись им, в нынешнем значении этого слова, а скорее всегда "поддерживали с ними связь". И тайга – дававшая всё, что необходимо для физического существования: древесину – для строительства домов и лодок, целебные растения – для лечения болезней, ягоды, грибы, рыбу и дичь – для пропитания. Мы знали, что где то есть города и другие народы, что неподалёку набирает силу огромное государство… но всё это нас не касалось. Хотя, некоторые уходили в эти города – стремясь к познанию нового и не желая всю жизнь прожить в лесу. Мы не удерживали их и не говорили что они не могут вернуться. Такого запрета не было: каждый ушедший мог возвратиться в любой момент и мы приняли бы его как брата, потому что по отношению друг к друг – были объединённой кровными связями, одной большой семьёй. Но никто из уходивших не возвращался, что внушало страх перед внешним миром. Однако, был у нас один мальчишка. Не помню дня, что бы этот мальчишка чего ни будь не разбил, не сломал, не натворил бед…; он был очень любопытен, не меньше чем ты. Но при этом у него не было кое - чего, что есть у тебя: душевного света – нерушимого и абсолютного, способного развеять любую тьму, даже если мир падёт. Он был умный, красивый, сильный… но этого важного качества – способности искренне любить и искренне восхищаться, относиться ко всему что тебя окружает бережно и с уважением, у него не было. Когда родился этот ребёнок мне сразу стало как то не по себе: он смотрел на меня слишком осмысленными и вместе с тем – жестокими глазами, такого взгляда я не видел ни у одного младенца.
А кроме всего прочего – он был мой сын… Но не мог же я убить его, верно? Он рос: совсем не похожий на нас всех, вечно чем ни будь недовольный, но при этом неустанно стремящийся к познанию и совершенно лишённый чувства страха и стыда… Воспитывать его было бесполезно, оставалось лишь смириться. Заживо разрезать на части птенца какой либо птицы что бы посмотреть что у него внутри, снять шкуру с живого животного, сорвать растение что бы потом выкинуть, не потому что оно необходимо для лечения, как у нас было принято, а просто так – было для него обычным занятием. С возрастом масштаб преступлений лишь возрастал: от издевательства над животными он перешёл к издевательствам над людьми – детьми, которые были младше и слабее его. Ему было интересно посмотреть что же из этого получится… И вот однажды, в возрасте примерно 15 лет он изнасиловал и убил свою же сестру. Что можно было сделать в такой ситуации, как ты думаешь»?
«Убить его» - ответил я, ни на мгновение не сомневаясь в своей правоте – «Зло должно быть уничтожено, а если твой сын и впрямь был таким как ты его описываешь, то вне всякого сомнения, он представлял собою воплощённое зло».
«Знаешь, я последнее время тоже так думаю» - согласился Экхоган – «Наш мир был расколот и осквернён… Произошло неслыханное: убийство и изнасилование, ничего подобного никто никогда не совершал! У нас даже традиций не было на сей счёт, потому что никто, никогда не творил подобных вещей... И кто это сделал? Сын шамана! И кто стал его жертвой? Дочь шамана! Все были в ужасе и скорби, слёзы и недоумение застыли на лицах людей, даже вождь не знал как поступить. Он лишь сказал мне что решение должен принять я потому что это мой сын. А сын тем временем пойманный и связанный сидел в подвале и дожидался своей участи. Я попросил вождя дать мне одну ночь на размышление, с тем что бы принять какое то решение и поступить, согласно этому решению, – на рассвете следующего дня. Понятно, что оставлять убийство безнаказанным было нельзя – тогда, видя разгуливающего на свободе убийцу все решат что убийство – это нечто само собой разумеющееся и не возбраняемое, и наш и без того, лишившийся радости и покоя «лесной рай», окончательно превратиться в ад. Тогда я ушёл в лес… в священную рощу – обитель богов и духов. Я зажёг огонь, закурил трубку, порезал руку – по традиции принеся свою кровь в жертву всем сущностям, которые здесь обитают, пролив несколько капель на пламя, закурил трубку, присев у костра, и обратился к своим покровителям и учителям за советом. Я общался с духами всю ночь и ничего не мог понять, потому что впервые с того момента как я стал шаманом, одни из них говорили одно, а другие совершенно противоположное. Одни говорили что я должен убить своего сына, другие что я должен посадить его на цепь и не спускать с этой цепи пока я живой – создав для него жизнь цепного пса, ибо человеческой жизни он не достоин, третьи советовали простить его и дать шанс исправиться, ибо он, в глубине души, горько раскаивается в содеянном. Но всё это казалось мне не правильным и я не переставал задавать один и тот же вопрос, внимательно вслушиваясь в тишину тёплой, летней ночи. Под утро, не знаю от кого, пришёл ответ, показавшийся мне наилучшим. «Отправь его в изгнание. Навсегда. Без права вернуться домой». Что за чёрт мне это шепнул? Может быть это был Дьявол, за которого ты принимаешь сейчас меня? Я не знаю. Но тогда – я поступил именно так».
«Ну ладно, вы его прогнали… что же могло произойти дальше? Он ушёл и не вернулся, ведь так»? – не выдержал я, полностью охваченный красотой и трагизмом этой истории.
«К сожалению, он вернулся» - ответил призрак печально – «А уходя, поклялся, что вернётся и уничтожит нас всех. Так в сущности и произошло, спустя 20 лет. Я к тому времени был уже не молод, но и не настолько стар, что бы отойти от дел и не понимать происходящего. Постепенно всё наладилось и потекло в привычном русле… Призрак моей маленькой дочки, которой, на момент произошедшего не исполнилось и 10 лет, иногда являлся мне и моей жене, но мы умели общаться с духами и испытывая глубокую скорбь, не пугались, а принимали его. Мы даже радовались её появлению: это лишний раз доказывало нам что жизнь не кончается смертью тела, что душа вечна. Потом она ушла. Сказала, что родиться вновь от одной из моих взрослых дочерей и найдёт нас. И мы снова станем одной семьёй… Мы просили Богов о том, что бы так и было. Но этому не суждено было произойти. Мой сын выполнил своё обещание. Он вернулся. А с ним – господа христиане с оружием в руках и чужой для нас религией. Им у нас понравилось. Ещё бы! Озёра, в которых полно рыбы, леса, в которых полно добычи, и мы – дикари, сильные и здоровые – чьи женщины могли бы стать прекрасными наложницами, а мужчины – рабами. Их было много и они умели убивать. Мой сын командовал этой дружиной и был христианином. Он принял эту веру и поклялся служить некому князю, управлявшему государством, о котором, у всех нас, было весьма смутное представление... Так и не стало нашего племени. Мы не умели воевать, так же хорошо, как они, мы очень многого не знали… справиться с нами оказалось проще простого; селение было сожжено. Языческие идолы и священные рощи осквернены. Люди – в большинстве своём убиты или порабощены. Их увели в города на верёвках и насильно заставили принять христианство – чуждую нам, патриархальную, религию рабов. Пошли на это не многие, большинство, в том числе и я и вся моя семья, предпочли смерть. Я помню всё это так ясно, как будто это случилось вчера. И боль в моей душе никогда не иссякнет, как никогда не иссякнет ненависть к этой бесчеловечной религии и той чёрной душе, что пришла к нам, появившись на свет в качестве моего сына».
Я не знал что ему сказать. Картины далёкого прошлого – такие живые и яркие, как будто я сам был там и всё это видел, проносились перед моим внутренним взором, словно кадры какого то безумного кинофильма.
«Я ненавижу христианство и не считаю нужным скрывать это» - вновь заговорил он после небольшой паузы – «С христианства в этой стране началось рабство и неравенство, продолжающиеся по сей день. Я не боялся твоей матери когда она читала молитву и ходила по комнате со свечой и водой… Я боялся СЕБЯ. Того что не выдержу, и убью её».
Над городом взошла луна. Она то появлялась, то исчезала в рваных просветах непрерывно движущихся на крыльях ветра, серых, полных холодного мокрого снега, облаков; снега, который плавно опускался на промёрзшую земную твердь, на эту крышу, на протянутую мной вперёд, навстречу бездне, ладонь, казавшуюся совсем не призрачной… материальной, как и всё вокруг.
«Это просто сон» - напомнил я себе – «А возможно – болезнь… психическое расстройство, вызванное сочетанием одиночества и высокого интеллекта. Одинокие дети часто придумывают себе вымышленных друзей и общаются с ними. С того момента как в реальности этих иллюзий они перестают сомневаться, начинается шизофрения. Разве ты не читал об этом? Тебе всего 11 лет, но ты уже успел прочитать все имеющиеся в библиотеке книги по психологии и психиатрии, усугубив это «учебником философии для студентов ВУЗов» и полным собранием сочинений М.Ф. Достоевского. Вот поэтому ты одинок и стоишь сейчас на крыше вместе с этим духом, который, как и всё что ты видишь и чувствуешь, является не более чем плодом твоего воображения. Вот поэтому ты будешь одинок всегда, иной причины нет: когда нормальные дети бегают, катаются на велосипеде, купаются в речке, играют в футбол, ты читаешь «философию для ВУЗов». И сейчас сходишь с ума – от огромного количества знаний и невозможности дружить со сверстниками, которые не в состоянии всего этого понять в свои года… Только не верь тому что видишь и слышишь. Это просто сон. Можешь наслаждаться им, можешь повторить его вызвав этого призрака или иного – потом, спустя какое то время… Ты всё это можешь. Но как только ты поверишь в реальность происходящего – ты сойдёшь с ума и это станет очевидно для всех. И тебя, в самом деле поместят в психушку».
«Я читаю твои мысли» - произнёс Экхоган – «Возможно ты прав в своём решении не верить в меня что бы не сойти с ума, но всё же я реален. И очень скоро ты в этом убедишься»…
«Я знаю. Я только не знаю как можно одновременно верить и не верить – по моему это уже начало безумия… но я не хочу в психушку. Позволь мне думать что всё это просто сон. И приходи, когда посчитаешь нужным или когда я позову тебя, но никогда не переубеждай меня… Шизофрения – это ужасно»!
«Я должен тебя огорчить. Психушки не избежать. Это всё равно произойдёт в будущем».
«Зачем знать будущее если его нельзя изменить»?
«Его можно изменить. Такая возможность есть всегда. Но ты не изменишь. Тебе предстоит… А впрочем, не надо…»
«Что не надо? Знать что мне предстоит»?
«Да. Я могу этим всё испортить. Поэтому о будущем больше не слова. Да, да… я просто болезнь. Я только сон который сниться тебе. Ни в коем случае не верь в мою реальность»…
«Издеваешься»?
«Нисколько. Ты поймёшь со временем почему я так говорю. А сейчас давай вернёмся обратно… то есть ты вернёшься назад в своё тело».
«Когда я смогу увидеть тебя вновь»?
«Когда захочешь. Просто позови меня по имени. Но не злоупотребляй общением со мной… я ведь просто твой сон, я иллюзия, созданная твоим воображением…»
Он тихо смеялся, но я не видел в этом ничего смешного. На самом деле всё это было жутко.
И до меня стало, наконец, доходить, что вообще то, я совершенно ничего не знаю об этом мире: что всё, что я читал, было лишь разрозненными, противоречащими друг другу теориями физиков, химиков, биологов, которые в действительности ничего не объясняют, а пропасть нашего, человеческого невежества по прежнему велика. Все научные достижения, которыми мы так гордимся – лишь вершина айсберга реальности. Большая часть – в глубине и не изучена нами. Мы до такой степени не понимаем мироздания, что даже не всегда можем достоверно судить о том, чем является многое, из того что мы видим и ощущаем – реальностью или родившейся в нашем сознании, иллюзией. Да и о том, что такое «наше сознание», «наш интеллект», «наша личность» и «наша душа» - почти ничего не знаем. Мы лишь принимаем за истину ту или иную теорию, как правило, общепризнанную, не пытаясь проверить на практике – так это или не так… «Просто – так принято в обществе… Надо делать это именно так, потому что так делают все… Мы прочитали это в книгах, нас научили этому в школе и т.д.» - вот стандартный набор отговорок, которым всю жизнь, словно незримым щитом, мы закрываемся от правды. А правда в том, что мы действительно, почти ничего не знаем о мире в котором живём и о самих себе…
Потом мы расстались. Он проводил меня домой: дома всё было в порядке – моё тело по прежнему прибывало во сне, мать ушла из комнаты и погасила свет.
«И что мне теперь делать»? – спросил я –«Нырнуть в это тело и проснуться, как в фантастике»?
«Нет, никуда нырять не надо. Надо наоборот уснуть».
«Уснуть во сне? Это как»?
«Так же как и наяву. Не думай не о чём, выключи этот бесконечный поток слов и образов в своей голове, что бы ни осталось вообще ничего… одна пустота. Тогда ты уснёшь. А когда проснёшься будешь уже в своём теле».
Так и произошло. Словно всё так и должно быть, я лёг на кровать, прекрасно помня что моё тело спит за столом, и постарался остановить всё мысли и образы в своей голове. Экхоган был поблизости: сидел на стуле рядом с кроватью. Я чувствовал его присутствие, но это не смущало меня. Гораздо сложней было выполнить его просьбу: уснуть, отключив все мысли в своей голове…
Реальность стала более материальной, по сравнению с той полупрозрачной, светящейся зелёным светом структурой, которую я увидел в самом начале. Она больше не светилась и не просматривалась насквозь. Возможно, это сделал призрак, для того что бы облегчить моё возвращение в физическую оболочку. Всё было почти таким же как наяву: ночная темнота и тишина, прерываемая изредка потрескиванием тлеющих в печке углей, совершенно материальные и осязаемые вещи и тёплый, пахнущий печной глиной и высыхающими на печи сухарями, воздух. Разница между сном и реальностью была сейчас лишь в том, что моё тело спало за столом, а душа пыталась уснуть на кровати.
«Ты ещё здесь»? – прошептал я, не чувствуя ни малейшего желания спать.
«Да» -ответил он – «Молчи лучше. Я буду здесь до тех пор, пока ты не уснёшь, что бы уйти в уверенности что твоя душа и тело воссоединились».
«Почему всё так сложно? Почему я не могу просто просочиться в эту оболочку и остаться в ней»?
«Для этого надо обладать определёнными навыками, которых у тебя пока нет».
«А почему я не могу сейчас это попробовать? Просто попробовать… ну не получиться, так не получиться»?
«Это опасно. Ты можешь убить своё тело таким образом. Нет. Сначала я научу тебя как делать правильно, потом будет можно. А сейчас нет. Просто усни и всё».
«Легко сказать: просто усни! Я столько всего увидел и узнал за пару часов что наверное не смогу уснуть до утра… Тем более во сне. Ведь это всё сон и моё тело сейчас спит»
«Замочи и слушай тишину. Останови свои мысли: все вопросы которые ты можешь задать себе и мне… Для этого ещё будет время, много времени. Но сейчас ты должен вернуться».
Я вернулся. Сам не заметил как. Присутствие призрака внушало какое то странное, внутреннее спокойствие и уверенность, хотя разум и отвергал реальность происходящего. В конце концов всё погрузилось в беспамятство и бесконечную, лишённую слов, мыслей и звуков, ночную тьму.
Меня разбудили в 6 утра. Надо было срочно собирать тетрадки и книги и бежать в школу. С утра по раньше – специально, что бы успел сделать всё что не сделал вчера. Это была мать. Как всегда бескомпромиссно, словно никаких этических соображений для неё не существует, она шумно отворила дверь в мою комнату и принялась будить, до тех пор пока не добудилась. Не выспавшийся и злой, я смотрел на неё как на незваного гостя, отличающегося исключительной наглостью и бесцеремонностью, которые, к сожалению для неё всегда были вариантом нормы; она как всегда орала; не помню случая что бы она когда либо говорила, хотя обычно она искреннее считала что она говорит. Просто голос был настолько звонкий и громкий, что кроме как криком эту манеру разговаривать назвать было нельзя. Этот крик, который для неё был вовсе не крик, доводил меня порой до полного нервного истощения, из за моего обострённого слуха: слух у меня был такой хороший, что иногда удавалось расслышать музыку, которая играет в соседском доме или едва уловимое шуршание в подвале – характерный, не лишённый определённого ритма звук, издаваемый пробегающими по полу мышами; поэтому голос матери был подобен ультразвуку, взрывающему мой мозг.
-Чисти зубы, иди завтракать, собирайся в школу - в своей обычной высокой звуковой тональности произнесла она.
-Хорошо мама, сейчас, подожди пять минут.
Ну, здравствуй, реальность… Нет, всё таки во сне было куда лучше и интересней.
Она вышла. Я вспомнил всё что было во сне без всяких усилий – слова Экхогана и наш ночной полёт, историю гибели маленького лесного племени – ни что не забылось, как это часто происходит, когда просыпаешься. «Ты и впрямь сходишь с ума» - сказал я себе – «Ещё немного и тебя отправят в психушку»… И тут, выбираясь из кровати, я почувствовал что всё тело почему то болит. Не то что бы очень сильно, но ощутимо. А подойдя к зеркалу увидел на себе не малое количество свежих ссадин и синяков… «Картина Репина- Приплыли» - вот как это называется. Так что же всё таки является сном, а что явью, если удар, нанесённый тебе во сне проявляется в виде синяков наяву?
Матери я ничего не сказал. На руках и лице повреждений не было поэтому она ничего не заметила. Собрал книжки, пошёл в школу – ненавистную для меня, наверное со 2 класса. Всё вроде бы стало двигаться в привычном и безысходном русле действительности. Я задавал себе много вопросов: что есть реальность; где находиться грань между гениальностью и безумием; смогу ли я когда ни будь сделать этот мир хотя бы немного более разумным и справедливым; кто я в этом мире, откуда и с какой целью в него пришла моя душа…? Очень много вопросов, на которые пока не был найден ответ.
3.
Жизнь продолжалась: обычная, человеческая жизнь. В школе в моё сознание загружали кучу, как мне казалось, совершенно не нужных знаний, дома – воспитывали, прививая может и не плохие, но весьма далёкие и зачастую ставящие тебя в безвыходное положение, принципы и ценности. «Не дерись, не матерись, не отвечай злом на зло, ложи вещи на свои места, наводи порядок в комнате и т.д.» - говорила мать. Всё это было безжизненно: не драться – означало постоянно быть битым – школьники того времени представляли собой очень жестокий народ, не материться и не отвечать злом на зло – означало быть не только битым, но ещё и всеми презираемым, ибо как это так… его задели, а он молчит! Это был прямой путь в «школьные изгои», но чувствуя что в основе своей эти принципы верны, я следовал им и в конце концов оказался одним из самых затравленных и одиноких детей в классе. Отец не принимал участия ни в жизни семьи, ни в моём, так называемом, воспитание. Он всегда был как посторонний наблюдатель: придёт, посмотрит, сделает какие то свои выводы и уйдёт… обратно, к обожаемым им козам, на пастбище. Наблюдая за отцом я чувствовал глубокую ненависть к нему – чем дальше, тем больше. Он любил порядок. Все вещи – пульт от телевизора, газеты, книги, посуда – должны были лежать строго в определённом месте, не дай Бог положишь на пару сантиметров дальше – будет скандал! Уничтожение пыли и влажная уборка всего дома должны были осуществляться регулярно. Он не переносил закрытых в дневное время окон, нарушения распорядка дня, любого – даже не матерного ругательства, сказанного случайно и не со зла. Ругань – была поводом для избиения, нарушение порядка – поводом для скандала, принимающего всегда форму короткого, безэмоционального, исключительно вежливого, но при этом прожигающего твою душу насквозь, выговора. Этим собственно, его участие в моей жизни и ограничивалось. Возможно, таким образом проявлялась его принадлежность к немецкой расе, к которой он сам себя причислял и очень гордился своим редким, для жителей России, именем Арнольд. Однако я этих качеств не унаследовал, в моём «идеальном мире» всё было наоборот: творческий хаос, беззлобная ругань, вечно закрытые шторы и «пыль веков», не смываемая годами. Мать мне было жалко, чем дальше тем яснее я видел то, насколько она – имеющая совершенно противоположный, «огненный» южный темперамент, несчастна в семейной жизни с этим человеком; я видел так же и её ограниченность и поэтому никогда не испытывал к ней уважения, но жалость и любовь безусловно, были всегда; отца же, с каждым годом, по мере взросления, ненавидел всё сильнее.
Время шло… Зима подходила к концу, однако весна на севере – это лишь более мягкий вариант зимы, поэтому легче не становилось. Травля в школе и полное духовное одиночество дома приобретали всё более острый характер. В школе меня презирали не только за безответную вежливость, но теперь уже и буквально за всё: за то что одеваюсь бедно, потому что у моих родителей вечно нет денег, за то что у меня нет дорогих игрушек, тетрадей, ручек – а то что есть куплено либо давным – давно, либо в самых дешёвых магазинах и поэтому обладает отвратительным качеством, а так же за то что мои родители нигде не работают и живут за счёт огромного стада коз – их молока, мяса и шкур, из которых шьют зимнюю одежду. Это было по настоящему жутко: я понимал что невольно начинаю стыдиться своих родителей… и в глубине души был согласен со всеми этими злыми детьми, смеявшимися надо мной и над ними: в нашей семье всё было как то не правильно, странно и дико.
Однако, надо было как то держаться. Я боялся безумия и поэтому сознательно избегал общения с призраком во сне – хотя знал, что только он сможет меня понять и утешить. Иногда я звал его наяву и он отвечал – тихим, спокойным голосом в моей голове; но до осознанных снов дело не доходило – сейчас была школа, ненавистная школа боли и выживания, очередной «волшебный сон» мог открыть мне слишком много такого, о чём не следует говорить с людьми, и если я не сдержусь и скажу, если я в какой то момент перестану притворяться и выложу людям всю правду – меня отправят в психушку. Этого мягко говоря не хотелось. Поэтому "путешествия во сне" было решено отложить до летних каникул и призрак был согласен со мной в этом решении. Иногда его присутствие поблизости ощущалось физически. Просто в области солнечного сплетения что то вдруг приходило в движение и расплывалось по всему телу обжигающими, похожими на слабый электрический разряд волнами, после чего на любом морозе сразу же становилось тепло и сумерки – а зимой у нас почти всегда сумерки, как будто наполнялись каким то странным, едва заметным, фиолетовым сиянием. Он мог ещё ничего не успеть сказать – но эти ощущения были явным признаком того что он рядом.
«Ты можешь что ни будь изменить в моей жизни, в жизнях и душах других людей»? – спрашивал я его – «Неужели ты не видишь: мои родители, учителя, все эти глупые и жестокие дети… Все они – варвары, только каждый по своему. Я живу в эпоху бездуховности, в совершенно дикой, варварской стране».
«Этого не может даже Бог – изменить что либо в человеческих душах…» - отвечал он – «Ты живёшь на планете свободного выбора и не виноват в том, что все кого ты знаешь свершают свой выбор в пользу дикости и бездуховности. Но твой выбор зависит лишь от тебя, он может быть и иным».
Я чувствовал что в конце концов не выдержу, но всё же держался, мечтая о лете, когда можно будет просто бросить всё и уйти в лес… уйти в другой, не познанный мной мир, и быть может, даже не вернуться от туда. Во всяком случае, чем дальше, тем больше, мне этого хотелось: уйти и не вернуться.
И вот наконец наступило лето. В первый же день каникул, освободившись от ненавистной учёбы и общества малолетних неандертальцев – жестоких и глупых, а точнее жестоких потому что глупых, я почувствовал что меня едва ли не призывает к себе тайга. Это было довольно странное чувство. Нечто сочетающее в себе звук громовых раскатов, шума лесных родников и ветра в древесных кронах, но при этом безмолвное, абсолютно безмолвное, лишь ассоциирующееся со всеми этими звуками и отдающее в сердце странным, тёплым и трогательным, вызывающим боль и восхищение чувством.
Ждать было нельзя, да я и не мог. Мать в этот день была особенно строгой: с начала ей срочно понадобилась отправить меня на рынок за продуктами, затем заставить мыть целую гору грязной посуды, копившейся несколько дней, а я, чувствуя этот безмолвный зов в своём сердце, буквально сходил с ума. Но в конце концов, ближе к вечеру, все «спец- задания» были выполнены и мне удалось быстро собрать рюкзак и отправиться в путь. На вопросы куда, зачем и на сколько я ухожу, я не ответил, и она проводила меня долгим, осуждающим взглядом, но не стала останавливать, а отец, как всегда, не проявил вообще никакой реакции. Ему всегда было всё равно.
Лишь оказавшись за пределами города, на пропитавшейся пылью и солнечным светом лесной дороге, я почувствовал, что напряжение в котором я жил всё это время, постепенно спадает, как тяжёлый груз, который так долго приходилось нести... Лес улыбался мне миллионами танцующих в косых, янтарных лучах небесного света, крошечных пылинок, первых, расцветающих в пока ещё не высокой траве, цветов, разноцветными крыльями бабочек и стрекоз… Да. Это было действительно так: чем дальше я уходил от города, тем легче становилось дышать.
Погода была исключительная: на небе не облачка, солнце светит ярко, тёплый, ласковый ветер едва ощутимо прикасается к коже, комаров ещё нет… «Эх, уйти бы да не вернуться» - думал я, уходя всё дальше и дальше по лесной дороге – «Экхоган, забери меня от этих людей. А ещё лучше вообще с этой планеты»!
«Иди к роднику»… - неожиданно прозвучал в голове его голос.
«К какому ещё роднику»?
«Я тебе покажу. Пока иди прямо, потом я скажу куда свернуть».
«И что там, у родника»?
«Вода… чистая, живая вода, бьющая из под земли… У неё тоже есть душа, как и у всего в этом мире. Ты останешься в лесу этим днём и затем, ночью. Будешь смотреть в зеркало этой воды и всё увидишь. Я буду рядом».
«Нет, подожди… я ничего не понимаю. Я что буду просто сидеть у родника и пытаться там что то увидеть? Интересно что и каким образом? Ты задумал что то странное»…
«Ты всё поймёшь, если пожелаешь понять, когда окажешься там. Поймёшь, почувствуешь, увидишь… Вспомни о чём мы говорили с тобой зимой. Я сказал что ты ничего не знаешь о своей душе, о том кто ты и откуда пришёл, о своих родителях, о том, почему в твоей жизни происходит то что происходит… И ты согласился. И мы решили что началом всему будет ответ на эти вопросы. Вот я и хочу что бы ты получил этот ответ, хотя бы отчасти… ибо для того что бы понять всё это в полной мере, потребуется ещё очень много дней и ночей. Но самое главное ты узнаешь сегодня. Если захочешь».
Я ничего не понимал, но уже научился доверять ему настолько, что бы не пытаться это оспорить.
«И всё же лучше было бы если бы ты просто забрал меня с этой планеты»… - подумал я, мысленно смеясь над своими словами – «Ну или хотя бы в свой призрачный мир… Честное слово, так надоело жить в нём без всякой цели и смысла, среди людей, чьё умственное и духовное развитие, кроме отчаяния ничего не вызывает»…
«Сам не понимаешь, о чём мечтаешь»… - отозвался он, прочитав мои мысли.
«Может быть» - ответил я – «За то, слишком хорошо понимаю насколько безысходна и жестока реальность, в которой я живу».
Так мы шли, продолжая безмолвный диалог, и если бы кто то в этот миг увидел меня со стороны, то вряд ли бы догадался о том что я в данный момент вообще с кем то общаюсь, в том числе и с самим собой. Потом он сказал мне свернуть с дороги, на едва различимую среди густой ивовой поросли, лесную трапу, о существовании которой я не знал раньше. Хорошо, что у нас не было тогда мобильных телефонов… У некоторых они были, но только не у нашей семьи, шьющей тёплую одежду из козьих шкур. Если бы мать постоянно названивала бы мне по телефону, как это частенько происходит сейчас, я бы не нашёл ни этой тропинки, ни родника, попросту не услышав в своём сознание голос призрака.
Тропинка постоянно петляла и поворачивала в разных направлениях, между высоких, пропахших пряным ароматом смолы, янтарных сосен, чьи корни, в сочетании с растущими рядом с ними корнями елей, переплетались на ней в причудливые узоры, напоминающие ступени какой то диковинной лестницы. Это был уже не смешанный, а только хвойный лес; лес с особенным, обладающим целебным действием воздухом. То понимаясь в верх, то спускаясь в глубокий, сырой овраг, поросший ярко зелёными листьями папоротника, пропитавшимся влагой, разноцветным мхом и хранящим рваные белые клочья никогда не тающего снега и льда, тропинка вела меня вперёд, навстречу новым тайнам и приключениям, в полный волшебства и красоты, загадочный мир, существующий совсем рядом с грубым и хаотичным, миром людей, которому я принадлежал.
Мой путь длился около двух часов. Постепенно среди деревьев сосен стало становиться всё больше, тропинка перестала уходить в сырые низины и петлять, земля под ногами приобрела глинисто – песчаный характер; именно на такой земле обычно росли сосны. Я слушал тишину и любовался косыми, золотистыми лучами полуденного солнца, пробивающимися сквозь тёмно – зелёные колючие ветки соснового бора, отливающие красно – коричневыми, янтарными, медными переливами на тёплой, сосновой коре. Куда и зачем я иду, меня под конец пути уже мало интересовало. Я просто шёл вперёд, наслаждаясь совершенной красотой всего что меня окружает, не думая ни о чём, но всецело погрузившись в созерцание и ощущение этой сияющей реальности…
Потом я услышал шум родника. Это был очень чёткий и громкий, переливчатый, как будто включающий в себя сотни разных голосов, звук, который ни с чем невозможно спутать. Тропинка привела на поляну – большую, светлую поляну окружённую со всех сторон соснами и прерывающуюся с восточной стороны – там, где встаёт солнце, крутым, песчаным обрывом. Родник был внизу, на дне этого обрыва, а дальше, за ним – было большое болото, густо поросшее сиреневыми кисточками, цветущего в эту пору, дикого лука. Я остановился на краю обрыва, прислонившись к одной из сосен и глядя в бескрайнюю, лазуревую небесную даль.
«Иди вниз»… - произнёс призрак – «К воде… В ней особая сила, ты это сразу почувствуешь».
Насчёт воды я пока ничего не мог сказать, но по разливающимся по телу широким, жгучим волнам тепла и электричества, по специфическому, пульсирующему ощущению в области солнечного сплетения, ясно было что призрак где то совсем рядом со мной.
«Да, я здесь… Стаю позади тебя, держу тебя за руку».
«Отойди, твоё присутствие очень уж сильно ощущается здесь… Это сбивает меня с толку».
«Здесь, особое место» - ответил он, и я почувствовал что он действительно отходит, но не далеко – электричества и пульсации в груди стало меньше, но совсем они не исчезли – «Одно из тех мест, которые придают мне сил и я могу в некоторых случаях, становиться видимым, даже вне сновидения… Со временем ты тоже научишься использовать силу таких мест, восполнять с её помощью свои силы, если они на исходе или увеличивать их».
«Если силы на исходе, до мест где можно их пополнить, я скорее всего не дойду» - усмехнулся я.
«Захочешь жить – дойдёшь».
«То есть ты хочешь сказать, что если я, например, заболею чем ни будь серьёзным….»
«Да. Ты сможешь вылечиться, если доберёшься до любого из мест силы, при условии что уже умеешь работать с его энергией, с обитающими там духами и сущностями и если это место тебе подходит».
«Значит просто прийти и сказать – «спасайте меня, я умираю» - недостаточно»?
«Конечно, нет. И учти, кроме тебя самого, тебя вряд ли кто ни будь когда ни будь от чего ни будь будет спасать. Люди, во всяком случае, точно не будут».
«Очень воодушевляет»!
«Но ты же сам знаешь, что это так... Спускайся к воде».
Я спустился к воде. Спускаться по практически отвесному склону высотой около 8 метров было бы очень сложно, если бы весь путь вниз не попадались большие, устойчивые камни и древесные корни, за которые можно было держаться. Родник был тут же, у самого подножья обрыва. Кто то огородил его от болота и растительности поблизости, небольшим забором из сосновых кольев и установил над водой удобный, деревянный настил. Зайдя за забор, я присел на этот настил и склонился над удивительно чистой, холодной водой. Дно было полностью песчаное, до него можно было дотянуться рукой. На дне из нескольких мест поднимались маленькие «песчаные бури» - это потоки подземной воды выходили на поверхность, заставляя кружиться в нескончаемом танце сотни блестящих частичек чистого, прямо таки «отборного», золотистого песка. Кто то всё время чистил родник… он просто не мог сохраниться в таком состоянии без постороннего вмешательства; интересно кто это мог быть?
Экхоган молчал, почему то ничего не отвечая на этот вопрос. Он был рядом – это по прежнему очень хорошо ощущалось, но больше не говорил ни слова. И мне не хотелось заставлять его говорить. Я смотрел в воду… она привлекала меня танцующими на дне «песчаными бурями», мелодичным шумом, заключающим в себе какое то странное многоголосье и ещё чем то… чего я пока не мог понять. Здесь была какая то магия и сила… и я знал, что сейчас нужно молчать, не спрашивая советов у призрака, сейчас нужно просто чувствовать и видеть, полностью уйдя в восприятие, почувствовав характер этого места, настроившись на единую с ним волну… и тогда, постепенно, оно откроет мне те тайны, присутствие которых пока лишь угадывается.
Так я смотрел в воду довольно долго. Я понял, что делать можно всё что угодно, подчиняясь главным образом интуиции. Прикоснулся к воде, зачерпнул в ладонь и напился… вода была ледяной, с глубоким, отдающим металлом, глиной и солью привкусом. На небе появились облака, заслонив солнечный свет, неожиданно подул сильный, холодный ветер. Это было не важно. Я смотрел в воду… в один из восьми танцующих на дне родника «песчаных вихрей» и постепенно всё вокруг перестало ощущаться мной как нечто существенное. Меня не интересовала приближающаяся гроза, хотя я чувствовал первые, сорвавшиеся с небес, крупные капли на своём лице. Я начинал видеть… Я видел бесконечные, горные долины, поросшие могучими дубами и благоухающим разнотравьем, еловыми и смешанными лесами, хранящими в себе бездну удивительного, манящего и пугающего одновременно, древнего волшебства… Я видел горы, взмывающие в ослепительно голубую небесную высь и солнечный свет – очень яркий, но холодный; я видел не менее холодное, тёмное море, чьи волны постоянно бьются об отвесные скалы и огромные, чёрные камни на берегу… Боже, что это за края? Где это? В каком веке?
«Шотландия»… - тихо произнёс Экхоган; его голос в моей голове звучал как то приглушённо, как будто из далека – «Это не первая твоя жизнь… Это первое человеческое воплощение».
«А какая была первой»?
«Ты узнаешь если захочешь… Только не всё сразу. Пока ты видишь лишь то, что ближе всего для тебя сейчас».
«Каким образом горы и долины Шотландии давным – давно… могут быть близки мне сейчас, когда я живу здесь, на севере России, в 21 веке»?
«Желающий слышать – поймёт смысл услышанного, желающий увидеть – не будет отводить взор»…
Лес… только лес, горы и небо. Я бегу куда то, я чувствую что сил бежать больше нет, но всё же бегу. Знакомая с детства, родная сердцу земля: стелящийся по горным склонам серо – голубой, непроглядный туман, яркое, переливающиеся миллионами искрящихся световых брызг в капельках росы на траве и деревьях, восходящее солнце… Величественная, холодная, пронзительная красота. А я бегу. И за мной тоже – бегут… Я вспоминаю то, за что никогда не прощу моих преследователей: мой клан, изрубленные на куски, замученное, сожжённое заживо на кострах за отказ отречься от традиций и религии наших передков люди, вся моя семья – красавица – жена – зеленоглазая и светловолосая Хельга, дочь варяжского конунга, не принадлежащая нашему роду, но лет десять назад выкупленная нами из рабства, в которое попала, после того как её отец погиб в одной из морских битв вместе со всей командой…
Мои дочери и сыновья… Вождь и лучший друг… чёрт возьми, это ж Экхоган!
«Да, мы встречались. Во многих жизнях. Я всегда был учителем, а ты учеником. Но ничем хорошим в мире людей это, как правило, не заканчивалось»…
«Спасибо, обрадовал»!
Их всех убили. Всех… О том, что с ними и со мной делали до того как убить, я лучше промолчу. Я был жив, хотя и совершенно вымотан и раздавлен происходящим. Они не спешили убивать меня и ту малую часть клана, которая ещё была жива, в надежде, что я уступлю и приму христианство, а за мной последуют и эти несчастные, потому что я друид, глава местной духовной элиты, правая рука вождя… за мной, просто не могут не последовать. Но не бывать этому! Под утро удаётся сбежать. Подозвать собаку, проникнуть в её мозг и на несколько минут заставить сделать то, что мне нужно, а именно, снять с руки пьяного стража ключ от клетки и передать мне его через решётку. Тихо, осторожно, пока все спят… Мёртвые видят всё. И будут отомщены. Двигаться невыносимо больно и тяжело: недели пыток и голода дают о себе знать. Я призываю богов, я призываю дух лучшего друга убитого ими в отчаянной попытке защитить нашу землю… Надо спасти тех, кого ещё можно спасти. Надо уйти с ними далеко в горы, туда куда вряд ли смогут добраться крестоносцы, что бы восстановить силы, а затем собрать всех выживших язычников из других кланов и пойти войной на этот проклятый христианский мир… ибо кровь наших близких может быть смыта только кровью наших врагов, ибо мёртвые никогда не обретут покой, если не будут отомщены! Клетки стояли под открытым небом. Их охраняли стражники. Но этим вечером они напились, поэтому всё складывалось удачно… Была ночь, приближался рассвет. Надо было очень осторожно будить пленников. Открывать клетки и будить, приводить в сознание, но так что бы никто не услышал ни звука. С другими ключами проблем не возникло – стражники были мертвецки пьяны… Тихо, очень тихо, я открывал клетки, забирался туда, закрывая рот истерзанным, полуживым людям, шёпотом объяснял им что к чему, а затем они делали тоже самое вместе со мной: освобождали других. Нас осталось так мало… не больше 20 человек и в основном это были женщины и дети. Но их нужно было вывести отсюда, любой ценой. Вот, наконец, все на воле… хотя не все могут идти. Ничего, их унесут те, кто идти может. На горизонте уже появляются первые проблески зори… Быстрее и тише… как можно тише.
Тише получилось, а вот быстрее, к сожалению нет. Мы ушли довольно далеко, почти все успели скрыться в глубоком горном ущелье: если его перейти и затем, уйти в грот, пронизывающий горы насквозь и известный только нам, горцам, но никак не пришлым, можно попасть на плато высоко в горах… туда никто никогда не заберётся, мы сможем восстановить силы, выстроить новое поселение и постепенно, год за годом, тщательно скрывая путь на плато, приводить туда людей из других кланов, одной с нами веры, которые ненавидели бы христиан так же как их ненавидим мы и были готовы искупить боль и смерть своих близких, кровью общих врагов. Почти все были уже в ущелье, не на открытой местности… я стоял между горой и долиной, ожидая когда в ущелье уйдут все. В этот момент со стороны вражеского лагеря послышался чёткий, приближающийся топот лошадиных копыт, а в долине, второпях подвернула ногу моя сестра… Она была последней. Моя сестра... «Бегите, за нами погоня»! – крикнул я тем, что были уже в ущелье и не оглядываясь бросился за ней. Это было дело нескольких секунд: пробежать 20 метров, взять её на руки и броситься обратно. Но нас заметили. Двое молодых мужчин – единственные оставшиеся в живых мужчины из всего клана – приняли сестру в свои объятия и я знал что они унесут её и уведут всех остальных. Мы поняли друг друга без слов: они уходят, а я остаюсь. У нас был меч… всего один боевой меч, снятый с пьяного стража. Я взял его в руки и пошёл навстречу своей смерти.
Они ушли. Я забрал жизнь пятерых из нескольких десятков миссионеров и был убит подлым ударом копья в спину, пригвоздившем меня к одному из тех старых дубов, которые считались у нас священными. Солнечный свет померк, уступая своё место усталости и боли, а затем спокойному безразличию ко всему на свете… Но перед тем как умереть, я каким то образом ухитрился вырвать копьё и обернуться. Мне хотелось увидеть лицо своего убийцы.
Увидел…
Это было лицо моего отца… моего отца из этой жизни, из России 21 века!
Я проклял его так, как может проклясть только друид: «До конца времён, до тех пор пока наши бессмертные души не перестанут существовать если это вообще возможно, ты будешь моим врагом, ты не обретёшь покой не на Земле, ни на небесах, ни в одном из созданных Богами миров, я буду вечно преследовать тебя во сне и наяву, в любой жизни и после смерти… ты будешь страдать и умирать от моей руки сколько бы ты ни жил во вселенной и вечности»!
Проклял его и умер.
Ведение померкло, уступая место реальности. В реальности грохотала гроза и сидя перед родником я насквозь промок… но только сейчас почувствовал это. От увиденного кружилась голова, слёзы, казалось вот - вот потекут из глаз, но я не давал слезам волю…
«Это только начало» - произнёс призрак – «Это не самое начало, но то, что относиться к твоей семье в этой жизни. Твоя душа гораздо старше Шотландии и человеческой цивилизации в целом, но в некоторых случаях, лучше начинать не с начала, а с середины пройденного пути».
«Спасибо тебе большое, ты настоящий друг… раньше я не знал, за что именно так сильно ненавижу своего отца, мне казалось что всё это связано с его характером и поступками в этой жизни, а теперь выясняться что он помимо всего прочего, ещё и убил меня много веков назад, а я своим проклятием, обрёк его… да получается что и себя самого тоже, на вечную ненависть и борьбу с ним. Ну и что мне теперь со всем этим делать»?
Как же всё таки холодно было под этим дождём…
«Не мокни под дождём, у тебя ещё будет время увидеть больше, родник никуда не денется… Поднимись наверх, я скажу куда идти что бы спрятаться от дождя».
«То «наверх», то «на низ» … может ты скажешь, что мне теперь делать»?
«Согреться для начала. Костёр развести. Решить что делать дальше ты должен сам. Для того что бы принять разумное решение ты знаешь ещё недостаточно, поэтому пока просто поднимись на верх и разведи огонь».
Всё правильно. Поднявшись с мостков, я полез вверх по обрыву, с трудом сохраняя равновесие среди скользких камней и расплывающейся под ногами промокшей глинисто – песчаной почвы… Вокруг сверкали синие молнии, лились бесконечные потоки воды, гром грохотал так, что казалось что небо в любую секунду может обрушиться на землю… Но гроза никогда не пугала меня, а скорее напротив, приводила в восхищение. Другое дело, когда я всё же забрался на верх, стало совершенно непонятно куда идти, потому что ничего дальше вытянутой руки из за дождя видно не было. Экхоган это предвидел.
«Сейчас почувствуешь моё прикосновение… не бойся и не сопротивляйся. Я буду тебя вести».
«Может, хватит электричества? Его и так вокруг слишком много»!
Но электричество широкими, колючими волнами уже расходилось по моему телу, вызывая чуть ли не обжигающую пульсацию в области солнечного сплетения. Тут я почувствовал что двигаюсь не понятно куда совершенно не по своей воле… По своей воле двигаться куда либо было вообще невозможно, ведь я почти ничего перед собой не видел, однако я шёл, к ужасу своему, понимая, что это не моё сознание заставляет тело идти куда то...
«Это как понимать? Экхоган, мне это не нравиться! Я что теперь… зомби»?!
«Да успокойся ты… я просто веду тебя к шалашу. Это не подселение, если бы я полностью вошёл в твоё тело, твоей душе места в нём бы уже не осталось. Я просто подчинил его своей воле на некоторое время, даже не выключая сознания».
«Ну спасибо за одолжение! Он даже моё сознание соизволил «не выключать»! Знаешь, лучше выключи… во первых здесь очень уж холодно и я не хочу это воспринимать, а во вторых… с меня пожалуй, на данный момент «новых открытий» вполне достаточно, если я в ближайшее время не отдохну, крышу может снести капитально… Так что выключай моё сознание и уводи тело куда ни будь где тепло и сухо. Я хочу проснуться в высохшей одежде, в спокойной, безопасной обстановке. Тогда и поговорим… А сейчас, правда, выключай моё сознание, а то это ужас какой то»!
«Хорошо, как скажешь… В чём именно ты видишь «ужас»»?
«Да во всём! Во всём что я вижу… я вижу пока что ужас и ничего больше, но допускаю, что возможно ты прав, и я знаю пока ещё недостаточно, для того что бы делать какие либо окончательные выводы. Но знаешь, Экхоган… всё, что связано с тобой, становится причиной возникающей у меня, дикой ненависти к христианам, собственным родителям и обществу людей в целом... Всё, что я узнаю неизбежно вызывает это чувство. И поэтому волей - не - волей приходишь к той мысли, которую уже вроде бы успел отбросить: то, что ты всё же самый настоящий Дьявол – искуситель, охотник за человеческими душами… ибо, с точки зрения христианства, с точки зрения любого священника, кто, если не Дьявол, так или иначе может вызывать искреннюю ненависть ко всему, что вообще то принято любить: родителям, родной религии, людям»?
«Дорогой мой ученик, вне всякого сомнения, в одном ты прав: твоё сознание перегружено информацией, его действительно пора выключать… А то не ровен час сойдёшь с ума и тогда уже я не буду знать что делать».
Это было последним, что я услышал от него перед тем как погрузиться в глубокую, лишённую чувств и мыслей, звуков, цветов и ощущений темноту бессознательного.
Пробуждение среди относительно светлого в это время года, но всё же холодного и загадочного, ночного леса, большой радости не доставило. Я не сразу понял что это за место: вокруг было много деревьев, вместо неба над головой – плотный хвойный навес явно искусственного происхождения, в пока ещё не высокой траве, кто то шуршит… в лесу постоянно кто то шуршит, но почему то значение этому начинаешь придавать только ночью. О том что бы рядом горел костёр мечтать и не приходилось, однако, я должен был быть благодарен призраку за то, что он привёл меня в этот шалаш, на мягкую подстилку из сухой травы, под прошитую тепличной плёнкой и покрытую еловым лапником, и потому совершенно не проницаемую для дождя крышу. Одежда на мне не высохла, а значит проспал я не долго. Надо было срочно разводить костёр… от жуткого холода зуб на зуб не попадал. Однако, это была не первая пришедшая мне в голову мысль, хотя первым что я ощутил, был холод. Первая мысль была о родителях… Они же там с ума сходят! Они же никогда не простят мне столь длительной отлучки в «этот проклятый лес» - как изредка говорила мать и наверняка уже приняли какие то меры по моему розыску. Может прямо сейчас вернуться домой? Интересно сколько время? Час или два часа ночи? А может уже и рассвет не за горами? Я прекрасно знал, что меня ждёт: когда я вернусь они будут выносить мне мозг до такой степени что за одно вынесут ещё и душу; это называется воспитанием. Поэтому, с одной стороны, хотелось вернуться, что бы не усугублять своё незавидное положение, но с другой, хотелось не возвращаться вообще никогда, что бы не испытывать больше вечного отчаяния и безысходности в процессе жизни под одной крышей с этими людьми. Вернуться или не вернуться? Там же мой отец… убивший меня больше тысячелетия назад. Вспомнив о нём, я почувствовал жгучую, всепоглощающую, безумную ненависть к этому человеку… такую сильную, что самому стало страшно, и я понял: тысячелетие ничего не изменило во взаимоотношениях между нами. И похоже что ничего не измениться и теперь, когда я знаю немного больше чем знал раньше. Я не могу перестать ненавидеть его так же как и он вряд ли когда ни будь перестанет ненавидеть меня. Вот только что за дикое издевательство проведения сделало его моим отцом в это жизни? Как это понимать? В этом наверняка есть какой то смысл, пока что неведомый мне…
«Конечно, есть» - спокойно произнёс призрак, не проявляя своего присутствия ни чем кроме голоса в моей голове, видимо потому, что мы больше не находились в одном из «мест силы» - «Смысл всех человеческих жизней вообще то заключается в том, что бы люди научились любить… Все беды и испытания, всё что происходит с нами в вечности, когда наши души вновь воплощаются в те или иные тела, это просто один из уроков в огромной духовной школе вечной жизни. Смысл всех этих уроков – непрерывное развитие и совершенствование душ, восхождение их на новые, более высокие уровни бытия, а искусство любить и прощать – столь же безмерное и многогранное сколь и сущность Великого Духа – верховного божества, сотворившего всех нас, являться одним из основных дисциплин в этой духовной школе: не овладевшие им в совершенстве просто не в состоянии двигаться и развиваться дальше. Вот ты и остановился на этом этапе… до тех пор пока ты не разорвёшь этот замкнутый круг ненависти, связывающий твою душу с душой твоего убийцы, простив его, движения вперёд не будет ни для него, ни для тебя. Смысл твоего рождения в качестве его сына в этом и состоит».
«Очень мило… замечательно прям… Надеюсь ты понимаешь, что это зависит не только от меня? Я могу перестать ненавидеть его, но сможет ли он»?
«Ты отвечаешь только за свою душу».
Надо разжечь огонь. Хватит болтать, холодно же! Мои вещи были рядом, в целости и сохранности. Правда спички совсем промокли, но тогда я уже начал курить и у меня была зажигалка. Выйдя из шалаша я вообще не понял где нахожусь: меня окружали деревья – в основном ели и сосны, шалаш стоял у подножья очередного, круто взмывающего вверх, заросшего этими деревьями и можжевельником, склона, за которым ничего не было видно, а с другой стороны, перед этим склоном всё было в высокой траве: иван – чае, таволге, осоке, аконите и различных тундровых кустарниках – карликовых березках и ивах… в этих зарослях тоже ничего невозможно было рассмотреть. Но меня нисколько не пугало это обстоятельство. Я знал, что призрак выведет меня к цивилизации, где бы я не находился. Найдя на склоне несколько поваленных ветром деревьев, я нарубил дров и разжег костёр… только с третьей попытки, потому что всё вокруг было сырым. Маленький, оранжевый огонёк у моих рук, жадно облизывал тёмные, поросшие лишайником еловые ветки и недовольно шипел от впитавшейся в эти ветки дождевой воды. Присев у костра, я смотрел на этот огонь, грелся и размышлял… Призрак был прав, когда в самом начале, предупреждал меня о том, как много печали и безысходности несёт в себе тайное знание, в качестве бесплатного приложения к пониманию сути вещей. Сейчас это было очевидно.
«Мы с ним ведь не только в Шотландии и сейчас, в России… встретились»? – спросил я – «Я чувствую что эта «война миров» заключает в себе не одну и не две битвы, а гораздо больше… Каждая битва – жизнь. Я прав»?
«Да. Ваши души – давние враги, но в отличие от него, ты в течении всех последующих жизней стремился так или иначе примериться с этим человеком, а кроме того, научить его таким вещам как любовь, свобода, творчество, выход за рамки любого догматизма, заставляющего людей ненавидеть и убивать друг друга, что само по себе является разновидностью магии и духовной практики, древних как сама жизнь… Тебе это было известно и знакомо, потому что твоя душа старше. То, что ты родился в этой жизни его сыном – было твоим решением. Ещё одна попытка спасти душу своего врага и не только его, но и всех, кого может накрыть очередной волной твоей деятельности на этом свете. Но всё что было до этого, в других жизнях, к сожалению, заканчивалось лишь продолжением «войны миров»: ни твой враг, ни люди вообще… так и не выходили за рамки стандартизированного мировосприятия – религиозный догматизм сменялся научным, людей, способных мыслить нестандартно и создавать своего рода шедевры в любом из возможных направлений человеческой деятельности помещали в психиатрические клиники где все их способности и разум просто на просто угасали, простой народ продолжал жить по «Домострою» и это считалось нормой… Я не знаю чем закончиться эта битва. Возможно опять ничем. Но мне хотелось бы что бы твоя философия любви, свободы и творчества, всё же нашла сторонников, а враг был побеждён прощением и тем, что он хотя бы отчасти поймёт в чём заключается истинное предназначение человека».
«Расскажи, какие ещё были жизни. Честно говоря, я пока не готов возвращаться к роднику что бы увидеть всё это своими глазами – очень уж реалистичная и кровавая жуть… Когда ни будь вернусь и посмотрю, может через пару недель, но не сейчас. Сейчас я хочу что бы ты просто рассказал об этом словами»…
«Хорошо. Но учти: вернуться и посмотреть придётся, от моих слов ты не почувствуешь того, что можно почувствовать лишь видя происходящее. Ты должен вспомнить и осознать всё, что бы иметь достаточно чёткое представление о том кто ты на этой планете».
«Я же сказал что вернусь к роднику. Рассказывай, давай»!
«Потом ты родился девушкой… и стал его женой»…
«Чегооооо»????!!!!
«А что тебя так удивляет? Душа не имеет пола и может воплощать много раз в любом теле. У тебя была цель примириться с врагом и изменить мир к лучшему, ты просто решил попробовать другой метод в достижении этой цели. После смерти, приблизившись к вечному свету, мы обычно понимаем, что никаких ограничений нет, что любовь и свобода священны и проявление их может быть любым… как на Земле так и на небесах, главное не уходить от сути. Ну так вот… это была уже средневековая Франция. Я тогда кстати тоже родился… твоим братом. Лучше бы тебе это всё увидеть в воде»…
«Постой… чем всё закончилось»?
«Печально всё закончилось»…
«Очень печально»?
«Очень. Мы лечили людей травами, грибами, кореньями, минералами и заговорами: я и ты. Свирепствовала чума… но мы старались делать всё что в наших силах, для того что бы спасти как можно больше людей. В итоге… твой муж – священник доложил «кому надо» и нас обоих сожгли на костре».
«Просто шедевр! И ты всё ещё уверен в том, что это религиозное чудовище следует простить, да ещё и постараться научить чему то хорошему, сейчас, когда он мой отец»?
«Да. Можешь считать что это твой личный Дьявол… которого нужно превратить в ангела. Духовная школа жизни… вечной жизни наших бессмертных душ… преподаёт иногда очень суровые, но всё же необходимые, для дальнейшего движения и духовного развития, уроки».
«А потом что было»?
«А потом ты решил попробовать с другого конца… Помнишь Жанну д'Арк»?
«На «истории» изучали»…
«Себя не узнаёшь»?
«Знаешь, что?! Это уже слишком»!!!
«Это всего лишь одна из жизней. Твой враг был Карл седьмой. Тебе хотелось спасти Францию, выступив на сей раз в качестве посланницы Бога… в рамках христианства, которое всё же победило традиции древних. Но так как в любом своём воплощении ты – это всегда ты… дело закончилось сожжением на костре. Ты сам увидишь и вспомнишь всё это в ближайшем будущем»…
«История Орлеанской Девы - вершина любви к Родине и самопожертвования, но так же и апогей человеческой подлости. Где был ты»?
«Я был тогда невоплощённым духом и те голоса, что вели тебя к победам и помогали творить чудеса - были моим голосом... Но спасти тебя от человеческой подлости в конце этого пути, я всё же не мог».
«Всё, хватит! Это какая то безумная ночь воспоминаний! Что бы ты сейчас не говорил, Экхоган, и что бы я ещё не узнал в ближайшее время, одно могу сказать точно: в этой жизни я никого спасать не намерен… да и на примирение с «мои личным Дьяволом», которого, помимо всего прочего, ещё и нужно «превратить в ангела», как то, честно говоря, не тянет».
Костёр разгорелся на славу, взмывая рваными оранжевыми языками пламени в светлеющую небесную высь. Я смотрел на огонь и размышлял… Холодно больше не было, но одежда ещё не высохла: что бы нормально всё высушить надо было её снять и повесить рядом с огнём, наблюдая что бы ни что случайно не загорелось, но мне не хотелось с этим возиться. Бытие представлялось теперь бесконечным замкнутым кругом в котором ты постоянно с кем то воюешь, веришь во что то хорошее, стремишься к свободе… но в итоге тебя всё рано убивают, что бы потом всё повторилось с начала; ну и зачем всё это? Я знал что ответил бы Экхоган: для развития и совершенствования наших душ в школе вечной жизни и т.д. но меня не устраивал такой ответ. Хотелось найти то недостижимое верховное божество, которое ещё до начала времен, сотворило весь этот грохочущий хаос смертей и рождений, и поговорить с именно с ним, задать ему те вопросы, на которые ни я, ни призрак, ни один из представителей различных религиозных и эзотерических школ, точных ответов не знает.
Потом настал рассвет. Пробиваясь сквозь мокрую еловую и сосновую хвою, широкие, косые лучи восходящего где то далеко, за лесом и склоном, солнца, переливались в каждой маленькой капле воды, заставляя всё вокруг сиять подобно неисчислимой россыпи разбросанных повсюду бриллиантов… Это было величественное и совершенное по красоте зрелище, вызывающее удивительное умиротворение и радость в душе. «Бесценно» - думал я, наблюдая за преображением озаряемого восходящим солнцем, сияющего леса – «Все человеческие ценности: деньги, влияние, слава, меркнут перед этой простой и вечной, земной красотой… Как жаль что люди так далеко ушли от понимания её мудрости и совершенства, погрузившись в свою ежедневную суету, в бессмысленную погоню за материальными благами. А ведь всё так просто и очевидно: наши жизни такие короткие и хрупкие; каждая из них – божий дар и ещё одно, неповторимое и прекрасное приключение в бездне реальности… Их может быть очень много, но каждая уникальна и коротка, и прерваться способна в любой момент. Мы не в состоянии сохранить ничего за исключением наших бессмертных душ и памяти пройдённого ими пути. И поэтому – в стяжательстве материальных благ просто нет смысла, но смысл в познании и самосовершенствовании, в искренней радости каждому новому дню и восприятию всего что окружает нас – с любовью, благодарностью и любопытством, вне всякого сомнения, есть. Мы просто гости и ученики… Как пришли, так и уйдём, для того что бы появиться где ни будь вновь, ибо смерть – это лишь начало новой дороги. Так почему бы, понимая всё это, нам не остановится хотя бы на миг в своей бесконечной гонке за материальным, и просто, в один прекрасный день, перестать кого бы то ни было ненавидеть, кому то завидовать, чего либо вообще бояться… но научиться относиться бережно, уважительно и разумно к другим людям, животным, растениям и иным формам жизни? Это было бы здорово. Живя на этой планете мы могли бы жить в раю, ибо она прекрасна и удивительна, и для того что бы всё это стало реальностью, необходимо лишь что бы люди этого захотели… Просто захотели один раз отказаться от своего многовекового невежества и добровольно, осознанно, сделать свой выбор в пользу духовной культуры, мудрости и добра. Каждый новый рассвет и закат безмолвно поют об этом… Но живя в суете и страстях, люди не слышат этой великой песни Земли и Неба».
Потом, я конечно вернулся домой, получил очередной выговор от родителей… от отца, который не пожалел для такого исключительного случая «нарушения порядка» ни слов, ни кулаков, и я оказался примерно на неделю заперт на чердаке. Это была особенная, в понимании моего отца – одна из самых действенных форм наказания, предусмотренная за «особо тяжкие нарушения». Я любил свободу и отец прекрасно знал об этом. Поэтому лишить меня свободы, закрыв на чердак, да ещё и среди летних каникул, было в его понимании – надежным способом, отбить у меня всякое желание уходить не известно куда и пропадать там сутками… Однако теперь, я смотрел на отца уже иначе. Раньше моя ненависть к нему была совершенно иррациональной, лишённой какой либо логической основы; а сейчас я точно знал за что я его ненавижу; и происходящее в этой жизни представлялось теперь лишь как следствие всего что было в жизнях прошедших… Я привык терпеть боль и не делиться своими мыслями и чувствами ни с кем, кроме, разве что призрака и домашних животных. К родителям, и особенно к отцу, ни доверия, ни уважения, не было. Поэтому когда он требовал объяснить своё отсутствие, я не сказал ему ни слова, хотя мог бы, например, заявить что заблудился в лесу... Когда он стал обвинять меня в том, что «у матери из за моих гулянок поднялось давление и ей пришлось вызывать скорую», мне очень хотелось ответить что «причиной всех бед моей матери является её собственная глупость, в следствии которой, она в своё время вышла замуж за тебя», но и этого я не сказал.
«Запомни пожалуйста раз и навсегда» - звучал голос призрака в моей голове –«Ты не должен быть откровенен ни с кем, а с ними –даже в большей степени чем с другими, потому что они твои родители. Они никогда не поймут тебя. Даже пытаться не станут. Но если ты откроешь им душу: очень больно ударят, ибо знают куда бить лучше чем чужие люди, а так же придадут, сдадут в психушку или ещё куда ни будь… потому что многое, из того что ты можешь им рассказать, просто не укладывается в их представления о природе и реальности».
Я не сомневался в его правоте, ежедневно видя своих родителей и убеждаясь в этом. Отец был врагом, мать – просто глупой женщиной, совершенно чужой, не имеющей по отношению ко мне ни малейших признаков того, что называют «духовным родством», которое, куда важней чем родство биологическое. Доверять им действительно было нельзя.
Оказавшись на чердаке, после всех страстей, побоев, ругани и слёз, я пожалуй даже почувствовал что то вроде радости и облегчения: здесь, на чердаке, без электричества и выхода, который был заперт, с обилием старой, никому не нужной рухляди, сохраняемой радетелями «на чёрный день» и единственным, закрытым решёткой окном, из которого при всём желании ни выбраться на волю, было гораздо лучше чем «этажом ниже» - в относительно комфортных условиях, в чистоте и порядке; объяснялось это легко: на чердаке не было этих двоих…
Чердак был длинный и заканчивался с одной стороны дверью, через которую на него можно было пройти, предварительно миновав лестницу и небольшое помещение, нечто вроде «чердачной прихожей»; а с другой стороны - окном, которое, как я уже говорил, было закрыто решёткой. Вместо шторы на этом окне весел старый советский флаг: ярко красный, с желтым серпом и молотом сбоку, по всей протяжённости чердака были протянуты верёвки, на которых сохло бельё; бельё на верёвках образовывало своеобразный белый коридор среди пыльной чердачной темноты с маленьким окном на конце, светящимся из за советского флага зловещим алым светом. По другую сторону коридора, на косых углах чердака громоздился хлам: старинные сундуки, полные одежды и обуви, в которых уже лет 60 как никто не ходит, выделанные и теперь благополучно сжираемые молью, козьи и кроличьи шкуры, огромное количество солдатских носков, пастельного белья с маркировкой «ВС», противогазов, фуфаек, спецовок, матрасовок, носовых платков, перчаток, сини – серых служебных шапок - ушанок с различными вариантами звезды посередине и прочей армейской атрибутики ( в моей семье, как по отцовской так и по материнской линии было не мало профессиональных военнослужащих, которые в своё время тащили из армии всё что плохо лежит); были здесь даже старинные самовары и утюги, работающие на углях, керосиновые лампы и две ножные швейные машинки «зингер»… только вот не знаю каким же страшным должен был быть тот самый «чёрный день», на который мои родители всё это берегли, при условии, что когда он настанет, всё это может понадобиться.
Однако, вершиной и своего рода шедевром «чердачного царства» был гроб. Раньше в деревнях существовала традиция готовить себе «домовину» заранее, задолго до фактического наступления старости и смерти. И мой отец, родившейся в своё время в глухой старообрядческой деревеньке, придерживался этой традиции. Поэтому на чердаке, у самого окна, озаряемый ярко – алыми из за советского флага, лучами, пробивающегося сквозь стекло и ткань, солнца, сколько я себя помню, стоял добротный, изготовленный им собственноручно, деревянный гроб, оббитый изнутри бардовым бархатом, и покрытый сверху блестящим, прозрачным лаком. Я любил этот гроб больше чем своего отца… которого, вообще то совсем не любил. Поэтому, вновь оказавшись здесь взаперти, я спокойно приоткрыл крышку гроба и лёг в него, оставив небольшую щель, для воздуха. В гробу было тихо, темно и тепло. В душе когда я ложился в гроб всегда довольно быстро восстанавливалось утраченное равновесие, а мысли начинали течь неторопливо, безэмоционально, в каком то странном, философском русле… «Всё пройдёт» - думал я, лёжа в гробу и планируя новый поход в лес таким образом, что бы он не закончился так же печально как этот – «И родители в концов умрут… И я тоже. И мои дети, если они у меня будут, тоже умрут. Время стирает всё, но всё же наши души бессмертны… Но много ли хорошего они несут с собой сквозь века, от одной жизни к другой? Старую боль, старую ненависть, старые предрассудки… Даже сама Вечность не в силах научить нас быть мудрыми и милосердными: любить, а не ненавидеть, прощать, а не мстить, уважать свою и чужую свободу веры, творчества, самовыражения, относиться бережно друг к другу и всему что нас окружает. Эти простые истины давно всем известны, но почему то на практике их применяют лишь единицы. И в результате мир по прежнему полон боли и не справедливости: продолжаются войны, классовая, половая, религиозная и иная дискриминация, ненависть детей к своим родителям, а родителей к детям… А потом мы ложимся в гроб. Не как я сейчас – отдохнуть, а сделавшись настоящими мертвецами. Нас хоронят, и безумие мира в котором мы жили, больше уже не является нашим безумием. Душа далеко, телу уже всё равно… Глядя на этот мир из иного: того, призрачного, куда попадают души после смерти, душа безмолвно рыдает, наконец то осознав всё безумие создаваемой нами реальности, безумие… которое когда то творила и она, будучи воплощённой в ныне изжившее себя, смертное тело. Она плачет и даже пытается как то достучаться до живых, являясь к ним во сне, давая какие то советы или предостережения… Но живые обычно не слышат её или зовут домой священника что бы он, отправил душу на покой, своими бестолковыми завываниями и кадилом. И продолжают жить такой же неправильной и грубой жизнью, какой жили всегда. Безумие мира продолжаются…»
4.
Разумеется, постепенно я узнал всё, что можно было узнать с помощью призрака и родника. «Чердачный арест» в конце концов отменили; я вышел на «свет белый» - вновь слушая осточертевшие родительские наставления, но практически не воспринимая их; мой взгляд был обращён в сторону леса… а слова проносились мимо, как назойливые мухи, присутствие которых, радости конечно не вызывает, но и всерьёз навредить не может. Я был готов к новому погружению в прошлые жизни и тот загадочный мир, частью которого с каждым днём становился всё больше, одновременно отдаляясь от мира людей. Несколько дней после освобождения я вёл себя, что называется «тише воды, ниже травы»; это делалось специально, что бы не вызвать у родителей не малейшего подозрения. Очень терпеливо и безропотно мыл посуду, ходил за хлебом, выносил мусор, колол дрова, помогал отцу по хозяйству и даже выполнял домашнюю работу на лето. Честно говоря, представляя себе, как может выглядеть моё сочинение на тему «как я провёл лето» и лицо учительницы, его проверяющей, в случае если я напишу всю правду, когда осенью, нам зададут писать это сочинение, я с трудом сдерживал смех, а иногда и не сдерживал, из за чего, родители смотрели на меня как на идиота, совершенно не понимая над чем я смеюсь. Вообще то смешного было мало. Написать или сказать такое означало добровольно отправить себя в психушку. Но я это понимал и ничего подобного делать не собирался. Однако сама мысль о пожилой учительнице, сидящей в своей небогатой квартирке, за старым письменным столом, загромождённым книгами и тетрадями учеников и читающей нечто вроде «а потом призрак вселился в моё тело и стал управлять им, из благих побуждений – для того что бы я мог пройти к шалашу во время проливного дождя и переждать дождь в этом шалаше» вызывала какое то безудержное и слегка ненормальное веселье.
План дальнейших действий уже был у меня готов. Предполагалось, что я уезжаю с соседом и соседским сыном на рыбалку. Соседу было около 40 лет, его сыну 12. Обоих уже удалось подговорить на данное мероприятие, пообещав первому три бутылки водки, а второму красивый охотничий нож – случайную находку, принесённую мной из леса, которую, при иных обстоятельствах, я конечно, оставил бы себе, но постижение тайн северной тайги и шаманского наследия, если можно так выразиться, требовало определённых жертв. Планировалось, что в назначенный день, дядя Лёня заедет за мной на своей девятке, в полном рыбацком облачении – в броднях, спецовке, с ведрами, банками с червями, сетями, удочками, снастями, спиннингом и т.д. ну и сын его, Димка, разумеется будет там же. Я сяду в машину – тоже подготовленный вроде как к рыбалке – с тремя бутылками водки в рюкзаке и охотничьим ножом, с удочкой и снастью… ; помашу родителям рукой и поеду в сторону Карелии… А фактически, как только мы отъедем от дома моих родителей, я передам дяде Лёне водку, Димке – нож, скажу им «большое спасибо» и выйду из машины; они действительно поедут в Карелию; а я – пойду в свой родной лес, к роднику, к Экхогану – изучать то, что ещё не изучено, по независящим от меня причинам.
Водку для дяди Лёни я нашёл на чердаке. Мои родители вообще не пили никакого спиртного; но целый сундук старой советской водки под названием «Столичная», которую когда то выдавали по талонам всем, в том числе и непьющим, был обнаружен мной во время «чердачного ареста» очень даже кстати. Они берегли его на «черный день», который, как я тогда уже понимал, вряд ли когда ни будь настанет, а если и настанет, все эти «захоронки» не смогут кого либо спасти. В том что пропажа трёх бутылок из имеющихся 67 не будет ими замечена, я не сомневался, ведь не замечали же они, того что сигарет «Прима» в другом сундуке с каждым месяцем становиться всё меньше, потому что я курю. Они даже запаха табака от меня не чувствовали… Иногда мне казалось что рядом с ними можно запросто умереть – и они заметят это, только когда тело начнёт разлагаться. Так что всё было продуманно. Дядя Лёня кончено был взрослым человеком и поэтому сразу задал мне вопрос «куда это я собираюсь, да ещё и в тайне от родителей»? Он был согласен прикрыть меня, но лишь при условии что в мои планы не входит ничего криминального; если бы это было не так – и целый сундук водки не заставил бы его мне помогать. Что я мог ответить? Уж кончено, не правду… что угодно, только не правду. Поэтому, глядя ему в глаза совершенно честно и открыто, как будто ложь настолько стала для меня в порядке вещей, что всё это получается просто само собой, я заявил что у меня появилась девушка и воспользовавшись тем, что её предки на неделю уехали на дачу, оставив её одну дома, я хотел бы некоторое время провести с ней.
-И сколько девушке лет? – строго спросил дядя Лёня.
- 15 – ответил я.
-А тебе?
-13 – ответил я, немного завысив свой возраст.
-Рановато ты стал шляться по девушкам… - не то что бы осуждая, скорее размышляя, сказал дядя Лёня – Но это ладно… твоё дело; главное ребёнка ей не заделай, а то ведь сами ещё дети… Если твои позвонят, я скажу что ты с нами, на рыбалке.
Таким образом, всё организовалось в наилучшем для меня виде и без особых усилий с моей стороны. Самое главное было уехать с ними из дома; то что родители не позвонят дяде Лёне в Карелию было очевидно: они просто не могли, у них не было мобильных телефонов, а звонить на мобильный с домашнего – отцу показалось бы убийственными денежными потерями. Поэтому, предвкушая очередную вылазку на свободу: в мир завораживающе - красивых лесов, загадочных существ, волшебных родников и проливных дождей, я смиренно мыл посуду и соглашался с каждым словом матери и отца, даже если эти слова больно ранили мою душу, мысленно отсчитывая дни до того раннего утра, когда за мной должна была приехать серая девятка соседа.
Наконец настало заветное утро. Ещё с вечера собрав всё необходимое, я специально залез на чердак и позвал призрака: скорее для того, что бы внушить самому себе уверенность перед началом задуманного мероприятия, чем с какой либо иной целью. Ведь уверенности не было совсем. Её и не могло быть: впервые в жизни я решался на подобную авантюру, обманывая родителей сознательно – не ошибившись в формулировке, не «недоговорив» чего либо, что хотелось скрыть, а именно сознательно: выдумав ложь и применив её на практике. Да ещё других людей в это впутав!
Призрак отозвался не сразу. Я залез на сеновал – это была часть общего чердака, отделённая от него стеной, где летом заготавливали и складывали, а затем всю зиму хранили вплоть до полного съедения козами, сено и веники. Сейчас он был ещё полупустой: с начала лета времени прошло немного и отец не успел накосить и половины. Однако на том, что было накошено и высушено, лежать и например, читать книгу, было одно удовольствие: главное что бы отец за этим занятием не застал – он считал что на сене лежать нельзя, потому что козы его якобы есть не будут; ничего подобного – ели только так! Но отца было не переубедить. Вот я и залез на чердак, накануне вечером, собираясь пообщаться там со своим невидимым другом. Более подходящего места тем вечером было нигде не найти: в ближайшем парке полно народу, потому что погода хорошая, в лес уже поздно – мать зарычит, с первого чердака, который служил мне время от времени, темницей, очень хорошо слышно музыку у соседей, которые опять чего то отмечали… А здесь было тихо. Сено и отсутствие окон приглушали звуки. Я просто мысленно позвал призрака, спокойно устроившись на сенной подстилке и был очень удивлён продолжительным молчанием в ответ. Ведь он всегда приходил по моему зову… Даже среди людей, хотя среди людей разумного общения обычно не получалось – только ощущение присутствия и какие то обрывки фраз... А тут было тихо, спокойно… так в чём же дело? «Экхоган, ты издеваешься»? – тихо, на одном дыхании, произнёс я в слух – «Ты чего молчишь»? Уверенность в завтрашнем дне, и без того хрупкая, покинула меня окончательно.
Молчание затянулось. Я ни чувствовал и не видел ничего что могло бы свидетельствовать о его присутствии: ни вибрации и тяжести в солнечном сплетении, ни электрических импульсов, расходящихся волнами по телу, ни слабого, фиолетового сияния, заполняющего пространство. В какой то момент пришла страшная, внушающая чувство полного морального опустошения и отчаяния мысль: а что если он просто исчез и больше уже никогда не вернётся, потому что я не пришёл в лес когда обещал не в состоянии выбраться из под «чердачного ареста»… или ещё хуже: его никогда на самом деле и не было, и мне придётся прийти к неутешительному и однозначному выводу – я серьёзно болен, это шизофрения, прогрессировавшая до этого, а теперь просто вышедшая из фазы обострения? И то и другое, вызывало сильнейшую тоску и душевную боль. И тут он ответил.
«Иди лучше в свою темницу и ложись в гроб если хочешь со мной поговорить» - произнёс на удивление тихий и печальный голос в моей голове – «Я не могу здесь ничего… Иди»…
Ещё одна загадка. Почему это он здесь «ничего не может», ведь место казалось бы самое подходящее? Да и ощущения того что он рядом совсем в этот раз не было: просто голос, звучащий как будто издалека; ни света, ни электричества, ничего больше…
Впрочем, на тот момент я об этом не думал, а просто чувствовал себя едва ли не самым счастливым человеком на свете, от того что дождался ответа, и конечно поспешил выполнить его просьбу. Минут через пять, а может и меньше, я лежал в гробу, чуть ли не полностью прикрыв крышку и рискуя уснуть и задохнуться. Просто хотелось что бы орущая на всю улицу песня со словами «ты скажи, ты скажи, чё те надо, чё те надо…» которую на этом чердаке было очень хорошо слышно, хотя бы в гробу не касалась моего сознания.
Нельзя сказать, что песню совсем не было слышно из гроба, однако интенсивность звука значительно убавилась. Закрыв глаза и постепенно замедлив ритм дыхания (как показала практика, таким образом на контакт с призраком выйти было проще) я снова позвал его. Когда через некоторое время я открыл глаза, почувствовав электричество на коже, темнота моего мрачного убежища уже искрилась фиолетовым блеском.
«И как это понимать»? – спросил я – «Чем тебе так не угодил сеновал»?
«Мы там были не одни» - был дан ответ.
«И кто же там ещё был? Кошки? Помню, раньше они видели тебя и боялись. Кошки почему то видят, а собаки нет… Но теперь ведь кошки привыкли. Да и ты к любым животным нормально относишься»…
«Нет, ты не понимаешь. Если бы там только кошки были – это ничего… Там удавленник был. Старый, злой удавленник».
«Ктооо»???
«Ну, самоубийца. Удавившийся в петле, понимаешь? Не повесившийся, а именно удавившийся: вешаются, прыгая с табуретки, так что ноги земли не касаются, а давятся иначе: можно петлю на дверную ручку или балку приделать и в ней себя удавить своими же руками, не отрывая ног от пола. Только доведённые до полного отчаяния люди на такое способны. Вот эта душа там бродит… ты её не видишь пока, потому что я ещё не научил тебя этому. Но я то вижу».
«Очень, очень мило»… - прошептал я, чувствуя, что помимо электричества по моей коже пробегает холодок – «Не знал, что в моём роду есть самоубийцы. Подозреваю что это какой то родственник по отцовской линии… Родственники матери, за исключением бабушки, чья смерть мне известна, здесь не жили».
«Да. Это твой дед. Отец твоего отца».
«Он же вроде на войне пропал»…
«Как бы не так! Он вернулся с войны. И удавился на этом вот сеновале. Только тогда ещё там не было сеновала. Был просто чердак, не отделённый от того, на котором мы сейчас находимся, стеной».
«Почему он так поступил? Почему об этом никто не знает? Человек, воевавший с немцами, прошедший все ужасы этой бессмысленной бойни и выживший… возвращается домой, что бы удавиться на чердаке своего дома… Да что за бред? Так просто не может быть»…
«В жизни много чего вроде бы не может быть, а происходит… Ты всё это поймёшь и узнаешь со временем. А точнее непосредственно этим летом. Только всё по порядку»…
«Достал ты меня своим порядком. Ладно, оставим этот вопрос. Скажи, то что я затеваю завтра с утра вообще то хорошо закончиться»?
«Вообще то я не провидец» - усмехнулся призрак – «Но если ты глупостей не наделаешь и никому ничего лишнего случайно не сболтнёшь, должно закончиться хорошо, тем более что я тебе помогу. Я хочу что бы твоё путешествие в прошлые жизни на сей раз было доведено до логического завершения. Одной ночи не хватит. Так что возьми с собой побольше еды и тёплую одежду».
«Ты издеваешься? Меня и после одной то ночи на неделю на чердаке заперли»!?
«Так ты же вроде как в Карелию, на рыбалку уехал. Вот и придерживайся этой версии. А моя забота в том, что бы эти двое – дядя Лёня и Димка, вернулись с рыбалки не раньше, чем ты вернёшься из леса. Они и без того свою поездку дня на три планируют. Я могу затянуть ещё на пару – тройку дней: ну мало ли что может сломаться у этих ребят в машине, когда они соберутся «сматывать удочки». Провозятся, допустим, несколько часов, потом проедут пару километров – опять мотор заглохнет. И так далее. Для людей вреда никакого кроме потерянного времени и нервотрёпки. Для меня – небольшая трата жизненных сил и необходимость изредка отлучаться из моего леса туда где они находятся. Но для меня это легко: обычные законы времени и пространства не имеют надо мной власти. Ты даже не заметишь что меня поблизости нет, потому что в следующую секунду я опять буду рядом. Потом Вы вернётесь практически одновременно. Твои родители ничего не заподозрят, если только ты сам себя не выдашь»…
«Подлое создание»!
«Иногда это единственный способ продуктивного взаимодействия с людьми. Если по хорошему они не понимают, в правду не верят или испытывают агрессивный страх перед ней, а угрозы только подливают масла в огонь и ты видишь что этот огонь направлен главным образом против тебя… единственное что остаётся, это пойти на хитрость, отвлечь их какой либо иллюзией, и таким образом создать приемлемые условия для своей деятельности. А приемлемые условия в нашем случае – это такие условия, при которых люди не мешают, а ещё лучше – просто не замечают, ни меня, ни тебя».
«То есть ты хочешь сказать, что на самом деле никакой поломки не будет»?
«Да. Я просто остановлю машину и внушу нашим рыбакам что с ней что то не так. Они будут искать поломку которой нет, на это уйдёт определённое время. Потом всё же заведут машину и она поедет до тех пор пока я снова её не остановлю… Они опять будут искать поломку и материться. Если бы видя что машина заводиться и едет, они упорно продолжали её заводить и жать на газ, а не искали не существующие поломки, возможно я бы и отступил. Но люди никогда так не поступают. С машиной постоянно всё будет в порядке. Проблемы с продолжением пути – лишь иллюзия созданная мной в сознании этих людей. Иногда нужно просто внушить людям какую ни будь иллюзию. И веря в её реальность, они будут действовать так, как нужно тебе».
«Тебе бы политикой заниматься»… - подумал я – «Ведь люди стоящие у власти в основном так и делают и наверное, делали так во все времена: внушат людям какую ни будь иллюзию и веря в её реальность, народ будет делать то что им нужно. Просто гениальный принцип. На нём основана религия, социальное и экономическое неравенство, капиталистическое… как впрочем, и социалистическое, общество. Короче, всё зло этого мира. Просто внушить иллюзию… и миллионы ослеплённых её искусственным светом рабов – рабов общества потребления, религиозных догм, регламентированных общепринятыми стандартами нормы и необходимости представлений о себе и реальности… да чего угодно!; просто пойдут куда ты их направишь, и будут идти так до гроба, а ты получать с этого, ту или иную выгоду».
На этом наше «совещание» закончилось.
Выбравшись из гроба, я спустился домой и стараясь быть максимально незаметным, облазил все шкафы в поисках продуктов для предстоящего путешествия. Надо было взять много, но так что бы это не было заметно. В общем, у меня получилось, за счёт сухарей, которые в очень большом количестве сушились для коз, а затем складывались в большой короб, нескольких пакетов с крупой, макаронами и суповой основой. Родители вряд ли заметят пропажу, учитывая что вся эта провизия закупалась чуть ли не на пол года вперёд. Сложив всё в рюкзак, я ещё раз проверил наличие всего что необходимо – спички, нож, топор, котелок, береста – на случай, если на местности её найти не удастся, аптечка и т.д… Всё было на месте. В комнату неожиданно вошла мать и посмотрела на меня как на врага народа.
«А я ведь знаю что ты что то затеваешь» - сказала она, оценивающе осмотрев мой, туго набитый всякой всячиной, рюкзак – «На рыбалку собираешься, а удочка в углу валяется, черви так и не накопаны»…
«Мне не нужна ни удочка, ни черви, у дяди Лёни всё это будет»!
«А он что должен что ли «своим» с тобой делиться? Еду то хоть взял»?!
«Я взял всё что мне нужно. Пожалуйста, позволь мне жить своей жизнью».
«Вырастешь, иди на все четыре стороны и живи как хочешь, а пока я за тебя отвечаю»!
Ситуация грозила обернуться скандалом. Я не знал что сказать ей, что бы она отстала и боялся что она полезет проверять рюкзак… что бы помимо перебора провизии, обнаружить там ещё и три бутылки водки. Её взгляд – испытывающий и строгий, не оставлял надежды.
«Экхоган, помогай, срочно»!
Неожиданно на кухне раздался резкий звук разбивающегося стекла, и мы с матерью, совершенно забыв о том, что только что обсуждали, побежали туда. Одно из двух окон на кухне было полностью разбито. На мелкие осколки – каждое стекло в раме. И даже рама частично вывернута с подоконника. И всё. Ни малейшего намёка на того кто это мог сделать: ни следов, ни какого ни будь камня или палки которыми могли бы ударить по окну, ни залетевшей ни туда птицы – самоубийцы, как иногда происходит из за магнитных бурь… Вообще ничего. Просто полностью разбитое окно и звенящая тишина.
Мне оставалось лишь одно, когда, бледная, толи от страха, толи от возмущения, то ли от того и другого сразу, мать обернулась ко мне…
«Если будешь мешать мне жить, разобьются все окна, а если очень постараешься, то и дом может взлететь на воздух»! – сказал я, впервые за весь вечер осмелившись прямо взглянуть ей в глаза.
Мать начала креститься и читать молитву…
Я взял рюкзак и ушёл на чердак, в гроб, где проспал до утра.
Экхоган был прав: иногда, та или иная иллюзия или хитрость – единственный способ сделать так, что бы люди, хотя бы просто оставили тебя в покое.
Утром всё получилось так, как и было запланировано. В 6 часов за мной приехала машина и дядя Лёня, остановившись у дома, стал громко сигналить, что просто невозможно было не услышать с чердака. Опасаясь, что родители среагируют быстрее чем я, я буквально вылетел из гроба, отбросив крышку на несколько метров вперёд, схватил рюкзак и побежал вниз. В это время отец, всегда обитавший отдельно от матери, в комнате по соседству с хлевом, отделённой от основной части дома, уже должен был быть на кухне: он всегда рано уходил с козами на пастбище, а до того как уйти, умывался и завтракал в общем помещении. В коридоре мы чуть не столкнулись: он тоже услышал сигнал и решил выйти во двор. Поэтому остановиться мне всё же пришлось.
«Это за тобой»? – спросил он.
«Да» - ответил я, как мне казалось, совершенно нейтральным тоном.
«Хорошо, иди. Если не вернёшься, только рад буду».
В следующий миг вышла мать. Она услышала эти его слова и не обращая на меня внимания, набросилась на отца «всей мощью» своего южного темперамента…
«Ты чего это такое мелишь, старый козёл!!!??? Да ты как такое своему ребёнку можешь говорить!!!??? Ты кто вообще после этого»!!!??? и т.д. в том же духе.
«Ну и разбирайтесь» - подумал я, незаметно «растворяясь» в пространстве коридора и выходя на улицу – «Только меня оставьте в покое, оба»…
Слова отца меня нисколько не удивили: я же разбил окно. Но прямых доказательств того что это сделал я у отца не было, тем более что это вообще то Экхоган сделал, когда мы с матерью в другой комнате были. Однако, и отец, и мать, понимали, что «кирпич просто так никому на голову не падает» и «само собой разбившееся окно», каким то образом было связано со мной. Но предъявить ничего не могли – я же к нему не прикасался. И поэтому закрыть меня под «чердачный арест», избить, отчитать, загрузить работой – повода не было; оставалось лишь «скрежетать зубами» и желать самого плохого, что отец сейчас и делал.
«Боже, какие финансовые потери» - думал я, смеясь – «Для отца – настоящая катастрофа! Это же надо столько стекла покупать, да ещё и под раму потом подгонять: и деньги теряешь, и время. Нет бы как все нормальные люди устроиться на работу… что Вы, мы так не можем!!! Мы будем выращивать коз и жить за счёт козьего молока и мяса, а на замену стёкол и прочие надобности, у нас денег нет! А я так подвожу, разбивая стекло… Так сильно подвожу, что лучше бы мне домой никогда не вернуться, что бы больше не подводить! Как же я ненавижу Вас, дорогие мои родители: одного за жестокость, вторую за глупость»…
Дядя Лёня смотрел на меня весело и с любопытством, высунувшись из открытого окна машины с сигаретой в зубах. Димка на заднем сиденье выглядел хмурым и не выспавшимся.
«Ты бы для конспирации хоть удочку взял, что ли»… - сказал дядя Лёня.
«Уже не надо, я вчера им сказал, что у Вас есть запасная удочка. Но у нас всё равно, ещё с вечера, дым коромыслом»…
«А шо случилось»?
(Он был с Украины, и не смотря на то, что жил в России уже более 20 лет, привычка говорить «шо» вместо «что» так и не исчезла).
«Да, окно кто то разбил, они решили что я. Вот и лютуют, хотя доказать что я – не могут».
«А это не ты»?
«Нет» - ответил я абсолютно честно.
«Странные у тебя родители. Ладно, садись на заднее сиденье, поехали»…
И мы поехали. В машине я сразу вручил дяде Лёне водку, а Димке нож. Они довезли меня до кладбища, как я сам попросил их, хотя прямая дорога в заказник была в противоположном направлении: хотелось перестраховаться, пройти к моему лесу такой дорогой, на которой ни один сосед или знакомый моих родителей, мне встретиться не может. На перекрёстке между кладбищем и промышленным складом, распрощались. Я вышел из машины и зашагал по совершенно пустынной дороге, по которой обычно ездили в основном лесовозы, да и то редко. Солнце светило ярко, в воздухе, пока ещё только жужжали, первые представители кровососущей братии… Вокруг – ни души. С одной стороны – кладбище, с другой – болото, промышленный склад и последние на этой окраине города, жилые дома, уже далеко позади. «Вот я и купил себе несколько дней свободы»… - думал я – «Купил в общем то недорого, заплатив за неё враньём, воровством, тремя бутылками водки, охотничьим ножом и разбитым окном… Как интересно всё же устроена жизнь, в которой за такую плату можно купить несколько дней свободы, но даже за все деньги мира не купишь нормальных, человечных взаимоотношений: взаимопонимания и любви в своей семье, если их там никогда не было, да и душевного покоя в стенах родного дома – тоже не купишь»…
Тайга как всегда улыбалась солнечным светом сквозь колючие еловые ветки... Что бы пройти до той самой дороги, которая ведёт в сторону «Долгого», в заказник, нужно было прошагать с рюкзаком за плечами, на солнцепёке, примерно километр. В начале пути наличие рюкзака практически не ощущалось; под конец стало очень даже ощутимым, главным образом не столько от тяжести всего, что там было положено, сколько от жары. Воды у меня с собой не было и это сейчас огорчало, а когда собирал рюкзак, думал что не зачем воду брать – к роднику же иду… Пару раз мимо проносились лесовозы, поднимая с дороги целое облако пыли. Насквозь выжженная неожиданной жарой, длящейся уже больше недели, земля мечтала о дожде. Когда я всё же дошёл до дороги к «Долгому» и свернув на неё, оказался у обрыва, где обычно устраивал привал, меня догнал трёхколёсный мотоцикл. Мотоциклом, к моему не малому удивлению, управлял местный священник, отец Олег. То, что данное духовное лицо, иной раз рассекает наши дороги не просто на мотоцикле, но порой и в церковной рясе, в состоянии далёком от трезвости и в компании развесёлых девиц лёгкого поведения, ни для кого в городе не было тайной, но на это смотрели сквозь пальцы: что поделаешь… священник тоже человек, с кем не бывает? Но то, что его сейчас ни с того ни с сего в заказник понесло, при том что в лесу пока ещё ни грибов, ни ягод, не наросло, меня удивило. Он был трезвый, одет по мирскому, без пассажиров. Увернуться в кусты что бы не быть замеченным я не успел, поэтому пришлось просто продолжать путь, делая вид что я его не знаю и не замечаю. Однако, священник остановился сам, видимо узнав во мне сына одной из своих прихожанок. Поздоровался. Пришлось поздороваться в ответ. «Вот тебе и первый предатель» - пронеслась в голове печальная мысль – «Даже если Лёня с Димкой не выдадут, и Экхоган со своими «иллюзиями» не подведёт, этот сразу доложит родителям – где меня видел»…
«Куда в такую жару путь держишь»? – спросил священник – «Если нам в одном направлении, могу подвезти».
«Врать или не врать ему насчёт пути?... А… будь что будет»!
«Я иду к роднику. Решил небольшую вылазку на природу сделать. Родители знают, отпустили»… - ответил я, стараясь выглядеть и говорить с выражением полной беспечности, так как будто это чистая правда и ничего кроме того что сказано в моих мыслях и поступках, на самом деле и нет – «А Вы, батюшка, куда направляетесь»?
«Да я вот тоже к роднику. Только не знаю, к тому ли что и ты, родников здесь несколько. В этих родниках, говорили, вода какая то особенная, целебная что ли… Да и про сам лес этот в народе что то много странных вещей рассказывают: то ли нечисть тут водится, то ли не пойми что… Много чего люди интересного говорят. Я понять хочу в чём дело. Ведь у меня как ни как приход здесь. А когда твои же прихожане, в стенах храма божиева, всякое мракобесие языческое, лесное, обсуждают: про целебные родники да лешего толкуют, не могу такого терпеть. Если родник целебный – освящу и именем Иисуса Христа он целебный будет; а нечистая сила – отдельный вопрос, тут разбираться надо. Если хочешь… садись в коляску, поехали, вместе разберёмся».
Его слова пробудили в моем сознание такую жгучую ненависть закоренелого язычника, с душой которая в течении нескольких тысячелетий исповедовала религию древних и боролась с постепенной христианизацией мира, что я поспешил отвернуться, что бы он, не увидел этого страшного чувства, которое, разумеется, отразилось на моём лице. Неожиданно, словно отозвавшись на этот «праведный гнев» в голове прозвучал голос Экхогана.
«Даже не думай садиться с ним в мотоцикл. И не бойся, что он тебя выдаст – не бывать этому, как не бывать и тому, что бы мои родники кто либо освятил. Я сам разберусь с ним. Так разберусь, что до конца своих дней в заказник дорогу забудет»…
Тон, которым он это сказал, был близок к той чудовищной ненависти, от внезапного возникновения и дикой, испепеляющей силы которой, мне самому стало страшно. Но каким то образом, я ухитрился быстро взять себя в руки и придать своему лицу и взгляду всё то же беззаботное выражение.
«Знаете, батюшка Олег»… - сказал я спокойно, вновь повернувшись к нему – «Здесь правда водиться нечисть, но она не злая и никому вреда не делает, если люди сами с ней воевать не начинают: если не нарушают естественных законов природы и приходят в лес с чистыми помыслами и уважением. Я не советую Вам в этом лесу устраивать «крестовый поход». У Вас церковь есть, в ней - законы Вашей веры, а здесь – совсем другой мир. Пообщайтесь с прихожанами, укрепите своими делами и проповедями веру в их сердцах. А лешего оставьте в покое… честное слово, так лучше будет».
«То - то я смотрю, не ходишь ты в церковь»! – с неожиданной злостью воскликнул священник – «Мать твоя ходит, а тебя уже давно в приходе не видать! И умный стал слишком, говоришь как взрослый, а сам школата, и быть тебе школотой ещё не один год! Значит, с нечистым связался! Но Бог то есть, всё видит! Выгоню я нечисть его именем и из тебя и из этого леса»!
Не дав мне ответить, он резко завёл мотоцикл и поднимая клубы пыли и невероятный шум, рванул вперёд. Я смотрел ему в след, как наверное, разумный человек может смотреть в след идиоту, не понимающему практически ничего, но непреклонному в своей фанатичной убеждённости. Это было печально. Я видел взрослого человека, чей уровень развития был ниже чем у некоторых детей. Но с другой стороны: вот зачем ему вообще всё это надо? Он имеет хороший доход со своего прихода, в искренности его веры волей не волей засомневаешься – зная его поступки, о которых время от времени, судачит весь город… так в чём же дело? Нет, это не борьба с «нечистой силой», не желание узнать о чём говорят люди, рассказывая про «лешего» и «целебные родники»; здесь что то другое.
«И что ты теперь планируешь делать»? – спросил я у призрака. С того момента как он заговорил, во время моего разговора со священником, ощущение его присутствия поблизости, меня не покидало.
«Повеселиться планирую»… - ответил он лаконично – «Не беспокойся ни о чём, продолжай путь. Если всё будет так как я предполагаю, то и ты повеселишься в перерывах между практикой, не меньше чем я»…
Осталось лишь поверить ему и продолжить путь.
Через пару часов, совершенно вымотавшись от жары, я всё же дошёл до заветной тропинки к роднику. Уйти от этого беспощадного солнца в лес, под колючую «крышу» еловых и сосновых крон, доставило не малую радость, но отсутствие воды, недостаток которой с каждым шагом, напоминал о себе чувством возрастающей жажды, эту радость вскоре свело на нет. Здесь, в тени, дышать было легче, но до родника нужно было ещё не мало пройти.
«Экхоган, тут поблизости водоём есть? Я скоро совсем сдохну от жары».
«Только болото. Отдохни, тебя никто не заставляет пройти весь этот путь ни разу не остановившись. В следующий раз не поленишься бросить в рюкзак бутылку с водой».
«Спасибо, утешил. Если я остановлюсь, я здесь же и усну под первым кустом. Так что лучше не надо».
Пришлось идти дальше, поднимая себе настроение мыслью о том, что с каждым шагом я становлюсь всё ближе и ближе к роднику. Всё та же узкая, петляющая, переплетённая многочисленными древесными корнями, тропинка, то подымающаяся в гору, то резко падающая вниз или идущая вдоль обрыва… Всё те же ели и сосны… а потом только сосны. Через какое то время я неожиданно понял что больше не чувствую ни усталости, ни жажды. «Приближаешься к месту силы» - прокомментировал это Экхоган.
Сосны, запах смолы, отливающая янтарным блеском красно – коричневая кора, песчаная почва под ногами… Да, действительно, до родника совсем немного осталось.
«А сейчас быстро сойди с тропинки и спрячься в кустах можжевельника… Они у тебя под носом, с правой стороны. Быстро»!
«Чегооо»???
«Быстро! Не рассуждай, делай что говорю»!
Впереди послышался какой то непонятный, приближающийся шум. Действительно, лучше сделать что он говорит, что я и сделал. Оказавшись в кустах, устроился поудобнее и стал наблюдать. Шум, со стороны родника, приближался с удивительной быстротой. Он включал в себя треск сучьев, топот, крик… вроде бы человеческий и нарастающее, глухое и высокое урчание, которое ни с чем нельзя перепутать: такой звук могут издавать только медведи. Этот звук даже описывать не возьмусь. Кто слышал хотя бы однажды, поймёт, о чём я говорю. Лично мне, когда я услышал впервые, пришли на ум, какие то жуткие ассоциации с бесами, вырвавшимися из глубин подземного царства. Голос медведя в лесу пробуждает в душе дикий, безотчётный ужас, но постепенно и к этому привыкаешь: прийти в лес и не разу не услышать медвежий рёв поблизости невозможно, если ты не охотник, источник звука лучше всего просто обойти стороной или, если нет такой возможности из за особенностей местности, повернуть обратно, тогда никакой беды не произойдёт. Встреча с медведем «лицом к лицу» - отдельная тема.
Через несколько минут по тропинке, цепляясь за кусты и спотыкаясь о корни, но очень быстро поднимаясь и продолжая своё стремительное движение, пронёсся батюшка Олег. Ещё через несколько минут по этой же тропинке, гораздо более скоординировано: без падений и лишних движений, и даже с каким то своеобразным достоинством, пробежала, ревя во всё горло, здоровенная бурая медведица. Потом наступила тишина.
«Она его задерёт»? – спросил я – «Это ты ей управляешь»?
«Да, я направил к нему медведицу. Но она его не задерёт. Погоняю немного и отпущу… среди леса, которого он не знает, после того, как он собьётся с тропинки. Я же говорил, что весело будет. Если бы я позволил медведице так сразу его задрать, весело бы не было»…
«Это жестоко».
«Это – справедливо. Можешь вылезать из кустов, до родника шагов двадцать осталось. Ты же вроде бы пить хотел»…
Спорить с призраком мне не хотелось, но представив себе какой ужас испытывает сейчас священник, в душе я не одобрял поступок Экхогана. Конечно я понимал, что он всего лишь защищает свою территорию… но ведь психика у всех разная; для кого то подобные приключения – просто яркое и незабываемое событие в жизни, о котором потом, в старости, увлечённо рассказываешь внукам, а для кого то – билет в сумасшедший дом. Пожизненно. Ладно бы он просто прогнал его с помощью медведицы. Но ведь он планировал «повеселиться»… а стало быть, этим дело не закончиться.
«Не думай сейчас об этом».
«Не читай мои мысли, это не честно».
«Будь сейчас не 21 век, а 17 – й, благодаря «добрым намерениям» этого священника, ты бы уже сидел в темнице или умирал от пыток в тёмных подвалах инквизиции, даже не смотря на то что тебе всего то 12 лет»…
«Не правда, в России «охоты на ведьм» не было».
«Была, но не такого масштаба как в Европе, поэтому в исторических источниках об этом почти ничего не сказано. Но пойми одно: христиане – наши враги; всегда ими были, и наверное, всегда ими будут. С тех пор как на Земле вообще появилось христианство… А священники всех времён и народов – одинаковы. Они не отличаются ни большим умом, ни высокими нравственными качествами, но любят деньги и власть, а больше всего – самих себя. И в зависимости от прав, данных им в той или иной исторической эпохе, самоутверждаются за счёт подавления других. Они любят убивать волю и разум, превращают людей в безликих рабов своего мнимого величия а себя едва ли не в помазанников божьих; малейшее отклонение от христианских догм – для них дьявольское наваждение, зло, с которым нужно бороться любыми методами; проповедуя свою веру они внушают людям не только слепую покорность, но и страх перед Богом и люди лишаются «самих себя»: отныне они бояться всего вокруг – Дьявола, который по всюду и якобы постоянно всех искушает, Бога – который бросит их в «гиену огненную» за так называемые грехи; они бояться даже собственных мыслей: не дай Бог подумать что ни будь ни то… Бог ведь всё видит! Но при этом нет на свете более коварной религии: согрешив, человек идёт в храм, на исповедь, рассказывает священнику о своём проступке, священник «отпускает» прихожанину грехи и тот, очистившийся, идёт «грешить дальше»! А чего такого? Ведь Бог простил! И ещё простит, если потребуется. Можно делать всё что угодно: убивать, насиловать, воровать… главное потом «искреннее» раскается и твоя душа спасена. В средневековье освобождение от кары за грехи даже покупали за деньги. Это были так называемые «индульгенции» - официально заверенные церковниками грамоты, согласно которым, человек, покупающий их, был освобождён от наказания «милостью божьей». Покупаешь «прощение грехов» и греши в своё удовольствие! И вместе с тем эта безумная религия в течении долгого времени обеспечивала определённую политическую стабильность в обществе: патриархат, единобожие, смирение стали мощным средством для борьбы с вольнодумством и обеспечения деградации человеческого духа и разума до того уровня, на котором, люди будут всю жизнь покорно исполнять волю своих правителей: работать в мирное время, убивать «во имя Царя и Бога» во времена воин. Ну и чего хорошего ты находишь в этой религии? По твоему она и её представители не являются едва ли не большим злом, чем политики»?
«Я не спорю с тем что в христианстве нет ничего хорошего да и Олег никакой симпатии у меня не вызывает, но если мы начнём действовать теми же методами что и они: устрашение, насилие, убийство… велика ли будет разница между христианами и язычниками»?
«Я не собираюсь его убивать. Просто напугаю, так что бы весь век помнил. И кстати… «язычники» – слово, придуманное христианами. Сами представители древней религии так себя не называли».
Мне надоела его болтовня. Спустившись по песчаному склону к роднику, шумящему всё так же весело и громко, как и в тот день, когда я оказался здесь впервые, я прежде всего склонился к воде и пил эту холодную, чистую, животворную жидкость с таким наслаждением словно, не пил ничего как минимум дня два. Солнце всё так же безжалостно опаляло всё вокруг, жара стояла неимоверная, но теперь, у бьющего из под земли и по видимому никогда не пересыхающего источника, меня это не волновало. Вода была очень холодной… наверное, холоднее чем снег зимой. И это сочетание – горячего воздуха и холодной воды на руках и лице, доставляло не малое наслаждение.
Ну что ж, давай… Покажи мне всё что случилось с моей душой дальше – с момента последней смерти и до этого дня. Я хочу увидеть правду, лесной родник!
В глазах у меня потемнело. Солнечный день померк в круговороте одной из маленьких, «песчаных бурь», танцующих на дне родника. «Это наверно песок времени» - подумал я – «Каждый маленький «песочный вихрь» включает в себя тысячи десятилетий и человеческих судеб»… Ощущение выпадения из реальности не вызывало ни страха, ни удивления, потому что уже было знакомо.
И тут что то пошло не так. То есть с «песчаным вихрем» уносящем меня в далёкое прошлое всё было в порядке, но я почувствовал, что нечто из моей реальности возвращает меня обратно. Это было ощущение чьего то прикосновения, но это прикосновение не имело ничего общего с волнами электричества, пробегающими по телу в минуты когда поблизости Экхоган. Это было что то совсем другое, похожее на приближение призрака только характерной пульсацией в области солнечного сплетения. Призрак всегда вызывал ощущение охватывающее всё тело целиком, а это создание прикасалось только к моей щеке чем то очень мягким и гладким, похожим на влажную шёлковую ткань… Но это не могло быть животное, я сразу понял что это не животное и не человек, из за чувства вибрации внизу грудной клетки: такое чувство возникало только при контакте с призраком, следовательно, это «нечто» было чем то схожим с ним по природе. Все эти мысли пронеслись в моей голове очень быстро, а в следующее мгновение, вернувшись, я увидел перед собой нарушителя моего спокойствия.
И от увиденного чуть не свалился в родник.
Это был лось. Огромное, горбоносое животное, склонилось ко мне увенчанной ветвистой короной рогов мордой и спокойно стояло почти вплотную, глядя мне в глаза. Ощущение прикосновения чего то влажного и гладкого, было видимо именно от этой морды. Лось был просто невероятных размеров: под три метра высотой, примерно такой же длинны, с лопатообразными рогами с множеством раздвоенных и расстроенных веточек. Но прежде всего меня поразили не размеры животного, а его цвет: он был белоснежным с ног до головы и совершенно чистым, как будто жил не в лесу – где так легко испачкаться в чём угодно, тем более с таким цветом шкуры, а в идеальных, прямо таки стерильных условиях; но короткая, гладкая шерсть зверя сияла кристальной белизной и блестела на солнце как снег на морозе… Широкие, раздвоенные копыта тоже были на удивление чистыми, но имели не белый, а серовато – синий, мраморный оттенок. Такого же цвета были и рога, покрытые лёгким, серебристым пушком. Глаза – большие, слегка раскосые и очень умные, были красными: ярко – красными, как у белой лабораторной мыши. Лось смотрел на меня внимательно и с любопытством: у него был взгляд очень старого, повидавшего много на своём веку, человека. Страшно от такой встречи было только первые несколько секунд: больше от неожиданности, потому что это существо, даже не смотря на свои внушительные размеры, на самом деле не внушало какой либо страх. Он мог бы убить меня одним ударом копыта или великолепных рогов, но в нём совершенно не было агрессии и это сразу почувствовалось. Альбинос… Конечно, такое бывает в природе; у альбиносов белая шерсть и красные глаза – в этом нет ничего сверхъестественного, за исключением того, что встречаются подобные особи в естественных условиях, среди всех видов живых существ, довольно редко. Но всё же было с этим лосем что то не так, помимо того что он альбинос. Слишком осмысленный взгляд, слишком чистая шерсть… Да и с чего вдруг он взял и пришёл сюда, ко мне? Для лосей это не характерно, они как правило, избегают людей.
«Экхоган… Это кто»? – мысленно обратился я к призраку – «Это ведь не просто лось, да»?
«Разумеется. Это Хозяин Леса. Познакомиться к тебе пришёл, не бойся его».
«А мне всегда казалось что хозяин этого леса – ты»…
«Нет, я лишь странствующий дух. А это именно Дух Северной Тайги. Он всегда здесь жил, его возраст равен возрасту первых деревьев на поверхности тверди. Их несколько, у каждого определённый ареал обитания. В народе его ещё Лешим зовут»…
«Но Леший по народным поверьям выглядит совсем не так: он может стариком прикинуться или деревом, а если животным, то медведем, волком, конём, зайцем… Кем угодно, только не лосем: нигде такого не читал».
«Он белым лосем только к шаманам приходит, поэтому и не читал нигде. А выглядеть вообще то может как угодно: в том что ты читал мало правды».
«Хорошо. И как же мне себя теперь вести, что делать»?
«Веди себя естественно: как считаешь нужным. Хорошо если ты с ним сумеешь подружиться: кое в чём только он помочь может, даже я не могу там, где может помочь он. От неизлечимой болезни спасти например, или перенести в один из лучших миров не только твоё сознание во сне, но и твоё тело, так, что ты на какое то время или навсегда полностью – физически, исчезнешь в мире людей. Общаться как я – словами он с тобой не будет. У него другая «традиция»: он обменивается образами – картинками, возникающими в сознание. Это сложнее чем просто речь, вне зависимости от того, у тебя в голове или в окружающем пространстве звучит эта речь, но если разобраться, то ничего такого чему невозможно было бы научиться в этом нет: просто представь себе всё что хотел бы рассказать – например, свой дом, родителей, школу; и при этом – почувствуй то, что чувствуешь по отношению ко всем этим образом… Это чувство или несколько разных чувств, будут твоей невыраженной словами мыслью, твоим отношением к тому что ты пытаешься передать. Что бы выразить страх – представь то что есть, а затем то, что будет – если твой страх материализуется; что бы выразить любовь или благодарность – представь объект любви или благодарности и то, чего ты желаешь ему, испытывая эти чувства. Что бы задать вопрос – представь ситуацию или несколько вариантов развития ситуации, а затем присоедини к этим образам чувство сомнения или образ себя самого на перекрёстке нескольких дорог. Всё просто. Смотри ему в глаза и при этом создавай образы своим внутренним взором: всё что считаешь нужным сказать и тогда эти образы появятся и в его сознание тоже. Потом он ответит тебе тем же методом. Слова не нужны… Это существо живёт в мире образов и чувств. Один из самых могущественных Духов Земли, которые никогда не были людьми. Кстати, он материален. Умеет материализовываться в полном смысле этого слова: становиться биологическим существом существующим в этом мире; просто конструирует своё тело, собрав в пространстве все необходимые для этого элементы и связав их воедино на «теле души»; я так не умею… Но что бы он не собрал, эта конструкция обычно не живёт дольше двух – трёх часов: потом распадается, все элементы возвращаются в исходное состояние. Поэтому и шерсть такая чистая… можешь потрогать: это настоящий, живой зверь, не призрак, не мираж. Но ему нет смысла держать какую либо форму очень уж долго: материализовавшись зверем, птицей, растением, деревом или человеком, он будет вынужден бороться за выживание в этом мире, добывать себе пропитание, заботиться о своей безопасности; и при этом лишиться большей части своих возможностей: в лучшие из миров уже не пройти, дар цилительства, мудрость миллионов прожитых лет, способность видеть всё что в душе у людей и иных существ – то же пропадут постепенно… Вот поэтому и не держит физическую форму очень уж долго. А создавать новые формы – что бы ощутить вкус воды или хлеба, показаться кому ни будь, погреться на солнышке или искупаться в реке – для него никакого труда не составляет».
«Хорошо быть Лешим» - подумал я – «Возможностей даже больше чем у странствующего Духа. И угораздило же меня опять прийти в этот мир человеком»!
Лось продолжал стоять рядом со мной и внимательно на меня смотреть. Протянув руку, я осторожно прикоснулся к его длинной морде, большим, заострённым и мягким, покрытым короткой белой шерстью ушам. Он не отреагировал на это вообще никак, но ощущения от прикосновения, окончательно убедили меня в том, что передо мной самый настоящий, физически существующий зверь. Как жаль, что через пару часов эта красота распадётся на элементарные частицы… Но с другой стороны, он может в любой момент создать нечто подобное вновь.
Ну, хорошо. Раз уж ты здесь, попробуем поговорить.
Я поймал его взгляд и стал не отрываясь смотреть в эти большие, красные глаза, одновременно «видя» и «прокручивая» в своей голове, первое что приходило на ум: визуализированные воспоминания о доме моих родителей и самих родителях, о школе, о городе, в котором живу; всему этому надо было дать характеристику в виде чувства или нескольких чувств… и с удивлением, я обнаружил что, наиболее сильное чувство, связанное у меня со всей своей жизнью в мире людей – это печаль: глубокая и сильная, близкая к душевной боли… А ещё как то сразу стало понятно, что при таком способе общения, обмануть собеседника или самого себя, просто невозможно. Потом в ряду событий, как в киноленте, очередь дошла до встречи с Экхоганом и всего что было связано с ним; тут диапазон чувств стал гораздо шире чем одна печаль; любовь, благодарность, сомнение, сожаление, страх, надежда, сильное желание во что бы то ни стало добиться своей цели, любопытство, отчаяние, радость… Это было парадоксально, но пожалуй, все чувства, на какие только способна душа человеческая, я испытал именно познакомившись с призраком: не во взаимодействии со всеми живыми людьми, которых я знал, не во время учёбы и общения в школе, не в процессе ежедневного сосуществования с близкими, а именно в этой странной дружбе: дружбе ребёнка и странствующего духа. И это тоже стало открытием, удивившим и озадачившим меня не меньше, чем то, что в отношении реальных людей и реального мира, я испытываю главным образом, глубокую печаль. Получалось, что глядя в глаза Лешему и пытаясь рассказать ему обо всем что было пережито мной в этой жизни, я видел отражение собственной души, собственных мыслей и чувств, но в отличие от обычного восприятия, всё это было теперь очень понятным и всеобъемлющим: я создавал и видел картину в целом, во всех деталях, со всеми недостатками и достоинствами, главным образом потому что задача изобразить и передать информацию в виде образов и чувств, заставляла моё сознание очень быстро отделять главное от второстепенного и составлять из этого единую, чёткую, соответствующую действительности, конструкцию.
Затем настал черёд «хозяина леса». Переход от моих мыслей к его получился настолько плавным, что я не сразу понял что он вообще произошёл, ведь мои последние воспоминания были связаны с лесом, а он тоже показывал мне лес. Но вскоре стало ясно что это совсем другой лес. Время словно потекло вспять: болото близ родника, на котором я находился, превратилось в большое, сияющее озеро, дни и ночи с немыслимой скоростью сменяли друг друга в обратном направлении, огромные сосны уменьшались до размеров маленьких, колючих веточек среди травы, а потом вообще исчезали, но там где они только что были – возвышались другие деревья. Родник из маленькой, огороженной забором лужицы, превратился в некое подобие пруда в высоком каменном ограждении; к нему вела лестница из белого гранита, а на верху, если подняться по этой лестнице в семь широких, сияющих на солнце ступеней, можно было оказаться на треугольной мраморной площадке, примерно в три метра величиной: вершина треугольника указывала на огороженный высокой каменной стеной – наподобие колодца, родник, основание было последней, верхней, седьмой ступенью лестницы. Вся конструкция поднималось над поверхностью земли метра на 2 – 2,5 и представляла собой не только круглую каменную трубу в которой шумел родник, треугольную площадку и лестницу, но и семь цилиндрических колонн на вершине каменной клади, на которых держалась выполненная в форме четырёхгранной пирамиды, гладкая, блестящая металлической черепицей, крыша. Таким образом, родник не всегда был лужей, а болото – болотом… Когда то родник был чем то вроде святилища на берегу озера. Потом я увидел людей… в тонких, серебристых лучах лунного и звёздного света, в колеблющимся оранжевом сиянии огня факелов, которые они несли в руках, эти странные люди в белых, широкополых мантиях, подпоясанных широкими поясами зелёного или небесно – голубого цвета, шли вдоль берега озера один за другим и явно держали путь к роднику. Их было около 20 человек и первым шёл человек с белым поясом поверх белой мантии и золотым обручем на голове. Я не мог разглядеть его лица, но в том что это верховный жрец, сомневаться не приходилось. Показывая эту картинку, «хозяин леса» испытывал самые тёплые чувства, граничующие с любовью и благоговением… Однако, он почему то не стал развивать эту мысль до конца, резко оборвав её и перейдя к следующей картине.
Теперь я видел всё сверху: это была планета огня и воды, огромный, но ещё не населённый живыми созданиями мир; там постоянно что то взрывалось и двигалось, огненный мир был подобен пылающему аду. Потом появилась вода и вместе с ней жизнь. Испаряющаяся влага скапливалась в пространстве и проливалась в бушующую огненную бездну в виде дождей, которые шли миллиарды лет, превращая «огненный мир» в огромный, мировой океан. В союзе воды и огня постепенно родилась твердь. Падающие в океан небесные тела: осколки сгорающих звёзд и метеоритов, принесли семя жизни. Первые живые существа – бактерии, водоросли, амёбы, амфибии, становились сложнее и умнее с каждой новой эпохой. Миллиарды лет проносились как один миг… Закат сменялся рассветом, выбравшиеся из воды растения положили начало бесконечным, девственным лесам, которые в свою очередь, способствовали формированию воздушной среды, пригодной для дыхания иных форм жизни. «Хозяин леса» появился с возникновением первых растений – тогда ещё водных. Он был одним из незримых творцов этого мира: духом, явившимся из других, более совершенных миров и направляющим процессы развития жизни в этом мире; одним из создателей, отвечающим за лесное царство. Без его вмешательства, а так же вмешательства иных сил, схожих с ним по природе, но происходивших, зачастую из совершенно других, далёких, звёздных систем, на Земле никогда не возникла бы жизнь: этот огненный мир был для космических духов как чистый холст для художника, на котором можно изобразить любую картину; и духи – творцы – «рисовали» кто во что горазд… Процесс сотворения заключался в направляемом волей духа соединении разрозненных элементов в единое целое; они делали это примерно так же как сейчас «хозяин леса» создавал для себя сотни новых обличий, с той разницей, что творения духов жили гораздо дольше нескольких часов. Духи заключали в них часть собственной бессмертной энергетической сущности, нанизанной на ту или иную материю. Но эти части – не были душами в полном смысле этого слова; это была просто энергия, зачастую иррациональная и возвращающаяся к духу – творцу что бы соединиться с ним вновь, утратив индивидуальность, вскоре после физической гибели, той или иной материальной формы: растения, дерева или животного. Этот мир не имел ничего общего с нашим до тех пор пока из примитивных форм не были выведены формы близкие к человеческой, а из частей духовных сущностей «духов – творцов» не была собрана и одета на плоть, первая независимая, обладающая собственным сознанием и индивидуальностью, душа, которой, после смерти не суждено вернуться к первоисточнику, потому что единого первоисточника нет. Кроме синтеза душ, некоторые творцы решались на гораздо более смелые и опасные эксперименты в ходе эволюционного процесса: они облекали в плоть собственные души, то есть воплощались, и обладая гораздо более развитым интеллектом чем молодые, недавно сотворённые ими же души первых людей, становились среди них шаманами, вождями, духовными наставниками, в течении всей жизни передающими человеческой цивилизации различные знания и навыки, способствующие её выживанию и развитию. Так, в мире, бывшим совсем недавно миром огня и воды, появились моря и океаны, животные и растения, люди… и боги: ибо молодые души во плоти воспринимали воплотившихся духов – творцов именно как богов, которые могут и знают всё. В общем то они были не так уж и далеки от истины…
Не было ни рая, ни ада, как потом стали считать христиане. Было лишь бесконечное пространство бытия: бездонный космический океан жизни, и умирая, молодая независимая душа сотворённая духами – творцами, попадала в обитель этих творцов, где сама принимала решение о своём будущем: воплотиться вновь или остаться странствующим духом – учеником, присутствующим рядом со своими создателями, наблюдающим за непрерывным процессом творения и набирающимся опыта для будущей жизни или для того, что бы в конечном итоге самой стать творцом; разуметься такое «ученичество» затягивалось на тысячелетия но в пространстве душ время воспринималось совсем по другому; мудрая и опытная душа, достаточно долго присутствующая рядом с творцами и прожившая много земных жизней, могла покинуть «планету великого эксперимента» уйдя в совершенные миры своих создателей, откуда они произошли изначально; но и там – её ожидало не «райское блаженство» а продолжение ученичества, только на гораздо более высоком уровне.
Я видел сотни цивилизаций и катастроф, уничтожающих всё живое…
Некоторые из них были совершенно человеческими, то есть разумные существа в них, почти ни чем не отличались от современных людей; другие, напротив, не имели с ними ничего общего, представляя собой либо многоруких и многоногих гигантов с половыми признаками обеих полов, либо огромных, лишь отчасти материальных, амёбоподобных монстров, способных как облака летать по воздуху, и с той же лёгкостью жить и перемещаться глубоко под водой; небольших водных существ, отдалённо напоминающих людей, но всё же гораздо более близких к рыбам или земноводным млекопитающим; повторяющих человеческий облик, но раз в пять превосходящих по размеру людей, великанов, разгуливающих среди древнего леса словно по поросшему высокой травой полю; изящных и сильных, но в то же время слишком добрых и доверчивых созданий, чья красота превосходила человеческую красоту, а мудрость была ровна мудрости духов – творцов…
Эти последние, как и многорукие и многоногие монстры, то же были гермафродитами, чьи тела имели первичные признаки представителей обоих полов. Они запомнились мне особенно, среди прочих: во первых из за своей красоты, во вторых по тому что я почувствовал в этой форме жизни что то очень знакомое, можно сказать – родственное… Они были пришельцами на планете: ни духи – творцы сотворили их души и ни духи - творцы придумали для самих себя такие оригинальные воплощения, отнюдь; эти ребята в какой то момент истории сами явились на Землю на большом космическом корабле и стали, своего рода соперниками по праву господства над всё ещё недостаточно развитыми местными племенами. Но духи – творцы и не думали воевать с пришельцами: зная уже довольно много цивилизаций, созданных ими и в конечном итоге, погубивших самих себя, они с печальным пониманием происходящего наблюдали за попытками «братьев по разуму» научить землян чему ни будь хорошему, доброму, вечному… и не вмешивались в происходящее. В конце концов гермафродиты были истреблены: их не спасли ни высокие технологии, ни духовность, ни интеллект: дикие племена увидели только их физическую красоту и эта красота вызвала только одно желание: обладать ей; так высокоразвитые пришельцы стали рабами миллионов дикарей, добившихся своего в основном за счёт собственной численности по сравнению с относительно небольшой численностью пришельцев и непростительной добротой и доверчивостью последних. Неведомый космический народ прекратил своё существование в рабстве землян, сделавших их наложницами или убив непокорных, построенная на земле станция с техникой, близкой к современным компьютерам, лазерным установкам, томографам, видеокамерам и сканерам, была разрушена варварами и растаскана на боевые трофеи.
Были и другие пришельцы, прилетавшие на эту планету в различные эпохи: одни – преследуя исследовательские задачи, другие – для добычи сырья и ресурсов, в том числе и живых существ, третьи – для того что бы обрести «новый дом». От вмешательства этих созданий природа и душа землян менялись, и далеко не всегда к лучшему. Но конец всегда был один и тот же: достигнув определённого уровня развития, каждая вновь созданная духами – творцами цивилизация, уничтожала себя же – затеяв глобальную войну и применив в ней ядерное оружие или доведя свой собственный научно – технический прогресс до такого уровня, что все водоёмы мира становятся непригодными для питья, жизни водных животных и рыб, леса получают «статус химических» потому что уровень их загрязнённости зашкаливает, животные в этих лесах погибают или перерождаются в жутких мутантов, и в конце коков экология планеты нарушается до такой степени, что это приводит к общемировой катастрофе и гибли всех форм жизни. А потом, спустя миллиарды лет всё начинается с начала… Перед духами – творцами вновь возникает чистый холст: мир огня и воды, в котором можно опять создать жизнь, и учитывая всё что было в прошлом, они в очередной раз приступают к творению…
Сколько цивилизаций и чудовищных картин их гибели пронеслось у меня перед глазами? Сколько форм жизни я увидел в этих странных мирах? Сколько миллиардов лет на этой планете появляются и исчезают разумные цивилизации?
Боюсь, даже «хозяин тайги» никогда не смог бы ответить на эти вопросы. Он был таким же старым как эта планета. А эта планета и разумная жизнь на ней были гораздо старше, чем считает современная наука.
Последним ведением был лес… этот лес и родник. Я опять видел лунную ночь и процессию людей в белых одеждах, неторопливо идущих по берегу озера к священному источнику. Когда они приблизились к подножью лестницы мне наконец то удалось разглядеть лицо верховного жреца: то что это был Экхоган почему то нисколько меня не удивило; напротив, я даже как будто ожидал именно такого поворота событий. Люди выстроились в ровные ряды у подножия мраморной лестницы; среди них были и женщины и мужчины, но все - моложе моего друга, который выглядел в этом видении лет на 45 – 50. И всё же это был он; не узнать его было невозможно; складывалось впечатление, что во всех своих жизнях, он специально выбирает себе очень похожую на предыдущие, характерную внешность.
Экхоган зажёг огонь на каждой ступени лестницы, с обоих сторон, в специально построенных для этого нишах, постепенно поднимаясь вверх; оказавшись на треугольной площадке он поклонился источнику и прошептал что то на непонятном мне языке… весь каменный круг, которым был обнесён родник, неожиданно вспыхнул огнём. Не обращая на огонь внимания, верховный жрец буквально вошёл в него, что бы приблизиться к воде, но ни одежда, ни кожа не загорелись. Вода была спокойной и тёмной… в ней отражалось пламя и безмятежное, сосредоточенное лицо шамана. Огонь и вода… с них всегда начиналось творение…
Неожиданно он снял с пояса нож: большой, изогнутый клинок, который я заметил только когда он к нему прикоснулся, и «от всей души» резанул себя по запястью, вскрывая вены. Вода, огонь и кровь – смешались. Спокойная и тёмная вода пошла рябью и сделалась ещё темней, огонь взвился в верх и зашипел. Экхоган оставался всё таким же отрешённым, не смотря на то что стоял в огне и вместе с кровью из раны, его стремительно покидала жизнь… Он явно что то видел в этой тёмной воде, склонившись к ней, он разговаривал с кем то. Однако постепенно, видимо по мере того, что он узнавал, его лицо становилось всё более печальным и мрачным. В конце концов, один из стоявших у подножия лестницы жрецов, поднялся наверх, и чуть ли не насильно извлёк его из огня, а затем перевязал руку. При этом по жрецу было видно что соприкосновение с пламенем причиняет ему боль, и не малую. Словно очнувшись от сна или какого то наваждения, Экхоган выглядел удивлённым и очень уставшим: но ни одного ожога на его теле при этом не было, белая одежда оставалась такой же чистой как и до вхождения в пламя. Он смотрел на молодого жреца и собравшихся внизу людей так, как будто вообще не понимал где находиться и что происходит. Но длилось это не долго. На мгновение закрыв глаза и по видимому вспомнив то, что поведали вода и огонь, он снова сделался до крайности печальным и мрачным – как и во время транса, наблюдая за только ему видимыми картинами в тёмной воде родника.
«Мы обречены» - сказал он, обращаясь ко всем – «Всё повториться с начала, как и было прежде, в течении тысячелетий… Мы должны уходить дальше, в леса, и уводить всех кто может иди: всё племя… Как можно скорей, а лучше прямо сейчас. Но я не уверен что мы успеем».
Они не успели. На следующее утро в лес пришли люди князя под предводительством его сына: предателя, насильника и убийцы и я увидел печальный конец истории, которую, поведал мне сам призрак, той удивительной зимней ночью, когда мы повстречались во сне.
«Обмен опытом» закончился так же неожиданно как и начался. Лось исчез у меня на глазах, но не мгновенно, а в течение нескольких секунд, просто рассеиваясь на тысячи маленьких, быстро сгорающих в пространстве крупинок света. Сначала его тело – только что бывшее полностью материальным, живым, стало очень ярко светиться, буквально превратившись в какую то неведомую, состоящую только из света форму материи, а затем этот свет стал расплываться, распадаться на бесчисленное количество мельчайших частиц, уносимых ветром или просто тающих в атмосфере. Мне стало не по себе от этого вида, стало страшно от ощущения что он таким образом умирает, хотя Экхоган и говорил что это не так. Не прошло и минуты как он полностью распался, не оставив после себя ничего.
«Всё в порядке» - произнёс призрак – «Он не умер, не бойся, ты так чувствуешь, потому что пока ещё продолжаешь мыслить как человек, но на самом деле это не так. Он всегда появляется и исчезает когда ему вздумается. Возможно, пока ты здесь находишься, появиться ещё не раз… Я видел все что Вы рассказали друг другу. Ты правильно сделал что просто создал образы всей своей жизни, он, как и большинство древних духов, терпеть не может вранья. Думаю Вы сможете подружиться, со временем».
«То есть ты не знал что он придёт, когда я подошёл к роднику? Ты никак не можешь контролировать его появление и поступки»?
«Нет, разуметься. Он старше и сильнее чем я, он – один из духов – творцов. Духи – творцы обладают совершенно не человеческой природой. Они создавали земные цивилизации, в том числе и цивилизацию людей в различных вариантах этого мира, но сами никогда людьми не были. Даже воплощаясь в людские тела, их души не были душами людей. А я – человек. Я был создан ими путём синтеза духовных энергетических оболочек других душ много тысячелетий назад и то воплощаясь, то прибывая вне трёхмерного мира, в обители своих создателей, сумел научиться достаточно многому, для того что бы быть шаманом или магом – при жизни и странствующим между мирами, свободным духом, после смерти, но всё же, в отличие от духов – творцов, моя природа всегда была человеческой. Они первичны, люди вторичны, понимаешь»?
«Понимаю, однако, насчёт «первичности» - вопрос из разряда неразрешимых… Я могу допустить что люди вторичны, но в том что духи – творцы первичны сомневаюсь. Их ведь тоже кто то должен был создать. Когда то… Всё должно иметь начало и конец. Даже если допустить что в каком то другом мире или на другой планете их создало путём того же синтеза энергетических оболочек или каким то иным путём, другое, более сильное и совершенное создание, у этого создания тоже должен быть творец. И у того творца – другой, ещё более могущественный создатель… И так до бесконечности. Получается, что никто толком не знает что первично а что вторично: «курица или яйцо, Бог, или всё, что он сотворил»? И есть ли конец у вселенной, у всех живых существ и миров, у всех душ, обитающих в вечности… что стало их первопричиной, той изначальной, базовой «точкой сборки» с которой всё началось… этого никто не знает. Мы можем увидеть лишь то, что вторично или третично – начиная с самих себя… Но изначальное нам не ведомо».
«Не буду спорить с тобой и соглашусь в том что твои рассуждения верны... Духи – творцы действительно первичны только по отношению к землянам, по отношению к собственным творцам они вторичны. Но всё же на вопрос что было в начале - «курица или яйцо» ответ существует. Только ты должен сам найти этот ответ, если ты этого хочешь. И я уверен, что найдёшь».
«Ну так не честно! Ты знаешь ответ на один из сложнейших философских и научных вопросов, по поводу которого уже много столетий спорят умнейшие люди, и мне не говоришь… Ищи мол, сам. Экхоган, они всю жизнь искали. Да так к какому либо однозначному и неопровержимому выводу и не пришли. Почему ты уверен что я приду»?
«Дорогу осилит идущий… «Вся жизнь» - это не так уж и много, а точнее совсем не много: мгновение в вечности… Я хочу что бы всё самое важное ты делал самостоятельно, потому что лишь на основе собственного опыта можно обрести настоящее знание. Я буду рядом и буду когда это необходимо, останавливать тебя или корректировать направление, но это твоя жизнь, твой духовный поиск и путь. Пройти его и отыскать в нём всё что тебе необходимо, можешь только ты сам».
Солнце продолжало освещать болото и сосновый бор над ним, яркими, благодатными лучами янтарного света… Посмотрев на родник, я почувствовал что сейчас, после общения с «хозяином леса» не могу вернуться к тому, что было прервано его неожиданным появлением: слишком много новой информации поступило в моё сознание; надо было спокойно осмыслить всё это и только потом приступать к продолжению изучения своих прошлых жизней. Да и есть уже захотелось, костёр не мешало бы развести… Поэтому поднявшись на поросшую соснами горку, под которой располагались болото и родник, я нарубил дров из сухих, поваленных ветром деревьев, развёл огонь, поставил скорее греться, чем кипятиться, котелок родниковой воды на длинной, вбитой в землю с одной стороны и зафиксированной там несколькими большими камнями, обугленной палке, валявшуюся поблизости и судя по виду – уже кем то когда то использованной в этих же целях. Хотелось горького растворимого кофе, которое запрещали пить родители, потому что это вредный напиток; хотелось чёрного ржаного хлеба сверх всякой меры посыпанного солью, что дома на виду у них, то же не желательно было есть; а больше всего, хотелось курить… Но в этом лесу можно было не бояться дать волю своим маленьким человеческим слабостям: банка кофе, купленного на деньги, сэкономленные в школьном буфете, была с собой, хлеб, соль и сигареты, то же. Поэтому, ожидая когда согреется вода, я достал из рюкзака всё что мне необходимо, и закурил, внимательно наблюдая за тем, как рыжие языки пламени обгладывают сухие древесные ветки. Опасаться, что кто либо здесь опять примется учить меня жизни, было бы просто глупо…
«Экхоган» - прошептал я, то ли мысленно, то ли вслух – «Почему тот странный народ, прилетевший на Землю с какой то другой планеты, представители которого обладали признаками обеих полов и отличались высоким уровнем развития и красотой, был выделен мной среди всех? Почему именно эти гермафродиты, впоследствии уничтоженные или порабощённые земными варварами? Я помню, и ты помнишь, это виденье, пронёсшееся за несколько минут перед моим взором… там были сотни разных народов и цивилизаций. Жизнь на Земле появлялась и исчезала, духи - творцы созидали её вновь и вновь, но дети земли неизменно убивали самих себя и весь мир, на высоте своего научного развития, сочетающегося с достижением не меньшей, а может даже и большей высоты, духовной деградации… Но почему среди всех народов и рас на протяжении всех эпох которые показал мне Хозяин Леса, именно эта раса вывала какие то странные, родственные чувства»?
«Тебе так важно получить ответ прямо сейчас? Или, может быть, ты спокойно пообедаешь, спустишься к роднику и сам всё увидишь»?
«Перестань говорить загадками! Если я задаю вопрос, значит, хочу получить ответ. Конечно, я всё увижу, когда спущусь к роднику, но именно этот момент мне хотелось бы прояснить немедленно».
«Хорошо, как скажешь… Ты был одним из этих существ. Это первая жизнь твоей души на Земле. Все предшествующие ей жизни к планете Земля уже не относятся: изначально твоя душа ни от этого мира… Она была создана за его пределами, на совершенно другой планете, существами ещё более могущественными и мудрыми, чем наши духи – творцы».
«Я был существом среднего пола с другой планеты??? Да ещё и изначально»?! - у меня чуть сигарета изо рта не выпала от такой информации.
«А что тебя так смущает? Ты же сам видел как много различных форм жизни существовало здесь, на Земле, до того как товарищи – люди… во многом уступающие по уму, силе, красоте и духовности, этим существам, ухитрились тем не менее, стать доминирующей расой. Эти создания когда ты смотрел на них, глядя в глаза Хозяина Леса, вызвали у тебя не только чувство родства, но чувство восхищения, не правда ли? И это нормально, потому что они действительно были достойны восхищения. Или ты считаешь что эта дуальность – существование двуполой живородящей формы млекопитающих – является самой «правильной» и совершенной? Ты считаешь что все формы жизни должны быть такими же как люди»?
«Нет, я так не считаю. Но всё равно это как то дико… гермафродиты, великаны, варвары»…
«Это просто один из экспериментов Великого Духа. Даже не буду пытаться объяснить тебе что означает это моё высказывание… со временем сам поймёшь. Была такая древняя легенда… В ней говорилось о том, что первые люди на этой планете были гермафродитами: существами одновременно женского и мужского пола. Возгордившись своей силой и красотой эти существа восстали против Богов и Боги разделили их на двое. Получились мужчины и женщины, обречённые на полный ошибок и страстей, поиск своей «второй половинки». Это конечно, всего лишь легенда, однако определённый смысл в ней есть. Человеческая душа не имеет пола. Она андрогинна по своей сути ибо в одной жизни человек может быть мужчиной, а в другой женщиной. Если личность придаёт избыточное значение гендерной идентификации – гордиться своей половой принадлежностью, или наоборот, сожалеет о том что являться в этой жизни мужчиной или женщиной, это говорит о её неправильном развитии. Это может быть очень умный и талантливый человек, но тем не менее что то в его духовном развитии пошло не так, произошёл какой то сбой. Когда границы пола становятся размытыми и нечёткими и глядя на человека вообще сложно понять – мужчина он или женщина – всё более чем в порядке. Такой человек близок к изначальному и внутреннее гармоничен, хотя и люди, зацикленные на гендерной идентификации, могут понять его неправильно. Обычно состояние сознания и души сильно влияют на внешний облик физического тела человека. Если тело и внешность меняются в сторону андрогинности - при чём обязательно сами собой, без каких либо косметических или медицинских ухищрений, человек близок к состоянию просветления, когда прожитые им жизни в мужских и женских телах, словно разбросанные осколки огромной мозаики, объединяются в единое целое и образуют правильное и сложное изображение. Что же касается той расы, которой принадлежит твоя душа, эти создания в отличии от людей, изначально были спроектированы Великим Духом как существа целостные, неразделённые. Они не были обречены, как люди, к длящемуся в течение многих жизней, поиску утраченного единства. Поэтому и достигли такого высокого уровня научного и духовного развития. Запомни раз и навсегда: у тебя нечеловеческая душа. И это скорее плюс, чем минус, если учесть как много зла сотворили все поколения людей самим себе и этой планете»…
Внимательно выслушав его, я пришёл к выводу, что теперь уж точно ни что ни сможет сильно меня испугать или удивить. Надо было скорее заканчивать с обедом и идти к роднику. Очень хотелось увидеть «родную планету»…
Но обстоятельства опять сложились немного не так, как я рассчитывал. Поесть и выпить кофе я успел. А вот спуститься к роднику уже не получилось. С противоположной стороны от ведущей к дороге в город лесной тропинки, послышались тяжёлые приближающиеся шаги и не менее тяжёлое, дыхание, прерываемое изредка то отборной матерной бранью, то отрывками из христианских молитв. Голос я узнал сразу же и это совсем меня не порадовало: приближался батюшка Олег.
«У меня здесь сегодня день интересных встреч, да»? – тихо прошептал я, обращаясь к призраку.
«Похоже что да…» - усмехнулся он – «Я не привёл его сюда, это случайность. С того момента как к роднику пришёл Хозяин Леса, я вообще забыл о священнике. Ну что ж, пообщайся с батюшкой… Ничего не бойся и говори то, что считаешь нужным, за исключением только нам с тобой ведомой правды, разумеется. Если понадобиться, я тебе помогу».
Священник выглядел очень «потрёпанным», но при этом скорее злым, чем испуганным. Маленькие, голубые глаза, на заплывшем жиром лице, метали молнии… Увидев меня, он едва ли не побагровел от ярости, однако, очень быстро взял себя в руки, решив по видимому что в его положении со мной лучше не конфликтовать.
«Слушай, ты ведь этот лес знаешь»? – сказал он, подойдя к костру и присев на корточки напротив, так что между мной и им, возвышался столб разгоревшегося в этот момент очень сильно, костра – «Я ничего не буду говорить твоим родителям. Даже того что ты сейчас сигарету куришь, а до 18 тебе ещё ох как далеко… Вообще тебя в покое оставлю. Дружи со своими лешаками сколько душе угодно! Только ради всего святого, выведи ты меня из этого проклятого леса»!
«Батюшка, так перед Вами же тропинка…» - ответил я, искренни удивившись его словам – «Вот она»… - и показал на тропинку, которая действительно была здесь и выводила на дорогу.
«Я по этой тропинке уже два часа хожу. Сначала шёл сюда - медведя встретил, еле ноги унёс, но Бог спас»… - он медленно перекрестился и прошептал короткую молитву, слов которой я не запомнил, а точнее забыл сразу же, в следующую секунду, как будто в моём сознание включилась какая то «блокировка» на всё что связано с христианством – «Потом оказался на болоте… Блуждал, блуждал, кажись вышел. Вот сюда вышел. Иду по тропе. И что ты думаешь? Опять прихожу в то же самое болото! И так трижды! Как это понимать, а»?
«Вы оскорбили лешков»…
«Ты мне ещё пошути!!! Будешь помогать или нет?! Или войны со мной хочешь? Да ты хоть знаешь с какими людьми я общаюсь?! Скажу только слово, тебя мигом прикроют… как социально опасный элемент»!
«Знаю. Вы с психиатром общаетесь. Вместе ездите на рыбалку и жёны Ваши дружат. Судя по уровню Вашего психо – эмоционального возбуждения и неспособности оценивать ситуацию с критической точки зрения, Вам лучше обратиться к своему другу, а не ко мне. Я обычный школьник, Вы не можете, в принципе, предъявить мне особо ничего, кроме того что я курю сигареты до достижения совершеннолетия».
«Ну всё, парень, ты попал…» - прошел батюшка пытаясь сжечь меня глазами сквозь пылающий между нами огненный столб – «Я выйду отсюда с Божьей помощью. А о тебе будет рассказано кому надо и при первой же возможности, тебя научат хорошим манером и истинной вере»!
Сказав это он резко встал и не оглядываясь, полным уверенности шагом, зашагал по тропинке.
Я смотрел ему в след, не чувствуя страха. Как оказалось – зря.
«Поздравляю» - произнёс Экхоган – «Ты нажил себе хитрого и коварного врага».
«А что бы ты от меня хотел в этой ситуации? Что бы я отправился его выводить из леса»?
«Не знаю… Это твоё решение. Любое твоё решение принимается свободно – без чьих либо подсказок и только один раз. Правильных или не правильных решений не существует, а жизнь слишком коротка, что бы очень уж долго сомневаться или сожалеть о чём то… Это решение повлечёт за собой определённые последствия. Ты должен быть готов к этому, готов к борьбе. Потому что между «приспособленчеством и бунтарством» ты выбрал бунтарство, а бунтарство – это всегда путь борьбы, при чём в большинстве случаев – неравной. Но я не стал бы осуждать тебя и в случае иного выбора. Нет смысла «отстаивать честь» древних духов и богов. Древние духи и боги существуют вне зависимости от того верят в них люди или нет. Но ты пока что очень беззащитен среди всех этих глупых людей и если бы ты вывел этого священника из леса ради собственной безопасности, это был бы разумный поступок. Но ты предпочёл бросить ему вызов. Это поступок воина и бунтаря. Оба поступка – достойны. А что из этого получиться - посмотрим…»
«Ну, замечательно… Просто шедевр! Получается, он доложит обо мне родителям и скорее всего – не только родителям, у меня начнутся проблемы – посерьёзней чем были, а ты говоришь «посмотрим»… Ты собираешься просто «смотреть» как все эти «глупые люди» будут надо мной издеваться»?
«Нет, я буду помогать тебе. Ты будешь слышать мой голос, он будет подсказывать тебе верные слова и ответы, где бы ты ни находился. Ты выбрал борьбу и сейчас бессмысленно о чём либо сожалеть. А сейчас… я опять закрою дорогу этому священнику. Пусть ещё погуляет… Ближе к ночи, Вы опять встретитесь и у тебя будет возможность всё изменить. То есть фактически изменить своё будущее. Я хочу что бы сейчас ты хорошо подумал об этом».
На самом деле, мне нужно было много о чём тогда «хорошо подумать»… Но разве в 12 лет кто либо может всерьёз задумываться о последствиях своих слов и поступков?
Я лежал у костра и заново прокручивал в сознание «кадры» сотворения и разрушения цивилизаций этой планеты. Какой несовершенной и хрупкой казалась мне теперь любая жизнь воплотившейся души… «Одевшись в тела» если можно так выразиться, души забывали о своей космической природе, о прожитых до воплощения жизнях, обо всём на свете… Они словно уменьшались в размерах, утрачивая самое главное – знание о мире и самих себе. И зачем, спрашивается, это делалось? Для чего мироздание было устроено именно так: мы облекались в плоть, что бы потерять разум и память, что бы быть искушёнными огромным количеством самых различных земных пороков и в конце концов, умереть, что бы только после этого узнать самих себя – настоящих; ведь большинство людей именно так и живут, и жили так всегда. Войны, социальная несправедливость, стремление к роскоши и накопительству – все беды этого мира, лишь следствие невежества, обретших плоть, бессмертных душ. Но ведь до воплощения в физическую форму они такими не были. Многие были мудры и обладали огромным опытом реинкарнаций. Зачем же они вновь и вновь приходят в этот мир, что бы совершать в нём одни и те же грехи и ошибки, смысл которых зачастую становиться понятен лишь под старость, а то и после смерти? Чему они учатся? Куда ведёт их тот «верховный главнокомандующий», тот самый главный бог или дух, который придумал всю эту дьявольскую систему смертей и рождений? А может он просто смеётся над нами, наблюдая за происходящим в сотворённой им вселенной, со стороны, и одновременно – изучает самого себя, ибо каждая душа в этой вселенной, являться его частью?
Одни вопросы… Вопросы на которые пока что не видно ответов.
Над лесом неожиданно воцарилась удивительная тишина: ветер больше не шумел в древесных кронах, замолкли лесные птицы и стрекочущие в траве кузнечики, даже шум родника казалось доносился теперь откуда то издалека… Я не любил внезапно возникающую в лесу тишину, потому что хорошо помнил, что она предвещает. Но это «молчание пространства» почему то не вызвало у меня чувства приближающейся опасности. Всё вокруг, несмотря на то, что солнце по прежнему светило ярко, наполнилось каким то странным, искрящимся светом, туманом. Костёр разгорелся ещё сильней, хотя я и не подкладывал в него дров.
«Экхоган…» - тихо позвал я – «Что происходит»?
Вместо ответа было ощущение легкого прикосновения к моей руке… в которой была сигарета и повернувшись на это ощущение, я увидел призрака во плоти. Сигарета была безжалостно отобрана и выброшена в костёр. Нисколько не изменившийся: всё такой же красивый и строгий, в старинном чёрном костюме и с дорожным мешком за плечами, Экхоган сидел у костра рядом со мной и мне сразу стало понятно что всё это - сон... Но просыпаться не хотелось. Я не видел своего тела со стороны ощущая себя так, как будто нахожусь в нём, но материализоваться призрак мог только в пространстве сна подобно голограмме наложенной на объективную реальность, и означать это могло две вещи: 1) я уснул спонтанно – а в случае спонтанных «переходов» своего тела обычно не видишь, 2) призрак специально каким то образом усыпил меня, преследуя только ему известные цели.
- Ну и что за борьба с курением? – спросил я, ища в кармане пачку сигарет для того что бы закурить снова – И вообще что всё это значит? Может объяснишь?
- Тебе будет очень тяжело в будущем, если ты привыкнешь курить сигареты – серьёзно и печально ответил призрак – Особенно на зоне и в психушке…
-Какое замечательное будущее ты мне пророчишь! Просто слов нет!
-Это один из возможных вариантов будущего. Может быть и не сбудется… На самом деле, от твоих поступков в настоящем очень многое зависит.
-Ты мне снишься, ведь так? – спросил я, всё таки найдя пачку сигарет и осуществив своё «нехорошее дело» - Ты специально мне снишься?
- И да, и нет… Ты уснул у костра потому что устал, это было без моего вмешательства. Но присниться тебе я решил специально.
-Зачем?
- Я не могу просто так это сделать, без причины?
- Я не верю что ты что либо делаешь «без причины».
-Правильно делаешь.
Он рассмеялся тихим, шелестящим смехам, и пододвинувшись ближе, обнял меня за плечи. Чувствовать его прикосновение как прикосновение совершенно живого, материального человека, ощущать тепло его рук и мягкость блестящих, длинных волос, но при этом понимать, что всё это происходит во сне, который ты осознаёшь, а он является толи бесплотным духом, толи порождением твоей собственной, больной фантазии, было, честно говоря, страшно, хотя и происходило уже не первый раз.
-Почему ты не хочешь материализоваться? – неожиданно для самого себя спросил я его – Почему не хочешь родиться на свет вновь, примерно в таком же теле, как и другие твои воплощения? Я заметил что твоя внешность почти не менялась в течении ряда реинкарнаций. Значит ты можешь как то формировать тело ещё не родившегося ребёнка, придавая ему те черты, которые тебе нравиться. Ты очень красивый… и я понимаю почему из жизни в жизнь, ты создаёшь для себя именно такие тела. Но почему ты не хочешь вновь обрести плоть? Как долго ты уже существуешь в виде духа с момента последней смерти?
- Ты не перестаёшь меня удивлять, своими вопросами, мой молодой друг… - вновь рассмеялся он – Впрочем, ты такой же молодой, как и я, только тело детское, а душа – очень старая. Просто ты ещё не вспомнил всего. И это одна из причин, по которой я не хочу рождаться в этом мире. Я всё забуду… Всё. И мне придётся очень долго идти к истине, к пониманию того кто я такой и откуда пришёл, а жизнь так коротка! Но это только одна из причин. Не самая важная…
- Что же «самое важное»?
-Я устал. От жизни… От зла, которое мы так любим совершать во плоти, при чём в большинстве случаев, прекрасно понимая, что мы творим зло, но продолжая делать это, потому что зло доставляет нам удовольствие, а удовольствие – это наркотик, от которого люди обычно не в состоянии отказаться. Конечно, древние духи приходят в этот мир с огромным багажом интуитивного знания, но даже это не всегда может спасти нас… от самих себя. Иногда мне кажется, что Бог совершил страшную ошибку, создавая всех нас существами одновременно духовной и физической природы, потому что душа, даже достигшая очень высокого уровня развития, вновь обретая плоть, в той или иной мере, всегда утрачивает свою чистоту. Мы познаём жизнь через страдания и смерть, через предательство, ложь и разврат… так устроен этот мир. Приходим мы в него чистыми и мудрыми, но родившись забываем кто мы и откуда пришли, что бы опять на собственной шкуре, как уже было множество раз, испытать всё, натворить кучу бед и только под старость прозреть и научиться отличать истинное от ложного, свет от тьмы... Наши тела нуждаются в питание и одежде, сексе, сне, защите от различных болезней… Это делает нас невольными пленниками и рабами собственных тел. Они очень хрупкие и легко разрушаются, начиная стареть с первых дней жизни. Обитая в них, души, не помнящие самих себя, существуют словно птицы в клетках, забывшие о том, что такое свобода. Конечно, радостей в физическом существовании тоже не мало. Наши потребности являются и нашими радостями, когда мы их удовлетворяем… Но всё это так далеко от истинной свободы, которую я, в конце концов полюбил сильнее чем жизнь. Истинная свобода – это свобода от тела, со всеми его потребностями; это смерть тела и вечная жизнь бессмертной души.
- Жизнь делает нас порочными и жестокими и стирает память, смерть – это свобода… Как то всё очень не логично задумано тем абстрактным существом, тем «самым главным Богом», который создал этот мир и нас в нём, тем Творцом, что является первопричиной всего сущего. В чём смысл, Экхоган? Почему всё было создано именно так?
- Ну во первых, так не везде: во вселенной существует великое множество миров и обитающих в них рас. Наиболее развитые цивилизации не страдают от потери памяти после смерти потому что в общем то, в нашем, земном смысле этого слова, и не умирают. Но и не живут. Состояние в котором они прибывают является промежуточным между жизнью и смертью, будучи одновременно существами духовной и физической природы, они могут самостоятельно создавать для себя материальные формы и разрушать их становясь сгустками чистой, наделённой сознанием и волей, энергией, обладающей огромной способностью к созиданию как воплощений самих себя, так и новых миров… Это высшие духовные миры, миры творчества и свободы. Там нет боли и зла, насилия и смерти, а любить всё вокруг – так же естественно как и дышать… Наш мир очень далёк от подобного совершенства. Во вторых, с чего ты взял что среди огромного количества миров и разумных существ, всё сущее создано только одним Богом? Почему не можешь предположить что творцов изначально было несколько и каждый творил что хотел – по своему, уникально?
-Потому что я пытаюсь отталкиваться от предполагаемой первопричины. Ничто не возникает из ничего, ведь так? А значит должен быть некий «единый творец» - создатель всех последующих; и размышляя в этом направлении мы опять возвращаемся к вопросу о первичности и вторичности: что было в начале – курица или яйцо? Если Бог создал людей, то кто создал Бога?
-Пока ты будешь мыслить подобным образом – ты ничего не поймёшь… - рассмеялся призрак – Но пока тебе и не нужно этого понимать. Пойдём… - он взял меня за руку и поднимаясь с земли, мягко увлёк за собой – Сегодня во истину особенный день. Может быть, я пожалею о том, что собираюсь сделать, но всё же я сделаю это. Поэтому ты и видишь сейчас этот сон и меня в нём…
-Что ты задумал? Если ты можешь пожалеть о том, что собираешься сделать, пожалею ли об этом я?
- Я не знаю как ты к этому отнесёшься. Понятия не имею. Но говоря что возможно я пожалею о том что собираюсь сделать, я имею в виду что просто боюсь, что после этого, ты возненавидишь меня…
-Возненавижу тебя?! За что?
- За то, что было… очень давно. За ту жизнь, которую ты не помнишь. За твоё первое воплощение на Земле и то, что из этого получилось… Тогда ты и я – повстречались впервые и с тех пор, в течении тысяч лет, наши души находят друг друга и в жизни и в смерти.
-Что ты натворил?
- Я был чудовищем… и совершал чудовищные поступки…
-Настолько чудовищные что я могу возненавидеть тебя, узнав об этом?
-Любой нормальный человек на твоём месте возненавидел бы; но насчёт тебя - не знаю… Нормальным человеком ты никогда не был, а твоя душа, честно говоря, по прежнему остаётся для меня так и неразгаданной тайной…
- Ну хорошо. Что бы там ни было, что хочу знать правду. И я постараюсь не возненавидеть тебя, какой бы эта правда не оказалась.
Мы ушли от костра и спустились вниз, к роднику. Всё вокруг казалось всё более туманным и зыбким, но при этом светящимся каким то непостижимым жемчужным светом. Экхоган не отпускал моей руки. Ощущение его прикосновения, как и ощущение реальности происходящего, было ужасающи – отчётливым, но всё же, не на мгновение я не забывал о том, что всё это мне сниться. Взглянув в родник я увидел не привычную взору холодную, кристально – чистую воду с золотистым песчаным дном, а какую то странную, сияющую и непрозрачную субстанцию… Это был тот самый, полный жемчужного света туман, который наполнял пространство вокруг, его источник был там – в роднике. Скорее испаряясь чем распространяя прямые лучи, сияющий туман неравномерно рассредоточивался в окружающем пространстве и сквозь просветы в нём, можно было разглядеть возвышающиеся над болотом сосны, само болото и чернеющую в дали стену хвойного леса. Но именно сквозь просветы – не полностью. И подчиняясь течению воздуха и порывам ветра эти просветы то исчезали, то появлялись вновь – в других местах, отчего всё вокруг и казалось таким зыбким и фантастическим…
- Сейчас всё измениться – произнёс Экхоган – Тебе лучше закрыть глаза… - видимо не доверяя моей готовности делать всё именно так как он говорит, одной рукой он привлёк меня к себе, а другой прижал мою голову к своей груди, так что при всём желании открыть глаза и увидеть что либо из того что происходит вокруг, было невозможно. Я не пытался сопротивляться. Не смотря на то, что ни в одном его движении не было и на намёка на принуждение и грубость, а сами прикосновения были очень бережными и мягкими, я чувствовал что он гораздо сильнее меня и сопротивляться не имеет смысла.
- Зачем? Почему я не должен видеть что то… чего сейчас не вижу? Ведь это в любом случае – сон…
- Жизнь - это тоже сон… Между реальностью сна и реальностью нашего физического существования, поверь мне, разница не велика, особенно учитывая что души большинства людей, пробуждаются лишь после смерти. Я просто не хочу травмировать твою психику раньше времени… видом тех метаморфоз реальности, которые происходят в данный момент, в этом сне. Подожди… ещё несколько минут.
-Я не понимаю тебя… Если сон который сниться сейчас мне – это сон, но реальная жизнь, которой я буду жить, когда проснусь – это тоже сон, то что же тогда – реальность? Существует ли она вообще?
-В том смысле который ты придаёшь слову «реальность» - реальности не существует, но абсолютно всё является огромным, сияющим вихрем иллюзий, переходящих, одна в другую. Твоя так называемая «реальная жизнь» не менее иллюзорна чем то, что ты видишь и чувствуешь в данный момент, но вся фишка в том, что этот «сияющий вихрь иллюзий», заключающий в себе все наши жизни и смерти, иные миры, все сны, что когда либо снились нам, а так же всё что мы можем вообразить – всё это и есть подлинная реальность. В ней нет ничего стабильного, ничего такого что можно было бы сохранить неизменным в течении долгого времени… Она – как река, сияющая миллиардами искрящихся брызг под лучами весеннего солнца: постоянно меняется, постоянно прибывает в движении, одни ведения сменяются другими, каждый миг волны на воде создают совершенно иную, не похожую на только что существовавшую, комбинацию света и звука, но при этом сущность самой реки остаётся неизменной. Это и есть реальность. Реальность в которой не существует ни смерти, ни какой либо судьбоносной предопределённости, ни чётких границ – возможного и невозможного, доказанного и сомнительного, хорошего и плохого, нормы и патологии, сновидения и яви… Таким образом, «реальная жизнь» гораздо более широкое, я бы даже сказал – всеобъемлющее понятие, чем привыкли считать большинство людей на этой планете.
- Это какой то сумасшедший театр абсурда…
- Это театр одного актёра. Мы едины, мы все – едины, понимаешь? Ну примерно как нервные импульсы в клетках мозга. Клеток много, разные импульсы идут по разным проводящим путям, но все они являются частью одного организма и одного сознания. Это сознание – Бог. И по большому счёту, каждый из нас, является частью его и частью всего что твориться у него в голове, а все вместе – в непрерывном взаимодействии и взаимоизменении – мы представляем собой один бесконечный сон, включающий в себя миллиарды духовных сущностей и различных миров, который сниться этому Богу… Ты - это я, а я это ты, другие люди и животные – это тоже я и ты, а всё вместе – это тот самый неведомый Бог… тот, что безначален и бесконечен, тот, с которого началось бытие. Будучи частью его как огромного организма мы являемся творцами и разрушителями всего что чувствуем и видим. Мы принимаем непосредственное участие в создании того «сияющего вихря иллюзий», который называем «реальной жизнью». Но всё это – лишь игра света и тени… На самом деле нет ничего реального, но создаваемый нами «вихрь иллюзий» - эта игра, эта космическая матрица из бессчётного количества формирующихся и тот час распадающихся для того что бы собраться в ином порядке, элементарных частиц, единственная подлинная реальность.
-Это - шизофрения. Пожалуйста, не говори мне этого всего, пока что… Пытаясь это осознать и представить себе, я чувствую такую страшную безысходность, что жить не хочется.
Он чуть слышно рассмеялся и не произнёс больше не слова.
Пространство менялось. Хотя я и не видел того что происходит вокруг, потому что Экхоган по прежнему не давал мне такой возможности, я чувствовал что с реальностью этого сна происходят какие то серьёзные изменения. Поверхность земли, на которой мы стояли, стала какой то аморфной и ненадёжной… как будто мы стояли на песке и судя по ощущениям – это был зыбучий песок. Мы погружались в эту субстанцию, она была холодной, тяжёлой и колючей, она заполняла собой мои ботинки и поднималась выше и выше, и та часть тела что уже находилась в ней, больше не чувствовала ничего, словно одеревенев. Одновременно что то происходило и с воздухом, который из влажного и прохладного, наполненного туманом и запахом леса, сделался вдруг сухим и напряжённым, полностью лишённым влаги и ветра, обжигающе – горячим, наэлектризованным. Сквозь сомкнутые веки, я чувствовал очень яркий свет, но не мог определить его источника. Как будто мы находились в центре лесного пожара… Или ядерного взрыва. И сгорали в нём, не чувствуя боли лишь потому, что эта боль настолько сильна, что мы уже не можем её ощущать. Мне это совсем не нравилось… Но больше всего мне не нравилось то, что я не вижу происходящего.
Когда та субстанция в которой мы стояли добралась мне до горла, а точнее, мы погрузились в неё до уровня моего горла, я попытался вырваться и увидеть происходящее. Скорее всего, мной в этот момент двигали страх и инстинкт самосохранения: я представил себе что не смогу дышать и умру если похожее на песок «нечто» проникнет в мои лёгкие, и в душе понимая, что вырываться уже слишком поздно, всё же попытался высвободиться из объятий моего наставника. Он этого не ожидал и поэтому отреагировал не сразу. На какую то долю секунды мне удалось увидеть всё что творилось вокруг, после чего он вернул меня в прежнее положение – на этот раз довольно грубым и резким движением. Я увидел что всё вокруг в буквальном смысле растекается и при этом – светиться очень ярким, обжигающим глаза, белым светом. Деревья и травы, земля под ногами, небо и облака, выглядели словно созданная из воска, искусственная конструкция – рукотворная модель, с точностью копирующая абсолютно всё – до самой маленькой иголочки на вершине сосны и песчинки на дне родника. И сейчас эта модель плавилась, истончаясь и оседала в ничто широкими, сияющими, маслянистыми разводами, как будто восковую конструкцию реальности кто то поставил на плиту раскалённой печи. Это было по истине чудовищное зрелище… и особенно страшно было видеть даже не «расплавление» деревьев и земли, которая давно уже стала одним сплошным светящимся аморфным веществом, а то как «плавилось» небо: застывшие облака разрывались на части и падали на землю огромными, мерцающими каплями, солнце было словно выедено до середины и продолжая плавиться, точно так же по капле падало на землю, а само пространство – сияющая бесконечной космической глубиной небесная высь, осыпалось, словно краска с испортившейся от времени и сырости, старой картины, обнажая голую, холодную, чёрную пустоту. Увиденное настолько поразило и испугало меня, что я перестал бояться собственной смерти, я забыл о том, что могу умереть, перестав дышать… Гораздо страшнее было чувствовать себя частью мира, который являться не более чем иллюзией, растекающейся в данный момент во всех направлениях, и сознавать, что всё это, в том числе и я – видящий этот кошмар, тоже иллюзия: один из многочисленных элементов сна, который сниться Богу.
-Зачем ты пытаешься вырваться? – произнёс Экхоган, сразу после того, как моя голова вновь оказалась крепко прижатой к его груди – Не бойся… Ничего страшного не произойдёт. Ты увидел как всё «плавиться», верно? Не бойся. Ты не задохнёшься и не погибнешь, но пожалуйста, не делай так больше: если я говорю что ты не должен на что то смотреть, значит твои глаза должны быть закрыты.
-Почему?
-Со временем тебе можно будет смотреть на многое что сейчас, во время таких путешествий, я буду стараться скрыть от тебя. Но только со временем. Не торопи события. Ты ещё не готов для того что бы видеть всё.
«Песок» тем временем уже покрыл моё горло и проникал в рот, пищевод, желудок и лёгкие, наполняя холодной, бесчувственной пустотой всё моё существо.
- Не бойся, ты не задохнёшься – произнёс Экхоган – Не сопротивляйся, задержи дыхание и позволь этой силе полностью тебя поглотить… Прими её в себя – душой и телом. Она не убьёт тебя если ты не будешь бояться и вести себя агрессивно по отношению к ней. Это просто преображающая сила… Нечто подобное происходит всегда во время перехода в другие миры или времена.
Я хотел ему ответить, спросить правильно ли я его понял: если я буду испытывать страх и сопротивляться … я умру? Но возможности такой у меня уже не было. «Песок» поглотил меня с головой. И я перестал чувствовать своё тело… а потом потерял сознание, погрузившись в лишённую мыслей и чувств, абсолютную темноту.
Пробуждение было внезапным и беспричинным. Я просто пробудился ото сна, видимо потому что настало время проснуться – каких либо внешних факторов, способных нарушить мой сон, не было.
Однако, увидев то, что меня окружает, я сразу понял, что это вовсе не пробуждение, а продолжение сна или, если Вам будет угодно, сон приснившийся мне во сне… Таким образом, я ушёл от привычного мира, так далеко, как не уходил никогда прежде.
Я видел огромный замок среди бесконечной, поросшей ковылём, серой степи, сливающейся по цвету и беспредельности, с распростёршимся над ней, таким же серым и бездонным, небесным сводом. Я лежал среди этой степи, на мягких колосьях серебристого ковыля в нескольких десятков метров от чёрного, похожего на неведомое чудовище, замка, отделённого от степи и пролегающей рядом с ним, вымощенной камнями дороги, глубоким рвом. Это было какое то жуткое и в то же время великолепное архитектурное безумие, с десятками, взмывающих в высь остроконечных башен, смотровых площадок, ощерившихся в темноту бойниц и высоких, узких, закрытых кованными ставнями арочных окон. Великолепный и отталкивающий, дышащий жестокостью и болью и манящий ощущением какой то неведомой, мрачной тайны – вот какое впечатление производил этот замок, да и окружающий его ландшафт, тоже.
-Узнаёшь? – спросил Экхоган.
Он был рядом. Лежал среди голой степи, в нескольких метрах от меня, положив руку под голову и внимательно за мной наблюдая. Похоже, он пробудился раньше чем я, но по какой то причине, не хотел до определённого момента, выдавать своё присутствие.
Я посмотрел на замок ещё раз, старательно пытаясь вспомнить хоть что ни будь, связанное с этим замком… и не смог. Я только почувствовал что не хочу туда заходить: никогда, не при каких обстоятельствах, не сейчас, не в будущем, потому что кроме страдания и безысходности, меня там ни что не ждёт. Это было очень сильное чувство: пронзительное чувство опасности и безмолвный, интуитивный призыв к бегству. Внутренний голос словно говорил мне, а точнее внушал одну и ту же, невысказанную мысль: «Беги отсюда, беги без оглядки! Просто беги и никогда больше не возвращайся».
- Не узнаю – ответил я после небольшой паузы – Но мне не хотелось бы здесь находиться. И тем более – заходить в этот замок.
Я ещё раз взглянул на замок. Странно, но на сей раз, он показался мне более знакомым и менее устрашающим… но вовсе не потому что от него перестало веять угрозой и безысходностью, но потому что эти угроза и безысходность, теперь показались мне уже известными и потому не такими страшными. То, что ничего хорошего я там не увижу, было понятно; но это больше не вызывало желания бежать без оглядки.
- Я хочу идти дальше – сказал я Экхогану – Что бы там ни было, знать любую, даже самую отвратительную правду, лучше, чем всю жизнь блуждать в потёмках незнания.
-Я знал что твоё решение будет таким – печально усмехнулся Экхоган – Ну что ж, идём…
Он взял меня за руку и мысленно напомнил что мы оба, вообще то умеем летать и проходить сквозь стены. Ведь мы призраки: моё тело сейчас далеко, а его – умерло давным – давно… Подъем в воздух был плавный – вроде бы только что мы шли по заросшему ковылём полю, и вот – уже летим. Всё выше и выше… в эту тёмную обитель, в обитель зла. Потом – краткий миг темноты – мы вошли в чёрный камень стены – и снова свет: не яркий, сумрачный, таинственный, свет одной единственной свечи на столе в центре большого и практически лишённого какой либо мебели зала, в котором мы очутились, преодолев стену замка. В колеблющемся свете этой одинокой свечи кто то есть… Очень странное существо: слишком высокое и широкоплечее для женщины, слишком красивое – для мужчины; на нём светлая одежда свободного покроя; длинные серебристо – пепельные волосы растрёпаны, продолговатое, бледное лицо сияет какой то удивительной, нечеловеческой красотой и печалью – в нём нет ничего лишнего, ничего неправильного: очень тонкие, гармонично сочетающиеся между собой черты, идеальная симметрия и безупречность… Но больше всего притягивают глаза существа: небольшие, слегка раскосые, изумрудно – зелёные, они словно светятся изнутри каким то непостижимым, вечным и прекрасным, полным безусловной и чистой, всепоглощающей любви, светом. В этих глазах можно утонуть… они смотрят на тебя с великим терпением и сочувствием, как наверное, только светлые боги, обладающие мудростью самой вечности, могут смотреть на неразумных и несовершенных земных людей.
- Это кто? – спросил я Экхогана, продолжая рассматривать создание и не имея ни малейшего представления о том какое отношение оно может иметь ко мне; то, что оно принадлежит расе прилетевших на эту планету существ, сочетающих в себе признаки обеих полов и обладающих высоким уровнем духовного и научно – технического развития, было понятно с самого начала, ведь я уже видел этих существ, всматриваясь в бездонные глаза Хозяина Леса; но я не чувствовал что это я – моё материальное воплощение в первой земной жизни; я предполагал что почувствую это, если это так, но этого чувства не возникало.
-Альд. Или Альда – в зависимости от того, в какую сторону оно направляет своё, постоянно трансформирующееся и практически не стареющее, физическое тело – мужскую или женскую. Сейчас в промежуточном состоянии, поэтому сразу и не поймёшь какого оно пола. Он пленник этого замка. Или она… не столь важно. По отношению к тебе, оно является твоей матерью… а я – отцом. Странно, что видя это очень далёкое прошлое своей души, ты ничего не помнишь. Хотя, с другой стороны, может быть и не странно. У тебя была очень сложная и печальная судьба… возможно, то что твоя духовная память до сих пор молчит, являться своеобразным проявлением инстинкта самосохранения на психическом уровне.
Его слова отразились эхом очень старой, почти уснувшей и потому не ощущаемой прежде, пронзительной боли в моей душе… и всё же, я не вспомнил ничего, что связывало бы меня с этим Альдом… или Альдой и тем более самого Экхогана – в качестве моего отца. Если он прав и эта моя «амнезия» в условиях, когда казалось бы, просто невозможно не начать вспоминать, или хотя бы чувствовать что либо на интуитивном уровне, является проявлением инстинкта самосохранения на психическом уровне, моя жизнь, должно быть, была сплошным кошмаром и закончилось всё плохо.
-Мы ещё можем уйти… Ты проснёшься в лесу, у потухшего костра, в час когда садиться солнце и на землю опускаться ясные, летние сумерки… Ты будешь помнить всё до настоящего момента – но не дальше, потому что дальше мы не пойдём. Ты уверен в том что действительно хочешь всё это увидеть?
- Ты говоришь так, как будто всё, что я могу здесь увидеть, совершит какие то необратимые изменения в моём сознание. Ты это понимаешь и боишься этих изменений или просто не хочешь что бы они произошли. В чём дело, Экхоган? Ты видимо очень сильно накосячил в этой моей жизни… Да и я тоже. Мы оба так сильно накосячили, что с тех пор наши души постоянно находят друг друга в разных физических воплощениях и исторических промежутках и пытаются сделать людей этого мира хотя немножко более чистыми, светлыми, мудрыми и справедливыми… что бы в очередной раз разбиться о вечный как мир, цинизм правящей элиты и слепое безумие толпы, которой эта элита правит. Что же такого надо было натворить, что бы сформировать этот замкнутый круг, вмещающий в себя тысячелетия? Нет, я не вернусь. Не смотря на то, что память моя молчит, я хочу увидеть всё.
- Хорошо… - печально вздохнул он – Возможно, ты прав… Ты прав в том, что увиденное изменит тебя и в том, что я боюсь этих изменений.
Мы продолжили наблюдать за происходящим. Следующим открытием для меня сделался я сам… то моё воплощение, при виде которого, я почувствовал что это я… просто потому что иначе быть не может. Это был ребёнок. Он просто выскочил из колючий темноты огромного, пустого зала навстречу своей матери, и всё вокруг словно сделалось чуточку светлей и радостней, от весёлого смеха и свойственной всем детям, непосредственности, поведения этого ребёнка. На вид ему было лет 10. Как и в случае с матерью, опередить пол по внешнему виду, у существа было сложно. Такие же пепельные волосы и изумрудно – зелёные глаза, продолговатое лицо с чётко очерченными, высокими скулами, ещё не совсем утратившее детскую округлость, тонкие, нежные губы. Но были и отличия, было что то совсем не похожее на свойственную всем пришельцам, ослепительную, волшебную красоту. Что то очень земное. Возможно: слишком широкие и чёрные брови – очень сильно отличающиеся от тонких, изогнутых и таких же серебристо – пепельных, как и волосы, бровей Альды, немного другой – не такой прямой как у Альды, а с небольшой горбинкой, нос, глаза – такие же раскосые, но не такие яркие, сияющие вроде бы, похожим, но всё таки иным, более тёмным и резким, зелёным светом. Этот ребёнок был ещё более странным существом чем его мать, периодически трансформирующаяся то в мужчину, то в женщину, то в нечто среднее; он был результатом смешения кровей двух разных, бесконечно далёких друг от друга рас – земной и небесной.
- Оскальд, ради всего святого, не надо здесь бегать и кричать! - воскликнула Альда заметив приближение сына (или дочери?).
Голос у неё был ни высокий и ни низкий, а обладал какой то промежуточной тональностью, по которой о половой принадлежности тоже судить было нельзя. Но для удобства повествования я буду говорить о ней в женском роде, потому что в этой жизни, существо было моей матерью: именно матерью, а не отцом.
Оскальд… Интересное имя. С уроков истории и из книг, которые я когда то читал, я знал что древнерусского князя звали Аскольд. Ещё я знал что существует имя Освальд. Эти имена наиболее близки по звучанию. Но всё же именно такое произношение – не Аскольд и не Освальд, а именно Оскальд – не встречалось мне ни в одном литературном источнике. Интересно, какое значение это имя имеет в этом странном, давно исчезнувшем с лица земли, мире?
- Певец ветра и льда… - произнёс Экхоган. Голос его был ещё более печальным чем минутой раньше.
- Чего?
-Так переводиться это имя в этом мире. Прости, я знаю что ты это не любишь, но всё таки я позволил себе прочитать твои мысли. Буквально значение этого имени следует понимать как «маг, шаман или жрец, владеющий искусством стихосложения и создания музыки, стихийными покровителями которого являются ветер и лёд». То есть именно в ветре, как в одной из форм проявления стихии воздуха, и во льде – как одной из форм воды, заключены силы, покровительствующие этому магу и являющиеся наиболее благоприятными для его магической практики и жизни.
- Как же всё сложно… Почему именно ветер и лёд? Почему, например, не солнечный свет, не огонь, согревающий нас в зимнюю стужу? Просто представь себе это сочетание «ветер и лёд» и сразу холодом повеет, и перед глазами возникнет замёрзшее, заметённое снегом, озеро, среди тайги и тёмная ночь, и вой голодных волков… Я чувствую что я действительно был когда то этим существом и это имя было моим. Но что это за странный язык и народ, дающий своим детям, такие странные по значению имена?
- Ты сейчас сам не сознаёшь того, что этот странный язык отлично понимаешь – усмехнулся призрак – Но это не столь важно. Ни этого мира, ни этого народа, ни языка на котором они говорили, давно уже не существует. Ты унёс с собой, в ныне существующую земную цивилизацию, в 21 век, только свою душу – которая родом отсюда, и характер, вполне соответствующий этому сочетанию «ветер и лёд». Альда не ошиблась, дав тебе это имя. Вполне нормальное имя для язычников, живущих в мире жестокости, непрерывной борьбы за выживание и древней магии, на которой основана сама жизнь.
- А твоё имя означает «северный ветер»… Я ведь не забыл. Скажи, почему в этой культуре так много связано с ветром?
- Ветер – это воплощение свободы, творческой энергии и Великого Духа. Это «дыхание жизни» - то, без чего просто не возможно существование живых существ на земле. А ещё это символ Одина – величайшего из шаманов древности, которого затем стали считать богом. Я не могу рассказать тебе обо всём сразу… это целая философия. Внимательно смотри, слушай и чувствуй – пропускай через душу всё что воспринимаешь. И тогда сам всё поймёшь.
Я смотрел и слушал. И чем больше я видел, тем больше мне это не нравилось. Альда явно чего то боялась. Она появилась здесь и зажгла эту единственную свечу, для того что бы что то сделать и при этом не привлечь к себе внимания, но моё шумное появление нарушило её планы. Она не злилась на меня по настоящему, а скорее просто испытывала страх от того что её замысел может сорваться.
- Ты что не знаешь что твой отец дома? – строго произнесла она, остановив меня на бегу – Он вернулся ещё вчера и с тех пор не выходит из своей комнаты. Битва проиграна. Он вроде бы ранен, но не серьёзно. Только это ранение и виски, которым он заглушает боль, спасают нас сейчас от общения с ним. Но продлиться это не долго. А если ты будешь бегать и шуметь и потревожишь его, он спуститься вниз и снесёт тебе голову с плеч!
«Спасают нас сейчас от общения с ним» - мысленно повторил я – «какой же замечательный у меня в этой жизни был отец, раз от общения с ним возникает необходимость спасться; Экхоган, неужели это ты»?
В глазах ребёнка, которым я был когда то, мелькнула тень страха – но продлилось это совсем не долго, какую то долю секунды.
-Нам надо бежать отсюда, мама – сказал он удивительно серьёзным, но по детски звонким, похожим на переливы нескольких десятков серебряных колокольчиков, голосом - Чем скорей тем лучше и не важно куда. Если мы этого не сделаем, в конце концов, он убьёт и тебя и меня.
- Нет, это не я – ответил Экхоган – Однако знакомое лицо ты скоро увидишь. Альда говорит тебе что этот человек твой отец, не потому что он являться им на самом деле, а потому что она не хочет что бы ты когда либо узнал кто твой настоящий отец и встретился с ним. Что же касается меня… то на тот момент я даже не знаю о твоём существовании.
Ну, ясно… Значит тот «настоящий отец» - ещё более «замечательный» чем этот, способный в любой момент снести голову с плеч. Теперь я не удивляюсь тому, что ты и хотел и не хотел одновременно показывать мне эту мою жизнь.
- Ты прав – ответила Альда – Я прекрасно это понимаю ведь каждый новый день в этом замке для меня – пытка. Но сейчас осень. А впереди – зима. Мы просто не выживем если уйдём прямо сейчас – ведь нам некуда уходить а под открытым небом в такую погоду долго не протянешь. У нас нет совершенно никакого плана действий, всё в мире людей является для нас чужим а сами люди представляют собой угрозу. Нужно как то дожить до весны. Подготовиться. Собрать всё необходимое в тайне от твоего отца. Изучить карты и выбрать маршрут. Всё это делается не сразу, на это нужно время.
- И ты всё это время – до весны, будешь терпеть его издевательства? Будешь покорно выносить все что он и его друзья с тобой вытворяют? Будешь удовлетворять все их извращённые желания как последняя шлюха во время их пьяных пиршеств, вместе с настоящими шлюхами, которых они вызывают в этот замок за деньги и которые, вообще то являются гораздо более свободными чем ты потому что приходят сюда как на работу – пусть грязную и отвратительную, но оплачиваемую, и уходят на все четыре стороны, когда работа закончена, а ты – не получаешь ничего кроме страдания и крыши над головой, являясь его законной женой. Ты будешь всё это терпеть до весны? Я не понимаю тебя. Будь я на твоём месте – убежал бы прямо сейчас, не раздумывая о том выживу я в мире людей во время зимних холодов или нет; трансформировался бы в мужчину – у мужчины шансов выжить в таких условиях больше и убежал. И плевать что возможно это был бы побег навстречу своей смерти. Я бы и дня не прожил так как живёшь ты!
Конечно, это были очень жестокие слова по отношению к собственной матери. Забыв о её предостережении, Оскальд произнёс их слишком громко и эмоционально, гладя ей прямо в глаза и призывая поступить прямо сейчас именно так как он считает правильным… Но Альда была слишком умным и осторожным существом что бы во первых - обидеться на эту грубую правду высказанную ей собственным сыном с такой откровенностью, а во вторых – пойти на поводу его, как ей казалось, пусть даже сто раз верных, но всё же чересчур легкомысленных и поэтому способных привести их обоих только к погибели, желаний.
- Дорогой, ты прав, но я не могу просто взять и уйти в холодную зимнюю ночь, потому что у меня есть ты… - прошептала она – Моя душа сможет простить себе свою собственную смерть как бегство от бесконечного унижения и безысходности, но твоей смерти она себе не простит.
Живое доказательство и её и моей правоты явилось незамедлительно. Оскальд слишком громко произнёс свою «пламенную речь». Непростительно громко…
Со второго этажа послышались тяжёлые, шаркающие шаги и грубая брань. «Ну, вот» - подумал я, наблюдая за собой же из бездны минувших тысячелетий – «Кажись, папаня проснулся… Чует моё сердце не поздоровиться сейчас ни Альде, ни Оскальду… мне то есть. Интересно, где сейчас Экхоган? То есть не сейчас, а тогда – где был он? Он правда не знает о том что у него есть ребёнок? Или знает, но не желает вмешиваться в происходящее? И почему Альда живёт в этом страшном замке и не говорит мне ничего о том человеке который является моим отцом на самом деле»?
- Беги! – прошептала Альда, схватив меня за плечи и приблизив моё лицо к своему – Слышишь… Без разговоров! Беги, прячься на чердаке или где угодно, иначе он убьёт тебя, потому что ты его разбудил!
- Беги и прячься вместе со мной! А лучше – трансформируйся полностью и дай достойный отпор этому варвару! Ты же можешь…
- Нет, я не могу… Уходи немедленно, Оскальд, иначе… я никогда тебе этого не прощу!
Как ни странно, эти слова возымели действия и Оскальд скрылся в глубокой тьме центрального зала; трудно сказать чего он испугался больше – приближающегося «отца» или того что Альда никогда его не простит; возможно и того и другого, ведь вообще то пока ещё он был ребёнком… Он исчез. А моя душа, принесённая в этот древний, давно исчезнувший мир волей свободного духа – осталась и продолжила наблюдать за собственной жизнью и жизнями других людей и существ, связанных с моей, каждая из которых была прожита и безвозвратно пала во тьму, как и этот дикий мир, очень давно…
Я смотрел на себя и собственную, давно прошедшую, жизнь сквозь тысячи лет, как можно смотреть на дно очень глубокого озера с кристально чистой водой и видеть там каждую песчинку. Само по себе это состояние было довольно жутким –ведь это были не просто образы в роднике на которые смотришь со стороны, прибывая в сознание и своём теле, но самая настоящая, существовавшая когда то реальность, в пространстве которой ты присутствуешь непосредственно, при чём одновременно в двух вариантах – в виде того создания, которым ты когда то был, и в виде временно освобождённой от тела души, прожившей уже десятки других жизней в других телах, и возвратившейся назад – к самому началу этой дальней дороги через вечность, к той жизни, с которой всё началось… Но даже не сама экзотичность происходящего в настоящий момент лишала меня душевного равновесия, сколько то, что в какой то момент я стал чувствовать себя этим ребёнком… Оскальдом: полностью идентифицировать себя с ним и понемногу вспоминать всё что произойдёт дальше… а так же испытывать те же чувства что в соответствии с происходящим в этом замке, в данный момент испытывал он. Боль, страх, отчаянье, ненависть, безысходность, желание убить… и желание умереть: всё смешалось в моей душе превращая её в пронзительный хаос мыслей, эмоций и чувств. Мне хотелось уйти потому что я уже знал что будет дальше и на сей раз, совершенно искреннее, боялся сойти с ума. И я знал кто спустится сейчас в этот тёмный зал по скрипучей винтовой лестнице, изрыгая потоки брани и проклятий голосом, более походящим на звериное рычание, что бы долго бить а потом пол ночи насиловать мою бедную мать, что бы затем, в конце концов, отыскать меня, и…
-Экхоган, прошу, давай уйдём отсюда! С меня хватит!
Он уже был здесь. Немного другой: моложе и сильнее, более высокий и широкоплечий, в одежде не имеющей ничего общего с тем, как одеваются люди России 21 века, с длинными волосами, отливающими сединой, но всё же сохранившими большую часть своего цвета: тёмно – рыжего, как медь; но его черты и глаза – холодные, желто – голубые глаза, полные словно бы навсегда застывшей как на картине – непреклонной жестокости и строгого, циничного безразличия ко всему живому на свете, были точной копией лица моего отца… из этой жизни!
-Твой враг… тот что убил тебя в Шотландии, и отправил на костёр во Франции, при чём дважды… Я говорил что это твой «старый знакомый». И мой тоже… Точно не хочешь остаться? - Экхоган смотрел на меня с неожиданной для всей этой ситуации иронией и спокойствием – как будто специально испытывал моё терпение.
- Ты издеваешься?! Чёрт возьми, хватит!!! Я всё вспомнил… Будь проклят и он, и ты, и весь этот сумасшедший мир! Если ты не хочешь прерывать это безумие, я сделаю это сам!
Я действительно всё вспомнил. И поэтому боль, которую я сейчас испытывал, было невозможно терпеть, оставаясь при этом в здравом уме.
Он мне поверил. Он увидел что в какой то момент я стал смотреть на него совершенно другими глазами… и это были не глаза школьника из России 21 века. Мой взгляд изменился, и хотя я не мог увидеть каким образом он изменился, я видел что эти изменения отразились страхом и страданием в глазах Экхогана: как будто произошло именно то, чего он боялся, но только сейчас это стало для него очевидно.
В зале тем временем творилось подлинное безумие, которое я даже не возьмусь описать. Скажу только что то, что этот выродок творил с моей матерью, было вершиной зверства и нравственной деградации. Но чувствуя как мою боль, так и изменения, произошедшие в моей душе, призрак поспешил отвлечь моё внимание, «выключить», если можно так выразиться, этот бесконечный кошмарный сон…
Он приблизился ко мне – так близко что я не мог больше видеть того что творилось в зале. Попытался обнять… Нет, даже не думай об этом!
- Я помню свою смерть – спокойно и чётко, выделяя каждое слово, произнёс я, глядя ему в глаза, таким ледяным тоном что самому стало жутко – Это было самоубийство. Точнее выглядело как самоубийство. А ты стоял рядом и смотрел… Мир погружался во тьму, одних лишь моих сил было недостаточно для того что бы что то изменить к лучшему и не находя способа избавиться от этой безысходности я бросился с горы в тот ледяной поток, поздней осенью, когда с деревьев уже слетела вся листва, но землю ещё не покрыл снег и всё вокруг – серое небо, холодный ветер, голая, умирающая природа, наполнено печалью и обречённостью. Помнишь тот день? Помнишь, кем ты в конце концов стал для меня, когда вопреки судьбе, мы всё таки встретились, уже после смерти Альды? Ты обладал великой силой, ты был главой клана воабан – сит, но все свои возможности использовал не во благо других, но во вред и во имя умножения собственного могущества и бесчинства. Вместе мы могли бы спасти этот гибнущий мир – мир варваров и тиранов, невинных жертв и палачей, мир разврата и бессчётных убийств, воспринимающихся людьми как нечто обыденное… Мы могли бы всё изменить. Но ты предпочёл остаться самим собой, потому что любил эту тьму и был её повелителем, а я, видя тебя и миллионы проклятых душ, выбрал смерть – как единственную возможность не стать таким же, как Вы все. Теперь я вспомнил всё, Экхоган. Спасибо тебе. Ты избавил меня не только от «духовной амнезии» вызванной очередным перерождением, но и от заблуждений на твой счёт.
- Этого я и боялся больше всего… - произнёс призрак чуть слышно – Теперь ты меня ненавидишь?
На него было страшно смотреть: он словно уменьшился в размерах и постарел от той бесконечной тоски, которую, по видимому, сейчас испытывал; от того сильного и красивого образа в котором я привык его видеть не осталось и следа. Я и представить себе не мог, что душевная боль может так сильно изменить облик – не материального существа, не человека и не животного, а именно – бесплотного духа. Оказалось, что может. И тогда во мне что то сломалось… как ломается на вид ещё прочный лёд во время весенней оттепели; вместо холодного отчуждения с которым я по началу стал относиться к нему вспомнив наше общее прошлое, появилось жгучая жалость – щемящее душу, трогательное и светлое чувство, адресованное и ему, и самому себе, и Альде, и моему врагу - во всех его воплощениях, и всему этому пёстрому хаосу одиноких, постигающих истину душ в бездонном океане вечности… «Это чувство и выросшая из него всеобъемлющая любовь – любовь безусловная и чистая, озаряющая своим светом всё живое во всех мирах и веках… и стали причиной большинства твоих бед и смертей в течении всего пройденного духом пути» - сказал внутренний голос. Голос разума, судя по всему. И я знал что он прав, что на самом деле так и есть. Но как всегда не хотел прислушиваться к нему, внимая в первую очередь голосу сердца… способного любить весь мир.
- Нет, я не ненавижу тебя – ответил я Экхогану и сам шагнул навстречу и обнял его за шею – Моё отношение к тебе изменилось, но это не ненависть. Я не знаю что, но точно не ненависть. Я хочу покинуть этот сон… потому что действительно вспомнил всё и потому что мне нужно время для того что бы всё это осознать. И ещё я хочу что бы потом, когда я проснусь в своём мире, в этом сосновом бору у родника… тебя рядом не было. Вообще. То есть по настоящему: что бы ты не притворялся что тебя нет не разговаривая со мной и не приближаясь, а ушёл куда ни будь на самом деле… дня на три. Мне нужно побыть в полном одиночестве что бы предать хоть какую то видимость порядка всему что я сейчас знаю.
- Хорошо, Оскальд… - произнёс он и эта простая фраза прозвучала как глубокий вздох, выражающий то ли печаль, то ли наоборот - облегчение, а звук собственного имени, имени из той далёкой земной жизни, которая сейчас предстала передо мной воочию – во всей своей безысходности и жестокой, пронзительной красоте, вызвал новую боль и новый вихрь ярких, отчётливых, проносящихся перед моим внутренним взором как кадры фантастического фильма, воспоминаний - Просто закрой глаза и не сопротивляйся тому что я буду делать… а я всего лишь сделаю так что ты мгновенно уснёшь в этом сне и проснёшься уже в своей реальности. Никаких осознаваемых переходов, потому что с тебя действительно хватит… да и с меня тоже. Когда ты проснёшься, я выполню твою просьбу и меня рядом не будет: с этого момента, в течении трёх дней. Но когда я вернусь… скажи мне что будет, когда я вернусь? Я понимаю что задавать тебе сейчас этот вопрос не правильно и бессмысленно… но я не хочу потерять тебя. Понимай это как признание в любви или как желание давно уже умершего, но продолжающего существовать на ином уровне бытия, старого духа, сохранить связь с жизнью и молодостью, воплощением которых ты являешься, не утратив при этом своего бесплотного состояния… Понимай как хочешь! Но это так: я действительно очень боюсь тебя потерять…
- Не бойся. Судя по тому что я вспомнил, наши души постоянно находят друг друга и в жизни и в смерти и похоже что даже если тебе самому очень захочется со мной расстаться – у тебя не получиться, да и у меня тоже не получиться – если возникнет такое желание, потому что нас каким то образом объединила вечность. Обещаю тебе что наше общение продолжиться и очень надеюсь что в этой жизни мне не придётся бросаться со скалы что бы не стать частью безысходности, жесткости, порока и лжи, наполнивших всё вокруг. Может и зря надеюсь… ведь эта цивилизация не блещет культурой и духовностью, как и большинство предыдущих. И всё же мне хотелось бы верить что мы – ты и я, а так же все добрые духи и древние Боги, которых я пока ещё не всех знаю, сможем сделать обитателей этого мира хотя бы немного более мудрыми и милосердными по отношению к миру и к самим себе… Ведь цивилизация опять приближается к катастрофе. Это очевидно. А я в течении всех тысячелетий мечтал лишь о том что бы миром правили любовь и добро и пытался сделать для этого всё что было в моих силах…
Последние слова были сказаны мной уже в полусонном состоянии. Он что то ответил мне, но я не запомнил что. Помню только его руки, ласково прикасающиеся к моим волосам, лицу и плечам, его глаза – сияющие печалью и нежностью, и то, что каждое прикосновение всё больше и больше стирало предо мной всё, что можно было видеть, слушать и ощущать: «реальность сна», как, вероятно, сказал бы он. Я сознавал что это какая то разновидность гипноза, но блаженная темнота забытья в которую я погружался, была сейчас очень необходима. Необходима ровно настолько, что бы вопреки своему характеру, который похоже, действительно иначе как сочетанием «ветра и льда» не обзовёшь, не начать сопротивляться этому гипнозу – только для того что бы доказать что я ему не подвержен, а затем с вызывающей решительностью и видимостью холодного безразличия, шагнуть в неизвестность в полном одиночестве, которое гордо зовёшь «свободой»…
5.
Проснулся в реальности я поздно: не на закате, как предполагал Экхоган, а часу, наверное, во втором, рядом с полностью прогоревшим костром, в прозрачных, светлых сумерках, «белых ночей».
Ничего не изменилось. Меня окружал всё тот же сосновый бор, внизу, под горой, всё так же шумел родник. Ничего, кроме меня, не изменилось. Воспоминания – жестокие, грубые, мрачные, совсем не похожие на привычную реальность, переполняли моё сознание и среди них – сознание это дробилось на десятки отдельных элементов – прожитых жизней и отдельных эпизодов из этих жизней. В психиатрии существует такое понятие «раздвоение личности». У меня было больше чем раздвоение: личность дробилась не на две, а на сотни разрозненных частей – и у каждой было своё имя, своё тело и внешность, свой характер, своя боль и радость, своя судьба.
Первая жизнь на Земле в виде этого, совершенно невозможного казалось бы, объединяющего в себе характеристики обеих полов и одновременно, имеющего очень мало общего с людьми, существа, была яркой и пронзительной – как блеск холодного, белого снега и льда на ослепительном, но совершенно не способным согреть, зимнем солнце; она была неправильной, её и меня в человеческом мире вообще не должно было существовать и то, что завершилась эта жизнь трагически, было, в общем то предопределено изначально… Я не стану в подробностях описывать все постигшие меня тогда беды и приключения – это слишком долго и честно говоря, мучительно, скажу только что эта жизнь – была своего рода «стартом» дальнейших земных воплощений, а «старт» как известно, определяет практически всё, что будет потом, по мере движения вперёд. Там было много насилия и жестокости. Так много, что люди, в большинстве своём, относились к ним, как к неотъемлемой составляющей жизни. Моя мать, Альда, была одной из последних представителей уничтоженного людьми инопланетного племени, которых люди называли альвами. Она жила спустя около двух тысяч лет после полного их развала, когда немногие выжившие из подобных ей, существовали в основном как рабы разношёрстной человеческой знати: различных князей, королей, конунгов и воевод, дарящих или продающих друг другу этот живой товар, в качестве красивых игрушек, в основном, для сексуальных утех. Однако были среди них и свободные, более того, она сама родилась свободной: далеко в горах, на полностью изолированном от внешнего мира плато, куда в своё время ухитрились уйти немногие из выживших после встречи с людьми, альвы, спасённые, их правителем по имени Велизар. Надо сказать, что этот «затерянный мир» был чем то вроде рая по сравнению с миром человеческим.
Срок жизни пришельцев исчислялся тысячелетиями, поэтому большинство из них – прекрасно запомнившие весь ужас, насилие и жестокость, которые испытали на себе при контакте с земными варварами, не стремились покидать плато, но делали всё возможное для того что бы люди никогда не отыскали в горах дорогу в эту тихую обитель. Однако альвы, рождённые на плато – уже после поражения в битве с людьми и спасения некоторых из них среди горных вершин, не знали, что представляет собой человеческий род; они не видели людей никогда и поэтому «цветущий сад, в котором есть всё, но нет свойственных миру людей – насилия, зла, социальной несправедливости, а так же (что было обусловлено самой биологической природой этих существ) старости и смерти», становился для них слишком скучным и однообразным – прекрасным, но безысходным в своей красоте; и тогда они уходили во внешний мир. Велизар, заботящейся прежде всего о безопасности от людей, созданного им тайного убежища альвов, отпускал таких отщепенцев без права когда либо вернуться назад: пользуясь методами похожими на современный гипноз и психотерапию, у уходящих просто стирали память о том как попасть на плато; таким образом, даже если кто либо из них оказался бы предателем и пожелал привести туда людей или просто вернуться домой – вдоволь насытившись всеми прелестями жизни среди землян, он не смог бы этого сделать. Естественно, прежде чем отпустить какого ни будь альва во внешний мир, ему очень долго и старательно объясняли как ужасны, глупы, порочны и жестоки его обитатели, приводили огромное количество вещественных доказательств того что в мире людей нет ничего кроме страдания и смерти, особенно для существ, которые людьми не являются, что абсолютно всё в нём построено на господстве сильных над слабыми, а культурные и духовные ценности не имеют вообще никакого значения, уступив место ценностям материальным - таким как золото и роскошь, возможность доминировать над окружающими и наслаждаться всеми мысленными и не мысленными разновидностями удовольствий. Некоторых это убеждало и они изменяли своё решение. Но были и очень упрямые, которых не убеждали даже страшные шрамы на телах представителей более старшего поколения альвов, тех, которые пережили войну и видели людей, как говориться, «живьём». Эти молодые и уходили во внешний мир навсегда, при чём некоторые из них с искренней верой в то что они – о, Боже, какая наивность! - смогут изменить этот мир к лучшему… Именно такой была Альда. Родившись на плато примерно за восемь столетий до моего появления на свет и будучи не просто одним из представителей племени, но ребёнком их правителя, Велизара, она покинула этот рай, для того что бы познать ад внешнего мира и изменить его к лучшему. О том, что из этого получилось догадаться не сложно по тому, что, происходило в замке среди степи, что я уже описал.
Странно, дико и в то же время как то неизъяснимо величественно было всё это… Сотни канувших в небытие миров, Бог знает какое количество физических воплощений. Я смеялся как сумасшедший глядя на появившуюся из за облаков большую, жёлтую луну; смеялся, но чувствовал, что в это же время по щекам текут слёзы. И ведь это были далеко не все мои жизни… Я вспомнил лишь малую часть относящуюся к Земле, но и этого было достаточно для того что бы сойти с ума или почувствовать себя чем то безысходно - вечным, видевшим уже так много всего, что никто и ни что теперь не может по настоящему ни удивить, ни испугать, ни огорчить тебя. В прозрачных летних сумерках стрекотали кузнечики, шуршали какие то мелкие лесные твари, ветер – пронзительно и загадочно шептался с вершинами сосен. Это был мир. Мой мир. Множество раз сгоревший и родившейся заново на этой жестокой и грешной, но всё таки прекрасной планете.
Поднявшись с земли я закурил, заново разжёг потухший костёр и снова лёг на землю, глядя на обгладывающие сухие ветки, языки пламени. Я продолжал изучать хаос образов и воспоминаний танцующих сейчас в моей голове как ворох жёлтых осенних листьев на холодном ветру. В этом хаосе нужно было навести порядок или хотя бы создать некую видимость порядка. Я знал что могу реально свихнуться потому что вспомнил слишком много и сразу, но вместе с этой памятью во мне пробудилась какая то странная сила и холодная, беспристрастная собранность - черта характера, ранее мне не свойственная, но позволяющая теперь, если можно так выразиться, с хладнокровием профессионального хирурга проводить сложнейшую операцию «по ручной сборке» собственного сознания, дробящегося на десятки отдельных частей, так словно бы это был пациент, а не я сам. Нужно было осознать и проанализировать всё, найти среди этого всего что то единое для всех жизней и воспоминаний, что то, что так или иначе присутствовало в каждой из них, и осознав это как основу собственной личности, использовать в качестве некого внутреннего стержня, объединяющего далёкое прошлое и настоящее таким образом, что психика не разлетится на куски. Откуда я это знал, я не знал. Но я знал, что так и есть и поэтому, продолжал вспоминать: осознанно, последовательно, рационально – как бы раскладывая всё по полочкам. Глядя на огонь и звёздное небо, я видел свою душу. И вечность.
…Альда ушла с плато во внешний мир, как его называли альвы. Она имела довольно смутное представление о том что её там ожидает, потому что её представление о жестокости и смерти тоже было довольно смутным: на плато никто ни кого не убивал, серьёзных конфликтов не было, а очень большая продолжительность жизни этого народа не предполагала возможности увидеть в течении многих тысячелетий естественную смерть даже самых старых его представителей. Ей двигали лишь неуёмное любопытство и желание изменить к лучшему, так сказать «перевоспитать» какое то абстрактное зло, исходящее от не менее абстрактных для неё, людей. Велизар вынужден был её отпустить: будучи правителем альвов ещё до появления их на Земле, он никогда не нарушал право своих подданных на свободный выбор – всего что разумные существа могут выбирать в жизни. И не важно, кем приходилось ему это молодое, глупое существо, и бесконечная душевная боль, которую он испытывал, отпуская своё дитя на погибель, тоже была не важна… ведь закон един для всех. В назначенный срок были предприняты все необходимые меры психокоррекции и совершенно забыв дорогу домой – но не сам дом, Альда очнулась в незнакомом лесу, среди темноты и хаоса ночных звуков, огромных, очень плотно растущих по отношению друг к другу, колючих елей, папоротников чуть ли не в человеческий рост, переплетённых многочисленными древесными корнями и поросших похожим на бархат тёмно – зелёным мхом, изогнутых лесных тропинок и огромного количества незнакомых, и потому пугающих запахов, звуков, движений… Таким был мир в который она попала. Как она здесь очутилась и как вернуться назад она не помнила и ей предстояло идти по этому лесу неизвестно куда что бы встретить на своём пути неизвестно что.
С этого и начались мытарства Альды с последующим появлением на свет меня и гибелью на алтаре одного из тех вечно жаждущих крови людских богов, которой мне чудом удалось избежать.
Лес, называемый многочисленными живущими в нём племенами «лесом тайны», который затем переходил в «сумрачный лес» - более близкий к границе Альзарской империи, чем то колючее еловое пространство в котором она очнулась, попав во внешний мир, был территорий варваров. На самом деле "варварами" в этом мире были все, но там где заканчивался лес и начиналась степь, отделённая от него огромной рекой под названием Зарда или Великая Река, как её называли чаще, были уже земли империи: довольно мрачного и в то же время обладающего не малой экономической и военной мощью, государства, формой правления в котором была абсолютная монархия. Территория Альзарии была очень обширна и за счёт многочисленных воин продолжала расти. По площади её можно было бы сравнить с территорий современной Российской Федерации. Однако, тайга и населяющие её варварские племена так и не были подчинены империи. Их разделяла Великая Река и десятилетия кровопролитных воин, так и не завершившихся окончательной победой какого либо из противников. За пределами империи и тайги были разуметься, другие народы и племена, было море, отделяющее континенты друг от друга, но пока ещё не подвластное большинству существующих государств. За тайгой были горы, где, на одном из закрытых плато нашли свой приют альвы. Тайга и эти горы располагались на севере, империя простиралась в южном, юго – западном и восточном направлении. Если двигаться на восток, постепенно покидая Альзарию, можно было попасть, пожалуй, в ещё более мрачные края – земли клана воабан – сит: сравнительно не большое по площади территории, расположенное на лесисто – гористой местности, государство с теократической формой правления. Клан Воабан – сит, был, пожалуй, единственным равным по силе, или даже обладающим гораздо большей боевой мощью, соперником Альзарской империи во всём мире. То есть при желании, в отличии от обитателей тайги, они могли бы стереть империю с лица земли или полностью подчинить её своей власти. Но такого желания у представителей клана не возникало… Всё дело в том, что в полном смысле этого слова, данные существа, людьми не были и это обстоятельство являлось основой как их могущества так и относительного безразличия к экономическим, политическим и социальным событиям в жизни мирового сообщества. Мир людей был для них примерно как большое пастбище, на котором пасутся овцы; они были волками по отношению к этим овцам, а овцы – были людьми, всеми людьми - всех стран и племён, испокон веков платящих клану воабан – сит, кровавую дань. Между альвами и воабан – сит не было совершенно ничего общего, за исключением того, что обе расы были нечеловеческого происхождения. Правителем этого клана был Экхоган…
Судьба моей матери в мире людей началась и закончилась трагично. Блуждая по лесу, она естественно, в конце концов, встретилась с одним из варварских племён, в плену которого сразу же оказалась; наигравшись с «неведомой зверушкой» варвары решили продать её кому ни будь подороже, потому что живой альв был большой редкостью и деньги, которые можно было выручить за продажу этого существа могли бы ни на один год обеспечить безбедную жизнь целого племени, а уровень жизни лесных племён был очень тяжёлым и позволить себе держать «неведому зверушку» только для собственного удовольствия они не могли. Так, с ходу попав в рабство, Альда «пошла по рукам». Выгодно продать её можно было только в Альзарии, а так как на тот момент между северными племенами и империей был заключён мир и велась торговля, дело это было не сложное. Тогда, «наигравшись со зверушкой» вождь повёз её в столицу империи Альрадиэ – город зла, где абсолютно всё продаётся и покупается за деньги, а человеческая жизнь вообще ничего не стоит. Там был рынок рабов. Когда её вывели на всеобщее обозрение и различная знать стала чуть ли не драться за возможность купить это существо, закончилось всё тем, что некая загадочная личность, судя по виду – не принадлежащая к числу альзарской знати, предложила самую большую плату, сразу разбив всяческие попытки местных богачей присвоить себе «неведому зверушку», и купив "живой товар", увезла свою покупку в неизвестном направлении – за пределы империи. Сложно сказать, повезло Альде или нет. Покупатель был из клана воабан – сит, и вёз он её своему повелителю, Экхогану. Возможно, если бы оказавшись в таком положении, она поступала более разумно, её жизнь сложилось бы гораздо лучше, ведь она попала не к людям – а это уже была большая удача! Но она не могла поступать разумно по определению, потому что не могла принять правящие этим грубым миром жестокость, порок и ложь, и тем более – убийство других живых существ, а убийство людей было для воабан – сит основой собственного существования и процветания.
Этот клан был очень древним; клан магов, связанных между собой родственными или духовными связями, тщательно оберегающий свои традиции и свои тайны. Основателем и руководителем воабан – сит был Экхоган – старейший из представителей клана, чей возраст, как и возраст большинства альвов, измерялся тысячелетиями. Откуда он пришёл, ещё до того как был создан клан? Откуда взялись другие старейшие маги? Об этом можно было бы написать отдельную книгу, но в данном повествовании я не ставлю перед собой такой задачи. Возможно – из какого то параллельного мира или с другой планеты… А возможно – были всегда, являясь единственными, настоящими аборигенами планеты Земля. Они не были людьми, но были близки и к альвам и к людям генетически и поэтому возможные, половые отношения с представителями этих рас могли завершиться появлением потомства. Однако такие отношения возникали редко, а если и возникали, то обычно с людьми и для людей заканчивались трагически. Численность представителей клана могла веками оставаться неизменной, а если увеличивалась, то не за счёт детей, рождённых в следствии контактов с людьми или браков внутри самого клана, но за счёт учеников и новообращённых – людей, приведённых в клан воабан – сит и обученных всем секретам древней магии, после чего, эти люди, уже переставали быть людьми в полном смысле этого слова и становились такими же воабан – сит, как и обратившие их учителя. Это происходило если желание убивать у какого ни будь воабан – сит оказывалось слабее любви, которую он или она, испытывает к тому или иному смертному человеку.
Тогда человек становился учеником, а затем, таким же воабан – сит как и его возлюбленный или возлюбленная. Особого выбора у смертных не было. То есть некоторые представители клана конечно могли предоставить людям такой выбор и делали это, однако, не имеющий представления о том что вообще означает быть одним из воабан – сит, но восхищённый их возможностями, разве мог кто либо отказаться, предпочтя свою- такую короткую и хрупкую, человеческую жизнь, вечной молодости и силе?
Сила воабан – сит основывалась на убийстве людей и употреблении «в пищу» - если можно так выразиться, их душ. Ну, да, если не усложнять, именно так дела и обстояли: они выпивали, впитывали в себя их бессмертные энергетические сущности, за счёт чего, собственно и жили на свете дольше чем какие либо иные существа, а так же обладали различными сверхъестественными возможностями. Это была магия – очень жестокая и очень древняя; не просто убийство, а поглощение души – со всей её болью и страстью, которую, смертные обязательно должны были испытывать к своим палачам – без высокой эмоциональной составляющей процесса, поглощение души бы не получилось. Именно на основе устных рассказов и легенд об этих существах, созданы мифы о вампирах – ходячих мертвецах, питающихся человеческой кровью, хотя как вы понимаете, сама по себе – кровь, пусть даже она и применялась в их ритуалах, являясь всего лишь биологической жидкостью, и большого значения не имела. Что бы продлить свою жизнь до бесконечности – нужно было выпить чужую жизнь, а не кровь, а жизнь – это, прежде всего, жизнь бессмертной души. Они не любили солнечный свет – и люди далёкого будущего, для которых в последствии, эти существа стали лишь интересной сказкой – темой для полёта фантазии различных бардов и сказителей, решили, что они сгорают на солнечном свете. Но и это тоже было не так в отношении реальных воабан – сит. Свет не любили из за способностей: обострённого зрения и слуха, позволяющего воспринимать при свете дня всё что их окружает - слишком ярким и громким, и поэтому – быстро истощающим психику. Однако же, свет их не убивал, и при необходимости, они могли существовать при свете дня так же, как обычно существовали по ночам. С пришествием христианства, легенды о вампирах, к тому времени уже практически исчезнувших с лица земли или сохранившихся в какой либо жуткой глуши, в виде небольших, закрытых языческих общин, приобрели ещё более комичный характер: вампиры «стали бояться» креста и прочей церковной атрибутики – в угоду завоёвывающей мир, молодой религии, которой нужно было доказать свою силу, а так же осинового кола, которым следовало пронзить сердце вампира – ведь согласно легендам, на осине повесился Иуда, после того как предал Христа, и поэтому ответ на вопрос «почему именно осинового кола боялись вампиры» напрашивался сам собой… Разуметься, всё это не соответствовало действительности.
Длинные и острые клыки, которыми они якобы прокусывали горло своим жертвам что бы напиться крови, были фантазией только отчасти: длинна клыков у этих существ действительно заметно превосходила нормальные человеческие зубы и укусить они могли довольно больно, но делалось это не с целью «напиться крови» а для того что бы отбить новообращённого ученика или ученицу от всего человеческого мира, свято верящего в то, что укушенный вампиром человек непременно сам станет вампиром и поэтому, его необходимо уничтожить. Таким оригинальным способом обращения они паразитировали на предрассудках о самих себе же и заставляли ученика, возненавидевшего всех своих близких за то, что из за двух крошечных ранок на шее, эти близкие вознамерились отправить его на костёр, видеть свою будущую принадлежность к клану как единственный путь в жизни.
Вообще то, не нужно быть семи пядей во лбу, что бы понять что процесс медленного высасывания крови из чьей либо артерии, как это в далёком будущем, стали описывать и снимать фантасты, практически не осуществим по биологическим причинам: «вампир» либо вообще не сможет прокусить сосуд, так что бы удобно было из него напиться, либо, прокусив сосуд, захлебнётся от слишком сильной струи крови, ведь сердце качает кровь по организму под очень большим давлением и поэтому хлынувшая ему в лицо струя будет, мягко говоря, не слабой… Однако, в ритуалах клана воабан – сит, человеческая кровь всё же имела значение, и не малое, они действительно пили её, но ключ к силе заключался в том, что бы всё таки, выпить душу, а не кровь.
И вот эти двое: альв - потомок древней внеземной цивилизации, способный менять половую принадлежность по собственному желанию и жить не менее долго чем вампиры, и основатель клана воабан – сит, древнейший и могущественнейший из магов того странного, давно исчезнувшего и позабытого людьми мира, встретились. Они были как свет и тьма с самого начала. Один представлял собой совершенно беззащитную перед человеческой дикостью мудрость и милосердие, второй – тёмную и жестокую, но не менее мудрую силу, основанную на гибели миллионов человеческих душ. Результатом их союза стал я.
Альда пришла в храм тьмы, как выкупленная из рабства и попавшая в другое рабство, невольница. Она уже достаточно хорошо поняла что такое люди и больше не питала каких либо светлых надежд на их счёт, но погружённый в сумрак то ли замок, то ли святилище, куда её привезли, был слишком тихим – для обители людей, и слишком мрачным – для того что бы верить что здесь её ожидает что то хорошее…
Однако же между ней и Экхоганом каким то образом возникла любовь.
Возможно, причиной тому стала его физическая красота, возможно то, что приняв рабыню как дар одного из своих подданных, он и не думал относиться к ней так, как стал бы относиться любой из смертных: ограничивать её свободу, заставлять делать что бы то ни было – насильно. Он просто дал ей приют. И не стал даже приближаться к ней, пока она не привыкла к нему и к тому что происходит вокруг настолько, что сама позволила приблизиться и заговорить, выразив это желание поведением и взглядом.
О чём они говорили долгими осенними вечерами, забравшись на вершину самой высокой башни и наблюдая, как над холодной, утопающей во тьме землёй, медленно плывёт в дымчатых облаках, ярко – жёлтая, полная луна, как бессчётное количество далёких, серебристо – синих звёзд, рассекает своими колючими лучами космическое пространство? Может быть, о судьбах людей – таких жестких и в то же время – таких слабых, берущих власть над иными созданиями не силой и мудростью, но собственной численностью, возрастающей на планете год от года, даже не смотря на многовековую деятельность клана и многочисленные, уносящие тысячи жизней, кровопролитные воины между ними самими? Может быть, о том, что будет через много – много лет, когда этот мир исчезнет, но люди… люди всё - таки останутся или появятся опять, в результате вновь «запущенной» высшими силами органической и биологической эволюции, и снова уничтожат всё что было создано…; и так до бесконечности – как самый жизнеспособный, но при этом – самый безжалостный и порочный вид живых существ? О чём могли говорить два существа, превосходящих человеческий род едва ли не по всем параметрам того что можно назвать совершенством - только каждый по своему, но тем не менее обречённых исчезнуть во тьме веков, уступив планету человеческой расе?
Не знаю. Понятия не имею. Но думаю что все эти разговоры и то, что осталось не сказанным, в конце концов стали взаимной любовью, равной которой раса людей не знала и никогда не узнает.
А потом Альда ушла, уже нося под сердцем ребёнка. Она не сразу поняла на чём именно основано могущество воабан – сит; то есть то, что они убивают людей, было понятно и очевидно с самого начала; но она видела лишь внешнее – то, как они пьют кровь, а потом, позже – вообще ничего не видела и не желала видеть, за исключением непостижимой и завораживающей вселенной в тёмно – карих глазах Экхогана… Но это не могло продолжаться вечно, ведь вообще то ни что не продолжается вечно. Он не мог держать её у себя в непонятном статусе но и убить тоже не мог, потому что искреннее её полюбил. Такое, знаете ли, иногда случается, у проживших многие тысячелетия и повидавших на своём веку, казалось бы всё, хищных тварей. Очень редко… раз или два в вечность.
По законам клана, он мог только сделать её своим учеником, а впоследствии такой же хищной тварью, как и он сам. Хотя, вообще то альв не нуждался в бессмертии: альвы были почти бессмертны по своей природе, подарившей им очень долгую молодость. Но ведь Альда была не в обители своего отца, не на том прекрасном, горном плато, куда никогда уже не будет возврата. Она была среди воабан – сит. И поэтому должна была либо стать воабан – сит, либо стать жертвой воабан – сит: иного законы клана не предполагали. Она соглашалась когда Экхоган всё это ей объяснил. Она была готова шагнуть с ним в эту бесконечную тьму, потому любила его и потому что знала: ей никогда не возвратиться домой. Но когда, приступив к учению, она стала вдруг понимать, что кровь, которую пьют эти существа – это лишь видимое зло, это просто ритуальное убийство тела, в то время как истинное зло совершаемое ими заключается в полном уничтожении бессмертных человеческих душ: душ поглощённых и поэтому просто стёртых, уничтоженных, развеянных в питающую их энергетическую пыль – без возможности реинкарнировать, без сохранения памяти, личности, сознания, воли… вот тогда ей стало по настоящему страшно. И она не смогла это принять… хотя и знала, что уйти может только в полный грубости и насилия мир людей, ровно как и то, что у неё будет ребёнок; она понимала всё… но стать убийцей человеческих душ не могла. И потому, обладая свободой перемещения как в храме тьмы, так и в на всех принадлежащих клану землях, просто исчезла, даже не простившись с тем, кого так сильно любила… Ушла, что бы опять появиться среди людей, что бы стать жертвой любого из многочисленных палачей, работорговцев и извращенцев, но, тем не менее – не быть бессмертным палачом их душ.
О путях, которыми она прошла прежде чем стать женой того альзарского дворянина – моего отца в этой жизни и моего отчима, которого я какое то время считал отцом в той, давным – давно пройдённой дороге судьбы, говорить не стану, тем более что и так всё понятно… Ничего хорошего не было. Я родился как сын князя Ртиборда – так звали этого человека, в большом, мрачном замке среди степи, в нескольких сотнях миль от столицы империи, в то холодное, осеннее время, когда с деревьев уже упали все листья а трава на полях высохла и посерела, но снег ещё не успел выпасть, а водоёмы не покрылись льдом и поэтому всё вокруг наполнено какой то жуткой пустотой и беспросветностью. Увидев меня, князь сразу же меня возненавидел, с первого взгляда придя к заключению что я не его ребёнок. Конечно, он был прав, хотя Альда просто не могла признаться в этом, а он сам ни чем не мог доказать свою правоту: разница между их браком и моим зачатием составляла всего несколько недель. Но он видел меня и не находил во мне ничего своего. Это было выше всех доказательств. Конечно, он мог бы вышвырнуть её вместе со мной на улицу… но он предпочёл иное: годами издеваться над нами обоими, применяя самые различные – физические и психологические пытки и способы унижения… что, вне всякого сомнения, доставляло ему большое удовольствие. Тот день, который я увидел во сне: когда между мной и Альдой шёл разговор о побеге, был днём моего рождения и началом конца… Мне тогда исполнилось 10 лет. Она хотела переждать зиму и подготовиться. Но нам не дали такой возможности. То есть зиму мы переждали, даже не смотря на то, что насилие и жестокость в отношении нас, усилились многократно и достигли, как нам казалось, предела безумия и извращённости. Однако весной, когда всё уже было готово и Великая Река, что мы планировали переплыть и уйти в лес – ибо понимали, что в Альзарии, князь, являющийся подданным императора и потому обладающий довольно широкими возможностями, в покое нас не оставит, нас ожидал совершенно не предвиденный и страшный сюрприз: Ртиборд, которого император ни с того ни с сего назначил Верховным Жрецом, решил принести нас обоих в жертву Латхатту…
О человеческих жертвах в том мире – отдельная история; как я уже говорил, живущие в северном лесу варварские племена и империя воевали – с переменными победами и поражениями в отношении друг друга не одну сотню лет. Смысла в этой войне не было никакого, за исключением того, что империи хотелось подчинить себе всё вокруг, а лес, с его деревьями и травами, ягодами, грибами, животными и дичью – был очень лакомой добычей; за лесом были горы, за горами – море… Присвоение себе пролегающих за Великой Рекой северных земель, открыло бы огромные перспективы для дальнейшего экономического развития страны. Но победить лесных обитателей окончательно было невозможно, поэтому, дабы не лишать себя всего, что они могут продать альзарцам - древесины и изделий из древесины, мехов, мяса и многого другого, с ними время от времени заключали мирное соглашение и мир этот скрепляли кровью людей, приносимых в жертву одному из верховных божеств – Латхатту, огромному огненному дракону, олицетворяющему несокрушимую мощь, ярость, жестокость и мудрость, культ которого процветал как среди лесных варварских племён, так и среди альзарцев. Это называлось Традицией Мира на Крови.
Суть традиции заключалась в том, что лесные племена и альзарцы осуществляли обмен жертвами, которых затем каждый на своей территории, убивали. То есть, альзарцы подбирали жертв среди своих, а варвары среди своих, и после, встречаясь на реке, обменивались ими. Жертв обязательно должно было быть двое – с обеих сторон, и эти двое обязательно должны были любить друг друга – то есть быть близкими, как например, мать и ребёнок, брат и сестра, муж и жена. Существование сильной духовной близости между людьми, которых должны были принести в жертву, являлось непременным условием: кровными родственниками они могли и не быть, но та или иная разновидность любви между ними была необходима, потому что в последствии, в ходе проводимого ритуала жертвоприношения, их пытали на глазах друг у друга и заставляли делать что либо жуткое с собой или с кем то, при условии что издевательства над близким человеком будут смягчены: выжигая тем самым душу… Потом обоих всё рано убивали, но уничтожение каких либо моральных ограничений и какой либо веры – в себя, в спасение, в нравственность, в сознании этих несчастных, было важнейшим условием правильного исполнения традиции: тогда дракон Латхатт будет доволен и не опалит два враждующих между собой народа огнём войны…
И вот князь решил, видимо в достаточной мере «наигравшись с нами», что в качестве жертв Латхатту, я и Альда, подходим лучше всего… То что формально Альда является его женой а я сыном, не смущало не только его, но и ни кого, ведь в жертву всегда приносили свободных граждан и то, кто именно будет принесён в жертву, решал Верховный Жрец, а по закону, его выбор мог пасть на любого. Наоборот, в глазах императора, это говорило о его служебном рвении и готовности пожертвовать ради своей страны всем, в том числе и самым дорогим…
Нас просто забрали накануне ночи, на которую был намечен побег. Была весна, река недавно оттаяла но уже вошла в свои берега настолько, что можно было пересечь её на пароме; солнце светило ярко… именно в эту пору ежегодно было принято пытать и убивать людей. Всё проходило в высшей степени традиционно: деревянная клетка в которой нас везли, душила запахом боли и ужаса сотен жертв, которые перевозились в ней до нас, паром на котором осуществлялся обмен жертвами и старик – паромщик, похожий на того легендарного перевозчика который переправляет людей через реку Стикс, не оставляли никакой надежды на спасение.
Однако, спасение пришло. Но, к сожалению только ко мне.
Путь через лес, к священной роще где должно было произойти жертвоприношение, был не близкий. На второй день этого пути Альда попыталась сбежать, выломав среди ночи один из прутьев деревянной решётки, которую подтачивала пилкой для ногтей с того момента как нас посадили в эту клетку; побег не удался: деревяшка сломалась со слишком громким хрустом и жрецы, дремавшие у костра сразу же проснулись, однако, видя происходящее я ухитрился притвориться что это моих рук дело, вырвав из рук матери злополучную пилку и обломок деревяшки… Поэтому били меня долго и целенаправленно, до полной отключки.
А потом, когда я очнулся, уже прошёл день и настала новая ночь: бесконечно – холодная и ясная, дышащая предчувствием чего то жуткого и неотвратимого… Жрецы совершенно о нас позабыли. Многие из них спали, уютно устроившись возле догорающего костра. Другие охраняли сон своих товарищей, с аппетитом поедая свою норму взятого в путь провианта. Глядя на них из темноты я испытывал странное смешение чувств. Чувство неимоверного голода соединялось во мне с жестокой физической болью, пронизывающей всё моё существо, а над этими сугубо плотскими ощущениями возвышался гораздо более страшный и яростный демон, имя которому – душевная боль. Эта боль в тысячи раз превосходила боль физическую. Она медленно сжигала меня изнутри, перекрывая мучения истерзанной плоти, словно какой то проклятый омут, с холодной, дёгтенно – черной водой, душевная боль неудержимо влекла меня за собой и я утопал в ней, и… радовался тому, что тону. Она была нестерпима и мне хотелось поскорее в ней захлебнуться. Представьте себе тьму. Абсолютную тьму – лишённую цветов, запахов и звуков…. Представили? А теперь представьте что эта тьма наделена сознанием и волей… у неё есть личность, память, интеллект, она умеет мыслить, она обладает собственным «я». Но при этом продолжает оставаться тьмой. Тьмой и ни чем больше. Поэтому в памяти её нет ни чего кроме черноты, сознание её сумбурно а мысли бессмысленны и темны как осенняя ночь. Моя душевная боль была подобна этой ожившей тьме. И проникая в мою, наполненную яркими образами и сильными чувствами, душу, тьма выжигала в ней всё, оставляя только саму себя и безысходность.
За пару часов до рассвета к нам пожаловал гость. Высокий, худой старик в широкополых, льняных одеяниях и стоптанных берестяных лаптях, он был похож на лешего – древнего и сурового духа дремучих северных лесов. Длинные, серебристо – седые волосы и борода загадочного старца доходили до пояса. Продолговатое, исполосованное глубокими морщинами лицо было чрезвычайно бледным и неподвижным, как восковая маска. Глубоко посаженные, темно – зелёные глаза смотрели спокойно и прямо, тускло поблёскивая из под густых, колючих, сизовато – пепельных бровей, похожих на клочья древесных лишайников.
Перемещаясь стремительно и бесшумно, старик просто появился перед нами – вырос как гриб после дождя, и никто не заметил откуда, с какой стороны он пришёл – была ли то дорога, был ли то лес, был ли то север, запад или восток – никто этого не знал. Он просто возник перед нами словно материализовавшийся призрак и несколько минут все молча смотрели на него, пытаясь осмыслить произошедшее.
-Доброй ночи, странники! - наконец произнёс он и поклонился жрецам в пояс.
Голос у него был очень спокойным, мягким и доброжелательным – таким голосом говорят сказочники и вещают провидцы, и поэтому его хотелось слушать, слушать очень внимательно, не перебивая.
Доброй ночи, странник! – строго ответил старший из жрецов.
Его глаза беспорядочно метались из стороны в сторону а руки, как будто сами собой тянулись к незаряженному арбалету. Беднягу застали врасплох, но он упорно строил из себя «великого воина», что впрочем, не могло скрыть охвативший его страх и неприятное, скользкое чувство недоверия. Его товарищи чувствовали себя примерно так же. Дикий, животный ужас – непреодолимый, жгучий, панический, крепко сковал их окаменевшие тела и лица.
«Чего же они боятся»? – недоумевал я –«Ведь этот старик совсем не страшный. Старик как старик. Их пятеро – взрослых мужчин, а он один. И при нём даже нет оружия»… Действительно, всё это было странно и мне казалось, что жрецы знают то, чего не знаю я и это является причиной их страха. Старик тем временем вёл себя более чем благопристойно. Не проявляя не малейших признаков какого ни будь беспокойства, смятения или агрессии, он не проявлял и своих намерений, а лишь улыбался и вежливо разглядывал присутствующих. Клетка, в которой мы находились, стояла в стороне – в 2-3 метрах от пылающего костра, где расположились наши сопровождающие. Старик стоял перед нами и соответственно на незначительном, но непроглядном в ночной темноте расстоянии. Я прекрасно видел его в слабом, колеблющимся свете затухающего огня, а он не мог и не должен был меня видеть. Но какое то неопределённое, глубокое внутреннее чувство подсказывало мне что это не так. Я ощущал что этот загадочный человек, этот старый, видавший виды леший ясно видит и меня и Альду в этой глубокой, ночной тьме; более того, он видит не только замученные тела, но и наполненные страданием души. Он видит всё… Каким образом - сложно сказать; но видит.
-А Вы как я погляжу служители Великого и Вечного Бога? – вновь обратился он к жрецам своим спокойным, доброжелательным голосом –Далёко ли путь держите?
-Мы идём в сумрачный лес – честно ответил старший жрец - Мы должны доставить туда жертв Великому Богу.
-Ах, вон оно что! – бурно изумился старик и я не понял – притворяется он или удивлен на самом деле.
-Ах, вон оно что… - задумчиво и как бы немного потеряно повторил он – Стало быть традиция мира на крови всё ещё существует…
Жрецы многозначительно переглянулись между собой и промолчали. Но после этакого заявления нашего гостя, страху в них явно поубавилось.
-Простите меня – вновь заговорил старик, заметив их невольное смятение –Но вот уже более 150 лет я не был в этих краях, а уходя, полагал, что через какие ни будь 50 - 70 лет разум восторжествует над первобытной дикостью и Традиция Мира на крови навсегда станет всего лишь частью нашей великой истории.
-К величайшему счастью и гордости нашей, этой ужасной беды, как видите,
не произошло – самодовольно ответил жрец с явным отчуждением к человеку, который, как оказалось, относился к Традиции Мира на крови отрицательно -Традиция жива и будет жить вечно во имя мира и процветания великих народов леса и степи – добавил он, вызывающи поглядывая на старика.
-Как Вам угодно, господин жрец. – печально улыбнулся ему седовласый странник –Я знаю только что лишь Бог властен распоряжаться нашим существованием или же небытием. Всё остальное находится в руках человеческих и только мы сами – создаем свои войны и преступления, как впрочем и свое процветание, и никакая Традиция не в состоянии спасти нас от себя самих…
-Вы ошибаетесь, любезный! – визгливо запротестовал жрец, багровея от злости – Традиция существует потому что угодна Богу. Если бы это было не так – он, великий и мудрый Творец всего сущего во вселенной просто не позволил бы ей существовать. Богу нужны наши жертвы и даже не смотря на то, что мы приносим их Дьявольскому Дракону, Бог позволяет их приносить, стало быть – они ему нужны и именно он спасает нас от войны!
-Неужели? Это он Вам сказал?! – спросил странник беззлобно и иронично и седые брови его поднялись, выражая искреннее изумление.
Жрец тем временем едва ли не взрывался от злости. Он был на грани отчаяния, потому что всё сказанное стариком задевало его скользкое, лакейское самолюбие и просто не укладывалось у него в голове. «Разве я могу быть не прав»? – спрашивал себя жрец и неизменно отрицательный ответ подогревал нарастающее негодование. Хмурые и молчаливые, товарищи его чувствовали себя примерно так же. Их переполняла менее явная, но такая же сильная злость.
-Простите меня, господа – примирительно произнёс старик и улыбнулся завораживающе - доброй улыбкой – Наши мнения не совпадают, но я не хочу с Вами спорить. В конце концов – правда у каждого своя, а истины не знает никто…
- Позвольте мне представится и предложить Вам нормальный ночлег – деликатно произнёс он, не переставая улыбаться – Меня зовут Логан. Моя мать была альвом а отец простым смертным человеком, поэтому я старею, но срок моей земной жизни всё же измеряется веками и тысячелетиями. Как я уже говорил, 150 лет тому назад я покинул здешние края и с тех пор ни разу в них не бывал. Но здесь, неподалёку, у меня есть дом, способный простоять много тысячелетий... Сейчас я возвращаюсь в этот дом и очень хотел бы видеть всех вас своими гостями.
Исходящая от него светлая аура бесконечной искренности и доброжелательности не позволяла сказать «нет» даже таким идейным и боязливым пройдохам, коими являлись достопочтенные жрецы. Сами того не желая, они просто не смогли побороть это наваждение. Старик был таким добрым, таким спокойным, таким человечным…. Он буквально светился непостижимо – прекрасным, неиссякаемым внутренним светом и прикасаясь к темным, насквозь пропитавшимся злостью и лицемерием душам жрецов, спокойно и властно, неторопливо, словно так и должно быть, этот свет подчинял их своей воле.
-Я обещаю напоить Вас самым лучшим вином и до сыта накормить рыбой и мясом. – заговорчески продолжал Логан –Вы согреетесь у моего очага и заснёте самым крепким и спокойным сном, а потом, набравшись сил и дождавшись солнечного света продолжите свой путь…
-Берите жертв! – коротко приказал старший жрец, сохранявшим напряженное, затравленное молчание подчинённым – Мы принимаем любезное приглашение уважаемого Логана.
Клетку снова поволокли. Я бился о жесткие прутья и земную твердь всеми частями тела, но целенаправленно пытался уберечь от этого мать, которая прибывала в беспамятстве, видимо потому что пока в этом состоянии был я, с ней тоже что то сделали. Загадочный старец вёл нас какими то незримыми, известными только ему одному тропами, проложенными только в его сознание… иными словами, мы шли без всяких дорог, просто сквозь лес. Нас окружала хмурая, еловая тайга – непроглядная мешанина из миллионов тесно сплетённых между собой колючих еловых веток, извилистых, змееподобных корней и темноты, чернее которой должна быть, наверное, только холодная тьма последнего пристанища всех странников на грешной земле. Идя за Логаном, мы постоянно огибали встающие на пути деревья и это очень утомляло жрецов, которые то и дело ругались – сначала в пол голоса, а затем, по мере продвижения дальше, всё громче и громче. Наш помощник – слабый, колеблющийся свет факелов мужественно боролся с несокрушимым могуществом королевы по имени Ночь, что царила во времени и пространстве….но силы его были не велики. «Боже, когда же всё это закончится» - наверное, думали все в этом пути, а Логан всё шёл и шёл, и казалось этому никогда не будет конца. Однако, через некоторое время, конец разумеется, наступил. Наши тюремщики очень устали – эта усталость убила в них даже злость и до селе непрерывно подтверждающееся на практике желание сквернословить, а я вообще воспринимал реальность «кусками»: сознание то появлялось, то угасало. Но вдруг перед нами возник невысокий, каменный пригорок с вытесанным в нём жилищем. Это была обыкновенная гранитная глыба, Бог знает откуда взявшаяся посреди сплошной еловой тайги. Она лежала не на поляне или каком ни будь ином свободном пространстве. Вездесущие, черные ели росли прямо из под неё , обступив глыбу полностью, без просвета и мне подумалось, что может быть, когда то, очень – очень давно, она упала в этот лес с неба…
Широкая, прямоугольная дверь из толстых, неотёсанных брёвен была единственным признаком, возвещавшим о том, что внутри глыбы находится жилое помещение. Окон и каких либо иных атрибутов нормального человеческого дома видно не было. Логан оказался практичным и смелым человеком. Первое подтверждалось полным отсутствием каких либо излишеств и безусловной надёжностью его жилища, второе совершенным отсутствием маскировки, по всей видимости единственно входа и выхода.
–Ну вот я и дома – тихо прошептал Логан, неподвижно остановившись перед каменной глыбой и безотрывно глядя на неё печальными и умными глазами. Он был далеко… Очень далеко….и выглядел так трогательно и одиноко, что даже измученные дорогой и обыденно- циничные жрецы не посмели его отвлекать. Что то прекрасное и светлое, но большую часть жизни беспробудно спящее в них неожиданно пробудилось и сковало по рукам и ногам.
-Здравствуй, старый друг – шептал Логан и мне казалось что старый дом внимательно слушает голос своего хозяина –Я оставил тебя много лет назад, не обещая возвратится. Я оставил тебя сразу после того, как тебя оставила радость, уступив свое место горю и одиночеству. И я ушёл… думая отыскать спасение в пути. Много десятилетий блуждал я в чужих краях! Мой путь коснулся тысяч земных дорог. Я увидел в них чужое горе и счастье. Я повстречал боль – гораздо более страшную и жестокую, ежели та, что заставила меня тебя покинуть… Я понял, что мои страдания ничто по сравнению со страданиями этого мира. И открывшаяся мне истина исцелила мою душу и научила меня милосердию. И вот – я снова стою у твоего порога. Мой отчий дом… дом, в котором я появился на свет… В отличие от меня, ты ни сколько не изменился. Ты остался прежним. И я, твой сын, прошу тебя простить мне мои дороги!
Завершив свою сердечную речь, старик поклонился отчему дому и очень осторожно, бережно, ласково, провел своей сухой, старческой ладонью по гладкой поверхности двери. В его внимательных, темно – зелёных глазах блестели кристальные искорки слёз, а тонкие, аристократические губы сложились в едва заметную полу улыбку - счастливую и печальную одновременно. Но уже через пару мгновений Логан очнулся. Он вспомнил о нас так же неожиданно, как и позволил себе позабыть. И отрешённо – возвышенное, почти что детское выражение на его морщинистом лице моментально сменилось уже знакомыми нам – непреклонным спокойствием и доброжелательностью.
-Добро пожаловать, гости дорогие! – почтительно произнёс Логан, обернувшись к жрецам и отварив дверь одним лёгким прикосновением руки, жестом пригласил их войти. И мы вошли…. Вошли, и погрузились в прохладную, безветренную темноту, пропитанную приятным запахом трав и чего то неопределённого, но тоже очень приятного. И моя ненавистная клетка наконец перестала качаться и падать, неподвижно зафиксировавшись на гладком, каменном полу. Хозяин дома зашёл самым последним и плотно затворил за собой дверь.
-Располагайтесь – ласково предложил он – Сейчас я разведу огонь и приготовлю Вам еду.
Откуда в пустовавшем 150 лет доме может взяться еда и каким образом в нём будет гореть огонь, при полном отсутствии малейших признаков какой либо отопительной системы, было совершенно не понятно и сказать по правде, я не могу постичь этого до сих пор. Но старик оказался человеком слова. Произнеся своё обещание вслух, он незамедлительно его исполнил. Большая, богато обставленная комната, в которую мы попали, озарилась ярким пламенем, внезапно вспыхнувшем в роскошном, прямоугольном камине. Я явственно видел это: огонь загорелся сам по себе, ибо жрецы понятия не имели где и как его зажигать, а Логан стоял в противоположном конце комнаты. Эта странность должна была вызвать удивление и испуг, но словно подчинившись какому то наваждению, ни один из гостей и даже я- не придали этому большого значения.
-Прошу Вас, подойдите, погрейтесь у огня – ласково пригласил Логан и словно покорные ягнята, один за другим, жрецы подошли к камину и уютно устроились на низких, оббитых лисьими шкурами лежанках. Им было так хорошо…. Покорившись непостижимой магии любезного старца, они безмятежно наслаждались покоем и сладостным умиротворением его доброго, тихого и уютного дома.
Мистика тем временем продолжалась. Обняв бесчувственное тело матери, я снова был в стороне, в стороне, почти у самого входа и безотрывно наблюдал за происходящим – спасаясь от магии, в укрывающей нас темноте. Следующим, гораздо более страшным и чудным проявлением колдовства стало появление гоблинов. Впрочем тогда, не будучи слишком сведущим в разнообразной земной чертовщине, я не знал, что эти низкорослые, сгорбленные существа в рваных, пропавших плесенью и землёй балахонах, называются гоблинами. Я ни чего не знал... Я видел лишь как они заполняют комнату, выползая из под комодов и столов, спускаясь с невидимого потолка. Их непропорционально – большие, по сравнению со щуплыми телами квадратные головы напрямую соединялись с горбом, сросшись так, что это совершенно не позволяло им поворачивать шею. Широкие, остроконечные капюшоны на тонких завязочках надёжно заслоняли их морды, не позволяя рассмотреть детали, но не скрывая однако, длинных, крючковатых носов и огромных, круглых светящихся равномерным, лимонно – желтым светом, никогда не мигающих глаз. Они были жалкими и отвратительными. Наблюдая за этими существами, я не испытывал сильного страха, но находился в каком то странном, неестественном оцепенении.
Распространившись по комнате, гоблины засуетились, загремели посудой, начали сновать туда – сюда, то появляясь, то исчезая снова, и очень скоро, в тонких, обросших серой коростой когтистых лапках их появились красивые, серебряные подносы с разнообразными винами и яствами. Наворожив это великолепие, гоблины вежливо преподнесли его разомлевшим у ласкового огня жрецам и те с благодарностью приняли угощение, словно бы и не заметив что за твари его принесли. С аппетитом пожирая ароматное, прекрасно приготовленное мясо, они запивали его вином и весело болтали, предаваясь своим мечтам и воспоминаниям. Исполнив возложенную на них задачу гоблины поспешно удалились, в те же зримые и незримые тайники, из которых только что выползли.
Удовлетворённый состоянием жрецов, Логан осторожно отошёл в сторону и пропал в темноте. На некоторое время, я совсем потерял его из виду. Впрочем, это было не слишком существенно. Наблюдая за пирующими врагами из своей клетушки я дико завидовал им и отчаянно пытался побороть нарастающее и буквально сводящее меня с ума чувство голода.
- Я помню о тебе - неожиданно прошептал у самого моего уха, тихий, вкрадчивый голос старика и от неожиданности, я чуть не закричал.
- Прости – печально произнёс он, заметив мой страх – Я совсем не хотел тебя напугать. Вот, возьми…. – и большой, жирный кусок жареной баранины свободно протиснулся ко мне через деревянные прутья.
Я накинулся на него как сумасшедший, напрочь позабыв о том, что у меня есть мать, и о том, что у меня когда то что то болело. Я вёл себя как животное, разрывая это несчастное мясо и глотая его не жуя. Это было ужасно. Но я ни чего не мог с собой поделать. Нечеловеческий голод – на некоторое время убил во мне человека.
- Ты будешь жить - прошептал Логан, глядя на меня своими умными и печальными глазами - Я смогу спасти тебя, но, к сожалению не твою мать.
От этих слов голова пошла кругом. Выронив изо рта остатки мяса, я взглянул на него в полном смятении.
-Если можешь кого то спасти, лучше спаси её – ответил я шёпотом – Прошу тебя. Такова моя воля.
-Прости… Но у меня нет выбора между тобой и ей, хотя, если бы он был, я бы наверное выбрал тебя.
-Что это значит?
-Сейчас я попробую объяснить…. Они избили тебя, мальчик, очень сильно и жестоко. Если бы ты был человеком, ты бы уже умер. Но ты не человек. Ты очень странное, но прекрасное существо и сила твоя во много раз превосходит человеческую силу. Да только жрецы об этом не догадываться. Для них ты отличаешься от людей лишь альвским происхождением, отразившимся на внешности, и они не знают о том, какой великой силой ты обладаешь. Впрочем, ты и сам об этом пока не знаешь. Но речь не о том… Они знают, что сделали с тобой и потому понимают, что после таких истязаний, ты можешь умереть в любую минуту. Они не удивятся если ты умрешь. А вот смерть твоей матери покажется им гораздо более подозрительной, потому что её не били так сильно, никаких особенных повреждений у неё нет. Поэтому я могу спасти только тебя. Мясо, которое ты сейчас съел пропитано ядом. Это смертельный яд, но в мясе его слишком мало, что бы тебя убить. Он не убьет тебя, но вызовет состояние, похожее не смерть; похожее настолько, что даже искушенные во всяких злодеяниях, жрецы не смогут определить что на самом деле ты жив. Ты полностью утратишь способность двигаться и говорить. Температура твоего тела понизиться и станет почти равной температуре окружающей среды. Дыхание перестанет различаться, хотя и не исчезнет совсем, зрачки не будут расширяться от света. Но при этом ты будешь в сознании. Ты будешь видеть, слышать и ощущать все что происходит вокруг тебя. Это может продлиться сутки или двое, не больше. Пока ты будешь находиться в этом состоянии, я постараюсь убедить жрецов в том, что ты мертв, и выкупить у них твоё тело – для анатомических опытов, так сказать… а потом действие яда пройдёт и ты сам очнёшься. Я надеюсь к этому времени они согласятся на сделку и уйдут, ведь покойник в качестве жертвы Латхатту им в любом случае не нужен.
-Но ведь тоже самое можно сделать и с мамой! – воскликнул я хриплым от слез голосом, уже чувствуя странное онемение во всех частях тела.
-Можно… но если я это сделаю, ритуал жертвоприношения вообще не произойдёт. В истории этой традиции были случаи, когда одна из жертв убегала или умирала по дороге, и тогда в жертву просто приносили оставшегося человека, хотя это и нарушало основной смысл ритуала: заставить страдать от страданий друг друга двоих, соединённых взаимной любовью, близких людей. Однако же такое происходило, и не раз. Но случаев что бы обе жертвы исчезли не было никогда, и то, что случиться если это произойдёт, боюсь даже вообразить. Всё сорвётся и завертеться в совершенно безумном ритме. Гармония будет нарушена, жаждущие крови и страдания жертв, люди, искреннее верящие что весь этот кошмар является основой мира и процветания народов леса и степи, начнут роптать и в конце концов поднимут бунт, а где бунт – там и война! Император тоже не останется в долгу и в результате этой войны погибнут тысячи ни в чем не повинных людей, в том числе и мы! Традиция мира на крови это великое зло…
Но это зло не может быть уничтожено сейчас, если попытаться сломать её, просто сорвав ежегодное жертвоприношение. Если так поступить, Тайга и Степь утонут в океане крови.
Закрыв лицо руками, я тихо заплакал. Мама спала… Она ничего не знала. Она не знала что жестокая Богиня Судьба уже распределила нас в великом раскладе бытия, и мне в этом раскладе выпадает жизнь, а ей – смерть.
Яд тем временем начал действовать. Сначала мне стало очень холодно, потом я почувствовал что мои руки и ноги больше не гнуться, что меня словно парализует и все мое тело больше не подчиняется моей воле, но сознание ясное как никогда.
-Отпусти её, пока не окоченел совсем… - прошептал Логан, имея в виду тело матери, сжимаемое мной в объятьях.
Я последовал его совету и отпустил её чувствуя себя так, будто вырываю из груди и бросаю в адскую бездну свое сердце.
-Расскажи ей все, когда она очнется…– прошептал я, с трудом выговаривая слова - Я хочу, что бы она знала что на самом деле я останусь в живых.
-Да, я расскажу … Я обязательно расскажу…
Всё произошло как он и говорил. Я видел как мать увозят, я слышал как жрецы материться обнаружив что я «умер» и то, как старик торгуется в отношении цены моего трупа. Мне хотелось закричать и остановить всё это безумие – пусть даже ценой собственной жизни, но я не мог даже пальцем пошевелить… Я чувствовал своё тело как большую, неподвижную глыбу льда, которой просто невозможно управлять. Я был не в состоянии даже закрыть глаза, чтобы хотя бы не видеть того, что происходит вокруг. А потом они все ушли и в конце концов я провалился в забытье, чтобы потом через несколько суток очнуться – совершенно живым и здоровым… но потерявшим навсегда самого родного для себя человека.
С этого момента (до которого, моя жизнь казалось одной сплошной пыткой), начались мои приключения. Об этих приключениях можно было бы написать отдельную книгу и возможно, когда ни будь я так и сделаю, но в данном повествовании я не ставлю перед собой такой задачи и поэтому ограничусь лишь кратким описанием этой своей…судьбы.
Логан был хорошим учителем и хорошим человеком… хотя возможно, окажись кто либо на моём месте, то охарактеризовал бы его совсем по другому; однако для меня он был хорошим, может быть потому что в его жилах, как и у меня текла кровь альвов и поэтому он умел понимать то, что никогда не поймут люди, а может быть потому, что кроме Логана в этом мире у меня больше никого не осталось. Он был чем то вроде шамана или знахаря, к которому обращались за помощью люди всех окрестных племён. Конечно, у племён были и свои шаманы. Но не редко возникали такие ситуации, когда помочь мог только он: неизлечимые болезни – которые, в отличии от других он ухитрялся излечивать, непримиримая вражда между семьями или даже целыми племенами, устранить которую по просьбе какой либо из сторон тоже мог только он; были и более тяжёлые случаи, такие как появление оборотня или какой либо иной зверюги, убивающей людей и неуловимой - различных «неведомых» зверюг и странных существ в те времена по Земле бродило более чем достаточно… Логан брался за всё и как правило выходил победителем из битвы с любой напастью, хотя зачастую, победа доставалась ему очень дорогой ценой и рисковать приходилось немного – немало – жизнью. Но он был стар. Так стар что даже точно не мог сказать сколько тысячелетий бродит по этой земле, то покидая северную тайгу, то вновь в неё возвращаясь: ведь уйдя из своего каменного жилища 150 лет назад, он уходил, а затем вновь обретал дом, далеко не первый раз.
И поэтому, как то само собой подразумевалось то, что ему нужен ученик: приемник, которому можно было бы передать свои знания и отчасти - свои способности. И я представился наиболее подходящей кандидатурой, хотя по этому поводу, у нас в последствии и возникало не мало споров. Испытывая глубокую душевную боль от осознания того что моя мать возможно уже мертва или умирает в ужасных муках, я отказывался признавать то, что он на самом деле не мог спасти нас обоих, а когда он в десятый раз объяснял почему поступил именно так, я отвечал ему что он – «будучи таким великим магом», мог бы, вообще то сообразить, что чистокровный альв, лучше чем полукровка, и поэтому если и спасать кого то чтобы затем обучить магии – то нужно было спасать её, а не меня.
- И вообще – говорил я, когда уже спустя несколько недель, мы бродили по лесу и собирали лекарственные растения – Ты сделал это, потому что посчитал меня подходящим для всего этого шаманства и прочей чертовщины, потому что тебе просто нужно кому то передать знания. Но спросил ли ты у меня – хочу ли я этого? Может, я не хочу? Может, если бы всё с самого начала было понятно, я бы предпочёл умереть вместе с ней? Почему ты совершенно не учитываешь что у меня есть собственное мнение и я могу не хотеть того, чего хочешь ты? И ещё… если бы в этой клетке были не мы с матерью, а обычные люди - не альвы, не потомки каких ни будь ведьмаков, а просто самые обыкновенные люди… ты что же –пальцем бы не пошевелил что бы спасти хотя бы одного из них?
- Оскальд, если бы в этой клетке оказались обычные люди, я бы даже не обратил внимания на происходящее и позволил бы умереть им обоим… - неожиданно строго и жестко ответил Логан – Я не могу передать дар любому. То, что в клетке оказался именно ты и я в это время проходил поблизости и увидел это – было вмешательством самой судьбы, иначе не скажешь… ведь я искал нечто вроде тебя много сотен лет, хотя при этом и не верил, что нечто вроде тебя вообще может существовать. Но надеялся. И надежды мои, в конце концов, оправдались. Ты просто не понимаешь о чём идёт речь и поэтому говоришь мне сейчас все эти глупости. Ты сильнее своей матери и своего отца вместе взятых а так же всех магов человеческого происхождения, потому что существа рождённого от такого кровосмешения на планете ещё не существовало. Тот человек которого ты считаешь отцом на самом деле им не является, но твоя мать оказалась слишком слабой и малодушной для того что бы рассказать тебе правду даже на пороге собственной гибели… Поэтому мне совершенно всё равно хочешь ты учиться или нет, меня не интересует твоё мнение. Ты жив сейчас потому что я так решил. И ты будешь жить по этой же причине и потому что ни я, ни любой другой здравомыслящий маг на моём месте, не распорядился бы твоей судьбой по другому: твои возможности колоссальны, с их помощью можно сделать очень много хорошего в этом мире, но всё это просто исчезнет, пропадёт, даже не успев развиться, без соответствующего обучения и дисциплины!
Его слова больно задели мою и без того страдающую душу и разругавшись окончательно, мы не общались дня три. Однако думая о том что он сказал, я понимал что у него нет никакого резона меня обманывать, а это значит что князь на самом деле не являться моим отцом, а мой настоящий отец возможно где то существует… и поэтому было бы не плохо его найти. Но в этой истории всё же многое было тогда для меня не понятно. Почему Альда не сказала мне правды? Я сомневался в том, что это было «малодушие»… Но если не «малодушие», то, что же тогда стало причиной молчания и этого убийственного брака с этим жутким Ртибордом? И откуда Логан знает то, что не сказала мне моя мать? Вопросов было больше чем ответов и кроме как к Логану мне с этими вопросами приставать было не к кому, поэтому после трёхдневного молчания, я помирился с ним и стал задавать вопросы…
Но старик не спешил отвечать или отвечал загадками – так что вообще ничего нельзя было понять, но в попытках понять вопросов становилась ещё больше. «Твой отец – воплощённое зло» - однажды заявил он – «Тебе не следует специально искать встречи с ним, тем более в таком возрасте. Если Вам суждено встретиться, то это в любом случае произойдёт, только что из этого выйдет – не могу себе даже представить… Однако, сейчас, в любом случае, тебе надо учиться. Просто учиться, для того что бы понимать больше, для того что бы уметь защищаться от врагов и лечить болезни…в том числе и те, которые могут возникнуть у тебя. Просто учись, мой тебе совет. Со временем всё, что нужно, придёт».
И стал я учиться, ибо иного мне не оставалось. Постепенно, боль от потери матери притупилась: эта боль стала чем то настолько привычным, что я даже научился смеяться, одновременно испытывая её; полностью она не покинула мою душу до конца жизни и единственное что можно было сделать в этой ситуации – это научиться жить с ней. Новые впечатления вытеснили желание покончить с собой и размышления о том, неизвестном мне, моём настоящем отце, который, оказывается представлял собой «воплощённое зло» и где то жил, вероятно, не зная о моём существовании. Обучение врачеванию и знакомство с тайнами леса, со всей этой языческой магией, оказалось на редкость увлекательным занятием и годы моего детства и юности, проведённые в компании старого шамана и северной тайги, с периодическими вылазками «на практику» - в какое ни будь людское племя, где «опять что то стряслось», я без преувеличения мог бы назвать лучшими – среди хаоса всей предшествующей им и последующей моей жизни. За помощь люди расплачивались обычно довольно щедро, но не всегда деньгами. Деньги в лесу вообще не особо пользовались популярностью, чего нельзя было сказать об империи. Здесь процветал «натуральный обмен»: вещь за вещь, продукт за продукт, или вещи и продукты – за услуги. Поэтому ни в тёплой одежде, ни в еде, ни в предметах быта, у нас недостатка не было.
С течением лет мне стало казаться что я понимаю жизнь: я видел людей, ежедневно тяжёлым трудом и с большим риском добывающих себе «хлеб насущный» - для того что бы прокормить своих жён и детей, для того что бы всё племя процветало, но при этом находящих время для радости и веселья, способных восхищаться красотой природы и испытывать счастье лишь от того что над лесом грохочет первая весенняя гроза и при этом сияет солнце, а потом после этого «солнечного дождя» в небесах расцветает двойная радуга. Это были по настоящему сильные и гордые люди: они могли похоронить собственного ребёнка, испытывая при этом сильнейшую душевную боль, но затем, уже на следующий день с потрясающим спокойствием и даже с улыбкой – так как будто ничего страшного не произошло, собирались в военный поход или на охоту, прекрасно понимая, что на этой охоте или в этом походе каждый из них тоже может погибнуть… стать трупом и сгореть на погребальном костре, так же как вчера сгорел тот ребёнок, но, нисколько не беспокоясь об этом, потому что от похода или охоты, зависит выживание других людей: детей, женщин, родителей, соплеменников… а жизнь и смерть настолько близки друг к другу, что всё вокруг кажется не более чем завораживающе – прекрасным и жестоким танцем ночных бабочек, летящих прямо навстречу горящему в темноте костру что бы погибнуть в нём, и искр, от этого костра, которые так же как и бабочки, сгорают в темноте окружающего пространства, едва успев отделиться от породившей их огненной стихии…
Но вместе с тем, было в этих людях и нечто такое, чего я так и не мог понять, да и сейчас не очень то понимаю, глядя на людей современности, которые в этом отношении, совсем не отличаются от варваров. В них было неукротимое и иррациональное, основанное скорее на каком то странном инстинкте, гнездящимся глубоко внутри – в сознание, в душе, в структуре ДНК… - Бог знает где! – желание убивать все формы жизни, которые чем то от них отличаются: настолько, что они не могут полностью понять их природу, и поэтому испытывают страх перед ними. Люди, объявляли «нечистой силой» и приговаривали к смерти, существ гораздо более древних и развитых, чем они сами, только потому что не могли их понять и боялись их. У людей сложилось одно, устоявшееся мнение о том что допустимо, а что нет, о том что соответствует законам природы, а что является своеобразным их нарушением, мутацией, ненормальностью. Это мнение было одинаковым у всех людей, даже если эти люди были представителями разных культурных традиций, племён, народов, государств: в ключевых моментах всех религиозных и духовных школ высвечивалась примерно одна и та же картина.
И в соответствии с этими, основанными лишь на ограниченном суждении большинства и не имеющими никакого отношения к истине, суждениями, люди приговаривали к смерти тех, кто тоже был наделён разумом и душой, но при этом не был похож на них по своему внешнему виду, способностям и потребностям… Любая разумная тварь, становилась объектом для ненависти и убийства со стороны людей, если её отличия от представителей человеческой расы были очевидны для всех.
С этого момента моё восхищение человеческой цивилизацией плавно переходило в отчаянье, и прекрасно видя этот странный инстинкт – инстинкт уничтожения всего что непонятно и не похоже на них самих, в сознание всех людей, с которыми доводилось общаться, я осознавал его как несомненное зло, но не знал, что с этим злом делать, как устранить его из человеческих душ…
Когда мне исполнилось где то около 19 или 20 лет, моя жизнь неожиданно изменилась. Я успел освоить практически весь «курс молодого бойца» которому терпеливо обучал меня Логан и умел теперь лечить самые различные заболевания, защищаться от агрессивно настроенной нечисти и людей, управлять сознанием и чувствами других – заставляя их совершать те поступки, которые выгодны мне, общаться с духами природных стихий и различными сущностями, выходить за пределы своего тела и этого мира, а так же «маскироваться» - одевать на себя те или иные «маски» и играть те иные «роли» в объективной реальности, позволяющие скрыть от всех своё подлинное естество, что, пожалуй, было одним из самых важных, для выживания среди людей, навыков. Конечно, «нестандартную внешность» замаскировать было сложно. Но видя жизнь и руководствуясь рассказами своего учителя, я понимал, что они убьют меня… или что либо похуже чем убьют, если вдруг станет понятно, что я – странная тварь, способная физически трансформироваться то в женщину, то в мужчину, обладающая рядом сверхъестественных способностей – врождённых и развившихся в ходе обучения и помимо всего прочего – совершенно не человеческой «живучестью»: иммунитетом к большинству существующих заболеваний и ядов, ускоренной регенерацией, в результате чего любые травмы заживают довольно быстро и без лечения (ну, если конечно никто не догадается оторвать голову или вырезать сердце) и о-о-очень замедленным процессом старения. «Тебя сразу же убьют, если об этом узнают» - заявил Логан – «Даже не думай когда либо говорить о себе правду любому из людей, даже если это твой друг, или любимая девушка… да кто угодно! Людям доверять нельзя. Ты же видишь их души… И не трансформируйся в противоположный пол. Не вздумай! Разве только в целях эксперимента и не надолго, в условиях, когда тебе точно ни что не угрожает… Ты же видишь судьбу земных женщин: этой пожалуй даже хуже чем рабство. Они – вечные невольницы своих мужей, их ни во что не ставят и постоянно насилуют – все кому ни лень, настоящая любовь в семьях бывает очень редко, за муж выдают потому что – «такова женская доля»… они рожают много детей и при этом заняты тяжелейшей работой, отнимающей остатки сил, живут в постоянном страхе перед побоями и унижениями, исходящими от мужчин, и уже в тридцать лет выглядят как старухи, если кончено, доживают до этого возраста… И что же ты можешь сделать в этом мире, трансформировавшись в девушку? Стать одной из этих несчастных, больше ничего! Поэтому лучше сохраняй своё мужское воплощение, в мире людей - переход в женскую форму смерти подобен»!
В этом он был прав, хотя я, к сожалению, по настоящему хорошо я понял это, только совершив кучу ошибок. В «целях эксперимента» трансформация осуществлялась мной трижды, под контролем Логана. Выходить в таком виде за пределы каменного дома в глухом еловом бору, где обычно кроме нас и диких зверей, никого не было, он мне не позволил.
А потом Логан исчез. Как я уже говорил, это произошло когда мне исполнилось лет 19 – 20. И исчез он как то совсем не понятно: его не убили в одной из битв с изредка беспокоящими человеческие племена оборотными, гулями, врикалаксами, шестикрылыми бесами и иными созданиями, он не умер своей смертью – от старости, как, в общем то могло произойти, потому что лет ему было не мало; нет, он просто взял и исчез в буквальном смысле слова. Дело было весной, примерно в те же дни, когда должен совершаться ритуал жертвоприношения Латхатту и когда примерно 10 лет назад мы с ним встретились. Я проснулся под вечер (я вел преимущественно ночной образ жизни и поэтому просыпаться под вечер было для меня вариантом нормы) в своей комнате – на чердаке, спустился вниз и не обнаружил его в доме. Это меня слегка удивило, но не встревожило: ну мало ли куда мог отправиться старый маг – может какие то травы закончились, или позвал его кто то «по срочной необходимости»… Хотя я знал, что он – совсем не то же, что и я, не смотря на то что у нас обоих одним из родителей был альв: я любил ночь и тишину, холодное, металлическое мерцание озёрной или речной воды, которая кажется чёрной в окружающей ночной темноте и сумрачный звёздный свет; ночь давала мне силы и наполняла душу спокойствием и все свои шаманские дела я предпочитал делать в тёмное время суток, потому что именно в это время чувствовал в себе наибольшую силу; а у Логана всё было наоборот: он любил солнечный свет и все свои дела начинал с раннего утра, а вечером, только крайняя необходимость могла заставить его выйти из дома… Однако же, лес уже наполнился синеватой мглой сумерек и первые огненные всполохи заката озарили темнеющий небесный свод – а дома его тем не менее не было. Я прождал несколько часов – до наступления полной темноты и отправился искать. Я обошёл все окрестные племена, удивляя людей, уже готовящихся ко сну и своим поздним визитом, и тем что я от них хочу… Никто старика не видел. Вернувшись домой под утро, я понял, что я ничего не понимаю. В течении последующих недель мои поиски продолжились, охватывая всё большие территории, но ни к какому результату не привели. Учитель как в воду канул. Глубокая печаль сжигала меня изнутри: только сейчас, когда он исчез, я вдруг осознал, как сильно, на самом деле, он был дорог мне. Проведя ещё несколько месяцев в бестолковом блуждании по тайге в попытках найти его, я понял что раз так случилось, мне тоже надо исчезнуть. Просто уйти. Куда ни будь подальше всей известной мне территории… Потому что жить в его доме, так, как будто ничего не случилось и помогать людям так, как будто я теперь вместо него, я не смогу. И тогда я вернулся обратно, в каменный дом, и потратил целый месяц наступившего уже к тому времени лета, для того что бы сделать деревянную лодку – без вёсел, притащить её одной из лунных ночей, к берегу Великой Реки, и взяв с собой только самое необходимое – немного еды, оружие и некоторые вещи и вещества имеющие отношение к магической практике, пустить эту лодку вместе с собой – в неизвестность… позволив тем самым, волнам реки и самой судьбе, решить, в какие именно края, я ухожу отсюда.
А дальше был путь… путь, в конце концов приведший меня к самоуничтожению, причиной которого стал именно тот момент в котором заключалось глубинное духовное различие между душами людей и душами других разумных живых существ, таких как альвы, напрочь лишённые «инстинкта убивать» то, что на них не похоже, только потому что оно не похоже, таких же, как я сам… Я видел зло и не мог справиться с ним, ведь даже Бог не в силах заставить людей быть другими если они этого не хотят.
Лодка через несколько дней пристала к совсем не знакомому, далёкому, от успевших стать родными, лесных берегов, альзарскому берегу. Это была всё та же империя, из которой мы с Альдой когда то хотели сбежать, но в итоге нас приговорили к смерти, раньше чем мы успели осуществить свой замысел, но более отдалённые от Альрадиэ, её провинции. И жизнь в этих провинциях была совсем другой: не такой как в замках дворян и не такой как в лесу, среди варварских племён. Выйдя на берег, я оказался в небольшом поселении довольно интересного человеческого народа, больше всего напоминающего нынешних цыган – и по своему внешнему виду, и по культурным традициям. Ничего общего с северными варварами они не имели: вели кочевой образ жизни, перемещаясь по степи в запряжённых лошадьми кибитках, сельскохозяйственных растений не выращивали, не охотились и не рыбачили, но пропитание добывали путём продажи тех или иных товаров, купленных подешевле или украденных, откровенного воровства всего что плохо лежит – у кого бы это «плохо не лежало», обмана и примитивной магии – гаданий, приворотов, наведения порчи.
Это был очень весёлый и красивый, но совершенно безответственный народ: черноволосые и кареглазые, с золотисто – бронзовым цветом кожи и обычно идеальным сложением – как у женщин, так и у мужчин, они могли танцевать и петь у костра несколько суток, употребляя при этом неимоверное количество спиртного и вызывая заслуженное восхищение своим огненным темпераментом, яркими, экзотическими одеждами, полными страсти и тоски песнями и плясками, но потом всё это могло внезапно закончиться чьей либо смертью… или тем что денег и пищи нет совершенно и матери не знают чем кормить своих малолетних детей, и поэтому идут попрошайничать. Но вместе с тем, была в них какая то невообразимая лёгкость и внутренняя свобода: как будто это ничего не значит – просто упасть и разбиться в том бесшабашном танце у огня, которому отдаёшься полностью, в котором на самом деле танцует твоя душа…; не важно что кто то может умереть, а кто то вообще не родиться…; есть только танец среди бесконечной тьмы, окружающей со всех сторон жизнь и судьбу человека, и всё что возможно – это просто смеяться и танцевать, не задумываясь ни о завтрашнем дне, ни о следующем мгновение, в этой колючей тьме, которая в свой срок, всё равно поглотит каждого… но наслаждаясь каждым мгновением танца!
«Цыгане» – будем называть их так, что бы было понятней, хотя фактически какого то определённого названия у этого народа не было, приняли меня не то что бы как родного, но и ни как чужого, хотя ни внешне, ни духовно, ни интеллектуально, я с ними не имел ничего общего. Просто мою лодку прибило к берегу где они в этот день остановились в своём бесконечном странствии по дорогам мира и так как ни они, ни я не были настроены агрессивно, меня приняли как гостя, а потом я ухитрился «влиться в коллектив» настолько, что бы отправиться странствовать по свету с ними. Меня воспринимали как немного странного, но человека: не зря Логан учил меня маскировке. Слишком светлый, почти седой, цвет моих волос, удалось объяснить наличием сильных потрясений, из за которых довелось поседеть в столь юном возрасте; отсутствие щетины на лице, которая у чистокровных альвов в мужском воплощении, сколько бы им ни было лет, вообще не росла – такова была природа альвов, а у полукровок могла быть, но могла и не быть, в зависимости от того, чьих генов передалось больше (но мне похоже это не грозило вообще никогда), списали на юность… А кроме этого, особо и придраться было не к чему, поэтому меня признали человеком.
Бродили мы долго и наблюдая и за цыганами и за всеми людьми, что встречались нам на пути, я понимал жизнь всё лучше и лучше, и от того что я понимал иногда делалось мне невыносимо тоскливо и горестно на душе… Я видел, как слаб земной человек; я видел, что мир – это великая тайна, которую большинство даже не пытается постичь, ограничивая свою жизнь на этом прекрасном белом свете, лишь удовлетворением своих биологических потребностей и непрерывной борьбой за выживание – борьбой, затмевающей всё, не оставляющей места для познания и творчества, искусства, духовности и любви… ибо большинство людей с великим трудом и болью добывают себе хлеб насущный и рады тому что едят этот хлеб, и от усталости, теряют интерес к чему либо, кроме этого хлеба. Может быть, в этом причина наличия в каждой человеческой душ «инстинкта убивать» не таких как они сами? – думал я. Может, просто не знают, что творят и творят не столько от врождённой жестокости, сколько от обусловленной сложностями борьбы за физическое выживание, ограниченности восприятия? Но нет. Были и те, кому не нужно было охотиться или сеять хлеб, или обманывать и воровать как цыгане… Были люди, достаточно обеспеченные изначально, для того что бы сложности выживания не мешали духовному росту. И тем не менее, такие люди, под час даже в большей степени чем простой, вечно голодный народ, были отравлены этим, единым для всех, человеческим «инстинктом»: но их способы убийства были извращённей и изобретательней, они откровенно наслаждались тем, что делают и осознанно стремились делать это… Всё это загоняло меня в тупик, из которого я, при наличии всё более возрастающего и усиливающегося желания творить добро и нести всем без исключения земным тварям радость, свет и любовь, не находил выхода.
С первого дня моего появления среди цыган, у меня появился друг. Звали его Марий и был он полной моей противоположностью, только возраст у нас обоих был примерно одинаковый, всё остальное: характер, темперамент, внешность, привычки, взгляды на жизнь и т.д. отличались как огонь и лёд. Он в данном случае, был огнём, а я льдом. Внешность у Мария была классическая – цыганская: чёрные волосы, тёмная кожа, карие глаза, с никогда не исчезающим в них, выражением какой то жизнерадостной бесовщины; характер взбалмошный и неугомонный, холерический настолько, что сложно сказать, как я – типичная «флегма» в большинстве физических воплощений, вообще мог с ним общаться, а взгляды на жизнь, коротко можно было бы сформулировать, следующим образом: «всё, что нельзя – можно, главное, что бы это приносило удовольствие». Ни о какой нравственности речи здесь не шло, никаких духовных целей и ценностей не было и в помине. Главное – удовольствие. Грехов – нет, запретов – нет. «Живём то один раз!» - любил говорить он, когда, мы порою, спорили насчёт этой его «философии» - «И умереть можем в любой момент, поэтому надо делать то, что нравится и ни о чём не сожалеть»! Когда я сожалел о судьбах людей и иных живых существ этого мира и думал о том что бы такое предпринять, что бы всех их спасти, Марий откровенно смеялся выслушивая все эти глупости и искреннее не понимал, почему у меня есть деньги, но я не хочу идти с ним по девкам или в кабак… И объяснить ему все эти «тонкие материи» совершенно не представлялось возможным.
Однако, каким то образом мы ухитрялись ладить и были лучшими друзьями. Но лишь до определённого момента. Лет через пять после моего появления в таборе произошло то, что мой старый учитель, наверное, назвал бы «вмешательством самой судьбы». И судьба эта предстала в виде девушки по имени Раттори – очень красивой и очень жестокой, появление которой в таборе положило конец моей дружбе с Марием, моей относительно спокойной и весёлой жизни, а так же – в дальнейшем – моему пребыванию среди этого народа…
Она была такой же «приблудной» как и я, но в отличие от меня – цыганкой. Просто как то раз, осенью, были мы на ярмарке в Альрадиэ – торговали всяким добром, прочие дела делали… Осень была ещё ранняя и погода стояла хорошая – листья на деревьях ещё не опали, трава не посерела, небо щедро дарило старушке – земле последние, иссекающие капельки тепла и света. Мы были в толпе – я и Марий, в огромной шумной толпе на базарной площади столицы; у меня способностей к торговле не было никаких и поэтому занимался я «ничего не деланьем», в том время как Марий то зазывал покупателей, то торговался, то продавал товар, честно говоря, не отличающийся ни качеством, ни честностью того способа, которым он попал к нам в руки. Но всё это не имело значения. Он был занят, я - нет. Поэтому Раттори первым увидел я. Просто худющая, закутанные в рваные лохмотья фигурка, неровной походкой идущая сквозь шумную, разношёрстную массу людей: не понять – девушка это или старуха – лицо скрыто капюшоном, связь с реальностью явно вот – вот исчезнет от крайнего истощения. Если бы её увидел Марий то вероятно, не обратил бы внимания: мало ли нищенок по ярмарке может бродить, если каждой пытаться помочь, ничего не продашь и сам таким же станешь… Так бы он сказал, скорее всего. И естественно ничего бы не предпринял, что бы помочь человеку. Но у меня был совсем другой характер и кроме того, что то неуловимое в этой хрупкой, шатающейся фигурке в безразличной толпе прохожих, заинтересовало меня. Поэтому недолго думая, я вышел из за прилавка, догнал её и развернул к себе лицом, сбросив с головы капюшон.
Как можно описать совершенную, но замученную, полную невыносимого страдания, но от этого, пожалуй, сияющую ещё более выраженно, красоту? Да и есть ли такие слова, что бы её описать? Это не свет и не тьма и даже не гармония идеально сочетающихся между собой пропорций и черт лица, хотя и это, безусловно должно присутствовать; но всё же главное не в этом. Совершенная красота – это огонь гнездящийся где то глубоко внутри, в душе, и чем ярче и сильнее этот внутренний огонь, чем отчётливей просвечивает он сквозь телесную оболочку, преображая её – какой бы она не была, в нечто ослепительное и непостижимое, тем совершеннее красота человека. Такой была Раттори. С первого взгляда в её большие, черные глаза, я увидел этот внутренний огонь и полюбил его. Всё остальное: обветрившаяся кожа и тёмные круги под глазами, разбитые в кровь губы, несколько прядей не соответствующей возрасту седины в тёмно – каштановых, вьющихся волосах, не имело значения. Я видел только этот внутренний огонь и он был прекрасен.
Однако, состояние в котором находилось девушка, было не просто замученным, но и весьма далёким от адекватности. Она не пыталась вырваться у меня из рук и смотрела на меня с выражением какого то безмолвного вызова и бесстрашия обречённой, которой уже совершенно нечего терять и поэтому ни страха, ни стыда, она больше испытывать не в состоянии, но когда я попытался с ней заговорить… никакого ответа не последовало, а через несколько мгновений, несчастная, потеряла сознание. К тому моменту уже подбежал Марий и вместе мы унесли девушку в запряжённую лошадьми крытую лосиными шкурами, повозку, одну из тех, что в течении многих лет служат большинству цыган и в качестве дома, и в качестве транспортного средства. С торговлей на сегодняшний день было завязано. Марий заинтересовался девушкой не в меньшей степени чем я, но как я понял позже, мотивы его были совсем иными: не помощь ближнему и восхищение сияющим в её глазах душевным огнём, а лишь, вполне очевидная, физическая красота цыганки привлекали его.
Цыгане согласились на принятие в табор Раттори, безоговорочно: среди этого народа было не принято бросать в беде представителей своей национальности, даже если они не являются их кровными родственниками. За лечение её сразу же взялся я, потому что мои возможности по этой части, в следствии обучения у старины Логана, были гораздо выше чем у различных бабок – шепотух из местных, что в течении проведённых мной в таборе лет, было доказано практически. Проспав несколько суток в кибитке, она очнулась и разговор между нами всё таки состоялся. Только толку от этого разговора было не много: в ходе его выяснилось что из своего прошлого она не помнит вообще ничего… даже своего имени. И того как оказалась на ярмарке тоже не помнит. Испуганно озираясь по сторонам, девушка пыталась понять где она находится и что всё это значит и не могла, но при этом речь её была связной и логичной, сознание ясным. До этого, пока она была без сознания, я провёл осмотр, в ходе которого выяснилось что угрожающих жизни повреждений на теле нет, но есть следы побоев давностью в пару недель, следы сексуального насилия и крайняя степень истощения организма, вызванного, по видимому, длительной голодовкой. Собственно, из результатов этого осмотра и можно было сделать вывод о причинах отсутствия памяти. Понимая, что с ней случилось что то очень плохое, в глубине души я желал, что бы память и не возвращалась…
Однако с течением времени, пока она восстанавливалась на хорошем питании и целебных отварах, память всё таки стала возвращаться. Так, в один из дней, она просто взяла и вспомнила своё имя… для нас с Марием – без всякой видимой причины, но для неё самой, причина наверное, была. Дальше – больше… Ушибы и ссадины исчезали, на тонких косточках снова появлялись мышцы, огонь в глазах становился всё ярче и теперь уже, скорее обжигал, чем согревал своей красотой. Она явно вспоминала – с каждым днём всё больше, но при этом ни чем не делилась с нами. Становясь всё более красивой и здоровой, она одновременно и изменяла своё поведение: от прежней скромности и искренности не осталось и следа; теперь это был дьявол – лукавый и лживый, не способный испытывать ни жалости, ни любви ни к кому, но одержимый каким то своим, ведомым только ей одной, тайным желанием, ради осуществления которого можно решиться на всё.
При этом она продолжала притягивать к себе, какой то непреодолимой, магической силой и великолепием. С ней было приятно не просто проводить время, но ещё и беседовать: обладая обширными познаниями в различных областях, Раттори имела свою точку зрения по любому вопросу и в отличие от других девушек не притворялась умной, просто воспроизводя услышанные когда то от кого то чужие высказывания и мысли, а действительно такой была. Поэтому мы с Марием воспринимали её не только как девушку, но и как друга, собеседника, компаньона… Теперь нас было трое, но на уровне дружбы эти отношения долго продолжаться не могли, а так как и я, и он с каждым днём всё яснее понимали что по уши в неё влюблены, между нами начиналась борьба – сначала неосознанная, выраженная только в холодном отчуждении по отношению друг к другу, а затем уже и явная – вплоть до драк и взаимных проклятий. Что делала в этой ситуации Раттори? Она всё прекрасно понимала и наблюдая за происходящим, искреннее наслаждалась процессом. Она гуляла то с Марием, то со мной, но не обещала никому ничего и ни одному из нас не отдавала окончательного предпочтения. Вероятно ни меня, ни Мария, она не любила, но делала всё для того что бы каждый верил в то что любит она именно его и ненавидел другого как соперника, осуществляя тем самым какую то жуткую месть всему мужскому роду.
Безумие этого треугольника постоянно возрастая, продлилось около двух лет, пока, видимо от того, что происходящее наскучило ей самой, Раттори не решила, что пора прийти к какому ни будь итогу и приступила к действиям, способным этот итог подвести.
Если не вдаваться в подробности, эти действия предполагали прямую провокацию серьёзного обострения конфликта с Марием и затем, обещание мне – бросить его и остаться именно со мной, но при одном важном условии которое я непременно должен выполнить. Это условие было скорее чем то вроде подвига, который я должен совершить, что бы доказать ей свою любовь.
-Возьми коня, скачи на северо – восток к городу Ньиори, как приедешь в город найди там кабак «Дом Тролля», найди хозяина кабака, которого зовут Маддор, это мой враг. Убей его на глазах всей его грязной шайки и в качестве доказательства что ты это сделал, принеси мне его голову. Тогда на Мария больше не взгляну и твоей женой стану. А не выполнишь – с ним останусь на веки вечные и на тебя больше не взгляну – сказала мне Раттори.
И что в этой ситуации можно было сделать? Будь у меня на тот момент разум, ничего бы не сделал, ведь убить главаря разбойничьей банды, в городе которым эта банда заправляет уже много лет, в кабаке, который является чем то вроде «дома родного» для всех участников банды, среди десятков его подчинённых, было невозможно. Ладно бы ещё, подстеречь негодяя в каком ни будь тёмном переулке, когда его дружков поблизости нет… Но убить непосредственно в кабаке, когда все они здесь, отрубить голову и спокойно покинуть кабак с этой головой, было чем запредельным… и похоже не только я, но и она, понимала, что данное предприятие равносильно самоубийству.
Но как и любой другой «влюблённый придурок» на моём месте, разве я мог поступить иначе? Было очевидно, что это условие – лишь жестокий и изощрённый способ избавиться от меня навсегда, но я даже и не думал о том, что могу поступить как либо по другому: например, просто уйти из табора…
На рассвете следующего дня я отправился в путь.
6.
Уже приближался рассвет. Здесь, в этой реальности: в сосновом бору, на песчаной горе, под которой всё так же гулко и мелодично, сливаясь с шумом ветра в древесных кронах, шумел родник… Рассвет отличался от белой ночи лишь «яркостью освещения»: ночью всё было светлым и прозрачным, но призрачным, зыбким, а сейчас становилось ослепительно - ярким и чётким в лучах восходящего над лесом солнца, напоминающего по цвету расплавленное золото.
Я «просматривал» свою первую жизнь на Земле… и чем больше осмысливал всё это в ходе «просмотра», тем больше понимал, что в нынешней своей жизни, почему то совершаю всё те же ошибки: я стремлюсь к невозможному и погибаю или страдаю от того что не могу этого достигнуть.
Я мечтаю изменить мир к лучшему, изменив к лучшему души людей – каким то мне самому до конца не понятным образом ликвидировав в них тот неистребимый «инстинкт убийства» всего, что от них отличается, и поставив вместо него что то совершенно противоположное, например – стремление к познанию, любовь – основанную не на половом влечении, а на высокой духовности при наличии которой – есть только любовь: безусловная, направленная на всё и на всех, любовь, которую, могут до определённого возраста, испытывать ко всему живому на свете, наверное, только дети и животные; искусство слушать и слышать – других живых существ и всё мироздание… Мне хотелось убрать «инстинкт убийства» и поставить на его место… вот всю эту «ерунду», которую, даже не знаю, как назвать одним словом.
Но это было не возможно. Люди этого не хотели, и мир был жесток в каждом новом своём варианте – лишь от того, что непобедимый «инстинкт убийства» заставлял их причинять друг другу страдания и боль, убивать – не только для того что бы выжить, как это принято у животных, но и просто так – ради забавы, для того что бы доставить удовольствие своему «эго»… И каждая новая раса землян убивала саму себя из за этого «духовного дефекта», если можно выразиться: «инстинкт убийства» был причиной насилия и воин, социальной несправедливости и расовой или религиозной ненависти, половой, культурной, этнической дискриминации и создания «системы производства и потребления» - в которой всё, включая самих людей, являться не более чем интеллектуальным, материальным, трудовым или сырьевым ресурсом, и существует лишь для того что бы удовлетворять неуёмные потребности общечеловеческого эго в рамках существующих механизмов товарооборота и купле - продажи. «Доминируй, властвуй, унижай» - вот лозунг, наиболее точно выражающий сущность всех человеческих цивилизаций, во все времена. Твоё место и твой статус в этой системе определяться тем, насколько хорошо ты умеешь доминировать, властвовать и унижать, степень твоей значимости для других – вещами, которые ты купил на деньги, полученные в результате преуспевания «во властвовании и унижении», твоими достижениями в карьере и бизнесе, тем, насколько престижным было учебное заведение, которое ты закончил, оценками в дипломе или аттестате, тем, насколько дорогую машину может себе позволить твой отец, насколько дорогие и модные шмотки носит твоя девушка…
Если ты простой рыбак или охотник, живущий в лесной избушке, на берегу озера или реки, ты никому не нужен, потому что в соответствии с «общечеловеческими ценностями» - ты никто. И это не важно, что живя в этой избушке, в этом лесу, идиотом ты отнюдь не являешься, что твоё сердце способно на любовь и сострадание, что у тебя есть те или иные знания и способности, практическое применение которых, позволяет тебе чувствовать себя счастливым и находить глубокую внутреннюю гармонию во всём что тебя окружает – и без «общечеловеческих ценностей», и без людей вовсе… Ты не нужен обществу таким. В тебе нет зла и практически отсутствует «эго», заставляющее «доминировать, властвовать и унижать» что бы постоянно чувствовать свою значимость и удовлетворённость. Радость тебе приносят совсем другие вещи… не являющиеся «вещами» в прямом смысле этого слова: тёмная, лунная ночь и свет миллиардов звёзд, отражающийся в чёрной озёрной воде, шелест трав на ветру и звон грозовых ливней…
Ну и кому ты такой нужен в «системе производства и потребления»?
И вот с этой «болезнью», «душевным дефектом», «недоработкой» со стороны духов – творцов… я пытался бороться, дабы изменить жизнь людей к лучшему, в течении большинства своих жизней: начиная с первой и заканчивая той, что сейчас. Но никогда не побеждал, а обычно, погибал на вершине борьбы, так и не научившись относиться спокойно и безучастно, ко всей несправедливости и жестокости этого мира. И сейчас, в этой жизни, ещё до встречи с Экхоганом, в моей голове бродили похожие мысли и желания: «как бы так сделать, что бы люди… взяли и разучились ненавидеть друг друга, завидовать, лгать, предавать, упираться в «торжество своих ценностей и убеждений» - до такой степени, что это заставляет их презирать людей с другими ценностями и убеждениями»; «как бы так сделать, что бы произнося огромное количество слов друг другу в течении всей жизни, люди научились осознавать то что они говорят и понимать, то что пытаются сказать им, что часто становиться невозможным из за сверх всякой меры развитого «эго» со стороны одно из собеседников или же обоих, и поэтому люди расстаются и остаются… каждый со своим «эго», но без дружбы и без любви». «Как бы сделать так»… было камнем преткновения и уже знакомым, пройденным много раз в прошлых жизнях, путём на Голгофу.
И тем не менее… «как бы сделать так»?
Восходящее солнце окончательно уничтожило промозглую серость сумерек, по болоту разлился густой, белый туман, капельки росы на лесной подстилке заиграли в косых, золотистых лучах солнца, миллиардами оттенков и отблесков превосходящих по многообразию и красоте любые бриллиантовые россыпи…
Надо было как то собраться с мыслями. Или хотя бы костёр развести… холодно ведь. По утрам всегда холодно.
Не успел я взяться за топор, как в кустах кто то зашевелился… и через пару секунд с противоположной стороны горы, где тоже было болото, вылез священник. Вид у него был такой замученный, что сразу стало понятно: он не будет со мной спорить и призывать к порядку… у него просто нет на это сил. Лицо Олега было заметно исцарапано, одежда местами порвана, взгляд – испуганный и смертельно уставший. Явно убегал от кого то, и убежал… но эта встреча значительно поубавила его самоуверенность.
-Спокойно… - произнёс он, глядя на меня в упор и подходя ближе – Я не буду ничего говорить, угрожать, спорить с тобой… Отдохнуть хочу. Сейчас – просто отдохнуть. Пожрать чего ни будь… Пожалуйста, прости, если я тебя чем то обидел. Серьёзно. Не держи зла. И костёр разведи… Пожалуйста.
Выбравшись из кустов он просто лёг на землю рядом с остывшим костравищем и закрыл глаза.
С одной стороны меня порадовало, то, что к конфликту батюшка действительно не расположен; с другой стороны – что ж с ним могло случиться пока я «блуждал в прошлой жизни», что он вдруг стал таким вежливым?
Я чувствовал что моё отношение к батюшке и мировосприятие в целом уже изменились… Изменились так сильно, что желания «отстаивать честь древних духов и богов», как это было в момент моей последней с ним встречи, уже не возникает, потому что очень многое кажется просто бессмысленным. При виде другого человека, человека очень далёкого от всего что знаю и чувствую я, картина психологических изменений, произошедших в следствии глубокого погружения в прошлое своей души, стала осознаваться очень чётко. Я смотрел на него другими глазами. Глазами старика в теле ребёнка. И весь догматичный бред который он мог произнести, был мне до боли знаком и не вызывал больше ни злости, ни отчаянья, ни желания доказывать свою правоту. Было только сочувствие. Сочувствие к этому глупому человеку, внушающему благоговейный трепет толпе, ещё более глупых, религиозных фанатиков.
Поэтому я спокойно нарубил дров и развёл костёр, поставил кипятиться котелок с водой, порылся в рюкзаке в поисках еды, нашёл её, стал готовить… Священник наблюдал за мной одним полузакрытым глазом. Он молчал и я тоже молчал. Я устал от воспоминаний. Он от беготни по лесу, незримых хозяев которого так легкомысленно позволил себе оскорбить…
Так, в состоянии взаимного молчания, стараясь не встречаться друг с другом глазами, мы выпили чаю и позавтракали. Я думал о том, что Экхогана поблизости нет. Так кто же его в таком случае опять кругами водил? Хозяин Леса? А может Экхоган где то рядом, просто не проявляет себя? С этого подлеца сбудется: вроде как и просьбу мою выполнил и контроль за происходящим не потерял… Он похоже не доверяет мне, потому что вспомнить удалось слишком много.
Первым заговорить решил я.
-Что с Вами случилось? – спросил я священника, сидящего с противоположной стороны костра и сосредоточенно глядящего на огонь – Кто на этот раз помешал выйти из леса?
Я старался говорить прямо и серьёзно, без какой либо иронии, хотя в душе, не скрою, смеялся. Возможно мне удалось не выдать того что в душе, а может быть ему было просто уже не до моего отношения к ситуации. Во всяком случае, он воспринял вопрос нормально и религиозные проповеди «включать» не стал.
-Я не знаю что это было… - ответил он – Я не знаю кто ты, но чертовщина здесь жуткая и единственное чего я хочу сейчас это просто выйти из этого леса!
-Так что же всё - таки произошло? Вы, насколько я помню, ушли, сказав, что выйдите из леса с Божьей помощью. И всё, с того момента я Вас не видел.
-Я шёл по тропе и читал молитвы… Стало смеркаться уже. Мне казалось что ещё немного, ещё пара поворотов, и я выйду. Местность казалась знакомой. Потом откуда то взялся туман и темнота… они появились одновременно, понимаешь? Хотя темноты быть не должно, сейчас ведь белые ночи… Да и тумана тоже. Они взялись ниоткуда, как будто кто то специально, взял и опустил эту херню на всё вокруг… как занавес, как спецэффект в каком то дурацком фильме ужасов. Скажи мне правду… это сделал ты?
-Нет – честно ответил я – Правда, не я. Я такими способностями не обладаю.
-А ты видел эту темноту и туман? Ведь ты тоже был в лесу, а темнота и туман опустились на весь лес…
-Я видел… но нечто другое. Не так, как видите Вы. Мне Вам этого не объяснить… да и никому, наверное, не объяснить. Пожалуйста, продолжайте. Что произошло дальше?
-Я естественно остановился… куда идти, если кругом только тьма да туман? Даже тропинки не видно… вообще ничего не видно! Нащупал ближайшую сосну, сел под неё и стал читать молитвы ещё громче… Знаешь, не то что бы я в это верю, на самом деле… очень сильно; но я – священник… что я ещё могу? Ну вот тут страх и начался… Прислонился я значит к сосне, и чувствую что сосна меня как губка всасывает! Как будто я проваливаюсь в неё, понимаешь?! Тут уж стало не до молитв. Вскочил я как ошпаренный, благо, совсем всосать не успела, и на меня тот час другая напасть обрушилась… Звуки… море звуков. Да таких жутких что и не передать! Тут и медведи как будто рычат, и волки воют, и совы ухают и чёрт его знает что ещё… много было голосов, да не многим название могу дать. И ветер поднялся, стал хвою сосновую на меня швырять, ветками хлестать по лицу… Почувствовал я что пропадаю… и бежать бросился… вслепую, в никуда, в эту туманную и колючую тьму. Думал сразу вляпаюсь в какое ни будь дерево, ведь не вижу же куда бегу… ан, нет! Как будто в вакууме бежал… в пространстве, в котором нет вообще ничего. Но при этом звери вокруг выли, ветер бил ветками и иголками… вот как такое может быть?
-Не знаю. Может всё это просто приснилось Вам?
-Да вот те крест… не приснилось! – эмоционально воскликнул он и перекрестился – А потом я понял что не выберусь от сюда никогда если не раскаюсь… если прощения не попрошу у тех сил которые всё это творят. Конечно, это была чертовщина и надеяться на благосклонность нечисти для священника сродни грехопадению. Но эта мысль как будто появилась в моей голове откуда то извне, как будто и вовсе моя не была… И в этот момент я точно знал, что это – истина. Поэтому, упал на колени… в эту непонятную чёрную пустоту и искренне попросил прощения у древних языческих богов. Серьёзно. Не потому что жить хотел, хотя и поэтому тоже, но всё таки… главным было чувство вины, потому как вина действительно была и я это понял. И покаялся… как мог, своими словами. А потом вырубился... не знаю от чего. Очнулся – уж светает… Я на болоте, лежу себе среди мха, цел – невредим… Ну, а потом вот, к тебе опять, на эту же горку и вышел. Хочешь верь, хочешь не верь… только думаю что ты поверишь, потому что дружбу водишь с этими созданиями, и видел поди по более моего. Меня они научили уму - разуму… Спасибо за науку и больше – не надо! Единственная просьба к тебе: выведи ты меня из этого леса в конце то концов!
-Я то может и выведу… - произнёс я, глядя на него с сочувствием… и с сомнением – Да только Вы ведь потом родителям моим всякого наговорите, и ещё кому то… «кому надо». Ведь обещали же. Вот я себе и подпишу приговор, выведя Вас из этого леса. Ведь я пока что всего лишь школьник… до совершеннолетия мне ещё далеко, а дети особыми правами в нашей стране не обладают. То есть права то есть… на бумаге. А на деле всё решают родители или «компетентные лица».
-Да Бог с тобой, я что Иуда по твоему? Если я у лешаков прощения попросил, неужто тебя под монастырь подводить стану?! – стал убеждать меня священник – Выведи, по человечески тебя прошу… Не подведу я тебя, никому ничего о тебе не скажу!
В этот момент я пожалел о том, что не могу мысленно связаться с Экхоганом и спросить у него совета. Но с другой стороны, что бы он не посоветовал, разве я мог его так и оставить в лесу? Ведь его искать примутся… если уже не принялись. Конечно, не факт что найдут, может вообще просто пропасть, сгинуть в этом лесу, но кто я сам буду, после того, как позволил пропасть живому человеку, зная, что могу ему помочь? Да, он священник. И никакой симпатии я к нему не испытываю, даже не столько потому что он священник, сколь из - за личностных особенностей. Но всё же он человек… Да и я, по идее, тоже.
-Хорошо, пойдёмте… - сказал я, поднимаясь с земли – Я Вас выведу на дорогу, дальше – сами. Мотоцикл помните где оставили?
-Помню, помню… там, в кустах у дороги. Пошли!
И мы пошли. И без каких либо приключений вышли минут через 40 на лесную дорогу. Правда, по пути он несколько раз пытался спорить со мной по поводу тропинки. Оказалось, что одну и ту же реальность мы с ним видим по - разному: там, где я видел тропинку, он видел только траву. Это было не на всех участках леса, большую часть пути мы оба видели тропинку. Но кое где он её не видел в упор и все мои попытки доказать что она у него под ногами закончились лишь тем, что он был вынужден просто поверить мне на слово.
Простились по человечески.
Вернувшись обратно, к роднику, я заново развёл почти уже затухший костёр и глядя на огонь, продолжил «приводить в порядок» воспоминания из далёкого прошлого моей души.
А воспоминания становились всё печальней…
…Я ушёл из табора на рассвете, ещё до того как все проснулись, специально, что бы не повстречаться ни с кем. Взял одного из коней, некоторые личные вещи, оставшиеся ещё с периода моего ученичества у старины Логана, меч, который кончено был, но крайне редко использовался по назначению и отправился в путь, на северо – восток. Была осень… ещё не поздняя, но уже и не ранняя. Странно, но почему то в той моей жизни… да и в этой тоже, самые драматические события происходили именно весной или осенью.
До Ньиори было далеко – не меньше двух – трёх недель пути. Будь я нормальным, за три недели, отказался бы от этой сумасшедшей затеи – убить Мадорра в его логове, среди нескольких десятков головорезов, и спокойно отправиться домой с его головой в мешке. Но нормальным я не был и даже в течении трёх недель, скача через степь на северо – восток и не видя казалось бы ни предмет своей страсти, ни своего соперника, что должно было, по идее хотя бы немного отрезвить рассудок, думал только о том как выполнить задание Раттори, как перехитрить судьбу и совершив невозможное, остаться в живых. И вот настал день когда мой путь завершился. Точнее не день, а ночь. Глубокой ночью, под проливным дождём, я подъехал к крепостной стене и с большим трудом убедил привратника меня впустить: стражу порядка что то во мне не понравилось… и поэтому сначала он целенаправленно провоцировал конфликт всячески меня оскорбляя, а затем заявил что за всё в этом мире необходимо платить… Ну и пришлось заплатить. В прямом смысле слова – деньгами. Тогда передо мной наконец то открылись двери… в ад. Это был очень мрачный городишка, а в ночной темноте, под холодным осенним дождём, «мрачность» его усиливалась в несколько раз. Серые, скособоченные лачуги бедняков, горы мусора здесь же, рядом с этими лачугами, холодные, пустые глазницы окон, местами выбитые и залатанные чем придётся… По вымощенным серыми камнями, пустым улицам, бродят стаи бездомных собак; на прогнивших заборах, огораживающих приусадебные участки, сидят и внимательно смотрят на тебя, словно ожидая чего то, большие вороны.
- Иди на постоялый двор «Белая Лиса» - посоветовал мне привратник – Там безопасно, чужаков принимают, в том числе и полукровок. Только веди себя всё равно тихо и лишнего не болтай. Это город Маддора: если ему или его людям что то не понравиться, тебя просто убьют. Он сам когда здесь, в «Доме Тролля» пропадает обычно. Так вот туда, даже не думай соваться, сотой дорогой его обходи!
Его слова насчёт «полукровок» что называется, поразили в самое сердце. Я то думал, что так удачно за все эти годы вошёл в роль человека, что иначе как человека меня никогда и никто воспринимать и не будет! А тут какой то солдат из городской стражи не имеющий ни специальных знаний, ни, наверное, опыта общения с нечеловеческими расами, взял да и с первого взгляда определил что я не совсем человек.
- По мне так заметно что я «полукровка»? – спросил я солдата.
-Ну, это не каждому вообще то заметно… - усмехнулся он снисходительно – Мне вот заметно, потому что у меня дед был «полукровкой», как раз вот из альвов, и у него были такие же ярко- зелёные глаза и слишком светлые волосы, как у тебя. Сложно не узнать знакомые с детства цвета, которые только у чистокровных альвов и их потомков могут быть во внешности…
-Ты говоришь что он «был». Это получается что сейчас… его «нет»?
-Нет уж восьмой год как… Ваш брат ведь долгожитель, не то что мы. Может и двести и триста лет прожить и не состариться. И дедуля мой был такой… только убили его.
-Кто убил? Зачем?
-Маддор с его шайкой… Взяли да убили, потому как понравился дедуля Маддорской дочке. Она его значит, в любовники захотела… А он хоть и был один: бабка то моя, простая женщина, давно уж от старости померла, но то ли память её слишком уж чтил, толи к Маддорской дочке душа не лежала, толи просто не захотелось быть мальчиком для утех… короче, уперся он. Ну и всё, вопрос решёный: у неё ведь – сегодня люблю, а завтра убью, одно слово – бандюга, как и отец. Гордость взыграла наверное… ну и подстерегли моего дедулю на улице – она и ещё пятеро из кодлы, да и зарезали. Вот потому я тебя пускать в город и не хотел. Мне альвы – родня, хоть по мне это и не видно. А деньги вот... возьми свои… пригодятся ещё тебе - и он протянул мне отданные за право войти в город монеты.
История больно резанула по сердцу, хотя альв – полукровка… даже не человек… разве его жизнь может иметь какую ни будь ценность в мире людей, да ещё и в городе, которым правят бандиты? Можно было бы и не удивляться… И всё же я удивлялся тому, что такая дикость вообще может существовать.
-Почему банду Маддора не привлекут к ответственности? – спросил я – Ведь убийство твоего деда это наверняка не единственная подобная смерть? Почему люди не восстанут против него? Есть здесь вообще какие либо органы власти от императора?
-Ну, ты чудной… - рассмеялся солдат, однако в его смехе было мало радости – Маддор и есть «орган власти» от императора! Ну, да… не чего на меня так сверкать своими глазищами! Так и есть, он городской глава. И назначил его главой, наш великий и мудрый правитель, император Митигор. С какой это радости уж не знаю, может обязан он ему чем, али ещё что… но город уже 40 лет как принадлежит Маддору. Это его вотчина, понимаешь? И мы все вынуждены жить здесь по его законам… а законов то у него вообще то и нет: кого хочу убиваю, кого хочу прославляю, самых красивых женщин – ко мне в постель пожалуйста, потом только к законному супругу… Вот тебе и «орган власти».
«И этот мир ты собираешься каким то образом направить к развитию и духовности?» - мысленно спросил я себя, внимательно выслушав солдата – «В этой стране, где император судя по всему такой же бандит как и Маддор и количество денег и связей решают всё, а справедливость, порядок и честь – давно уже воспринимается людьми как нечто мифическое… ты тем не менее надеешься что то изменить к лучшему? А может быть сейчас ты именно это и осуществляешь, явившись в этот город и собираясь непонятно как убить Маддора ради любви девушки, которая тебя не любит и никогда не любила? Это – безумие. Весь этот мир… и то что ты в нём сейчас творишь – это безумие».
Наверное, это был «голос разума». Но безумие, разуметься, восторжествовало.
-Зачем ты приехал в этот город? – спросил солдат – Зачем? Уезжай отсюда, этот город как бездна, как болото, в которое легко угодить но очень не легко выбраться обратно. Многие погибают пытаясь выбраться. Те, что остаются в живых, живут в постоянном страхе за свою жизнь и являются вечными пленниками этих каменных стен… Уйди, поверни назад, пока не поздно, мой тебе совет.
-У меня есть здесь одно важное дело – ответил я уклончиво – Я не поверну назад. Но скажи пожалуйста, почему ты отсюда не уезжаешь, особенно после того что сделали с твоим дедом?
-Я же говорю, этот город затягивает как болото… - печально вздохнул он – У меня долги. Такие, что не отдашь за всю жизнь. Перед Маддором. И дети малые, жена... Если я попытаюсь уехать, меня убьют. И их убьют. И по ихним законам они будут правы. А пока я здесь нахожусь и делаю что говорят, я своей работой и долги покрываю и жизнь себе и своим близком сохраняю.
-Понятно. Я поеду тогда…
-Езжай… - криво усмехнулся солдат – Коль уж Бог не дал разума, своим не поделишься!
Конь как то неохотно ступил за ворота... Холодная, насквозь пропитавшаяся дождём, тьма города поглотила меня с головой… Я не знал куда мне ехать. Не знал ни местонахождения постоялого двора «Белая Лиса», ни кабака «Дом Тролля» и по хорошему мне надо было сейчас просто высушить одежду и выспаться, потому что в полудохлом состоянии мои и без того мизерные шансы на победу были равны нулю. На улице совсем не было людей, что и не удивительно в такую погоду. Спросить о том как пройти к «Белой Лисе» было не у кого. Можно было конечно вернуться к привратнику и всё подробно разузнать у него, но что то неодолимое и фатальное, что то напоминающее движение по зову судьбы, когда даже понимая что нужно повернуть назад, ты, подчинившись какой то непостижимой и страшной силе, всё равно продолжаешь идти дальше, заставляло меня ехать вперёд, вперёд – неведомо куда…
Примерно через пол часа беспорядочного блуждания по городу, я не встретил ни одного человека, ни одного дома в окнах которого горел бы огонь, и ни одного здания похожего на кабак или постоялый двор. Кроме собак, ворон, мусорных куч и обшарпанных хат с наглухо закрытыми дверями и окнами, на пути мне не встретилось больше ничего, и когда стало ясно что я уже просто не знаю куда идти дальше, я всерьёз задумался о том что бы заночевать в какой либо более или менее сухой подворотне… В этот момент конь мой что то почуял и попытался встать на дыбы. Я знал коротенький заговор, способный утихомирить испуганную лошадь и незамедлительно им воспользовался, но чего испугался конь было непонятно, ведь мы находились на совершенно пустой улице, освещённой лишь тусклым светом масленых фонарей и поблизости не было даже собак.
Существо, которое испугавшее коня, появилось рядом со мной так внезапно, словно выросло из под земли или материализовалось из воздуха. Это была девушка… Довольно странная девушка. На ней был чёрный, широкополый плащ с капюшоном, почти полностью скрывающим лицо, а когда она возникла передо мной на расстоянии вытянутой руки и слегка отодвинула этот капюшон, я увидел полные ненависти, холодные, серо – желтые глаза матёрой волчицы, на удлинённом, очень молодом и бледном лице. Тонкие, правильные черты, очень гладкая, но поражающая своей восковой бледностью кожа, густые, светло – русые волосы… всё это бросалось в глаза, но не ослепляло тем восхитительным, внутренним пламенем, которое я увидел и полюбил в первый же миг своей встречи с Раттори. Здесь было что то другое… что то полностью противоположное. В Раттори я полюбил сияние души, в этой же девушке – было только сияние, а души не было. Больше всего она походила на ожившую мраморную статую и поэтому, несмотря на то что её лицо было довольно красивым, а фигура довольно стройной, девушка производила жуткое впечатление.
-Пойдём со мной – сказала она без каких либо предисловий – Не бойся, не сожру.
Не могу сказать что я очень уж сильно был всем этим поражён или испуган. Девушка не вызывала страха, хотя её внешний вид и производил жутковатое впечатление. Просто с первого взгляда, благодаря опять же, выучке Логана, мне стало понятно что она собой представляет… А представляла она собой, довольно странную разновидность «не совсем людей»: загадочное и древнее племя существ, умеющих принимать облик как человека, так и животного – любого зверя и иногда даже птицы, хотя чаще всего эти создания превращались в лис или волков. Они не любили людей, но по настоящему опасны не были: нападали только если человек нападал первым или же иногда – желая отомстить за своих близких, убитых людьми. Люди всегда стремились к уничтожению подобных существ в случае случайного их обнаружения и одной из отрицательных сторон моего ремесла было то, что живя в северных лесах, ко мне и к Логану люди иногда приходили с просьбой «убить оборотня»… Но источником агрессии как правило, были именно люди, а не оборотни. Оборотни жили стаями или кланами, изредка принимали человеческий облик для осуществления каких то своих стремлений в мире людей, а в облике зверином охотились на обычных лесных животных – зайцев, косуль, куропаток, грызунов и т.д. и приближались к людскому жилью, с целью опустошить чей ни будь курятник, только в случае очень серьёзной неудачи на охоте, слишком голодной и морозной зимы… то есть, гораздо реже, чем обычные лисы и волки; но тем не менее, люди воспринимали этих существ как абсолютное зло и стремились уничтожить всеми силами и средствами…
Меня слегка удивило во всей этой ситуации только одно: то, что «девушка – волчица» живёт в этом городе.
-Как тебя зовут? – спокойно спросил я – И что ты здесь делаешь… хотелось бы мне знать.
-Моё имя Илва – ответила девушка; голос был холодным как сталь, лишённым вообще каких либо эмоций – Я здесь живу. С матерью и сестрой. Несколько лет назад в тайге, люди племени огнепоклонников пришли к тебе и старику с очень интересной просьбой… Я тогда ещё совсем мелкой была… Помнишь?
Теперь до меня дошло; такое можно было забыть только на фоне предстоящего «самоубийства» в разбойничьем вертепе… Когда мне было где то около 16, к нам с Логаном среди зимы заявился вождь племени огнепоклонников: растрёпанный, злой, с горящими ненавистью глазами… Он сказал что людям его пламени удалось загнать волчицу – оборотня с выводком волчат. Во время охоты они вышли на волчий след случайно, и пойдя по этому следу нашли логово. Среагировали быстро: отыскав пару дополнительных выходов, перекрыли их, через центральный попытались вытравить дымом, но в этот миг на них напал волк – отец семейства. С большим трудом они его убили: людей было больше и убивать они умели. Но и волк не остался в долгу: одному распорол живот так что все кишки наружу вывернулись, второму горло… Убив волка охотники решили не рисковать и позвать «шаманов» - в конце концов это их дело – бороться с нечистой силой… Оставшиеся в живых организовали осаду логова, но больше не пытались вытравить зверей дымом. Вождь отправился к шаманам… Когда вождь рассказывал обо всём этом, я смотрел на Логана и видел по его глазам что думаем мы об одном и том же: как спасти волчицу с волчатами.
-Уходите оттуда – наконец сказал старик – Просто уходите. Мы придём к волчьему логову и разберёмся с волками сами. Мы убьём их и сожжём трупы, потому что любую нечисть надобно сжигать… надеюсь, Вы это понимаете? Огонь обладает великой очистительной силой, он уничтожит зло, но для того что бы убить этот мерзкий выводок, нам нужно что бы Вы не мешали нам… мы проведём обряд и волки сами к нам выйдут, однако, если Вы будете стоять рядом и ждать, ничего не получиться!
«Огнепоклонник» не мог не согласиться с тем, что огонь обладает огромной очистительной силой, однако то обстоятельство, что на обряд, способный выгнать оборотней из логова нельзя посмотреть, а с убитых зверей содрать шкуру до того как тела приняли облик людей, сильно его огорчило.
-Ну, хорошо… - сказал Логан, видя это – Зачем ты тогда вообще сюда пришёл? Волчица озвереет в конце концов до такой степени что сама выйдет к Вам, а озверевшая волчица с человеческим разумом, понимающая что это - её последний бой и то, что у неё за спиной дети, которых Вы хотите убить... это зверь, пострашнее отца – волка! Нисколько не сомневаюсь что она уложит большую часть охотников, а возможно даже их всех! Ценой своей жизни… да; но она это сделает. Если ты хочешь что бы так было, иди и продолжай ждать или вытравливай дымом… я ничем не могу тебе помочь!
Вождю пришлось согласиться и мы отправились в путь.
Естественно, когда охотники ушли, мы сделали всё наоборот.
После долгой беседы, которую вёл Логан, удалось убедить волчицу что мы на её стороне. Она вышла к нам в человеческом облике… красивая, сильная женщина в одежде из шкур. Тело её мужа к тому времени уже стало человеческим, но она не бросилась к нему со слезами и причитаниями, как это сделала бы любая женщина человеческого племени. Она была волчицей и смотрела на происходящее с холодной отстранённостью наблюдателя. О том, что она чувствует знал только Бог и она сама. Затем из логова вышли две девочки лет 10 – 12. Очень похожие на мать… с серо – желтыми, отливающими сталью глазами и русыми волосами. Труп отца на снегу заставил их лишь бегло бросить на него взгляд, а затем, сузив зрачки, отвернуться и смотреть куда то в даль холодной, заснеженной, полной синей сумеречной мглы, зимней тайги…
- Я не забуду Вашей доброты и заплачу добром за добро, если будет такая возможность – холодно сказала мать семейства – Сейчас нам нужно уходить, не мешкая. Прошу Вас, отнесите тело моего мужа в горы и оставьте там – стервятникам и росомахам. Такова наша традиция в отношении покойных: мы возвращаем природе и её созданиям то, что больше нам не принадлежит… наши тела. Что бы сберечь дочерей, я уйду. Прямо сейчас.
Мы сделали, как она сказала: отнесли тело в горы и оставили его на растерзание хищникам, а волчица с дочерями скрылась среди заснеженных елей и синей сумеречной мглы.
В этой «обортничьей» традиции была своя мудрость и красота, холодная и жестокая, но от этого ничуть не менее величественная и внушающая уважение: «мы возвращаем природе и её созданиям то, что больше нам не принадлежит… наши тела». Я запомнил слова женщины - волчицы надолго, и затем, часто о них размышлял. Они сознают себя частью всего что их окружает и живут в гармонии с природой: убивают, потому что хотят есть или в ответ на агрессию – что бы сохранить свою жизнь, не воспринимают смерть как нечто страшное и фатальное… тела для них это нечто вроде одежды, которую нужно вернуть природе и её созданиям, если она пришла в негодность... Человеческим племенам следовало бы многому у них поучиться.
И вот сейчас, многие годы спустя, я видел перед собой одну из двух, спасённых мной и Логаном от людей, девочек – волчиц, дочерей той гордой хищницы, мужа которой убили огнепоклонники… по причине свойственной всем людям бессмысленной жестокости и полного отсутствия желания мыслить свободно и самостоятельно, а следовательно – вразрез с укоренившимися в сознании в течении многих тысячелетий стереотипными представлениями о добре и зле, о допустимом и противоестественном… да и о мире в целом.
-Ну что так и будешь стоять и мокнуть под дождём? – скорее оскалилась, чем рассмеялась Илва, показав внушающие почтение, ровные, белые ряды, острых зубов – совсем не похожих на человеческие – Чай, не лето? Пойдём… я просто хочу заплатить тебе добром за добро, дав возможность поесть и отдохнуть тебе и твоей кляче!
От такого предложения я отказаться не мог и поэтому не торопясь мы двинулись по вымощенной серым камнем мостовой, под холодным осенним дождём, в ночной темноте, в городе бандитов и шлюх, в стране которой правит тиран с позволения народа, не желающего развиваться и довольствующегося своими маленькими человеческими радостями: трахнуть бабу, напиться, наесться, убить какое либо создание… потому что оно слабее чем ты, или потому что оно отличается от тебя… Мы молча шагали по аду, созданному людьми на планете Земля: два существа, не принадлежащие человеческой расе и потому обречённые быть вечными изгоями среди всех её племён… девушка – волчица и альв – полукровка.
Илва не обманула, мне действительно удалось поесть, высохнуть и выспаться. Она привела меня к себе домой, в неплохую по сравнению с убогими хатами соседей, бревенчатую избу, огороженную каменным забором, где меня сразу встретила её мать и сестра. Мать слегка постарела… но это было заметно только по небольшой сеточке морщин вокруг всё таких же холодных и отстранённых, внимательных, волчьих глаз; фигура и ощутимая сила характера выражающаяся в каждом движении и жесте, остались всё те же; дочка была почти точной копией Илвы, только глаза были чисто серыми, без желтого цвета. Я узнал как их зовут, ведь тогда в лесу, было не до знакомства и бесед… Мать звали Таййя, а сестру Илвы - Эйнли. Моего коня сразу определили в конюшню и накормили овсом, а мне предоставили одну из свободных комнат в доме и прекрасно приготовленное мясное жаркое… Правда это жаркое немного сбило меня с толку: мясо было очень вкусным и набросился я на него с не меньшим энтузиазмом, чем голодный оборотень на косулю, но утолив первый голод и начав задумываться о вкусе этого мяса, я ни как не мог понять, каким животным оно когда то было… На говядину не похоже, на баранину тоже… слишком мягкое; чем то напоминает курицу, но странный, сладковатый привкус, который явно не является результатом добавления каких либо приправ, сбивает с толку. Я хотел спросить об этом хозяек дома, но передумал… усталость и голод были слишком велики, что бы заморачиваться на происходящем.
-Почему Вы живёте среди людей? Да ещё и в этом городе… наверно, одном из самых кошмарных городов во всей империи? – вот и всё что я спросил у Таййи, потому что эти вопросы не могли подождать до утра.
Хищно прищурившись и искривив губы в полуулыбке, обнажившей один из клыков, волчица наклонилась ко мне и прошептала:
- Ложись спать, Оскальд… Обещаю: ты здесь в полной безопасности, потому что однажды спас жизнь мне и моим дочерям. Я возвращаю тебе этот долг. Но пожалуйста, давай договоримся сразу, ты не будешь спрашивать меня ни о чём… ни меня, ни Илву и Эйнли. А я, в свой черёд, предоставлю тебе полную свободу действий и тоже не буду интересоваться твоими делами и планами в этом городе.
Ну что ж… нет так нет; такой ответ не столько удивил меня, (оборотни вообще были скрытым народом и не любили раскрывать свои секреты) сколько озадачил: в голосе Таййи, во всём её облике, в том как она на меня смотрела произнося эти слова, чувствовалось что то фатальное и страшное, какая то тайна, которую она хочет оставить при себе… жуткая настолько, что причастность к этой тайне, способна навсегда изменить, и отнюдь не к лучшему, как человека, так и любое другое разумное существо.
Поэтому, ничего иного, кроме как снять сырую одежду и забраться под одеяло, почти мгновенно провалившись в крепкий, лишённый каких либо сновидений сон, мне не оставалось, что я и сделал.
Меня никто не будил и поэтому проснулся я поздно, уже ближе к полудню. Вышел во двор, не застав волчиц дома. Город при свете дня выглядел уже не таким мрачным, скорее просто убогим. На улице изредка появлялись прохожие, проезжали запряжённые ослами или лошадьми повозки… Люди казались очень замкнутыми… их лица не выражали вообще ничего, как будто какой то злой волшебник взял и превратил эти лица в восковые маски, однако в глазах некоторых можно было заметить тщательно скрываемый страх. Надо было выяснить где находиться «Дом Тролля». Для начала просто выяснить и осмотреться… оценить людей и обстановку, так скажем.
Но я не знал как туда пройти, а если просто пойти по улице, спрашивая об этом первых встречных, что было бы приемлемым в любом другом городе, все, «кому не надо» сразу поймут что я не местный и доложат моему врагу… Поэтому ничего другого, кроме как сидеть дома, дожидаясь возвращения волчиц, мне не оставалось. Я вернулся в дом и стал неосознанно изучать всё что вижу вокруг: просто рассматривать книжные полки и книги, домашнюю утварь, посуду…
Странно что они вот так ушли и оставили дом открытым… и меня – в общем то, совершенно постороннего человека, спящим, в этом доме. Можно было предположить, что они доверяют мне, хотя бы потому что когда то мы с Логаном спасли им жизнь; но ведь дом то всё рано открыт и пока я сплю в него могли забраться воры… А они просто взяли и ушли, как будто точно знают что воры не заберутся. Чем дальше, тем страннее…
В конце концов захотелось есть и я стал обыскивать кухню в поисках еды. Нашёл. Остатки вчерашнего жаркого… Оно остыло, но по прежнему источало очень аппетитный аромат… однако когда я вновь почувствовал этот аромат и усилившееся от него ощущение голода, какой то внутренний голос, что то неосознаваемое мной, но более мудрое чем разум, буквально заорало в сознании: «Не прикасайся к этому мясу! Не вздумай! А ещё лучше – беги без оглядки из этого дома»!
Не нравилось мне всё это и я решил не есть мясо. А потом заметил на полу прямоугольную крышку с ручкой… которая явно прикрывала вход в подвал. Может быть если я загляну в подвал происходящее станет понятней? По спине от одной только мысли об этом подвале, почему то пробежал холодок… Крышка была оббита железом и прилегала к полу едва ли не до состояния полной герметичности. Я вернулся в комнату и взял меч. Зажёг свечу, и приоткрыл крышку на полу… там было темно и тихо, как в могиле. Но первое что я почувствовал, сунув туда свой нос, не оставило никаких сомнений в происходящем… Это была густая, горьковато – приторная, резкая, кажется, проникающая в глубины твоего мозга через органы обоняния, вонь от разлагающихся человеческих останков.
-Ну и зачем ты туда полез? – сдержанно и беспристрастно произнёс металлический голос Таййи у меня за спиной – Ведь всё же по другому могло сложиться…
От неожиданности я чуть не свалился в этот проклятый подвал. Но не свалился. Пытаясь не дать волю никаким эмоциям, спокойно закрыл крышку и обернулся. Они стояли в нескольких шагах от меня… все три: женщины – волчицы с холодными, всё понимающими, но отстранёнными глазами, с белыми, острыми, нечеловеческими клыками, скрытыми за улыбкой таких нежных губ… Три ожившие мраморные скульптуры, не способные испытывать ни страдания, ни жалости, ни любви…
-С каких это пор оборотни делают жаркое из людей? – произнёс я, глядя на них и как мне казалось – незаметно опуская руку поближе к мечу на поясе – С каких это пор ваше племя стало питаться падалью?
-С тех пор, Оскальд, как люди решили что нас можно безнаказанно убивать… просто так, потому что мы – волки – ответила волчица, демонстрируя всю ту же безэмоциональность – С тех пор, как охотники убили моего мужа, а я с дочерями вынуждена была уйти из леса среди зимы… в никуда, в морозную, снежную ночь. Почему людям можно убивать волков, а нам их – нельзя? Почему наше племя, испытавшее на себе так много зла от людей, должно проявлять к ним милосердие… ведь тысячи лет люди убивали оборотней только за то что они оборотни? Почему??? Не кажется ли тебе что более разумно в такой ситуации, это начать рассматривать людей, как возможную добычу… Ведь люди убивают косуль, лосей, зайцев и иных животных, для того что бы съесть их, накормить их мясом своих детей… как собственно и оборотни, но лишь человек… один человек, среди всех существующих видов, способен убить просто так: потому что создание, которое он убивает – не нравиться ему, отличается от него, внушает ему страх… Так чем же этот человек лучше той же косули? Он – всего лишь один из видов, его можно убить и сожрать, как и любую другую добычу, но пользы от этого убийства всё же будет больше, ибо среди всех – только один человек возомнил себя господином на этой планете и только он – способен убивать просто так, как других живых существ, так и себе подобных!
Что можно было ей сказать? Она была права и не права одновременно, потому что люди действительно всего лишь один из видов, который несёт в себе зло, великое зло, от чего то свято уверовав в своё превосходство над другими живыми существами, но уподобляться людям в этом безумии – становиться таким же злом как и они, разве это достойно?
-Я убиваю людей и ем их мясо – сказала Таййя – И не вижу в этом ничего плохого. Тебе, насколько я помню вчера, это мясо пришлось по вкусу… - она усмехнулась, обнажив длинный, белый клык – И люди об этом знают… люди знают что мы за существа и бояться нас, но не пытаются нас уничтожить… что возможно только здесь – в этом городе, потому что, то, что я делаю, я делаю по своей воле и с позволения Маддора. Он говорит мне кого убить и я убиваю… - она хищно облизнулась, сверкая глазами, засветившимися в этот миг ярким, жёлтым светом – Для меня нет разницы между Маддором и любым другим человеком, я ненавижу всех людей в равной мере, но Маддор – бандит и убийца, правящий этим городом, и находясь у него на службе я могу реализовывать свои желания… свою жажду крови и смерти, адресованную всему человеческому роду! При чём абсолютно безнаказанно!
-И если Маддор скажет тебе «пойди и возьми ребёнка из колыбели, предварительно оглушив его мать, а потом свари на медленном огне этого ребёнка на глазах у матери и скорми своим дочерям»… в качестве меры устрашения для этой семьи, так скажем; ты сделаешь это?
-Да, сделаю – твёрдо произнесла она и её глаза опять стали холоднее льда – Но не потому что этого хочет Маддор, а потому что этого хочу я.
-Ты – чудовище…
- Да, я чудовище. Но ни чуть не больше, чем весь человеческий род.
-И меня ты тоже ненавидишь?
-Нет. Ты не человек.
Глубоко вздохнув, я отошёл в сторону, сел за стол и закрыл лицо руками. Хотелось выть от безысходности… Хотелось умереть от осознания абсолютного торжества этой грубой действительности, которую миллионы сущих делают таковой своими руками, хотя, при желании могли бы делать нечто совершенно другое… Эта планета могла бы стать раем. Если бы каждый этого захотел и смог измениться таким образом, что бы никому не нести в себе зла… эта планета могла бы стать раем.
Волчицы смеялись надо мной. Они не собирались меня убивать, даже не смотря на то, что я разгадал их тайну. У них не было для этого причин: все в городе знали что они убивают людей и питаются их плотью, но пока городом правил Маддор, им ни что не угрожало. Они были чем то вроде цепных псов, которых этот изверг спускал на всех кто ему не угоден… и им нравилось это положение, потому что нравилось убивать людей. Если бы они знали что я пришёл в город для того что бы убить Маддора, то вероятно набросились бы на меня… но они этого не знали.
-Я хочу увидеть Вашего Маддора – сказал я, после недолгого размышления – Просто увидеть его, посмотреть в его глаза… Это возможно?
-Насчёт «посмотреть в глаза» - не знаю, но просто увидеть его со стороны – возможно – ответила Илва – Только зачем тебе это?
-Мне интересно… - произнёс я, стараясь быть как можно более естественным – Интересно, как может выглядеть человек, воплощающий собой столь совершенное зло… Бандиты такого уровня встречаются не каждый день, и коль уж я здесь, мне было бы любопытно, поглядеть на «духовного лидера» всего этого… кошмара.
-Есть такая пословица: любопытство сгубило кошку…
-Но я не кошка. К тому же с такими волчицами – что меня может сгубить? Или его? Если я поведу себя как то не так… Вы же перегрызёте мне глотку, стоит ему приказать. Если приказа не будет – я не человек и поэтому у Вас нет причин ненавидеть меня, особенно учитывая что давным – давно я и старина Логан спасли Вам жизнь, и поэтому, надо полагать, Вы не позволите мне погибнуть.
-Ты ставишь нас в странное положение своей просьбой, но ты прав: если он прикажет, мы будем вынуждены перегрызть тебе глотку… Но вне каких либо приказаний мы будем тебя защищать, потому что ты спас нам жизнь – проговорила Таййя, задумчиво крутя на тонком пальце прядь своих русых волос – Поэтому раз уж тебе так хочется увидеть Маддора, в твоих интересах вести себя тише воды и ниже травы… что бы он не приказал нам перегрызть тебе глотку. Мы можем провести тебя в «Дом Тролля» но лишь при условии полного подчинения, первым правилом которого является молчание. Никаких вопросов. Никаких «своих мыслей». Говорить – только если спорят, то что мы тебе скажем, если не спросят – не говорить. Наблюдать, изучать, но не выдавать своих мыслей и чувств в отношении того что видишь ни словом, ни жестом, ни взглядом. Если ты сможешь так себя вести, мы проведём тебя к Маддору и этот поход ни для кого не закончиться смертью. Ты сможешь?
-Да, смогу.
-Если на твоих глазах кто то будет насиловать девушку или убивать кого либо… ты сможешь не просто не вмешаться, но не проявить вообще никаких эмоций?
-Да.
-Если тебя оскорбят какой либо просьбой или высказыванием, ты сможешь не показать этого, но сделать вид что не слышишь, или, если это сделает Маддор, выполнить любую его просьбу так как будто это в порядке вещей?
-Насколько «любую»?
-Насколько фантазии хватит…
-Не знаю. «Любую» - скорее всего, нет.
-Это хорошо.
-Почему?
-Это проверка. Если тебе скажут «встань на колени» и ты это сделаешь, тебя только убить и остаётся…
-Понятно. Что ещё?
-Да особо ничего…
-Замечательно. Когда идём в «Дом Тролля»?
-Сегодня вечером.
Сегодня вечером… Хорошо. Уйдя в отведённую мне комнату я лёг на кровать, с головой укрылся одеялом и поставил перед собой задачу не двигаться, не о чём не думать, и ничего не чувствовать. Это была своего рода духовная практика, которой в ряду прочего, обучил меня Логан: отключить поток мыслей и чувств, физические ощущения тоже отключить, впасть в состояние близкое к анабиозу, как можно было бы сказать сейчас, на современном языке. Исполняется перед любым важным делом или если ты болеешь, ранен в бою, и т.д. Смысл её в том, что бы не делать себе ещё хуже чем есть – своими мыслями и чувствами… Да, я это умел. Состояние полного бесчувствия и отсутствия мыслей в голове наступило быстро. Но где то на периферии сознания была боль и тотальная, относящаяся ко всему этому миру и своему месту в нём, безысходность. Безысходность бытия…
Волчицы разбудили меня на закате, когда солнце ещё не исчезло за горизонтом, но всё вокруг утопало в нарастающих синих сумерках и ярко – алых лучах покидающего этот конец земной тверди небесного светила. Разговоров особых не было, за исключением кратких инструкций о том как отвечать на возможные вопросы. Я хотел взять с собой меч, но этого мне не позволили. В сопровождении эскорта из трёх страшно - красивых женщин, способных кому угодно перегрызть горло и питающихся трупами своих жертв - людей, чьё мясо и мне, не ведая того, пришлось попробовать, я шёл по захламлённым различным мусором, вымощенным серыми камнями улицам города Ньиори, навстречу своей смерти или своей судьбе… В голове, пока я шёл вертелся, не такой уж и сумасшедший, как мне тогда казалось, план: войти в доверие к Маддору, записаться в его шайку, некоторое время пожить в городе на правах одного из головорезов, а затем, когда этот зверь привыкнет ко мне до такой степени что позволит себе остаться со мной один на один, не боясь, что я причиню ему какой либо вред, отрубить извергу голову и тихо смыться… Это казалось мне вполне осуществимым… пока я не пришёл в «Дом Тролля» и не увидел Маддора.
Сам по себе кабак выглядел более чем прозаично, если не сказать, убого: крепко сбитое, двухэтажное, деревянное здание с обшарпанными стенами и решётками на окнах… В верхних окнах света не было, из нижних, распахнутых настежь, на улицу проникало приглушённое сияние, дым и гул нескольких десятков пьяных голосов… У дверей, тоже не затворённых, стоял привратник, всем своим видом чрезвычайно напоминающий того тролля, в честь которого назывался кабак: такого верзилу не каждый день можно встретить среди людей. Увидев меня, он нахмурился и выпятил нижнюю губу, и без того сильно выступающую вперёд по сравнению с верхней и контрастирующую с ней толщиной и размером, но волчицы шепнув ему что то насчёт меня, ликвидировали конфликт ещё до того как он успел возникнуть. «Ну здравствуй, ад»… - подумал я, заходя вместе с моими спутницами в тёплый, шумный, прокуренный, пропахший потом и перегаром, полумрак кабака – «Здравствуй, созданный людьми на земле… ад».
Шагнув за порог, я оказался в узком, каменном коридоре, освещаемом тремя парами симметрично развешенных на стенах факелов и заканчивающимся плавным поворотом в зал для посетителей. Волчицы были рядом. Таййя уверенно шагала впереди, поглядывая на всё вокруг с высока, Илва сбоку, Эйнли – у меня за спиной. Глядя на такое расположение можно было предположить, что они мои «телохранители», а я – какой ни будь «авторитет», прибывший в разбойничий вертеп инкогнито.
Надсадные аккорды истерзанной жизнью гитары, пьяная буботня, гул, звук соударяющихся кружек, горьковатый запах самых различных сортов алкоголя и застойный табачный дым становились всё насыщенней по мере нашего приближения к залу… Мир людей! А чего ты собственно, хотел? Свернув в зал, я увидел перед собой отвратительную картину повального пьянства и разврата. Зал был не велик – три десятка посетителей умещались в нём как сельди в бочке, но кажется совсем не стесняли друг друга. Мускулистые мордовороты в узких кожаных брюках и кирзовых сапогах лапали растрепанных, грязных шлюх, обнимающих и целующих их, распластавшись у них на коленях. Элегантные сутенёры, аферисты и ещё Бог знает кто с грубоватой наигранностью, пытаясь соблюсти какие то эфемерные в этой кромешной тьме правила хорошего тона, флиртовали с менее истасканными, молодыми проститутками. В святящихся пьяным весельем глазах, некоторых из девушек вспыхивало и тут же угасало какое то странное сияние - бледный отблеск того доброго, нежного света, что присутствовал в каждом из нас, когда мы были детьми, и чьи последние, затухающие отсветы, выражались в способности испытывать отвращение к тому что твориться вокруг и к самим себе.
Смрад стоял жуткий. Несколько, особо разошедшихся пар, совокуплялись прямо на полу и окружающая их толпа товарищей смеялась, улюлюкала и всячески подбадривала мужика. Женщина под ним не просто стонала – она издавала все мыслимые и немыслимые звуки, походящие то на жалобный собачий вой, то на грозное звериное рычание, то на дикий крик наслаждения и боли… В тени, ближе к углам помещения и у внутренних переходов, тоже процветал разврат, но разврат иного характера: педофилия, мужеложство, совращение малолетних… Я намеренно называю это просто распространёнными в современном мире терминами, потому что вдаваться в детали, описывая происходящее, нет никакого желания.
Во всём этом кошмаре меня добил не столько сам кошмар, столько то, что все были довольны… буквально счастливы от того что творят. Здесь было очень много различных видов разврата, жестокости, пьянства, безумия… но не было насилия! Всё, совершаемое людьми, совершалось добровольно и по взаимному согласию и приводило, в конечном итоге, к получению удовольствия. Вот это меня и добило. Я чувствовал, что вся моя «светоносная ахинея» - живущая в душе уже много лет философия альтруизма, чистой, беспорочной любви, милосердия, прощения, умения слушать и понимать других… просто летит к чёртовой матери, растворившись в лихорадочном блеске глаз любой из присутствующих здесь проституток, в маленьких, желтых пузырьках, поднимающихся со дна опустошаемой сутенёром бутылки, в ком угодно и в чём угодно… в этом аду, который для них – рай. Потому что людям не нужна «чистая любовь и альтруизм». Люди любят жестокость и разврат, люди наслаждаются выпивкой и сексом, людям по фигу на «духовность» и «бездуховность», на «добро и зло»… Они живут во имя грубого наслаждения и не задумываются ни о смысле жизни, ни о том, что завтра, возможно, кого из них, в одной из многочисленных разборок, настигнет смерть. Просто живут и всё.
-Иди к стойке, закажи себе чего ни будь… - шепнула мне Таййя.
- Зачем? Я не хочу пить… Я пришёл что бы увидеть Маддора.
-Не испытывай моего терпения, Оскальд. Маддор любит иной раз играть роль бармена… Серьёзно тебе говорю. Он и сейчас это делает. Иди… Но осторожнее в словах и поступках. Он людей насквозь видит. Запомни: насквозь.
От такой информации голова пошла кругом, ведь я представлял себе процесс «вхождения в доверие» к главарю и всей этой развесёлой компании не иначе как нечто постепенное, продолжающиеся в течении нескольких месяцев, а может даже и лет. А он стоит себе за барной стойкой, строит из себя простого служку, и при этом «людей насквозь видит»… Гениально! И при этом, скорее всего – убийственно, для меня.
-Чего ты ждёшь? Боишься?! – сдержанно засмеялась Эйнли, глядя на меня совсем не смеющимися, холодными глазами волчицы – Иди… ты ведь этого хотел. Если тебе нечего скрывать и ты не замышляешь ничего худого, никто тебя пальцем не тронет, а если твои интересы и возможности совпадут с целями которые ставит перед собой Маддор, может, он даже примет тебя в банду. Не сразу конечно… присмотрится вначале, заставит пройти некоторые испытания. Но потом всё равно примет и найдёт дело по тебе. Так ведь и с нами было, когда мы пришли в этот город.
«Оскальд, ты влип. Ты по уши в д****е, Оскальд. И похоже что шансов выбраться из этого д****а у тебя нет»… - печально произнёс внутренний голос. И тогда, чисто по русски – как можно было бы оценить это теперь, глядя на прошлое из этой жизни, я подумал «эх, была, не была!» и спокойно отправился к барной стойке.
В сумрачном свете немногочисленных факелов и свечей – размытом и зыбком из за обилия табачного дыма, бар выглядел как какой то маяк во тьме: там было светлее чем во всём зале – богатый арсенал бутылок и бочек с алкоголем, холодные закуски и прочая мелочь, выставленные на прилавке, освещались повешенными вдоль каждой полки небольшими масляными лампами, фигура бармена на фоне этой сияющей заразы… выглядела как тёмный мужской силуэт, по мере моего приближения к нему, приобретающий всё более отчётливые очертания. Подойдя ближе, но при этом продолжая оставаться в тени, что бы для начала получше осмотреть и оценить своего противника, я увидел что этот человек воплощает в себе самые лучшие особенности по настоящему прекрасной старости.
В нём не было ни грамма лишнего веса – только мышцы и кости, при этом каждый жест, каждое движение его были наполнены какой то фантастической грации и характерного, воровского достоинства. Он был на голову выше меня и гораздо шире в плечах, хотя, конечно, его сложение нельзя было назвать богатырским. На своеобразно - красивом, вызывающем лице почти не было морщин, но взгляд выдавал возраст. Высокий и гладкий лоб, плоские щёки, прямой и заострённый нос и высокие скулы сияли странной белизной и выглядели как отшлифованный искусным мастером мрамор. Глубоко посаженные, темно – серые глаза прямоугольной формы безотрывно смотрели на собеседника с не тускнеющем выражением привычной жесткости и тихого, пытливого подозрения. Длинные, синевато – седые волосы были стянуты в хвост чёрным кожаным ремешком. Идеально выбритая, нижняя часть лица привлекала внимание приятной, загадочной полуулыбкой. В этом человеке чувствовалось что то глубоко порочное и мистическое, но вместе с тем невероятно притягательное. Притягательное настолько, что на какую то долю секунды я почувствовал, что, может быть, не смогу его убить. Однако разум, едва это предчувствие возникло, сразу же сказал своё веское слово: «Ну конечно не сможешь… Потому что он убьёт тебя».
Надо было подойти и что то заказать. Я подошёл и заказал кружку пива. Совершенно нейтрально, не глядя ему в глаза. В следующий миг я понял, что это была ошибка – не смотреть в глаза, но исправлять её было поздно. «Бармен» смотрел на меня очень внимательно, откровенно – изучающе, и даже не глядя на него, я чувствовал себя так, как будто меня ощупывают десятки щупалец какого то невидимого чудовища. В сознание стали появляться какие то «левые» мысли, которые тут же оценивались как несущественные, но тем не менее – появлялись: «почему никто не попытался меня остановить, когда я шёл через зал? Ни одна проститутка, ни один мордоворот… обычно к чужакам всегда задираются… а я прошёл себе, спокойно, как будто на мне «шапка – невидимка»… почему? Может волчицы предупредили? Но они же всё это время были со мной – до того как я вообще сказал им о своём желании увидеть Маддора… Они не могли… Или могли? Здесь какой то подвох… Все они знают о том кто я и зачем нахожусь здесь, но намерено притворяются что не знают, что бы превратить мою смерть в весёлое, в их понимании, представление»! Чёрт! Я не должен так думать… Почему я это думаю?
Щупальца невидимого чудовища проникали всё дальше – от лица – в мозг, в сознание… и словно вытягивали из меня эти мысли, которые, я прекрасно понимал, что нужно скрыть, но скрыть не мог. Тогда, оторвавшись от пива, я взглянул в спокойные, и как будто даже смеющиеся, глаза своего врага. И увидел, что говорить ничего и не надо. Не надо врать, не надо притворяться тем, кем я не являюсь… Он знает. Знает едва ли не всё, что содержится в моей голове… и смеётся надо мной, как смеялся бы профессиональный убийца, над мальчишкой, который по глупости, решился бросить ему вызов. Но я решил довести эту игру до конца, сохранив при этом достоинство.
- Прежде чем ты прикажешь своим головорезам убить меня – произнёс я без каких либо эмоций, тем более что их на самом деле не было – Я хочу что бы ты ответил мне на один вопрос. Желание человека которому скоро предстоит отправиться на тот свет – закон, и я надеюсь, ты уважаешь этот закон, и выполнишь мою просьбу, как это делали все люди во все времена…
-Ты очень глупый… - произнёс Маддор беззлобно. У него был приятный, хорошо поставленный голос с такой интонацией, какие обычно свойственны каким ни будь учёным, профессорам, преподавателям, лекторам… но никак не главарям преступных группировок.
-Ты очень глупый и поэтому думаешь что я ещё глупее… - продолжил он, улыбаясь – Кто дал тебе право решать за меня что я непременно возьму и прикажу «своим головорезам» тебя убить? Может, я поступлю по другому, а? Такой вариант не приходит тебе в голову? А если я поступлю по другому… не важно как, просто по другому, мне не надо будет выполнять твою просьбу, потому что смерть тебе не грозит. Во всяком случае – с моей подачи…
-Ты не хочешь отвечать на вопрос который мне хотелось бы тебе задать? Ведь эта последняя просьба заключается только в том что бы ответить на мой вопрос… - сказал я, чувствуя, что меня намеренно сбивают с толку – А в том что ничего хорошего меня здесь не ждёт я не сомневаюсь. Если ты меня не убьёшь, значит сделаешь что ни будь похуже… поэтому лучше убей.
-Наглая пошла молодёжь! – воскликнул Маддор, смеясь ещё громче – Но в том что я тебя не убью, а сделаю что ни будь похуже, ты в общем, прав… Ты же альв. Альвы, в отличие от оборотней, способных превращаться в животных, могут трансформироваться только в существ своего же вида, но противоположного пола. Если ты не совсем идиот, то о том, какое применение в своём доме я тебе найду, зная эту способность альвов, догадаться сможешь… Ну, извини. Из тебя не получиться ни зверь, способный убить, ни воин, полезный в бою. Из альвов такое никогда не получалось, за то получались очень дорогие шлюхи, с помощью которых можно зарабатывать очень большие деньги среди любителей экзотики. Поэтому я заставлю тебя трансформироваться… и дело в шляпе! Зачем мне тебя убивать, даже зная, что ты пришёл сюда что бы по каким то своим соображениям убить меня, если я могу сделать на тебе хорошие деньги?
Злоба, вспыхнувшая в этот миг в моей душе была подобна испепеляющему всё вокруг пламени лесного пожара… но длилось это не долго и ничем кроме раздавленной рукой кружки с пивом, не закончилось. Пиво потекло по барной стойке на меня же, Маддор рассмеялся ещё громче, и желание выхватить меч… которого нет в наличии и порубить всё вокруг, начиная с этого «нелюдя», привело лишь к отчаянью и чувству глобальной, беспросветной безысходности… Ведь меча действительно не было. И какого либо другого оружия тоже не было: волчицы наотрез отказались вести меня в «Дом Тролля» с оружием. Не осколками же от глиняной кружки крушить всё вокруг…
-Никто никогда не заставит меня делать то, чего я не хочу – произнёс я, глядя ему в глаза, с такой холодной ненавистью и спокойствием, что самому стало не по себе – Ты можешь меня убить, предварительно долго поиздевавшись, но я никогда не буду подчиняться ничьей воле, кроме своей.
-Как тебя зовут? – спросил он, почему то вдруг перестав смеяться и сделав вид, что не замечает раздавленной кружки.
-Оскальд.
-Знаешь, Оскальд… В этом городе уже был один альв. Он нравился моей дочке, хотя лично у меня на него были совсем другие планы. Но если бы у него с дочкой всё сложилось… ну, любовь там и прочая хрень… ты понимаешь; я бы не стал им мешать, я бы отказался от своих планов на этого альва, которые, надо думать, были аналогичны, тем планам, которые я строю, глядя на тебя, потому что альвы больше ни на что не годятся. Он это понимал и у него был выбор, которого сейчас нет у тебя. Но он не любил мою дочь и трансформироваться, что бы стать дорогой проституткой тоже не хотел. Из двух зол он мог бы выбрать наименьшую, став любовником моей дочери, но он отверг и то и другое. Тогда мы его убили… И знаешь, это была не самая лёгкая смерть, хотя в городе и болтают, что просто зарезали. Так - то оно так, но перед тем как зарезать, хорошо поиграли с придурком. Он потом сам просил что бы его зарезали. Хотя могли бы и не делать этого… какой нам толк с его трупа? Угрожающих жизни травм не было. Но он просил. Он не хотел жить после этого… всего. Понимаешь? Но при этом у него даже не возникло мысли принять наши условия: такая возможность была до последнего момента, но он предпочёл смерть. С одной стороны это вызывает у меня уважение, но с другой – это ведь правда глупо: умирать, когда можно жить, только из - за того что ни хочешь подчиняться чужой воле… Тогда моя дочка взяла большой такой ножичек… приказала нашим держать эту зеленоглазую хрень покрепче, и без лишней спешки отрезала его дурную башку, которую затем насадили на кол и поставили на центральной площади, для устрашения народа, так сказать. Ты похоже очень хочешь что бы с тобой случилось нечто подобное, да, Оскальд?
Честно говоря, мне хотелось сейчас не «чего то подобного», а просто провалиться под землю или раствориться в воздухе… но этого я, разумеется, говорить не стал. Мысли и чувства понемногу стали приходить в порядок и я решил, что в таком положении, самым разумным с моей стороны было бы попытаться «потянуть время», «поиграть» с ним, уклоняясь от каких либо однозначных выводов и необратимых поступков.
-Налей ещё пива, Маддор… - сказал я с искренней беззаботностью обречённого – Я не могу пока ответить на твой вопрос, мне нужно время что бы подумать и если бы ты дал мне немного времени, я бы это оценил по достоинству.
-До утра тебе времени хватит?
-Вполне. Дай пива…
Глянув на меня недоверчиво, Маддор взял другую кружку и налил пива. Кто то уже убрал осколки от первой…
-Только не ломай посуду больше – сказал он, смеясь – Мне осточертело каждую неделею заказывать у гончара новые наборы…
-Здесь так часто бьют посуду?
-Ты всё ещё не понял что находишься не в раю?
На сей раз мы рассмеялись одновременно…
-Скажи мне тебе знакомо имя Раттори? – неожиданно даже для самого себя спросил я, отхлёбывая из кружки: пиво было горькое, алкоголя в нём содержалось явно больше чем должно быть в пиве – Девушка по имени Раттори, из свободного народа?
Он задумался не надолго.
-Знаешь… в моей жизни было так много шлюх… - произнёс он – Так много… а это имя «Раттори» - довольно распространённое, да и представителей «свободного народа» по свету не мало бродит.
-Он не шлюха. Не смей так говорить! По крайней мере до встречи с тобой она такой не была…
-Да погоди ты рычать! Цыганка, говоришь? Раттори… молодая… Ну да, сейчас припоминаю. Её совсем ещё соплячкой продали нам её же родители. Красивая была девочка. И гордая. С характером, так скажем… Если б они её нам не продали, с голоду бы померла. Тогда зима была лютая, много людей умерло… а цыгане… они ж плодятся как тараканы и совсем не задумываются о будущем своих детей. Ну вот, что бы дожить до весны и прокормить оставшихся четверых детей, её родители и сбагрили девчонку нам. Я её не трогал, никто из наших её не трогал – пока мелкая была. Потом, естественно, планировалось дорого продать вначале её девственность, а дальше – как пойдёт… Есть любители альвов, есть любители цыганок. Ничего личного, просто бизнес. Откормил я её, вылечил, одел по человечески. Вкладывал в неё деньги, не считая, потому что правда красивая была девочка и в будущем имела все шансы приносить хороший доход моему заведению. Но она меня подвела. Лет в 14 снюхалась с каким то придурком… девственность – коту под хвост, товар испорчен! Мы этого придурка быстро того… ну, ты понимаешь; её под замок… что б совсем не потерять: ладно, не продать уже девственность, но её саму то ещё продавать можно, ведь такая ж молодая и красивая, как и была! У неё естественно, сопли, слёзы, ненависть к нам всем… забыла, что сдохла бы со своими предками, если бы мы её той зимой не купили, забыла, что она не просто так живёт здесь, что она – товар и в вечном долгу перед нами, а долги следует отдавать! Ну, думаю, ладно… перекатает её, посидит пару - тройку месяцев в тёмном чулане, успокоиться, и всё нормально будет. Куда там!
Посидела, конечно, хотя нельзя сказать что успокоилась… но через – пару тройку месяцев выяснилось что обрюхатил её тот придурок! Совсем я пал духом видя такую картину… столько вложений! И вот те на: уже не девственница, да ещё и беременна! Надо было срочно что то придумывать, и я решил обратиться к знахарке… Есть у нас тут такая бабуся… роды принимает, хвори всякие лечит, а если надо – может и прерывание беременности сделать, при чём на любом сроке! Правда на больших сроках – мрут у неё бабы через одну: какая выживет, какая помрёт – от боли или от кровопотери – ведомо только Богу… Но у Раттори был не такой уж и большой срок, поэтому действовать надо было не мешкая. Я ей всё объяснил… всё таки живой человек. А она на меня в ответ с ножом бросилась… Ну что тут сделаешь? Пришлось насильно: накачали наркотиками, отнесли к знахарке, заплатили ей, она сделала всё что надо… убрали ребёнка, Раттори даже боли не почувствовала под наркотой. Но потом, когда оклемалась и поняла что с ней произошло, вообще невменяемая сделалась. Я до последнего пытался сохранять терпение и старательно объяснял ей в чём её ошибка, а в чём – предназначение… «Ты будешь в золоте купаться, у тебя будут самые дорогие наряды и всё что ты захочешь… я же люблю тебя как дочь… Просто стань тем чем должна быть. У тебя нет ничего кроме красивого тела. Выгодно продавать это тело – всё, что ты можешь. Будешь делиться со мной деньгами за кров и еду, за то, что тебя, суку, от смерти спас… Это нормальный, честный бизнес. Вот чего ты с ума сходишь»? Но всё было бесполезно. Когда она физически восстановилась после прерывания беременности, я попробовал пустить к ней клиента… бедолага выбежал из чулана с расцарапанной физиономией и сильно покалеченным глазом. Еле расплатились с ним за ущерб. Тогда терпению моему настал придел. И я решил, что я и мои ребята будут делать с ней что захотят и когда захотят в любое время суток и в любой очерёдности… потому что иначе эту бешеную суку уму – разуму не научишь. Так и стало происходить: первым был я, затем один за одним, в чулан спустились все… и повторяли это несколько недель к ряду. При этом я посадил её на хлеб и воду и на всякий случай – на цепь… Я всё ждал, когда же она покориться, когда осознает насколько хороша могла бы быть её жизнь по сравнению с тем что сейчас и попросит у меня прощения…
Но она становилась всё более безумной и под конец, уже не реагировала на ежедневно повторяющееся насилие. И не разговаривала. Просто смотрела в одну точку… как будто и вовсе не ощущая всего что с ней делают. А потом – она сорвалась с цепи… каким то образом перетёрла звено и ушла. До сих пор не понимаю как ей это удалось: уйти из моего дома, из моего города, совершенно ни кем не замеченной… Однако, она это сделала. Все мои капиталовложения полетели к чертям! С тех пор я ничего не знаю о ней.
Внимательно выслушав его рассказ, я понял, что должен его убить… или умереть, пытаясь это сделать. Такое зло на Земле существовать не должно и я никогда не прощу себя если позволю ему существовать. И дело тут было не только во всём этом кошмаре, который он сотворил с Раттори… и должно быть, с десятками других, таких, как она; просто так не должно быть… люди делают товаром других людей и существ, и всё это воспринимается как вариант нормы в масштабах целого города… да, что там города! Целой цивилизации! Конечно, ничего нового я не увидел. Эти нормы были сформированы историей и существовали уже давно: что бы выжить нужно что то производить или чем то торговать – воины торгуют своей силой, маги и шаманы – своими способностями, женщины… бедные женщины! Если ты женщина, тебя будут опускать только потому что ты женщина и единственная перспектива для тебя – если ты не ухитрилась стать воином или магом, это быть чьей либо женой… или шлюхой! Больше никаких вариантов! То же самое с альвами – из за их природной красоты и способности к трансформации для людей это просто товар… женщины в мире людей – это тоже просто товар… Вот «волчицы» хорошо приспособились: они, хоть и женщины, но могут превращаться в суровых хищниц, способных порвать кого угодно… в этой способности – их сила и их слабость: вечные изгнанницы среди людей, ненавидящие их за кровь своих братьев и сестёр, проливаемую людьми веками, они нашли способ мстить людям, найдя этот проклятый город, в котором всё наоборот, наверное, в большей степени, чем где ни будь в мире… Но разве эта извращённая месть с убийством по приказу и последующим пожиранием человеческой плоти является изначальной сущностью их души, разве она – именно то, с чем они пришли в этот мир? Будучи слепыми щенками, сосущими молоко матери в волчьем логове, разве о человеческой крови мечтали они? Оборотни никогда не стремились к убийству людей, вопреки всем предрассудкам, которые придумали о них люди… Да, они были хищниками и естественной пищей для них было мясо. Но не человеческое, ведь волками они были в той же мере что и людьми! Здесь всё наоборот… в этом мире всё наоборот… и я никогда не смогу изменить мир к лучшему. Но Маддор… убийца и садист с внешностью профессора и способностью «видеть людей насквозь»… всё - таки должен умереть, потому что представляет собой одно из совершеннейших воплощений жестокости и порока всей человеческой цивилизации.
Оглянувшись вокруг, я увидел что все настолько перепились, что будь у меня в руках меч, я смог бы пожалуй, и снести голову Маддору и выйти отсюда живым. Единственную угрозу представляли собой волчицы – они не пили, а скромно сидели за столом, в дали от всех, наверное, в самом тёмном углу какой только можно было найти и внимательно наблюдали за всем что твориться в зале, в том числе и за моим общением с Маддором. Наверно, мои мысли отразились у меня на лице… а быть может, этот зверюга действительно «видел людей насквозь».
-Даже не думай об этом – сказал он, на удивление спокойно – Я тебя вырублю, раньше чем ты успеешь что либо понять… и для этого мне не нужны не мои ребята, не волчицы. И оружие не нужно. Мне взгляда достаточно что бы убить или обездвижить… уж поверь на слово; я не люблю этим пользоваться – слишком много энергии уходит, потом долго восстанавливаться приходится… Но когда надо – делаю. Так что лучше не рыпайся. У тебя сейчас только один выбор: жить как тебе предлагают или умереть. Решай.
Поглядев на него затравлено, я ничего не ответил. Он был прав. У меня был выбор между двумя этими вариантами… и только; а для того что бы убедиться в том что он не блефует в отношении своих способностей, достаточно было просто посмотреть на него: такой обжигающей волны силы, я не чувствовал ещё ни от одного человека, из всех, что встречались мне на дорогах жизни. Маддор был магом, какой то неведомой мне разновидности. Логан, по сравнению с ним, не смотря на альвское происхождение и мудрость веков, воспринимался только как простой деревенский знахарь, разбирающийся в травах и умеющий лечить людей, но никакой реальной силой без всех этих настоек и заговоров, не обладающий. Но сила Маддора была направлена на зло, а не на добро: он не нёс ничего хорошего этому миру, но просто брал от него то, что хотел, как варвар, для которого чужая жизнь и смерть ничего не значат. Будь у него такое желание, эту же силу, можно было бы направить на благо других живых существ и людей, и тогда эффект, без сомнения, был бы гораздо большим, чем от всего, что совершалось в этом мире моим старым учителем, но он не хотел этого.
Приближался рассвет. Мне надо было выбирать между жизнью в неволе и постоянном унижении и смертью, и хотя в душе мой выбор в пользу последнего варианта был уже совершён, я почему то тянул с ответом… как будто ждал чуда. И чудо произошло.
Началось с того, что в зале, наполненном дымом, шумом и теплом от десятков человеческих тел и камина, внезапно повеяло холодом и стало как то подозрительно тихо. Я сидел спиной к залу и смотрел на Маддора, стоящего за барной стойкой… он что то видел там, куда я ещё не успел обернуться, и к своему немалому удивлению, я заметил в его глазах страх. Среди странной, ничего хорошего не сулящей нам всем тишины, раздалось приглушённое, предупреждающее рычание волчиц, уже утративших человеческий облик. Я обернулся.
Экхоган… Впрочем, тогда я ещё не знал ни его имени, ни его самого. Просто высокая, статная, мужская фигура в чёрном плаще с капюшоном, закрывающим большую часть лица. Он стоял посреди зала: без оружия, молча, не двигаясь; однако, люди, несколько минут назад бесновавшиеся в этом зале, теперь освободили пространство и сразу же протрезвев, расположились вдоль стен, пытаясь изо всех сил вжаться в эти стены и стать как можно более незаметными… Если в глазах Маддора я увидел просто страх, то на побледневших лицах его людей, был написан ужас… дикий, первобытный ужас, полностью парализующий разум и волю. Именно с таким выражением все они смотрели на неподвижно застывшего в центре зала, незнакомца в чёрном.
Мне стало смешно. Видимо, мои «развесёлые перспективы» в ближайшем будущем уже настолько снесли мне крышу, что бояться или сожалеть о чём либо, я уже не мог, мог только смеяться. И я засмеялся…при чём искренне, от души. Ну, правда… просто мужик в чёрном плаще… даже без оружия… даже лица не видно… Я точно живу в сумасшедшем мире, весь мир – одна большая психушка... Чего они бояться, их так много, а он один? Что он скрывает под капюшоном… морду какого либо неведомого чудища? Да даже если и так, их всё равно больше, а он без оружия, и комплекция у него, на верзилу, который одной своей массой всех задавить может, явно не тянет. Сумасшедший дом…
Только волчицы, приняв звериный облик, сдержанно рычали на незнакомца и скалили зубы. Но близко не подходили. Видимо, тоже боялись.
-Прекрати ржать… - тихо прошипел у меня за спиной Маддор – Ты что не понимаешь кто это?
Я обернулся к нему, совсем не заботясь о том, что больше не наблюдаю за незнакомцем и следовательно, ставлю себя в положение, в котором легко нанести подлый удар в спину… Но я почему то его не боялся. Совсем.
-Не понимаю – честно ответил я Маддору, с трудом сдерживая смех – Возможно, счастье – в незнание… Но судя по Вашим физиономиям, в этом мире есть сила, посерьёзней Вашего свинства!
-Ты идиот! Ты понятия не имеешь… а-а-а-а-а-аааааа….
Последний звук доносился уже из под стола, под который забился несчастный, видя то, к чему я опять был повёрнут спиной.
Мда… похоже я действительно понятия не имею о чём то важном. А потом возникло ощущение, похожее на то, которое я испытываю в этой жизни, если призрак поблизости: вместе с рукой, мягко прикоснувшейся к моему плечу, что бы заставить меня обернуться, по телу прокатилась мощная, пульсирующая волна электричества… беспрепятственно проникающая в каждую клеточку организма, властная, всепоглощающая сила.
Приблизился он совершенно бесшумно. Вроде бы только что стоял посреди зала, и вот уже – рядом со мной. Я обернулся, с досадой отмечая, что сила буквально вводит меня в близкое к трансу состояние, что её влиянию очень сложно сопротивляться. Он был очень близко… тёмно – карие, внимательные глаза, завораживали своей глубиной… это была бездна: холодная, бесконечная и непостижимая, как космос; строгие, правильные черты, удлинённого, удивительно – красивого… и в то же время жестокого, мужественного лица, слишком хорошо сочетались между собой… в этом лице не было изъяна, примерно как у волчиц в человеческом облике; и поэтому – его красота скорее вызывала страх, чем восхищение… это была не хорошая, дьявольская красота. Но тем не менее, тогда, как и теперь, в этом мире, при первой своей встрече с ним, особого страха я не испытал. А тогда меня больше всего поразил даже не «космический взгляд» и «дьявольская красота», а бледность кожи… неестественная такая, нездоровая: его кожа выглядела так, как будто крови в ней не было вообще; она была белой как алебастр и её бледность превосходила бледность лиц всех, напуганных его появлением в кабаке, людей, в несколько раз. Вот это, пожалуй, было самым жутким и в то же время – смешным, потому что выглядело всё так, как будто от страха здесь «умирают» все, а тот, кто всех напугал – «умирает от страха» больше всех остальных…
Мы просто смотрели друг на друга какое то время. Без каких либо эмоций и явных намерений. Изучали. Я думаю, о том, что я его сын он догадался почти сразу, потому что не узнать в моей внешности черты Альды было бы невозможно… но я, естественно, понятия не имел о том, что он мой отец, даже представить себе не мог. Это выяснилось гораздо позже.
Я чувствовал как едет моя крыша… в прямом смысле слова – стремительно, со скрежетом и свистом! Мне было весело, хотелось смеяться, хотя я и понимал, что вся эта ситуация может закончиться моей гибелью в любой момент, что произойти может всё что угодно… что передо мной сейчас стоит, скорее всего, какое то неизвестное мне чудовище – более опасное чем оборотни, маги и бандиты вместе взятые, и о том, что на уме у этого чудовища, не знает никто. Я всё понимал. И тем не менее, мне хотелось смеяться…
- Хочешь убить его? Отрубить голову и принести в качестве свадебного подарка своей девушке, которая, если ты этого не сделаешь, будет уже не твоей девушкой? – неожиданно заговорил незнакомец – голос был сильный и резкий, чем то напоминающий звон колокола или раскаты грома. Маддор под столом обречённо заскулил… Боже, я и представить себе не мог что этот умный и независимый человек, может быть так легко унижен… до ползанья под столом и этого жалкого звука. «Чудовище» явно обладало способностью «видеть людей насквозь» как и он. Блин, вот почему я так не умею, а?
Вопрос был задан серьёзно. Но я не спешил с ответом.
-Хочешь или нет? – повторил он – Если «да», то я могу тебе помочь… сделать это и уйти живым. Просто так… ни за что; на меня знаешь ли, иногда находит… стремление к справедливости и благотворительности. Я тебе даже меч дам.
-Ты считаешь убийство «благотворительностью»?
-Минут десять назад в отношении этого человека ты сам так считал… разве нет? Он – воплощённое зло, он убил сотни людей, изнасиловал и довёл до безумия сотни девушек и даже детей, для него нет ничего святого, хотя врождённые способности могли бы позволить ему стать сильным магом и принести много пользы обществу. Но он выбрал другое, он выбрал жизнь бандита без чести и совести. Если ты не убьёшь его – его жизнь станет причиной смерти ещё многих людей… и нелюдей тоже, он сломает ещё не одну судьбу и душу… Но ты сейчас стоишь и сомневаешься – убивать или не убивать. Ты знаешь, что он сделал бы с тобой, если бы здесь вовремя не появился я?
-Знаю. Но я не знаю кто ты… и что ты собираешься со мной сделать – тоже не знаю.
-Я - просто сила, которая сильнее чем он… и вся эта шайка. Я хочу помочь тебе убить этого человечишку просто так… по доброте душевной, тем более что ты вроде бы за этим сюда и пришёл. Зачем тебе знать что то ещё? Воспользуйся своим шансом… и вали к своей красавице!
Если бы я был человеком, меня бы в этот момент, скорее всего, не стали бы «терзать смутные сомнения»… люди всегда поступали именно так: убивали друг друга, пытались уничтожить зло с помощью ещё большего зла… Вся человеческая история написана кровью, все человеческие города построены на костях. Так было с тех пор как существует человечество во всех своих вариантах… с начала времён и по ныне. Но мне хотелось «ломать систему», в структуре моей души не было, свойственного всем людям «инстинкта убийства», о котором я уже писал, и поэтому реальной ненависти и жажды крови по отношению к Маддору я не испытывал не смотря на всё отвращение, которое вызывали у меня поступки этого человека. Моя душа не желала смерти никому, хотя во власти любовного безумия я и пришёл сюда, вроде бы для того что бы исполнить желание Раттори.
Но на самом деле этот мир просто сбивал меня с толку… Это был безумный мир, в котором любовь надо доказывать убийством, жизнь и судьба людей и других существ – является предметом купли- продажи, а интересы большинства сводятся к удовлетворению биологических потребностей и продлению рода. Безумный мир, который я продолжал мечтать изменить к лучшему… не знаю как, но точно не с помощью насилия и убийства.
Видимо сообразив, что таким образом от меня ничего не добиться, Экхоган от слов решил перейти к более решительным действиям. Одним движением он выволок из под стола трясущегося от ужаса Маддора, затем расстегнул свой плащ, под широкими полами которого, оказывается, был спрятан меч, вынул оружие из ножен и держа одной рукой бандита «за шкирку», другой вложил меч мне в руки. Зал безмолвствовал… Даже волчицы! Они не выказывали признаков страха и не пытались «вжаться в стены» в отличие от людей, но не делали ничего для того что бы спасти своего хозяина.
-Убей его – сказал Экхоган – Это будет справедливо: ты сделаешь мир лучше!
Большой, двуручный меч, оказался на удивление лёгким… гораздо легче моего собственного меча, оставшегося в доме волчиц. Неизвестный мне металл, из которого он был изготовлен, мерцал в колеблющемся свете факелов и свечей, необычным, фиолетовым отблеском. Мне нравилось это оружие… но убивать всё равно никого не хотелось!
«Ну, вот» - подумал я – «Одно движение, и голова летит с плеч… ты кладёшь её в мешок и отправляешься домой, к Раттори. И живёшь с ней долго и счастливо – как в сказке. Всё же просто… Убей. Просто убей. Но нет, ты не сможешь жить долго и счастливо, даже если убьёшь. Не получиться у тебя, потому что ты, к сожалению, не подонок, и не идиот… Каждую ночь тебе будет сниться эта сцена: глаза твоей жертвы, отделившаяся от тела голова, кровь, хлынувшая во все стороны… И каждую ночь, ты будешь понимать, что женщина, которая теперь является твоей женой… конечно, очень много страдала и её желание отомстить – было вполне естественным… Но… она куплена тобой за эту месть, за осуществлённое тобой убийство. На самом деле она никогда тебя не любила… да и никого, после всего что с ней сделали, по настоящему, любить, скорее всего, не сможет. Ваш союз является всего – на - всего сделкой. Она отдала тебе себя за голову своего врага. Вот и всё».
-Я не буду этого делать – твёрдо произнёс я и положил меч на барную стойку – Мне это ничего не даст кроме страдания. Входя в это здание, я этого не понимал, но сейчас достаточно хорошо понимаю. Я не хочу быть палачом никому… а тот способ убийства, который ты сейчас мне предлагаешь, больше похож на казнь. Если тебе нужна чья то жизнь и ты считаешь что убийство – это нормально, действуй, как знаешь. Я ухожу.
На лице незнакомца в чёрном на какую то долю секунды отразилась странная смесь разочарования и восхищения… но уже в следующий миг оно опять стало похожим на ничего не выражающую, восковую маску. Он не пытался меня задержать и развернувшись, я успел сделать несколько шагов по направлению к выходу… За спиной раздался свист и чей то кроткий вопль – оборвавшийся на самой высокой ноте, но тот час подхваченный несколькими голосами других людей. Обернувшись, я увидел обезглавленное тело Маддора на полу, в луже крови, хлещущей из обрубка шеи фонтаном и дергающее конечностями и незнакомца, стоящего над ним, с окровавленным мечом в одной руке и отрубленной, но всё ещё смотрящей на меня осмысленным взглядом, головой бандита, в другой. Незнакомец при этом улыбался.
Таким было моё первое знакомство с этой сволочью, произошедшее, задолго до возникновения той человеческой цивилизации, в которой моя душа в этой жизни, родилась вновь.
Дальше всё смешалось и понеслось в тартарары… Иначе я не могу это объяснить и описать.
От увиденного у меня закружилась голова. Я не впервые видел смерть и кровь, но согласитесь, от вида отрубленной человеческой головы, которая смотрит на тебя глазами в которых ещё не угасло сознание… голова может закружиться и у людей, повидавших на своём веку многое. Потом я понял, что головокружение становиться каким то уж слишком интенсивным, противоестественным: стены задания пошли крупными волнами и стали казаться то слишком близко расположенными ко мне, то наоборот, слишком далеко…; то же самое было и со всем остальным: люди, предметы быта и мебель то удалялись, то приближались, вибрируя и угасая в какой то серой, непроницаемой дымке, а затем возникая из неё вновь – но уже в другом месте или на другом от меня расстоянии. В то же время, я перестал чувствовать твёрдую поверхность под ногами… как будто вокруг была одна невесомость. Посмотрев вниз, я не увидел пола: там была только серая дымка. Списать это на простое головокружение от вида отрубленной, но живой, головы Маддра, я не мог, тем более что соображал прекрасно… моё собственное сознание, не смотря на нарушение пространственного восприятия, не утратило ясности и рациональности. Но как оказалось потом… лишь до определённого момента. Я видел людей… их искажённые ужасом лица. Они иногда появлялись передо мной так близко, что я мог рассмотреть каждую ресничку на веках. При этом «злой гений» всего этого кошмара - Экхоган, как то исчез из поля зрения. Я не видел ни его, ни того что осталось от Маддра, ни того места где они находились…хотя находились они, вроде бы, прямо передо мной. Моё положение в пространстве как будто изменилось… теперь я был в другом месте, хотя из за постоянных искажений реальности и не мог определить, в каком именно. Кто схватил меня за руку… посмотрев вниз, я увидел женщину, мёртвой хваткой вцепившуюся в моё запястье. В её глазах была смерть и невыразимая боль, но при этом всё ещё живая, она безмолвно умоляла о помощи…
Что с ней? Почему она умирает? Я не видел… Большую часть её тела скрывала серая дымка. Когда, через несколько мгновений дымка изменила свою структуру, я увидел эту женщину уже из далека, с отломленной ножкой скамьи, насквозь пронзившей грудную клетку. Я услышал приглушённые стоны многих человеческих голосов… и увидел других людей – с отрубленными головами, оторванными конечностями, вывернутыми наружу внутренностями… По залу незримо и бесшумно гуляла смерть. И люди, к которым она прикасалась, погибали в страшных муках, но почему то сильно не шумели при этом и не пытались сопротивляться… Как будто смерть сначала парализовала их голосовые связки и только потом стала кромсать тела. Кроме тихих, приглушённых стонов умирающих, никаких звуков не было.
«Это только ты можешь делать»… - подумал я, пытаясь найти глазами незнакомца в чёрном – «Больше некому… Но зачем ты это делаешь? Что тебе это даёт? Может быть, ты читаешь сейчас мои мысли? Если так… пожалуйста, не убивай волчиц. Именно их не трогай! Потому что они лучше, чем люди… не смотря ни на что»!
Стоило мне это подумать и его лицо появилось прямо передо мной… очень близко, но других частей тела при этом не было – их скрывала дымка. По коже прокатилась мощная волна электричества. Поймав мой взгляд, он больше его не отпускал: я понял, что по своей воле, просто не могу перестать смотреть в его тёмные и глубокие, как бездна, глаза.
-Не трогать? – произнёс он каким то странным – шелестящим голосом – Но ведь они убивали людей и ели их мясо. И даже тебя им накормили, хотя ты этого и не знал, когда ел. Люди убивают людей… но чем они лучше людей?
- Люди довели их до этого безумия… - ответил я, старательно пытаясь придать силу и уверенность звучанию своего голоса – Тебе, мне кажется, не хуже чем мне, должно быть известно, что оборотни не убивают людей, а люди убивают оборотней веками! Эти трое – просто несчастные женщины, потерявшие разум от всего что творят люди! Они – исключение из правил: волки, нарушившие традиции во имя мести за весь волчий род…
-Да, так и есть. Но тем не менее – они убивали людей…
-Ты тоже убиваешь людей! И никто из нас всех здесь не является ни правым, ни виноватым: мы просто живём в потрясающем по красоте мире, но почему то ведём себя в нём как сумасшедшие! Если хочешь смерти… убей себя! Чем ты лучше волчиц или людей? Кто дал тебе право судить и карать?
Он улыбнулся… и на какую то долю секунды я увидел, что клыки у него, не меньше чем у волчиц.
-Я просто делаю то, что хочу… Я – свободен… - прошептал он, едва ли не с нежностью – Я могу выполнить твою просьбу и пожалуй так и сделаю… Пусть живут! В конце концов, люди действительно сделали очень много зла оборотням и месть, которую осуществляли эти трое, вполне оправдана многовековой историей охоты на волков. Но пойми главное: в этом нет ни справедливости, ни милосердия. Я просто делаю то, что хочу – не ради каких либо возвышенных идеалов… Справедливости и милосердия вообще нет. И никогда не было. И не будет. Жизнь и смерть – дело случая… а я в данной ситуации – и есть тот самый «случай»… Если бы я не пришёл в этот кабак, ты бы стал шлюхой. Или умер. Я не искал тебя специально, что бы спасти, и не думал, что поступлю именно так, даже когда увидел тебя. Мои поступки подчиняются лишь моей воле, а желания могут быть разными. Просто так случилось… что именно этой ночью, мне захотелось посетить этот город и зайти в этот кабак. А когда я увидел тебя, я решил что помогу тебе. Но не с первого взгляда. Почему? Потому что мне так захотелось. Других причин нет. Если мне захочется убить тебя через какое то время, я это сделаю, руководствуясь той же логикой: такова моя воля. Тут нет ни милосердия, ни справедливости, ни желания изменить мир к лучшему... Мир, поверь мне, останется прежним... даже если в нём не будет существовать такой сволочи как я, родятся сотни других сволочей, которые будут убивать, насиловать, устраивать бессмысленные воины… Ибо так было всегда. Единственное чем человек обладает – это воля. Просто воля – без каких либо нравственных основ, высоких идеалов, религиозных идолов… Воля жить как хочешь и делать то, что считаешь нужным, исходя из собственных соображений. Ведь по большому счёту для каждого человека в этом мире есть только один выбор: жить или умереть. А вокруг – неизвестность и безысходность, которые, в конце концов, заканчиваются смертью. В пространстве из этих неизвестности и безысходности нужно выбирать между жизнью и смертью. Выбор определяется только волей к жизни, жизненный путь формируется ею же.
Меня ощутимо бросило в дрожь от такой искренней жестокости, преподнесённой с не менее искренней проникновенностью. И по прежнему глядя в его глаза, я видел что так и есть: всё что он сказал мне сейчас – правда. Поэтому жить на этом свете как то резко перестало хотеться. Вообще…
С этого момента воспоминания стали приобретать рваный, фрагментарный характер. Помню, что мы как то вышли из задания и волчиц он на самом деле не тронул: я видел как они уходят… все три, в зверином облике, просто убегают из этого здания, а затем – из этого города. При чём то, как они бегут по степи, пройдя сквозь какую то, ведомую только им лазейку в крепостной стене, я видел уже сверху, с неба, потому что мы летели. Точнее летел только мой новый знакомый, а меня волок за собой. На чём мы летели – сложно сказать. Не исключено что не на чём. Я помню очень сильные порывы ветра, буквально пронизывающего насквозь и его шум, за которым ничего невозможно было услышать. Всё, что было на земле, казалось очень маленьким, словно игрушечным: крестьянские дома, дороги, заборы и огороды… всё… даже огромные замки провинциальной знати, устремившиеся остроконечными, мерцающими шпилями в высь… Я знал, что эти замки всегда строили громадными и стояли веками… Но отсюда, сверху, они казались таким же игрушечными, как и всё остальное. Над землёй тем временем расцветала утренняя заря. Ослепительно – яркие, янтарные лучи, медленно выплывающего из за невидимой линии горизонта дневного светила, наполнили небо и землю волшебным, золотистым сиянием.
Я хотел что то сказать уносившему меня непонятно куда и зачем существу, которое явно не было человеком, но мысли путались и я не мог сформулировать ни одной приемлемой фразы – ни в слух, ни в уме. Я то понимал происходящее, то проваливался в странный – слишком глубокий и совершенно лишённый сновидений сон, а когда просыпался – видел уже совсем другой пейзаж, но всё равно – ни сказать, ни подумать, ничего толкового не мог. «Понимание всего» было только на уровне визуального восприятия. Способность «мыслить словами», кажется исчезла совсем.
Сколько мы летели, я не знаю. Но солнечный свет явно не нравился незнакомцу. Он не причинял ему вреда, но и не доставлял особой радости. Курсируя над встречающимися на нашем пути человеческими поселениями, он словно искал глазами место, где можно было бы дождаться когда над землёй, вновь расцветёт ночь.
Наконец выбрал какой то заброшенный дом и плавно спустился на крышу, где, через дыру в этой крыше, проник внутрь. Там было темно и пыльно. Очень темно и очень пыльно и никого живого поблизости… Не только в самом здании, но и в окрестностях: это был старый дом посреди небольшой берёзовой рощи – видимо, единственное, что осталось от существовавшей когда то деревни. Рядом журчала река… Слишком рядом. Через некоторое время до меня дошло, что это не просто дом, а старая мельница.
- Хорошее место – произнёс он, ни к кому конкретно не обращаясь – Подождём здесь до темноты. Тебе лучше уснуть.
Я и так был близок к тому что бы уснуть, хотя в такой ситуации, спать – это самое сомнительное из всего, что могло бы захотеться… И тем не менее это было так.
Спустившись в погружённое в полумрак и насквозь пропитавшееся пылью, танцующей в ярких солнечных полосах света, проникающего сквозь многочисленные дыры и щели в стенах и крыше, помещение, он «не особо бережно» швырнул меня на пол – в один из наиболее тёмных углов, но сознавая траекторию своего полёта и те ощущения которые он, по идее должен был породить, я не только не почувствовал боли от удара об пол, но и даже своего тела: того, что оно у меня вообще есть. Это было похоже на то, что происходило, когда Логан накормил меня своей отравой, что бы все приняли меня за покойника и отказались от мысли принести в жертву Лахатту: говорить не можешь, двигаться тоже, тела не ощущаешь, но при этом понимаешь всё что твориться вокруг… Интересно, как я сейчас выгляжу со стороны? Как труп?
Я запомнил его образ в лучах, льющегося сквозь многочисленные щели в здании, света: очень гладкая, отливающая мраморной белизной кожа и растрепавшиеся на ветру, чёрные волосы – в солнечном свете они отливали не янтарными отблесками, как обычно бывает у людей, с тёмными волосами, а холодным, стальным мерцанием, с заметными переливами синего и фиолетового цвета. Он смотрел на меня – молча, спокойно, задумчиво, безэмоционально… По видимому размышлял, что делать дальше. Это было последним что я запомнил, перед тем как погрузиться в беспамятство. Потом наш полёт продолжился, но уже под покровом ночи. Не знаю, сколько дней мы так летели, периодически пережидая светлое время суток, в убежищах, подобных старой мельнице. Знаю только, что нормальных человеческих потребностей – в пище, воде, я всё это время не испытывал и находился в полубессознательном состоянии, через которое, словно через неподъёмную массу воды, где ты тонешь, лишь изредка просвечивались обрывки реальности. Во время дневных перерывов, он как то делился со мной жизненной силой… одно прикосновение – и тебя пронзает энергия, столь мощная, что вырубаешься почти сразу же, едва почувствуешь это; но ни боли, ни жажды, не испытываешь… Пытаешься сопротивляться – не можешь. Что он делает всё это время поблизости, пока ты не можешь сопротивляться и даже сознавать большую часть происходящего? О чём он при этом думает? Всё вокруг кажется бесконечным кошмарным сном, и в конце концов, ты не чувствуешь ничего кроме полной своей беспомощности, в тщетной попытке проснуться.
Однако, он меня не убил. Он просто сделал то, что по каким то своим соображениям захотел сделать: через неопределённое количество ночей перелёта, принёс в степь, к тому месту, где остановился мой табор, и оставил как раз перед кибиткой Мария и Раттори, которые на тот момент, располагались рядом друг с другом. Как он определил местонахождение табора, который пока всё вокруг ещё не заметено снегом, продолжал кочевать, было не понятно. Но когда мы оказались на месте – ранним утром, ещё до восхода солнца, он видимо специально ослабил контроль над моим сознанием, что бы я запомнил, то, что он считал для меня важным.
«Я хочу…» - произнёс он чуть слышно, поддерживая меня за плечи таким образом, что бы наши лица, не смотря на то, что я не могу двигаться, находились на одном уровне и мы могли смотреть друг другу в глаза – «… что бы ты разочаровался во всём… В дружбе, в любви, в людях, в своей наивной вере в то, что люди – разумные существа… Во всём. Поэтому тебя сюда и принёс. Вместе с головой Маддора. Хорошо что сейчас осень, а то бы голову точно не донёс, мы летели долго и вонь всё это время стояла бы неимоверная… Ну так вот, я хочу что бы ты разочаровался во всём. Ты здесь находишься по моей воле и потеряешь всё, во что верил… Но не бойся, я буду поблизости и не позволю им тебя убить».
Он действительно «ослабил хватку» - я понял, что могу ответить ему: устная речь и способность связно мыслить, восстановились.
«Ты принёс голову Маддора» - прошептал я так же тихо и загадочно – «Ты оставишь её здесь, со мной и уйдёшь»?
«Да. Только я не уйду, просто перестану быть заметным для людей, продолжая оставаться поблизости».
«И что же по - твоему должно такое произойти, что бы табор «попытался меня убить»? Меня… вернувшегося вроде как с победой, с головой врага, которую я могу теперь бросить к ногам Раттори и просить её руки с полной уверенностью, что мне не будет отказа»?
«Ты недооцениваешь значение человеческих предрассудков»… - его голос стал сильно напоминать змеиное шипение, глаза сузились а сам он приблизился настолько, что едва не касался губами моей кожи… - «Таких как я люди очень бояться… Они считают нас самой могущественной и практически непобедимой разновидностью нечеловеческих рас на планете, хотя вообще то очень давно, все мы были людьми… Они дают нам разные имена: ламии, врикалаксы, гули, вампиры… и придумывают неимоверное количество суеверий на наш счёт, большая часть которых, не соответствует действительности.
Например, то, что мы – «ходячие мертвецы». И то, что для того что бы поддерживать своё существование, нам нужно пить кровь живых людей. А тот, кого коснуться наши клыки, непременно становиться одним из нас… даже если он выживет после этого. Ну, согласись, глупо, не правда ли? Кровь, как и плоть, это всего лишь белок. Если что и нужно пить для поддержания вечного существования – так это «дыхание жизни» - ту непостижимую, внутреннюю силу, которая заставляет биться человеческие сердца. Однако, люди упорствуют в своём безумии, полагая что их кровь имеет для нас значение… может быть потому, что наши клыки на порядок длиннее и острее, чем у них самих. Ещё люди думают что мы сгораем в лучах солнечного света… Безумие, да и только! Ты же помнишь, как мы летели… Я не сгорал на свету, но избегал его только потому что он мне не нравиться. Глупые люди… Вот эти предрассудки и поставят точку на твоей системе ценностей. Люди… Знаешь, что они ещё считают «истиной из последней инстанции»? То, что человека, с отметиной клыков представителя клана воабан – сит, основателем и правителем которого я являюсь, обязательно нужно сжечь на костре. При чём, чем скорей тем лучше, а не то он превратиться в «ходячего мертвеца» и сделает таковыми всех своих сородичей! Хотя на самом деле, человек которого укусил вампир, ни в кого не превращается. То же самое – с укусом оборотня. Он продолжает оставаться человеком… немного испуганным и потерявшем малость крови, но человеком. И может нормально прожить до конца своих дней… и… представь себе! – даже после смерти не восстанет из могилы! Вампиризм, как и обротничество – это не бешенство, что бы передаваться через укусы, а искусство, которому нужно учиться в течении многих лет, если кто либо из волчьего клана или клана воабан – сит, решил сделать тебя своим учеником. Суть первого состоит в продлении жизни и молодости через поглощение «дыхания жизни» других живых существ. Суть второго – в физической трансформации из человека, в зверя. И то и другое – наука, которой можно овладеть и искусство – в котором можно стать мастером. Теперь ты знаешь, кто я… Моё имя – Экхоган… Тебя не пощадят, даже не смотря на то, что всё будет выглядеть так, как будто ты убил Маддора и принёс его голову. Сам подумай: они найдут тебя на рассвете, лежащим на земле – как будто ты свалился с неба: не лошадиных следов поблизости, ни самой лошади, вообще ничего; полудохлым, с головой Маддора в мешке за плечами и свежим следом вампирских клыков на шее… Что они должны сделать? Радоваться тому, что ты вернулся, да ещё и с головой Маддора? Едва ли… Если кто и обрадуется, то не надолго. Укус вампира очень характерен, люди ни с чем его не спутают. С чувством суеверного страха и рациональной необходимости предпринять всё, для собственного спасения от мнимой угрозы, они заживо сожгут тебя на костре»!
Клыки были уже слишком близко, губы примкнули к коже, в области сонной артерии. И при этом я не испытывал страха! Единственным чувством в тот миг было чувство протеста: нежелания позволять ему делать это со мной, против моей воли, и поэтому, когда клыки уже царапнули по коже, у меня откуда то взялись силы вырваться из его объятий, оттолкнуть слегка ошалевшего от такого поворота событий, вампира, в сторону и подняться на ноги.
Но… исчезли эти силы, так же внезапно как и появились.
«Если Вам не нужна кровь, если кровь - это просто белок, зачем ты это делаешь? Зачем вампиры кусают людей»? - воскликнул я, на одном дыханье, чувствуя, что голова опять начинает кружиться и всё вокруг – менять форму и очертания.
«Это - посвящение в ученики» - прошипел мой зубастый знакомый, неторопливой, крадущейся походкой, приближаясь ко мне - «Мы так отбиваем подходящих нам людей от человеческого племени: увидев след клыков, люди всегда пытаются их сжечь… Иногда им это и впрямь удаётся и тогда интересующий нас человек просто погибает… и ничего больше. Но в большинстве случаев мы не позволяем людям сделать это с нашими учениками и тогда они, становятся такими же как и мы, хотя на обучение уходят долгие годы… Так мы пополняем свой род и передаём знания. Ведь нас тоже можно убить… вопреки распространённым суевериям, мы не бессмертны. Мы – просто маги, определённого направления… Когда соплеменники волокут на костёр намеченного нами человека, этот человек, обычно разочаровывается во всём что связано с людьми: в любви, в дружбе, в родственных связях, если таковые имеются… И поэтому когда вампир вытаскивает его из костра, ученик уже не хочет возвращаться к этим людям. Он напуган, подавлен, опустошён, он не знает что ждёт его впереди - на тернистом пути ученичества, но тем не менее к близким, решившим сделать из него жаркое из - за двух крошечных ранок на шее, возвращаться не хочет. Вот, я тебе выложил всё как на духу… А сейчас иди сюда и не дёргайся»…
Рывок, одно короткое и точное движение руки – и я опять перед ним. По истине стальные объятия… теперь уже не вырваться.
«А если я не хочу становиться одним из Вас? Или для тебя моё мнение совсем не имеет значения»?
«Отчего же… я кончено, тиран, но я могу прислушаться к твоему мнению, если захочу. Вот только твоё мнение – в принципе не имеет значения: не для меня, а вообще. Ну, сам подумай – ты выразишь категорический протест – и что дальше, если я соглашусь и оставлю тебя в покое? Вернёшься к Раттори и возьмёшь её в жёны? Но ведь ты уже не хочешь этого… С того момента, как там, в кабаке, ты понял что с её стороны любви особой не было: была просто сделка – ты ей голову врага, она тебе – своё тело, твоя любовь к ней умерла. Как только ты это понял, ты перестал видеть во взаимоотношениях с этой девушкой какое либо для себя значение… Разве не так? Да, я читаю твои мысли. И тогда читал, и сейчас – читаю… Можешь даже не отвечать, я знаю что так и есть. Итак, Раттори тебя больше не интересует. Тогда, она, вероятно, останется с Марием. А ты будешь жить с ними рядом и смотреть… на эту поддельную любовь, изредка позволяя им обоим трепать тебе нервы. Так? Так. Только долго это не продлиться. После всего, что ты увидел и испытал в Ньиори, ты изменился… ты стал, скажем так, «намного взрослее» - и Раттори, и Мария, и даже старейшин этого народа. Поэтому, в конце концов, не находя себя среди них, ты покинешь табор. Куда ты пойдёшь? Что ты будешь делать? Старина Логан пропал без вести. Родных у тебя нет, дома тоже, воровать ты не умеешь, воевать тоже не умеешь, твои магические способности, скажем так – требуют серьёзного повышения квалификации… Что ты будешь делать, когда уйдёшь? Останется только трансформироваться в девушку и отправиться на панель: традиционный способ выживания для альвов в мире людей. Большинство так и делают и далеко не всегда по принуждению: многие, просто для того что бы с голоду не сдохнуть. Ну, вот, я тебе нарисовал примерную картину твоего будущего… А теперь готов прислушаться к твоему мнению»…
«Короче, кусай»… - ответил я, глубоко вздохнув.
Он не соврал ни единым словом, ни в отношении моих мыслей и чувств, ни в отношении моего дальнейшего будущего в случае, если я откажусь. Я понимал, что примерно так всё и будет.
Укус был болезненным, но очень быстрым. Странное ощущение: тебя кусает не зверь, а человек… с клыками, которым, позавидовали бы многие хищники. По коже бегут мурашки, острая боль на мгновение заполняет всё твоё существо… но потом ты вдруг расслабляешься в его объятиях и не чувствуешь боли, хотя чувствуешь как горячая, свежая кровь, уже бежит по твоей шее кривыми, пульсирующими струйками… Его не интересует кровь. Совсем. Сознание снова взято под абсолютный контроль, благодаря чему, вероятно, боль и не ощущается. Но всё равно, всё это кажется таким жутким и противоестественным… таким странным, что просто не знаешь, как к этому относиться, а в душе – шквал самых разнообразных эмоций и формулировок, ни одну из которых ты ни как не в состоянии выразить.
Рассвет уже осветил холодную, серую степь, полную мглы и тумана, первыми лучами восходящего солнца… С минуты на минуту должны были проснуться люди и поэтому нельзя было больше задерживаться, нельзя было ждать когда это произойдёт… во всяком случае – ему.
«Я буду рядом» - произнёс он чуть слышно – «Ты сейчас в полу-трансе… Так и должно быть. Я не буду вмешиваться пока твоей жизни не начнёт угрожать непосредственная опасность. Если возникнет необходимость, можешь позвать меня, просто назвав в уме моё имя, но если ты это сделаешь без уважительной причины, я не обрадуюсь… Всё, я ухожу. До встречи».
Действительно, кроме как полу трансом это амёба - подобное состояние назвать было нельзя. Ну, что ж… уходи. До встречи.
Я не увидел, как он уходит. Он просто исчез и всё… в тот момент, когда я отвёл взгляд в сторону. Я остался лежать на земле… с мёртвой головой в мешке, привязанном верёвкой к запястью. Ближайшее будущее уже было мне известно и поэтому я думал, что не испытаю большой душевной боли, когда оно начнёт материализовываться в реальности. Я ошибался.
Солнце светло уже так ярко, что я ничего не мог нормально видеть. Видимо привык, за дни перелёта, к ночной темноте. Я погружался в сон... совсем не здоровый, совсем не желательный – сон, вызванный частичным параличом тела и воли. Сквозь сон ощущалось дрожание земли и человеческие голоса, среди которых вроде бы был голос Раттори… Меня подняли с земли и унесли. Дальше – только безмолвие и темнота… Просто отсутствие всего.
Когда я начал приходить в себя, то как то сразу решил, что не стоит это показывать. Я понял, что нахожусь в кибитке, что маленькая, установленная в ней печка, хорошо протоплена, а меня укрыли несколькими одеялами, поэтому так жарко. Ещё я сразу услышал два голоса: это были голоса Раттори и Мария. Поэтому подавать признаки жизни показалось мне неразумным. Они находились здесь, рядом со мной, и спорили, при чём довольно эмоционально, по видимому «разойдясь» настолько, что опасения о том, что я могу очнуться и всё услышать, вылетели из головы у них обоих…
-Ты совсем сумасшедшая! – кричал Марий, очень громко и очень быстро – видимо что бы не дать ей возможности вставить слово – Серьёзно… я потерял в нём друга с тех пор как из за тебя мы стали соперниками. Я прямо тебе говорю… Да ты сама всё понимаешь, чего таить!? Мы оба любили тебя. И поэтому стали ненавидеть друг друга. Потом ты его отправила на смерть! Если бы я узнал это до того как он уехал, я даже не знаю кого бы из Вас двоих я бы убил первым… Не знаю! Но что сделано, то сделано! И вот он ухитряется выполнить твой безумный замысел и вернуться с головой твоего врага… И что ты? А? Сволочь!!! Ты предлагаешь его заживо сжечь на костре! Знаешь, не смотря на мою ненависть к Оскальду, я сейчас на его стороне. А тебя – ненавижу, потому что это сплошная подлянка!!!
-Ты идиот, ты совсем не понимаешь что говоришь!!! – отвечала Раттори, голосом, настолько исполненным злости, что я не сразу узнал в нём её голос – Ты не видишь следов от клыков вампира? Ослеп что ли??? Да он в ближайшие дни сам вампиром сделается и нас всех укокошит, ты этого хочешь!?
-Я не верю в эти глупые россказни!!! Вот уж действительно – бабий ум у тебя! Да этими сказками малых детей разве что испугать можно! Нет никаких вампиров! А если даже и есть – ну с чего ты взяла что этот укус – именно укус вампира? Змея так не могла укусить, нет? Или мышь летучая? Или на худой конец – вообще это не укус, а след от какого либо оружия, которым его пытались убить, по твоей милости… Бред это всё! Знаешь что… Я не знаю что Оскальд сделает когда придёт в норму, но лично меня ты больше не интересуешь! Ты подлая и жестокая, не за что тебя любить, а шлюх, извини, хватает!
-Так значит… - это был уже не голос, а какой то дикий вой – Значит я – шлюха, в Вы оба – хорошие парни?! Лады! Я твои слова запомнила!!! Я Вас обоих проклинаю! Оскальд твой на костёр отправится, а ты, раз сумасшедшей меня так часто зовёшь, сам разума лишишься!
С этими словами она вылетела из кибитки как ошпаренная, по пути уронив что то металлическое и доведя этим царящий вокруг шум, до максимума.
Марий остался. Я был, мягко говоря, удивлён и огорчён… я ожидал что агрессия и желание отправить меня на костёр, будет больше исходить от него, чем от неё, но ни как не наоборот.
-До чего же мы с тобой дошли, дружище… - печально произнёс Марий, присев рядом со мной на корточки – Ненавидим друг друга, а ведь до того как она появилась здесь, были лучшими друзьями! И теперь ты здесь лежишь полудохлый, а она тебя добить собирается! Ну зачем ты тогда, на ярмарке, за ней попёрся, а? Зачем?!
Притворяться дальше «полудохлым» я решил, что не надо.
- Оставь её Марий… - ответил я, сбрасывая с себя лишние одеяла – Мой путь уже определён, вне зависимости от того что она замышляет, но ты прав в том, что она не стоит ни нашей общей любви к ней, ни нашей ненависти друг к другу. Когда всё закончиться, я желаю тебе найти нормальную девушку и быть с ней счастливым… и всё это забыть… Навсегда!
От неожиданности, цыган чуть не потерял равновесие и не повалился на спину, но быстро сообразил что к чему и в следующий миг, крепко обнял меня.
- Чертяка ты, Оскальд! Но я не понимаю половину из того что ты сейчас сказал… А она… я знаю, куда побежала... Догадываюсь. К старейшине и к жрице, доносить что у тебя следы от зубов вампира на шее… Знаешь, хорошо было бы, если бы ты сейчас мне всё рассказал по порядку. Всё, что с тобой случилось. Но по возможности – коротко, потому как в любой момент могут наши явиться - старейшина со жрицей при всём честном народе, и начать тебя проверять, что бы потом принять решение. Решение, надо думать, будет не в твою пользу. Так что выкладывай всё как есть, да живо, а потом будем думать как выбираться из этого дерьма!
Разумеется, я рассказал. Да только ничего из этого хорошего не вышло. До появления в моём рассказе Экхогана он слушал всё с нескрываемым интересом и ловил каждое слово, но когда рассказ дошёл до него, на лице Мария появился примерно такой же дикий ужас, какой был на лицах людей в кабаке…
-Значит это правда! – воскликнул он в тот момент когда я говорил про ночной полёт – Значит так и есть, тебя укусил вампир и теперь ты тоже станешь вампиром! Права Раттори, зря я её обидел… Оскальд, тебя не спасти… мне очень жаль, но я буду в числе первых из тех, кто будет подкидывать дрова в твой костёр!
Он меня слегка оглушил таким заявлением – душа отозвалась волной острой, пронзительной боли, хотя разум ничему уже не удивлялся.
-Ты же только что говорил что после того как я расскажу тебе всё, мы будем думать как выбираться из этого дерьма…
- Да. Но я тогда был уверен что укус у тебя на шее – чей угодно, только не вампирский. Поэтому так говорил. А сейчас, по твоему рассказу, получается что это именно вампир… И это хуже чем просто хреново. Это безнадёжно. Мне тебя не спасти, тебя никому не спасти, понимаешь? Ты станешь таким же как он. А перед тем как стать таким же как он, убьёшь много наших. Я не могу этого допустить… не смотря на то, что ты мой друг. В «книге тайн» написано что с момента укуса проходит три дня, в течении которых человек ещё остаётся человеком и никому не причиняет зла. Потом он умирает, что бы восстать из мёртвых, но уже не человеком… Понимаешь? У тебя только три дня. Если мы не убьём тебя в течении этих трёх дней, ты станешь вампиром.
«Книга тайн» была своего рода культурным достоянием свободного народа. Очень старая, с пожелтевшими от времени и чрезвычайно хрупкими страницами, в прочном кожаном переплёте, украшенном драгоценными камнями, она была святыней, с которой обращались очень бережно и читали только в тишине, спокойствии, тепле и сухости… вслух, друг другу, долгими зимними вечерами. Это был старинный сборник различных магических практик, легенд и поверий. Никто не знал откуда он появился в таборе. Но хранился он у жрицы и относились к нему примерно так же, как нынешние верующие относятся к Библии.
-Марий, в твоей «книге тайн» не содержится ничего такого, что имело бы отношение к реальной магии! Помнишь, давно… когда мы с тобой ещё совсем пацанами были, мы пришли к жрице когда все слушали это чтиво и тоже решили послушать… Она как раз читала о том, что для развития дара ясновиденья необходимо сжечь в степи сорок живых чёрных кошек… Живьём сжечь! Тогда, якобы, явиться демон в образе чёрного кота, не выдержавший страданий этих кошек, и если маг сможет подчинить этого демона своей воле, то тот наделит его даром ясновиденья. Тебе это тогда показалось бредом… И мне тоже… Мы ушли не дослушав. Помнишь? – попытался возразить я…
-Помню то помню… Но ты не равняй вампиризм с чёрными кошками! – ощерился он – Ты отсюда только через мой труп выйдешь, понятно? Не пушу. Не позволю нечисти плодиться!
-Да ты даже не дослушал мой рассказ до конца…
- И не надо. И так всё понятно!
Я взглянул на него с тоской и состраданиям, но он не понял этого взгляда. Или сделал вид что не понял. За пологом кибитки раздался шум нескольких десятков человеческих голосов. Это Раттори подняла всех с ног на голову, как и предполагал Марий. Они пришли по мою душу.
-Оскальд, выходи если, можешь идти… - послышался скрипучий голос жрицы – Мы просто хотим взглянуть на след от чьих то зубов на твоей шее…
Я знал что будет. Все знали. Да… Экхоган был прав: даже если бы сейчас можно было повернуть всё вспять и вернуться в табор без этого проклятого укуса или каким то чудом убедить этих баранов в том что я не опасен, и следовательно, сжигать меня на костре совершенно не зачем, я бы не стал этого делать: все эти люди и все чувства которые я когда то испытывал к ним, теперь были для меня мертвы.
-Прежде чем я выйду от сюда, я хочу сказать тебе вот что… - произнёс я, спокойно и серьёзно глядя в карие глаза цыгана – Не верь тому что написано в «Книге тайн». И тому что говорят местные ведьмы и знахари, тоже не верь. Даже тому что когда то говорил я… На самом деле, эти три дня, в течении которых Вы все решили меня убить, могли бы стать целой жизнью – при чём нормальной, человеческой жизнью, без всякого вампирства и опасности для общины, для любых других людей… Если бы Вы приняли другое решение: не убивать меня, я остался бы самим собой. Те, кого Вы называете вампирами – такие же люди как Вы. Смертные люди. Закрытое общество магов, передающих свои знания от учителя к ученику. Но не через укус, чёрт возьми! Укус – только для того что бы «стадо баранов», вроде Вас, приговорило человека, который выбран в качестве нового ученика, к смерти… из - за этих глупых предрассудков. Для того что бы он возненавидел своих палачей, для того, что бы никакого другого пути, кроме ученичества у него не было… Не знаю, что было в начале – традиция оставлять кровавый след на шее учеников или весь этот бред, согласно которому, человек, после этого умирает и становиться кровососущим «ходячим мертвецом». Но одно поддерживает другое. Меня не сожгут, Марий. Это будет остановлено… не исключено, что в самый последний момент, но будет. Это сделает тот, о ком я тебе рассказал. Но ты и весь наш табор, могли бы спасти меня от участи адепта этой мрачной общины… просто отказавшись от намеренья сжечь меня на костре. Причина того, что я вероятно, им стану, вовсе не в укусе, а в том, что Вы делаете тоже самое, что испокон веков делали все народы мира в отношении людей с отметиной зубов оборотня или вампира на теле… Только в этом!
-Молись о том, что бы тебя спас твой новый друг, бесовское отродье! – воскликнул он в ответ, и силой вытолкнул меня из кибитки… под ноги сгорающей от нетерпения, толпе цыган.
Собственно, иного я и не ожидал. Но душевная боль всё равно была очень сильна.
Быстро поднявшись на ноги, я осмотрелся… Толпа обступила меня со всех сторон, десятки карих глаз и смуглых лиц – мужских, женских, детских – смотрели внимательно и угрюмо, без страха, но с откровенной враждебностью и настроем довести дело до уже определённого ими, финала. Одно и тоже выражение на лицах всех людей... не каждый день можно увидеть такое единодушие! Я неожиданно осознал, как сильно отличаюсь от них, не только внутреннее, но и внешне: что со своей светлой кожей, серебристо - белыми волосами и зелёными глазами, я выгляжу среди этих одинаково кареглазых и смуглых людей с огненным темпераментом и полным отсутствием чувства ответственности за свои поступки, как пришелец с другой планеты.
Вперед выступила жрица. Это была очень старая цыганка с костлявой и сгорбленной фигурой, облачённой в богато расшитые, пёстрые одежды, длинным, доходящим чуть ли не до нижней губы, горбатым носом и большими, подведёнными чёрной тушью, и от этого кажущимися ещё больше, карими глазами, с застывшим в них, наверное, навсегда, выражением хитрости и немой усмешки над каждым, на кого обращается её взор.
-Подойди ко мне… - сказала она – И убери руку с шеи… Сейчас я определю, что с тобой.
-Разве ты уже не определила? Разве все Вы уже не определили? – воскликнул я, неосознанно бросив им вызов.
Толпа загудела. «Сжечь его»! «На костёр»! – раздались крики. Жрица глянула на меня так, как будто собиралась выполнить просьбу общественности с помощью взгляда. Вмешался старейшина - цыган лет 60, довольно крепкий и высокий человек, сохранивший большую часть свойственной ему когда то, в молодости, необузданной силы и выразительной, мужественной красоты, благодаря чему, вероятно, его и выбрали старейшиной. Он успокоил народ не произнеся ни слова, а просто выступив вперёд и окинув суровым взглядом беснующуюся толпу…
- Убери ладонь с шеи… - с деланной деликатностью повторила жрица – Это в твоих интересах.
Я действительно прикрывал шею рукой… единственно для того что бы они не растерзали меня сразу же, едва я предстал перед ними. Ну, хорошо… «Где ты Экхоган? Ведь это всё по твоей милости сейчас происходит… бесовское отродье»!
Когда я это сделал, лица людей побледнели и гвалт тут же затих. Даже морщинистая кожа старой жрицы утратила некоторую часть своего шоколадного цвета, а глаза сделались ещё больше… хотя казалось бы – куда больше? Это была уже знакомая мне, напряжённая тишина, не сулящая ничего хорошего. Старейшина и жрица переглянулись и молча, одними глазами, пришли к какому то соглашению.
-Ты ведь понимаешь что тебя ждёт? – тихо произнесла жрица. В наступившей тишине её голос звучал как скрежет старых, сильно заржавевших, дверных петель.
-Да – честно ответил я – Понимаю.
И во всю пасть улыбнулся… хотя на душе было совсем не радостно. От этой улыбки, толпа отшатнулась в сторону… но никто не ушёл, а, словно волной, по ней прокатился глубокий, тяжкий вздох нескольких десятков человек.
Может у меня уже клыки растут? Так вроде нет. Тогда в чём дело? Наверное в том, что они не ожидали того, что человек, которого собираются сжечь на костре, да к тому же ещё живьём, понимая это, будет улыбаться…
Дальше, мой кошмарный сон, начавшийся в кабаке «Дом Тролля», всего - на – всего, продолжился. Без особого труда, из - за своего количества, люди связали меня и бросили на дно старого, пересохшего колодца. Откуда посреди голой степи взялся колодец? Совпадение… просто совпадение, объясняющееся тем, что когда то здесь была деревня, от домов которой не осталось даже фундаментов, а вот колодезная яма, обнесённая парой каменных кругов, осталось и именно этой осенью, в дни когда всё это происходило, табор остановился на этом месте. Казнь была назначена на утро следующего дня. Сброшенный головой вниз, очутившись на дне, я был очень рад тому, что не свернул шею, успев развернуться в полёте, однако с позвоночником и ключицей всё таки что то произошло, и поэтому радость получилось «со слезами на глазах»… Руки и ноги были скованны посеребрёнными цепями – ещё один предрассудок, согласно которому нечистая сила не переносит серебра. Но присесть или изменить положение, всё - таки было можно. Поглядев вверх, я увидел клок серого, осеннего неба в круглой колодезной дырке, и гладкие, покрытые изморозью стены колодца высотой около четырёх метров. Даже если бы я не был связан, выбраться отсюда было бы невозможно. Для этого нужно уметь летать… как Экхоган.
Вокруг – камни, пыль и темнота. Холодно…
Я лежу на этих камнях и смотрю в верх… боль в позвоночнике и ключице, не вызывают желания двигаться. А сверху, из этого печального, серого неба, падают пушистые белых хлопья… первого в этом году, снега. Они пролетают в отверстие в земле и тают у меня на лице… И вопреки всему что было и тому что будет, жизнь по прежнему кажется мне, потрясающе прекрасной…
Экхоган не оставил меня в беде, ибо был бедой ещё большей, и поэтому, согласно закону подлости, просто не мог оставить...
Он спустился в колодец глубокой ночью, когда на небе взошла большая, ярко – желтая, полная луна и миллиарды маленьких, серебряных звёзд, смотрели на грешную землю с молчаливым изумлением, продолжая ослеплять сущих своей непостижимой, загадочной и манящей красотой. Я к тому времени, был уже в полной отключке: сочетание физической боли, душевного смятения, невозможности двигаться и собачьего холода, вызывали неожиданный эффект – желание плюнуть на всё и уснуть. Что я и сделал. Поэтому звезды и полную луну увидел уже вместе с «бесплатным приложением» в качестве вампира, который меня разбудил.
Он сделал это, очень мягко проведя кончиком ногтя по моей щеке. Но несмотря на то что это прикосновение было едва ощутимым, я сразу же проснулся. И увидел его руку… с очень длинными и острыми ногтями. Ненормально длинными и острыми… А затем и его самого, сидящего рядом со мной на корточках и всем своим видом: позой, одеждой, неподвижностью… напоминающего большую чёрную птицу… быть может, ворона.
- Ну как? – прошептал он уже знакомым мне тоном, похожим на змеиное шипение – Всё ещё веришь в то, что людей можно изменить к лучшему? В то, что люди достойны любви, а их жизни – священны?
Его карие глаза в темноте, нарушаемой лишь серебристым лунным светом, струящимся на дно колодца через отверстие в земле, теперь казались абсолютно чёрными и в них невозможно было разглядеть зрачков; черные, растрёпанные волосы на фоне, бледного, гладкого и отливающего синевой лица, выглядели как плети древесных лиан…
Проснувшись, я почувствовал тупую, ноющую боль в ушибленных частях тела, и честно говоря, большой склонности к обсуждению нравственной сущности «людей как вида», не испытывал. Но мне задали вопрос, значит, нужно было на него ответить.
- Да, я в это верю – сказал я – Хочешь ты этого или нет, но я по прежнему уверен в этом, не смотря на боль, которую причинили мне эти люди.
-Ну что ж… - со вздохом прошипел он – Я это предвидел. Альвы вообще очень трудно расстаются со своими «светлыми идеалами», вероятно потому, что на родной планете у них такого беспредела как здесь, на Земле, никогда не было. Я хотел забрать тебя прямо сейчас. Просто взять в охапку и улететь, даже цепей не снимая, а то ты, не дай Боже, набросишься на меня со своими «духовными ценностями»! Но уже не хочу. Хочу довести «спектакль» до конца. Они тебя достанут отсюда, привяжут к столбу, зажгут огонь, будут что то при этом говорить и подбрасывать хворост… Вот тогда я вмешаюсь. Не бойся, я не позволю тебя убить, раз уж решил сделать тебя своим учеником. Но меня огорчил ответ на вопрос, который я тебе задал… поэтому я хочу поступить именно так. Ты получишь второй шанс убедиться в моей правоте в отношении людей.
-Почему для тебя это так важно? Что бы я ни во что ни верил, что бы у меня не было никаких идеалов, а люди воспринимались мной как какие то грязные создания, которые ни на что не годятся… Почему?
-Потому что надо избавляться от иллюзий, мальчик мой… Чем скорей, тем лучше.
-Но не все люди – плохие! Не все глупые и коварные… понимаешь? Не все!
- Назови мне хотя бы одного человека из твоей жизни, который таким не является.
-Логан.
-Он - альв наполовину!
Настал мой черёд вздыхать… Серьёзно, покопавшись в памяти, я не смог вспомнить никого кроме Логана, из всех живых существ, когда либо проявивших по отношению ко мне только благородство и доброту. Людей среди них действительно не было… Ну ещё - Альда, бедная моя мать… Чистокровный альв. Ээххх…
-То - то же! – улыбнулся Экхоган, блеснув клыками – Завтра на рассвете, доиграешь свою роль до конца. Ничего не бойся – я не люблю солнечный свет, но если хочу, могу и при свете делать всё что считаю нужным. А сейчас страдай… не стану даже снимать боль, которую ты сейчас испытываешь! Ключица сломана, смещено несколько позвонков в грудном отделе… я всё восстановлю, но не сейчас. Ты сам выбираешь страдание. Если так будет продолжаться, ничего толкового из тебя не получиться, учти!
- Ты жестокий. Я не хочу становиться таким как ты. И не прошу тебя исцелять эти травмы… Прошу о другом: завтра, на рассвете, когда они привяжут меня к столбу и зажгут огонь и потом вмешаешься ты… просто забери меня отсюда, но не убивай людей! Никого не убивай. Пожалуйста.
Его глаза опять сузились в маленькие, злые щёлочки, а сам он приблизился ко мне едва ли не вплотную… Я запомнил эту его повадку ещё при первой встрече и позже выяснилось что она означает крайнюю степень раздражения… которая впрочем, у него – часто граничит с обожанием.
- Твоё милосердие погубит тебя… - прошептал он – Запомни: ни люди, ни враги, ни я… а именно твоё милосердие!
-Обещай мне что никого не убьёшь!
Вместо ответа я получил короткий и обжигающий поцелуй в шею…
-Не могу – произнёс он через несколько секунд. А затем резко поднялся и вылетел в отверстие колодца, слившись с ночной темнотой.
Две отметены от его клыков, ставшие причиной моей приближающейся казни, затянулись в течении нескольких секунд: я чувствовал как на месте повреждённой кожи вырастает новая, как срастаются сосуды и нервы… От такого эффекта просто дух захватывало! О, Боже, Экхоган… ты можешь лишить этот мир боли и смерти, ты можешь научить людей летать… ты… Но вместо этого ты устраиваешь резню в бандитском вертепе ради собственного удовольствия, и похоже, с этой же целью, пытаешься сломать в моей душе все самые добрые и светлые идеалы, в которые я верю.
И это существо… будет моим учителем… «истинной магии», о которой я, оказывается, понятия не имею!?
Ну что ж… жизнь… с каждым новым днём ты становишься всё более интересней… как же я тебя, стерву, всё таки люблю!
Оставшись один, я уже больше не смог заснуть. До рассвета оставались считанные часы, небо потихоньку светлело…
Я размышлял, глядя в его бездонную, звёздную тьму со дна колодца, широко раскрытыми, полными слёз, которым не суждено пролиться, глазами.
«Что если я смогу изменить тебя»? – думал я, вспоминая Экхогана и всё что с ним связанно – «Ты невероятно сильный и твои возможности наверняка могли бы сделать мир людей лучше… Но, ты, как и Маддор, которого ты убил, хотя это я, вроде как, должен был сделать, не ставишь пред собой такой задачи. Просто делаешь что хочешь – но в твоей свободе и колоссальной магической силе совершенно нет доброго начала. А что если став твоим учеником, я смогу научить тебя таким вещам как любовь, милосердие, стремление к справедливости? И если ты сможешь почувствовать всю значимость и красоту этой тонкой духовности, ты будешь делать в этом мире совсем другие дела… И я тоже: сочетание твоей силы и моего альтруизма, позволят совершить нравственный переворот! Нет, всё - таки ни что не случайно в этом мире. Ты станешь моим учителем… но я в этой ситуации буду не только учеником! Я то же буду твоим учителем… добра! Я смогу изменить этот мир к лучшему. И ты мне в этом поможешь»!
Я улыбался, искреннее веря в реальность осуществления этих светлых помыслов. Я всё ещё был наивным ребёнком, не смотря на то, что возраст уже не вписывался в понятие «ребёнок», а пройдённые испытания должны были наделить определённой долей мудрости и скептицизма… Но нет! Теперь у меня появилась новая «сверх – задача»: обучить существо, которое любой разумный человек, назвал бы, наверное, Дьяволом во плоти, любви и милосердию по отношению к людям, и с его помощью, совершить среди людей нравственную революцию! Это была, пожалуй, самая безумная из всех моих затей… но сердце не желало считаться ни с голосом разума, ни с жизненным опытом, и отчаянно стремилось верить в возможность такого чуда.
7.
Память… как же я тебя ненавижу иной раз. А ведь у многих душ, живущих сейчас, в телах людей 21 века духовная память не менее обширна и загадочна… Иногда, для того что бы увидеть целую вселенную с множеством миров и планет, других живых существ, их судеб и их смертей… достаточно заглянуть в глаза проходящих мимо людей… Правда, для этого нужно уметь видеть через глаза их души.
Но в любом случае, это печальная мудрость: способности ничего не меняют. В том числе и способность видеть души людей и понимать их… То, что ты это можешь, никогда не сделает чёрное - белым, грязное - чистым, жестокое - милосердным… никогда не остановит войны, которая как и в иные времена, продолжает вестись между различными государствами, никогда не научит глупца поступать и мыслить разумно, а человека без чести и совести – испытывать чувство вины, которое заставило бы его страдать и не творить больше зла…
Память, способности, сила…
Зачем вы мне нужны если я не могу сделать этот мир лучше а человеческие души – добрей и разумней?
Шли уже вторые сутки с того момента как я попросил призрака оставить меня в покое. Проблема со священником решилась сама собой. Настал жаркий, полный ослепительного солнечного света и запаха сосен, окружающих поляну на которой я находился, полдень. Память моя продолжала блуждать по тёмным дорогам первой жизни на земле, но понимая что время идёт, я не мог позволить себе «блуждать слишком уж долго»: надо было принимать какое то решение… в отношении родителей, призрака, своих дальнейших задач и поступков – в этой жизни.
Никто больше не тревожил меня: ни призрак, ни леший, ни Олег, отправленный, вместе со своим Богом туда, где ему и положено находиться: к цивилизации…
Костёр разводить не хотелось – и без костра жара стояла неимоверная. Есть, пить кофе, курить… как ни странно, тоже не хотелось.
Вернувшись с тропинки, после благополучного устранения священника из леса, я спустился к роднику и напился холодной, чистой воды. Болото гудело роем разноцветных бабочек, пчёл и жуков… и разумеется, комаров. Но комары ещё не кусались, и это не могло не радовать. Дикий лук уже отцветал: фиолетовые кисточки превратились в бело – зелёные, крепко сбитые головки из нескольких десятков крошечных луковиц, но стали цвести другие растения: таволга, источающая неповторимый, пьянящий аромат, шиповник, чьи крупные розовые цветы на ажурных, колючих кустарниках, растущих на границе между болотом и горой, на самом склоне, выглядели как беспорядочно разбросанные какой то безумной швеёй, лоскутки розового шёлка, «лесной князь», он же «княжик сибирский» – растение, отчего то всегда привлекавшее моё внимание больше чем все остальные представители местной флоры…
Как же прекрасна эта реальность! Как же сильно мне хочется жить и делать что то значительное для того, что бы в этой реальности не было насилия и зла, для того что бы человеческие души вспомнили самих себя и научились любить и понимать друг друга… вопреки все различиям, вопреки несовершенству и слабости тел, в которых они временно существуют, просто потому что жизнь совершенна и вечна… а все мы – дети того Великого Духа, или Единого Бога, который сотворил нас, разделив свою собственную душу на миллиарды душ сущих… И поэтому Бог – во всём, и каждый из нас – Бог, а жизни никогда не будет конца. Как же мне хотелось, научиться любить этот мир и всё, что есть в нём так сильно, что люди, не способные на это или запутавшиеся в самих себе, глядя на мои поступки и чувствуя силу моей любви, тоже научились бы жить по законам любви и творчества… в процессе непрекращающегося развития, познания и созидания, чья духовная мощь, исходящая уже от многих людей, могла бы преобразить всю эту планету…
Хотелось; а внутренний голос тем временем говорил: «Успокойся. Ты просто школьник, а потом, когда достигнешь совершеннолетия станешь просто рядовым трудягой на каком ни будь предприятии… Если ты будешь капать на мозги своим предкам, они отправят тебя к соответствующим специалистам и специалисты сделают всё от них зависящее, для того что бы возвратить твоё мышление в нормальное, общечеловеческое русло. Людям не нужны ни иные миры, ни прошлые жизни, ни общение с духами… ни какое либо развитие и творчество вообще. Люди хотят хлеба и зрелищ. Мужики хотят трахать баб и чувствовать себя крутыми, бабы – богатых и щедрых любовников или мужей. И всё. 90% людей на этой планете не желает больше ничего. Этот мир раздавит тебя как букашку и не придаст этому никакого значения… Подумаешь: на одного блаженного стало меньше! Так что успокойся со своим преображением планеты... Ничего у тебя не получиться»!
Я понимал, что внутренний голос прав.
Поднявшись в бор, я потратил несколько часов на то, что бы сделать приемлемый шалаш из веток: такой что бы солнце не пекло и при этом было видно всё что может начать происходить за пределами шалаша, а затем, улёгся в нём на настил из сухого мха, и продолжил вспоминать…
…Рассвет на дне колодца проявился в виде тонкого, призрачного из - за большого содержания влаги в воздухе, солнечного луча, прикоснувшегося к моему лицу. Я любил ночь больше чем день как и вампиры: это было просто врождённое психическое свойство, в котором я на тот момент ещё не мог увидеть связи с моим происхождением, однако вид прямых солнечных лучей, пробивающихся сквозь полумрак какого ни будь замкнутого пространства или сквозь древесные кроны, всегда доставлял мне радость и наталкивал на философские размышления. Рассекающий тьму свет с танцующими в нём миллиардами мелких пылинок или капелек влаги, казался идеальной моделью мироустройства, где свет – это физическая жизнь, тьма – смерть, а пылинки или влага – наши души: они просто кружиться в потоке воздуха, находясь в луче – жизни и являются видимыми только до тех пор пока воздух не отбросит их в «зону тьмы» – за пределы солнечного луча; но ведь и оказавшись там, они не исчезают, а просто перестают быть различимы для обычного зрения… Их бесконечный танец продолжается, только уже во тьме. Так и все живые существа на этой планете: видны только когда их души находятся во плоти; незаметны, когда утрачивают тело со смертью… когда направление ветра выносит их за границу солнечного луча… Но от этого они не перестают существовать. И то и другое – один из этапов в развитии бессмертной души.
После появления солнечного луча, появились люди, а точнее в начале – издаваемые ими звуки. Мне стало интересно каким образом они будут извлекать меня из колодца и кто спуститься вниз для того что бы это сделать. Я воспринимал происходящее со смехом: примерно так же как это было в Ньиори, когда Маддор предложил мне выбирать между двумя вариантами, а Экхоган ещё не появился. Позднее выяснилось что смех является моей естественной реакцией на близость смерти и безысходность.
Спустился Марий. В руках у него была верёвка и рыболовная сеть. Остановившись рядом со мной он молча соорудил с помощью этих вещей нечто вроде альпинистского снаряжения для подъёма в горы – обмотав меня сетью и привязав к сети верёвку и крикнул наверх, людям державшим другой конец верёвки, что можно вытаскивать. Я понял в этот миг, о чём могла бы думать пойманная в сеть рыба, если бы её интеллект был равен моему. Цыган не произнёс ни слова, когда всё это делал и старался не смотреть мне в глаза. Я его понимал и поэтому вёл себя так же. Когда стали подымать, думал умру от боли: перелом ключицы и травма позвоночника дали о себе знать. Но смог собраться и заставить себя никак этого не выдать.
Свет ослепил меня… В следующий момент, когда глаза привыкли к свету, я увидел полные отчуждения и страха лица людей, окруживших меня и глядящих угрюмо и молча, с бескомпромиссной решительностью безумцев. Весь табор был в сборе, но как только я оказался наверху, люди почему то перестали кричать, спорить и смеяться… Я искал среди них Раттори: девушку – мечту, уничтожившую всю мою жизнь. И не находил.
Затем был костёр. Бросив меня на телегу, как приготовленное к закланию, связанное животное, меня привезли к установленному среди степи, вдали от кибиток, большому столбу, обложенному со всех сторон плотными вязанками хвороста, палениями и сухой травой. Судя по тому насколько сухими и многочисленными были все эти материалы для растопки, к процессу моего сожжения подошли очень серьёзно и тщательно, что особенно становилось очевидным, если учесть ещё и то, что в степи – дрова и сухой хворост найти довольно сложно, обычно ими запасаются заранее в течении всего года, и во время холодов – они на вес золота.
Процесс снятия меня с телеги и приковывания к столбу, оказался не менее болезненным, чем процесс извлечения из колодца. Солнце светило ярко, озаряя заметённую первым в этом году снегом, степь, ярким, золотисто – янтарным светом. Снег медленно таял и всё вокруг было наполнено туманом и влагой и искрилось в солнечных лучах, как будто кто то специально задекорировал реальность миллиардами крохотных бриллиантов. Холодная, пронзительная красота и убожество этого мира проявлялись, в струящимся с небес свете, с жестокой, ужасающей, не оставляющей места для иллюзий и надежд, ясностью.
Люди молчали, глядя на меня пустыми, ничего не выражающими глазами. Меня это сильно удивляло, ведь для цыган вообще не характерна подобная «аристократическая сдержанность», а в такой ситуации казалось бы, её вообще не должно быть…
Где же Раттори? Почему она не пришла на это представление? Странно…
Я смотрел на людей, с трудом сдерживая смех. Их каменные лица смешили больше всего.
Отделившись от толпы, вперёд выступил старейшина.
- Властью данной мне над моим народом, я приговариваю тебя к сожжению на костре… за занятие чёрной магией и связь с наиболее опасной разновидностью нечистой силы, с вампирами! – произнёс он, спокойно и решительно – Я поступаю так, как завещали нам наши предки, согласно традициям, предающимся из поколения в поколение и оберегающим нас от зла, для того, что бы обезопасить от исходящей от тебя угрозы, мой народ. Если у тебя есть что сказать перед тем как я зажгу этот костёр, говори.
После этих слов, я уже не смог сдерживать смех, и вместо того что бы что то сказать, засмеялся в голос… глядя на старейшину и его народ. Занятие «чёрной магией»… Господи, откуда ты это взял? Да, это безумие… Самое настоящие безумие: традиции предков, соблюдение которых являться основой вашей жизни, а мыслить самостоятельно – вне каких либо традиций и правил, Вы не можете… Я живу в мире, которым правят сумасшедшие. Сумасшедших – большинство, и они устанавливают свои законы «допустимого» и «недопустимого», но никому из них нет дела до истинности своих и всеобщих суждений… Главное ведь, традиции! Людей и существ, не вписывающихся в пределы установленных ими границ дозволенного, они стараются уничтожить, видя в них угрозу для своего существования. Сумасшедший мир, в котором никому ничего не докажешь, даже если тысячу раз прав… Разве безумцам можно что либо доказать, ведь они даже не сознают своего безумия?
-Он сошёл с ума… Поджигайте! – воскликнула жрица, своим каркающим голосом.
Мне было смешно… даже тогда, когда старейшина поднёс к хворосту горящий факел и костёр на котором меня собирались сжечь, загорелся, даже когда первые языки пламени, ещё не успевшего разойтись на полную мощь, прикоснулись к моей коже… Смеясь, я продолжал искать в толпе Раттори, хотя это давалось уже с трудом: мешал дым, от дыма слезились глаза…
В эти мгновения, я почему то совершенно не думал об Экхогане и о том, что ему пара бы уже вмешаться в происходящее. О том, что меня реально сожгут если он этого не сделает, я тоже не думал. Близость смерти не вызывала страха. Только смех.
Но он вмешался, хотя и немного позже чем надо: кожа на руках и ногах успела слегка обгореть, восприятие реальности – нарушиться, наверное, из за дыма и угарного газа… Его вмешательство началось с того что на небе – полном света и практически лишённом облаков, собрались тучи, а через несколько минут из этих туч хлынул дождь… постепенно усиливающийся до уровня грозового ливня. Это было довольно странно для поздней осени. Но это было, хотя я не сразу понял что вмешался Экхоган: больше это походило на вмешательство «высших сил». Стихия разыгралась не на шутку, погасив мой костёр и сбивая людей с ног порывами шквального ветра и сплошными, похожими на стену, потоками холодной воды, в которых, часто появлялись вспышки ярких, сине- фиолетовых молний. Началась полная неразбериха… Я слышал как кричат люди, не видящие куда им бежать, но их голоса часто заглушал гром, такой силы, что казалось, ещё немного и небо обрушиться на эту планету… Всё наполнилось мглой, водой и ветром. В свете молний, за какие то доли секунды озаряющих пространство земли и неба, я видел фигуры людей… и этих людей убивали. Безжалостно… С помощью вполне нормальных, «не магических» орудий убийства: мечей, сабель, кинжалов… Изящные, удивительно быстрые и грациозные фигуры в широкополых плащах. Они преследовали всех и в отличии от людей, прекрасно ориентировались в этом грохочущем вихре, разбушевавшейся природной стихии, в который неожиданно превратилось пространство. Воабан – сит… Теперь мне стало уже не до смеха, потому что эти ребята, были не правы, убивая людей, не в меньшей мере, чем люди убивающие тех, кто от них отличается – согласно традициям предков. И люди, и воабан – сит были не правы… Не смотря на то что меня чуть не сожгли, я не желал смерти и зла, никому.
А ещё я думал о Раттори и Марии. Вопреки всей боли, которую они причинили мне своими словами и поступками, я очень хотел, что бы хотя бы их воабан – сит оставили в живых.
Потом откуда то взялся Экхоган… Он скорее ощущался, чем был виден: я чувствовал как он просто разрывает руками цепи, привязывающие меня к столбу и почему то точно знал что это он, хотя и не видел толком его лица. У меня не было сил… То выпадая из реальности, то вновь начиная воспринимать её, я видел безумие и смерть и от этого не хотелось жить.
-Прекрати убивать людей… слышишь… - прошептал я, когда все цепи были разорваны и он уже собирался подняться вместе со мной в воздух – Люди не виноваты в том что они идиоты… Ты говоришь что они жестоки и это так, но ты и твой народ ни чем не лучше. Вы сильнее и умнее, но Вы такие же беспощадные… Вы убиваете ради удовольствия… поэтому в существовании традиций, согласно которым людей, замеченных в контактах с нечистой силой и укушенных оборотнем или вампиром, в частности, нужно сжигать, нет ничего удивительного. Зло порождает зло, безумие порождает безумие… происходит цепная реакция. Просто цепная реакция! Разорви одно из звеньев этой цепи и порвётся вся цепь! А ты убиваешь… и получаешь от этого удовольствие. Это так глупо… и так безысходно…
Но он меня не слышал. Или притворялся что не слышит. Хотя возможно я не сказал, а только подумал всё это: за раскатами грома было сложно отделить свой голос от своих мыслей.
Ночной полёт, а точнее полёт между землёй и небом, превращённых неистовством стихии в подобие ночи, продолжился. Я покинул табор навсегда, а табор навсегда прекратил своё существование.
Куда мы летели и сколько времени мы летели… Бог знает. Другие представители клана, убивавшие цыган, сопровождали нас некоторое время, но потом куда то девались. Я видел мелькающие во мгле чёрные тени: они то приближались, то удалялись, то и вовсе пропадали в дожде и ветре, в облаках и молниях, наполнивших всё вокруг… в конце концов они исчезли совсем: толи отстали, толи отдалились на неразличимое для моего зрения расстояние. Эта гроза была создана кланом воабан – сит и поэтому не причиняла нам вреда. Но я всё равно был в полудохлом состоянии, что в общем, не удивительно. Помню, как отыскав очередной заброшенный дом, мы спустились вниз и на тот момент, вроде бы была ночь, а не день, и гроза закончилась. Видимо сообразив что передвигаясь со мной – полудохлым, он рискует добраться до конечного пункта назначения уже с трупом, Экхоган решил «подлатать» моё физическое тело, что удалось ему на удивление просто: несколько лёгких прикосновений с передачей через них, пока ещё не понятной мне разновидности очень мощной энергии, и не ожогов тебе, ни перелома, ни смещения позвонков… В Библии, священной книге для многих людей ныне существующей цивилизации, рассказывается о том, как Иисус Христос лечил людей руками: просто прикасался к ним и люди, каким то образом исцелялись. Я не помню Христа, ни одна из моих прошлых жизней не относилась к его исторической эпохе, но вспоминая эту информацию из Библии иногда прихожу к кощунственному для любого уважающего себя христианина, предположению: а что если этот человек, чья жизнь и смерть положили начало возникновению одной из самых кровавых и деспотичных религий мира, на самом деле хотел совсем другого… и ни одно из его изречений в святом писании никогда не было сказано им, а сам он, был представителем к тому времени, практически исчезнувшего с лица Земли клана воабан – сит?
Да… За такое предположение меня надо сжечь на костре. Повторно. В этой жизни. И всё же мы ничего не знаем о настоящем Иисусе Христе… разве не так?
- У тебя нет совести! – заорал я на него, как только стало полегче – Зачем ты их убил? Ты вампир!
- Да, я знаю… - ответил он спокойно – Я вампир и совести у меня действительно нет.
- Это безумие какое то… Весь мир сошёл с ума! Ты что не понимаешь что для того что бы изменить что либо в жизни к лучшему, нужно что бы все добровольно отказались от насилия, жестокости, убийства… И всё! Больше ничего не нужно. Мы могли бы сделать эту планету прекрасным и добром миром, если бы все цивилизации – отказались от насилия и ненависти друг к другу и стали бы на путь духовного и научного прогресса… мы очень изменились бы, преобразив в ходе своего развития всё вокруг. Ты что не понимаешь?!
-Понимаю. Звучит красиво, но этого никогда не будет. Потому что одновременно все живущие на земле существа – от человеческой знати до простого народа, а так же нелюди, этого просто не захотят. Это сработало бы если все поняли это и осуществили одновременно: войны, несущиеся на разгорячённых конях навстречу врагам и смерти – взяли бы и бросили оружие… Обе армии сразу, каждый боец в этих армиях, понимаешь? Возможно, командиры и попытались бы заставить их вновь воевать, но толку от этого было бы не много, ведь рядовых бойцов всегда больше чем командиров - они основа любой армии. Если бы пьяные мужики во всех деревнях и сёлах, крестьяне желающие только пахать – для того что бы выжить и изредка позволять себе такие маленькие плебейские радости как жесткость в отношении слабых, пьянство и разврат, вдруг оставили все эти занятия и взялись… к примеру читать книги, искать знания о природе вещей, позволяющие им не тратить большую часть жизни на по истине воловий труд – на пахоту, которая являться единственным способом поддержания физического существования, одновременно, не оставляющем сил и времени для духовного и интеллектуального роста, а взялись бы за изучение и поиск чего то нового… и научившись этому, не хватись бы уже за соху, но стали обеспечивать себя каким либо другим – более сложным и в то же время дающим возможность развития способом… Если бы все крестьяне одновременно сделали это, мир непременно изменился бы к лучшему. Если бы князья и воеводы перестали грабить народ, если бы жрицы изменили своим традициям и отказались от кровавых жертвоприношений, если бы, в конце концов, короли, швырнули свои короны в какой ни будь дальний угол и добровольно отказавшись от власти и всех своих привилегий занялись любым делом к которому лежит душа, поставив себя в ревень с любыми другими людьми и живыми существами… мир стал бы совсем другим… в нём больше не нашлось бы места для насилия и несправедливости. Но пойми одно: это возможно, только если все сделают это одновременно. Если какой либо один солдат или группа солдат бросят оружие посреди битвы – их либо убьют враги, либо свои же полководцы – за предательство и дезертирство. Если какой либо один крестьянин бросит соху и возьмётся за книги вместо того что бы напиваться в кабаке в свободное от пахоты время, его сородичи – такие же крестьяне как он, решат что он чокнулся и начнут применять к нему соответствующие меры воздействия. Не исключено что отправят на костёр, решив, что он чернокнижник. Или же, если он будет вести себя достаточно мирно и ни с кем не спорить, сочтут за деревенского дурочка, с существованием которого кроме как смириться ничего не остаётся. Если какой ни будь князь перестанет грабить народ, он обеднеет и у него не останется средств для поддержания своего войска и традиционного – княжеского образа жизни: тогда его замок и его земли завоюют соседи, жену изнасилуют и убьют, а его самого посадят на кол…
Если жрецы откажутся от религии и кровавых жертвоприношений, религиозные фанатики, верующие слепо в смысл этой религии и жертвоприношений, раздавят таких жрецов и назначат самих себя новыми жрецами, продолжающими старые традиции. Если какой ни будь безумный король откажется от власти… на его место придёт другой претендент на трон из числа его родственников, а сам он либо будет восприниматься как чудак, от которого нет толка, либо будет уничтожен, если новому королю покажется что он, не смотря на то что он отказался от трона, представляет собой опасность… просто потому что в его жилах течёт королевская кровь. Теперь понимаешь, почему «невозможное» – возможно только теоретически, но никогда не будет осуществлено практически? Не потому что это невозможно, а потому что этого никогда не захотят все одновременно, а одиночки – обречены.
Что ж… Это были весьма убедительные доводы. Но если «невозможное возможно теоретически», значит оно может быть реализовано и практически, вся загвоздка здесь только в том, что бы все этого захотели, при чём одновременно.
-Твой клан и каждый из магов воабан – сит сильнее большинства людей и всех их армий, верно? – спросил я.
-Да, и что же?
-Ты можешь подчинить себе весь этот мир, если захочешь. И научить людей тому, чему они «все одновременно» учиться скорее всего осознано не захотят… например милосердию и толерантности, стремлению к познанию, независимости… ну и всему остальному… сам понимаешь, о чём я; ты ведь можешь это сделать, да? Тогда почему вместо того что бы это сделать ты убиваешь людей ради удовольствия и вообще… ведёшь себя как придурок? Ты же сила. Непобедимая сила, которая могла бы изменить мир.
Это высказывание вызвало у него улыбку – печальную и саркастическую…
-Я могу так сделать, но если я так сделаю, это будет уже не осознанное развитие и милосердие, а тирания – ответил он – Захватив мир, я буду навязывать людям добро и прогресс, при чём в своём собственном понимании этих слов, а большинство людей, будучи по сути варварами, даже, скорее всего не поймут чего вообще добиваются от них… И возненавидят меня, как во все времена, ненавидели и боялись всех тиранов, потому что ни одно завоевание не может обойтись без человеческих жертв… без насилия и убийства. А при завоевании целого мира, уж поверь, жертв будет очень много…
-Разве я сказал что его нужно завоёвывать с помощью мечей и магии? Завоюй его искусством, литературой, поэзией, музыкой, актёрским мастерством… так, что бы твоя игра, к какому бы виду творчества она не относилась, проникала в сердца людей… так глубоко, что люди пожелали бы измениться к лучшему. Даже самые порочные и жестокие, даже самые глупые и поэтому – жестокие и порочные ещё больше… Ты можешь подчинить себе правителей всех стран – зачем завоёвывать народ и земли, если можно просто заставить королей проводить свою волю и писать те законы которые ты считаешь способствующими прогрессу человечества? Меня вот хорошо гипнотизируешь… до полного отсутствия собственных мыслей в голове и способности что либо предпринять… а королей и королев, так «обработать» что, не можешь? Их всего то несколько штук… во всём мире, потому что большая часть планеты до государственности ещё не дошла. Ну сильных варварских вождей тоже можно так «обработать»… Они перестанут вести свои войска в бой, возьмутся за умственный и духовный труд, и вдохновят своим примером всех остальных… Будут делать все что необходимо для развития всех видов искусств, помогать поэтам, артистам, учёным. Если ты не можешь контролировать сразу несколько человек – у тебя есть подчинённые, другие воабан - сит, которые наверняка, умеют навязывать свою волю простым смертным не хуже чем ты. Вот тебе и завоевание мира! И единственную причину по которой ты этого не делаешь я вижу лишь в том, что ты этого не хочешь. Невозможное невозможно, прежде всего для тебя, и только потому, что ты решил что тебе это не надо!
-Браво! – воскликнул вампир – Вот этим ты и займёшься, когда мы доберёмся до территории клана! Будешь учиться управлять сознанием людей. Может и правда чего изменишь… А я с тобой поспорю здесь и сейчас, ещё до того как ты ко всему этому приступишь. Поспорю что души людей невозможно изменить к лучшему даже таким способом: воздействуя незримо, через власть, стимулируя развитие искусств и научный прогресс. Я бросаю тебе вызов. Моя точка зрения – отрицание такой возможности, твоя – её практическое воплощение в объективной реальности. Пока жизнь и история не рассудят нас, наши души, даже после смертей этих тел, будут связаны между собой незримой нитью этого сопора и будут находить друг друга во всех воплощениях. До тех пор пока цивилизация… все цивилизации земли – те что есть, и те что возникнут в далёком будущем, не докажут в процессе своего развития либо твою, либо мою правоту. Ты принимаешь мой вызов?
- Принимаю.
-Ну что ж… хорошо. Поглядим, что получиться из всего этого на сцене времён.
Так наши души стали связаны спором который продолжается до сих пор, теперь уже в России 21 века.
Ночной полёт возобновился…
Территория клана становилась всё ближе.
Проходящие ночи и дни перестали сливаться в единое целое без возможности определить сколько времени прошло, с того момента как Экхоган устранил имеющиеся в моём организме, травмы и судя по всему, ослабил контроль над сознанием. Теперь я мог наслаждаться красотой ночи и нашего молчаливого полёта…
Мысли о заключённом между нами споре, грозящем затянуться на всю жизнь – как я тогда думал, и на тысячелетия будущих жизней – как оказалось фактически, занимали меня больше чем что либо иное, но я не стремился делиться ими с вампиром. Мы больше молчали чем разговаривали, хотя в том что ни одна моя мысль или чувство не являются для него тайной, я не сомневался.
Продолжая движение на восток, над территорией Альзарии, я всё больше не узнавал «степную империю» потому что вместо знакомой, голой степи, в ландшафте всё чаще стали появляться небольшие смешанные перелески и горные хребты, глубокие ущелья с текущими внизу, на самом их дне, быстрыми, холодными реками и обширные, песчаные равнины с практически отсутствующей растительностью и изредка проносящимися по ней по воле ветра, колючими клубками чего – то, напоминающего перекати – поле… Горы казались красными, а не серыми, как альвские горы в глубине северной тайги. Они состояли из какой то неизвестной мне породы камня. Кроме того, очертания их были не резкими, а плавными, изогнутыми волнообразными линиями и слоистыми, без острых углов, как будто кто то специально вылепил их из красной глины а затем предал необходимую прочность своему изделию, не позволяющую воде и ветру нарушить завершённость и правильность форм. Периодически встречающиеся перелески тоже всё меньше походили на знакомую мне, северную тайгу: большую часть растущих здесь деревьев и растений я никогда не встречал прежде. Это были огромные папоротники и цветы, такого размера, что больше напоминали деревья, высокие деревья с полностью голым стволом, поросшим поверх коры мягким пухом, и ворохом узких, продолговатых листьев на самой верхушке. Иногда мы останавливались в подобных дебрях когда наступал рассвет и поэтому я получал возможность хорошенько всё рассмотреть.
Чем дальше мы продвигались, тем более тёплым и влажным становился воздух. Холодная, северная осень, плавно переходящая в зиму, осталось далеко позади… Здесь пели птицы, порхали бабочки и цвели неведомые цветы. Но вампир очень внимательно следил за тем что бы я не отходил от него слишком далеко. «В этих лесах полно опасностей, о которых ты понятия не имеешь» - говорил он.
Иногда мы останавливались в горах. Тогда он просто находил более или менее подходящую пещеру и засыпал в ней, а я взбирался на какой ни будь высокий уступ и наблюдал за восходом солнца. Здесь всё было каким то другим, но это вызывало у меня восхищение и желание понять и увидеть как можно больше. Восходящее солнце казалось не янтарным или цвета расплавленного золота как обычно было в моих краях, а ярко – алым с розовыми и малиновыми переливами. Таким же светом оно наполняло небо и землю, и красные горы начинали казаться просто продолжением этого света…
Потом усталость брала своё и я тоже уходил в пещеру. Мои биоритмы довольно легко перестроились на исключительно ночной образ жизни, но всё же я не мог отказать себе в удовольствии видеть рассвет и закат.
«Когда мы прибудем на место» - говорил Экхоган – «Тебе придётся надолго отвыкнуть от такого света… Там его просто нет».
«А что же там есть? Вы живёте под землёй, как гномы, или ты ухитрился выключить солнце на своей территории потому что оно тебе не нравиться»?
«Мы живём в условиях искусственно созданной среды обитания, но основой этой среды, являться, разумеется настоящая природа» - уклончиво отвечал он – «Долетим – увидишь… Там есть свет, но не такой, к которому ты привык. На самом деле, последние 10 - 15 тысяч лет, солнечный свет причиняет больше вреда чем пользы из за изменений произошедших в земной атмосфере. Раньше были совсем другие рассветы и закаты… из за того что атмосфера содержала больше слоёв чем содержит сейчас, и слои эти были более плотными и влажными, солнечный свет достигал поверхности планеты в несколько ином виде... Свет был «рассеивающимся», «призрачным», не ярким. Поэтому все живые существа жили на несколько столетий дольше чем живут сейчас и почти не старели. Люди могли жить 300 – 500 лет… а сейчас до 100 мало кто доживает! Произошли определённые изменения в атмосфере: её естественный фильтр для прямой солнечной радиации сильно истончился и действие излучения на живые организмы стало гораздо более агрессивным. Поэтому срок жизни сократился. Хотя, это только одна из причин… Так или иначе, на территории клана мне удалось искусственно создать среду, идентичную той, которая существовала на планете тысячелетия назад, до того как исчезли дополнительные слои атмосферы»…
На тот момент мне оставалось только догадываться что он имеет в виду, потому что в следствии обусловленных средой обитания, пробелов в образовании, даже о таких понятиях как «слои атмосферы» и сама «атмосфера» представления у меня были довольно смутные, но задавать вопросы и демонстрировать тем самым свою безграмотность, не хотелось.
Примерно через месяц – тогда когда в Альзарии настала уже зима, мы добрались до территории клана.
Переход на неё невозможно было не заметить: двигаясь на небольшой высоте, в час когда уже приближался рассвет, мы видели на горизонте не солнце и не линию горизонта, а какую то огромную серую туманность напоминающую по форме гриб от ядерного взрыва. Эта штуковина, заслонившая собой всё небо, становилась всё ближе по мере нашего приближения, но не двигалась и не меняла своих размеров и очертаний, а солнце, всходившее за её пределами освещало только голую равнину, покрытую красным песком, над которой мы летели, не рассевая туманность светом своих лучей. Честно говоря, выглядело «это» жутковато.
- Не беспокойся, это всего лишь территория клана – произнёс Экхоган, видимо почувствовавший мою тревогу – Мы спокойно пройдём сквозь этот туман и окажемся в моём мире. Там атмосферное давление немного выше чем здесь, поэтому может начать болеть и кружиться голова. Но это не смертельно и пройдёт через несколько часов… Всё в порядке.
Погружение в холодную, непроглядную, влажную, серую мглу, которая, как оказалось ещё и непрерывно вращалась вокруг своей оси миллиардами колючих частиц непонятного вещества, из которого состояла, большой радости мне не доставило. Вещество проникало в глаза и вызывало боль, царапало кожу чем то вроде неисчислимого количества маленьких, холодных иголок… Но минут через двадцать мы покинули этот туманный вихрь и открыв глаза, я увидел удивительную и странную реальность.
Мы опустились на поверхность Земли. Экхоган видимо считал что здесь, можно позволить себе перемещаться в пространстве как все нормальные люди. У меня сильно закружилась и заболела голова, но предупреждённый об этом, я старался не обращать на это внимания.
Другим – можно сказать «неземным», здесь было, абсолютно всё.
Мы стояли посреди леса. Такого леса, не было вероятно, больше нигде на планете. Я видел деревья с тонкими, дёгтенно-чёрными, и словно покрытыми блестящим, прозрачным лаком, ветками, вместо листьев на которых росли подвижные, красно – бурые щупальца с хищными присосками на концах; я видел под ногами траву на которую жалко было наступать: она была словно хрустальной и светящейся изнутри мягким, фосфорическим светом, но при этом очень хрупкой; я видел огромные, чёрные цветы, похожие на орхидеи, только раз в десять больше: они склонялись над тёмными, холодными ручьями, пересекающими лес в разных направлениях и реагировали на приближение поворотом соцветия, из центра которого на тебя смотрел внимательный и умный, фиолетовый глаз, с узким, как у кошки, зрачком…
Свет здесь и правда был другим. И небо другое. Полное движущихся серебристых туманностей, небо переливалось различными оттенками малахитово – зелёного, тёмно – синего, фиолетового и стального цветов. Оно казалось глубоким и в то же время призрачным, зыбким, готовым в любой момент порваться в клочья, рассыпаться как мираж, как картина, собранная из не склеенных между собой пазлов… Солнце в нём больше походило на луну: оно казалось меньше и дальше по отношению к земле, его лучи распадались в пространстве на не имеющий определённого направления, рассевающийся свет: просто сияние, похожее на гонимую ветром, светящуюся туманную дымку… такую же призрачную и хрупкую, как и всё в этом мире.
Воздух был очень влажным, но тёплым. Вокруг царила глубокая, звонкая тишина, нарушаемая лишь журчанием тёмной воды в ручье. Ни птиц, ни животных, ни насекомых видно не было.
- Пойдём, - произнёс Экхоган – Не хочу засыпать уже находясь в пределах своих земель. До замка примерно два часа пути… думаю, мы это осилим.
- Пойдём… - ответил я по инерции, даже не взглянув на него – я был буквально заворожён всем что видел здесь и мне хотелось увидеть и понять «всё и сразу», поэтому о своём спутнике – хозяине и создателе этого мира, я вообще позабыл.
-Только осторожней – произнёс, тем не менее он – Здесь живут очень интересные создания помимо нас – магов воабан – сит… Многие из них – с других планет, и нигде больше на Земле, ты такого не встретишь. Однако, их уникальность не делает их менее опасными. Поэтому лучше иди рядом со мной и ничего руками не трогай.
Но я его не слушал...
Странных созданий нам действительно повстречалось не мало. Надо сказать, что этот лес вообще был гораздо более живым и подвижным, чем знакомая мне тайга: не потому что тайга была «мёртвой», но потому что в ней жизнь протекала незаметно: хищники, таились, подстерегая добычу, добыча тоже вела себя тихо, что бы не быть съеденной… это была непроявленная, тайная жизнь, которую мог увидеть только охотник или шаман, человек, проживший в тайге много лет; но этот лес был совсем другим – он был шумным и движущимся: для растений, и особенно лиан, оплетающих чёрные ветви и стволы деревьев, было характерно двигаться в ответ на движение воздуха, тянуться к тебе сотнями изумрудных щупалец; цветы, могли запросто вытащить корни из земли и зашагать не ведомо куда, осматривая маршрут с помощью глаза в центре соцветия; деревья, слава богу, стояли на месте… но иногда издавали довольно жуткие звуки, похожие на глубокие, тяжкие вздохи и стоны, а иногда я видел как извилины их чёрной коры смещаются и на стволе на какое то мгновение открываются два больших, светящихся в темноте, жёлто – зелёных глаза… а порою, даже проявляется что то вроде лиц, напоминающих человеческие. Не все деревья в этом лесу были чёрными, с щупальцами и присосками вместо листьев. Некоторые выглядели как пальмы, другие как гигантские папоротники, третьи напоминали могучие дубы и стройные кипарисы… Но – только на первый взгляд. Кажущееся сходство с известными мне представителями северной и мировой флоры, сразу же исчезало, стоило подойти поближе к этим деревьям и внимательно их рассмотреть: кара у многих меняла форму и цвет – вплоть до совершенно невообразимых, противоестественных оттенков; иные, как зеркало, отражали моё лицо, формируя его подвижными складками коры или листьями – но только черты лица, а не его выражение: когда из ствола на тебя смотрит образ тебя самого, но при этом с выражением холодного презрения, ненависти или насмешки, которых на твоём настоящем лице в данный момент нет, становилось страшно; ещё в лесу было очень много созданий, одни из которых представляли собой нечто среднее между птицами и насекомыми, другие – между змеями и птицами… и от этого больше всего походили на миниатюрных драконов – мифических существ, которые если и существовали когда то, то давно уже не встречались в знакомом мне мире. Один раз, пересекая очередной ручей по переваленному через него, обросшему мхом, скользкому бревну, я увидел что из ручья на меня спокойно и внимательно смотрит красивое, женское лицо… но всё что ниже лица было телом большой, блестящей серебристо – синей чешуёй, рыбы с красными плавниками… И только хорошая реакция моего спутника, спасла меня от того, что под впечатлением от увиденного я не свалился в этот ручей с бревна. Несколько раз хищные щупальца деревьев пытались меня схватить и присасывались к коже, оставляя на ней красные, похожие на ожёг отметины. Это было не очень болезненно, но не приятно, и наверняка смертельно, если бы они присосались все сразу. Замечая, что я настолько увлекаюсь лесом что забываю об опасности даже в такие моменты, Экхоган просто брал меня за руку и оттаскивал подальше от деревьев.
Примерно через два часа мы вышли к замку. Это было очень большое, величественное и мрачное сооружение с множеством устремившихся в высь башен, балконов и террас, каменных мостов от одной башни к другой и прочих архитектурных изысков… Симметрии в здании не было вообще а лес, окружал его со всех сторон настолько плотно, что казалось будто замок – просто гигантское дерево, растущее рядом с другими деревьями. Он был сделан из гладкого, угольно – чёрного камня и это ещё больше усиливало его сходство с чёрными деревьями в этом лесу. Фундамент был очень мощным – он возвышался над поверхностью земли не меньше чем на 4 – 5 метров что само по себе составляет высоту среднего жилого дома, а самые высокие башни вообще невозможно было разглядеть среди облаков. К центральному входу вела широкая лестница из такого же чёрного камня: по бокам этой лестницы не было перил, но были каменные постаменты через каждые десять ступенек, на которых размещались статуи, изображающие различных богов, богинь и мифических существ. Мы стали подниматься по этой лестнице. Глядя вверх, на широкую террасу, которой она заканчивалась и находящиеся за ней высокие, двустворчатые двери, я понимал что здесь не меньше тысячи ступенек… и поэтому я, вероятно, устану, пытаясь войти в замок, больше чем за всё время нашего полёта и часы движения через лес, вместе взятые. Экхоган уверенно и быстро зашагал вверх по лестнице… Я – за ним, постоянно отвлекаясь на рассматривание статуй. Среди этих статуй не было ни одной одинаковой, при чём те, что располагались по правую строну лестницы – изображали исключительно существ мужского пола, а те что по левую – женского; но их лица не были обращены друг к другу из за не совпадающих между собой промежутков между конструкциями, заданных именно так, ещё с низу: так первая мужская статуя у нижней ступени, изображавшая некоего крылатого бога, стояла у самой земли, а крылатая богиня с противоположной стороны – на пару ступенек выше, поэтому, не смотря на то, что расстояние между богами и богинями с обеих сторон было одинаковым – десять ступенек, они «шагали» не в ногу и не смотрели друг другу в глаза.
Мне это показалось как то не правильно, но было очевидно, что таков замысел архитектора. Они были очень разными – эти существа: крылатые и бескрылые божества, драконы, пегасы, горгульи… но каждая пара, чей взгляд был устремлён не на представителя своего вида противоположного пола, а в холодную, сумеречную мглу, была очень похожа по отношению друг к другу: женские особи имели схожие с мужскими, но более мягкие черты лица, если у кого либо присутствовали крылья, рога, копыта и прочая мифологическая атрибутика – то они были у обеих. Это были «идеальные пары», которые не смотрели друг на друга…
Впрочем, ступенек через 80, мне стало уже не до разглядывания статуй: голова кружилась от усталости, пот градом катился с лица. Экхоган продолжал идти словно совсем не чувствуя усталости, а я стал отставать от него. Какой же безумец мог построить эту лестницу? По ней совершенно невозможно ни спускаться, ни подниматься – обычному смертному человеку – не магу: пока идёшь, удар хватит. Да ещё и перил нет… а высота по мере подъёма, становиться убийственной - в случае падения, благо – лестница достаточно широка, что бы держаться середины.
Высокая, чёрная фигура моего спутника становилась всё дальше, как будто сливаясь с чёрным камнем ступеней. Он и не думал подождать меня, хотя наверняка чувствовал что я отстаю, но я, в свою очередь и не помышлял о том что бы попросить его об этом. Просто пытался догнать… и от этого ещё больше выбивался из сил. Наверху вроде бы кто то ждал нас… я заметил несколько силуэтов в чёрных плащах, но не мог разглядеть их достаточно хорошо с такой высоты. Одновременно, боковое зрение уловило движение поблизости: за спиной и по сторонам… что то происходило, что то отбрасывало блёклые, едва заметные, колеблющиеся тени.
Я обернулся, и чуть не споткнулся на скользких ступенях лестницы: за мой ползли змеи… Очень много змей разных размеров и расцветок, вились кольцами и молча протягивали ко мне длинные, раздвоенные языки. Что за чертовщина? Внизу, вся лестница и весь лес, были сплошь наполнены этими тварями, образующими что то вроде извивающегося и шипящего наводнения…
У меня не было сил броситься от них бегом – в верх, хотя по идее, именно так и нужно было поступить. «Змеиное море» приближалось, а Экхоган, был уже так далеко наверху, что казался едва различимым в своём чёрном плаще на фоне чёрных ступеней лестницы… Помогать мне он по прежнему не собирался, уходя всё дальше, поэтому я довольно быстро догадался что эти змеи – его рук дело. Вот только как в этой ситуации правильно было бы поступить? Найти в себе силы и со всех ног устремиться на верх, прочь от настигающих тебя тварей, или броситься на них в атаку, преодолев отвращение и страх смерти?
Я решил проблему оригинально: как позже выяснилось, за всю историю клана, я был первым учеником, поступившим подобным образом – все мои предшественники либо находили в себе силы что бы броситься наверх, либо бросались в бой, но в любом случае не погибали, не смотря на то, что змеи были самыми настоящими и кусали безжалостно… Просто потом, маги клана исцеляли своих учеников. Выбор ученика определял дальнейшую тактику учителя: в случае бегства наверх основной упор делался на развитие таких личных качеств как гибкость, хитрость, лицедейство и воздействие им на окружающих, глубокое виденье внутренней сути людей и иных живых существ; в случае попытки сразиться со змеями, учеников обучали иначе и вся подготовка сводилась главным образом к овладению искусством не приспосабливаться и лавировать между людьми и событиями, но бороться и побеждать – с помощью грубой силы и прямого натиска.
Экхоган и его коллеги были поставлены мной в тупик.
Вместо того что бы броситься вверх по лестнице – к спасению, или вниз – навстречу врагу, я лёг на пока ещё свободную от змей ступень, сложил руки на груди и стал притворяться мёртвым.
Логан в своё время научил меня сильно замедлять дыхание и ритм сердечных сокращений, как раз для подобных случаев. Нужно было стать не только холодным и бездыханным, но ещё и абсолютно неподвижным… как камень на котором я лежал – буквально слиться с ним в единое целое, что бы проползя по моему телу, змеи не почувствовали разницы между мной и лестницей.
Мне это удалось. Ощущение того, как по тебе ползут десятки змей, а ты не можешь не вздохнуть не пошевелиться не возьмусь описывать… и никому не пожелаю испытывать на практике. В конце концов, когда змеи уже заслонили небо над головой, я почувствовал что вот – вот вырублюсь… но этого нельзя было себе позволять, потому что без сознания я мог утратить самоконтроль. Где то над змеями, там, где я уже не видел, слышались чьи то приглушённые голоса.
- Это форменное безобразие! Экхоган, ты кого вообще привёл? И что теперь с ним делать?! – произнёс высокий и резкий, женский голос.
- Вытаскивать, что же ещё… – отвечал Экхоган спокойно и устало – Ну, да, он решил задачу нестандартно. Но ведь решил! И поэтому тут не может быть выбора между водой и огнём… Нужно совмещать сразу два направления.
- Но такого никогда ещё не было! Да что я говорю, ты же у нас главный! Ты помнишь всех учеников, многие из которых сейчас сами стали учителями, ты основал эту школу… Но ведь ещё ни один из нас не совмещал в себе противоположности! Это перебор… И сомневаюсь что из этого вообще что то может получиться! Если ты – лиса, ты не можешь вести себя как медведь… если ты – медведь, из тебя никогда не получиться лиса… ну не твои ли слова, а?
- Мои. И в отношении всех учеников и магов, они верны. Но этот – сам по себе исключение из правил… Такова его биологическая природа. Поэтому буду совмещать… медведя с лисой. Иного не остаётся.
- Страшно представить себе что из этого может получиться, если получиться хоть что то!
-Мне тоже страшно представить… Но думаю что «хоть что то» обязательно получиться. А сейчас, будь добра, помоги мне разогнать этих гадюк и вытащить «хоть что то» из по них…
Почувствовав что змей на мне становиться меньше и чьи то руки берут меня за плечи и извлекают из под этого шипящего и скользкого нагромождения, я всё же не позволил себе выти из под самоконтроля, хотя этого очень хотелось… поэтому оба вампира – Экхоган и его спутница – красивая, черноволосая женщина, с ярко – зелёными, слегка раскосыми глазами и тонкими чертами, удлинённого, бледного лица, глядя на меня, увидели нечто действительно напоминающее труп: остекленевший, ничего не выражающий взгляд, тело, не гнущееся в суставах так легко, как должно бы гнуться тело живого человека… Но они не могли ошибиться на мой счёт, в отличии от змей, потому что были магами.
-Хватит – сказал Экхоган, придерживая меня за пояс, что бы я опять не упал в змеиное море, распростёршееся у нас под ногами, но не проявляющее теперь почему то никаких признаков агрессии – Я не знаю, кто тебя этому научил, но сейчас ты уже переигрываешь. Пойдём наверх. Спокойно, не торопясь… Это была проверка. Змеи сейчас расползутся.
Выход из состояния полного оцепенения получился сложней чем вход, хотя несколько секунд назад я чувствовал что вот – вот сорвусь на потерю сознания или на движение. Сразу не получилось. Поэтому какое то время Экхогану пришлось тащить меня наверх «за шкирку»… и только за несколько ступеней до конца лестницы, способность нормально двигаться и говорить восстановилась полностью. Возможно, даже не столько от моих усилий в этом направлении, сколько от того, что биться всеми частями тела о каменные ступени было всё - таки не очень приятно, а Экхоган демонстративно, волок меня наверх таким образом, что это было неизбежно. Молча следуя позади, зеленоглазая вампирка, старательно изображала из себя очень серьёзного человека, погружённого в свои мысли, изо всех сил пытаясь не засмеяться над этой картиной в голос…
Лестница заканчивалась широкой, блестящей чистотой террасой переходящей в стену замка и высокими, двустворчатыми дверями по середине. У террасы, слава Богу, были перила – довольно мощные, в виде переплетающихся каменных многоугольников из белого мрамора. Они образовывали полную абстракцию и завершались кое – где, широкими, наполненными землёй нишами, в которых цвели чёрные и фиолетовые орхидеи. Весь лес внизу был виден отсюда как на ладони, а ведь мы ещё не зашли в замок… это была всего лишь лестница, заканчивающаяся террасой, на входе в здание.
На террасе нас ожидали четверо других магов: трое мужчин и одна женщина. Они молча поздоровались с Экхоганом – только на уровне взглядов, без слов, а меня как будто вообще не заметили.
-Ну что? – произнёс вампир, когда я смог всё же нормально встать на ноги – Тебе очень понравилось, когда тебя волокут по нескольким сотням каменных ступеней? Ты наверно испытываешь удовольствие от боли, но не хочешь признаваться в этом? Что ж, я и это учту… Обучение будет сложным, боли будет много…
По его взгляду совершенно не возможно было понять шутит он или говорит серьёзно. Другие маги сделали вид что вообще не слышат этих слов.
-Я поступил согласно своей природе и имеющимся навыкам – ответил я, чувствуя, что начинаю злиться – А ты можешь обмануть животных или рептилий, желающих тебя убить, притворившись мёртвым?
-Не знаю. Не пробовал – ответил он спокойно – У меня не возникает в этом необходимости, потому что в этом мире нет животных или рептилий, способных меня убить. Я думаю, лучше стать непобедимой силой, чем побеждать, притворяясь тем, чем ты не являешься. А точнее – просто стать силой… Продемонстрированная тобой техника интересна и достойна уважения, но это не то, чему ты будешь учиться здесь. Эта техника очень «человеческая», так скажем… Не будучи способными справиться с ядовитыми змеями и хищниками, а так же друг с другом, люди придумали эту хитрость. Но это – не от большой силы, а наоборот, от её отсутствия. В моей школе всё по другому. Здесь ты будешь учиться быть силой, которую нельзя ни остановить, ни изменить, ни уничтожить окончательно, в течении любого обозримого отрезка времени… Вечной и совершенной силой.
Ну что ж… Это уже лучше чем шуточки про мазохизм.
Двустворчатые двери, украшенные сложным, кованным, орнаментом, из чернёного серебра, с огромным деревом посередине, ствол которого проходил как раз между створками дверей, а крона делилась на двое, «разрастаясь» на обе половины дверей примерно одинаково , бесшумно отворились, и мы вошли в замок.
Изнутри замок оказался не менее интересным чем снаружи. Он был безразмерен, но не пуст, как большинство замков, которые мне доводилось видеть прежде, а полон самых разнообразных вещей и конструкций: узких винтовых лестниц, внутренних мансард, зеркал, книг, свечей, ковров, шкур и чучел животных и таких штуковин, предназначение которых пока что было мне не понятно… При этом ни малейшего намёка на порядок, в замке не было. Войдя во внутрь мы оказались в огромном зале, загромождённом всем что можно себе представить и что представить нельзя, но ни о каком порядке и симметрии в этом хаосе и речи быть не могло… Во всяком случае, в начале мне так показалось.
Зал был разделён передвижными зеркальными стенами на несколько секторов, напоминающих грани драгоценного камня. Между секторами существовали проходы, но не было дверей: конструкция зеркальных стен предполагала, что когда надо, проход из одного сектора в другой можно сделать в любом месте, просто раздвинув в стороны любую из стен, представляющих собой два совмещённых, но неспаянных друг с другом, стеклянных блока. Всё вместе выглядело как постоянно изменяющийся зеркальный лабиринт, из которого невозможно найти выход, если идти только по узким проходам между зеркалами. Высота стен была не велика : около двух метров, но перемещение магов по замку постоянно меняло картину реальности, дробящуюся в зеркалах на сотни повторяющихся изображений… В секторах царил откровенный бардак. От пола, вдоль устремлённых в высь, каменных стен здания, поднимались винтовые лестницы, уводящие на лоджии, мансарды или в тёмные коридоры внутренней конструкции. От некоторых коридоров, зияющих в стенах наподобие горных пещер, тянулись мосты через весь зал: либо вниз, либо вверх – к невидимому потолку, либо к коридору в противоположной стене. Окон не было. Потолок был просто неразличим: так высоко он находился. Внутреннее покрытие стен мало чем отличалось от внешнего: всё тот же блестящий, чёрный камень. Освещение обеспечивалось миллионами фосфоресцирующих растений, растущих из глиняных горшков, плетёных корзин и вёдер, расставленных и развешенных тут чуть ли не на каждом шагу: они были самой разнообразной формы и расцветок, некоторые напоминали кораллы и иную подводную растительность, другие выглядели вполне традиционно – как какие ни будь васильки или ромашки, но при этом полностью – от стебля до соцветия, излучали неяркий, призрачный свет – зелёный, голубой, фиолетовый, белый, розовый, оранжевый… Эти растения отражались в зеркалах, зеркала отражались друг в друге, и излучаемое растениями сияние умножалось до бесконечности в миллионах зеркальных коридоров. И тем не менее – в зале царил приятный, загадочный полумрак: потому что свет был неяркий и даже при таком количестве отражающих поверхностей, ослеплять не мог.
Потом мы стали подниматься на верх – всё выше и выше, по одной из винтовых лестниц. Взглянув на зал сверху я увидел что в нём всё же присутствует определённая симметрия – только эта симметрия постоянно меняется из за движения магов по залу; подобно смене узора в калейдоскопе, зеркальные стены, перемещаемые ими, формируют различные рисунки: то многолучевую звезду, то нечто, напоминающее пчелиные соты, то рисунок в форме огромного глаза с чётко выраженным зрачком и ресницами… Какой гений архитектуры мог такое создать оставалось лишь догадываться.
На высоте, равной примерно высоте современного четырёхэтажного дома, мы свернули в один из коридоров, множество которых располагалось на различных уровнях лестницы. Коридор был высечен в толще чёрного камня и напоминал пещеру с очень ровными, тщательно отшлифованными стенами, на которых были выгравированы многочисленные и совершенно не понятные для меня надписи и рисунки. Даже пол коридора местами был в этих рисунках… пространство освещали на сей раз вполне традиционные для моего восприятия факелы, а с потолка свисали многочисленные кристаллы полупрозрачного кварца. Глядя на эти кристаллы, я вдруг понял что замок изначально был просто огромной горой… образованием естественного, природного происхождения, но обосновавшись здесь когда то очень давно, маги воабан – сит, сделали из горы замок, подобно тому, как жуки – короеды сроят свой дом в древесине дерева которым питаются… Вот только питались воабан – сит точно не горной породой.
-Да, так и есть – сказал Экхоган, видимо опять прочитав мои мысли – Это была гора. Придя сюда мы постепенно, в течении нескольких столетий, превратили её в замок. Здесь так много комнат, коридоров, потайных ходов, лестниц и отделений, что легко запутаться, и что бы научиться более менее ориентироваться в пространстве нужно прожить в замке не один год… Не советую тебе самостоятельно изучать замок, хотя нет таких правил, которые ограничивали бы тебя в этом. Просто заблудишься и тебя потом сложно будет найти…
Вот так, собственно, и началось моё обучение в «школе тьмы». Мне была отведена отдельная комната в этом коридоре, где было, помимо неё ещё много комнат... Кроме меня, в других комнатах в этом коридоре никто не жил. Там были все «блага цивилизации», доступные у нас, в Альзарии, в основном только привилегированному дворянству, и вообще не доступные, обитателям тайги: вполне современный, по меркам 21 века ныне существующей цивилизации, сан узел, кухня с полным набором необходимых продуктов и кухонных принадлежностей, спальня, с шикарной кроватью под бархатным балдахином , освещённая неярким светом одного – единственного фосфоресцирующего растения, по виду напоминающего розу, только почему то пронзительно – голубого цвета, кабинет – с нормальным письменным столом, креслом, камином и широким стеллажом, полным книг и свернутых в трубочку, рукописей на кусках пергамента. О таком рае можно было только мечтать… Но когда вампир привёл меня в эту комнату и ушёл, сказав что коль уж мы оба устали, все дальнейшие разговоры и дела откладываются на завтра, мне стало как то не по себе среди всех этих дорогих вещей и благ цивилизации… Я думал о том, что пока я здесь нахожусь, в мире людей процветает хаос, насилие и деградация: правящие классы как и тысячи лет назад эксплуатируют простой народ, простой народ – деградирует, спивается… и этим – активно способствует дальнейшей эксплуатации. Кто то кого то убивает, нечеловеческие расы – «вечные изгои» среди людей, истребляются по мере обнаружения, только потому что не похожи на человека… Все происходит так, как было всегда. Так, как не должно происходить…
А я - в «школе тьмы»…
И ничего не делаю, для того что бы хоть что то изменилось к лучшему.
Но при этом – поспорил с создателем школы о том, что смогу изменить этот мир к лучшему. И наши души, даже после смерти тел, даже после гибели этого мира, если она произойдёт, и всех других миров, какие могут возникнуть на вновь освободившимся для возрождения жизни пространстве планеты, не разлучаться до тех пор, пока кто то один из нас не докажет свою правоту реальными изменениями в душах живых существ…
Да, молодец всё таки я! Обеспечил себя приключениями на тысячи лет вперёд, которые продолжаются по сей день.
Хотя, тогда я, разумеется, так не думал. Это сейчас – кроме как шутить, ничего больше не остаётся…
А тогда, я смыл с себя всю дорожную грязь и лёг спать, что бы с трудом уснуть из за большого количества тягостных раздумий о будущем этого мира, и увидеть не меньшее количество кошмарных снов…
Битва за души людей с этого дня началась.
Ночь в этом мире и в этом замке, почти не отличалась от дня. Это был мир вечных сумерек, поэтому я не заметил как наступил рассвет и не проснулся : биологические часы сбились у меня окончательно.
Меня разбудил Экхоган, примерно в 12 дня. Он нагло зашёл в комнату, сел на край кровати и довольно громко произнёс:
- Помнишь о чём мы поспорили с тобой? Ты говорил что людей можно изменить к лучшему и изменить таким образом мир… сделать его более справедливым и разумным. Я говорил что это невозможно. И ещё, я обещал, что как раз этим ты и займёшься, когда мы прибудем в школу. Думаю, сейчас самое время этим заняться.
Не вполне проснувшись, я не сразу понял о чём он вообще говорит и откуда здесь взялся. Но через пару секунд сознание обработало эту информацию в достаточной мере.
- Хорошо, Экхоган… – ответил я – Как ты себе это представляешь? Мне кого то конкретно надо попытаться «изменить к лучшему» или изучить какие либо теоретические материалы о том, как это можно сделать? А может, мне следует на тебе попрактиковаться… убедить, хотя бы в том, что столь бесцеремонное вторжение в спальню где я сплю, даже не смотря на то, что ты хозяин в этом замке - это не совсем правильно и этично, и изменить таким образом мир к лучшему, в случае если мне удастся тебе это доказать?
Он беззлобно рассмеялся на эту реплику.
-Хорошо, Оскальд… Больше не буду так делать. Буду тебя будить с помощью чашки чая, только не жалуйся, если в некоторых случаях, мне придётся выливать этот чай тебе на голову… Считай, что в этом отношении ты уже изменил мир к лучшему. Я предлагаю тебе поработать с реальными людьми, у которых в голове и в душе … эээ… скажем так «много всякой всячины». В подвале этого замка, в не менее комфортных комнатах, чем эта, живут люди. Не маги, просто люди. Они нормально там живут, находятся под контролем магов, маги учатся на этих людях, проводят эксперименты…
Никто из них не пытается сбежать, по крайней мере осознанно, потому что условия действительно сказочные посреди того дикого средневековья, в котором погряз весь окружающий мир… Некоторые из этих людей даже становятся учениками, а затем, магами. Другие – создают семьи, заводят детей, и для детей, родившихся в этих семьях, не существует никаких препятствий для саморазвития и свободы перемещения. Они тоже обычно становятся учениками, а затем магами, и лишь немногие покидают замок, уходя во внешний мир. Так вот… среди всех этих людей, я хочу дать тебе на выбор: хронического алкоголика и садиста, проститутку, которая стала вести такой образ жизни не от того что не знала как выжить, а потому что очень любила разврат, и бывшего наследника Альзарского престола, свергнутого ближайшими родственниками ещё до того как он смог добраться до власти и страдающего от непомерной мании величия и собственной нереализованности в жизни… Все они – люди с определёнными проблемами и нарушениями сознания, но в целом – вполне разумные, способные воспринимать всё что им говорят и сознавать самих себя. В душе каждого из них «много различной чертовщины», и эта «чертовщина» не позволят им двигаться дальше и создавать в этом мире что либо прекрасное или полезное, не неся при этом зла никому… Я хочу что бы ты выбрал любого из них, и, представившись магом, попытался с ним или с ней подружиться, и в ходе дальнейшего общения – устранить этот «душевный дефект», сделать так, что бы человек переосмыслил свои взгляды на действительность, в следствии чего - осознанно и добровольно отказался от того, что мешает ему быть счастливым и найти достойное место в жизни. Итак… проститутка, агрессивный алкоголик и некоронованный принц. Выбирай.
-Ну, хорошо – ответил я – Только прежде чем выбрать кого либо из этих трёх, я хочу посмотреть на каждого из них со стороны. Это возможно?
- Да, возможно. Одевайся, обедай и пойдём. Спустимся вниз на подъёмнике… Проверки в виде восхождения на различного рода лестницы, закончились.
-Ах, ты сволочь… я тащился по этим проклятым ступеням, притворялся мёртвым и по мне ползали змеи, потом бился всеми частями тела о лестницу, а всё это время рядом был подъёмник!?
- Да, представь себе. Я действительно сволочь и всё это время радом был подъёмник – ответил он, с беззлобной улыбкой.
Позже я понял, что такими ответами, он просто обезоруживает желающих его оскорбить и умело пользуется этим, даже если не прав. Моё раздражение угасло, не успев разгореться.
После того как я привёл себя в порядок и пообедал, мы спустились в подвал на довольно прочной, замкнутой конструкции, напоминающей лифт в современных многоэтажных домах. Перед тем как покинуть комнату Экхоган выдал мне точно такой же чёрный, широкополый плащ, как у него самого и сказал что перемещаясь по замку и тем более спускаясь в подвал, я должен носить его постоянно, что бы ни чем не отличаться от магов. В одежде адептов школы не было никаких признаков различия между учителями и учениками: это были совершенно одинаковые, лёгкие, чёрные плащи, без каких либо нашивок и иных знаков отличия. О том кто есть кто, все и так знали. За исключением людей… И это, честно говоря, мне понравилось.
В подвале было тепло, сухо, светло и просторно. Он состоял из длинных, пересекающихся коридоров, в стенах которых были комнаты, а в комнатах жили люди. Там было очень шумно, бегали дети, кто то смеялся или танцевал, кто то разговаривал сам с собой… Вся эта конструкция разделялась на отделения, не сообщающиеся между собой для людей, но имеющие закрытые переходы для магов, и честно говоря, сейчас, с высоты своего жизненного опыта, я вижу в этой «красоте неописуемой» нечто напоминающее современный псих диспансер. Во всяком случае по поведению некоторых людей, это было очень заметно… Но на их поведение никто не обращал внимания. По коридорам бродили одетые в чёрное, маги. Одни следили за порядком, другие занимались наблюдениями за всеми людьми или только за «своим пациентами» , третьи отвечали за кухню и питание людей, четвёртые за соблюдение уставленного режима сна и отдыха… На одних отделениях правила были не такие строгие как на других и «режим» практически отсутствовал, на других режим был под стать тюремному… Мы с Экхоганом пришли на «среднее» по степени строгости «режима» отделение.
-Я тебе покажу на этих людей взглядом, но постарайся наблюдать за ними так, что бы они не заметили того что ты за ними наблюдаешь… Когда начнём разговор, можно не таиться, но до того как разговор начат, нужно что бы они не видели наших глаз - шепнул мне он и я кивнул в знак согласия.
Первой была проститутка. Это была довольно красивая блондинка с большими, зелёными глазами, золотистыми волосами, ладной, хотя и не «идеальной» фигурой и откровенно провокационной одеждой. Она весело болтала с другими девушками, сидя у зеркала в небольшом зале между двумя пересекающимися коридорами. Экхоган показал мне на неё из за угла: мы оба стояли в тени, стараясь не выдавать своё присутствие. Однако, перемигивание и перешёптывание пациентов, быстро известило всех, что до них «снизошёл самый главный маг». Тогда смотреть из за угла, стало уже бессмысленно и мы вышли.
- Привет, Кассандра… - произнёс Экхоган, направившись к девушке, чей взгляд сразу же загорелся каким то нехорошим, хищным светом – Как поживаешь?
- Нормально поживаю… - ответила она, томно поведя плечами и прикрыв глаза – Только без тебя, красавчик, всё таки немного скучно бывает… Ты что то давно ко мне не захаживаешь. Чем занят то?
-Да много дел, знаешь ли… - ответил он ей, в той же манере – Но поверь мне, твоя любовь, всегда будет жить в моём сердце… вне зависимости от того, где я нахожусь и чем занят.
-Да хватит уж берехать! - с неожиданной и агрессивной эмоциональностью рассмеялась она – Трахаешь небось всё что движется, а я тебе уже надоела?!
-Ну что ты, конечно, нет… Просто у меня действительно очень много дел.
-Врёшь! Вы, маги, все одинаковые… Вы не способны любить и хранить верность!
У неё начался в прямом смысле слова, припадок: девушка упала на пол и забилась в устрашающих конвульсиях, брызгая пеной изо рта и изрыгая страшные проклятия в адрес Экхогана и других магов. Маги, отвечающие за это отделение, быстро прибежали на помощь и стали держать бьющуюся на полу девушку так, что бы она ничего себе не повредила. Экхоган смотрел на происходящее с совершенно непроницаемым, не выдающим никаких эмоций, лицом. Было понятно, что видеть такую картину ему приходиться, не впервой.
-Ты что совсем? Если она больная, как ты можешь позволять себе с ней трахаться? – набросился я на него – Она больна, это очевидно, и я пока не чувствую что готов работать с таким человеком… но ты… как ты можешь?!
-Остынь, приятель – спокойно ответил он – Между мной и этой девушкой нет никаких отношений. И никогда не было. То, о чём она говорила, до того как у неё начался приступ, являться лишь плодом её воображения.
-Правда?
-Правда.
Наши взгляды пересеклись и я понял что он не врёт.
-Пойдём дальше – сказал я – За эту точно пока не возьмусь.
«Дальше» - был алкоголик.
Он молча сидел в углу, на лавочке и смотрел в какую то невидимую точку перед собой. Взгляд был отсутствующим, но одновременно – очень печальным. Выглядел человек неопрятно: неказистая и местами грязная одежда, растрёпанные волосы, вокруг круглой, блестящей лысины, лицо землистого цвета с большими отёками и синеватыми кругами под глазами. Глаза были маленькими и тусклыми, такими светлыми, что их оттенок невозможно было определить. Он не заметил как мы подошли и отреагировал только когда Экхоган к нему обратился.
- Здравствуйте, Терс. Как настроение?
- Ну што те сказать… - ответил Терс, сильно шепелявя, видимо из за частично отсутствующих зубов – Жизь… Будь она не ладна…
- Да, жизнь сложная штука. Очень сложная, Вы правы. Когда я беседовал с Вами последний раз, Вы утверждали что жизнь прекрасна и надо просто любить других людей и себя… А сейчас я вижу в Ваших глазах печаль и обречённость… Что же с Вами произошло?
- Так жись… Бабы нет, выпить не с кем… Какая любофь, когда бабы нет?
-Да, женщины в жизни любого мужчины занимают очень важное место. Но насколько я помню, Ваша последняя «баба» умерла от удара топором в лоб, после чего Вы сюда и попали, но не в первые… Перед этим была ещё одна «баба», которая к счастью выжила, но осталась без двух пальцев на руке и части молочной железы… До этого… было ещё несколько… ну Вы сами знаете, что я Вам говорю? А самой первой «бабой» была Ваша мать… которую Вы никак не можете простить. Она была очень строгой и обращалась с Вами жестоко. Вы её ненавидели и боялись… Вы жили в полном подчинении этой женщине, пока она не умерла естественной смертью. И после этого Вы стали пить и мстить всем «бабам» которые изредка составляли Вам компанию… Мы обсуждали с Вами всё это, Терс, не правда ли? Обсуждали много раз. И несколько раз Вы приходили к выводу что с выпивкой надо завязывать, мать – простить и оставить в прошлом и перестать ненавидеть всех женщин, которые встречаются на Вашем жизненном пути, отождествляя их с матерью… Я Вам верил. Я отпускал Вас «на волю». И что в итоге? Трупы, выпивка… всё повторяется с начала. Что же мне с Вами делать, Терс? Я не могу больше верить Вам если Вы сейчас приметесь уверять меня в том что всех простили, всё осознали и больше так поступать не будете... Просто не могу, потому что всё это уже было. И вот сейчас Вы опять сидите с кислой физиономией и говорите что Вам выпить не с кем и что Вам баба нужна…
- А те баба не нужна, не ? И выпить ты тоже никогда не хочешь? – оскалился пациент, нервно заёрзав на скамейке – Жись она и есть жись… Не мы такие, жись такая…
- Ну что ж… Я вижу Вы «в своём репертуаре». Простите что побеспокоил.
Отойдя в сторону, мы посмотрели друг на друга.
«Он безнадёжен» - прошептал я, стараясь не привлекать внимания других пациентов – «Не могу тебе ничего сказать пока… Показывай последнего».
Мы пошли дальше.
«Последний» - был молодой человек лет 20, с довольно приятной внешностью и статной фигурой, одетый в вычурно- роскошную одежду из шёлка и бархата, с обилием различных кружевных вставок и драгоценных камней… У него были правильные черты лица, характерные для чистокровных альзарцев, бледная, гладкая кожа без каких либо поражений и несовершенств, большие, пронзительно – голубые глаза и слегка вьющиеся на концах соломенно – русые волосы, средней длинны. Многие девушки, наверняка могли бы увидеть в нём, идеал мужской красоты. Но что то было не так с этим «идеалом»…
Он сидел в окружении девушек в просторной, светлой комнате, полной разнообразных предметов роскоши, музыкальных инструментов и книг, но не смотрел не на одну из них. Девушки были довольно красивые, при чём некоторые из них, судя по плащам, были магами, но они не пытались привлечь к себе внимание принца, а занимались «своими делами»: вышивали, читали, играли в карты… Принц сидел за столом и смотрел на себя в зеркало. Практически не подвижно, и не отводя взгляд. Что он там видел кроме своего отражения, и о чём он думал, глядя на него, по взгляду и выражению лица понять было нельзя: оно было словно окаменевшим, лишённым какой либо мимики.
-Здравствуйте, Ваше Высочество, принц Александр – произнёс Экхоган, приближаясь к нему, подчёркнуто – почтительным тоном – Позвольте поинтересоваться, как обстоят Ваши дела?
Александр не сразу понял кто перед ним и чего от него хотят, однако, то что его оторвали от созерцания своего отражения в зеркале, исказило его лицо гримасой страшного гнева…
- Как ты смеешь говорить со мной, пока я тебя не позвал!? – воскликнул он, вставая из за стола – Ты, мой раб… вламываешься в мой кабинет как к себе домой и спрашиваешь меня о делах государственной важности!!!
-Смиренно склоняю перед Вами голову, мой государь, и прошу не гневаться… - произнёс Экхоган и действительно поклонился - Вы правы, я нарушаю, принятый при дворе этикет, но я делаю это лишь потому что забочусь о делах государства и Вашей светлости…
-Чего ты хочешь? – спросил Александр надменно, немного успокоившись, но всё же продолжая метать глазами молнии.
-Я хотел лишь поинтересоваться Вашим самочувствием… - ответил Экхоган, склонившись в поклоне ещё раз – Вы же понимаете, что единственный истинный наследник Альзарского престола, должен быть здоровым, сильным и мудрым… и все мои усилия в течении последних нескольких лет были направлены в основном на то, что бы Вы продолжали таким оставаться. Поэтому я интересуюсь Вашим самочувствием исключительно в государственных интересах…
-Со мной всё в порядке, маг! Можешь не беспокоиться! – громко и резко произнёс принц – Я сижу в твоём проклятом замке уже три года, вместо того что бы править страной, потому что мои враги взяли власть, а ты ничего не делаешь что бы повернуть ситуацию в мою пользу… Только о здоровье моём беспокоишься!
- Вы правы, Александр. Ваше здоровье, в случае если Вы придёте к власти – это здоровье всей страны. Поэтому я так сильно о нём беспокоюсь.
-Убирайся к Дьяволу, смерд!!!
Александр швырнул в него стоящее перед ним зеркало, и схватился за стул, что бы запустить в том же направлении… От зеркала Экхоган увернулся, а стул наследник престола швырнуть не успел: мы убежали из комнаты.
-Ну как? – спокойно спросил Экхоган когда мы оказались на некотором расстоянии от помещения где обитал принц – «Милые» люди, не правда ли? И изменить их сознание к лучшему ты считаешь что «просто»? Нужно только объяснить «что хорошо, а что плохо»? Тебе нужно выбрать одного из них и попытаться это сделать. Все одержимы по истине великими и могущественными демонами: порок, жестокость, власть… Какого демона выбираешь ты?
-Хватит злорадствовать… - рыкнул я на него – Сам вижу, что на деле всё оказалось значительно сложнее, чем я себе представлял. Давай поднимемся на верх и ты расскажешь мне всё что ты знаешь об этих людях. А потом я приму решение.
-Хорошо.
Мы поднялись на верх. Пока поднимались, Экхоган смотрел на меня с такой радостью и иронией, что мне хотелось вцепиться ему в горло и порвать на части, но так как мои физические силы даже по человеческим меркам были прямо скажем – средними, а его – превосходили, возможности большинства живущих в мире людей, кроме как избегать этого взгляда и молча злиться, мне ничего не оставалось. Вернувшись в мою комнату мы заварили чай и стали беседовать…
- Кассандра – начал рассказывать он – Принадлежала изначально к знатному и богатому роду альзарских князей. Она была младшей дочерью в семье, на первый взгляд вполне благополучной. Князь трудился на государственной службе, княгиня занималась воспитанием трёх сыновей и четырёх дочерей. Кассандра была поздним ребёнком, на момент её рождения обоим супругам было уже немного за сорок. Однажды ночью, в 13 летнем возрасте, Кассандра сбежала из родного замка, взяв с собой только немного сворованных у родителей денег и некоторые личные вещи, и занялась проституцией. Её несколько раз находили и возвращали домой. Она опять сбегала и приступала к этому же роду деятельности. Поняв что её не исправить, родители решили снабдить дочь деньгами, для того что бы она жила самостоятельно и не зарабатывала на жизнь таким способом… Кассандра взяла деньги, но продолжила «древнейшее ремесло». Она делала это не ради денег, а потому что ей это нравилось… и могла за одну ночь пропустить через свою постель более двадцати человек. Тогда родители от неё отреклись и Кассандра «ушла в свободное плаванье»… В конце концов её нашёл я и она оказалась здесь.
- Перенесённое в детстве сексуальное насилие со стороны отца или братьев?
-Точно!
Он был заметно доволен моим ответом и меня это воодушевляло.
- Кто именно сделал такое с бедной девочкой?
-Вся мужская часть семьи поочерёдно. Княгиня не поверила этому, когда девочка попыталась рассказать ей обо всём… она восприняла это как подростковые фантазии на сексуальную тему, вязанные гормональной перестройкой развивающегося организма. Просто посмеялась… и посоветовала не читать слишком много любовных романов. Через несколько месяцев после такого разговора с матерью, Кассандра сбежала из дома.
-А нельзя было попытаться поговорить с матерью кому ни будь со стороны… например, тебе? Ты же можешь принять вполне человеческий вид, представиться странствующим магом и всё объяснить…
-Я пытался. Бесполезно. Меня погнали со двора как какого то пройдоху и попрошайку… когда я добился аудиенции с княгиней и не просто рассказал правду, но и предоставил вещественные доказательства этой правды, полученные от самой Кассандры. Мать просто отказалась в это верить, как и при разговоре с дочерью. Признать очевидное для неё означало бы крах всей семейной жизни, гармонии и порядка, хранительницей и создательницей которых она считает себя, будучи хозяйкой в доме… Вся жизнь прожита среди моральных уродов и извращенцев – близких людей, которых она видит чуть ли не «идеальными мужчинами». Это страшно… Проще отречься от дочери.
-Хорошо… Но скажи пожалуйста, почему, будучи жертвой насилия, она стала проституткой? Обычно, дети перенёсшие насилие, становясь взрослыми людьми, испытывают отвращение перед сексом и большие сложности в общении с противоположным полом… а тут всё наоборот.
-Оскальд, это не абсолютное правило. На самом деле, всяко бывает, и зависит в основном от врождённых качеств того или иного человека. У Кассандры изначально был огненный темперамент и большая потребность в душевной и физической близости. Поэтому она стала поступать в соответствии с пословицей «клин клином вышибают»… И пропуская через себя сотни мужчин, вошла во вкус, как бы растворяясь на какое то время в каждом из них, отдавая ему часть своей души и забирая в замен что то от него… Ей это понравилось, она увидела в этом способ самовыражения и познания других людей… И подсела на секс как на наркотик. В глубине души она мечтает найти «одного единственного, идеального мужчину» что бы стать ему верной женой и родить детей, но она совершенно не способна контролировать свои эмоции, мысли, слова и желания… настолько, что бы какой либо нормальный мужчина ей заинтересовался. И поэтому прибывает в состоянии между вечным разочарованием и ненавистью ко всем мужчинам этого мира и стремлением затащить в постель любого из них.
-Замечательно! Давай дальше. За Кассандру я точно пока не рискну браться.
- Товарищ Терс… Ты уже слышал часть его биографии, когда мы беседовали с ним. Здесь не было сексуального насилия. Было – психологическое. До того как стать тем, что ты видел перед собой, Терс был нормальным ребёнком. Здоровым, красивым, талантливым… Он любил вырезать из дерева замечательные фигурки, рисовать, конструировать и при иных обстоятельствах из него мог бы получиться прекрасный скульптор, художник или архитектор. Но вся беда в том что он родился в глухой деревне, в семье с патриархальным укладом и высокой степенью религиозности в сознании всех взрослых людей. Это была деревня в 17 домов, затерянная в глухой альзарской провинции, в северной части империи. На сотни километров вокруг – ни одного крупного населённого пункта. В семье главенствовала мать, а Терс был единственным ребёнком. Другие – умерли от голода и болезней. Мать была очень строгой, я бы даже сказал, деспотичной женщиной, и не смотря на то, что официально хозяином в доме считался её муж, отец Терса в жизни семьи никогда особо не участвовал и занимал, по отношению к своей супруге, подчинённое положение.
Это был добрый и слабохарактерный человек, который, стремясь никому не навредить, постоянно всем шёл на уступки и отказывался от собственного мнения… Жена посылала его то на охоту, то торговать овощами, выращенными на их огороде, то ещё куда… и ей постоянно было мало денег, хотя на момент жизни мужа, семья не бедствовала. Потом муж умер: его задрал медведь на охоте. Терсу к тому моменту исполнилось 7 лет. После смерти мужа они остались наедине: мать и сын. Семья погрузилась в пучину бедности: отправлять на охоту и по иным делам, способным обеспечить её финансовое благополучие, было некого… Мать Терса пыталась несколько раз снова выйти замуж, но мужчины убегали от неё через пару недель отношений, испытав на себе проявление её деспотизма. Тогда она всерьёз принялась за сына, решив «сделать из него человека»: никаких «вырезаний из дерева», прогулок на природе и обычных детских шалостей для ребёнка с этого момента не стало – надо было колоть дрова, носить воду, копать огород и беспрекословно исполнять волю матери, что бы избежать порки или заключения в тёмный чулан, которого, Терс боялся как огня, потому что с рождения испытывал страх перед темнотой и замкнутым пространством. При этом время от времени, мать давила на психику, своей «бесконечной и искренней, материнской любовью», говоря: «ты же у меня самый лучший, куда же я без тебя денусь, ты такой хороший, заботливый, внимательный… никто никогда не будет любить тебя так сильно, как я, потому что я – твоя мать». В таких условиях прошло детство и юность Терса. Его врождённые способности в конце концов угасли, не получив возможности развиваться, воля была подавлена и полностью подчинена матери, перед которой он испытывал страх, которую ненавидел, и которую – боготворил… Все эти чувства, смешиваясь, сделали из нормального ребёнка, алкоголика и садиста. Терс не покинул дом своей матери до тех пор пока она не умерла от старости и чуть не покончил с собой, когда это произошло, а потом, после того как соседи успели вовремя вытащить его из петли, с головой ушёл в глубокий запой и разврат… На фоне того, что на момент смерти матери ему было уже за тридцать, и пока мать была жива – ни к алкоголю, ни к женщинам, Терс не прикасался, односельчане решили что бедняга сошёл с ума, но не вмешивались в происходящее, пока он не убил свою первую женщину. Тогда, согласно традиции, его тоже решили убить. Но сил у Терса было много, и согнув прутья решётки в клетке, куда его посадили и оглушив охранника, он сбежал и стал вести бродяжнический образ жизни. В родную деревню больше не было возврата. Но в Альзарии было много заброшенных домов и других населённых пунктов… Поэтому перебиваясь то временными работами, то воровством, Терс двигался куда глаза глядят, время от времени уходя в запой и насилуя, травмируя или убивая, женщин, которые составляли ему компанию. В каждой женщине – он видел подобие своей матери… В таком состоянии я и застал его, лет 10 спустя, и он рассказал мне обо всём что было в его жизни, а затем добровольно отправился со мной в мой замок… Дальше – ты знаешь. Как помочь ему, я не имею ни малейшего представления, потому что разорвать в своём сознании связи с прошлым, он не способен.
-Да, уж… Я тоже не знаю, как ему помочь. Но окажись я на его месте, я бы вероятно тоже, возненавидел такую мать. Теперь расскажи про принца. Не смотря на манию величия, он показался мне наиболее разумным среди этих троих.
- Ох, уж этот принц… - рассмеялся Экхоган – Учитывая, что ты альв и представляешь собой существо, объединяющее в себе мужское и женское начало, чей пол зависит от желания трансформироваться, даже боюсь, тебя к нему пускать! Может, твоя женская часть повелась на его физическую красоту, как и многие маги – девушки в моём замке, а? И поэтому он кажется тебе более разумным чем Кассандра и Терс?
- Не говори глупостей! – воскликнул я – Меня бесит то, что ты считаешь меня зависимым от сексуальных инстинктов… мужской или женской части моего сознания и тела. Я независим от них, поверь. И полового влечения обычно не испытываю ни к мужчинам, ни к женщинам!
-Даже так?! Это наталкивает на мысль о перенесённом в детстве насилии…
Мы внимательно посмотрели друг на друга… и возможно, в следующее мгновение, он пожалел о только что произнесённых им словах.
- Не лезь в моё детство – холодно произнёс я – Тебя оно не касается.
Учитель отвёл глаза на чашку чая и чуть слышно вздохнул.
-Хорошо, не буду – ответил он, мягко – Прости.
-Простил. Давай ближе к теме…
-Итак, Александр… - теперь он вздохнул уже не таясь и посмотрел на меня очень печально – прямо с какой то фатальной обречённостью – Александр рос в императорской резиденции, в окружении дворцовых интриг, коварства и сплетен… На его глазах постоянно кто то кого то обманывал, предавал, убивал, ненавидел, устранял с пути к власти. Он был третьим по счёту и самым младшим сыном императора Митигора, ныне почившего, и так как власть наследуется по старшинству, шансы его на корону изначально были не велики. Старик – отец конечно давно впал в маразм и балом правила королева - вторая жена императора, не являющаяся родной матерью Александра. Родная мать, подарившая старику троих сыновей и четырёх дочерей, умерла загадочной смертью, а Митигор женился на заморской принцессе, моложе его лет на 30… Ну так вот, на тот момент, Александр был грудным ребёнком. Матери он вообще не помнит. А мачеха с самого начала возненавидела всех трёх сыновей и поспешила нарожать старику «своих наследников престола»… Нарожала. Тоже трёх, с интервалом в год. Правда не факт что от законного супруга. Она управляла его сознанием и властью в стране с тех пор как стала женой императора, доходя в самом начале до таких вещей, как опаивание и без того глупеющего по возрастным причинам человека различными снадобьями, способствующими ещё большей дегенерации… На всё это смотрели в течении всего детства три императорских сына, от умершей королевы. Они были детьми и ничего не могли понять, а когда стали понимать – не могли ничего изменить, раздираемые враждой друг с другом и собственными «демонами сознания». Постепенно необходимость поить императора раствором для «размягчения мозгов» пропала полностью: они размягчились настолько, что уже сам Митигор стал ненавидеть своих сыновей от первой жены и беспрекословно подчиняться молодой королеве. Двое принцев – братьев Александра к тому моменту трагически самоликвидировались при загадочных обстоятельствах: один погиб на охоте, неудачно упав с лошади, второй утонул в Великой реке… Никто не сомневался что руку к этим смертям приложила королева, но так как королева была у власти, все называли произошедшее «трагическим стечением обстоятельств». Александра, однако же, она всё никак не могла добить… отравы он чувствовал интуитивно, до того как мог прикоснуться к отравленным предметам или продуктам питания, охотой и рыбалкой, где можно было бы застать его в врасплох и прикончить руками наёмников, не увлекался, во дворце обзавёлся «личной гвардией» и превратил свою комнату в подобие неприступной крепости с кучей потайных ходов и выходов, тайников, ловушек и баррикад.
В таком подходе, не смотря на безумие императора, королева усмотрела серьёзную угрозу своему могуществу, ведь он остался единственным наследником престола по линии умершей королевы, а её «собственные наследники» были детьми и по закону не моги в столь нежном возрасте прийти к власти. Здоровье императора между тем, становилось всё хуже… Александр имел все шансы занять его место после приближающейся смерти отца. О том, что будет с ней и её детьми, если это произойдёт, королева догадывалась, успев изучить сформировавшийся за годы такого «развесёленького» детства, жестокий, коварный, недоверчивый и эгоцентричный характер Александра. Поэтому, она превзошла саму себя… желая выкрутиться из сложившейся ситуации и дать своим наследникам время повзрослеть. Поняв, что Александра не так просто убить как его братьев, она оставила всякие попытки это сделать, и направила по деревням и весям своих агентов с довольно оригинальным поручением: найти человека, лет на 10 моложе императора, но очень сильно похожего на него внешне. Тип внешности у императора был «классическим альзарским» и поэтому таких людей гонцы разыскали достаточно… Выбрав из них наиболее похожего и наиболее покорного, королева объяснила ему что его великая миссия заключается в исполнении роли почившего императора после его биологической смерти. Был разыгран целый спектакль… и надо сказать, этот спектакль удался! Лже-Митигор принял условия королевы. Он был простолюдином и такая «великая миссия» очень льстила его самолюбию… Он добровольно подчинился королеве и когда настоящий император умер, занял его место. Александра в последние дни и часы жизни отца в императорские покои вообще не пускали: в начале отвлекали тысячами разных отвлекающих факторов, затем, когда он уже стал рваться в бой со всем своим воинством, обманули, продемонстрировав живого и нормально себя чувствующего «отца», который в гриме ничем не отличался от умирающего монарха. Затем была приглашена «добрая фея»… актриса, разыгрывающая роль мага, которую пригласили что бы исцелить «Его Высочество». Актриса отлично справилась со своей задачей, когда император испустил дух, а его двойник вышел заявить во всеуслышание о своём чудесном исцелении. Тело настоящего императора замуровали в стене. Подделка в руках королевы, продолжила играть свою роль, а людей причастных к этому, в том числе и «добрую фею», королева умертвила различными способами. Она получила временную отсрочку, которой должно было хватить для того что бы её дети выросли.
Вначале Александр купился на этот балаган, но уже через пару недель после «чудесно исцеления императора» он понял что к чему и кто на самом деле стоит у власти. Это была абсолютная безысходность… все его планы и надежды рухнули в одночасье, а Лже-Митигор так хорошо вошёл в свою роль, что доказать что либо не представлялось возможным. Он и поныне «правит» Альзарской империей… будучи марионеткой в руках королевы.
С этого момента разумная деятельность Александра заканчивается и начинается, безумие.
Он распустил свою доблестную гвардию и тайно, в одиночестве, ночью, переодевшись в одежду простолюдина, сбежал из дворца. Примерно полгода скитался по стране, ведя отнюдь не царственный образ жизни… Естественно, искать его никто не стал: королеве это было только на руку. Воспользовавшись ситуацией, она поспешила объявить о трагической гибели единственного взрослого наследника Альзарского престола, опять мастерски разыграв очередной спектакль и умертвив для этого специально найденного человека, внешне очень похожего на Александра. Теперь, даже если бы он захотел вернуться во дворец, его бы никто не пустил, ведь официально он был признан мёртвым… Я нашёл его зимой, замерзающим на базарной площади столицы. Он был в драных лохмотьях и очень худой, больной и грязный… Однако, в отличии от десятков таких же нищих, не просил милостыню, не пытался что либо украсть, а просто молча замерзал при сорокаградусном морозе. Это меня и заинтересовало. Я забрал его в замок, привёл в порядок, узнал его историю… Но у бедняги сильно поехала крыша. Если раньше он был просто самовлюблённым эгоистом, то теперь это переросло в манию величия, одержимость местью, жаждой власти и болезненное самолюбование. Ты сам всё видел… Я мог бы помочь ему восстановить справедливость и свергнуть коварную королеву, но придя к власти с таким состоянием сознания, этот человек вряд ли сможет сделать для страны что либо хорошее… Скорее уж наоборот. Хотя, не отрицаю и того, что королева, за все годы своего правления, о стране тоже не очень то заботилась: народ как был нищим и неграмотным, так и остался, дворяне как зверствовали так и зверствуют, а быдло молчит… и извращается в своих мелких грешках: бытовом садизме, пьянстве и разврате, потому что не до духовного и интеллектуального роста им… простым смертным: большая часть жизни уходит на работу, что б было что есть и где спать… И так – уже не первое тысячелетие. Правители меняются, но сущность их неизменна: им не нужны сильные, умные и духовно развитые граждане в своей стране; им нужны послушные, глупые и поэтому часто – очень жестокие, рабы, занятые работой на сеньоров, до гробовой доски, и обогащающие правящий класс. Ведь если все станут сильными, умными и духовно развитыми… они в конце концов свергнут монархов, да и необходимость во всякой власти, попросту пропадёт… Анархия, Оскальд... Совершенная анархия, возможная лишь при достижении большинством людей высокого уровня развития. И совершенно не возможная в тех условиях для развития, которые существуют для большинства людей в нашем обществе в настоящее время… В условиях, которых не будет, скорее всего, никогда, потому что правящему классу, вне зависимости от того, как называется политическая система, это не выгодно.
Он замолчал, а затем мы тяжело вздохнули… при чём одновременно. Тут было о чём вздыхать…
- Знаешь что… - сказал я – Я попробую изменить сознание Александра, потому что вижу здесь перспективу для всей страны, а быть может и для всего человечества, ведь Альзария, как ни крути – самая сильная и большая страна в мире. А вдруг получиться, а? Тогда мы приведём к власти человека, который будет сверху, используя свои властные полномочия, способствовать развитию и духовному росту населения, с помощью изменения экономических и политических ориентиров, уменьшения давления на простой народ, создания общедоступных школ, музеев, иных учебных и культурных заведений… Надо только что бы он сам этого захотел. Тогда будет толк для всех. Тогда, возможно, если мы Кассандру и Терса не спасём, то хотя бы создадим такое общество, в котором появление таких вот Кассандры и Терса – созданных, прямо скажем: средой, в которой, протекало их детство, было бы не возможным или хотя бы маловероятным…
Он рассмеялся – печально и снисходительно.
-Ну, да… разумеется… Пойдёшь ты к нему сейчас и начнёшь менять сознание… А он тебе скажет «ты чей раб, какого лешего без позволения государева в покои его явился»?!… И стул или зеркало в тебя швырнёт. Да, да… ты его перевоспитаешь… Пойми же наконец: с того момента как я нашёл его прошло три года. Я пытался изменить его сознание и по хорошему, и по плохому, я объяснял ему что он такой же человек как и все… из плоти и крови, и его страдания ни чем не отличаются от страданий миллионов других людей… Простых людей… убивающих друг друга и самих себя в системе основанной на рабском труде миллионов и невозможности их интеллектуального и духовного развития в условиях, когда основная задача: делать хоть что то… что бы прошу прощения, ни сдохнуть. И если его поставить в такие условия, он будет страдать и деградировать так же как все, и его «голубая кровь» не поможет ему ничем. Я объяснял что всё можно изменить… но для этого нужно изменить само устройство общества. И что он может это сделать если придёт к власти… Ты думаешь, у меня не было таких планов и мыслей? А итог всё тот же: «Ты, мой раб… вламываешься в мой кабинет как к себе домой и спрашиваешь меня о делах государственной важности»!!! Да ты сам видел и слышал…
- И что ты мне предлагаешь? Если так рассуждать, то получается что ни одно из этих заданий не являться выполнимым, потому что все трое – безнадёжные… Мне признать что это так и отказаться от работы с людьми?
- Тогда ты признаешь что я выиграл в нашем с тобой споре, а ты проиграл – улыбнулся он.
-Ну, уж нет! Говори и думай что хочешь, но я попробую… сделать анархию через монархию… И буду работать с Александром. Давай решим так: если мы оба увидим что его душа стала светлей, а мания величия, убавилась – до того уровня, который предполагает такую возможность, ты поможешь ликвидировать королеву и привести его к власти.
-Хорошо, договорились – произнёс он печально – Страшно даже представить себе сколько лет на это будет потрачено и что в конечном итоге получиться… Лично я считаю что все монархи неисправимы: и коронованные, и некоронованные. У них на первом месте… они сами и изменить это невозможно. Но ты волен убедиться в этом на собственном опыте, поэтому, действуй! На работу с Александром тебе 2 -3 часа каждый день, когда не видишь в этом смысла можешь к нему не спускаться… Помимо этого, будешь изучать и многое другое: где, когда и каким образом, я скажу.
-А если в ходе работы с Александром понадобиться покинуть твой замок и твой мир, при чём вместе с ним?
-О, как загнул! Хочешь устроить ему «практику – жизнь» - со всем её ужасом и беспределом, что бы он на собственной шкуре почувствовал боль простых людей? Так у него это уже было, когда он сбежал из дворца и по миру пошёл скитаться. Говорю же, нищем его нашёл. А толку – ноль. Отогрелся, отоспался, отмылся – и всё тот же монарший гонор.
-Пока не знаю, но возможно это придётся сделать. Когда он будет к этому готов.
-Ты думаешь что он когда либо будет к этому готов?
-Я надеюсь…
-Ну что ж… если твоим надеждам суждено оправдаться и я это увижу: ступайте на все четыре стороны, но извини, тебя я буду контролировать с помощью своих людей. Ты их может и будешь замечать, он – вряд ли. Без контроля - не отпущу: не хочу что бы какая ни будь зараза, ненароком прибила.
-Пусть будет так – мне было смешно от его последних слов и я тихо рассмеялся – Ну не прибила же меня никакая зараза за все прожитые годы жизни!
- «Всех прожитых годов» у тебя было не так уж и много - ответил он серьёзно – А то, что «никакая зараза» за всё это время тебя не прибила, учитывая твой характер, внешние данные и физические возможности, я могу объяснить только покровительством высших сил… Серьёзно. Хотя в «высшие силы» не особо и верю. Просто другого объяснения тому что ты всё ещё жив в этом мире и каким то образом выживал в нём до встречи со мной, я не нахожу.
Смеялись мы долго и искреннее…
Но в глубине души и я, и он, чувствовали лишь безысходность в масштабах целого мира: его развития, его фатального, рокового трагизма… Однако, над всем этим, не грех было посмеяться.
Попытки найти подход к «сложному пациенту» было решено отложить до следующего дня. Вместо этого я занялся теоретической подготовкой и собственной адаптацией к подвалу и его обитателям. Несколько раз спустился вниз без Экхогана… Побродил среди людей с различного рода проблемами, посмотрел на них… Увидел так много что стало жутко: женщину, танцующую вальс с иллюзией своего мужа, умершего много лет назад, созданной собственным воображением; мужчину, бьющегося головой о стену и убеждённого в том, что он… дятел; девочку лет восьми, смотрящую на окружающих с каким то застенчиво – хищным выражением на лице и совершенно не способную говорить: она выросла в семье людоедов и привыкла воспринимать людей рядом с собой - как еду… Перечислять всех – долго, да и незачем. В общем, насмотрелся. Маги, следящие за порядком на отделениях, любезно рассказали мне истории каждого из заинтересовавших меня пациентов. Напоследок я заглянул к Александру: он опять сидел за столом и смотрел на себя в зеркало. Выражение лица было не отсутствующим, а скорее очень сосредоточенным - то ли на своём отражении, то ли на своих мыслях. Происходящего вокруг он не замечал.
Всё это не просто удручало меня: это внушало какую то дикую, всеобъемлющую безысходность. Я понимал что большинству из этих людей невозможно помочь потому что они сами себе помочь не хотят: не хотят изменить своё сознание – отказаться от своих страхов, предрассудков, от своего прошлого и связанной с ним душевной боли. Причина невозможности помочь только в этом. Но как быть в этой ситуации – ведь свой ум в чужую голову, при всём желании не вставишь?
Поднявшись наверх, в свою комнату, я взялся за изучение книг, которыми меня снабдил Экхоган. Книги были очень интересные: в них рассказывалось о том как устроено сознание людей, о том чем отличается мужское восприятие мира от женского и о том, какие могут сбои при, казалось бы очевидной принадлежности индивида к тому или иному полу; о том, как говорить с людьми различных характеров, полов и возрастов, что бы добиться от них чего хочешь, как вести себя что бы произвести то или иное впечатление, войти в доверие, внушить определённые – выгодные тебе - мысли и чувства…
Весь вечер и большую часть ночи я провёл за этими книгами. Но к утру так и не выработал никакой определённой тактики в отношении своего пациента и не пришёл ни к какому ответу на вопрос «как заставить людей меняться, если они этого не хотят». Так и уснул, положив голову на книги. И приснился мне кошмар, в котором я пытаюсь спасти людей от самих себя, но в итоге, люди проклинают меня и заживо сжигают на костре…
Разбудили меня опять около 12 дня, но на сей раз, как и было обещано – чашкой тёплого чая, которой учитель провёл по моей щеке. Хорошо что не вылил на голову… Возможно, просто пожалел книги на которых я спал.
-Ну как? – произнёс он, улыбаясь – радостно и иронично – Ты, я вижу уже знаешь что делать… Сейчас спустишься к Александру и одним движением мысли, выраженной в совершенной устной форме, изменишь его сознание!
Я взял чай и взглянул на Экхогана чуть ли не с ненавистью. Он был прав. Но не может быть что бы выхода не было вообще! Ведь дело тут не в Александре и сотнях других, а в перспективах развития всего человеческого сообщества!
-Я не знаю что делать, но я попытаюсь сделать так, как почувствую что правильно – ответил я – И не зли меня когда я ещё не проснулся, пожалуйста.
-«Как почувствую что правильно» - рассмеялся он, повторяя мои слова – Оскальд, это как? Где логика?
-Там где логика бессильна, включается интуиция и иные чувства. У меня по крайней мере… Не знаю, как у тебя. Поэтому я пока не могу сказать «как правильно», но сейчас проснусь нормально, приведу себя в рабочее состояние, спущусь вниз, приду к Александру, и поступлю таким образом, как почувствую что правильно, в тот момент когда буду там находиться. Пока я действительно не знаю как. Но я это почувствую, определённо, потому что так уже не раз было в моей жизни. И это будет «правильно».
-Очень хорошо! Замечательно! Слушай… у меня таких способностей нет! – рассмеялся Экхоган – Вот сейчас иди и сделай то, что сказал… Я не буду тебе мешать. Я буду наблюдать так, что ты меня не увидишь и он тоже. Иди и продемонстрируй на что способна твоя интуиция!
-Зря смеёшься. Я не знаю что у меня получиться и получиться ли хоть что то… - ответил я хмуро – Но я не сдаюсь и не отрекаюсь от своих целей и идеалов. Возможно, всё это плохо кончиться. Но свет в своей душе и стремление преобразить этим светом человеческое несовершенство и жестокость этого мира, я не придам никогда.
Сказав это я поднялся, на ходу надел плащ и направился к двери. Я был злой и не скрывал этого…
Он остановил меня когда моя рука уже прикоснулась к дверной ручке: абсолютно бесшумно оказался у меня за спиной, схватил за плечи и развернул лицом к себе.
-Прости, если я тебя обидел своим скептицизмом… - произнёс он, с нехарактерной для него эмоциональностью, глядя мне в глаза – Но ты действительно понятия не имеешь с чем связываешься… Изменить людей невозможно, если они этого не хотят! Пойми же наконец… этот мир – просто духовная школа, в которой каждый проходит свой урок в одной из жизней. Жизней много, миров тоже много… У каждого странника свой путь. Все души разные – у каждой своя история предыдущих воплощений, своя боль, свои ошибки – осознанные и не осознанные… Через боль – свою и чужую, души учатся прощать и любить. В этой школе никогда не будут только одни «отличники». Такое просто невозможно… потому что существуют более «старые» и более «молодые» души… те, что ещё не вышли из полу животного состояния и поэтому творят в этой жизни чёрт знает что… Искусственно ускорить их развитие не может никто! Существуют духовные учителя, маги, святые, просветлённые, пророки… Но их всегда меньше чем «молодых» душ и их жизнь на Земле обусловлена в основном необходимостью поддержания духовного баланса в этом мире: их сил и поступков обычно достаточно для того что бы земля окончательно не превратилась в ад и многие из них намеренно выбирают эту планету для жизни, хотя могли бы жить в более совершенных мирах и без физического воплощения…
Они понимают что это всего лишь «школа» и осознают необходимость поддержания баланса, а так же необходимость просвещения «молодых»... Поэтому воплощаются. Но ты не сможешь превратить этот мир в рай, как бы тебе этого не хотелось. Всё чем ты, как и каждый из нас, действительно обладаешь: это твоя собственная душа и твоя жизнь… Ты можешь делать всё, что считаешь нужным – только с ними!
-Браво! И это говорит человек, который убивает других людей что бы позабавиться… иногда целыми поселениями! «Всё, чем ты действительно обладаешь это твоя собственная душа и твоя жизнь»! Почему же ты тогда так легко распоряжаешься чужими жизнями? Даже учитывая, что это – «полу животные души» - какое ты имеешь на это право?
В его глазах вспыхнули недобрые огоньки, а губы искривились в зловещей, обнажающей длинные клыки улыбке…
-Такое же право…как и они сами – убивающие друг друга и самих себя постоянно! – воскликнул он – Почему какой либо король или царь может погубить в очередном военном походе миллионы жизней, а я – нет? Почему какой либо бандит вроде Маддора может убивать и мучить любых людей и жить при этом припеваючи с позволения верховных властей, а я не имею права прибить этого бандита вместе с его шайкой? О, да: я не святой! Но я ни чем ни лучше и не хуже в этом смысле всех людей этого мира, для которых табу на убийство себе подобных и иных существ существует только на бумаге и нарушается ими самими ежечасно. Но при этом, в отличие от них, я не притворяюсь святым. Я не говорю что убиваю во благо или ради каких то высоких идеалов! В отличии от религиозных лидеров, приносящих кровавые жертвы различным богам, я не делаю это, провозглашая убийство «волей божьей», не отправляю на костёр всех, кто отличается от меня и не соблюдает мои традиции, не посылаю на смерть в кровавом жерле войны свой народ – во имя тожества своих амбиций и личного обогащения, как это делают все короли, всех времён и народов! Я убиваю потому что хочу убивать, кого считаю нужным! Иногда – ради удовольствия, иногда – для того что бы продолжать жить и оставаться таким каким ты меня сейчас видишь… И в этом смысле я честнее и милосерднее всех королей, религиозных диктаторов и просто жаждущих «крови и зрелищ» дегенератов из народа, вместе взятых.
Логика была «железобетонная». Глубоко вздохнув, я отвёл взгляд, признав своё поражение.
-Хорошо… я не буду с тобой спорить – сказал я, спустя несколько мгновений – Прости меня…
-Простил. Что дальше?
-Дальше я пойду к Александру и попытаюсь сделать то, что с твоей точки зрения невозможно.
Видимо сегодня был день «печальных и многозначительных вздохов»… теперь опять настал его черёд.
- Иди… - ответил Экхоган, выдержав долгую паузу – Но подумай хорошенько о том что я тебе сказал: о том что этот мир – просто духовная школа и о том что у каждого странника свой путь. Я хочу что бы ты не забыл об этом и хочу что бы спустя некоторое время мы продолжили разговор на эту тему. Ты обещаешь?
-Обещаю.
-Иди.
Я вышел из комнаты и вызывав лифт, стал спускаться вниз, в подвал. Никаких мыслей в голове не было… Была только решимость – не отступить, не отречься от своих стремлений и убеждений даже если ради воплощения их в жизнь придётся погибнуть.
8.
Как подойти к человеку который считает себя едва ли не наместником Бога на Земле, а в тех кто проявляет к нему хотя бы малейшие признаки непочтительности – реальной или мнимой – швыряет стулья и зеркала? Что сказать такому человеку? Как представиться?
Я понятия не имел. Однако, чёрный плащ, что уже был на мне, избавлял меня от необходимости говорить кто я.
Спустившись в подвал и пройдя в нужное отделение, я подошёл к комнате где жил наследник престола и заглянул туда, старясь не привлекать к себе ничьего внимания. Там произошли некоторые изменения: девушки – маги отсутствовали, девушки – пациентки тоже отсутствовали, сам наследник удалил все источники света и в полумраке и относительной тишине, расхаживал вдоль стены туда-сюда. Он был один. Вокруг ничего не звенело и не играло. Странно… Уж не прибил ли он кого ни будь, часом? Да, нет, не может быть… Тогда бы маги не оставили его в открытом помещении с возможностью относительной свободы перемещения в пространстве. Значит, просто всех прогнал. Но почему? Что случилось? О чём он сейчас думает, расхаживая от угла к углу – похоже, уже не один час?
Некоторое время я просто наблюдал за ним, сквозь щель в дверном проёме. Пока не понял что он чувствует что за ним наблюдают. Понял поздно… дверь распахнулась у меня перед глазами, а затем в глазах замелькали яркие белые искры и всё вокруг перевернулось и понеслось в тартарары… Получив неслабый удар дверью, я на некоторое время потерял сознание. Но не надолго. Очнувшись… увидел перед собой, а точнее над собой Александра. Вцепившись в рукава моего плаща, он прижал меня к полу, и испепеляя взглядом, изрыгал такое количество отборной брани, что я сразу засомневался в том, что он – принц крови. В целом смысл всех его «изящных выражений» сводился к тому что бы выяснить… какого **** очередной **** вынюхивает в апартаментах его высочества. Маги, следящие за порядком, уже спешили ко мне на помощь. Искры из глаз полностью ещё не исчезли, шишка прям поперёк лба – должна была вырасти большой и очень заметной. Представив себе как будет смеяться надо мной Экхоган, а может уже смеётся, наблюдая за происходящем со стороны, я испытал только одно желание: провалиться под землю. Прямо здесь и сейчас. При чём навсегда. Но потом вспомнил что я и так под землёй, ведь это – подвал. И тогда я почувствовал что надо сделать и сделал это, до того, как подоспевшие на помощь маги скрутили «буйного больного» и принялись оказывать мне первую помощь.
Заставив себя побыстрей «очухаться», я резко сел, сбросив вцепившиеся в мои рукава руки наследника, схватил его «за грудки» и глядя прямо в глаза, произнёс, а точнее выкрикнул:
-Ты самовлюблённый придурок и больше никто!!! Пока страна нищает, а народ деградирует, ты сидишь уже третий год в этом проклятом подвале и ничего не делаешь для того что бы свергнуть королеву и придя к власти, изменить к лучшему жизнь в Альзарской империи! Маги манипулируют тобой как хотят, а ты и рад: это избавляет тебя от ответственности за свою жизнь и будущее своего народа, и позволяет купаться в лучах иллюзии собственного величия. Чем ты заполняешь свой день? Тем что часами смотришь на своё отражение в зеркале? Тем что швыряешь стулья в магов, которые кормят и поят тебя, предоставляют крышу над головой? Какой ты к чёрту наследник престола? Ты – ничтожество! И я рад тому что королева загнала тебя в тупик, хотя и не поддерживаю её политику. Как ни крути, но побеждают всегда сильные и мудрые. Но такому болвану как ты это не грозит! Ты до конца своих дней будешь любоваться своим отражением, да так и умрёшь в этом подвале, наслаждаясь собственной манией величия… потому что больше ни на что не способен! Я хотел попытаться тебе помочь… Но сейчас смотрю на тебя и хочу только одного: послать тебя к Дьяволу!
Я понял, что не ошибся в этом своём «подходе», когда увидел страх и слёзы в его глазах. Не эгоцентризм, ни желание немедленно стереть с лица земли человека, посмевшего оскорбить «его высочество» и даже не обиду… Только страх и слёзы. Ничего больше.
А спустя несколько мгновений нас растащили маги: его - привязали к кровати и накачали какой то стирающей всякую физическую и умственную активность химией, как всегда поступали здесь с агрессивными пациентами; мне - помогли подняться и стали обрабатывать растущую на лбу гематому, попутно объясняя основные правила техники безопасности.
Я был собой доволен. Я увидел именно те эмоции и чувства, которые должны были возникнуть после моих слов – у нормального человека, а не у неизлечимого пациента, страдающего манией величия и способного видеть реальность лишь через призму своих иллюзий.
Дальнейшая тактика в общих чертах уже появилась у меня в голове, но сейчас нужно было оставить всё как есть и на время уйти из зоны видимости. Что я и сделал, вежливо отделавшись от магов и поднявшись к себе наверх.
Экхоган, как оказалось, когда я зашёл в комнату, из моей комнаты и не уходил. Он сидел за столом и внимательно смотрел в какую то светящуюся шарообразную штуковину в своих руках, в которой, как я заметил краем глаза, до того как он её успел спрятать, как на современных телеэкранах или мониторах компьютера, отражалось всё что происходит на отделениях подвала…
Только в отличие от современных устройств, воспроизводящих изображение, штуковина была гораздо более компактной – буквально умещалась в ладонях, и видимых элементов настройки и управления не имела: это был просто круглый, светящийся шар в котором ходили, говорили, совершали те или иные поступки реальные люди.
Не знаю, за кем он наблюдал когда я зашёл в комнату, но явно уже не за мной, потому что моё появление стало для него неожиданностью. Сначала он спрятал светящийся шар в карман плаща, но затем передумал и достал обратно, положив перед собой – на стол. Только шар уже не светился и ничего не показывал.
Наши взгляды встретились и я понял что сейчас «доволен собой», не смотря на «производственную травму», не только я.
-Сегодня отдыхаешь – сказал он, поднимаясь из за стола и не спеша шагая ко мне на встречу – И думаешь о том что делать с ним дальше. Не хочу давать тебе никаких подсказок и пищи для размышления. Книг в комнате хватает, что надо – найдёшь сам. Завтра я прихожу и ты рассказываешь о том что решил. Мы это обсуждаем и ты продолжаешь работать. Не ограничивай себя необходимостью делать это сразу же и непосредственно, если не видишь в этом смысла.
Он подошёл вплотную и прикоснулся к выросшей уже до полного беспредела, шишке у меня на лбу. Минут через 10 ни от неё, ни от головной боли, не осталось и следа.
-Я хочу этому научиться – честно сказал я – Ты понимаешь что не смотря на то что искусственно усилить духовное развитие большинства людей на Земле – действительно маловероятно, с такими способностями можно избавить мир от болезней и смерти?
-Не всё так просто как тебе кажется… - усмехнулся он – Ты просто представь себе эту картину: общество людей которые не болеют и умирают только от страсти, но при этом духовное и интеллектуальное развитие большинства из них оставляет желать лучшего. Это, пожалуй, даже страшней, мира в котором в ряду прочих бед – существуют болезни и смерть: армия развратных, жестоких, жаждущих крови и зрелищ неандертальцев, которые к тому же ещё и не подвержены болезням и смерти. Кошмар…
- И всё таки как ты это делаешь и есть ли здесь какое либо ограничение в плане возможностей? Например, ты можешь, если захочешь – не только устранить мелкую травму, но и скажем, оживить мёртвого?
-Здесь есть существенное ограничение, Оскальд, – печально улыбнулся он – В принципе я могу оживить мёртвого если тело не слишком сильно повреждено и с момента смерти прошло не более суток, а так же вылечить любую травму на биологическом уровне… Но ограничение есть. Я не могу это сделать с любым человеком: могу только с тем к кому испытываю сильную и искреннюю симпатию, сохраняющуюся в течении длительного времени, то есть хотя бы – нескольких дней. Первого встречного не оживлю и не вылечу, хоть ты убейся… Да и «всё человечество», страдающее от огромного количества хворей, сильной и длительно сохраняющейся симпатии у меня не вызывает. Я вижу миллионы людей, которые рождаются, живут, умирают - убивая самих себя и друг друга уже много тысячелетий… Среди них есть более или менее развитые, каждая душа – уникальна, вне зависимости от уровня развития, у каждой свой – индивидуальный путь, своя судьба. И тем не менее я вижу их как массу, если смотрю со стороны, и они не вызывают у меня никаких чувств. Что бы кого то исцелить или воскресить я должен в начале увидеть его или её душу – и искренне полюбить эту душу. Иначе никак.
Даже не знаю, огорчило или обрадовало меня это его «признание». Наличие «любви к моей душе», кончено, обрадовало; отсутствие «любви ко всем душам» в этом мире, не позволяющее воскресить или исцелить «первого встречного» огорчило, но при этом заставило задать вопрос себе: «а если я научусь это делать, смогу ли я полюбить всех живых существ в этом мире так сильно и так искреннее, что смогу исцелить или воскресить любого человека и не обязательно – только человека, даже если не знаю его»?
Экхоган прочитал этот вопрос в моих глазах.
-Не советую даже пробовать… - сказал он – Люди тебе этого не простят.
Весь остаток дня я провёл за книгами, в одиночестве. Хотел выпросить у Экхогана светящийся шар в котором, как оказалось, увидеть можно не только то что твориться в замке, но и то что происходит в мире… но он не дал. Сказал, что я сначала должен понять как им пользоваться и вручил большой пергаментовый свиток, исписанный очень мелкой альвской вязью. К счастью, я просто не мог не знать этого языка, не смотря на то, что моя жизнь началась за пределами закрытого мира альвов, но написано там было очень много, а конструкция штуковины, была довольно сложной…
«Это не более чем игрушка» - сказал Экхоган – «Ну, с помощью неё конечно, можно увидеть кто и что делает в любой точке света… Но много ли в этом толку, если ты всё равно не можешь не изменить, не остановить этого? У меня 9 таких игрушек, у некоторых других магов они тоже есть. Я подарю тебе одну, но сначала научись пользоваться ей по инструкции: с альвами мы больше не контактируем, если сломаешь её – новую приобрести у них не сможем».
«То есть сами Вы не можете конструировать такие штуки, даже не смотря на то что технология Вам известна»?
«Нет, не можем, хотя знаем – как. У нас нет таких химических элементов, которые есть у них… Эти элементы – неотъемлемый компонент конструкции, без которого ничего не получиться. Альвы ведь по сути – инопланетяне. Они прилетели сюда на своих кораблях из космоса, много лет назад. Поэтому у них много чего есть, чего никогда не было на Земле. А мы- просто земные маги. Высшая каста магов, самая могущественная, способная подчинить себе весь мир, если будет на то моя воля, но тем не менее, каждый из нас – человек, землянин. И синтезировать из воздуха химические соединения которых на этой планете никогда не было, мы не можем».
«Почему Вы больше не дружите с альвами»?
«Это долгая история… Поймёшь со временем».
Он с какой то непонятной тоской взглянул на меня и вышел из комнаты. Я остался наедине с инструкцией и книгами.
Ну да, я был на половину альв, на половину человек, и он был моим отцом – человеком.
Только тогда я не знал об этом, а Экхоган совершенно не спешил в этом признаваться.
Поэтому я не понял его взгляда и молча взялся за чтение.
Изучение «штуковины» быстро мне надоело. Я понял, что этот свиток надо читать «дозированно» - всё и сразу не разобрать, слишком сложно. Всё таки умные у меня были предки, по материнской линии. Умные, красивые, духовно развитые… Почему большинство землян не такие?
Отложив свиток, я перешёл к медицинской литературе. Решил, часа через четыре, что торопиться вообще не стоит. Надо «показываться на глаза» пациенту, и молчать. Пусть видит меня и пусть видит, что я его вижу, но сознаёт что я поставил на нём крест, что он для меня – ниже чем, скажем, та же Кассандра или Терс, или любой другой пациент. Вот с ними и нужно работать, или хотя бы делать вид, что работаю, но так, что бы Александр всё это замечал. И сознавал что он настолько ничтожен со своей манией величия, что проститутка и алкоголик, не кажутся мне настолько безнадёжными и поэтому, как маг, я пытаюсь помочь им, а его игнорирую. Делать это нужно до тех пор пока он не совершит какой либо поступок… Если попытается первым хоть как то со мной поговорить – это повод начать разумный диалог; если не сделает этого или опять примется разглядывать себя в зеркале и швыряться стульями – значит, действительно безнадёжен, и дальнейшая работа с ним не имеет смысла.
На следующий день я рассказал об этом Экхогану и получил полное одобрение. Для упрощения игры Кассандра и Терс были переведены на отделение где находился Александр, в комнаты, расположенные близко к помещению, где он содержался. Хотя, увидев Александра, Кассандра сразу же «влюбилась» и перебазировалась в его комнату, как мы увидели в шаре, это большого значения не имело. Я спустился вниз и приступил к практическому осуществлению своего замысла.
В первый день было немного не по себе, но в последующие дни стала формироваться привычка. Найти подход к Кассандре оказалось довольно просто, гораздо сложнее – не влюбить её в себя и не вызывать очередного припадка; курсируя между мной и Александром, проститутка чувствовала себя королевой, но отдавала предпочтение принцу, даже не смотря на то что он в первый же день запустил в неё арфой. Я курсировал между всеми, никому не давая опомниться, но всякий раз когда дороги наследника и мои пересекались, я либо делал вид что вообще его не замечаю, либо смотрел на него с таким выразительным пренебрежением, что он отводил взгляд в сторону. С Кассандрой мы как две подружки, в конце концов стали болтать «ни о чём». Нытьё Терса о том что все женщины суки, а он - само совершенство, тоже можно было просто слушать, вставляя изредка вопросы, и делать при этом вид что я работаю. Постепенно подключились и другие пациенты: я внимательно слушал – всех, всем улыбался, желал добра и счастья, проявлял искреннее участие, понимание, сострадание, убеждал что всё будет хорошо, что им обязательно помогут, так мастерски играя свою роль, что через пару недель, моего появления на отделении, стали ожидать все, кто на нём находился, а несколько человек и впрямь осознали в чём они ошибаются и смогли изменить своё мышление до уровня относительного душевного благополучия, в следствии чего были выпущены «на волю», во внешний мир, по совместному решению магов во главе с Экхоганом. Все видели происходящее и некоторые маги даже открыто говорили мне что по части исцеления человеческих душ, у меня талант от Бога. Среди «носителей чёрных плащей» - магов и учеников, у меня за эти несколько недель, появились друзья и подруги -очень разные, но, безусловно, одарённые – каждый в своей области. Однако, я не спешил менять тактику в отношении Александра, а лишь отмечал в специально заведённой для этой цели тетрадке, все замеченные мной изменения в его поведении. По моему замыслу, какой то поступок должен был совершить, видя происходящее, он, а не я. Иногда, я подсматривал за ним через штуковину, конструкцию которой в конце концов смог изучить достаточно хорошо, и поэтому Экхоган, как и обещал - подарил мне одну из них. Я видел что в зеркало целыми днями он больше не смотрит, стульями не швыряется (разве только в Кассандру, если совсем достанет), людей, в том числе и магов, старается игнорировать – но гораздо более вежливо, чем это было раньше; все эти изменения, безусловно, радовали меня. Но шла уже третья неделя, а попыток заговорить со мной с его стороны так и не было… Он ходил по комнате и думал. В основном только этим и занимался. Я «мелькал» поблизости – всё чаще и настойчивей, однако, в конце концов понял, что он отражает моё поведение – делает вид, что не замечает меня. Это никуда не годилось, ведь не смотря на очевидные положительные изменения, я не знал что происходит у него в голове: о чём он думает и что планирует, ни с кем, ни чем не делясь, и похоже – никому не доверяя. Я не чувствовал, что по отношению ко мне от пациента, исходит какая то агрессия. Но и стремления к контакту тоже не было. Это загоняло меня в тупик и единственное что я мог пока – это продолжать свою игру, надеясь, что переломный момент со дня на день настанет, или возникнет ситуация, провоцирующая появление этого момента и его проявление в поведении пациента.
Экхоган уже начинал посмеиваться надо мной.
-Ты загнал его в тупик и сам оказался в этом тупике… - говорил он – Но мне нравиться то, что ты делаешь: пытаясь вытащить из болезни только одного – своего больного, и не вытаскивая, ты разыгрываешь такой спектакль на всё отделение, что уже седьмой человек идёт на выписку!
-Пусть пройдёт год или два… - отвечал я – Но в конце концов какой либо результат всё равно будет. Может, отрицательный, но будет! Я знаю, что я не должен сейчас первым совершать попытки поговорить и не буду этого делать. Если мания величия окажется сильней, мы это увидим когда ни будь. Если он разобьёт себе голову о стену от безысходности, это тоже будет результат, от которого уже можно будет отталкиваться: либо вести дальше, либо оставить как есть.
-Всё верно, ты сделал свой ход, ответ – за ним. Знаешь, я смотрю иногда в его душу… Там – всё печально.
-Что ты имеешь в виду, под словом «печально»?
-Я имею в виду борьбу с собой: дикая мешанина из самовосхваления, самобичевания, любви, ненависти, страхов, желания умереть, желания «трахаться», жажды власти, стремления к свободе… Самые различные чувства и мысли – то появляются, то исчезают, в день по тысяче раз. Он близок к распаду личности потому что ничто не задерживается в сознании надолго, ни одна мысль, ни одно чувство - не начинают доминировать, а просто загораются и угасают, через несколько минут, уступая место другим. От мании величия ты его и правда вылечил. В результате – личность распадается…
-Не торопись с выводами, Экхоган. Я уверен что ещё немного, и он сможет собрать свою личность воедино, главное только что бы в центре – опять не возникла «мания величия».
-А если возникнет, что будешь делать?
-Пока не знаю. Но тот номер, который привёл к тому, что происходит сейчас, точно уже не подойдёт.
Переломный момент настал спустя два месяца, когда я уже и перестал надеяться, что пациент вообще на что либо способен. К этому моменту, в результате моей бурной деятельности, даже Кассандра, перестала думать только о сексе и всерьёз заинтересовалась чтением приличных книг, а половина отделения была выписана, по причине отсутствия необходимости в дальнейшем наблюдении. Когда, увлекшись книгой по Альзарской истории, Кассандра, перестала бегать за принцем, Александр не выдержал…
-Я не знаю кто ты такой, но я хочу с тобой поговорить – внезапно, без какого либо к тому повода заявил он в один из дней, встретив меня на отделении.
-Я очень этому рад – сдержанно и честно ответил я – Давайте поговорим.
Вот с этого, в общем, и началось то, что без преувеличения можно было бы назвать «трагедией всей моей жизни» - при чём не только той, давно прошедшей, о которой я сейчас рассказываю, но и всех последующих. Я пытался совершить невозможное, поспорив с существом, являющимся своего рода Дьяволом, хотя и совсем не в том значении слова «Дьявол», который позже придали ему господа – христиане; я пытался: сделать души – светлыми, умы – ясными, сердца – любящими и милосердными… в масштабах целой цивилизации. Это был путь на Голгофу, сквозь все времена, в которых мне после доводилось жить, да и в этой жизни - тоже. Хотя, Бог знает, куда приведут меня дороги этой жизни, ведь она продолжается.
Наша беседа с наследником Альзарского престола, возобновилась теперь - очень даже на разумном уровне. Я пригласил его в отдельный кабинет с полной звукоизоляцией – что бы шум со стороны отделения, не мешал работать с пациентом, и наш разговор продолжался больше двух часов.
- Скажи мне честно, кто ты на самом деле?! – заявил он, когда мы зашли в кабинет – Но только правду! – при этом взгляд у него был такой, как будто он уже заранее решил, что, что бы я не сказал, он всё равно не будет верить мне до конца, но сделает вид что поверил.
Мммдаа… всё таки человек, большая часть жизни которого прошла во дворце, среди постоянных интриг, убийств и вранья, не может ни к чему и ни к кому относиться с полным доверием, хотя
это не удивительно.
- Я – ученик мага Экхогана – ответил я, глядя ему в глаза и не пытаясь казаться более искреннем чем есть на самом деле, ведь я говорил правду – Моё имя Оскальд. Я – альв – полукровка. Это – правда.
- Ты ученик его святейшества князя тьмы!? – расхохотался он, с весёлой, сумасшедшей, злостью - Очень хорошо! Замечательно! Какой учитель, такой ученик!!! Даже не знаю у кого из Вас двоих – больше подлости!
-Ну почему же сразу «подлости»? Мы – маги, он – учитель, я – ученик. Этот замок и созданный вокруг него искусственный мир, изолирующий территорию магов от мира внешнего, является школой и домом для магов клана воабан – сит. Ты это знаешь прекрасно… И как ты сюда попал, ты тоже знаешь. Маги не правят миром, хотя могли бы, они пытаются помочь существам, обитающим в этом мире, когда в помощи возникает необходимость.
-Сколько времени ты здесь уже находишься, ученик мага Оскальд? – спросил он, внезапно перестав хохотать и сделавшись очень серьёзным.
-Третий месяц.
-И ты считаешь что твой учитель говорит тебе всю правду и вообще он «святой»?
-До святости ему далеко и возможно он не говорит мне пока что всей правды, но за три месяца здесь я не заметил ни в его поведении, ни в самом замке, ничего такого что вызывало бы у меня отрицательное отношение к происходящему.
-А знаешь ли ты каким образом он и другие маги – не ученики, продлевают свою молодость можно сказать – до бесконечности?
-Не знаю. Будь добр, просвети меня.
-Они пьют человеческие души! В прямом смысле слова: пожирают их! Ведь душа материальна, душа это – энергия, и любой более - менее образованный человек знает об этом. Так вот – они замедляют процесс старения, или вовсе останавливают его, выпивая души других людей, то есть уничтожая их – без следа, без возможности после смерти тела уйти в какой либо из миров или родиться на свете вновь. Слившись с энергетической сущностью мага, выпитая им душа, теряет индивидуальность, память, волю и личность и перестаёт существовать, а энергетический потенциал мага увеличивается и он может направлять эту энергию куда угодно: для развития сверхъестественной силы, способности летать по воздуху, вечной молодости… Вся сила клана воабан – сит основана на поглощении магами бессмертных человеческих душ!
Эта новость меня мягко говоря, ошпарила, но я постарался не подать виду.
-Откуда ты это знаешь и что ты ещё знаешь о магах воабан – сит? – спросил я, помолчав немного.
Он усмехнулся: самодовольно и снисходительно.
-Я знаю что для того что бы выпить душу, каждому из них нужны очень сильные чувства и эмоции со стороны жертвы и не важно какого характера эти чувства и эмоции. Но обычно они играют на любви и страсти: сводят с ума, заставляют до безумия влюбиться в себя, а затем убивают своих жертв - иногда на высоте оргазма. Дааа… чего взгляд отводишь? Сексуальная энергия одна из самых мощных. Затащит тебя такой вампирчик или вампирка в постель, при чём ты –сам этого будешь хотеть, потому что любишь, дойдёт у вас всё… до предела, и тут - клац зубищами по сонной артерии! Ну и всё, конец. Выпьет кровь, а вместе с кровью – душу. Кровь – сама по себе, не имеет значения, но в их ритуалах она - своего рода проводник энергетической субстанции от жертвы к магу. А активатор процесса – это любовь, страсть и разврат. Иногда они могут и по другому – например через ненависть, ярость… Но предпочитают всё таки через постель. Оно и понятно – маги тоже люди, хотят получить удовольствие и совмещают приятное с полезным. На этом фундаменте: больница для «заблудших душ» в подвале замка, стремление помочь людям, серьёзная научная деятельность, которой они занимаются уже много тысячелетий. Понимаешь? Всё основано на том что они пьют души! Вот кто твой учитель. Твой учитель – Дьявол.
Тут было над чем поразмыслить. С одной стороны, я ведь не видел всего что он говорил и мог допустить что он обманывает меня, преследуя какие то свои цели. Тем более он – «пациент», а я вроде как – пытаюсь его лечить. Но я чувствовал что он не обманывает и его слова полностью отражают реальную картину происходящего в клане воабан – сит, просто я сам не желаю замечать плохого, потому что стремлюсь к хорошему. Но ведь я видел на что способен Экхоган: как легко он убивает людей, только потому что ему так хочется; как летает по воздуху, да и клыки у него, хоть он и не улыбается обычно так что их становиться видно, есть: он меня ими кусал! Описанная Александром картина не просто совпадала с тем что я знал, видел и испытал на себе, она – объясняла происходящее. Я не понимал, откуда они берут столько энергии, с помочью которой, творят всё – что творят. Думал: черпают из космоса, от природы… Оказалось – пьют души. Что ж… вполне логично: для того что бы питаться энергией космоса, клыки не нужны.
-Знаешь, Александр… - произнёс я после некоторого раздумья – Я предполагал что то такое, но не думал что всё настолько плохо. Ты сейчас затеваешь довольно странную игру. Я не смогу скрыть того что ты сказал мне от Экхогана: он в прямом смысле слова видит людей насквозь. То есть когда мы встретимся, он узнает обо всём что ты мне сказал, даже если я буду целенаправленно об этом молчать. Но мне почему то не вериться, что когда ты говорил мне об этом – ты этого не понимал. Значит – понимал и сказал специально. Чего ты таким образом пытаешься добиться?
-Хочу бросить вызов князю тьмы! И ты мне в этом – поможешь! Пусть узнает о моих словах и о том что теперь знаешь ты… Можешь не притворяться что не знаешь. Это ведь правда. И он это знает.
-Я пока не вижу во всём этом никакого конкретного плана… Ну бросишь ты ему вызов – через меня – и что дальше? Он – всё равно сильней нас обоих, может – убить, но скорее всего – просто посмеётся над твоим «вызовом». Я – особо ничего не решаю, потому что ученик, да к тому же ещё и новичок. Ты – наследник альзарского престола, который не смог прийти к власти, да к тому же ещё и официально признан покойником. Что в этой ситуации можно сделать?
-Ты меня спрашиваешь?! Ты ж вроде доктор, а не я!!!
Его безудержное веселье, становилось всё более болезненным и злым. Да, он смеялся, но не было в этом смехе ни радости, ни искренности. Так смеются сильные люди, обычно – для того что бы не заплакать.
-Да, я тебя об этом спрашиваю – ответил я, стараясь сохранять спокойствие и собранность – Я хотел поговорить с тобой о духовности, о культуре, о том что происходит в стране и мире и как ситуацию можно улучшить, когда мы зашли в этот кабинет, но то что ты мне рассказал, совершенно сбивает меня с толку. Это – правда. И не надо над этим смеяться. Поэтому я прямо спрашиваю тебя: что ты замышляешь?
-Оскальд… -неожиданно прервав свой гомерический хохот, он за какую то долю секунды семенил маску безумца на вполне серьёзное и спокойное выражение лица и приблизился ко мне – так, что расстояние между нами стало меньше длинны вытянутой руки, а взгляды пересеклись – Я не знаю что я делаю… Примерно так же как ты – не знал что ты будешь делать и что скажешь, когда пару месяцев назад – заглянул ко мне в палату, а потом – когда я ударил тебя дверью, сказал мне прямо всё что обо мне думаешь. Это меня отрезвило, так скажем; представляешь: все эти маги, и твой учитель в том числе, практически не способны говорить правду простым людям, да и друг другу тоже… Они постоянно врут. Пытаясь помочь людям, они подбираются к их сознанию какими то окольными путями: то о детстве спрашивают, то картинки какие то глупые заставляют рисовать или карточки складывать. Сказать прямо: «ты ошибаешься в том то и в том то… и поэтому было бы не плохо, если бы прямо сейчас ты взял и перестал валять дурака, а не то твоя жалкая жизнь так и останется жалкой или станет ещё хуже» - они не могут. А это иногда – именно то, что надо бы сделать! Поэтому я сейчас сижу здесь и говорю с тобой. Я понял что они ещё не успели научить тебя всем этим хитростям, а значит с тобой можно иметь дело. Но так же как ты тогда – я не знаю сейчас чего я добиваюсь. Я просто бросаю вызов Князю Тьмы. И всё. Потом – погляжу что из этого получиться и дальнейшую тактику буду придумывать по ходу действия.
-Хорошо. Тогда скажи мне, чего бы ты вообще хотел? Вот если бы всё что можно было бы себе представить – было бы возможно не только представить, но и воплотить в жизнь?
- Хотел бы свергнуть королеву и стать императором… Хотел бы изменить в этой стране всё... сделать жизнь людей лучше, дать им больше возможностей для развития: снизить налоги, устранить традицию мира на крови и иные зверства, вообще сменить религию… построить школы и институты, которые были бы доступны для всех – вне зависимости от пола, возраста и происхождения. И ещё – хотел бы, хотя это и сложно, наверное, найти управу, на этот чёртов клан чернокнижников! Ведь это не дело, когда горстка магов убивает живые, бессмертные, человеческие души! Кончено, сотни королей и императоров всех времён и народов, убивают бесчисленное количество людей – в ходе различных воин, репрессий, социальных конфликтов… Голод, болезни, несчастные случаи – тоже убивают народу не меньше… Но всё таки… они убивают тела. Души остаются свободными и либо рождаются вновь, либо уходят в другие миры… Только маги клана воабан – сит убивают людские души! Большего зла чем эти вампиры , в мире не существует.
Его мечты мне очень понравились и в тот момент когда он говорил всё это, глядя на меня своими большими, чистыми, голубыми глазами, я ни на мгновение ни сомневался в том что всё это – искренне и видел в нём именно того императора – революционера, который мог бы изменить жизнь людей к лучшему. Но я сам себя остановил: я вспомнил летящие стулья, арфы и зеркала… и решил что не стоит мне торопиться с выводами ни в отношении Александра, ни в отношении Экхогана и его клана. Надо просто успокоиться и продолжить наблюдение… только теперь уже – и за тем и за другим. Ведь у меня задача сделать мир лучше, светлей, справедливее… Моя задача на Земле заключается именно в этом. А у представителя власти… пусть и поверженного, ровно как и у представителя «тёмных сил» - моего учителя, задачи могут быть несколько иными и мне не следует принимать желаемое за действительное. Всё что я могу – это воспользоваться возможностями того или другого или двоих сразу… что бы народ перестал быть таким диким каким он является на данный момент, что бы жизнь людей действительно стала лучше… Я понял что должен взвешивать каждый шаг, прежде чем его совершить, думать – над каждым своим словом и поступком. И никогда не спешить с выводами, что бы мне там не казалось под первым впечатлением от полученной информации.
-Мне нравиться то, что ты говоришь и я думаю - это возможно – ответил я совершенно честно – Давай сделаем так: я пойду к Экхогану и посмотрю как он отреагирует на правду о самом себе… Что он вообще по поводу всего этого скажет... Потом всё расскажу тебе и будем думать что делать дальше, исходя из полученных результатов…
Он согласился. Но я чувствовал что ожидал он чего то другого… может я слишком спокойно всё это сказал? Может, в его представлении, с моей стороны, должны были прозвучать клятвы в вечной верности «его императорскому высочеству» и заверения в пламенном желании жить и умереть во благо Альзарской империи? Я этого не знал, но очень хорошо увидел мелькнувшую в его глазах, тень разочарования.
Простились по дружески. Я сказал что позову его на беседу, когда будет какая либо ясность в происходящем. Вызвал лифт, поднялся на верх, к себе. Экхогана там не было. Надо было привести мысли в порядок и взяться за этого вурдалака… Мне был интересно: сумевший найти оправдание убийству людей по собственной прихоти, сможет ли он найти оправдание тотальному уничтожению бессмертных человеческих душ?
Так начались мои мытарства между лидером сильнейшей в мире империи, который, в конце концов, сумел прийти к власти, лидером сильнейшего в мире клана магов и простым народом который как всегда не понятно зачем страдает – иногда от собственной глупости, иногда – в следствии действий и экспериментов над ним, «сильных мира сего», коими, вне всякого сомнения, были в данном варианте разумной земной цивилизации, Экхоган и Александр. «Мытарства» закончились моей гибелью. Затем произошла гибель цивилизации с последующем возникновением десятков других… где те же самые души, воплощаясь вновь – в других телах, играли, до боли знакомые роли, на сцене истории и бытия… Замкнутый круг человеческого несовершенства и вечного поиска истины и идеала, продолжал существовать и вращаться, приводимый в движение ветрами времён и вновь разрушаемый ими.
Я нашёл Экхогана уже ближе к вечеру, за пределами замка.
Научиться ориентироваться в этом замке без путеводителя действительно было невозможно даже за несколько лет, но за проведённые мной здесь, месяцы, я обзавёлся путеводителем и запомнил пару десятков лестниц и коридоров, которые точно приведут – куда надо, поэтому мог позволить себе ходить по школе в одиночестве и выходить за пределы здания… правда не далеко, ведь лес, окружающий замок, был ещё более дремучим и сложным.
Весь оставшийся день я думал о сути происходящего: о поглощении магами бессмертных человеческих душ, за счёт энергетического потенциала которых, они достигают всех своих возможностей. У меня это ни укладывалось в голове… Даже если взять какую ни будь ничтожную, не развитую душонку, какого ни будь пьяницы или пройдохи, или даже убийцы и начать рассматривать её как источник энергии, как пищу… всё равно нет оправдания такому способу продления жизни и обретения силы! Ведь душа погибает навсегда. Безвозвратно. Без возможности повысить свой уровень развития, пусть – в следующих жизнях. Эти маги – как воры, отбирают у людей то, что им не принадлежит, да и самим людям – их жертвам, не сказать что принадлежит в полном смысле этого слова: ведь все души созданы Богом. Они – как маленькие искры от огромного, горящего на всю вселенную, костра. Что собой представляет этот костёр, кто такой Бог – никто толком сказать не может. Но суть в том, что в этом пламени – могущественная, первозданная сила, а мы – маленькие искорки этой силы, разлетающиеся от эпицентра во всех направлениях во вселенной. Мы – это чистая энергия, тела – лишь временная одежда для душ. Но что может начать твориться, если искра, начинает вести себя не как искра – то есть просто жить, зажигая вокруг себя всё что может гореть и согревая этим огнём пространство, а начинает вбирать в себя другие искры: поглощать их полностью, увеличивая не тепло и свет, излучаемые собой в процессе горения, но саму концентрацию огня – в себе же?
Вот что то вроде клана воабан – сит и начинает «твориться»: возможности – грандиозные, но разве от этих возможностей, кому либо в мире кроме них самих стало лучше? Это уже не душа – искра, горящая в земной жизни, и возвращающаяся к своему первоисточнику – вселенскому пламени, после смерти тела что бы слиться с ним или родиться вновь, это – какое то бессмертное оружие массового поражения.
Вечером, устав от своих мыслей, я вышел в один из закрытых садов, в пристройках замка. Там было сумрачно, тепло и влажно: меня всегда успокаивала и настраивала на философский лад подобная атмосфера.
Экхоган был там, бродил между тонкими, изящными деревьями, похожими на иву, но с чёрными стволами и ветками, колючками вместо листьев и тёмно – фиолетовыми цветами с приторно – сладким, удушливым запахом. Я нисколько не удивился, увидев его здесь. Более того, сразу понял: он знает о моём разговоре с Александром. И о том что я спущусь в этот сад, ему было известно заранее. Понял это по его взгляду. Необходимости в лишних словах не было.
-Что скажешь, учитель? – произнёс я, подходя ближе – Твоя тайна, была тайной, главным образом для меня, потому что даже пациенты твоей больницы для умалишённых, знают, оказываются, что к чему, а я до сих пор не знал. Что скажешь в своё оправдание?
-Разве я провинился перед тобой в чём либо, что бы оправдываться? – печально и беззлобно усмехнулся он.
-Ты считаешь что это приемлемо: поглощать бессмертные души, и обеспечивать себе за счёт этого физическое бессмертие и сверхъестественные способности?
-Ты не так формулируешь вопрос, Оскальд. Точнее – заходишь не много ни с той стороны… - ответил он всё так же спокойно и печально – Ты пытаешься смотреть только «моими глазами»: вот вроде я – такой плохой, души убиваю, других этому учу, школу целую создал. Живу вечно и совести у меня нет. Вот так примерно ты рассуждаешь. А теперь подумай – кто ещё, помимо меня и других магов воабан – сит, на это может быть способен?
-Насколько мне известно, второго клана воабан –сит на планете нет.
-Мысли шире. Откуда вообще берутся души и куда уходят?
-Этого точно никто не знает… Я мыслю исходя и своих соображений на этот счёт, которые отчасти находят своё отражение в некоторых религиях и культурах мира: я вижу создателем душ Бога, сущность которого никому путём не известна, но всё же её можно сравнить с огромным костром – с бездной живой, наделённой сознанием и волей энергии, а наши души – искры, летящие от этого костра во всех направлениях во вселенной. Таково моё понимание Бога или Великого Духа - в разных культурах его называют по разному.
-Ну, правильно, в общем, мыслишь. Так смотри же на происходящее не моими глазами, а глазами Великого Духа (если только к нему допустимо применять слово «глаза»): он порождает души, искры летят во всех направлениях и облекаясь в плоть, некоторое время – живут на этой Земле или на иных планетах – не столь важно. А потом – тела умирают. Что происходит с «искрами – душами»? Они – либо возвращаются к первоисточнику и сливаются с ним воедино, полностью утратив индивидуальность, либо опять – возвращаются к первоисточнику и сливаясь с ним на некоторое время, частично утрачивают индивидуальность и в частности память – о ранее прожитых жизнях, и воплощаются где ни будь вновь, что бы этот цикл повторился. Ну и кто здесь «тиран всех времён и народов», «вечное зло», «князь тьмы» - я или тот неведомый Бог, который точно так же как я – поглощает человеческие души, обладает сверхъестественными способностями и бессмертием?
Вот уж действительно – «загнал в тупик»…
Я как то сразу понял эту мысль и мне стало страшно.
Ведь мы все, каждый из нас – действительно, практически ничего не знает о том Боге, который нас сотворил. О «самом главном», о «Едином» Боге… Но все культуры, все религии мира, сходятся как раз таки на том что он - начало и конец – всего; костёр, порождающий «искры – души», в конце концов вбирает в себя, обратно, их бессмертное пламя. Происходит постоянно повторяющийся цикл: создание душ – жизнь во плоти – затем поглощение их первородным пламенем – творцом; получается что Бог, который нас сотворил, и есть самый страшный вампир… И при этом мы ничего, совершенно ничего, достоверно не знаем о нём.
-Маги воабан – сит, в этом отношении, просто повторяют стратегию Создателя – вновь заговорил Экхоган – И в каком то смысле – уподобляются ему, будучи «поглотителями душ» так же, как и тот кто их творит, а затем – вбирает в себя, после смерти тел. Но мы не создаём их; мы - лишь «искры», взявшие на себя смелость обрести независимость от этого замкнутого круга смертей и рождений, путём увеличения своего энергетического потенциала таким образом. Источник душ – только Бог, но кто такой этот Бог, и где он «наглотался» такого количества живой, бессмертной, наделённой сознанием и волей, энергии, мы не знаем. Наша основная задача – познание Бога - в борьбе и единстве с ним. Поэтому – мы позволяем себе так много и ни что ни относим к разряду «праведности» или «греха», «добра» или «зла». Если какой либо маг погибает, что конечно, мало вероятно, но всё же возможно – энергия всех поглощённых им душ и его собственной души, просто возвращается к первоисточнику – ко «вселенскому пламени». А «вселенское пламя» всё равно ведь спалит память этих душ и большую часть их индивидуальности – даже если бы они не были поглощены магом… Оно сжигает всё, хотя- не всегда. Иногда что то остаётся… и в случае нового воплощения, всплывает в памяти. Почему так происходит: Бог проявляет «милосердие» или воля души достаточно сильна, для того что бы сохранить хотя бы часть прежнего жизненного опыта – я не знаю; но честно говоря, в милосердии этого непостижимого создания вселенских масштабов – сильно сомневаюсь. Просто, вне зависимости от того, что творят маги, всё, всё равно, в конце концов, возвращается «на круги своя»: души – к первоисточнику, тела – к праху земному. Таковы «законы божьи». И это – довольно жестокие и странные законы, как видишь, но мы пытаемся их постигать, что было бы «не очень удобно» – без физического бессмертия – как формы независимости от Великого Духа, и сверхъестественных способностей - как способа выживания на этой планете. Твоя родня – альвы, прилетевшая на Землю в своё время, была частично порабощена и частично уничтожена, только из - за своего милосердия и высокого уровня духовного развития. Те немногие – выжившие, что живут сейчас в своей «резервации», понимают это и очень не любят отпускать свою «молодёжь», понятия не имеющую о том что представляют собой люди и на что они способны, во внешний мир. И правильно делают. Нам, воабан – сит, тоже необходимо выживать, но мы всё же - земляне; варварство обычных людей - «не магов» - было нашей естественной средой обитания в течении многих тысячелетий, поэтому избыток милосердия не мешает нам убивать, что бы не быть убитыми, внушать страх – что бы обращать в бегство и «менять маски», что бы сливаться с толпой. Толпа – это просто души, которые рождаются и умирают, воплощаются вновь – без старой памяти, или не воплощаются. Но они ничего не создают и не пытаются понять, а то – что понимали раньше – безнадёжно забыли… Они полностью подчинены воле Великого Духа, создающего и пожирающего их. Маги – совсем другая «порода» людей. Мы не просто живём. Мы живём осознанно. Мы видим мир объективно – во сей его красоте и во всём - безобразии, исследуем его, изобретаем какие то новые способы лечения болезней, искусства, науки, но основная наша задача – это постижение Бога – «создателя и поглотителя» душ сущих.
Я скажу тебе даже больше чем сказал, и это «больше» ты со временем сможешь увидеть. Всё сложней: когда на этой планете ещё не было условий для возникновения жизни, и эти условия только начали формироваться – над Землей поработал не только Великий Дух, но и миллионы других духов – слетевшихся сюда с разных концов вселенной. Это были Духи – творцы, вдохнувшие часть своей энергии во всё живое – для того что бы оно стало живим, нанизавшие собственные энергетические оболочки на тела, близкие к человеческим. Они были независимы, они могли создавать миры и цивилизации, могли решать где воплощаться и воплощаться ли вообще… И тем не менее – все они были частью «первородного пламени» - его искрами, просто немного более яркими и сильными, чем большинство ныне существующих человеческих душ – образовавшихся в результате слияния различных энергий: первородного пламени и осколков оболочек духов – творцов, заброшенных когда то в мир в качестве жизненной силы - различных растений, животных, рыб, птиц. Из таких «обрывков», в процессе развития, могут быть созданы души! Это довольно грубая работа и по людям это очень заметно. Духи магов иные, хотя в начале тоже были «обрывками». Но миллиарды прожитых лет и жизней на других планетах или в других мирах, «отшлифовали» их до блеска, подобно тому, как море шлифует морскую гальку. Но понимаешь… «источник» всё равно один – Великий Дух. Во вселенной существует огромное количество более совершенных и менее совершенных миров, чем этот. Духи, доросшие до уровня творцов, могут перемещаться в любом направлении, не теряя память и индивидуальность, могут, после смерти тел, тащить за собой учеников. Но даже им неведома логика Великого Духа и суть его могущества. Они независимы. Моя душа тоже когда то была из разряда духов – творцов, а до этого жила во плоти на другой планете. Всё это хорошо и плохо одновременно, потому что бессчётное количество живых существ рождается и умирает, утратив свою память и индивидуальность в огне Великого Духа, это повторяется огромное количество раз и шансы дорасти до уровня свободного духа - творца в такой системе мироустройства ничтожно малы. Большинство – продолжает вращаться в замкнутом круге тысячи лет, а Бог – «матрица вселенной» - остаётся по прежнему не постигнутым нами.
Всё это надо было осмыслить, желательно – в одиночестве. Но я уже чувствовал – что всё это правда, ровно как и то, что рассказал мне Александр – то же правда, но при этом – никто из них двоих - ни в чём не прав и не виноват: каждый прав по своему, и по своему – ошибается. Но даже не это - хуже всего; хуже всего то, что затеяв этот спор с «князем тьмы» - о возможности искусственно ускорить духовное и интеллектуальное развитие большинства людей на этой планете, так что мир сделается чем то вроде рая, а не тем непредсказуемым, опасным, полным жестокости и насилия пространством в котором все мы живём, я не учёл самого главного – того что большинство человеческих душ замкнуты в создающем и пожирающем их огне Великого Духа и память их сгорает с каждой новой жизнью и смертью. Они будут приходить вновь и вновь – и совершать похожие ошибки и злодеяния, забывая о прожитых жизнях, пока – либо не сгорят в этом странном замкнутом круге, либо не «отшлифуются» тысячелетиями до уровня духов – творцов или свободных – духов, обладающих определённой независимостью и интуитивным знанием обо всём, которое не исчезает после очередного воплощения. И искусственно ускорить этот цикл для миллионов живых существ, так что бы они все одновременно достигли осознанности и Земля превратилась бы благодаря этому, в рай, невозможно.
Но я поспорил – что возможно! Что же теперь делать? Признать что я не прав – легко, но а вдруг я всё таки прав? Ведь я ещё так мало знаю: о природе реальности, о самом себе… А о Великом Духе, даже Экхоган – посвятивший познанию Бога тысячи лет своей бесконечной жизни, ничего определённого не знает. «Матрица» мира не разгадана ни для кого. Поэтому нельзя делать какие то окончательные выводы ни о чём. Но если допустить, что когда ни будь – она будет разгадана, понята, изучена может быть тогда, мы сможем – управлять развитием душ и создавать прекрасные и светлые миры из таких миров, как этот?
-Я тоже об это думаю… - произнёс Экхоган, нагло прочитав мои мысли – Хотелось бы в это верить.
Я взглянул на него с сомнением и скорбью и увидел примерно такое же выражение в его глазах.
-Знаешь… Мне надо хорошо обо всём об этом поразмыслить, в одиночестве. Я не знаю что делать дальше, но мне надо понять это самому. Ты можешь не заходить ко мне в комнату и вообще со мной не общаться – дня три?
-Да без проблем… - улыбнулся он – Три дня – ты меня не увидишь и не услышишь. Только я хочу тебе перед этим всё же кое что ещё сказать. Это важно, хотя ты естественно, не должен верить мне на слово, да ты и не поверишь…
-Говори.
-Не возлагай больших надежд на Александра. Даже если его душа начнёт вести себя по человечески и ты ясно увидишь её свет… И поймёшь – что это не иллюзия, не бравада. И захочешь помочь ему прийти к власти, поверив, что он сможет совершить необходимые для народа реформы. Ты можешь быть сотню раз прав когда увидишь душевный свет во тьме эгоцентризма и самолюбования, свойственного этому человеку. Ты можешь даже провести «хорошую воспитательную работу» и полностью убрать – эгоцентризм и самолюбование. Но стоит ему прийти к власти, все эти качества снова начнут проявляться, а душевный свет либо ослабнет, либо исчезнет совсем! Поверь… это происходит со всеми политиками, религиозными и общественными деятелями, всех времён и народов! Даже если изначально – это относительно нормальные люди. Чем больше возможностей, тем сильнее демон в душе. А когда ты -император крупнейшей и сильнейшей в мире державы, демон во истину могуществен и огромен, он побеждает в человеке – душевный свет и желание делать добро! У Александра эгоцентризм с самого начала был очень уж развит: развит сверх всякой меры, ведь он – принц крови. Он ни сделает ничего хорошего для народа, если придёт к власти, как и сотни его предшественников. Но сейчас, пока он не коронован, он может ослеплять – душевным светом, благородством, стремлением к добру и самопожертвованию, и всё это будет – искренне.
-Хорошо. Я это учту. Но скажи мне, ты ведь тоже – лидер своего клана. Ты, наравне с любым императором, можешь «писать историю», и пишешь её, только это в основном - история магов. Не подчинена ли твоя воля тому огромному и могущественному демону власти, который в конце концов убивает душевный свет в душах всех политиков, религиозных и общественных деятелей?
Он взглянул на меня снисходительно и улыбнулся.
-Ты видишь во мне «манию величия»? – спросил он.
-Нет – ответил я честно, потому что «мании величия» и самолюбования за ним правда не замечал- Но как ты победил этого демона, если ты его победил?
-Этого демона окончательно победить не может никто из сильных мира сего… - произнёс он спокойно и даже как то насмешливо – Люди живут очень мало и приходят к власти в довольно молодом возрасте. Разве это возраст – 20 – 25 лет? Да даже и все 50! По меркам магов – щенячий возраст в плане духовного развития!!! Они ещё не имеют ни силы, ни мудрости, для того что бы справиться с демоном власти, но будучи уже королями или императорами, вершат судьбы народа… Что из этого получается – видно по тому как живёт народ и я не хочу ещё раз говорить о его горестной судьбе. Но я бессмертен. У меня было достаточно времени для того, что бы и натворить глупостей во власти этого демона, и насладиться «манией величия», и возненавидеть себя вплоть до практически совершенного самоубийства, и духовно воскреснуть – но уже свободным от демона власти, управлявшим мной. У меня было много времени, поэтому сейчас, глядя на меня, ты не видишь самолюбования и эгоцентризма.
Что тут скажешь?
Человеческая жизнь действительно, так коротка, что в большинстве случаев, человек успевает только натворить глупостей и обрести мудрость – под старость, когда уже приближается пара умирать. А потом его душа теряет память в огне Великого Духа…
Нужно было хорошо поразмыслить обо всём этом. Простившись с Экхоганом, я покинул сад и вернувшись в свою комнату, погрузился в размышления.
О чём можно размышлять, когда всё так непонятно и так безысходно? Вроде бы видишь свет впереди, гонишься за ним и вот он уже как будто у тебя в руках, но спустя мгновение – развеивается словно призрак или и того хуже – превращается в какое то жуткое чудовище… А ведь был – свет; самый что ни на есть – настоящий. Примерно тоже самое происходит с людскими душами: даже очень сильные и красивые души, могут спустя какое то время, утратить своё сияние, превратившись в полную свою противоположность и все эти метаморфозы, происходят на самом деле: они не притворялись светом – они действительно были им; они не притворяются тьмой, когда становятся ей – происходит полное и безоговорочное преображение. И каким безумцем надо быть, что бы возомнить, что ты можешь контролировать этот процесс в душах других людей, направлять его в доброе, светлое русло? Разве в этом многогранном, жестком, ярком, пронзительном, постоянно меняющемся мире, можно контролировать что либо кроме собственного духовного развития, да и оно ведь – всегда под угрозой; позволишь себе какую ни будь слабость или глупость - пусть даже самую незначительную и твоя душа начинает рассеиваться как тот свет, что так и не удалось поймать, что растворился в воздухе, подобно призраку, когда тебе стало казаться что он у тебя в руках; а может ведь – и в чудовище превратиться!
Экхоган держал своё слово: не беспокоил меня три дня, при чём до такой степени, что я в какой то момент понял, что он не только не заходит в мою комнату, как это происходило раньше, но и не позволяет моим новым знакомым – магам и ученикам, ко мне заходить, и вообще каким то образом создаёт глобальную, прям таки мёртвую тишину – даже за пределами комнаты, в коридоре. В начале я подумал что мне это только кажется, из за большой сосредоточенности на своих мыслях, но потом стал наблюдать специально и понял – что не кажется. Ну что ж, тем лучше. Я стал слушать окружившую меня со всех сторон – нерушимую, мощную тишину, то разгуливая от угла к углу – примерно как Александр, в своём помещении, в подвале – больнице, то наполняя ванну тёплой водой и чуть ли не засыпая в ней, то зажигая несколько десятков свечей и выстраивая из них на полу, увиденные в недавно прочитанных книгах магические рисунки, ложась на пол среди этих огненных рисунков и погружаясь в странное состояние, близкое ко сну, но не являющееся сном в полной мере: потому что только тело перестаёт ощущаться и становиться неподвижным, а всё что происходит вокруг, а так же твои собственные мысли и чувства – продолжают восприниматься сознанием. В общем, оригинальная у меня была манера «размышлять».
Слушая тишину, я понял, что тишины нет. Я услышал шаги и голоса всех людей что жили в замке – пациентов, магов, учеников; я услышал как за стенами замка шумит ветер, как какой то неведомый зверь точит когти о ствол неподалёку растущего дерева, я услышал едва различимый шелест листьев этого дерева и тихий, мелодичный щелчок, раздающийся, когда распустился очередной бутон, на его ветках; я услышал как насекомое, больше напоминающее по размерам птицу, гудит вращающимися с неимоверной скоростью крыльями, замерев у этого цветка, что бы напиться нектара, как какая то более крупная летучая тварь рассекая крыльями воздух бросается на это насекомое с необозримой высоты небес, но срезает только цветок, зацепив его крылом… я услышал как свистит воздух от полёта этого хищника, как меняется тембр гудения крыльев уходящего от опасности насекомого, как с жалобным свистом, отлетает от ветки только что распустившийся цветок и плавно кружась в насыщенном влагой, теплом воздухе, падает на землю, вызвав лёгкий, шелестящий треск лесной подстилки… Лес был огромен, да и замок – не маленький, и во всём этом необъятном пространстве постоянно, каждую секунду что то происходило и становилось источником звука, а вокруг территории клана – то же самое творилось на всей планете: кто то умирал, кто то рождался, кто то плакал, кто то радовался жизни и напевал весёлую песенку, бредя по полю, среди тугих, золотистых колосьев пшеницы, а над всем этим, не поддающимся исчислению количеством голосов, пел, вибрировал, выл, кричал, звал в свои неизведанные глубины, бездонный космический океан, полный других миров, планет и живых существ. Все эти звуки сливались в единую, сложную, многомерную симфонию тишины. Я слушал её и понимал всё больше и больше.
Я понял, что можно до бесконечности стремиться постичь Бога, но всякий раз постигая его в чём то одном, мы будем постигать – лишь часть самих себя, а он – себя через каждого из нас, ведь все мы – часть его: искры, летящие от костра.
Я понял, что бороться с миром и с собой не имеет смысла: всё, что мы можем сделать что бы жизнь на этой планете стала лучше, это сделать лучше – самих себя и по возможности – не нести своим существованиям страдания и зла – никому.
Я понял, что основной принцип существования вселенной, мира и нас – как отдельных элементов вселенной и мира, это принцип единства: мы лишь капли в огромном, космическом океане энергии; этот живой, разумный, наделённый сознанием и волей океан пронизывает всё вокруг и никто не может пока что сказать наверняка – существуют ли у него пределы и что является его началом, его первопричиной; но тем не менее – мы капли этого океана; и так как океан состоит из капель – любая жизнь бесценна, но любая смерть – лишь переход воды в другое состояние – испарившись и как будто исчезнув, в свой срок, она прольётся на Землю дождём, или кристаллизуется в лёд на горных вершинах… И поэтому никто не умирает навсегда, и то что мы называем злом, роком, трагической и фатальной неизбежностью – не более чем круговорот воды в природе; воевать с океаном – довольно глупо, но не потому что он сильнее чем капля, а потому что океан состоит из капель и воюя с миром и с людьми, каждый из нас, воюет только с самим собой… Принцип единства – это глобальное единение с сущим, это принятие абсолютно всего что окружает тебя, а так же себя самого – как должного, правильного и вечного: лишь прекратив бессмысленную борьбу с океаном ты можешь научиться чувствовать и слышать голос и ритм каждой капли этого океана, каждого живого существа во вселенной и словно станешь на какое то время каждым из них: поймёшь его боль, его радость, его виденье мира. Когда это произойдёт тебе уже не захочется никого убивать или перевоспитывать. Ты ощутишь бездонную, всеобъемлющую любовь в своём сердце ко всему на свете и внезапно осознаешь что это - именно то чувство, которое испытывает Великий Дух – могущественный, вселенский огонь, порождающий и вбирающий в себя обратно, искры наших душ.
Потом я «спустился с небес на землю».
Взглянул на часы и пришёл к выводу, что лежу на полу и слушаю «музыку тишины» уже около суток: свечи на полу полностью сгорели, от пожара спасли только хорошие подсвечники и то, что я лежал среди свечей совершенно не подвижно и не сбил не одну из них на ковёр.
Ничего не изменилось, но вместе с тем, изменилось всё. Я по прежнему находился в школе тьмы, на территории клана воабан – сит. Но я уже знал что мне делать и что – точно делать не следует. Я понял что моим настоящим учителем был с самого начала жизни – только Великий Дух – тот самый – огромный, обладающий сознанием и волей, живой океан, пронизывающий небо и землю, каплями которого является каждый из нас; то самое космическое пламя, что порождает и уничтожает искры наших душ… Возможно, он говорил со мной через других людей. Но ведь всё и все здесь – не «другие» - а капли единого океана и искры космического огня!
И ещё, я понял, что, чему бы меня не учили в школе тьмы: моё право – выбирать – чему я хочу научиться, а чему – не буду учиться никогда, потому что моя душа не желает этого. Вот искусству «поглощения душ», да ещё и через кровь и разврат, которое практикуется магами школы, учиться не буду, даже не смотря на то, что оно – в основе всех сверх- способностей и физического бессмертия. Что бы там ни сказал Экхоган, как бы ни был он прав с логической точки зрения, говоря о том что после смерти мага, поглощённые им души всё равно возвращаются к истоку всего… нет! Не буду я этому учиться. Но не уйду отсюда, пока не почувствую что пора уходить. И буду изучать многое другое – те искусства, которыми можно овладеть без «поглощения душ»… Почему? Потому что такова воля моей души. И никто никогда не заставит меня поступить иначе, ведь я, как впрочем и каждый из нас – свободен делать то, что считаю правильным. Думаю, такая свобода – свобода воли каждого живого существа, тоже один из элементов «воспитательной программы» Великого Духа по отношению к созданным им существам, ибо как же иначе мы можем понять что такое добро и милосердие – если не знаем зла, в том числе и зла – сотворённого нами самими?
Однако, вне зависимости от моих решений и от того что я понял, «мытарства» мои продолжились. Вероятно, иначе и быть не могло, потому что мир в котором протекала та моя жизнь, был по истине варварским и я просто не мог найти в нём себе подходящего места, потому что его просто в нём не было.
Через три дня, мы повстречались с Экхоганом, и я рассказал ему обо всём что понял и решил в ходе своего размышления в одиночестве. Внимательно выслушав меня, он долго думал прежде чем выразить своё мнение об услышанном.
-Знаешь, - заговорил он, в конце концов, почему то стараясь не смотреть мне в глаза – Тут уже было одно «милое создание», которому очень хотелось спасать мир людей от их дикости… примерно таким же способом как сейчас собираешься за это взяться ты. Я пока не готов подробно тебе рассказывать об этом существе, поэтому, пожалуйста, не задавай мне лишних вопросов. Когда до неё дошло – каким образом маги воабан – сит обретают силу, она поступила так же как ты: наотрез отказалась этому учиться. Но я поступил, как придурок и с тобой эту ошибку повторять не собираюсь. Согласно нашим законам, ученик отказавшийся учиться самому главному, исключается: либо становиться жертвой, либо уходит на все четыре стороны с территории клана. Тогда я поступил по закону, и вряд ли когда либо смогу простить себе это.
Путь магов воабан – сит для тебя невозможен. Но я не хочу тебя потерять и не потеряю. Раз ты отказываешься от «поглощения душ», значит, тебе нужно подобрать какие то иные пути обретения силы… Пути, которые тебе подходят, которые ты сможешь принять – не испытывая отвращения к тому, что делаешь. Такие пути существуют и я знаю о них. Это радует. Но даже если ты овладеешь силой всех этих направлений, они не дадут тебе такого же могущества, что обретают маги воабан – сит на своей порочной и кровавой дороге. Физического бессмертия, например, ты не обретёшь, летать тоже – скорее всего, не сможешь. Хотя – кто знает… Твоя дорога – иная и я не настолько хорошо знаю возможности этой дороги, что бы в серьёз тебя чему то учить. Поэтому теперь – ты мой ученик только формально. Я больше не буду ничему тебя учить, но хочу что бы ты остался здесь, в школе и учился сам – в том направлении, которое считаешь для себя приемлемым, а я – буду просто присутствовать где то поблизости и иногда беседовать с тобой на различные темы. Твои пути обретения силы – не души людей, а мать – природа: космос, деревья, травы, животные, стихии и минералы… К ним и ступай за силой и знанием.
Решение его было мудрым и я был очень благодарен ему за такое решение.
Тем более, что я не хотел уходить из школы тьмы, обретя в Экхогане – друга, а в замке – полностью устраивающее меня по всем параметрам место жительства и обучения различным наукам и искусствам. О том, что рассказывая о «милом создание», которое было потеряно из за его глупости, Экхоган говорит о моей матери – Альде, я не подозревал… Но не стал задавать ему лишних вопросов, потому что он попросил меня их не задавать.
Некоторое время спустя, я отправился к Александру, решив, что начатые дела надо всё таки доводить до конца.
Продолжая размышлять, я поставил в основу всего - душевный свет и осознанность. Я пришёл к выводу, что два эти фактора могут быть как раз той преображающей силой, что могла бы изменить мир и души людей к лучшему. Осознанность - понималась как ясное виденье бесконечности и многомерности бытия, абсолютное единение с пространством, умение слышать и чувствовать голос каждой живой души в этом пространстве и возникающая на фоне этого, невозможность совершить что либо плохое или пожелать кому ни будь зла; в том числе – и себе. Она предполагала, непрерывное отслеживание самого себя в текущем моменте, в вечно меняющемся "здесь и сейчас", из ткани которого, мы творим прошлое и будущее. В "здесь и сейчас", человеческое существо должно было, стремиться к гармонии и совершенству, постигая и развивая в рамках индивидуальных характеристик и способностей, себя самого, и стараясь, при этом не нарушать гармонию и развитие других, отличающихся от него, живых существ, что возможно лишь при наличии в сердце безусловной любви ко всему на свете.
Это была уже духовная практика, и мне казалось, что если я смогу научить людей этой практике (ну или хотя бы одного человека, наследника престола, в данном случае) он уже никогда не станет тираном, даже если придёт к власти. А душевный свет – это уже активная, творческая сила, которая в отличии от первого фактора, не пассивна и созерцательна, а деятельна и вариативна: ей постоянно нужно что то творить, созидать, придумывать, изучать – для того что бы осознанность находила своё отражение в сотнях материальных форм или же в музыке, поэзии, танце… Это огонь – предназначение которого – вечное самовыражение – как способ становиться светом для других, блуждающих во тьме душ, одновременно, согревая и завораживая их теплом своей безусловной, чистой любви.
Ну, вот. Духовная практика была понята, сформулирована и даже, в некотором роде испытана на себе. Теперь нужно было опробовать всё это на других людях, и поэтому я отправился к своему пациенту. Я думал: «если я могу слышать музыку тишины и понимать что всё, абсолютно всё в этом мире – лишь капли единого, разумного и вечного океана Великого Духа, а мы – искры вселенского огня его души, почему Александр не сможет этого понять? А если он это поймёт, да ещё и услышит, почувствует, убивать никого ему уже не захочется, тираном, даже придя к власти, он стать не сможет. Сможет стать именно тем кем надо бы – императором – реформатором, который будет действительно любить свой народ, обладает высоким уровнем духовности и способен, не покорившись демону власти, провести необходимые для культурного и интеллектуального роста граждан реформы, снизить налоги, прекратить бессмысленные войны и кровавые жертвоприношения… Важно только что бы он всё это почувствовал и услышал. И с высоты положения, которое он будет занимать, дал старт – тому что это услышат и поймут другие люди. И тогда, быть может, мой замысел всё же удастся… И жизнь на этой планете всё же измениться к лучшему»!
Как же я ошибался…
Спустившись в подвал, я застал наследника альзарского престола, за тем занятием, за которое, как мне казалось, он никогда уже не возьмётся: за сосредоточенным разглядыванием себя в зеркале. Моего появления в комнате он не заметил, а когда я заговорил с ним, чуть не швырнул в меня это самое зеркало. Но потом увидел что это я и остановился. На душе у меня стало немного легче – от того, что остановился, однако не надолго; слова которые он произнёс в следующий миг, меня просто убили.
-Ну что маг – недоучка… Будем мир завоёвывать?
Конечно, это была шутка. Но как я сейчас понимаю – «в каждой шутке есть доля шутки»; остальное – правда. И это действительно печально.
Нет, он не сошёл с ума. И в «манию величия», пока меня не было, обратно не вернулся. Но ему хотелось «завоёвывать мир» - на самом деле, и смотрел на себя в зеркало, любуясь собой – он с искренней самовлюблённостью – разумной, лишённой болезненных проявлений, но – всё же блокирующей в такой форме, всякую возможность к духовному росту.
- Я не хочу завоёвывать мир – ответил я – Мир и так уже мой. И твой тоже. Мир принадлежит всем, кто живёт в нём, а завоеватели – лишь губят себя и жизнь других существ этого мира, сложно сказать зачем…
- Ну ты даёшь! – рассмеялся принц, вставая из за стола и подходя ко мне – Как проповедник какой ни будь говоришь, честное слово! Я рад тебя видеть...
Он неожиданно обнял меня за плечи, не переставая смеяться и я почувствовал что он не притворяется: он правда искренне рад.
-Александр… я хочу серьёзно с тобой поговорить.
-Что случилось? Его высочество князь тьмы, клыки показал? А может, убедил в том что «души глотать» - это ничего страшного, это – так и должно быть?
-Нет, не убедил. Но я не об этом хотел поговорить с тобой.
Он явно был не расположен сейчас о чём либо говорить серьёзно: сарказм звучал в каждой фразе, однако, хорошее настроение, на фоне этого сарказма, тоже было очевидно.
-А о чём же? О том что всё хорошо – распрекрасно, только я этого не понимаю?!
-Слушай… пойдём в кабинет. Здесь слишком шумно.
-Хорошо, мой повелитель!
-Да что на тебя нашло? Ты можешь вообще что либо серьёзно выслушать?
-Я твоего учителя уже три года слушал, хотя не всегда – серьёзно. И чего? Воз и ныне там.
Пройдя по коридору и свернув в одно из рабочих отделений, мы опять заперлись в отдельной комнате со звукоизоляцией.
-Ну слушай… - начал я, всем своим видом показывая своё нежелание переходить на его шутливый тон и как либо на него реагировать – Ты был прав насчёт поглощения душ. Но всё немного сложнее чем тебе кажется…
Он рассмеялся так громко, что мне показалось что ещё не много и со стен посыплется штукатурка.
-Значит души всё таки можно глотать и он тебе это доказал!
-Да, нет же!!! То есть да… Но не совсем!
-Очень многообещающе!!! И главное – конкретно.
-С тобой невозможно разговаривать.
-Всё, всё… я слушаю. Очень внимательно.
Действительно: маска безудержного веселья в одно мгновение сменилась на серьёзное, спокойное и сосредоточенное выражение лица. Такому мастерству позавидовал бы любой актёр!
Я рассказал ему о нашем разговоре с Экхоганом – практически слово в слово; затем – о своих мыслях во время трёхсуточного размышления в одиночестве и о том, что я понял и почувствовал, слушая тишину. По мере того как я рассказывал, выражение его лица и глаз совершенно не менялось: оно оставалось таким же спокойным и внимательным, каким внезапно сделалось когда он «сменил маску». И понять – о чём он думает, какое впечатление всё это на него производит, было совершенно не возможно.
-Что скажешь? – спросил я, когда всё что считал нужным, было рассказано до конца – Ты понимаешь меня? Ты понимаешь что представляет собой Великий Дух… И мы все… И как вампиры повторяют его тактику – но увы, только наполовину: создавать души они не могут, как и не могут сделать умней и светлей, души уже существующие. Я нашёл способ изменить мир к лучшему. Если ты понимаешь о чём я, мы сможем это сделать, если ты придёшь к власти.
-Оскальд… Я понимаю… – пронзительные, голубые глаза снова смотрели прямо на меня и ослепляли своим лучезарным, ярким, жизнеутверждающем светом - Конечно я ещё не свихнулся до такой степени что бы начать слышать все звуки мира и космоса и чувствовать то, что испытывают всё обитающие в нём живые существа, но думаю, в ходе дальнейшего общения с тобой, мне это – обеспечено! Нет… не обижайся! Я правда понимаю, что ты хочешь сказать. Но пойми и ты меня: мир очень жесток, люди очень коварны и непредсказуемы. Так было всегда. Одной духовности недостаточно, нужна ещё и сила! Если ты, с любовью в сердце, прошу прощения, к каждой травинке, которую чувствуешь как часть самого себя и Великого Духа, придёшь к какому ни будь варварскому вождю и чем либо ему не понравишься, он отрубит тебе голову или спалит на костре, особо не задумываясь ни о симфонии тишины, ни о Великом Духе, ни о том что мы все – капли космического океана… Да он даже слушать тебя не станет! А если станет – то всё равно не поймёт! В душе я с тобой полностью согласен, но тебе нужно научиться мыслить категориями реальности. А реальность – такая, как я тебе описал только что… Прав всегда тот, кто сильней. Кто умеет бороться и побеждать. Он – устанавливает закон, порядок, религию и критерии «истинного» и «ложного», «похвального» и «порицаемого», понимаешь? Поэтому, мне нужно прийти к власти. Любой ценой. Пока я сижу в этом проклятом подвале – всё что ты говоришь – это просто слова… Что бы что либо воплощать в реальность, нужно обладать силой и властью, то есть реальными, а не воображаемыми полномочиями. А если уж говорить о силе, то самая могущественная сила в этом мире, сосредоточена даже не в руках какого либо императора, а в руках твоего учителя и магов клана воабан – сит. Ты – альв, я – вообще покойник… если верить официальной версии; всё что мы можем сейчас – это сидеть здесь и рассуждать… Для того что б начать что то реально менять в этом мире, мне надо прийти к власти и возможно это только с помощью силы: твой душевный свет и вся эта твоя практика, не имеют никакого значения, пока ты – просто ученик мага, а я… блин, пациент твой… психически больной.
-Ты явно что то уже придумал, о том, как можно прийти к власти – произнёс я печально.
Я не знал как оценить его ответ. С одной стороны – всё что он говорил было очень разумно и «умом» он похоже действительно понял суть моей духовной практики; но понять надо было не умом – а сердцем; а для того что бы понять сердцем - всё это нужно было почувствовать…
-Да, я кое что придумал. Как я уже говорил, единственная во истину несокрушимая сила в этом мире в руках Экхогана и всех этих кровопийц, которых он обучает и которыми управляет. Твоя задача – убедить своего учителя в том что я достойный кандидат на Альзарский престол, потому что смогу провести необходимые стране реформы, так как обладаю достаточным уровнем духовного развития, до такой степени, что бы он решился совершить государственный переворот... То есть, грубо говоря, силовой захват власти и с физическим уничтожением моих врагов и конкурентов. По другому мне к власти не прийти, не смотря на то что я принц крови… Потому что королева объявила меня покойником, а с горсткой полупьяных, голодных и ободранных крестьян, совершенно не умеющих воевать, которую я могу теоретически собрать, пройдясь по городам и весям, мне власть в стране не захватить.
-Я не могу этого сделать.
-Почему?
-Он не поверит мне. Ты же знаешь, его невозможно обмануть… Но я знаю, как ты сам можешь это сделать.
-Как?
-Ты должен на самом деле достичь такого высокого уровня духовного развития, что он это увидит и сам захочет помочь тебе прийти к власти.
В его глазах мелькнули и тут же погасли – злость и обида; но разве я мог не заметить их и не понять всего что за ними скрыто?
-Значит, ты считаешь, что я не достиг такого высокого уровня развития? – спросил он ледяным тоном.
-Нет, не достиг. Всё что я говорю тебе ты понимаешь умом, а надо – сердцем. Ты продолжаешь любоваться своим отражением в зеркале и мечтать о власти прежде всего как о способе удовлетворить потребности своего эго, и уж потом – как о способе принести реальную пользу стране и обществу. Пока так будет продолжаться, Экхоган тебе помогать не станет. Как только ты научишься любить мир и людей по настоящему, то есть больше чем своё отражение в зеркале, а в отраженье своём сможешь увидеть лишь один из образов человека - любого человека в этом мире, каждый из которых ни чем не лучше и не хуже тебя, но все в равной мере способны испытывать боль и радость, страх и отчаянье и достойны свободы и жизни – точно так же как ты, тогда, я уверен, Экхоган увидит это и поможет тебе прийти к власти.
-То есть по твоему я и например, Терс: маньяк и алкоголик, совершенно опустившийся дегенерат… - равны? И в равной мере достойны свободы и жизни?
-Он человек, как и ты. Я вижу различие только в ваших мыслях, поступках и внешнем виде. Но суть одна и та же: и ты, и он – человек. Каждый из вас ошибается по своему и борется со своими демонами… У каждого свой жизненный путь, своя судьба и своя боль. Но разве не одинаково – Вы оба – способны испытывать боль и наслажденье, страх и ненависть, отчаянье и скорбь? Нет, я не вижу большой разницы между тобой и любым другим человеком, пусть даже это будет – последний из падших… Вы все – люди, а люди – это прежде всего души, а не тела. И Бог всем Вам дал равное право на жизнь и свободу.
Глубоко вздохнув, он сделал видимое усилие, для того что бы скрыть бушующий в его душе гнев. Он не хотел ссориться со мной, потому что воспринимал меня как важного посредника между собой и «князем тьмы» на помощь которого, в завоевании альзарского престола, теперь стал надеяться.
-Хорошо, Оскальд – сказал он – Я обещаю тебе подумать обо всём об этом… И постараюсь увидеть и почувствовать больше чем могу сейчас. Но мне нужна твоя помощь, мне нужна уверенность… хотя бы в том, что ты на моей стороне, в том, что ты меня не предашь!
-Я на стороне справедливости, Александр. Если ты – будешь на стороне справедливости, я тебя не предам.
Так завершилась моя вторая разумная беседа с наследником альзарского престола. Мы договорились продолжить общение через три дня, когда он сможет всё нормально осмыслить и возможно, сформулировать какие то вопросы или дополнения. Зная о том, как важна тишина и отсутствие отвлекающих факторов, я даже уговорил Экхогана выделить для него помещение в которое не смогли бы заходить когда им вздумается «всякие там Кассандры», оборудованное не менее хорошей звукоизоляцией чем кабинет для бесед. Экхоган беззлобно смеялся надо мной, но просьбу, однако, выполнил.
-Изучай боевые искусства, Оскальд – говорил он – Когда Александр придёт к власти, ты вероятно, станешь его советником, но в нём всё равно проснётся тиран и эгоист… Рано или поздно это произойдет, даже если ты сейчас доведёшь его до полного «просветления»… или полного «умопомрачения»… Поэтому, изучай боевые искусства.
-Зачем? Я не собираюсь ни с кем воевать.
-А воевать и не надо. Это беда всех альвов – воевать, и в частности – убивать кого бы то ни было, Вы практически не способны, а если и делаете это – то случайно или от безвыходности, а потом всю жизнь себя за это клянёте… Но ты затеял серьёзную игру. Изучай боевые искусства, хотя б для того, что бы когда эта белобрысая бестия, действительно станет императором, ты смог отбиваться от него и его псов до последнего вздоха и умереть как воин – в бою, а не той смертью которую он придумает для тебя, для того что бы потешить свое самолюбие или свою извращённость.
За «боевые искусства» я действительно взялся, спустя некоторое время, но прежде чем найти в этом деле, своего рода философию и красоту, не единожды, чуть не убился. Работа с Александром продолжалась. Параллельно велось изучение всех мировых религий, духовных практик, а как же литературы, которую в нашем веке, вероятно, назвали бы медицинской и психологической, мировой поэзии, живописи, музыкального и иного культурного наследия. Библиотека «школы тьмы» была по истине безразмерной и мне иногда казалось, что в ней хранятся все книги, которые когда либо были написаны всеми людьми этого мира, а кроме книг – была ещё и лаборатория, где кто то что то постоянно химичил и синтезировал, проводил опыты, эксперименты, исследования; было хранилище – где можно было увидеть и изучить, с разрешения учителей, самые неожиданные вещи, принадлежащие различным культурам и историческим эпохам, а иногда даже – инопланетные артефакты. Нет, определённо: мне не хотелось уходить из этой школы, не смотря на то что всё это было основано на поглощении магами душ человеческих… Господи! Да разве все эти «поглощённые души», каждая из которых была обречена прожить довольно короткую и довольно бестолковую человеческую жизнь, могли создать нечто подобное? Жертва была огромна и не имела нравственного оправдания. Но «школа тьмы» стоила этой жертвы.
Александр приближался к осознанности, согласно известному афоризму: «два шага вперёд, один – назад». Мне было трудно оценить его искренность, потому что «менять маски», изображая то одни эмоции, то другие, то вообще никаких, он умел мастерски и где он играет, а где ведёт себя естественно – различить не всегда удавалось. Он отчаянно стремился к власти… Но ни я, ни Экхоган, пока не видели причин возводить его на альзарский престол.
Постепенно, в ходе дальнейших бесед, я узнал о прошлом Александра то, до чего не добрался в своё время Экхоган. Это была жуткая жизнь, при чём, можно сказать, с рождения. Весь блеск и роскошь императорского дворца скрывал море жестокости, интриг и смерти – что постоянно ходила рядом и могла прикоснуться к тебе рукой самого близкого человека, а так же - порока – извращённого и скользкого, выходящего далеко за пределы традиционных семейных ценностей и отношений. Принц впитал в себя всё это с молоком матери, которую позже убили «истинные друзья и доброжелатели», стремящиеся к могуществу и власти, как и все в этом проклятом, сияющем драгоценностями, дорогими одеждами и изысканными яствами, но абсолютно лишённом душевного света и благородства, «раю». Он не доверял ни кому – и это было для него нормой, ровно как и постоянное ношение и быстрая смена «масок». Иначе - во дворце было просто не выжить. По настоящему близких людей в его жизни не было: братья воспринимались как конкуренты и враги, мать умерла, отец на период основной части его детства и молодости - был уже безвольной марионеткой в руках королевы, многочисленные любовницы, которых, живя во дворце, он менял как перчатки, воспринимали его только как способ поднять свой статус в глазах других, получить покровительство и какие то материальные блага… Того, что нормальные люди называют «любовью», или хотя бы «влюблённостью», не было ни с одной из них. Но по настоящему сильным, коварным и безжалостным врагом принца, была разуметься, мачеха – королева, правящая ныне страной. Звали её Мараведа и происхождение её было загадочным: до замужества она была седьмой, самой младшей дочерью, какого то короля, правящего каким то далёким, небольшим, Богом забытым королевством на востоке, за морем. Какие ветра занесли туда стареющего императора тоже никто толком не знал, однако же «занесли», и толи старик действительно искренне полюбил молодую заморскую красавицу, толи «околдовывать» и лишать «разума и воли» его начали уже там – все родственники и слуги этой красавицы, вместе взятые, неизвестно, но всё это закончилось заключением брачного союза, а сам союз стал основой постепенно формирующейся деспотии, при которой вся власть постепенно стала концентрироваться только в руках королевы.
Смерть Митигора, не лишила её возможности править: на смену старику была поставлена его копия, что, в общем, и добило Александра тогда, окончательно, особенно на фоне того, что братья его уже были на тот момент, убиты. Он видел гибель династии и гибель всей страны… Мараведа была красивой, умной и хитрой. Её внешность была полной противоположностью характерному для большинства альзарцев и альзарок сочетанию золотисто – русых волос, голубых или синих глаз и светлой кожи, являя собой экзотическую, пугающую красоту: иссиня – чёрные, вьющиеся волосы, тёмная, отливающая бронзой кожа и ярко – зелёные глаза в обрамлении ненормально – длинных, густых, похожих на лапки какого ни будь тропического паука, ресниц. Чем больше я слушал рассказов об этой женщине, тем больше убеждался в том, что «гибнущая династия» столкнулась в данном случае, с очень сильной ведьмой. Однако же – разве все эти светловолосые и голубоглазые императоры, императрицы и их дети – были «ангелами небесными»? Во все века они грабили, эксплуатировали и использовали в качестве «пушечного мяса», народ, ни чуть не меньше, чем сейчас это делает Мараведа. Это был самый настоящий тупик: какая разница – кто стоит у власти, если сама сущность власти – «эксплуатация» одних людей другими людьми - остаётся неизменной?
Так я постепенно стал приходить к выводу, что наилучший вариант для всех людей – это отсутствие какой либо власти вообще. Но люди должны быть к этому готовы: готовы к тому, что бы самим распоряжаться своей судьбой и при этом не убивать друг друга, готовы к тому, что свобода – это не праздная бездеятельность уличного повесы, а труд и ответственность, при чём за результаты своего труда ты отвечаешь сам, от этих результатов зависит твоя жизнь, и никто не даёт тебе никаких гарантий, но и на «короткий поводок» – то же никто не садит. Любая форма правления, любая деятельность под любым руководством – это работа в иерархии: есть старшие, есть младшие, есть – среднее звено, ну и «верховный главнокомандующий» тоже есть; за ним – право принимать окончательные решения и голос меньшинства при принятии таких решений, как правило, не учитывается. В такой системе общественного устройства справедливости быть не может, вне зависимости от того как называется эта система – монархия, демократия или тоталитаризм. Ведь это просто невозможно: если учитывается только голос большинства. А как же «меньшинство»? Или Вы думаете что «большинство» - всегда и во всём право, только потому что людей, поддерживающих данную точку зрения, больше по количеству? Ну а если говорить о тирании, то вообще беспредел получается: император или императрица, что хочет, то и творит, и за свои решения ни перед кем не отчитывается. Свобода и справедливость возможны только в анархии. Но большинство людей не готовы принять на себя ответственность за свою жизнь. Они предпочитают работать на государя или барина, не думать своей головой, а просто всю жизнь – делать то, что тебе говорят, то, чему тебя научили, в обмен на оклад и те или иные социальные гарантии. Анархия не возможна, пока большинство людей в обществе не станут достаточно сильными и развитыми – в духовном и интеллектуальном плане, для того что бы: 1. принять на себя ответственность – за себя и свою жизнь, 2. выжить в условиях полного отсутствия каких либо социальных гарантий и зарплат от государственных или частных организаций, где человек работал, 3.не «переубивать» друг друга в условиях отсутствия судов и иных юридических учреждений, органов правопорядка и мест лишения свободы.
Достигнут ли когда ни будь люди на этой планете такого уровня развития?
Как и тысячи лет назад, в той далёкой, давно прошедшей своей жизни, я сомневаюсь в этом, но мне хотелось бы в это верить.
А время шло…
Приобретая всё больше и больше новых знаний и способностей, я не сразу заметил, как с момента моего появления в замке, прошёл целый год. Мои взаимоотношения с Экхоганом превратились в крепкую дружбу, но разногласия по поводу нравственно допустимых и недопустимых поступков остались неизменными: я придерживался своей точки зрения в вопросе о поглощении душ смертных, он – противоположной. Но он не пытался меня переубедить, ровно как и я его, поэтому конфликтов не возникало: возникали философские беседы, иногда очень длительные, но обычно лишённые какой либо отрицательной эмоциональной составляющей. Александр, хоть и медленно, но всё же развивался в духовном и нравственном отношении. В течении года работы с ним, я научился всё таки, отличать его браваду от искренности, и стал видеть этот рост как повторяющиеся друг за другом спады и подъёмы: то чуть ли не проповедь прочитает о вопросах этики и морали, то – как начнёт шипеть от злости, словно дикий кот, при чём без всякой видимой на то причины, что хоть из замка беги… В какой то момент я понял что для развития, ему нужен больший простор: сидеть в подвале – психушке, в окружении различного рода психов и думать о вечном, согласитесь, не очень удобно? Уговаривать Экхогана перевести принца в статус мага – ученика и дать таким образом возможности, равные моим: свободу перемещения, свободный поиск исследовательского материала для саморазвития, пришлось дольше, чем я предполагал. Однако, в конце концов, это удалось сделать.
-Я нарушаю с тобой все созданные собою же законы! – рычал князь тьмы – Ты понимаешь, что Вы оба, по идее, уже давно должны либо уйти отсюда, либо умереть? На меня уже маги как на сумасшедшего смотрят: ты ничего не делаешь для обретения силы, он – замышляет государственный переворот, который планирует осуществить моими руками! А я на это всё спокойно смотрю и даже помогаю в чём то…
-Но ведь ты стремишься к прогрессу человеческой цивилизации, не так ли? – отвечал я – Тебя, насколько мне известно, то же угнетает её многовековая дикость… Ну, вот. Я над этим работаю: работая с данным пациентом, который придёт к власти, когда будет к этому готов, и сделает то, что я считаю нужным – для повышения культурного и интеллектуального уровня обитателей этой планеты. Но для этого нужно его собственный культурный и интеллектуальный уровень довести до ума… Ну и мой то же… Чем я и занимаюсь!
Это было безапелляционно, ведь не согласиться с моим утверждением, для него означало признать, что ни к какому прогрессу рода человеческого он на самом деле не стремиться, тем более что в самом начале мы поспорили о том, возможен ли вообще этот прогресс.
Теперь очень многое зависело от Александра, от его состояния мыслей и чувств. Я понимал, что сменив статус и обстановку, я смогу спровоцировать изменения и в его сознании – при чём гораздо быстрее и эффективнее чем это было в течении всего предшествующего тому периода моей с ним работы… ведь чувствовать себя магом – учеником, гораздо приятнее, чем подопытным кроликом в психушке. У него появиться стимул для развития. Он увидит «свет в конце туннеля». Только важно, что бы не начал зазнаваться при этом.
Через пару недель упорных дебатов с князем тьмы, мне удалось добиться относительной свободы для наследника альзарского престола.
– Я выдам ему черный плащ и поселю на одном этаже с тобой: Ваши комнаты будут напротив. Раньше ты работал с пациентом когда считал необходимым, спускаясь время от времени в подвал, а сейчас 24 часа в сутки будешь с ним работать! Ты этого хочешь? Ты это получишь! - заявил Экхоган – Только потом не дай Бог ты попросишь отправить его обратно в подвал… Не дай Бог! Потому что тогда я отправлю в подвал Вас обоих. И буду лечить!
В чём то он оказался прав: терпеть присутствие Александра поблизости постоянно, оказалось тяжелей, чем я предполагал. Он был счастлив когда получил свободу и статус мага – ученика, тут же схватился за литературу, только не за ту, за которую надо бы; а перед этим несколько часов носился по замку как бешенный и пытался со всеми познакомиться, всё изучить, потрогать, рассмотреть; маги шарахались от него как от прокажённого, но не пытались остановить. Всё же происходило с разрешения «верховного главнокомандующего»…
Принц успокоился через пару суток, и добравшись до библиотеки, с головой ушёл в изучение, почему то именно «чёрной магии».
Мои мытарства между князем тьмы и будущим императором крупнейшей мировой державы, в основе которых – забота об интересах граждан планеты Земля, были переведены, таким образом, на качественно новый уровень. На этом уровне – жизнь становилась всё более яркой, непредсказуемой и сложной. Через пару месяцев такой жизни, у меня появилась ранее не свойственная мне привычка: спускаться в подвал – психбольницу и просить знакомых магов, закрыть меня в изолятор, привязать к кровати и не выпускать хотя бы пару дней. Они это делали, хотя и не всегда понимали зачем. Короче говоря, «жить стало лучше, жить стало веселей»!
Князь тьмы смеялся надо мной, но не мешал «творческому процессу».
9.
Но не могло всё это продолжаться до бесконечности, ведь у всего что происходит, у любого процесса и явления, а так же у жизни любого живого существа, есть своё начало, свой период интенсивного роста и кульминация этого роста, а затем – спад, постепенное угасание всего, что было до этого… которое, опять же – на вершине спада, завершиться смертью, а за гранью смерти, повториться вновь, но уже по другому.
Кульминацией моей странной жизни в «школе тьмы» и её завершением, стал случай, послуживший поводом для панического бегства из обители воабан – сит, а так же иных, решительных, и во истину безумных, как я сейчас понимаю, поступков.
Мы с Александром, с тех пор, как он поселился в комнате напротив, много спорили о добре и зле. Но спорили – больше по книжкам и медитациям, чем по жизни. Конечно, жизнь била и его и меня, на определённых этапах прошлого, но видимо била недостаточно сильно и поэтому мы всё ещё верили – каждый в свои идеалы.
Он считал, что тиран у власти, заботящийся об интересах народа, необходим и не признавал мои анархические идеи. «Если я приду к власти» - говорил он – «Да, я буду тираном. Можешь хоть до скончания века петь мне о просветлении, осознанности и прочих вещах… Но я буду тираном и буду делать всё, от меня зависящее для улучшения жизни моего народа, и это будет – добро, а не зло. Если я убью своих врагов – это будет добро, ведь иначе – они убьют меня и страна погрузиться в хаос. Если я буду карать и вешать преступников – это тоже будет добро, потому что иначе – все станут преступниками! Только так. А эта твоя анархия… утопия просто и ничего больше! Красивая сказка, которая никогда не станет былью»!
Я говорил что для анархии нужно создать условия. Нужно сделать так, что бы интеллектуальный и духовный уровень развития всех граждан сильно повысился, тогда анархия будет возможна, потому что необходимость в какой либо власти вообще – отпадёт, а желания совершать преступления – у людей не возникнет. «Кончено, сложно. Не один век на это придётся потратить» - говорил я –«Но твоя задача, будучи тираном, создать в стране условия для интеллектуального и духовного роста всех людей, в ней живущих».
С этим он не спорил, хотя и в анархию не верил.
И вот, как то раз, ночью, часу наверное в третьем, приспичило нам обоим вылезти из своих комнат…
Нет бы - спать, или там – книжки читать… Да хоть бы и опять спорить о судьбах мира! Куда уж! Спали ведь оба, ночь была на дворе. Но почему то именно в три часа – вылезли из кроватей, надели плащи, и столкнулись в коридоре, нос к носу.
Мы не совсем сознавали, что нас разбудило и заставило выйти из комнат, да ещё и одновременно, и в свете свечей, которые держали в руках, мы прочитали этот невысказанный вопрос в глазах друг друга.
-Тише… - прошептал я – Здесь что то происходит. Надо внимательно слушать пространство.
«Слушанье тишины» - освоенная, изначально мной, практика, теперь была в полной мере освоена и им, поэтому Александр не стал спорить со мной, а сделал, как говорю.
Несколько минут мы молча стояли в коридоре и слушали глубокую, звонкую, живую тишину, сотканную из миллиардов звуков и голосов, среди которых нужно было найти один - единственный звук: тот, что заставил нас проснуться и выйти в коридор.
Через некоторое время нам это удалось. Этот звук был где то рядом – в пределах школы… Стон – то высокий, то низкий, переходящий от боли к наслаждению, от ужаса к бесстрашию, от вызова к покорности и обратно. Кому принадлежал голос понять было сложно, но то, что такие звуки может издавать существо во время совокупления, сомнений не вызывало. Только было всё таки что то зловещее и ненормальное в этом стоне: может - слишком сильная страсть, может – слишком сильная боль… Было что то «слишком». Очень «слишком».
-Пойдём, посмотрим? – заговорчески шепнул Александр и в его голубых глазах заиграли шаловливые искорки.
-Это не хорошо. Ну, трахаються кто то… ну и пусть. Подглядывать – верх бескультурья. Ты же принц, мать твою! – прошипел я.
-Да ладно тебе! Сам ведь хочешь – подглядеть… Мы тут и так как монахи живём, всё над книжками корпим, никакой личной жизни! Так хоть посмотрим!
-Ты подлец…
-Ша! Успокойся, идём. Ты слышишь что, что то не так в этом звуке? Знаю, что слышишь. Неужели тебе не интересно выяснить что – там «не так»?
Этот аргумент был достаточно веским, для того что бы я перестал рассуждать о культуре.
Стараясь не шуметь и загасив свечи, мы пошли на звук.
Звук вывел нас на одну из террас – пристроек. Замерев за каменной колонной, скрывающей нас от тех двоих, что устроили камасутру под открытым небом, мы наблюдали, сожалея в начале, только о том, что не можем, так же хорошо как вампиры, видеть в кромешной тьме.
Это был Экхоган во всей свой красе… На каменном полу, под ним извивалось, довольно красивая молодая девушка, в которой, через пару мгновений, я узнал Раттори! Да, она… цыганка. Моя первая любовь, нисколько не изменившаяся за прошедший год. Он не убил её в тот сумасшедший день, когда табор приговорил меня к сожжению на костре из за следов его клыков у меня на шее. Та самая Раттори, из за жестокой прихоти которой, я и повстречался с этим чудовищем в «Доме Тролля». Так вот для чего ты её не убил…
Удивительно, но с того момента как я попал в «школу тьмы», о Раттори я не вспомнил ни разу. Как будто и не было никакой несчастной любви, никаких страданий и бед, никакой жизни в таборе… вообще ничего! У меня появилось много новых дел, новых друзей, у меня появился «пациент повышенной сложности», которому предстоит прийти к власти и изменить к лучшему мир. Мне было не до того! А Раттори оказывается, осталась в живых и всё это время как то жила… и вот теперь, Экхоган…
Экхоган решил выпить её душу.
Сложно сказать, что я чувствовал, наблюдая за происходящим. Вот что Александр чувствовал, сказать могу: затаившись за колонной, мы были очень близко друг к другу, и по горячим, лихорадочным волнам возбуждения, пробегающим по его коже, догадаться об этом было не сложно, а вот мои чувства и ощущения, к возбуждению точно не имели никакого отношения. Скорее, это было что то близкое к безысходности. Я понимал что мой мир, мир к которому я успел привыкнуть, который полюбил, стараясь не замечать его недостатков, сейчас рушиться и возврата назад, к иллюзиям, на которые я целенаправленно закрывал глаза, стремясь синтезировать совершенное, способное преобразить весь этот мир, добро, в «школе тьмы», уже не будет, потому что тьма, это всё таки тьма и не должно свету делать что бы то ни было, в её обители. Я ещё не мог этого сформулировать и полностью осознать, но предчувствие того что больше я здесь, после того что сейчас вижу, оставаться не смогу, было довольно ясным.
У Экхогана с Раттори, процесс тем временем, достиг кульминации.
В какой то миг я стал видеть их обоих ни как тела, выделяющиеся на фоне ночной темноты, а как два живых, сияющих, имеющих чёткие границы, светящихся кокона, в которые эти тела заключены. Это была та самая энергия, которой питались воабан – сит: энергия душ, пронизывающая насквозь физическую оболочку, выходящая за её пределы и напрямую связанная с космосом. Только по цвету и интенсивности сияния они различались: оболочка Экхогана светилась очень ярко, насыщенным фиолетовым цветом и имела несколько слоёв; оболочка Раттори, по сравнению с его, казалось очень тусклой, была однослойной, и цвет её варьировал переливами от ярко – алого до золотистого и медного. Однако же страсть сплела воедино и физические тела и энергетические оболочки. Вампир ловил самую высокую волну этой страсти: выпить душу можно было только на вершине этой волны. Я следил за тем как усиливается и возрастает сияние обоих, и вот когда оно стало совсем уж испепеляющим, где то на уровне солнечного сплетения между их телами – физическими и духовными, образовалась «воронка». Одновременно его клыки впились в артерию… Раттори издала глубокий и грубый, полный боли и наслаждения крик, и весь свет сияющего кокона, окружавшего её тело, стал быстро перетекать в фиолетовый кокон Экхогана через «воронку» чуть ниже груди у обоих… И физические тела и энергетические оболочки соприкасались, буквально вплавляясь друг в друга, в месте образования этой «воронки». При этом кровь, вампир, можно сказать, что не пил: он лишь слегка повредил кожу на шее и придерживал её губами, но энергия двигалась по иному руслу.
Дело было кончено минут через пять, если не меньше: сияющая оболочка Раттори полностью перетекла в энергетическую сущность Экхогана, отчего его фиолетовый свет засиял ещё ярче, а Раттори умерла, лишившись своей души. Как только это произошло, Экхоган отбросил труп в сторону с видимым отвращением: так, как будто, это какой то мусор или ядовитое насекомое; накинул на голое тело лежащий поблизости плащ и замер у тонких, мраморных перил террасы, на фоне дышащего и поющего миллионами форм жизни, окружающего замок, леса, и изредка выступающей из за серебристых облаков, полной луны.
О чём он думал в этот миг? Что чувствовал? Я не знал и не мог знать этого. Но очень сомневался в том, что он испытывает что то, хотя бы отдалённо напоминающее раскаянье в содеянном.
-Пойдём отсюда… - чуть слышно прошептал Александр у меня из за плеча, - Пойдём, слышишь… Иначе он нас увидит.
«Странно что он до сих пор нас не видит. И не слышит» - подумал я и очень осторожно, старясь слиться с каменными колоннами за которыми мы скрывались, мы стали уходить.
Добраться до комнат удалось без приключений. Но в течении всего времени, пока мы, таясь и вздрагивая от каждого шороха, шли через бездонную тьму замка, меня не покидало устойчивое ощущение того, что Экхоган прекрасно видел и слышал нас, с того момента как мы появились на террасе, да и сейчас наблюдает за нами.
Оказавшись у себя, я прислонился к стене и закрыв лицо руками, медленно опустился на корточки. Слёз не было, смеяться тоже не хотелось. Было какое то глобальное духовное опустошение, лишённое вообще каких либо эмоций и чувств. Через несколько минут дверь скрипнула и в комнату вошёл принц, который вроде как собирался лечь спать…
Видимо, не спалось.
Увидев меня у стены, с отсутствующим выражением лица, он подошел, присел рядом, взял мои руки в свои и заявил:
-Уходим отсюда. Чем скорей – тем лучше. Потому что так не должно быть. Я приду к власти без помощи этого чудовища и наведу порядок в стране и в мире.
В этот миг, ни о тирании, ни об анархии, ни о том, допустимо ли это вообще – выпивать души, я спорить уже не мог, да и не хотел.
На рассвете, заслоняясь от различных методов проследить наши действия, всеми магическими способами, которые, за время пребывания в замке, мы успели изучить, мы стали готовиться к тайному бегству из «школы тьмы» - обратно, в мир людей.
Как такового плана у нас не было. Было только одно на двоих желание – уйти отсюда, чем быстрее, тем лучше. Оказалось, что Александр, как и я, не видел сам процесс поглощения души, но знал об этом со слов других людей. Теперь – увидели оба. Поэтому оставаться здесь больше не хотелось. В моём сознании постоянно мелькала эта картина: два тела, сплетённых судорогой оргазма и яркая, живая энергия, переходящая из одного тела в другое… Та самая, непостижимая внутренняя сила, что заставляет сердца биться, что наделят нас сознанием и волей, которые никуда не исчезают и после смерти тела, но сохраняются в ней. Однако в этой истории, одно из тел умирало и утрачивало эту силу: её, как губка, впитывал в себя вампир. Она ведь не вернётся… моя Раттори. Не обретёт другое физическое воплощение, не уйдёт в иной мир, не сольётся, в конце концов, с пламенем Великого Духа, из которого, всё таки вход есть – иначе бы мы не жили… Тело её уже разлагается, а душа до скончания времён этой цивилизации будет частью энергетической оболочки Экхогана.
Мы дождались следующей ночи: решили уйти когда все спят, что бы точно не быть обнаруженными. Хотя «все спят» в школе тьмы, было очень неоднозначным понятием. Всё делалось в какой то лихорадке, совершенно лишённой здравого смысла. Около трёх часов, когда школа по настоящему замолчала, все огни в ней вроде бы угасли, все голоса замолкли, мы взяли дорожные сумки, некоторые вещи из разряда «первой необходимости» и стараясь не шуметь, стали спускаться по лестнице. Радовало то, что я уже научился чувствовать каждую ступеньку и поворот этой лестницы и поэтому необходимости в освещении не возникало. Огорчало то, что не будучи вампиром, я не мог нормально увидеть в темноте никого, если там кто либо находился.
И естественно, не увидел…
Экхоган возник прямо перед нами со свойственной ему бесшумностью: как будто вырос из темноты, за очередным поворотом винтовой лестницы. Сначала – появился, затем – зажёг тоненькую свечку, которую держал в левой руке: наверно для того что бы заявить о своём присутствии и за одно – напугать. К свечке, разумеется не прикасался: она просто загорелась сама собой. Но у меня эти фокусы, никаких эмоций не вызвали. Я шёл первым и мы столкнулись лицом к лицу. Разойтись на винтовой лестнице было невозможно: можно было только идти в одном из двух направлений – либо в верх, либо – вниз, всем, кто одновременно на ней находился.
-Далеко ли собрались, дети мои? – произнёс он спокойно и иронично – Что то, я вижу, не спиться Вам последнее время, по ночам…
Глядя ему в глаза, я понял больше, чем по голосу и выражению лица: он знал обо всём что мы видели, наши сборы – тоже вероятно, проследил, не смотря на меры предосторожности, и сейчас был очень, ооочень злой – главным образом, на меня.
-Мы уходим из школы тьмы – ответил я, стараясь говорить твёрдо и уверенно (но получилось не очень) – Да, мы видели, всё что ты сделал вчера ночью с Раттори… Я никогда тебе этого не прощу!
-Оскальд, остынь, это всего лишь цыганка… Которая, между прочим, отправила тебя на костёр! – неожиданно сменив гнев на милость, он сделал движение в мою сторону, но я от него отшатнулся – Она бы тебя не пощадила, как и весь этот сброд… Только из за собственных суеверий! – он продолжал говорить, медленно двигаясь ко мне, и ничего иного кроме как отступать назад – в верх, по лестнице, ни мне, ни Александру, не оставалось – Конечно, твоя первая любовь, я это понимаю. Но разве ты вспомнил о ней за весь этот год, проведённый в моём замке? Как только ты оказался здесь, у тебя появилось столько дел и увлечений, что прошлое потеряло всякое значение… ну согласись, ты ведь ни разу ни вспомнил о ней?
-Нет, не вспомнил – согласился я – Ты умеешь запудрить мозги… Но пойми, дело не в Раттори. Я увидел как ты это делаешь, я увидел как душа покидает тело и сливается с твоей энергетической сущностью. А потом представил себе сотни других душ, которые ты загубил до этого. Лучше всё таки один раз увидеть, чем сто раз услышать… Тогда – сразу доходит! До меня дошло. Дошло, что так не должно быть, что всё это – дико и противоестественно, что всё это – зло и на фундаменте зла, ничего хорошего создать невозможно, даже если не имеешь непосредственного отношения ко всем этим делам! Поэтому - я ухожу. Уйди, пожалуйста, с дороги…
-Не уйду… - улыбнулся он - печально и зловещее – Ты делаешь глупость, Оскальд. От глупости у нас принято лечиться в подвале. Знаешь… отправлю ка я Вас обоих – в подвал, в изоляторы! Вы там – каждый в своём изоляторе, посидите, подумаете, может по-другому на происходящее посмотреть сможете. Никогда, ничего не делай, под влиянием эмоций! Запомни: никогда! Привяжи себя к дереву, закуй в кандалы, усыпи каким либо снадобьем и сиди так, пока эмоции не утихомирятся, но ничего не делай, не говори и не решай, пока нет душевного равновесия!
Слова с делом у него обычно не расходились. Не разошлись и на этот раз. Всё произошло так быстро, что я даже не смог проследить его движений: только что он стоял передо мной, и вот уже у меня в глазах мелькают белые искры, а через пару секунд – я в отключке...
Очнулся, сложно сказать через сколько часов, в комнате с белым потолком, оббитыми мягким материалом стенами и полом и решёткой на единственном, маленьком окошке, в двери. Здравствуй изолятор, давно не виделись!
Конечно потом, мы всё таки ушли.
Сомневаюсь, что кто либо может меня остановить – если я хочу уйти или доказать что либо и полностью убеждён в истинности своего мнения. Меня можно посадить в клетку и держать очень долго, можно пытать, бить, калечить, можно даже заставить сказать то, во что я не верю – «для вида», но заставить на полном серьёзе отказаться от своих убеждений и погасить внутреннюю свободу – это, извините, не возможно. Даже если я ошибаюсь… что самое, пожалуй, печальное.
Промучившись со мной две недели, Экхоган так и не смог убедить меня остаться в школе тьмы.
-Да, я вампир – заявлял он – Да, я убил твою девушку, будь она проклята! И сотни других людей! Да, я выпил их души! Но пойми же ты наконец, этот варварский мир, и не менее варварский наследник альзарского престола, выпьют твою душу, а за одно и жизнь, похлеще любого вампира, но в отличие от меня, они будут делать это медленно: играя то светлыми, то тёмными фигурами на шахматной доске истории и бытия, а ты будешь метаться между светом и тьмой, постоянно стремясь хоть как то уравновесить их, прекратить бессмысленные междоусобицы и прочие человеческие беды и никогда этого полностью не достигая, ибо души людей не только очень разные, но и очень изменчивые: сейчас они сияют кристальной, прямо таки божественной чистотой, а завтра – сущие дьяволы во плоти! Ты понимаешь, что с тем, что есть – лучше всего не спорить? Оно всё равно будет – таким каким его создают люди, но ты можешь управлять только своей жизнью и отвечать только за своё духовное развитие! Не хочешь становиться на путь магов воабан – сит и учиться пить души – пожалуйста, не надо! Я же сказал, что отдаю тебе это право, хотя это и не соответствует законам клана. Но глупости то творить, зачем? Останься, учись, развивайся в своём направлении… Хочешь я скажу что будет если ты уйдёшь? Будет примерно такая картина: через несколько лет, собрав войско или воспользовавшись какой либо хитростью, Александр, с твоей помощью, всё же станет императором; несколько месяцев будет вести себя прилично… даже, возможно построит несколько школ, домов культуры и тому подобных заведений, в столице; но дальше – дело не пойдёт: включиться бес в душе; а ты, естественно станешь воевать с этим бесом, при чём во благо народа… И в итоге, окажешься там же, куда тебя отправила цыганка: на костре. Или на плахе… Какая к чёрту разница! Только меня рядом не будет в этот момент. Вот оно – твоё будущее!
- Слушай, а почему для тебя это так важно – что бы я остался? – отвечал я – Ну подумаешь, ушёл я из твоей школы… Ошибся или нет – не в том дело. Вот взял и ушёл. И где то там погиб, всё таки пытаясь изменить мир к лучшему. Но почему для тебя это имеет значение? Тем более что выхода в любом случае нет – ни для кого: мы все – лишь искры вселенского пламени и после смерти, если только ты и тебе подобные не выпьют душу, возвращаемся к первоисточнику. Ты понимаешь, что, что бы я не сделал и что бы ты не сделал – никто из нас двоих не будет ни прав, ни виноват; никто не совершает ошибку, даже если её совершает; это – часть жизни, часть мирового океана душ человеческих: лишь одно из течений в нём, которое в любом случае не закончиться гибелью мира или бессмертной души, даже если направление ошибочно и приводит, в конченом итоге к страданиям и гибели физической оболочки, в которой эта душа обитает. Всё исчезнет, что бы появиться спустя какое то время, в каком то другом месте. Потому что ни что, никогда, не проходит на веки! Вечность – уже моя. И твоя. И, коль уж на то пошло – Александра, Терса, Кассандры, Раттори, всех других людей и не людей, что когда либо жили и умирали на этом свете… Так о каких потерях, о каких кострах и плахах, ты мне говоришь? Что бы ни случилось: я буду всегда, тем, кем я являюсь. Даже если я ошибаюсь: это мой путь и моя жизнь.
Он не отвечал мне, но взгляд его был красноречивее слов: никогда и никто ещё не смотрел на меня с такой любовью и с такой тоской. Но я не понимал его взгляда, а в том, что он мой отец, Экхоган так тогда и не смог признаться.
В конце концов, он вынужден был прийти к выводу, что спорить со мной бесполезно и позволил уйти: и мне, и Александру.
-Позови меня в свой смертный час или в час отчаянья – сказал он, уже в лесу, на границе территории клана и мира людей – Когда мои слова начнут сбываться… А они начнут сбываться, хотя сейчас ты мне и не веришь. Просто назови моё имя, мысленно или в слух – не имеет значения. Значение имеет лишь искренность и сила эмоций. Я услышу тебя, если ты сделаешь это действительно – в час отчаянья или на пороге своей гибели. И попробую успеть помочь.
-Добить – что ли? – усмехнулся я, стараясь перевести всё на шутку.
- Ну… это тоже не исключено. Если больше никаких других способов помочь тебе не останется.
Мы смеялись, хотя и прозвучало всё это довольно зловеще… И никому на самом деле смешно не было.
Александр стоял в стороне и всем своим видом показывал сильное желание как можно скорей пройти сквозь вращающийся туман, отделяющий территорию клана от внешнего мира. Экхоган не собирался переводить нас через границу между мирами, хотя проводил через лес, до этой границы. Возможно, надеялся что мы заблудимся и вернёмся.
Чёрные плащи пришлось снять и оставить в школе, сменив их на обычную человеческую одежду: покидая клан в статусе недоучившихся учеников – что само по себе было из ряда вон выходящим событием, потому как обычно недоучки уходили в основном на тот свет, мы лишались права носить плащи среди людей и называть себя магами воабан - сит.
-Ты идёшь или нет?! – не выдержал Александр – Сколько можно тебя ждать?
В моей душе что то сломалось и словно раскололось надвое, отразившись острой, режущей болью: с одной стороны я понимал что должен уйти, потому что это соответствует моему личному кодексу чести, но с другой стороны – больше всего на свете мне хотелось сейчас обнять Экхогана, попросить у него прощения и никуда не уходить. Да, именно этого и хотелось. Не смотря на то, что я ненавидел его за убийство Раттори и не желал мириться с практикой поглощения душ.
Я поступил «в своём репертуаре»: обнял Экхогана, попросил у него прощения, и не давая возможности ответить, опомниться, произнести хоть слово… быстро ушёл, не оглядываясь, в серый, зыбкий, вращающийся туман границы.
Его слова в отношении моего будущего, сбылись с потрясающей точностью.
Уйдя с территории клана, мы не заблудились в «междумирье», но смогли, каким то чудом, благополучно выйти на территорию людей. Дальше был очень долгий и сложный путь к Альзарской империи: с Экхоганом этот же путь был преодолён примерно за три - четыре недели, что и не мудрено, ведь он летел по воздуху с довольно большой скоростью, а у нас же с Александром – затянулся почти на полгода! Мы встретили много разных людей, побывали в различных переделках, сложно сказать в который уж раз разочаровались в нравственности и интеллекте некоторых представителей человеческой расы и даже опускались порой до краж – потому что иного способа выжить, в некоторых случаях, просто не было: не было еды, денег, приемлемого места для ночлега, коней… И времени придумывать что либо или банально – устроиться на работу, тоже не было. Поэтому воровали как последние проходимцы – всё, что плохо лежит. Однако, даже наличие лошадей, которых, с четвёртой попытки, мне всё же удалось увести из - под носа очередного фермера, не ускорило наш путь: от ближайших границ Альзарии до территории клана, пролегали многие тысячи километров. Пока мы добирались, план по захвату империи был разработан в ходе многодневной полемики, в которой рассматривались различные варианты. Было доказано, что прийти к власти с помощью одних только силовых методов, не удастся: у нас нет ни армии, ни народа, который мог бы её заменить ( стаи голодных, безграмотных и диких крестьян, раскиданных малыми группами по многочисленным посёлкам и деревням необъятных просторов Родины, в расчёт не идут, хотя их и можно собрать). Но регулярные войска быстро подавят это движение, поэтому основной козырь в стратегии должен всё же быть иным. Как и у королевы, здесь, на первым месте должна стоять хитрость, но хитрость – ещё большая и мастерски исполненная, чем то, на что способна оказалась она. План Александра, сформировавшийся в процессе наших бесед в какой либо очередной подворотне, заброшке или на пустыре, был прост и беспощаден: мне нужно было самого себя продать в рабство кому либо из придворных, подобраться к королеве как можно ближе и отравить её; затем каким то образом подать сигнал Александру, который к тому моменту уже свяжется с распущенными частями своей старой гвардии и приведёт их в боевую готовность, а затем, с этой небольшой, но профессиональной армией, ворвётся во дворец и тот час будет коронован. Ну а люди, поддерживавшие королеву, которых я за время моего пребывания во дворце должен суметь вычислить, само собой – зарезаны, или устранены иным способом. Затем – мощная показательная программа по разоблачению обманных действий Мараведы, развенчание Лже –Митигора и его казнь, извлечение из стены останков настоящего императора, в качестве неопровержимого доказательства правомерности действий наследника и его права на власть… Всё это должно делаться очень быстро – с момента осуществления первой части плана, то есть смерти Мараведы, и любые препятствия на этом пути в виде людей, должны немедленно ликвидироваться – с помощью меча, штыка, кинжала или голыми руками. Иначе – царедворцы взбунтуются, приведут свои армии и начнётся хаос, из которого, «главным заводилам», живыми, скорее всего, выбраться не удастся.
В общем, он совершенно не нарушил «законов жанра»: на протяжении всей истории человечества, монархи и тираны, приходили к власти примерно таким способом – с различными вариациями и правкой на этнический колорит какой либо конкретной эпохи и страны. Если не замечать этих деталей: культура, этнос, традиции, регион, национальные особенности, то картина станет примерно одинаковая везде – где бы и когда бы это не происходило: коварство, предательство, убийство, изощрённая ложь, позволяющая побеждать одним людям и эти люди – поверженные с помощью другой, ещё и более изощрённой лжи. Такой была, есть и будет продолжать оставаться, сущность любой власти в любой стране, во все времена.
Даже не знаю, которая из двух частей этого плана, пока мы приближались к Альзарии и обсуждали всё это, вызывала у меня большую антипатию: первая, в соответствии с которой я должен сам себя продать в рабство любому вхожему во дворец дворянину (и чем ближе этот дворянин будет к королеве, тем, разумеется, лучше), или вторая, которую, кроме как «победоносной резнёй» не назовёшь… Но Александру нужно было отдать должное: это был реальный план захвата власти в стране; объективно - такой план можно было осуществить.
- Вот смотри – говорил он мне – Исходить надо из того что есть, правильно? Правильно. Сейчас у меня есть ты и я. Больше ничего! Я – законный наследниц престола, но после всего что сотворила Мараведа, это необходимо доказать, развенчав её ложь и уничтожив её саму. Ты – альв и маг: пусть и недоучка, но всё - таки маг. Ведь, судя по твоим словам, до того как ты попал в школу тьмы, у тебя был опыт обучения у другого учителя, ты считался чем то вроде шамана когда жил в северной тайге… Насколько я понимаю, это правда. А если так – ты все ровно умеешь много чего, даже не смотря на то, что школа тьмы не закончена. И кроме всего прочего: ты альв. Это, пожалуй, даже важней чем магия. Альвы всегда были для людей живым товаром, выступающим в качестве жён, наложниц, наложников, шутов, рабов… и т.д. Такова природа цивилизации: всё, что есть, люди, обычно стараются использовать наиболее эффективно, а эффективно – значит так, как лучше всего получается у самих живых существ, которых люди пытаются приспособить под свои нужды… Это грубая правда, но от своей грубости она не престаёт быть правдой. Альвы – универсальные любовники, потому что наделены способностью к физической трансформации от одной половой принадлежности к противоположной, а так же очевидной внешней красотой в сочетании с беззащитностью – то есть нежеланием или не способностью, к насилию и злу по отношению к любым другим живым существам. Такова природа всех альвов. В том числе и полукровок. Вариации начинаются у четверть – или – треть альвов, у которых слишком много примесей человеческой или иной крови, но у полукровок и чистокровных их нет.
Ну и под какую деятельность их могут приспособить, учитывая всё это, люди? Ответ очевиден. Итак, у меня есть ты… Ты – альв. Что я могу сделать, обладая, такими «ресурсами»? Продать тебя в качестве наложницы или наложника любому вхожему во дворец человеку, с которым ты мог бы туда попасть. Дальше – ты действуешь согласно нашим интересом: находишь подход к королеве, травишь её, а я – всё это время сижу в городе, в каком ни будь подвале, тайно, и вдохновляю на бой свою армию. Это верные мне люди, можешь не сомневаться, они не подведут. Нужно только собрать всех вместе когда окажемся в Альрадиэ. Королева умирает, я врываюсь во дворец, убиваю всех кто «чего то не понял» и всё… Власть моя! Но твоё значение в этом плане переоценить невозможно, потому что у меня ничего не получиться, если у тебя на какому то этапе, произойдёт тот или иной сбой: если разоблачат, если яд не подействует, если, в конце концов, ты не выдержишь и прибьёшь своего рабовладельца… Поэтому надо продумать всё до мельчайших деталей. Никаких сбоев быть не должно.
Никаких сбоев и не произошло, когда мы всё это сделали, хотя для того что бы трансформироваться в девушку и избежать при этом сексуальных нападок со стороны своего рабовладельца, да и не только его, мне пришлось превзойти самого себя по части наведения «мороков», запудривания мозгов, гипноза и прочих магических и психологических ухищрений.
Мы добрались до Альрадиэ в начале осени. Столица ничуть не изменилась с тех пор как я был там последний раз: всё такая же грязная, шумная, яркая, с обилием шикарных вывесок, дорогих магазинов, маскарадов, бродячих театральных туп, устраивающих представления под открытым небом, и умирающими от голода и болезней детьми в подворотнях…
Мы старались вести себя «тише воды, ниже травы», всячески избегая встреч с городской стражей и иными «казёнными людьми». Для конспирации притворились совсем уж блаженными оборванцами – попрошайками, но клянчить деньги у прохожих всё же не стали, тем более что это могло привести к конфликту с настоящими попрошайками, между которыми поделен весь город, а нашли относительно сухой и тёплый подвал и обосновались там. Под покровом ночи, Александр вышел звать свою несчастную гвардию с помощью бросания камешков в окна домов, где по идее, должны были по прежнему жить командиры. Один командир в результате чуть не вызывал на него полицию, второй чуть не прибил брошенной из окна гирей, третий вообще оказался в ссылке, однако через неделю, всё что осталось от гвардии собрать всё таки удалось. Получилось около 300 человек – профессиональных военных, 4,5 года назад присягнувших на верность наследнику альзарского престола: не королеве, не императору, а именно ему - Александру. Странно, что Мараведа не убила их, когда планы принца были сломаны ей окончательно, хотя – с другой стороны, убить такое количество людей, при чём не просто людей, а – дворян, незаметно невозможно. Однако, особо талантливые из них, на момент возвращения Александра, были отправлены в далёкие пограничные гарнизоны, некоторые обвинены в чернокнижии и сожжены на кострах, а все остальные - безнадёжно отстранены от государственных дел, путём переведения на вроде бы почётные, но не имеющие никакого отношения к реальной власти, должности в различных государственных учреждениях. Так или иначе, всех кто продолжал жить в столице, мы собрали.
Вояки были вне себя от радости по поводу возвращения своего главнокомандующего, которого сразу же признали, потому что каждый из них был знаком с ним лично, и изъявили желание свергнуть «чёрную королеву»… «хоть сейчас». Однако, «хоть сейчас» - было смерти подобно, и в отличии от опьяневшей и от вина, и от радости, гвардии, я и Александр, понимали это. Когда все речи были произнесены, все истории рассказаны и все планы рассмотрены, все разошлись по домам и утром, как ни в чём не бывало, приступили – каждый ко своим служебным обязанностям; через пару дней, из черты города мы перебазировались на кладбище, сделав один из старинных дворянских склепов с разветвлённой подземной сетью внутренних ходов и залов, своим новым убежищем. Этот склеп принадлежал одному из сотников Александровой гвардии и подходил в качестве убежища лучше чем подвал, а тот факт что один из его коридоров, вообще вёл в монарший дворец под землёй столицы, открывал перед нами прямо таки грандиозные возможности… которые впрочем, не потребовалось.
Итак, военная сила была собрана и рвалась в бой. Дальше, по плану, дело было за мной. Грубо говоря: надо было удачно «продаться». Александр решил действовать через своих дворян и не прогадал. Один из них, по своим каналам, меньше чем через неделю, нашёл «благородного князя», занимающего очень высокую должность при его величестве императоре Митегоре, который хотел бы купить «красавицу – альвку из загадочных северных лесов» для того что бы… Впрочем, для чего, Вы, я думаю и так уже поняли. Деваться было некуда: надо было трансформироваться в красавицу – альвку… Но пока искали покупателя, я, уже предполагая, примерно такой поворот событий, придумал и опробовал столько способов держать от себя на приличном расстоянии любого похотливого князя, графа, воеводу, крестьянина, феодала… да кого угодно! – что необходимость превратиться в девушку и быть проданной в качестве наложницы любому из них, меня не пугала. В общем, я не ошибся, хотя держать на расстоянии сразу нескольких «похотливых ублюдков», одновременно, наблюдая за тем, что делают и говорят их законные жёны, ненавидящие меня всеми силами своей души, оказалось сложней, чем я предполагал. Однако, играя сразу несколько ролей и глядя сразу в нескольких направлениях, я всё таки замечал достаточно много и достаточно вовремя, для того что бы не попадать в безвыходные ситуации и манипулировать сознанием людей с выгодой для себя.
Мой «хозяин» только с виду казался зверем. На деле, уже через пару дней, его удалось свести с ума примерно так же как в своё время поступила Мараведа со стариком – императором, но с различием в том, что в моём случае, какие либо физические отношения с князем и прочими, отсутствовали. Хотя, Бог его знает, что там было или не было, у Мараведы с императором и кто на самом деле был отцом её детей…
Ещё через пару дней, я оказался во дворце, официально именуясь при этом «княгиней Гудфинрой, племянницей князя Хронмундра», и стал изучать обстановку (о том, откуда вдруг у альзарского князя взялась племянница альвского происхождения, при дворце спрашивать было не принято; куда потом исчезали такого рода «племянницы» и «племянники» у других дворян, тоже обычно никто не интересовался).
Этот дворец был настоящим храмом разврата и все его разновидности – от мужеложства до многожёнства, процветали в нём испокон веков: неформально, разумеется. Формально всё было чин – чинарём: традиционные семейные ценности – муж, жена, детишки, государственная служба, и смерть за измену (за супружескую – только для женщин, за государственную – для всех). Оказавшись в этом «доме свиданий», я вскоре решил для себя что когда Александр придёт к власти, взяться надо будет прежде всего даже не за культуру и науку, а за борьбу с падением нравов.
С Александром и его командой мы перекидывались записками через окно на чердаке в именье князя. За условный знак к началу штурма было принято взять выброшенный с одной из дворцовых башен, горящий факел: как раз на этой башне располагались тайные апартаменты королевы, где она, если верить слухам, проводила химические и анатомические опыты. Таким образом, мне нужно было убить самозванку в её «святая святых», куда она не пускала почти никого. А для этого было мало время от времени появляться во дворце. Надо было стать лучшей подругой королевы, заслужив каким то образом её полное и безоговорочное доверие.
Это оказалось самым сложным. Мало того, что я ничего толком не знал ни о принятом при дворе этикете, ни о том – кто есть кто и о чём вообще принято говорить в обществе, так и ещё и королева отличалась исключительной недоверчивостью и гибкостью ума, рассматривая всех людей вокруг себя, исключительно как марионеток, которых она по мере необходимости, дёргает за верёвочки, заставляя совершать те или иные действия. Адаптироваться к такой атмосфере оказалось сложней, чем отшить всех «похотливых ублюдков», желающих пообщаться поближе с «альвской красавицей» вместе взятых, начиная с князя и заканчивая, императором.
Разумеется, Мараведа, сразу заметила меня среди придворных. Я её тоже сразу заметил, хотя она и не любила, как оказалось, показухи, и поэтому избегала пышных церемоний по поводу своего появления, если только это был не какой либо официальный приём. Она предпочитала одеваться в очень скромную, прямо таки монашескую одежду, закрывать лицо и волосы, полупрозрачной, тёмной тканью, а то и вовсе – маской, и молча ходить среди танцующих пар или очередного пиршества и наблюдать за людьми так, словно она какая либо бедная вдова или служанка… И тем не менее, мы увидели друг друга сразу же. Я узнал её по описаниям Александра: среди толпы пышно разодетых дам и гордых вельмож, в тени небольшого фонтана, стояла невысокая, хрупкая женщина в тёмно – синем, полностью скрывающим тело - кроме ладоней и стоп, платье, и с чем то вроде тюрбана, чёрного цвета, надетого на голову. Повторяющиеся изгибы тонкой полупрозрачной материи создавали довольно устойчивую и плотную конструкцию: ни волос, ни нижней части лица из под неё видно не было. Однако то, что всё таки можно было увидеть, было очень красноречиво и однозначно: миндалевидные, ядовито – зелёные с желтыми искорками, глаза, в обрамлении ненормально длинных и густых, и от того – действительно напоминающих паучьи лапки, ресниц; тонкие, изогнутые брови, растущие как то неправильно – жесткими, колючими клочками, соединяющимися, тем не менее в правильную, непрерывную линию, и очень темная, прямо таки шоколадная кожа… С такой внешностью, среди сплошь светловолосых, белокожих и голубоглазых альзарцев и альзарок, что бы стать незаметной, ей следовало бы не снимать маску вообще никогда и ежедневно устраивать во дворце маскарад. Но когда я увидел её глаза, мысли мои были совсем не об этом… Я сразу же почувствовал что она тоже видит меня, хотя и не смотрит прямо. Это было довольно неприятное чувство: как будто твою душу, словно бабочку, осторожно насаживает на иголку, какой либо любитель – коллекционер. И не просто насаживает, а внимательно рассматривает под увеличительным стеклом, замеряет размер крыльев, вертит под разными углами… Бабочка уже проткнута насквозь, но ещё жива. Однако для коллекционера – это не более чем ещё один образец, который надобно положить в банку и засушить.
Потом меня официально представили королеве, как племянницу князя. Глядя на неё, я видел хладнокровного, красивого и опасного зверя, который не пощадит никого. Она была очень экзотична и вся её манера поведения, странный акцент, каждый взгляд и жест напоминали именно зверя, при чём не из тех, что водятся в наших лесах: может быть, крокодила или анаконду, может быть, какого либо, чудом выжившего в далёких, тропических дебрях, крылатого ящера. Как приручить этого зверя? Возможно ли это вообще?
Приручить… для того что бы потом убить.
Честно говоря, чем больше я наблюдал за ней, и видел, как она наблюдает за мной, тем большее внутреннее сопротивлении вызывала у меня моя скорбная миссия: отправить её на тот свет. Королева была совсем «другой породы», но все же представляла собой, такой же «вымирающий вид - не совсем людей», что и я.
Я понял, что моя миссия практически невыполнима, когда во время очередного бала у меня в голове стали звучать слова королевы, а подчинившись интуиции и обернувшись, я нос к носу столкнулся с ней: она стояла посреди шумной толпы танцующих и её яркие, хищные, жёлто – зелёные глаза смотрели мне в душу.
«Я прекрасно знаю кто ты на самом деле и зачем ты здесь тоже знаю» - звучал у меня в голове её зычный, глубокий голос – «Ты здесь что бы убить меня. Я тебе этого не позволю. Но ты мне нравишься и поэтому я до сих пор тебя не убила. Лучше уйди по хорошему. И передай этому щенку, Александру, что он мёртв уже почти 5 лет. Потому что я так решила. И вернуться из царства мёртвых у него не получиться»!
В её словах не было и капли ненависти или агрессии, не смотря на кажущийся негативный оттенок. Там была только сила – спокойная и могущественная, способная сокрушить всё и очень древняя, но, тем не менее, лишённая выраженного злого начала.
Я вернулся с приёма в полном смятении, если не сказать – в полном отчаянье. Мысли путались настолько, что я даже перестал в какой то момент контролировать своего «дядю» и «дядя» привёл меня в чувства недвусмысленными приставаниями по пути к именью в крытой повозке, в которой мы ехали, в результате чего получил бутылкой по голове и отправился «в нирвану»…
Все планы рушились. Но может оно и к лучшему? За окном повозки сияла красивая, полная луна. Пока ещё тёмная, звёздная ночь ранней весны пленила ароматом свежести и жизненной силы, постепенно пробуждающейся после долгой, холодной зимы, природы… Может прямо сейчас открыть дверцу и выскочить из этой чёртовой повозки? Трансформироваться обратно, в тот пол который стал более привычным в течении жизни, чем этот, найти где ни будь нормальную мужскую одежду и уйти… просто уйти куда глаза глядят – прочь от всех этих дворцовых интриг, смертей, разврата, мести и всего на свете? Не обязательно же возвращаться при этом в «школу тьмы»; можно просто оставить в покое и Мараведу и Александра… пёс с ними, ведь оба тираны, но мне то всё это зачем? Почему бы не вернуться, к примеру, в дом Логана? Ведь не смотря на исчезновение самого Логана, дом никуда не делся, скорее всего, да и варварские племена северной тайги – тоже, скорее всего, никуда не делись. Вернуться. И стать тем, кем и был. Тем, кем вероятно, и должен быть. Просто лесным шаманом - отшельником: специалистом по исцелению странных болезней и урегулированию конфликтов между людьми и иными формами жизни… Ну ведь моё же это дело, моё! Да и дом по праву может считаться моим: я был учеником старого шамана, когда он исчез, мне следовало бы остаться вместо него! Эх…
В такие моменты нужно всё таки слушать свою интуицию, отбросив все доводы рассудка. Если бы я сделал как хотелось, возможно, моя судьба в той далёкой жизни сложилась бы гораздо лучше. Но я не сделал. Мне стало стыдно от того, что при таком раскладе, получается, что я просто убегаю от ответственности за свои обещания и от проблем; ведь я решил что помогу Александру, а потом, когда он придёт к власти – он будет проводить реформы, направленные на развитие и улучшение жизни народа; мы пообещали это друг другу. Следовательно, я не имею права сейчас взять и убежать. Это равносильно бесчестию.
Я и не убежал. Когда появилась возможность, написал Александру подробный отчёт о произошедшем, оставил письмо в условленном месте и стал ждать ответа. Ждал долго, дня три… За это время у меня начались проблемы с князем и его семейством: след от удара бутылкой по голове остался заметный и не смотря на то что старый развратник был вдрызг пьян и ничего толком не помнил, кроме его и «племянницы» в повозке той ночью не было больше никого, поэтому вывод о сути произошедшего напрашивался сам собой… Балансировать на гранях психики всех этих людей, сохраняя при этом полную независимость, становилось всё сложнее. Меня загнали в тупик, и защищаясь, я чуть не трансформировался – всем на зло, но вовремя направил энергию в иное русло, в результате чего, именье князя чуть не сгорело. Тогда желающие «высечь обнаглевшую альвку» сразу исчезли. Я думал это конец - теперь осталось лишь получить официальное обвинение в чернокнижии и отправиться на костёр, но «старый развратник» оказался умней, чем я предполагал. Поняв, наконец таки, что я скорее умру, чем позволю использовать себя «по назначению», он увидел другую, даже более интересную для себя перспективу в моём существовании в его доме: он решил, что на моих магических способностях можно неплохо заработать, если представить всё это – в выгодном свете, предварительно заручившись поддержкой сверху. Денег у него было более чем достаточно. Однако, он считал, что лишних денег не бывает, а кроме того статус дяди «такой племянницы» мог бы сильно увеличить его собственный авторитет в свете.
-Покажи мне что ты ещё умеешь – сказал он, на удивление вежливо, когда мы затушили всё пламя, тонкими, колеблющимися языками разлившееся от меня по стенам и полу – Только пожалуйста, ничего больше не жги и не уничтожай другими способами. Я обещаю что никаких скользких намёков с моей стороны больше не будет. И борцам с нечистью на тебя не донесут – это тоже обещаю.
Однако, этой огненной вспышки хватило, что бы всех напугать, но при этом полностью лишить меня сил на некоторое время. «Прямо сейчас» я больше ничего не мог показать: надо было восстановиться. «Будь что будет» - решил я и сказал им об этом чистую правду – так как на самом деле было.
-Ладно – ответил князь – Восстанавливайся. До завтрашнего дня. Завтра хочу увидеть всё что ты можешь. Или даже пусть – частями, через день. Это важно. Ты моя собственность. Если ты можешь больше чем быть моей шлюхой, ты ей не будешь: ты будешь делать это «большее» для моего блага.
Таким образом, необходимость воевать с князем по поводу его животных инстинктов, отпала, но на замену ей пришла необходимость создавать эффектные фокусы, иногда действительно замешенные на реальной магии, по первому требованию «дяди» и прочих членов его семьи. Положение «шлюхи» было заменено на положение «шута». Но разница между ними по возможностям была не велика: приходилось по прежнему балансировать на гранях человеческой психики, только немного иначе, а Александр всё никак не отвечал на моё письмо: ни посыльных, ни записок, от него не было.
Но потом он всё же ответил. Письмо было полно ненависти по отношению к чёрной королеве и заключало в себе предложение тайно встретиться и пообщаться «с глазу на глаз», потому что кое какие «здравые мысли» у него есть, но он «уже опасается писать об этом на бумаге».
Встретились мы, на кладбище, за пару часов до рассвета. Незаметно уйти из имения было не просто, но несколько хитростей, позволивших мне создать видимость того что я в нём нахожусь когда меня нет, помогли сделать это и избежать неприятных последствий.
Александр в окружении каменных надгробий и зловещей тишины полного безветрия, нарушаемой изредка только криками воронья и приглушённым треском веток и скрипом деревьев, выглядел пострашнее любого вампира – столь ясно и ярко горела безумная, сатанинская ненависть к королеве во всём его существе.
- Я знаю, что ты сейчас очень рискуешь! – заявил он эмоционально – Но у нас нет другого пути, понимаешь, нет!!! Кто же мог предположить что эта сука умеет читать мысли… Сделаем вот что: постарайся не думать о своей задаче вообще, а точнее думай что у тебя нет и никогда не было такой задачи или то, что ты от неё отказался… Короче, думай как хочешь, но только не об убийстве. И не обо мне. И точно не о кладбище и нашем убежище!!! Постарайся обрести полный контроль над своими мыслями и при этом, не смотря ни на что, задержаться во дворце… да хотя бы и в виде придворного фокусника! Точнее фокусницы. Хотя если позволят обстоятельства, ты можешь и трансформироваться обратно, вообще то. В общем, смотри по ситуации. Это очень хорошо, что тебе удалось впечатлить магией князя и его семью. Впечатляй ещё сильней, чем эффектней – тем лучше, но при этом без каких либо намёков на силы зла, чёрную магию и т.д. Надо что бы у него возникло желание всю эту красоту показать королеве и всем остальным, и когда он это сделает, у тебя в голове не должно быть и намёка на меня, заговор, убийство, кладбище и всё остальное.
Совершенно чистое, лишённое каких либо намерений сознание – вот что должна увидеть Мараведа. В таком статусе ты должен «осесть» во дворце с её позволения. То есть твои представления и чистота твоего сознания, должны впечатлить её настолько, что во первых, она поверит что ты действительно – теперь уже – не замышляешь против неё зла, а твоё искусство - должно понравиться ей ровно настолько, что бы она, в конце концов, захотела оставить тебя при дворе. Что бы убедить её в том что ты не замышляешь убийства, ты должен действительно – искренне и на полном серьёзе перестать его замышлять. Иначе ничего не получиться. Вот – твоя задача на ближайшее время. Стать придворным фокусником или фокусницей… Короче, шутом. И прочно засесть в этом статусе.
-Хорошо, а что потом?
-А потом ты её убьёшь.
-Как же я её убью, если я искренне и на полном серьёзе откажусь от этого намеренья?
-Ты сам не будешь сознавать, как ты это делаешь и что именно - ты делаешь – хитро улыбнулся принц – Но я не хочу сейчас тебе об этом говорить, потому что ты можешь начать об этом думать, а тебе надо как раз таки, не думать ни о чём подобном. Сейчас ты должен просто делать как я говорю… способностей у тебя для этого, поверь, хватает! Когда настанет подходящий момент для убийства, ты тоже ни о чём не будешь предупреждён. Тебе нужно просто довериться в данном случае мне. Если всё сложиться благополучно, ты будешь использован как оружие и не поймёшь что твои поступки повлекли за собой смерть королевы, пока не увидишь пред собой её труп. Таким образом – твои мысли останутся кристально чисты, она не сможет до последнего момента прочитать в них намеренье убить потому что его действительно там не будет, но тем не менее дело будет сделано – она умрёт в следствии твоих неосознаваемых тобой действий.
Я очень хорошо понимал, что он имеет в виду, хотя и не мог даже предположить, каким образом меня можно использовать в качестве «оружия»: так, что бы я убил королеву, не сознавая что я её убиваю. Глядя на него в этот миг, я думал: «Вот он – Дьявол! Его слова полны яда, а замыслы – утончённого, доведённого до уровня высокого искусства, коварства. Он использует других как инструменты, манипулируя людьми в угоду своему непомерному эгоцентризму, но когда кто либо заподозрит его в этом, тот час заслоняется благими делами своими – реальными или мнимыми: заботой об интересах народа, желанием нести свет просвещения в слои порабощённых правящей элитой масс… И нет этому Дьяволу ни смерти, ни управы, ни возраста, и улыбается он губами всех существовавших и существующих в этом мире императоров, вождей, султанов и королей. Имя его – Власть».
Эта встреча на кладбище, была для меня вторым «сигналом судьбы», который в виде собственных мыслей и желаний, во весь голос орал: «Брось всё и беги»! Но я, как и первый раз, в повозке после бала, остался глух к этому голосу. Игра продолжилась.
Постепенно, всё действительно стало складываться так, как по замыслу Александра, должно было быть: я научился не думать не о нём, не о заговоре и забывать тот час после прочтения, содержание его писем, моё полу актёрское – полу магическое искусство, привело в восхищение всех до такой степени, что в конце концов, князь Хронмундр уговорил королеву предоставить мне площадку для представления во дворце и она, видимо, решив, лишний раз просканировать мой мозг, а заодно и посмотреть на что я способен, согласилась. Я очень волновался перед тем днём, когда всё это должно было произойти. Но когда «тот день» настал, всё прошло замечательно, и мои мысли – «отредактированные» мною к тому моменту до «зеркального блеска», не вызвали у королевы желания разделаться со мной или послать куда подальше. Она была заинтересована. Через пару недель представление, с новым набором номеров, повторилось. Потом – ещё и ещё… Такова, как объяснил мне позже, «дядя», была воля королевы. Обретая известность при дворе, я тратил очень много сил, всё моё свободное время было занято работой над собой – созданием и отработкой новых фокусов, изготовлением костюмов и декораций, работой с энергией неба и земли – для того что бы в представлении всегда в той или иной мере присутствовала настоящая магия: что то загоралось, предметы летали по воздуху, окна внезапно распахивались и во дворец вырвался чистый и свежий, весенний ветер. Без магии я не мог обойтись. Но львиную долю каждого выступления занимало актёрское мастерство - как способность играть одновременно несколько ролей, моментально переходя от одного образа к другому, а иногда и действительно трансформируясь. Игра и магия дополняли друг друга. И то и другое я стремился довести до уровня высокого искусства, до той верхней границы совершенства, какая вообще может быть достигнута живым существом в этом мире.
Постепенно я стал понимать, что этот «театр одного актёра», который одновременно - режиссёр, гримёр, художник по костюму и много кто ещё, значит для меня больше, чем это было в начале, и не имеет никакого значения для какой публики я играю, какие там козни замышляет Александр и какие интриги плетёт чёрная королева. Игра стала для меня образом жизни и способом самовыражения, который я искренне полюбил. И ещё, играя, всякий раз, я пытался пробудить в душах всех людей которые наблюдают за представлением, самые лучшие, светлые, добрые и возвышенные чувства… Я специально придумывал такие образы, которые могли бы одновременно раскрыть всю красоту и убожество человеческой жизни, но при этом вызвать у людей желание победить всё самое низменное и порочное в самих себе и измениться, став благороднее, честнее, милосерднее, отзывчивее… Конечно, моей аудиторией была пресыщенная роскошью и богатством и до крайности развращённая «элита» : высший свет Альзарской империи. Большинство из них, наблюдали скорее за самой игрой и «спецэффектами», чем всерьёз задумывались о смысле слов, которые я вкладывал в уста своих персонажей и действий, происходящих на сцене. Однако, иногда, среди шквала всякий раз срываемых мной аплодисментов, я замечал задумчивые и печальные взгляды: в них было не только восхищение, но и осознание. И это вдохновляло меня больше любой другой формы признания – это придавало смысл моей игре и моей жизни…
Со временем при дворе мне стали позволять всё больше и больше. Так, например, королева решила что нет необходимости загонять мою альвскую сущность в человеческие рамки, согласно которым любое живое существо обладает только одной из двух половых принадлежностей, являясь либо мужчиной, либо женщиной: мне было позволено трансформироваться когда угодно и быть кем угодно, как в игре, так и в жизни, и не скрывать этого. Поэтому в жизни, я естественно вернулся в наиболее привычное состояние, но во время спектаклей по нескольку раз переходил от одного состояния к другому. Говорить то что думаю – в виде шутки или на полном серьёзе, мне со временем стали позволять: я мог сказать какую ни будь дерзость не только высоким сановникам, но даже самой королеве и согласно её распоряжению, никто не имел права вызывать меня за это на бой или отомстить каким либо иным способом… Однако, «говорить что ни попадя» было всё же смерти подобно, ведь вне зависимости от воли королевы, любой дворянин, обладающий как и все дворяне гипертрофированным чувством собственной исключительности, разуметься, нашёл бы способ со мной разделаться. Мараведа была очень умна и поэтому стала приближать меня к себе всё ближе и ближе, понимая что мои способности и ум при определённых обстоятельствах могут оказаться полезней легиона профессиональных солдат, но не доверяя мне настолько, что бы подпускать слишком уж близко. Со временем она выведала у меня почти всё что могла: я добровольно, без всяких допросов и пыток, рассказал о себе всю правду – начиная с первых осмысленных лет детства и заканчивая бегством из школы тьмы в компании Александра. Почему я так поступил? Возможно, это было что то близкое к любви… А может просто магия. Так или иначе, в определённый момент, мне захотелось этого самому, когда однажды вечером, я и королева сидели в одной из дворцовых библиотек, пили чай и беседовали о судьбах мира. Предательства по отношению к Александру я в этом не видел, потому что сумел скрыть от неё в словах и в мыслях его тайное убежище и его замысел – каким то образом убить её моими руками.
-И что же… - сказала она, когда мой рассказ был окончен – Ты правда думаешь что если бы Александр пришёл к власти, в стране что либо изменилось бы к лучшему? По твоему развитие общества зависит от монарха и кто либо, понимающий какие реформы необходимо провести и способный совершить это, в состоянии сделать жизнь людей лучше? И ты думаешь что этот «кто то» - Александр?
-Честно говоря, я уже не знаю что думать… - ответил я печально.
Я действительно не знал. Потому что достаточно хорошо научился видеть души людей и понимал что никакие реформы не сделают их светлее если они сами того не хотят, а если они не хотят этого – то и жизнь их никогда не сделается лучше.
-Наивный… - чуть слышно прошептала она, гипнотизируя меня своими желто – зелёными, хищными глазами – Ты такой талантливый, умный, красивый, но при этом такой наивный! Это тебя погубит в конце концов. Неужели не видишь что народ не стремиться к знаниям и культуре, что основная часть людей – это скот и потребности у них – пожрать, поржать, напиться, потрахаться… Так было всегда и так будет всегда! Но при этом есть создания вроде тебя и другие – человеческих кровей. И в каком бы дерьме они не появились на свет, они всё равно найдут для себя способ выбраться из этого дерьма и реализовать свои способности, получить знания, которые им необходимы. Так тоже – было и будет всегда! Бриллиант ведь и в навозе – бриллиант… сущность бриллианта невозможно изменить так же как и сущность навоза! Поэтому без толку пытаться сделать из барана человека. Ну не выйдет из него человек – хоть десять лет, хоть двадцать ты его обучай хорошим манерам, наукам, искусствам… А тот, кто рождён не бараном – сам пробьётся к свету, как растение, прибивающееся сквозь каменную кладь и цветущее, ни смотря ни на что! Любой монарх любит власть и себя, но даже монарх искренне любящий свой народ и свою страну, не в состоянии сделать сердца людей милосердными, а умы – просветлёнными, если люди не способны быть таковыми. А Александр твой… щенок, с потенциалом маньяка и деспота. Если каким то чудом он свергнет меня и придёт к власти, поверь моему слову – империя умоется в крови и всем мало места станет под небесами! Запомни это, Оскальд. Хорошо запомни.
-И что ж делать мне теперь? – я был готов сломаться и рассказать всё… всё, что нельзя было говорить! Сохранять контроль над собой становилось всё невыносимей, потому что она была права.
-Играй! – ответила она с достоинством – Ты актёр, что же тебе ещё делать? Играй так, что бы на небесах прослезились боги! Это всё что ты можешь, но это, поверь, не мало. А я буду править… пока смерть не положит этому конец. А Александр… плести свои интриги, пока смерть не положит конец и этому. Но мы всё равно все умрём, поэтому грустить и переживать совершенно не о чем. Просто у каждого своя роль. Поэтому пока живёшь: живи ярко, мощно, всеобъемлюще, вкладывая всю силу и красоту своей души в каждое движение и слово, в каждое мгновение бытия, в каждый свой замысел и его реализацию! Ты должен доиграть свою роль до конца как и каждый из нас, но величие даровано будет лишь тем, кто сможет стать гениальным мастером своей игры и жизни… Поэтому играй с полной самоотдачей, живи как, будто жизнь – это спектакль и играй так, как будто спектакль – это жизнь. Будь тем, что ты есть и позволь другим быть теми, кем являются они. Иного нам не дано. Единым итогом для всех, в любом случае станет смерть.
И я продолжил играть, так и не рассказав ей всей правды, потому что не мог нарушить слово, данное Александру, даже не смотря на то, что душа моя с каждый новым днём всё более тянулась к чёрной королеве, как в своё время тянулась к Экхогану.
Оба они представляли собой скорее зло, чем добро. Жестокую, тёмную, древнюю силу... Но их мудростью и красотой не возможно было не восхищаться.
Время шло… С того дня как в качестве двух бродяг – оборванцев, мы с наследником, появились в Альрадиэ, минул год. Я стал придворным актёром, любимцем высшей знати. Александр так и продолжал скрываться на кладбище, раз в три дня присылая мне записки, оставляемые по ночам в разных «тайных» местах в пределах княжеского поместья, его людьми. Он писал, что скоро всё будет сделано, но деталей сообщить он не может, что бы я об этом не думал. Писал, что его люди с недавнего времени подвергаются гонениям: королева целенаправленно отправила большую часть их в дальние гарнизоны, под присмотром «своих людей» и это наводит его на мысль о предательстве с моей стороны. Но что бы там ни было, он намерен идти до конца и мне советует придерживаться прежней линии поведения. Не смотря на то, что «гвардию» сильно потрепали, в дальние гарнизоны сослали все- таки не всех, и тех, кого не сослали, хватит для штурма дворца, когда настанет время. А время настанет скоро… я должен быть готов к тому что переворот может произойти в любой момент, потому что во дворце уже есть его люди, умеющие скрывать свои мысли и они делают то, что необходимо, для того что бы наш план осуществился.
«Переворот» произошёл тогда, когда я совершенно не думал о нём, хотя в остальное время, за пределами дворца и глаз Мараведы, я, честно говоря, только об этом и думал, а точнее – думал «как бы так сделать что бы и Александр остался в живых, и королева продолжила править». Чудес не бывает, увы. Моё стремление создать ситуацию в которой «и волки были бы сыты и овцы остались бы целы» сыграло со мной злую шутку, потому что я лишь размышлял об этом и продолжал играть, а надо было не играть и не размышлять – а действовать: совершить хоть что то, для того что бы спасти королеву. Например, рассказать ей всю правду; или бросить всё и сбежать из дворца в дом Логана, ведь если меня во дворце не будет – использовать меня в качестве «орудия убийства» Александр не сможет. Но вместо этого – я играл и размышлял. А люди Александра во дворце, которых я не знал, тем временем, действовали.
Тот день грянул как гром среди ясного неба, хотя ни что, казалось бы, не предвещало грозы.
У меня был спектакль. Я готовился к нему два месяца: представление было сложным, с обилием магии и несколькими трансформациями подряд, которые нужно было делать очень быстро. Это была история о любви, в которой главная героиня погибает, не смерившись с тем, что её возлюбленный оказался убийцей миллионов людей, но она узнала об этом слишком поздно. А возлюбленный, видя это, предпочитает не вмешиваться в происходящее. Можно сказать, в этом спектакле, я выворачивал наизнанку свою душу, хотя сюжет был придуман больше интуитивно чем сознательно: прообразами главных героев были Альда и Экхоган, но я не знал что всё это было на самом деле и что Экхоган действительно мой отец. Так или иначе, мне предстояло сыграть на сцене их обоих – то перевоплощаясь, то создавая оптические иллюзии, то заставляя стихийных духов подыгрывать мне, творя различного рода чертовщину, и я вознамерился сделать это перед публикой состоящей из «зажравшегося высшего общества», представители которого много лет назад приговорило меня и мою мать Альду к смерти, посредством жертвоприношения. Сам замысел был сродни вызову, который я, выживший вопреки всему, бросал сейчас своим и её палачам.
Однако же, этот спектакль, мне не суждено было доиграть до конца.
Представление это должно было быть исключительным, сильно отличающимся от всех предыдущих ещё и потому что я расширил свой «актёрский состав» до двух человек: помимо меня в происходящем на сцене должна была принять участие сама королева! Она так увлеклась моим искусством что в какой то момент ей самой этого захотелось и в последующие время, мы уже вместе писали сценарий и текст. Её роль была завершающей, в спектакле она должна была сыграть богиню смерти и судьбы, возвышающуюся над объятой пламенем сценой на повисшем в воздухе троне, когда всё что могло произойти между персонажами уже произошло и главная героиня погибла, а я в образе её возлюбленного, проклинаю себя и жизнь над бездной огня, поглотившей её тело. Огонь, согласно нашему замыслу должен быть самым настоящим, вызванным к жизни с помощью не менее настоящей магии, трон – тоже висеть в воздухе не на невидимых канатах, а с применением волшебства, а на этом троне и в костюме самой богини непременно должны присутствовать всё её мифологические атрибуты – змеи, кости, увядшие цветы, черепа, но вот это – по крайней мере, в отношении змей – уже имитация – из гипса и иных материалов, однако такая искусная, что зрителям должно казаться что это самые настоящие, живые змеи.
Свои слова для роли богини смерти и судьбы королева написала сама. Возвышаясь над пылающей сценой где только что разыгралась драма, на серебряном троне со змеями и черепами, она собиралась сказать: «Смерть и время уравнивают всех, унося в небытие и праведных, и грешных, и нищих, и королей… Но пока мы ещё живём, наши судьбы имеют несколько вариантов и наши поступки здесь и сейчас, определяют наше настоящее и будущее. Предрешённости нет! Есть только воля: любить или ненавидеть, бороться или сдаться без боя, даже не попытавшись оказать сопротивление своим врагам, хранить верность или предавать. Наш выбор и наши поступки рисуют наши судьбы на холсте истории и бытия, до того, как в свой срок, смерть уравняет всех, а времена сотрут изображение, что бы другие люди нарисовали другую картину»!
Когда настал день выступления, я почему то волновался больше чем обычно, хотя всё было отработано. Мараведа выглядела очень счастливой, хотя и тщательно пыталась скрыть это состояние: ни будучи принцессой, ни тем более – будучи королевой, она не могла позволить себе такой эмоциональной роскоши как игра на сцене, ведь это дело шутов и менестрелей, но никак не особ монарших кровей. Но в глубине души, как она сама призналась в начале наших репетиций, ей всегда хотелось стать актрисой: родиться не дочкой восточного тирана, а какой ни будь простой девушкой из обычной семьи… да хотя бы даже цыганкой, для того что бы танцевать среди шумной толпы на базарной площади какого ни будь портового городка, под фальшивый аккомпанемент скрипок и лютней её братьев – цыган, так что у людей дух захватывало бы от страсти и красоты её танца, и они с радостью кидали бы ей под ноги, на пыльную, выжженную солнцем землю, золотые и серебряные монеты. Тогда – родись она простой цыганкой – не принцессой, связанной по рукам и ногам свои статусом и предполагаемой им судьбы, она была бы счастлива, потому что была бы свободна… Я понимал её потому что был уже в достаточной мере знаком с безысходностью жизни высшего света, с невозможностью выйти для большинства из его представителей за рамки своего высокого положения и позволить себе какую ни будь глупость или шалость, или просто – искренность, и очень сочувствовал ей.
Первые три акта, прошли замечательно: я превзошёл самого себя играя сразу несколько ролей и заменяя «другого себя» то иллюзией, выглядящей как настоящее, живое существо, а затем рассеивающейся на глазах у изумлённой публики, то природными духами, призванными в эту обитель лжи и коварства, подыграть мне. Всё происходило так же как когда то в жизни, между настоящими Экхоганом и Альдой, но я едва ли отдавал себе отчёт в этом… Я просто старался играть в соответствии со словами королевы: так, что бы на небесах прослезились боги! И когда в конце третьего акта, главная героиня была отдана Латхатту – образ которого был выкристаллизован из пламени, залившего сцену, а её возлюбленный остался стоять в стороне – спокойный и гордый в своей непоколебимости, но через несколько секунд упал на колени и зарыдал, рядом с тем огнём, в котором пропала она и который – теперь уже не был огненным драконом, но просто ровно горел на сцене, разлившись по ней наподобие огненного озера, не обжигая и не сжигая при этом никого, многие люди в зале прослезились, иные – как то виновато потупили взор и вздохнули… Я был в образе Экхогана. Изображая бескрайнюю скорбь, я должен был одновременно, опустить из под потолка и зафиксировать над сценой с помощью того, что современные парапсихологи называют телекинезом, трон с королевой. Так я и сделал, не видя его, потому что по роли нельзя было поднимать головы, но чувствуя что он плавно опускается сверху, по движению воздуха и эмоциональной реакции аудитории.
«Смерть и время уравнивают всех, унося в небытие и праведных, и грешных, и нищих, и королей… Но пока мы ещё живём, наши судьбы имеют несколько вариантов и наши поступки здесь и сейчас, определяют наше настоящее и будущее. Предрешённости нет»! – громко, спокойно и властно произнесла «богиня смерти и судьбы», её голос – глубокий и мощный как колокольный звон заполнил собой весь зал и среди наблюдающей за представлением знати воцарилась полная внимания и восхищения тишина…
И тут – что то пошло не так. Я понял это потому что следующее предложение финальной фразы не прозвучало, а через несколько секунд в зале резко, пронзительно закричала какая то женщина. Играть роль скорбящего вампира уже не было смысла: я поднял голову и встал во весь рост что бы ещё через пару мгновений поймать на руки, падающую с трона королеву и каким то чудом ухитриться отскочить в сторону, вместе с ней, от падающего сверху, на нас обоих, серебряного трона. Господи, что происходит?! В зале началась какая то непонятная паника: кто то кричал, трещали ломающиеся кресла, отчётливо слышался характерный лязг металлического оружия, но за креслом и за стеной огня, которая вдруг почему то взвилась чуть ли не до потолка я ничего не мог разглядеть. Впрочем, больше всего меня интересовала сейчас Мараведа. Я держал её тело в объятиях, но даже по ощущению соприкосновения с ним было ясно что с ней что то не так, хотя при падении она, будучи пойманной на лету, не могла получить никаких серьёзных повреждений. Я заслонился огнём ещё больше, сознательно создав вокруг нас что то вроде огненного кокона и осторожно опустился с ней на пол... Я видел её глаза, живые и пылающие бесконечной ненавистью и презрением; её руки, сжимали мою шею с явным намереньем задушить, но не имели для этого достаточной силы… И тут я увидел что случилось: из под одной из складок её черного, шёлкового платья, украшенного гипсовыми змеями, медленно выползла блестящая, чёрно – зелёная, живая змея… точно такая же как игрушечные, но живая! Это был довольно редкий вид, в Альзарии вообще не встречающийся, но загубивший не мало людей в тех краях, откуда родом была Мараведа. Она видела этих змей с детства и гипсовые змеи для костюма были сделаны по её воспоминаниям. Укус такой змеи был смертелен, противоядия не существовало, а смерть наступала в течении трёх – пяти минут. Кто то из заговорщиков Александра ухитрился достать живую змею и подсунуть её на трон или в складки платья непосредственно перед спектаклем. В тот миг когда я всё это увидел и понял, мне хотелось примерно того же что и сценическому персонажу, которого я только что играл, скорбящему о судьбе своей возлюбленной – погибшей в общем, из за него: умереть. Здесь же. Сию минуту. Однако чёрно – зелёная змея быстро исчезла из виду, даже и не думая меня укусить, а умирающая у меня на руках королева, сказала, глядя мне в глаза, таким же спокойным, глубоким и властным голосом, как и во время спектакля: «Ты мой убийца, а я – почти уже труп… Я ухожу в обитель духов моих предков, к далёким, солнечным островам моей Родины, что бы отдохнуть от этой жизни, а потом родиться на свет вновь… кем я захочу! Но ты – проклят и это проклятие мертвеца! Оно превратит твою жизнь в кошмар, но не подарит смерти как избавления, до тих пор пока ты, возможно, не убьёшь себя сам. Но в следующих жизнях – всё повториться! Ты будешь вечно блуждать по замкнутому кругу страдания и встречаться в нём с одними и теми же врагами, которые будут мучить и убивать тебя, сбивать с верного направления и загонять в тупик, во всех твоих жизнях, во все времена»!
Сказав это, она умерла, и её остекленевшие, подвернувшиеся бело – голубой поволокой смерти, глаза, остановились, глядя на меня в упор.
Дальнейшее помню смутно…
Начался штурм. Люди Александра в зале убивали людей королевы, гвардия под предводительством наследника рвалась во дворец через двери и окна. Кто ворвался в мой огненный кокон и ударил меня по голове. Последнее моё желание перед тем как вырубиться состояло в том что бы этот удар был смертельным. Но этому желанию, увы, не суждено было сбыться.
10.
Ну а дальше, всё, в общем, стало происходить в соответствии с тем, что напророчил мне Экхоган на «границе миров». Только не сразу, разумеется. В начале был всё - таки триумф и кое – какие шаги со стороны Александра, к изменению ситуации в стране и в мире к лучшему.
Ворвавшись во дворец с остатками гвардии, принц резал и рубил всех кто попадался у него на пути, не придавая значения тому, что это могли быть просто женщины - даже не аристократки, а простые служанки, или дети. Его отряд не смотря на свою малочисленность, взял дворец за счёт натиска и эффекта неожиданности: каждый из бойцов поступал с окружающими точно так же как командир. Была дана общая для всех установка – не щадить никого. Поэтому дворец довольно быстро стал утопать в крови. Детей погибшей королевы – старшему из которых не было ещё и десяти лет, долго ловили по всему зданию, но потом всё таки поймали и зарезали. С Лже – Митигором обошлись аналогично, с той разницей, что его, перед тем как убить жутко пытали: Александр таким образом мстил предателю, без которого, из за сильной схожести его внешности с внешностью покойного императора, всего этого балагана государственных масштабов просто бы не получилось. В процессе пыток, а точнее в перерывах между ними, разломали стену и извлекли на свет белый полуистлевший труп настоящего императора. Лицо его было сильно подпорчено тлением, однако узнать по строению костей, цвету волос и некоторым иным особенностям его всё же было можно. Вытащив этот труп и полумёртвого от пыток Лже – Митигора на центральную площадь, к толпе народа, Александр провозгласил правду, которую от народа скрывали и самозванцу не оставалось ничего иного, кроме как всё это подтвердить. Толпа ликовала приветствуя нового императора. Люди были счастливы, потому что справедливость в их понимании, восторжествовала и появилась надежда на то, что с переменой власти, жизнь станет лучше. На следующий день была назначена официальная церемония коронации, Лже – Митигора и верных королеве людей, к этому моменту уже добили окончательно.
Впрочем, я всё это проспал с сотрясением мозга и узнал в последствии уже по рассказам очевидцев и участников происходящего и самого Александра.
Князь Хронмундр и вся его семья, в качестве «альвской племянницы» которых, год назад я попал во дворец, тоже, естественно, были убиты, потому что были в числе первых сторонников и помощников чёрной королевы, а мне заочно присвоили титул «князя» и должность «тайного советника его величества».
Очнувшись спустя несколько суток в одном из тайных помещений, связанном скрытыми коридорами с покоями императора, я сразу же увидел его…
В комнате не было окон потому что она была тайной и со всех сторон замаскированной где то книжными стеллажами, где то лестницами, но был камин с замысловатым дымоходом, и Александр сидел в кресле у этого камина и смотрел на огонь. Его лицо было примерно таким же ничего не выражающим, как несколько лет назад, когда он сидел в подвале – психушке клана воабан – сит и смотрел – так же внимательно и безотрывно на своё отражение в зеркале. Комната была небольшой и кроме кровати, камина, пары кресел и письменного стола, в ней больше ничего и не было. Единственный источник света - огонь в камине. Яркие, рыжие языки пламени плясали на каменных стенах образуя причудливые, постоянно меняющиеся узоры и изредка придавая бледному лицу императора то дьявольское и зловещее, то наоборот – близкое едва ли не к святости выражение; я знал, что всё это иллюзии, созданные пляской огня; на самом деле его лицо не выражает вообще ничего.
-С возвращением, князь Оскальд – спокойно произнёс Александр – Можешь перестать притворяться спящим, я вижу что это уже пять минут как не соответствует действительности.
Каким образом, из несостоявшейся жертвы дракона Латхатта, я последовательно превращался: в ученика шамана, в ученика вампира, в «княгиню Гудфинру», в придворного актёра императрицы Мараведы, а теперь вот, при чём без всяких усилий со своей стороны, из «просто Оскальда», сделался «князем Оскальдом», я думаю объяснять не стоит. К превращениям я уже привык и поэтому вопросов по поводу своего нового статуса задавать не стал. Стал задавать вопросы по существу, в результате чего и узнал о резне во дворце всё, мною уже изложенное.
Жить, честно говоря, не хотелось. Перед внутренним взором неотвязно маячил образ чёрной королевы: то такой величественной и живой, такой счастливой перед началом нашего первого и последнего совместного спектакля; то умирающей у меня на руках и проклинающей меня в последние секунды своей жизни… А ещё, в голове, словно её настоящий голос, но приглушённый, звучащий откуда то издалека, словно через бетонную стену или толщу воды, звучали её слова. Те самые слова, которые я запомнил наизусть и которые были её ответом на мой вопрос «что мне теперь делать»:
«Играй! Ты актёр, что же тебе ещё делать? Играй так, что бы на небесах прослезились боги! Это всё, что ты можешь, но это, поверь, не мало. А я буду править… пока смерть не положит этому конец. А Александр… плести свои интриги, пока смерть не положит конец и этому. Мы всё равно все умрём, поэтому грустить и переживать совершенно не о чём. Просто у каждого своя роль. Поэтому пока живёшь, живи: ярко, мощно, всеобъемлюще, вкладывай всю силу и красоту своей души в каждое движение и слово, в каждое мгновение бытия, в каждый свой замысел и его реализацию! Ты должен доиграть свою роль до конца, как и каждый из нас, но величие будет даровано лишь тем, кто сможет стать гениальным мастером своей игры и жизни. Поэтому играй с полной самоотдачей: живи так, как будто жизнь это спектакль, и играй так, как будто спектакль это жизнь. Будь тем, что ты есть и позволь другим быть теми, кем являются они. Иного нам не дано. Единственным итогом для всех в любом случае станет смерть»…
Она говорила мне это, когда всей душой соглашаясь с ней очень во многом, я всё же не смог сказать ей всю правду о заговоре, нарушив тем самым слово, данное Александру, но вероятно - спася этим так и не совершившимся предательством, её жизнь и жизни других людей.
Что же теперь? Совершившегося назад не воротишь, мёртвых не воскресишь… Но что изменит моя смерть, если прямо сейчас или в ближайшее время, я решу покончить с собой от чувства вины и тоски по чёрной королеве? Ничего. Точно так же, как и моя жизнь. Потому что она была абсолютно права: играть – это единственное что мне, ровно как и всем нам, остаётся, и у каждого в театре истории и бытия – своя роль…
Поэтому я решил принять всё, как и есть, и продолжить жить, воспринимая произошедший государственный переворот как смену декораций и играя на сцене реальности ту роль, которую моё сердце станет определять как наиболее для меня подходящую в текущем отрезке времени.
Всё было бы хорошо, если бы реальность постепенно не стала делаться настолько дикой и сумасшедшей, что моё сердце в конце концов начало давать сбои в определении наиболее подходящей для меня роли из спектра всех возможных ролей, на сцене этой реальности.
Однако, как я уже говорил, процесс развился не сразу и в начале – всё было очень даже не плохо…
Итак, Александр рассказал мне обо всём, что я проспал.
-Ну, детей то зачем надо было убивать? – спросил я – Это же просто дети…
- Ты больше года жил жизнью придворного актёра и так ничего и не понял?! – заорал он – Я не понимаю, как ты вообще всё это смог сделать и не спалиться, в таком случае!? Детей нужно убивать в первую очередь, потому что в их жилах течёт кровь Мараведы и возможно, моего отца. Они потенциальные наследники и если их оставить в живых, сослав например, в какой ни будь монастырь или просто выкинув на улицу, они могут выжить, обрести свободу и отомстить… Ты что думаешь, они простят тебе или мне смерть своей матери? У львов, да будет тебе известно, когда лидером группы становиться новый самец, первое что он делает – это загрызает львят, родившихся от другого самца. Вот просто берёт и загрызает, не смотря на то что они «всего лишь дети». Да, это жестоко, но по другому нельзя. Излишнее милосердие в данном случае может привести к новому государственному перевороту в будущем и собственной гибели.
Глубоко вздохнув, я опустил голову так, что бы он не видел моих глаз. Мы сидели у камина в креслах поставленных рядом и беседовали. Огонь гипнотизировал и успокаивал своим волшебным танцем на чёрных, обуглившихся палениях. Я старался отвлечься на огонь, что бы не дать волю эмоциям и не выдать того, что хотелось бы скрыть. Не смотря на уже принятое решение продолжать жить и играть на сцене бытия ту роль, которую я – в соответствии с голосом сердца, определю для себя в контексте действительности как наиболее приемлемую, в моей душе бушевала жестокая боль и скорбь о чёрной королеве и всех людях, погибших во время штурма. Александру похоже, подобные чувства были не ведомы: он упивался сознанием своего триумфа, но не утрачивая при этом трезвость мысли, размышлял о том что делать дальше.
-Александр… - произнёс я, не желая поддерживать затянувшегося молчания – Ты помнишь, что мы вообще планировали в школе тьмы? О чём размышляли, о чём спорили? Началом всего что произошло теперь, стало желание изменить жизнь людей к лучшему способствуя их саморазвитию, расширяя возможности для их культурного, интеллектуального и духовного роста. Сначала это было только моё желание, а точнее спор с Экхоганом о том, возможно ли это вообще или нет, затем это стало нашим общим желанием, хотя в отличии от меня, ты утверждал что тирания и государственность необходимы, а я придерживался, да и до сих пор придерживаюсь, концепций анархии. Но суть не в этом. Мы с тобой сейчас находимся во дворце, переворот совершился, ты – император, я – князь… Что дальше? Мы будем проводить реформы, устранять традицию мира на крови, расширять внешние торговые и культурные связи, строить общедоступные школы, дома культуры, институты, больницы, центры оказания различного рода помощи людям в ней нуждающимся или…
-Мы будем воевать с кланом воабан – сит! – внезапно перебил он меня – Как ни крути, Оскальд, но вампиры – единственная реальная сила в этом мире, способная превзойти мощь всех мировых держав вместе взятых. Если подчинить эту силу интересам государства, не становясь при этом её частью, но располагая всеми возможностями клана – его библиотеками, его изобретениями, его людьми… мы станем во истину непобедимы и сможем сделать жизнь народа во сто крат лучше в течении относительно небольшого промежутка времени, чем если бы стали стремиться к тому же путём реформ и создания институтов, эффективность чего рассчитана на более длительный промежуток времени чем моя или твоя жизнь, ведь для того что бы воспитать новое поколение людей из стада баранов которые у нас сейчас есть, нужно не только построить школы, институты и прочие просветительские учреждения, доступные для всех, но и сделать так, что бы люди туда пошли, и подождать не одно десятилетие – для того что бы они вышли оттуда – достаточно умными и духовно развитыми… Да и для того что бы просто построить всё это тоже нужно потратить не одно десятилетие! Ты понимаешь? Твои реформы, это замечательно, я буду их потихоньку проводить, но главное, что я буду делать одновременно с этим – это готовиться к войне с кланам воабан – сит, потому что у них есть всё, чего никогда не было и не будет ни у одного государства людей из ныне существующих, а делятся они этим только с избранными и к прогрессу в масштабах всего человечества вообще не стремятся.
В этот момент «точка сборки» у меня стала сдвинутой окончательно, утратив всякую стабильность своего положения, а в душе навсегда умерла вера в человеческую порядочность и способность кому либо вообще доверять.
Но я был актёром… мне нужно было продолжать игру.
-Хорошо – сказал я спокойно – Пусть будет так. Посмотрим что из этого получиться. Но пожалуйста, дай мне слово, что ты будешь не только готовиться к войне, но и на самом деле проводить реформы. Пусть медленно, пусть ценой больших затрат времени и бюджета, но процесс поведения реформ всё таки будет происходить, при чём наравне с подготовкой к войне. То есть и то и другое должно быть 50 на 50: ты тратишь и на армию, и на социальное развитие сил и средств одинаково, ни что не перевешивает, не преобладает одно над другим. Я считаю что такая позиция была бы наиболее верной, по нескольким причинам: первое – в войне можно как выиграть так и проиграть, а пока ты занят подготовкой к ней, на улицах по прежнему умирают дети, процветают воровство, бандитизм и проституция; вторая – для победы в войне нужны умные, хорошо обученные и сознающие себя гражданами своей страны, люди, которые помимо всего прочего – любят свою страну и своего императора; пока у нас есть только стадо баранов… и тирания. Ни школ, ни институтов, ни культурных и медицинских центров, доступных простому народу не создано, а если так, за что простой народ будет любить своего императора и свою страну? Стадо баранов – можно использовать как пушечное мясо… Но не более. Конечно, они пойдут воевать, не понимая, с кем они воюют и зачем всё это происходит, но ты просто представь себе любого мага воабан – сит с кучей сверх- способностей и очень высоким интеллектом и простого крестьянина или торговца, из которых будет состоять основная часть твоей армии. Просто представь себе этих двоих как противников… Кто по твоему победит, не в масштабном сражении, а в поединке один на один? Сомневаюсь, что крестьянин. Крестьянин, скорее всего даже не заметит, как вампир оторвал ему голову и с какой стороны вообще к нему подошёл. Поэтому, нельзя, что бы подготовка к войне приобрела для тебя большее значение, чем проведение реформ, но проведение реформ нужно рассматривать как часть этой подготовки. Если ты хочешь победить, ты должен создать народ – победитель, народ который знает за что он сражается, умеет сражаться и любит свою страну и своего государя. Иного пути к победе я не вижу.
Впервые с момента начала нашей беседы, он улыбнулся, а потом искреннее рассмеялся…
-Мне это нравиться – сказал он через некоторое время, уже не таким стальным голосом как говорил до этого – Серьёзно, ты прав! Так и буду делать!
Я надеялся что в процессе реформирования у него отпадёт желание воевать с кланом воабан –сит. Надеждам моим не суждено было оправдаться, однако, вскоре после официальной церемонии коронации, реформы и впрямь стали разрабатываться, детализироваться, обсуждаться ( в основном со мной) и воплощаться в жизнь.
Мы хотели начать с религии, но бороться с многочисленной и довольно сильной кастой жрецов оказалось не так то просто, поэтому взялись за образование – для того, что бы люди, хотя бы имели альтернативу между храмом знаний и храмом слепой веры. В Альрадиэ и некоторых других крупных центрах стали строиться школы; я настаивал на том, что нельзя обходить вниманием и провинции, хотя и понимал что в каждой деревне школу пока не построить, но Александр в этом вопросе был непреклонен в своей убеждённости в том, что люди, стремящиеся к знаниям найдут дорогу к ним, даже если родились и живут в провинции. Одновременно взялись за медицину, и стали строить больницы. И то и другое делалось на основе государственного бюджета и должно было быть бесплатным для представителей всех классов и даже рабов. Но как и в ситуации со школами, перед нами с самого начала встали две существенные проблемы: 1. Где взять деньги на строительство, технику, литературу и т.д. и 2. Где взять грамотных специалистов которые будут работать в этих, пока ещё не достроенных больницах и школах. Специалистов надо было учить, готовить. Базы для этого не было, потому что образование испокон веков было доступно в этой стране в основном представителям знати и обучали они своих детей индивидуально, в домашних условиях, нанимая для этого специальных людей – учёных, магов, которых вообще в мире было довольно мало и передавали свои знания они традиционно – от учителя к ученику. Народ же, в силу своей многовековой дикости, зачастую даже не задумывался ни о природе вещей, ни о смысле жизни и поэтому самопроизвольного стремления к знаниям у большинства его представителей не было. Что же касается бюджета… то он, на практике, тоже оказался отнюдь не резиновым. Императорский дворец был очень богатым, в его хранилищах находились сотни бесценных реликвий, драгоценностей, произведений искусства, предметов роскоши, и всё это можно было перевести в деньги, а деньги – в материалы, книги, наём работников… но Александр не хотел разбазаривать Альзарскую историю и историю своей династии; другая часть всех богатств империи была у дворян, ещё одна – у жрецов. То, что ни те ни другие тоже не хотели делиться с народом, думаю, Вы поняли. Земли, здания, книги – всё находилось в руках духовенства, дворянства или самого императора. И никто не хотел делиться!
Так, мало по малу, начав несколько строек в нескольких городах, мы стали заходить в тупик.
-Знаешь, что?! – однажды не выдержал я – Такими темпами ты ничего не сделаешь и я, чем дальше, тем больше, сомневаюсь, глядя на это на всё, что ты на самом деле хочешь сделать что то полезное для своего народа! Сейчас я тебе скажу как бы поступил я, будь я на твоём месте. Я бы превратил бы в «храм знаний» свой собственный дворец, предварительно сагитировав на это всех дворян которые смогут понять и оценить замысел в целом и разогнав тех, кто не собирается меня поддерживать. Ты же тиран, чёрт возьми! Твоя воля – закон. Покажи пример для других своими собственными действиями и их результатом! Естественно, жрецы и дворяне не хотят делиться землями и деньгами и вообще всего этого не понимают – они веками жили так, как они живут, их родители, их деды и прадеды, жили так! Они привыкли поклоняться старым богам, считать себя высшим классом, воспринимать народ только как рабочую силу или солдат во время военных действий. И народ тоже к этому привык. Новый мир можно построить, лишь построив его, для начала в своей собственной жизни… Понимаешь? В своей!!! У тебя для этого есть и земли, и здание, и иные богатства. Подбери учёных, посели их во дворце, затем подбери людей – будущих врачей и учителей, можно – из дворян, можно – из народа, без разницы, и пусть прямо здесь, во дворце – учатся! Пока они учатся, наши стройки будут закончены, здания школ и больниц – построены. И ты их туда запустишь. И с гонцами разнесёшь весть по всей империи о существовании бесплатных школ и больниц. Люди, стремящиеся к развитию, туда постепенно потянуться… Процесс будет запущен! Дальше – новые стройки, создание второй волны специалистов, контроль, разуметься, за всем что создано. Это дело не на одно десятилетие. Но ты не сдвинешься с мёртвой точки, пока не начнёшь с себя и не создашь в своей жизни то, что хочешь создать в жизнях других людей!
-Боже, какое счастье что ты не на моём месте… - произнёс Александр мрачно – Если бы ты был на моём месте, тебя либо давно бы уже убили взбунтовавшиеся дворяне и жрецы, либо ты сам натворил глупостей и себя этим убил. Но ты прав в том, что распоряжаться я могу только тем что мне принадлежит. И в том что я тиран и моя воля – закон, ты тоже прав. Сделаем так: я собираю своих гвардейцев, других дворян, даже дворян из провинций, и мы, все вместе обсуждаем весь замысел. Здесь, во дворце. А то ведь они и впрямь не понимают что я творю и зачем, а обсуждаю я все эти проекты в основном только с тобой. Это не правильно. Будет большой съезд! Твоя задача во время этого съезда, заключается в том, что бы внимательно слушать всё что они говорят мне и друг другу, наблюдать – по возможности за всеми и не вмешиваться в происходящее. Вообще молчать… Но воспринимать – чем больше, тем лучше, стараясь заглянуть при этом в души людей, увидеть их настоящие мысли и чувства. Каким бы ни был итог съезда, на следующий день я спрошу тебя о том что ты увидел и какие выводы сделал. И исходя из этого уже будем действовать.
Так и сделали. На сборы «всех гостей из всех волостей» ушло больше трёх месяцев, о том сколько ушло средств на то что бы их кормить и развлекать, говорить не хочу.
Съезд состоялся. Результатом его стала полная неразбериха, пропустить через своё сознание и проанализировать которую, для того что бы сделать «один – единственный» правильный вывод для принятия дальнейших решений, нужно было мне.
Вообще, этот съезд, я бы сейчас мог сравнить с телевизионными вступлениями современных политиков: море болтовни, ругани, взаимных оскорблений, а в жизни народа как не было существенных перемен к лучшему, так и нет. Но то был другой мир, мир давно исчезнувший и жизнь, давно прошедшая. И всё происходящее тогда было непонятным и не привычным, не испытанным никем из нас ранее, потому что ещё ни один альзарский император за всю историю империи не созывал своих вассалов для того что бы сагитировать их на деятельность в интересах народа, основанную, можно сказать, на демократических принципах. Созывали – в случае серьёзной войны, созывали – для обсуждения налогообложения, для того что бы кого то за что то «покарать» тоже могли созвать… Но для того что бы убедить в том что народ нуждается в развитии, а мировоззрение всех людей, вне зависимости от того к какому сословию они принадлежат – в существенных переменах, и поэтому надо строить школы, больницы, дома культуры, реформировать религию… нет, такого ещё не было!
Александр подготовил красивую и сильную речь. Я отредактировал её до полной доходчивости. Решающий день настал: в самом большом зале дворца собрались разномастные дворяне – князья, воеводы, бороны, столичные и провинциальные, богатые и не очень, молодые и старые… Выйдя на трибуну, император со свойственной ему эмоциональностью, продекларировал нашу «программу развития». Я стоял поблизости и внимательно смотрел на всех людей в зале.
Толпа дворян внимала ему молча. Когда он закончил, на несколько мгновений в зале воцарилась полная тишина. Я почувствовал в этой тишине напряжённость и недоумение. А потом зал загудел словно пчелиный улей. Кто то аплодировал, кто то орал о том что это безумие, кто то орал на тех кто орал что это безумие, потому что видит здесь перспективу… Начался форменный бедлам, который продолжился затем почти до трёх часов ночи. Александру задавали вопросы и он пытался, как мог на них отвечать. Получалось не всегда то что надо, потому что он сам, да я и тоже, не достаточно чётко осознавали что мы конкретно собираемся делать: мы знали только, чего, в конечном итоге мы хотим добиться. А объяснять толпе людей, взирающей на тебя – кто с ненавистью, с обожанием, кто с изумлением, кто с надеждой, то, чего и ты сам ещё нормально не понимаешь, ох как не просто… В какой то момент я не выдержал и стал отвечать за императора. «Оскальд, я тебя повешу» - шепнул он мне – «Ты должен наблюдать и не вмешиваться»! Наблюдать и не вмешиваться было сложно. Но я взял себя в руки и продолжил молча созерцать вакханалию. Где то через два часа, у меня разболелась голова и человеческие лица стали двоиться в глазах. Вежливости и правилом хорошего тона всех этих людей как будто вообще не учили: орали друг на друга и на верховного главнокомандующего так, словно их всех собираются убить, тогда как речь идёт лишь о том что бы сознательно поделиться своими землями и богатствами с народом, ради прогресса нации.
Картина реальности становилась всё менее чёткой. Но в конце концов, среди всех собравшихся обозначились две группы людей: сторонники реформ и их противники. И противников было гораздо больше чем сторонников. В четвёртом часу утра сил уже не было ни у кого, и все, в том числе и я с императором, разбрелись по своим помещениям.
-Ну как? – спросил он, когда мы шли по одному из коридоров –Хорошая у нас элита? Каждый гребёт под себя, людей, которые в состоянии думать о других людях, сочувствовать им и желать изменить к лучшему их жизнь – можно пересчитать по пальцам… Реформы, реформы… а может ну их – эти реформы? Начнём войну с кланом воабан – сит. Но нет! Ты прав: я не смогу победить, пока не воспитаю народ - победитель из той покорной и глупой массы, которую сейчас представляет собой простой люд. Но как воспитать народ – победитель, если даже, казалось бы, лучшая, наиболее грамотная и воспитанная часть этого народа – наше дворянство, не в состоянии понять что и зачем делается и что в конечном итоге это может дать нам всем? Что посоветуешь, князь?
-Посоветую спать лечь. А завтра, на свежую голову, продолжить обсуждение, но – старясь перевести его в более спокойное русло. А потом – ещё раз, и ещё… не важно, сколько дней; пока ясности нет – пока только эмоции. Ясность появиться не сразу, поэтому пока, просто продолжай общаться с ними.
-Да как же его «перевести в более спокойное русло», если они как собаки друг на друга лают и слова сказать не дают?
-А ты как себя ведёшь? Ты их перекричать пытаешься, ты вкладываешь в свои слова не меньше эмоций чем твои противники. А ты спокойно говори. Если перебили – не мешай, пусть человек выскажется, пока он говорит, опять же – спокойно, думай что ответить. Эмоций вообще быть не должно: если так будет, то в конце концов, заразишь своим спокойствием и всех остальных. И тогда можно будет переводить «в более спокойное», а значит и «в более разумное» русло всё обсуждение.
С этим и разошлись по комнатам.
Весь остаток ночи мне снился кошмарный сон: стая бешеных собак во дворце, которые лают и бросаются друг на друга, пытаясь загрызть, а мы с императором от них не знаем куда бежать - Александр забрался на подоконник, я повис на шторе и пытаюсь распугать эту свору с помощью магии…
С утра «грызня» продолжилась. С контролем над эмоциями у Александра были большие проблемы, но надо отдать ему должное: он старался как мог. Только толку от этого всё равно было мало: ну не хотела большая часть элитарного класса что либо делать для развития и улучшения жизни народа. К вечеру опять разошлись ни с чем. И так – где то около недели. Впрочем, постепенно, князья да бароны стали понимать суть «программы развития» и эмоциональный накал дебатов постепенно стал спадать. Это позволило мне выявить ярко выраженных странников, готовых оказать содействие прямо сейчас и тех, кто вроде бы соглашается, но сомневается. Эти две группы, если сложить их вместе, уже представляли собой половину от всех собравшихся и это радовало. Упорное сопротивление оказывали в основном люди в возрасте за сорок, с окончательно сформировавшейся системой ценностей и взглядов на жизнь. Я запомнил всех и решил что сторонников – готовых помочь и сомневающихся, надо оставить и работать с ними дальше, противников же отправить обратно – в их земли, и не тревожить, но помнить – что они противники, и теоретически, если объединяться, могут устроить что угодно, вплоть до гражданской войны. Так и поступили. Сформировали постепенно «свою команду», нашли учёных, нашли желающих учиться из числа простолюдинов. Различий в правах и обязанностях по половому признаку, вопреки всем существовавшим до этого традициям, решено было не делать. На базе императорского дворца сделали институт: благо, дворец был очень большой и места хватило всем. На базе имений и замков некоторых других наших сторонников, сделали нечто подобное. Особо рьяные сторонники просвещения так загорелись идеей что стали строить школы в своих провинциях. Всё это заняло около двух лет, но дело того стоило! Я был счастлив, я видел что мой замысел реализуется: люди, стремящиеся к знаниям, наконец то получили адекватную возможность их получить, а значит и значительно повысить свой интеллектуальный и духовный потенциал; богатые осознали страдания бедных и стали стремиться им помочь. Конечно, далеко не все и среди основной массы, как элиты так и народа, по прежнему преобладала дикость; но дело сдвинулось с мёртвой точки, механизм преображения человеческих душ по средствам развития и изменения этими душами объективной реальности к лучшему, наконец заработал!
Всё было хорошо и развивалось в заданном направлении; но демон власти в душе Александра, о котором в своё время предупреждал меня Экхоган всё таки проснулся…
В какой то момент его, и без того сложный и вспыльчивый характер, стал меняться в сторону полной непредсказуемости с выраженным отрицательным оттенком.
Видя что дела реформаторские идут в гору, он заскучал и взялся за активное развитие военщины, задавшись целью создать на базе своей старой гвардии многотысячный легион профессиональных воинов: людей, созданных исключительно для того что бы убивать других людей. Гвардейцы, бывшие с ним во время штурма и те, которых королева отправила в ссылку – возвращённые им, были назначены руководителями. Для военной школы была отведена большая территория на пустыре перед въездом в столицу и на ней выстроена крепость. Добровольцы набраны опять же – из народа – из тех, кто не желал учиться, но был готов рисковать своей жизнью и отнимать жизни у других, за большую плату. Кроме того, из дружеских стран были созваны лучшие учителя фехтования, рукопашного боя и иных способов победить противника. За огромные деньги эти головорезы обучали своему искусству как командиров, так и рядовых. Уйдя с головой в создание военной школы, Александр забыл про институты и больницы, а когда несколько раз подряд я напомнил ему о них – сначала огрызался, а затем махнул рукой и передал всё это хозяйство полностью под мой контроль с правом не советоваться с ним о принимаемых мной решениях. Я не боялся этой власти и этой ответственности, потому что мог с ними справиться; я боялся нового выражения, которое иногда появлялось теперь в его глазах: это было что то похожее на фанатичную одержимость какой то тайной, скрываемой от всех, не дающей покоя идей или мечтой. Как будто он задумал что то совершенно безумное и грандиозное, но до такой степени боялся что его не поймут или попытаются помешать, что не доверяет уже никому и даже мне, человеку, которого считает лучшим другом, не может ни о чём рассказать. Это было плохо потому что было похоже на мину замедленного действия. Мои попытки спровоцировать откровенный разговор ни к чему не привели: он либо сутками пропадал в военной школе, либо, возвращаясь оттуда злым и счастливым, сразу же засыпал, закрывшись в своих покоях и отвечая на любые мои вопросы на эту тему достойной сапожника бранью.
Происходящее в военной школе постепенно стало для меня неведомым: Александр отдал приказ, ни под каким предлогам не пускать в крепость меня, даже не смотря на то, что я второй по значимости, после него, человек в государстве, и все об этом давно уже знают. Произошло, таким образом, окончательное разделение обязанностей: всё, что касалось реформ, культуры, образования, здравоохранения, социальной сферы и т.д. – полностью лежало на мне, Александр оставил для себя только армию. И что он творил в этой армии – от меня целенаправленно скрывали… Мы больше не работали вместе: у каждого было своё ведомство и хотя формально императором был только он, сложившаяся политическая ситуация больше всего напоминала самое настоящие «двоевластие». Говорить с ним о чём либо было бесполезно: ещё через пару – тройку лет, когда первая волна «народных учителей» уже была подготовлена и запущена в новые здания школ и первые ученики пришли в эти школы, а вслед за этим стала проходить профессиональную подготовку «вторая волна»; когда я самостоятельно отменил столь ненавистную мне «традицию мира на крови» и запретил духовенству любые формы жертвоприношений, Александр уже практически жил в крепости за пределами столицы, появляясь во дворце не чаще 2 – 3 раз в месяц, а когда последний раз мы сидели с ним у горящего камина и обсуждали положение дел в стране и обществе, уже не помнили ни я, ни он. Он становился всё более одержимым непонятно чем, но по прежнему достаточно сильно доверял мне, что бы фактически отдать руководство страной в мои руки, издав указ, уравнивающий мои и его решения и позволяющий мне расписываться на документах его именем.
Однако до такой степени что бы пустить меня в военную школу, он мне не доверял…
Я стал задумываться о том, а не забраться ли мне туда тайно, или в крайнем случае – не запустить ли туда специально подготовленного шпиона. В крепости явно творилось что то недоброе, помимо подготовки профессиональных воинов: это было очень заметно по окончательно расшатавшейся нервной системе императора и по какому то странному, очень сильному страху в глазах всех людей, имеющих доступ за пределы крепостной стены – горничных, поварих, иных работников, не имеющих прямого отношения к военному делу, да и в глазах самих бойцов – от рядовых до генералов из «старой гвардии». Они молчали на любые вопросы о том что происходит в военной школе, объясняя это приказом Александра о полном неразглашении происходящего среди гражданских; но при этом – взгляд каждого из них, вне зависимости от пола, возраста и занимаемой должности в какой то момент мог отражать одинаковое у всех, но тщательно скрываемое чувство; это был ужас - загнанного в тупик животного, не имеющего ни воли, ни моральных ценностей, но страдающего и стремящегося лишь к одному: сохранить свою жизнь любой ценой.
Годы шли… Экономика развивалась, грамотных людей становилось всё больше, с северными лесными народами удалось заключить крепкий мир, основанный на торговом и культурном взаимодействии. Но я не питал иллюзий в отношении настоящего и будущего: идиотизма и дикости по прежнему было очень много, да ещё и Александр готовил в своей крепости что то недоброе. В соответствии со своей альвской природой, я не старел, то есть как и в начале своего пути, с момента взросления, выглядел как человек 20 -23 лет, хотя мне уже перевалило за 30; Александр же сильно менялся, при чём биологическое старение его организма происходило как будто даже в ускоренном темпе: в возрасте около 30 лет он выглядел на все 40. Тому способствовал, вероятно, его образ жизни, тщательно от меня скрываемый, но всё же иногда проявляющийся то в виде перегара, которым от него разило, то в виде проституток, покидающих его штаб едва ли не толпами…
Но всё тайное однажды становиться явным.
Так произошло и с военной школой императора, в тот момент, когда он, по видимому решил, что его замысел доведён до логического завершения и теперь можно смело приступать ко второй части плана – войне с кланом воабан – сит.
Одним прекрасным, весенним утром, я просто проснулся, вышел на балкон и не сразу понял где я вообще нахожусь… Вся центральная площадь была заполнена солдатами и выглядели эти солдаты, мягко говоря, не совсем как люди: слишком большой рост, чрезмерно развитая мускулатура, на руках – когти, достойные тигра, из под верхней губы выступают клыки – побольше чем у вампиров, черепная коробка по отношению ко всему телу, наоборот, значительно меньше чем надо бы и какая то уплощённая, на головах вместо волос – шипы…
Были и другие разновидности - более пропорциональные, но тоже с клыками, шипами, и некоторые даже – с хвостами. У иных вместо сильно изуродованных, но всё же человеческих лиц, были морды хищных животных и рептилий, у некоторых – крылья. Однако, изначально, насколько я смог понять, все они были людьми.
Александр ворвался в помещение, едва я успел взять контроль над эмоциями от увиденного.
-Ну, как? – выкрикнул он с гордостью глядя на свою новую армию с балкона, где мы находились – С этой армией я смогу подчинить себе весь мир!
Глаза его горели лихорадочным и безумным блеском торжества и самодовольства. Говорить ему всё, что я думал о нём и его армии было не только бессмысленно, но и возможно, убийственно для меня.
-Впечатляет – серьёзно ответил я, и это действительно было так – Как тебе удалось такое создать?
- Мутации, Оскальд, мутации… - радостно заявил он – Все эти воины были людьми, но я и мои люди, сильно изменили их физические, психические и биологические характеристики. Была проделана по истине грандиозная работа: на основе древних знаний мы расшифровали структуру ДНК и поняли как менять код, что бы вызвать те или иные изменения. В свои последние месяцы в школе тьмы, я изучал именно эту тему, под обложкой «чёрной магии»… И вот – результат! Они – они уже не люди, но и не звери, хотя звериного в их организмы было внесено довольно много. 45 000! Все – идеальные и уникальные в своём роде, машины для убийства, не ведающие ни страха, ни сострадания и хранящие верность только мне одному!
-Ты собираешься начать войну с кланом?
-Естественно! Зачем же ещё я по твоему всё это делал, столько лет?!
-Александр, я уважаю твои достижения и восхищаюсь ими, но все эти годы, работал не только ты… Мир и страна изменились. Всё больше людей стремятся к знаниям и обретают их, уходя от дикости и предрассудков, в провинциях строятся новые школы и медицинские центры, религия стала более гуманной и о временах жертвоприношений сейчас воспринимают с ужасом даже люди «старой закалки», с северными варварами у нас торговля и культурное взаимодействие. А ты хочешь начать войну с кланом. Зачем? Миру нужен мир. Всё же так хорошо работает, без всякой войны…
-Ты забыл своё место, князь! – заорал он так что затрещали стёкла окон – Мне плевать, что нужно миру! Я – император!!! Понимаешь? Я, а не ты! И если я считаю нужным начать войну с кланом воабан – сит и победить в ней, значит так и будет!
Демон власти…
Жестокий и могущественный.
Я снова видел его перед собой.
Война началась.
С началом этой войны, были постепенно сведены на нет, все результаты реформ, а затем полностью разрушена и моя жизнь…
Здесь я и подхожу к завершению своего рассказа о той, давно прошедшей жизни, в пространстве цивилизации, исчезнувшей с лица Земли и не оставившей после себя ничего, кроме бледной тени былого в мировых легендах и мифах, много тысячелетий назад.
Эта жизнь – со всей её трагичностью и красотой, со всеми светлыми помыслами, начинаниями, ошибками, клятвами и проклятиями, стала отправной точкой всех последующих реинкарнаций, в другие исторические периоды, среди других народов и цивилизаций, после всех «концов света», которые были уже на Земле много раз, но затем жизнь возрождалась вновь, приобретая иные формы… Подобно однажды брошенному в озеро камню, моя первая земная жизнь, породила всё дальнейшее и то что происходит сейчас: это были просто круги на воде…
Благополучие и развитие народов Альзарской империи сгорело в огне войны.
На следующий день, после открытой демонстрации своих «мутантов» в количестве 45 000, что прямо скажем – раза в четыре превышало количество магов клана воабан – сит в мире вообще, Александр со своей армией двинулся в путь – к землям клана. Он собирался просто напасть на них без всякого предупреждения, повторяя в общем, ту же тактику что и при штурме дворца. С ужасом и недоумением смотрели граждане столицы на марширующую по улице, вслед за верховным главнокомандующим, клыкастую, крылатую и хвостатую «братию»; иных настолько поразила эта чудовищная, но по своему величественная картина, что они падали на колени перед своим императором, а иные, напротив – в страхе бежали прочь, закрывали окна и принимались читать оберегающие от зла заговоры и молитвы. Александра, в любом случае, не интересовало ни то ни другое. Он просто шёл к своей цели. Меня решено было оставить в столице в качестве наместника, потому что страной, всё таки должен кто то управлять.
«Когда я вернусь с победой и всем что удалось завоевать, покорив клан» - заявил Александр – «Ты останешься тем же кем и был – моим советником, но за управление страной возьмусь уже только я». Спорить с ним было бессмысленно. Я остался и стал думать, как спасать людей и всё что было создано, пока война ещё не разгорелась до мирового масштаба. Путь на восток ведь был не близкий: покидая «школу тьмы» мы с ним добирались до Альзарии целых пол года; значит примерно столько же потребуется ему и его армии, для того что бы вернуться обратно, тем же путём. У меня было время, но я понятия не имел, что в этой ситуации можно сделать. Ведь он был император. Как ни крути, но на всё что он совершает, он имел законные основания. Он не имел на это морального права; но закон, традиции престолонаследия и обусловленные ими возможности монарха – были на его стороне.
Война разгорелась до «мирового масштаба» довольно быстро: быстрее, чем я ожидал и найти способ эвакуировать от этой войны население огромной страны вместе со всеми зданиями, школами, больницами, культурными центрами и иными духовными и материальными ценностями, я естественно, не смог; но смог предупредить Экхогана, вспомнив о том, что он говорил мне позвать его в момент отчаянья, а так же, объяснить сознательной части граждан, что их собственно говоря ждёт, что бы все желающие смогли найти для себя убежище, а то и вовсе покинули страну, уйдя, скажем, в северные леса. Потому что эта война не была нужна никому кроме Александра. Никому… и тем не менее, она была неизбежна.
Экхоган отозвался на мой зов на следующий день, после того как, впервые за много лет идеальной трезвости, я напился, призвал его и уснул мертвецки пьяным, положив голову на письменный стол. Проснулся я от жуткой головной боли и смутного ощущения чьего то присутствия в помещении: просто ощущения – не вызванного ни звуком, ни прикосновением, ни запахом, но, тем не менее, безошибочно и точно говорящего мне о том, что вампир явился на мой призыв и сейчас находиться здесь. Поднявшись с кресла и обернувшись, я действительно его увидел. Он совсем не изменился. Как и я.
-Ну и чего? – произнёс Экхоган с беззлобной насмешкой, медленно приближаясь ко мне - Правишь великой страной, борешься с дикостью и бездуховностью, и как я погляжу довольно успешно? Я был не прав, полностью отрицая возможность духовного и интеллектуального роста людей, путём создания соответствующих условий для этого роста. Ты доказал что это возможно. Но это: всё равно - ни мировой масштаб, ни тот уровень, который необходим для создания справедливого и гуманного анархического общества в пределах всей планеты.
Подойдя, он без предисловий, обнял меня за плечи. В этот момент я почувствовал что больше всего все эти годы мне не хватало именно его присутствия: просто присутствия где то рядом – без слов, без прикосновений, без философских бесед… Если бы он просто находился где то поблизости, я был бы счастлив: одного присутствия, без всяких надстроек в виде общения, было бы вполне достаточно.
-Экхоган, мир рушиться… - произнёс я, спустя несколько мгновений – Александр окончательно сошёл с ума, понимаешь? Ты был прав, предсказывая мне такой поворот событий в конечном итоге и больше всего я сейчас сожалею о том, что тебя не слушал. Он создал армию мутантов, полу-людей, полу-зверей, используя для этого некие знания, полученные из книг в твоих библиотеках. Эта армия составляет 45 000 бойцов, значительно превосходящих по силе и возможностям в бою, всех смертных людей, но насколько я понимаю, развитым интеллектом эти бойцы не отличаются. Они хранят слепую верность своему создателю и готовы выполнить любой его приказ. Эта армия, под предводительством Александра двигается сейчас к землям воабан – сит. Он хочет пройти через пространство междумирья и завоевать себе всё, что принадлежит тебе и клану. Я не знаю, что мне делать, поэтому позвал тебя.
-Дааа… задал ты мне задачку, Оскальд! – он пытался шутить, но сейчас это выглядело уже как то наигранно, потому что происходящее действительно к шуткам не располагало. Однако, судя по его выражению лица, он не винил в этом меня, а просто, как и я, думал, что делать в этой ситуации.
-Знаешь… - произнёс он после долгой паузы – Мне не остаётся вообще то ничего иного, кроме как принять бой. Я понимаю, что в войне нет смысла и что в ходе этой войны погибнут тысячи магов, этих несчастных «мутантов» и простых людей тоже… И это действительно не нужно никому кроме Александра с его гипертрофированным эгоцентризмом и манией величия… Но что ты мне ещё предлагаешь? Ты сам? Отказаться от войны и сдаться этим варварам без боя? Добровольно отдать им все богатства, знания, технологии «школы тьмы», которые собирались, систематизировались, совершенствовались и сохранялись в её архивах и лабораториях в течении многих тысячелетий? Просто взять и отдать – человеку, который никогда не сможет этого понять, сохранить и тем более применить на практике во благо своего же народа, потому что единственное, что управляет его поступками – это «мания величия» и жажда подчинить себе весь мир, это – власть ради власти? Мы встретим его, вместе с его армией, тем же, с чем он к нам изволил пожаловать: внезапной встречной атакой, в ходе которой мои люди не будут щадить никого. Ты предупредил меня и это уравнивает мои и его шансы, не смотря на то что численность магов клана значительно меньше численности его армии. Маги, по крайней мере, умные. Тупо исполнять приказы и делать только то, чему их научили – они не будут. У нас есть оружие, о котором ни ты, ни он, за все годы пребывания в школе, узнать не успели, хотя это, в общем и не является тайной ни для кого из учеников. Это во истину страшное, сметающее всё на своём пути оружие… И поэтому количество магов клана уже не столь существенно: интеллект и скрытые технические резервы, в данном случае, могут оказаться решающими и перевесить всю мощь 45 000 безмозглых живых машин для убийства. Бой будет славный! Чем он закончиться – понятия не имею, но считаю необходимым делать все, так как я сказал. Тебе не советую вмешиваться. Не будь в этой войне ни на чьей стороне, кроме единственной силы, которой, как я теперь понимаю, на самом деле принадлежит твоя душа: силы всеобъемлющего, направленного на весь этот мир и всё сущее в нём, милосердия. Продолжай вести разъяснительную работу среди людей, придумай куда можно увести хотя бы некоторую часть их, в случае, если война докатиться до земель империи и где можно сохранить книги, рукописи, картины и иные материальные предметы, выражающие духовную культуру и являющиеся исторической ценностью, что бы никто не уничтожил всё это, если война дойдёт до музеев, школ и библиотек. Это всё. Больше мне тебе посоветовать нечего. Я ухожу сейчас обратно: надо браться за подготовку к этому спектаклю! Но зови меня, когда считаешь нужным, выходи на связь через тот шар, который я когда то тебе подарил. Ты его не забрал, уходя. Так возьми же сейчас: на фоне происходящего, нельзя терять связь, а за годы твоего отсутствия, наши ребята улучшили изначальную конструкцию альвских шаров: теперь через них можно не только видеть происходящее в любой точке мира, но и общаться. Только это будет не разговор в прямом смысле слова, а скорее обмен мыслями: ты просто услышишь в голове мой голос, а я твой, а видеть друг друга мы будем через шар. Жаль, что их так мало и невозможно создать новые. Но всё же возьми, то, что принадлежит тебе и будь на связи… - с этими словами он достал из кармана и протянул мне до боли знакомый предмет, один только вид которого сразу же пробудил в моём сознании бушующее море воспоминаний.
Оказавшись в моих ладонях, шар засветился мягким, сине – фиолетовым светом, пробуждённый соприкосновением с моим биополем. Я не собирался пока активировать его, усиленным и направленным воздействием своей энергии. Просто любовался неярким, дремлющим светом.
-Ты всё понял, Оскальд? – произнёс он почти шёпотом, закрывая шар в моей ладони, своей рукой.
-Да, я понял – ответил я таким же тоном, отводя взгляд от шара и глядя уже ему в глаза – Я понял, что Вы оба: ты и Александр, собираетесь уничтожить этот мир.
В его карих глазах мелькнула и тут же исчезла едва заметная тень страдания, после чего он на мгновение опустил веки и чуть слышно вздохнул.
-Что бы не случилось – произнёс он, взяв, таким образом, контроль над чувствами – Пойми одно: мы живём в пространстве бесконечности, проекция которой ориентирована во всех направлениях вселенной, как и проекции наших душ. Даже если эта земная цивилизация исчезнет, смерть будет не концом всего, а началом нового пути: души магов и все сильные духом, не утратят память в пламени Великого Духа, а если утратят, то в воплощении всё равно вспомнят кто они; а те что не вспомнят – туда им и дорога: надо было более осознанно жить на Земле… Духи – творцы и иные, снова станут творить материю и когда она приобретёт подходящую форму, оденут на неё собственные бессмертные сущности. Ничто ни вечно, но и ни что не исчезает навсегда, а в большинстве случаев – просто меняет форму или расположение в пространстве. Я вернусь, даже если меня убьют. И ты тоже сможешь вернуться. Из праха земного Дух вновь кристаллизует жизнь… Поэтому что бы не происходило, бояться нечего, да и сожалеть – не о чём. Но знаешь… наш давний спор, ведь так и не доведён ни до чьей победы: с одной стороны, ты достиг не плохих результатов, следуя своей теории развития разумных существ земли, но с другой стороны – один – единственный безумец, в ближайшее время собирается уничтожить все эти результаты, о чём я предупреждал тебя… Это – ничья. И сейчас я предлагаю тебе либо продолжить этот спор, следуя каждый – своему духовному плану, либо признать своё поражение. Если ты выберешь первый вариант, мы продолжим его, даже если погибнем, даже если погибнут все живые существа на этой планете. Мы продолжим наш спор за пределами жизни и в следующих жизнях, когда всё живое будет создано вновь. Если ты признаешь своё поражение – ты примешь философию воабан – сит и станешь таким как я по доброй воле. И от поглощения душ, столь тебе ненавистного, не станешь отказываться. Это не значит, что я смогу остановить войну и спасти человечество. Это значит только, что ты будешь уже не как обычно - «сам по себе», а уже только – со мной. И мы будем сражаться с этим сумасшедшим императором вместе. Выбирай.
Соблазн признать своё поражение и присоединиться к клану воабан – сит был очень велик, особенно на фоне той платонической любви, которую я испытывал к Экхогану. Возможно, если бы я так поступил, для меня это было бы наилучшим вариантом… Но я думал не о себе. Я думал о людях, о других разумных расах, о спасении жизни этой цивилизации и её дальнейшем развитии в направлении осознанности и гуманности... Поэтому я не мог выбрать второй вариант, хотя и хотел этого.
-Мы продолжим спор в другой жизни и во всех последующих жизнях, если до этого дойдёт. Этот спор создаёт миры и культуры, способствует развитию душ человеческих и познанию сущности мироздания и Великого Духа - нами с тобой и теми, кто равен нам по силе. Поэтому я не могу позволить себе остановиться… Я не признаю своего поражения, пусть игра продолжается!
-Пусть будет так! – тень страдания снова мелькнула в его глазах и тот час исчезла – Я уважаю твой выбор. Игра продолжиться!
На этом мы расстались.
И началась война.
После разговора с Экхоганом я в ускоренном темпе взялся за спасение людей и культуры от ещё не наступившей гибели. Люди были предупреждены «сверху до низу»: начиная с дворянства и молодой, недавно сформировавшейся в ходе просветительской работы «интеллигенции» и заканчивая простым народом. Во все стороны света были отправлены гонцы с вестью о войне которая скоро начнётся и может дойти до Альзарии, на базе подземных, связанных с дворцом и кладбищем столицы туннелей и катакомб, которые уже никто не помнил кто вырыл, было создано хранилище для книг, картин и иных ценностей, куда постепенно переносили всё что хотелось сберечь и несколько специально поставленных для этого людей вели строгий учёт предметов и запись людей, которым принадлежали эти предметы. В провинциях, примерно тоже самое делалось на базе подземелий замков и поместий местной знати. Но меня поразило то, как неохотно люди верили в то что война действительно будет… и война эта будет страшная. Многие привыкли к благополучию и сама мысль о войне просто не укладывалась у них в головах, другие – жившие за пределами Альрадиэ, не верили потому что не видели своими глазами армию мутантов под предводительством Александра. Даже мои сторонники из знати склонялись к мысли что я слишком уж беспокоюсь. «Ну начнётся война, и что с того?» - говорили они мне – «Да, у государя нашего крыша кажись совсем съехала… Но ведь воевать он отправился на территорию врага, а она так далеко, туда месяцами надо добираться»! Но, тем не менее, делали, как я говорю.
Прошло месяца три. За это время я не разу не активировал альвский шар что бы связаться с Экхоганом, но несколько раз делал это, для того что бы посмотреть на происходящее в «школе тьмы» и на то, где находиться Александр со своими солдатами.
В школе тьмы велась активная подготовка: маги вытащили на поверхность земли из подземелий, находящихся ещё глубже чем психиатрическая клиника, что то совершенно невозможное... Сейчас, с тем опытом который у меня есть, я мог бы сравнить это с современными самолётами – бомбардировщиками. Только выглядели они немного не так как в нашем мире: формы некоторых совсем не напоминали самолёт, а скорее были похожи на «летающую тарелку», работали без двигателей – примерно как «альвский шар» – в основном за счёт энергии духовной сущности мага им управляющего и энергии которую маг черпает из космоса в полёте. Ещё были вытащены жуткого вида конструкции, полые изнутри, но повторяющие очертания человеческого тела. Это были машины для убийства в прямом смысле слова: роботы, активируемые опять же энергией духовной сущности мага, засевшего в центре управления - в «голове» конструкции, и направляющего эту металлическую, либо каменную махину ростом от трёх метров и выше, на противника. Некоторые из них были не в форме человеческих тел, а в форме драконов, огромных волков, змей. Каждая машина обладала несколькими видами поражающего действия, один из которых среди прочих, был основным – какой именно, завесило от конструкции. «Драконы» могли летать и сверху все жечь огнём; «люди» летать не могли, но двигаясь по земле, тоже стреляли огнём из головной части по всему живому, а кроме того, давили ногами, руками или били огромными кувалдами, вражеских солдат; «змеи» тупо раскатывали армию противника в лепёшку, но могли и бить направленно – кислотой или газом; «волки» - самые высокие из всех роботов из за большой длинны ног, перемещались прыжками или бегом и могли проглатывать десятки вражеских бойцов своими широкими пастями, в которых специальный механизм затем перемалывал врагов в фарш, примерно так же как это делается в мясорубке. От проникновения в центр управления, находящийся у всех машин в головной части, защищало мощное электрическое напряжение, создаваемое при активации машины самим магом, автоматически.
Машин этих было много. Как и летательных аппаратов. Прикинув в уме приблизительное количество магов клана и соотнеся это с количеством техники, я понял что за клан беспокоиться не стоит: у них, не смотря на большой численный перевес армии противника, шансов победить действительно гораздо больше.
Александр же двигался где то уже за границей нашей страны. Я видел армию зверо-людей, следующих за ним как за богом, как за единственной силой, заставляющей биться их сердца. Они делали очень мало привалов и могли без остановки прошагать несколько суток. Иногда даже переходили на бег. Питались тем, что отбирали у людей во встречных деревнях: в том числе и в своих. Тех немногочисленных крестьян, которые пытались оказать сопротивление – убивали и их тела – тоже использовали в качестве еды. Многие, при первой же возможности – то есть в случае привала вблизи очередной деревни, насиловали женщин. Александр смотрел на это сквозь пальцы. А бывало, что и сам так поступал.
Их движение было ускорено. Сильно ускорено. Поэтому «спасение народа и культурных ценностей» я тоже ускорял, как мог, периодически поглядывая на происходящее в рядах обоих противоборствующих сторон, встреча которых с каждым новым днём становилась всё ближе.
Они встретились у границы миров примерно через четыре месяца после того как Александр отправился в этот поход. К тому моменту прошла весна, лето и настала осень, но на востоке, где располагались земли клана это не слишком сильно отразилось на климате: было всё так же солнечно и тепло, только ветер стал немного холодней и длительность светового дня убавилась. Наши дворяне уже откровенно смеялись над моими страхами, но я не делился с ними тем что видел в альвскам шаре, а то что я там видел, приобретало всё более жуткие формы. Две армии ринулись в бой друг на друга, когда Александр, подойдя к вращающейся туманности междумирья собрался безнаказанно нырнуть в неё вместе со своими мутантами.
Но не тут то было: до того как первый из воинов сумел сделать шаг вперёд, уже практически коснувшись границы, из туманности высунулась огромная клыкастая пасть железного волка и от война не осталось ничего, кроме кровавого фарша. В следующий миг с той стороны, из тумана, стали выходить и вылетать, управляемые магами машины: драконы, волки, люди, змеи, самолёты… От такого расклада мутанты, готовые пару секунд назад, всё рвать и крушить, чуть было не обратились в бегство: их ровные ряды, словно под напором ураганного ветра, качнулись в обратном направлении, по ним прокатился гул множества испуганных голосов. Армия чудовищ двигалась прямо на них, размахивая каменными кувалдами, стреляя огнём, кислотой, газом, электричеством. В активированном состоянии роботы выглядели как самые настоящие, живые чудовища, а не машины, потому что весь корпус их светился мощным, пульсирующим огнём энергии мага. Однако, Александр, каким то образом сумел успокоить солдат. Он произнёс сильную и красивую речь, в которой пообещал обилие еды, женщин и таких удовольствий, какие они даже представить себе не могут, на обломках вражеской территории, которую они завоюют. «Бейтесь так, как будто это Ваш последний бой! Вы более совершенны чем эти твари и когда мы победим их, весь мир будет наш»! – заявил он.
И тогда, вслед за ним, мутанты бросились в бой…
Смотреть на эту мясорубку было невыносимо. Всё смешалось в каком то сумасшедшем, полном слившихся воедино – жизни и смерти, ритме: во все стороны летели оторванные части тел мутантов, но полчища новых наседали на роботов и ухитрялись гасить их свет и валить на земь – ценой своих жизней, а другие потом, вскрывали центр управления и рвали на части находящегося там мага… Когда они поняли что перед ними не настоящие чудища, а просто управляемые людьми машины, воодушевление их возросло и возросла храбрость. Я пытался увидеть Экхогана или кого либо из старых знакомых, но разве это было возможно в таком хаосе? Даже те, поверженные, которых разрывали на части, вытащив из кабины, были неразличимы для моего взора, потому что всё происходило очень быстро. Драконы сверху старались выжигать навалившихся на наземных бойцов, мутантов, до того как они необратимо повредят машины, но это не всегда получалось, потому что магов, всё таки было гораздо меньше. Битва длилось больше четырёх часов без чьего либо явного перевеса. Силы противников истощались, время близилось к ночи… Но никто не желал уступать. И вот, на границе ночи и дня, в час заката, оказавшегося в этот день на редкость кровавым, Экхоган, находящийся всё это время бог знает где, неожиданно отозвал своих людей обратно… в туман; Александр решил что это победа и ринулся к границе с остатками своей армии, но в этот миг, на встречу им, из тумана, тоже ринулось нечто… Нечто, чего не ожидал даже я. Это была огромная волна какой то странной, не похожей на всё предыдущее энергии: в поле этой волны воздух становился вязким, желеобразным и очень горячим, камни вплавлялись в песок, деревья сгорали как спички, и мутанты… тоже сгорали- заживо: они смотрели на свои руки и видели, как с них, пластами слезает кожа, а затем мышечная ткань, а доспехи намертво вплавляются в разрушающуюся плоть. Междумирье засветилось ослепительным и ослепляющим светом, утонув в которым, слились воедино земля и небо; почва задрожала и стала трескаться, образуя глубокие ямы, слоясь на пласты, в которых тонули или были задавлены машины и люди…
Это и был конец мира, о котором я говорил.
А точнее – начало конца.
После этого удара никто из мутантов не выжил. Большинство сгорели заживо, не оставив после себя даже костей. От некоторых кости остались и эти кости были намертво вплавлены в обильно политую кровью землю и камни на поле сражения.
Но Александр выжил! Иначе как божьим или дьявольским проискам я это объяснить не могу…
Он ухитрился прорваться в центр управления уже поваленного мутантами дракона, добить мага им управлявшего и поднявшись на этом драконе в воздух, улететь от ударной волны. Каким образом за несколько секунд до гибели он сумел разобраться с управлением и найти в себе силы на активацию машины, остаётся только гадать. Хотя, сочетание ярости и угрозы приближающейся смерти, иногда помогает творить чудеса даже самым заурядным людям, а император был отнюдь не из числа «заурядных».
Лишившись всей своей армии, он летел обратно, в Альрадиэ.
После этого зрелища, я даже не знал чего мне напиться: вина или успокоительного, поэтому напился и того и другого. Но ни то, ни другое, не подействовало. Тогда, уже глубокой ночью, я попытался вызвать через альвский шар Экхогана. Он ответил, но не сразу. Судя по картинке в шаре, досталось ему изрядно, но никаких серьёзных травм не было. Только усталость вселенских масштабов.
-Что это было? – спросил я – Что это была за волна?
- Ядерный удар… - ответил он, не сразу даже поняв о чём это я – Мы не хотели, но он не оставил нам выбора. Радиация теперь повсюду, это был очень мощный удар. Через барьер междумирья она не пройдёт, но мир людей уже никогда не будет прежним. Завтра мы попробуем очистить хотя бы часть пространства, но всё не очиститься даже с нашими технологиями… Даже через тысячи лет…
-И что же теперь, Экхоган? Знаешь ли ты что это не конец? Что Александр выжил и летит сейчас на одном из твоих драконов обратно, в Альрадиэ?
Судя по затянувшейся в ответ паузе, он этого не знал.
-Я очень надеялся что он погиб и у власти останешься ты… - произнёс он через некоторое время –Но видимо не судьба. Что ж… я дам ему время восстановиться и подготовиться к новому бою. Это будет честно. Ты тоже будь готов… ко всему.
На этом связь прервалась.
Александр долетел до Альрадиэ очень быстро, даже не делая по пути остановок. Возможности машины предполагали возможность ускориться едва ли не до скорости света, но степень ускорения зависела не от мощности двигателя, которого, строго говоря, в машине вообще не было, а от объёма биоэнергетики самого мага, ей управляющего. Если бы Александр не был императором, то, вне всякого сомнения, мог бы стать очень сильным магом, потому что уже к вечеру следующего дня после битвы, он оказался здесь – во дворце. Дракон приземлился в одном из закрытых от внешнего мира, садов, являющихся частью дворца. Я отслеживал его перемещение с того момента как завершился разговор с Экхоганом и поэтому приземление светящегося сине-фиолетовым светом крылатого монстра посреди заметаемого первым снегом сада, не стало для меня неожиданностью. Но естественно, что бы не разоблачить себя в плане своих переговоров с противником, я его в этом саду не поджидал и альвский шар, спрятал потом подальше от чужих глаз. Стража среагировала быстрее чем я. Они решили что это настоящий дракон и бросились на него с мечами, секирами и прочими «игрушками»: эта машина могла разнести весь дворец без особых усилий, будь в ней враг, поэтому атака наших доблестных воинов и впрямь выглядела смехотворно. Отбиваться от своих же, Александр не стал, не смотря на то что был очень злым… Он погасил сияние дракона и открыв кабину, выбрался из неё, приведя всех в окончательное замешательство. Ну сами то представьте себе это: в центр императорской резиденции приземляется дракон – вроде как живой; потом он вдруг замирает, сияние, от него исходящее гаснет, одна из «костей» черепа, приподнимается и из образовавшегося отверстия вылезает император… Тут кого угодно кондрашка хватит! Поэтому нападавшие только что на дракона стражи, в прямом смысле слова – выронили оружие и застыли, на эту картину глядючи, с открытыми от удивления ртами. Но Александру было не до того… Выглядел он очень ошалевшим, уставшим и злым, но тем не менее не получившим в ходе сражения ни каких серьёзных травм, как собственно и Экхоган.
- Прочь с дороги, балваны! – рявкнул он на стражников – Мне нужен Оскальд! Срочно зовите его ко мне!
«Ну, всё»… - подумал я о самом себе, наблюдая за всем этим через шар – «Кажись, конец тебе пришёл, миротворец недоделанный! Твой персональный «конец света» в лице императора»!
Вскоре в мой кабинет действительно постучали и доложили о том, что я и так уже знал. Отпустив их, я хорошенько спрятал альвский шар и отправился встречать императора. Надо было войти в роль человека , который ровным счётом ничего не знает о произошедшем и «искренне» удивляться, поражаться и устрашаться всему что он мне расскажет… С вхождением в любую роль за несколько секунд и переходом в следующую, если обстоятельства изменились, проблем у меня давно уже не возникало. Вот только на чьей стороне я сейчас играл? Ведь это была уже в прямом смысле слова – «двойная игра», но в отличии от Экхогана – который отвечал агрессией на агрессию, и Александра – который развязал эту войну исключительно из за собственной «мании величия» и продиктованной ей жажды «войти в историю», я хотел лишь остановить эту войну ради жизней миллионов людей и страны, которая давно уже стала для меня Родиной... Смогу ли я сделать это? И что вообще я должен сделать, что бы всё это безумие прекратилось? Я уже сам не знал… Но следуя мудрому совету чёрной королевы, продолжал играть ту роль, которую моя душа определяла наиболее для меня подходящей в данном отрезке времени. Только с определением «наиболее подходящего» на фоне того что творилось, становилось всё сложней и сложней.
Встретившись с Александром в одном из залов для приёма: очень большом, красивом и пустом, я, взглянув на него, почувствовал, что о моих манипуляциях, он ничего не знает. Это успокаивало, но не сильно.
-Всё кончено, Оскальд! – заорал он, буквально набрасываясь на меня со своей «бесценной информацией» - Всё кончено! Я разбит, армия уничтожена, но я не собираюсь сдаваться! Я сотру их с лица Земли! Только пока не знаю как…
Это было похоже на самую настоящую истерику.
-Что пошло не так, скажи мне? Мы подошли к границе… От туда на нас - машины, чёртовы машины… Огонь, кислота, газ… Как будто они знали что мы на них нападём, понимаешь? Заранее знали и подготовились! Может такое быть?
-Конечно, может - спокойно ответил я – Помнишь в школе тьмы у меня был альвский шар – круглая такая штуковина, через которую можно увидеть всё, что происходит в мире? Когда мы уходили, я его там и оставил. У Экхогана вроде бы девять таких шаров. И он прекрасно мог видеть всё это время то, что ты пытался от меня скрыть, работая над созданием своих мутантов в военной школе и Ваше приближение к землям клана, тоже. Ты недооценил возможности противника. Поэтому потерпел поражение.
-Да… - скорее упав, чем присев, в одно из кресел, он закрыл лицо руками, чуть ли не плача – Так и есть, теперь я вспомнил. Боже… какой же я идиот! Создать такую армию и так бездарно её уничтожить! Но… я же могу взять реванш, потому что я живой! Я… Я могу создать новую армию, ведь я уже знаю как это делается и мой второй вариант можно будет сделать гораздо быстрей чем первый, потому что никаких экспериментов уже не потребуется… Потребуются лишь добровольцы! А ещё у меня есть этот чёртов дракон, на котором я сюда прилетел! Это же просто шикарно! Мы изучим его и скопируем технологии, мы создадим такие же машины – но гораздо больше и тогда…
«И тогда», -подумал я – «Мир, который и так после ядерного удара, измениться в ближайшее время отнюдь не к лучшему, Вы оба уж точно добьёте… Вы двое: ты и Экхоган»!
Но вслух, разумеется, этого не сказал.
Александр продолжал излагать свои планы и рассказывать о битве. Глаза у него горели то яростью, то светом надежды на справедливое, как ему казалось, возмездие, то самодовольством от победы, которой ещё не произошло. Я молча слушал, ни чем не выдавая своих эмоций и мыслей. Он как будто совсем не чувствовал усталости, а ведь после такого боя, должен был по идее, упасть на кровать и уснуть «мёртвым» сном смертельно уставшего человека… Но - куда там! Он был одержим этой войной и своими дальнейшими планами, поэтому даже если тело и чувствовало усталость, сознание, полностью захваченное идеей, её уже не воспринимало.
Ну и что мне теперь делать? Слушая его, я понимал, что его не остановить и не переубедить…
Как и Экхогана.
А воздух, меж тем, уже перестал быть таким же чистым, как был раньше: я ощутил это, выйдя с утра на балкон – воздух изменил запах, а солнце как будто усилило яркость своего света, только ничего хорошего в этом резком, ослепляющем свете, не было; а ещё, в саду, где приземлился дракон, как и во всех других садах, одновременно завяли все розы… Это был сорт роз, цветущих поздней осенью, а иногда даже в начале зимы и совсем не боящихся мороза и снега. Они цвели… но после ядерного удара, который, казалось бы, был за тысячи километров отсюда, их лепестки сморщились, покрылись серыми пятнами и завяли. Очень мило…
Если этот удар не уничтожил, а лишь сильно загрязнил планету, то следующий, если война действительно продолжиться и Экхоган вновь его нанесёт, уничтожит всё.
Как мне объяснить это императору?
Судя по тому, что он говорит – никак.
Как мне объяснить это Экхогану?
Тоже – никак, ведь даже не смотря на то, что Экхоган, в отличии от Александра, прекрасно всё понимает - он не остановиться.
Рассказав обо всём что хотел, Александр отправился, наконец – мыться, обедать и отсыпаться: усталость дала о себе знать, когда поток слов и мыслей оказался полностью исчерпан.
Я остался один, в красивом и пустом зале для переговоров и приёма иностранных послов…
И принялся размышлять о том, как всё таки остановить этот хаос.
Разумеется, у него всё получилось. Хотя не так быстро как он того хотел, но и не так медленно как первый раз. На работу ушло примерно два с половиной года. Теперь Александр знал что делает и ни считался ни с кем и ни с чем: создание новой армии стало идти за счёт школ и больниц, а так же храмов, с изменённой мной – более гуманной, хотя и языческой религией. Нужны были люди – для экспериментов, и материалы – для создания машин. После полного разгрома императорской армии, никто естественно, не хотел идти добровольцем в новую армию. Да и испытывать на себе генную инженерию, мутации, возникающие после применения методов которой, носят необратимый характер, тоже никто не хотел – по крайней мере из тех, кто видел, погибших впоследствии мутантов, своими глазами. Поэтому добровольцев можно сказать, что не было. Александр решил вопрос традиционно: введением обязательной военной службы для всех людей, не относящимся к дворянству и интеллигенции – в виде учителей, врачей и прочих просветителей. Простых людей – торговцев, землепашцев, ремесленников – в стране ведь по прежнему было большинство; начавшиеся было реформы не успели создать из них «интеллигенцию», практически сойдя на нет, с началом этой войны. Поэтому он ввёл «принудиловку»; а позже стал использовать для создания новых солдат ещё и содержавшихся ранее в тюрьмах различного рода преступников. Машины, скопированные с дракона, на котором он чудом спасся от ядерного удара, создавались по началу через пень – колоду… У нас объективно не было таких технологий, инструментов и специалистов, поэтому Александру приходилось в начале во всём разбираться самостоятельно, а затем обучать этому самых умных мастеров литейного дела, каких только удалось найти. С большим трудом - копии металлических драконов, змей, людей и волков, всё таки были созданы – при чём – как он сам решил – в два раза больше тех, которые были у клана воабан – сит.
Но тут внезапно появилась другая проблема: эти машины никто не мог привести в движение, ведь работали они без двигателя – на энергетическом поле мага, ими управляющего. Но наши то люди не были магами – они не обладали ни настолько мощной энергетикой, ни знаниями различных медитативных техник, позволяющих её повысить без поглощения душ… Да и поглощать души – тоже ведь уметь надо… Так мало того, что никто, не будучи магом, не мог «оживить» машины, так ещё и эти машины, были сделаны в два раза больше, чем оригинальные! Ещё не известно, смогли бы поднять такие махины, маги воабан – сит или нет! Александр понял, что опять сел в лужу, при чём очень серьёзно. В стране опять царили нищета, разруха, преступность и страх; социальное и культурное развитие остановилось; сам он погряз в долгах другим странам и государствам – ведь для осуществления такого грандиозного проекта, средств надо было гораздо больше чем было во всей стране. Наблюдая за его мучениями в перерывах между довольно печальными и слабыми, как мне самому казалось попытками, облегчить жизнь людей путём банальной благотворительности (что отнюдь развитию не способствовало), я чувствовал что предвидеться что то страшное: император загнан в тупик, при чём самим же собой.
Экхоган, у себя, тоже времени заря не терял. Мы иногда переговаривались с помощью альвского шара. Он занимался активным очищением пространства от радиации… Но экология всё равно сильно нарушилось – это было заметно по массовой гибели многих растений и животных, при чём не только в окрестностях территории клана; по изменению климата в строну похолодания и усиления солнечной активности. Ветра стали более холодными, зимы – более снежными, долгими и морозными, а солнце – светившее теперь слишком уж ярко, вызывало неведомые до селе болезни, от которых не существовало лекарств. Всё это не действовало на нечеловеческие разумные расы, но сильно влияло на людей и животных.
- «Ты так стараешься, что бы снова всё загрязнить потом»? – спрашивал я его.
-«Я не стремлюсь к этому. Но если твой пациент опять начнёт бушевать, мне придётся это сделать» - отвечал он.
-«Ты прекрасно знаешь, как можно за один день всё это прекратить» - возражал я – «Ты можешь украсть Александра отсюда… и поместить обратно в подвал. Знаю, что это бесчестно, беззаконно, подло и т.д. Но с каких это пор ты так ревностно стал соблюдать закон? Насколько я помню, когда мы впервые увидели друг друга в том кабаке, перебить всех людей в нём и с довольным видом уйти, для тебя было в порядке вещей! Что же теперь с тобой стало? Чем Александр отличается от Маддора и его головорезов? Ты обладаешь сверхестественной силой… Прилетай во дворец ночью и забирай моего пациента ко всем чертям… Честное слово, я не против. После того как он сначала изуродовал, а затем погубил 45 000 человек, а по пути – ещё не знамо сколько в ходе насилия и грабежей, после того как из за начатой им бойни, вся экосистема планеты стала превращаться непонятно во что, я не против даже если ты убьёшь его… Но нет! Убить глупую цыганскую девчонку вроде Раттори – это ты можешь себе позволить… А с тираном, собирающимся нанести новый удар по твоим же людям, будешь бороться исключительно в честном бою… так? Просто ликвидировать его и тем самым ликвидировать новую войну – ты себе позволить не можешь»!?
-«Да, не могу» - отвечал он на полном серьёзе – «Александр показал себя достойным противником, не смотря на своё поражение. Мне это интересно. Как я тебе когда то уже говорил, я поступаю так, как хочу, не руководствуясь при этом ни чем, кроме своей воли. Такое понятие как нравственность для меня не существует. Ты же знаешь… Так вот, мне интересно с ним воевать, а с тобой – спорить. И поэтому я дам ему второй шанс на победу. Такова моя воля».
Ну и всё…
Что хочешь Оскальд, то и делай, для спасения мира.
Конечно, ничего толкового я сделать не смог, хотя и очень старался, проводя беседы на «духовные темы» то с одним, то с другим, в перерывах между разъездами по гибнущим деревням с кучей тёплых вещей, лекарств и продуктов. У меня была небольшая команда людей, которые тоже занимались такого рода деятельностью. Но чем дальше, тем больше – все мы, и я в том числе, стали замечать в таких поездках, что народ ненавидит нас… Ненавидит лютой ненавистью, виня во всех смертных грехах. Люди брали вещи и лекарства потому что иначе было не выжить, но глаза их сияли огнём неутолённой ярости, за нашими спинами то и дело звучал шёпот: «это они во всём виноваты»… В людском сознании понятие «власть» отождествлялась в равной мере как с сумасшедшем императором, так и со мной. Они не видели между нами разницы. И поэтому я был для них как народным просветителем и создателем школ, больниц, так и зачинщиком войны.
Переломный момент перед началом нового боя настал, когда Александр окончательно понял, что машины, созданные им по образцу машин клана, никто не в состоянии привести в действие, потому что ни один человек в империи, кроме, разве что – его самого и меня, не обладает настолько мощным энергетическим полем. Сам он ухитрялся «оживлять» эти машины; несколько раз это получалось и у меня, но кроме нас – никто не мог – не поднять в воздух дракона, ни заставить двигаться, и тем более нападать – металлического волка… Это был тупик.
И тогда, как и в предыдущих «безвыходных» ситуациях, он решил, что самое время призвать на помощь меня.
-Ты трансформируешься и пройдёшь в виде беглой альвки или чего ни будь в этом роде на территорию клана воабан – сит – заявил он – Станешь снова учеником. Или ученицей. Без разницы. Главное, что бы никто не понял что ты это ты… но ты ведь актёр, ты - мастер создания иллюзий! Вот. Пройдёшь туда. Разузнаешь всё об управлении машинами и вообще всё что только можно… И, самое главное – уведёшь оттуда любого живого мага, владеющего техникой управления этими машинами, а так же умеющего поглощать души и увеличивать этим свою энергетику до необходимого уровня. Мне всё равно как ты это сделаешь: хоть роман закрути, хоть загипнотизируй – не имеет значения… Но если ты этого не сделаешь, я убью тебя прямо сейчас. И смерть твоя будет медленной, мучительной и унизительной. Уж поверь… Я в этом деле тоже своего рода - специалист. Если же, согласившись, ты попытаешься просто сбежать или перейти на сторону врага, не сомневайся, результат будет таким же. Я тебя убью, только позже. Мои люди тебя из под земли достанут, если потребуется. И так, ты понял свои задачи?
Чего уж тут не понять…
Меня радовало только одно: я вновь окажусь в школе тьмы. Поэтому я без колебаний согласился и стал собираться в дорогу. Я надеялся, что на территории клана уж точно смогу изменить ситуацию к лучшему, то есть сделать так, что бы никакой войны вообще не было. Как же я ошибался…
Конечно, надо было всё продумать, и действовать не по инструкциям Александра, а на своё усмотрение, при этом не пытаясь его «вразумить» и призвать к порядку. Как показал печальный исторический опыт, воспитание императоров – дело бессмысленное; одержимые демоном власти, они всё равно будут творить зло… Поэтому я и не пытался, а с искренней (на самом деле искренней) радостью согласился на данное мероприятие.
- Только есть один важный момент – сказал я ему – Ты же знаешь как долго туда добираться… Даже на коне и с сокращёнными привалами, раньше чем в течении трёх месяцев, я не доберусь. А тебе, как я понимаю надо – чем скорей, тем лучше. Прибавь к трём месяцем неизвестно сколько времени в течении которого я буду входить в доверие к магам и «каким то образом» подчинять своей воле одного из них…
-Короче… чего ты хочешь?
-Одну из машин. Точнее – дракона, что бы можно было лететь. Ты сам знаешь, что только ты и я можем поднять их в воздух. Я доберусь туда на драконе в кротчайшие сроки, ну а дальше – как пойдёт…
-Это можно. Но ты должен быть незаметен, понимаешь? У них же эти проклятые альвские шары, по которым они видят всё в мире, из за чего я и проиграл… Тебя могут засечь, так же как тогда засекли меня. Кстати, насчёт шаров… если утащишь хотя бы парочку, это вообще будет здорово! Но это так, к слову. Я дам тебе дракона, пожалуйста, лети. Только не напрямую, а обходными путями. Лучше днём, а не ночью, насколько я знаю, днём у них активность снижается. Сделай какой ни будь немыслимый крюк через северную тайгу, море, горы… Через что угодно – только не прямо. Скорость тебе позволяет. Зайди вообще с другой стороны, если получиться и не приближаясь к междумирью близко: вообще желательно, не находясь на его территории, спрячь машину в какой ни будь пещере и дальше – пешком. Иначе получиться такая же лажа как и у меня в первом бою. Вся надежда сейчас только на тебя. Как я уже говорил, подчинив себе воабан – сит и заполучив их возможности, мы станем властелинами мира и сможем устанавливать в нём тот порядок, который сочтём нужным. У нас больше не будет ни врагов, ни проблем с деньгами, знаниями и технологиями. С этого и начнётся настоящая «эпоха просвещения»…
-Хорошо, я тебя понял. Так и сделаю.
За пару дней был придуман образ и условный план действий. Снова менять пол мне очень не хотелось, но рассудив разумно, я понял что в мужском варианте меня там уже знают и поэтому без смены пола ну никак не обойтись. Воскресив в памяти себя в форме несчастной «княгини Гудфинры», купленной в начале в качестве наложницы князем Хронмундром, долго и мучительно воевавшей за свою сексуальную неприкосновенность и победившей таки в этой «войне» что бы превратиться в придворного актёра, в конце концов, погубившего императрицу, я особой радости не испытал. Но у меня не было другого подходящего женского образа. Значит надо использовать этот же образ, но с усиленным оттенком потустороннего сияния… Беглая альвка. Да, в этом Александр не ошибся. Только сделаю я это уже на подлёте к землям клана. Не сейчас. Сейчас надо быть собой и действовать по ситуации.
Потом был полёт.
Очень тихо, без какой либо шумихи и показухи, которая, как он помнил, первый раз – с мутантами, закончилась плохо, Александр проводил меня до вытащенной в один из садов, машины, отдал последние инструкции, пожелал удачи и отпустил, что называется, на волю… Я действительно был во всей этой истории его последней надеждой на победу. Забрав с собой альвский шар, который он слава Богу, так и не обнаружил и некоторые другие необходимые вещи, я забрался в кабину и закрыв глаза приступил к активации. Для активации надо было почувствовать машину как часть своего тела. Вот в прямом смысле слова – именно как часть своего тела. Затем перевести свою энергию на неё, как на часть тела. Тогда она оживёт и останется лишь взмахнуть крыльями и взлететь. Получилось не сразу – минут за семь. «Наверно, всё таки старею» - подумал я, видя как всё вокруг постепенно наполняется ярким сине-фиолетовым светом моей энергетической сущности, и небо – хмурое, осеннее небо, сияет в глазах дракона, через которые я смотрю на него, словно россыпь сапфиров и опалов – такие отблески придавал ему свет моей души…
Ну что ж, полетели! Вызвав панику среди немногочисленных свидетелей происходящего, светящийся дракон выпрямился во весь рост, взмахнул крыльями и сделав короткую пробежку, взмыл в воздух. Небо распахнулось передо мной, оставляя далеко позади утопающую в жестокости и боли людей, печальную матушку – Землю… Может, просто лететь и лететь, всё выше и выше, за пределы этого мира? Что бы разбиться или сгореть в этом полёте, но не становиться частью этого всеобщего безумия, которое я так и не сумел остановить? Нет, не могу. Пока есть шанс изменить ситуацию – нельзя отказываться от этого шанса. Вот когда его совсем не будет, когда я увижу что мир сгорает в пламени этой дикой, бессмысленной, всё сметающей на своём пути войны и её главные действующие лица – Экхоган и Александр, совершенно утратили совесть и разум, тогда быть может, я так и поступлю. Но не сейчас.
Постепенно я стал просто наслаждаться полётом, не особо сверяясь с маршрутом и совсем не думая о том, какое сейчас время суток. Я словно растворился в этом бездонном, сияющем океане между планетой и космосом, в солнечном свете и ветрах, которые можно было почувствовать так же, как если бы я летел вообще без машины, ведь для того что бы машина летела, её тоже надо было почувствовать как часть своего тела…
Прятаться от Экхогана я, естественно, не собирался, прекрасно помня своё же враньё, свою же «двойную игру», но думая сейчас совсем не об этом. У меня не было никакого плана, кроме данных Александром инструкций и собственного понимания того что, если я действительно собираюсь пройти туда инкогнито, мне надо трансформироваться. Вот только надо ли это делать? Да и что вообще делать? Серьёзно… я не знал. Я запутался в безумии этой войны окончательно. И поэтому, позволил себе получать удовольствие от полёта, так словно это мой последний самостоятельный полёт, хотя на самом деле он был первым, а своим мыслям – двигаться в любом направлении, без попыток контролировать их со стороны рационального мышления и логики. И тогда, там между небом и землёй, в совершенно, должно быть, сбившемся с верного курса, полёте, меня стали посещать странные картины. Я видел то, что было ещё до всех предшествующих истории этой цивилизации времён, то, что как подсказывала мне интуиция – было в самом начале – до того как были созданы наши души: души, казалось бы, одни из самых древнейших, из всех существующих…
Тогда, до начала времён, была бесконечность, закрученная в сжатую в одной точке спираль. Эта бесконечность включала в себя потенциал всего существующего ныне и действительно не имела ни начала, ни конца: вечная и совершенная, она была тем Великим Духом, тем Богом, с которого всё началось. Но постепенно, бесконечности наскучила неподвижность. И тогда она стала раскручиваться – в соответствии со своей природой – одновременно в двух направлениях, по спирали. Это породило разных духов, богов, людей и иных существ, а так же миллиарды миров и планет – проекций единой бесконечности в разные точки пространства. В этом смысле она подобна голограмме, и мы все, будучи лишь одним, из огромного количества зеркальных отражений Великого Духа, подобны ему во всём и заключаем в себе и смерть, и вечность, и мужское, и женское, и низменное, и великое… абсолютно всё, что было и что будет. С момента расширения спирали Великий Дух словно рассыпался на миллиарды мельчайших частей и играет сам с собой, порождая и разрушая миры, умирая и вновь возрождаясь в миллиардах живых существ и иных духов… Всё это – он, и он же – я, Экхоган, Александр… С чего всё началось? С желания Бога познать самого себя. Кто создал эту расширяющуюся бесконечность? Другая бесконечность… по отношению к которой, сотворивший нас Бог, был достаточно долго чем то вроде Дьявола, начавшего в один прекрасный момент бороться за свою независимость и ставший в этой борьбе – Богом. Кто был предшественником этого Бога, который создал нашего? Ещё один… Тоже - когда то бывший Сатаной. И так – до бесконечности, ибо не только миров и планет, но и вселенных в пространстве великое множество, но война, боль, смерть, ненависть и порок – это всего лишь игра Великого Духа с самим собой как один из этапов его развития и самопознания, а мы – не пешки в его руках… о, нет… мы – и есть он, так же, как клетки тела являться частью единого организма.
Когда, спустя пару недель, я перелетел северную тайгу, альвские горы и некоторую часть океана, простирающегося за ними, а затем оказался на территории клана – с тыльной стороны по отношению к междумирью, как и приказывал император, мне было уже всё равно, что будет дальше. Я так и не принял никакого решения по поводу того как всё таки останавливать эту войну, но я уже не боялся того что она не будет остановлена и в конце концов в ней сгорит всё что пока существует. Это не имело значения, как и эта моя жизнь и её завершение – каким бы оно ни оказалось; как и всё мои беды и попытки что либо изменить к лучшему; я наконец то понял, что представляет собой бесконечность. Это полностью освобождало меня от любых тревог, страхов и сожалений.
Посадив и спрятав дракона в небольшом ущелье, наверно, где то за 10 – 15 км от междумирья, я трансформировался, переоделся и вышел из машины. Точнее, уже не «вышел», а «вышла». Как меня зовут? Может Альда, в честь матери? Нет… тогда Экхоган сразу всё поймёт. Я решил, что буду действительно обманывать его и всех, и поэтому хорошо поработал над образом, изменив себя до полной неузнаваемости. Меня будут звать… Диагарма: именно таким именем, почему то, одно маленькое, затерянное среди северных лесов, варварское племя, называло богиню магии и войны и я вспомнил сейчас об этом.
Всё вокруг было чужим и отравленным: я находился в зоне заражения, мои ноги сразу же оказались на камне, в который был вплавлен скелет неведомого существа, едва я покинул кабину. Над землей багровела алая, словно кровь, вечерняя заря. Одежды на мне было не много – такой образ, и поэтому то, что я нахожусь почти в эпицентре, почувствовалось как то сразу.
Но страха всё равно не было. Как не было ни жалости к себе, ни жалости к другим, ни надежды, не веры, ни мечты, ни какой то определённой цели или плана действий. Я просто решил доиграть свою роль до конца. Роль самого себя, включающую все предшествующие образы. И поэтому спокойно пошёл к междумирью, по расплавленному, близкому к состоянию стеклянной крошки, песку территории клана воабан – сит.
Очень скоро я пожалел о своей конспирации и о том что приземлился так далеко от междумирья: во первых женский образ и характерная для «беглой альвки» одежда из легких, ни от чего толком не защищающих тканей, отнюдь не способствовали удобству перемещения по зоне заражения радиацией после ядерного удара; во вторых « загрязнённость» здесь буквально летала в воздухе и обжигала кожу: дышать с каждым шагом становилось всё трудней, силы куда то девались, взглянув на свои руки, я увидел следы лёгкого ожога… пока «лёгкого». А ведь прошел всего час, может даже меньше. Альвский шар у меня был с собой, и я в принципе мог связаться с Экхоганом. Но это означало бы полностью себя разоблачить – даже не вступив в игру: альвские шары ничем не отличались друг от друга, и как «беглая альвка» я вполне мог иметь его при себе; но если я с его помощью связываюсь с руководителем клана и прошу вытащить меня из зоны заражения – это полный провал.
Нет. Мне надо было дойти и не раскрыться. Мне хотелось посмотреть на то что реально происходит в клане, так словно я - не я, а просто посторонний наблюдатель и форма которую я принял, выполняя задание Александра, вообще то вполне этому соответствовала. Сначала надо понять что к чему, глядя на всё глазами чужака. Если я приду как «князь Оскальд», решившись, скажем, перейти на сторону магов в этой войне, они сразу начнут показывать мне уже приготовленные, откорректированные для меня, «картинки реальности».
Поэтому, чувствуя, что я физически сгораю с каждым новым шагом, я всё таки шёл вперёд, запрещая себе даже думать о возможности позвать на помощь.
У меня были сильные – «нечеловеческие» гены. Вероятно, это меня и спасло.
В какой то момент счёт времени был потерян, боль от ожогов уже перестала ощущаться, осталось только движение вперёд - к междумирью, а когда налетела песчаная буря: буря из того что когда то было просто песком, но теперь изменилось до состояния разного размера, острых, похожих на битое стекло, осколков, я окончательно потерял не только счёт времени, но и способность мыслить. Но это не мешало мне продолжать двигаться вперёд.
Я всё же дошёл до междумирья и прогрузившись в его мягкий, вращающийся туман, вырубился где то там. Там меня и нашли маги клана. Принятый мной образ сохранился, хотя и был сильно «потрёпан». Маги во главе с Экхоганом забрали меня в замок и принялись лечить. Иногда сознание возвращалось ко мне, но не надолго, и первая мысль, которая тут же появлялась – при виде знакомых лиц, знакомого полумрака и интерьера школы, звучала примерно так: «Моё имя Диагарма. Я беглая альвка… Я покинула родные края, что бы познать внешний мир и изменить его к лучшему, с помощью знаний, которыми я обладаю и высокого уровня духовного развития, которым могу «заразить» всех кто здесь деградирует, всех кто стремиться убивать, ненавидеть, устраивать воины… Я ведь могу это сделать? Разве нет»?
Они «слушали» эти мысли и чувства.
В течении всего периода восстановления, никто, включая Экхогана, не увидел во мне - меня.
Кожа оказывается, сгорела очень сильно, а буря из радиоактивных осколков стекла усугубили этот процесс. Однако, они ухитрились полностью восстановить меня примерно в течении месяца. Когда сознание стало возвращаться ко мне регулярно и спонтанные отключения постепенно начали сходить на нет, я увидел Экхогана и был очень рад… тому что он не видит меня. То есть тело - видит, а меня – нет. Значит, мои мысли даже в беспамятстве не выдали «меня настоящего»: опыт сокрытия настоящих мыслей и чувств, закончившийся смертью чёрной королевы, не прошёл для меня даром.
- Кто ты? – спросил он, в один из дней, стоя рядом с моей кроватью – Каким ветром тебя сюда занесло?
Вот тут уже надо было не ошибаться. Ведь я, не смотря на то, что был альвом наполовину - по матери, того мира из которого меня по идее должно было «занести сюда каким то ветром», не видел никогда. Мир альвов находился на закрытом от внешнего мира плато в горах. Правил им Велизар, отец моей матери. Оттуда можно было уйти, но нельзя было вернуться назад: после битвы с людьми альвы, достаточно хорошо запомнили их повадки, что бы сделать свою империю настолько закрытой и тайной, что ни люди, ни альвы, покинувшие отчий дом, не в состоянии до неё добраться… Такая политика – пусть и жёсткая, по отношению к «своим», была единственным по настоящему надёжным методом выживания альвов на этой планете. Моя мать помнила этот мир и описывала его едва ли ни как «рай на земле», и очень сожалела о том что в своё время у неё хватило глупости его покинуть. Но я знал его только по описаниям, которые на фоне всех последующих событий в моей жизни, сейчас тоже вспоминались довольно смутно. Я никогда там не был и не мог с достоверностью сказать, что там сейчас происходит, как он выглядит и почему я здесь.
Что делать в такой ситуации? Импровизировать... сохраняя внутреннее спокойствие и абсолютный контроль над своими мыслями и чувствами.
-Меня зовут Диагарма – ответил(а) я, очень старательно изображая прямо таки кристальную искренность и наивность, близкую к детской – Я с альвских гор, я ушла с плато… Наш мир рушиться от того что происходит в Вашем мире. У нас появились болезни, которых не было раньше, наша магия слабеет и барьер между мирами становиться тоньше… Я не знаю что происходит, но я пришла для того что бы это остановить. Для того что бы спасти Ваш мир от зла, которым Вы разрушаете его и все остальные миры и формы жизни…
Глубоко вздохнув, вампир на несколько секунд отвёл взгляд в сторону. Означать это могло только одно: поверил!
-А что ж твой народ вместе с тобой не пришёл, коли Вы так будущим планеты обеспокоены? – спросил он серьёзно – Мир рушиться, это факт. И Ваш, и наш. А они отпустили тебя одну в летнем платьице разгуливать по зоне заражения и наверняка пожелали удачи в спасении мира… И сказали что будут за тебя молиться. Так?
-Ну, не совсем так… Но примерно так, по сути. Велизар боится потерять всё что имеет. Очень боится. И поэтому ему легче отпустить очередного отступника, чем бросить в пламя войны, весь свой народ…
-А ты не так глупа как мне показалось в начале – усмехнулся он – Может и будет с тебя толк. Сил и средств на твоё лечение мы потратили очень много, поэтому, хотелось бы что бы толк был. Отдыхай, восстанавливался, адаптируйся. Перемещение по замку у тебя свободное, в зону заражения выходить не рекомендую… Потом поглядим что делать. В мире жуткая война, которая может уничтожить всё: это правда. Я - Экхоган, правитель и создатель клана воабан – сит на закрытой от внешнего мира территории которого ты сейчас находишься. За границей мира произошла битва с армией императора Альзарской империи, Александра, в которой я победил лишь благодаря применению ядерного оружия. Поэтому мир и рушиться. Подозреваю, что Александр готовится к новому бою, а так же, не исключаю того что твоё появление здесь – не случайно… Но мне пока нечего тебе предъявить, поэтому и не предъявляю. Так что, долечивайся, дальше – посмотрим…
С этими словами он уже собрался уйти, но я остановил его.
-Экхоган … - произнёс я, и он обернулся – Неужели для того что бы остановить гибель мира, не достаточно лишь одного: желания обеих враждующих сторон прекратить эту войну? Если бы Вы оба побросали оружие, мир не стоял бы уже на пороге гибели. Что бы это сделать… достаточно просто это сделать – Вам обоим.
-Ты наивна, как и все альвы – снисходительно улыбнулся он – Это в Вашем мире – всё легко и просто, потому что прощение, милосердие, любовь и добро так же естественны как дыхание и приём пищи. У Вас можно просто помириться и больше не ссориться… ну прям, как дети! У нас не так. У нас - кровная месть, борьба за территорию и технологии, родовые клятвы и проклятия… И даже если я захочу остановиться по доброй воле, просто осознав что в войне нет ничего хорошего, Альзарский император точно не остановиться! Он человек. Желание властвовать и уничтожать, быть властелином мира и наслаждаться своим могуществом у него в крови, как и у всех людей, и это невозможно исправить.
Настал мой черёд вздыхать…
Он вышел, а я стал думать.
И думы мои были довольно безрадостными.
11.
А дальше стало происходить уже целенаправленное издевательство над Экхоганом с моей стороны. «Издевательство», естественно, в кавычках, но по сути, другим словом это не назовёшь, потому что я ставил перед собой задачу убедить его что войну таки надо останавливать, и вне зависимости от того хочет этого Александр или не хочет, он сам – Экхоган - может это сделать. Ну, хотя бы просто утащив Александра из дворца и до конца его дней закрыв в подвале – психушке. А почему нет? Что уничтожить мир, лучше? В ходе этой дискуссии я всё больше раскрывал своё истинное «я», потому что вне зависимости от формы, которую я принял, мысли были мои и глава клана уже не раз слышал их от лица «князя Оскальда»…
В школе тем временем, царила атмосфера напряжённой рабочей обстановки: и маги, и ученики, чуть ли не 24 часа в сутки, были заняты подготовкой к новой войне: созданием более совершенных машин, каких то приборов, тренировками. При чём работали все очень слажено, каждый занимался своим делом, но никто никем не командовал: какой то определённой программы не было, просто каждый маг делал то что лучше всего получалось именно у него, ориентируясь на общие для всех реалии военного положения.
Восстановившись окончательно через пару недель, я стал разгуливать по замку и наблюдать за происходящим, старательно делая вид, что вижу всё это первый раз. «Делать вид» получалось довольно успешно, до тех пор, пока не начались дискуссии с Экхоганом. Тут уж я просто не мог высказывать какие либо иные мысли, кроме своих, которые не так давно уже были высказаны ему и не один раз. Поэтому, естественно, в конце концов, он стал догадываться с кем имеет дело в действительности, но прямых доказательств того что я это я у него всё равно не было и игра продолжалась.
-Тебе правда нужна гибель мира? – спрашивал я, иной раз совсем уж переставая вести себя как «беглая альвка» - Ты знаешь что можешь всё это остановить, при чём довольно легко, даже без помощи других магов: просто приговорить этого тирана даже не к смерти, а к пожизненному заключению в твоей подземной тюрьме. Ведь если рассудить по совести, он это заслужил, уничтожив такое количество и магов, и людей, в первой битве и необратимо искалечив судьбы и души выживших: прежде всего своего же народа. Но ты этого не делаешь. Хотя прекрасно понимаешь чем всё закончиться. Почему, скажи мне?
-Я не святой – улыбался он – Я не само милосердие, отнюдь… Я просто свободный дух, в одежде из этого тела. Меня не огорчит смерть моего же тела, если до этого дойдёт: если я захочу, то найду себе другую одежду. И любая другая душа, если она является достаточно сильной и развитой, тоже не огорчиться, утратив одежду из плоти; что же касается не достаточно развитых душ, то они не важны… Это грубая ткань, сырец. Родятся в другом мире или в возродившемся в конце концов – этом, такими же олухами как были и пройдут ещё не одну сотню жизней, прежде чем дорастут до права сознательного выбора воплощения и осознанной самореализации в нём. Но шанс дорасти есть у всех. Точно так же как и шанс необратимо сгореть в огне великого духа, полностью утратив волю, память и самосознание. И поэтому мне совершенно всё равно погибнет мир или не погибнет. Но мне интересна война. Я знаю что я могу остановить её хоть сейчас, действительно – просто взяв и изолировав Александра, но мне это не интересно.
-Неужели ты не понимаешь, что такое страдание… и сострадание? – не унимался я – Люди сгорают заживо, им отрубают конечности, выворачивают наизнанку, ослепляют, варят в кипятке, насилуют, убивают или истязают детей на глазах у их матерей, вызывают необратимые мутации в ходе которых человек постепенно перестаёт быть человеком в прямом смысле слова и становиться биологической машиной для убийства… Всё это – война. Ты можешь её остановить, но не останавливаешь потому что «тебе интересно»… Почему все эти люди должны страдать из за того что «тебе интересно»?!
-Потому что они ниже, чем я и не обладают той силой, которая позволяет самим создавать свою судьбу, а в моём случае – влиять на судьбы других и писать историю их жизнями и смертями. Я не виноват в том, что они не обладают такой силой. В принципе, они могли бы ей обладать, каждый из них мог бы дойти до такого уровня или даже выше, но их губит их собственная лень, привычка к принятию той картины реальности, виденью которой их обучали с первых лет сознательной жизни, стремление к тупому, сытому благополучию, напрочь лишённому стремления к постижению таинства мира и самих себя. Разве я виноват в том что они – скот, который различные тираны и вожди, ведут то на пастбище, то на убой, обогащаясь таким образом или развлекаясь, а я – сила, с которой сложно справиться?
Когда то и я был из разряда скота, но стал силой, лишь благодаря собственной воле и стремлению к независимости. И мой путь был совсем не прост… Я не родился магом и создателем клана воабан – сит… я создал себя тем, кем я являюсь, а потом создал клан воабан – сит. И отчего же я должен по твоему испытывать сочувствие к скоту, который позволяет вести себя на убой? Ведь все эти люди, о судьбах которых ты так печёшься, могут остановить войну не с меньшей лёгкостью, чем я, изолировав императора. Они могут просто взять и перестать принимать в этом участие. Все одновременно: не подчиняться безумным и бесчеловечным приказам сверху, и всё. Устроить стачку в масштабах страны. Не предоставлять свои тела для генетических мутаций, дезертировать в конце концов в северную тайгу – целыми деревнями… А ещё могут устроить бунт и свергнуть тирана. Да они до фига чего могут, вообще то! Но вместо этого они закрылись в своих домах и молятся Богу о котором ничего не знают; не протестуют, когда их сыновей забирают в армию, откуда они либо не вернуться никогда, либо вернуться уже не совсем людьми; и даже не думают о том, что когда полководец начинает атаку, оставаясь при этом в стороне, они могут повернуться ни лицом к противнику, а лицом к полководцу и атаковать его! Тогда война точно остановиться! Но они этого не делают. Они позволяют себе быть скотом, который ведут на убой. Разве в этом виноват я?
Да… Так ведь до бесконечности можно спорить. Хотя, вообще то, до бесконечности мы и спорили, уже потом, когда мир был разрушен, а наши души, освободились от тел, что бы потом спустя много тысячелетий, воплотиться вновь, в восстановленном, но уже совершенно ином мире… для того что бы спор продолжился.
Всё упиралось в свободу воли. В свободу воли каждого человека: развиваться или деградировать, творить добро или творить зло. Будучи свободным духом в одежде из смертного тела, любой человек мог позволить себе как добро, так и зло, как развитие, так и деградацию. И заставить его выбирать развитие и добро, было невозможно, если он желал чего то другого, но если бы это было возможно, мы получили бы уже не свободного человека, а робота. В свободе была великая тайна творческого начала человеческой души и Великого Духа и великая трагедия всех вариантов земной цивилизации: которая всё равно погибала, реализуя свою свободу и творческое начало во зло, а не во благо всего сущего в мире.
Моя тайна была разгадана и разгадана в «недобрый час». Дело тут было даже не в Экхогане, который с каждым новым днём всё больше подозревал что альвка Диагарма, это на самом деле я, а в том, что когда это произошло, мы были не одни, хотя думали что кроме нас двоих поблизости никого нет.
Был вечер. Хотя, в этом мире: мире вечных сумерек, вечер мало чем отличается от дня. Мы, естественно спорили – на одной из башен замка, чуть ли не у самого междумирья со стороны его верхней границы. От бездны сверху нас отделял лишь воздух, а внизу, если подойти к мощной, выстроенной из чёрного камня ограде небольшой площадки, на вершине башни, где мы находились, была видна вся территория мира воабан – сит: и лес, полный «невиданных зверей», и близлежащие территории, и сама «школа тьмы». Внизу суетились маги и ученики, что то постоянно гремело, взрывалось, падало: проходили учения; огромные сияющие драконы, рассекая крыльями воздух проносились под куполом границы миров, изрыгая пламя, которое впрочем, никого не поражало, замирая в атмосфере, ведь это была лишь тренировка; лес бороздили гигантские змеи в компании великанов, швыряющих друг в друга поваленные деревья… А мы стояли на вершине башни. Смотрели на всё это, и спорили.
- Может всё таки хватит играть?! – не выдержал, в конце концов Экхоган – Твои мысли и высказывания слишком знакомы мне, что бы у меня больше не оставалось сомнений в том, кто ты. Это ничего не меняет в моём отношении к тебе и к происходящему в мире, но может быть, всё таки, хватит играть… Оскальд?!
Это был открытый вызов. Такого я от него не ожидал.
Мы смотрели друг на друга, возвышаясь на этой башне над всем остальным, но я не видел в его глазах ничего, что внушало бы мне надежду на то что этот мир всё таки удастся спасти.
Там не было ненависти ко мне или обиды на мою ложь, на мой, неудавшийся спектакль. Но и любви к людям, страха перед возможным уничтожением целой цивилизации там тоже не было. Он смотрел на меня со спокойствием Дьявола, который понимает что он делает, но ни сколько не раскаивается в этом.
Что мне оставалось? Дальнейшая игра уже не имела смысла, и поэтому я трансформировался, приняв свой настоящий облик.
-Что мне сделать, что бы заставить тебя остановить эту войну? – спросил я – Могу ли я это сделать?
Он подошёл ко мне очень близко и обнял за плечи.
-Можешь – прошептал он – Я давно не мог тебе в этом признаться, но сейчас по моему самое время… Я твой настоящий отец. Я, а не этот сумасшедший князь, женой которого потом стала твоя мать!
На пару секунд, у глазах у меня замелькали белые искры на чёрном фоне, а земля, точнее каменная платформа башни стала уходить из под ног. Но – всего на пару секунд. Ведь я уже был профессионалом по части вранья и контроля за мыслями и чувствами. Подумать только… профессионалом «чего» я стал, стремясь изменить людей к лучшему и спасти этот мир… от них самих! С другой стороны, разве интуитивно, я не догадывался об этом раньше? Если б не догадывался, то наверное, не поставил бы тот спектакль о любви и смерти, прообразами главных героев в котором стали Экхоган и Альда. Тот самый спектакль, начавшийся на сцене дворца и завершившийся гибелью чёрной королевы и государственным переворотом…
-Что же я должен сделать что бы ты остановил войну, изолировав или убив императора? – спросил я спокойно.
-Признать своё поражение и принять философию клана… - ответил он – Остаться со мной и сделаться в конце то концов магом воабан – сит! Это единственное чего я хочу… от тебя. Если ты сделаешь это я остановлю войну, изолирую императора и мир не погибнет.
Глубоко вздохнув, я посмотрел вниз…
Там, внизу, было тоже что и минут 30 назад, в начале нашего разговора: маги готовились к войне.
Они не думали о гибели мира. О том, что если бы они все в один прекрасный момент просто перестали подчиняться приказам своего главнокомандующего и взяли – да не пошли на войну, войны бы не было. И в Альзарии было тоже самое: народ подчинялся приказам императора, народ добровольно отдавал своих сыновей для генетических метаморфоз, в следствии которых они станут лишь биологическими машинами для убийства, народ терпел произвол власть имущих, вместо того что бы в один прекрасный день просто взять и отвергнуть всё это зло… не подчинившись его командам. Ты правда думаешь, что если я вопреки воле своего сердца стану магам воабан – сит, мир измениться к лучшему? Да, он не погибнет, но зла в нём не станет меньше. А точнее – всё просто останется прежним и со временем, какой либо другой тиран, всё равно сожжёт всё сущее, в ходе другой войны. Зло побеждает тогда, когда никто не оказывает ему сопротивления, не становясь частью этого зла. Именно: не становясь частью! Отказавшись выполнять убийственные приказы и всё… пусть даже ценой собственной жизни. Если бы и люди, и маги, побросали оружие и перестали ждать чего бы то ни было от властей, но приняли на себя на уровне каждой отдельной личности, ответственность за свою жизнь, за абсолютно все – слова, поступки, мысли – которые эта жизнь порождает, они загнали бы в тупик всех тиранов, что управляют их судьбами, всех беспредельщиков и манипуляторов, какие есть на Земле. Но они не делают этого. Они жалуются на судьбу, проклинают власть, бога, дьявола, чёрных магов, белых магов, ведьм, цыган, нечеловеческие расы – альвов, оборотней и тому подобных, но при этом ничего не делают, что бы жизнь на этой планете поменялась к лучшему. Ничего. А сделать то надо, в общем, не так уж и много: для начала, просто не убивать и не ненавидеть никого, какие бы приказы не поступали «сверху», какие бы «истины» не транслировались в сознание со стороны «великих магов», жрецов, учёных и прочих любителей пустить пыль в глаза народных масс для достижения собственных целей в жизни.
-Ты хочешь, что бы я стал таким же как ты? – прошептал я чуть слышно, глядя ему в глаза – Стал пить людские души на высоте разврата, который ты так любишь, по видимому, не меньше, чем своё бессмертие и силу? Ты торгуешься со мной, пытаясь купить меня же… у меня и предлагаешь в качестве оплаты отмену предстоящей гибели цивилизации? Но я понимаю почему цивилизация гибнет. Потому что люди подчиняются злу… идут на войну, убивают, отдают своих детей для экспериментов. И твои маги поступают точно так же, подчиняясь тебе. Если бы они перестали это делать – все одновременно, такие как ты и Александр, прогорели бы. Но они не могут. Или не хотят. Поэтому мир не меняется к лучшему, сколько бы тысячелетий не прошло. Ты можешь уничтожить его… Мой ответ - «нет». Я не стану таким же как ты, я не буду упиваться развратом и гибелью душ, наращивая этим своё могущество, потому что противостоять злу можно лишь не ставясь его частью, сколь не велик был бы соблазн сделать это, сколь не велик был бы страх, погибнуть в следствии своего сопротивления… Если люди не могут сломать в себе эту свою слабость, мешающую им самостоятельно писать историю своей цивилизации – не кровью своих детей, а светом своих душ, то мне, такая слабость не свойственна, и поэтому, я отказываюсь от твоего любезного предложения… сдаться, признав своё поражение в споре и приняв твою философию и образ жизни. Этого не будет никогда!
-Оскальд, ты псих… - прошептал он, и я почувствовал, исходящую от него, сильную волну волнения и страха, хотя на взгляде и голосе это никак не отразилось – Ты же действительно не оставляешь выбора ни мне, ни человечеству.
- Ты тоже.
-Хорошо – он улыбнулся и словно сбрасывая с себя какое то невидимое наваждение, тряхнул блестящей гривой длинных, чёрных волос – Сегодня, по видимому особенный вечер: вечер, когда всё тайное становиться явным. Я скажу тебе ещё больше, что бы прежде чем что либо начнёт происходить, у тебя ни осталось уже никаких иллюзий ни на чей счёт. Ты ещё можешь изменить своё решение… когда бы ты его не изменил, я это приму.
-Ближе к делу, Экхоган. Ты видно решил довести меня до полного умопомрачения своими откровениями сегодня… Так зря стараешься! По части доведения до такого состояния, Александру нет равных и поэтому у меня уже сформировалась стабильная психическая устойчивость ко всему и ко всем.
-Александр тоже мой сын и твой брат. У Вас разные матери, но один отец и этот отец – я.
В глазах у меня опять замелькали белые искры. Но длилось это ещё меньше, чем предыдущий раз.
-А почему погибла его мать, императрица, первая жена Митигора?
-Император узнал об измене.
-Знаешь что… папаша. Извини конечно за такую прямоту, но если кого и надо убить или на веки вечные изолировать в подвале – психушке, то это тебя. Тогда с человеческой цивилизацией точно всё будет в порядке!
-Оскальд… Я люблю Вас обоих, потому что Вы мои сыновья. И не меньше чем ты, стремлюсь к тому что бы с человеческой цивилизацией всё было в порядке… При чём уже много тысяч лет. Я любил императрицу не меньше чем твою мать. Но… я вампир, я чёрный маг… что я мог дать им обоим кроме вечной тьмы и этого мира? Я хотел что бы они стали воабан – сит, но они отказались. Они предпочли смерть… и дали жизнь Вам: тебе и Александру. Я надеялся, что Вы двое сможете изменить мир к лучшему. Но Александр оказался тираном, затеявшим эту войну, а ты, будучи сыном альвской принцессы, претендовать можешь разве что на альвский престол, но ни как не на Альзарский. И что мне теперь делать? Убить Александра? Он мой сын, так же как и ты. Не защищать свою территорию, когда он нападёт? Сдаться? Этого я тоже не могу: я люблю школу тьмы и своих людей, не смотря на то зло, которое мы собой представляем, и уничтожить себя и клан, не позволю никому.
-Надо принять какое то решение…
-Я принял решение.
- ?
-Если Александр прислал тебя сюда под видом беглой альвки, значит у него не всё так гладко, как ему бы хотелось. И чего то не хватает, для того что бы ринуться в бой. И это «что то» должен был добыть ты, потому что ты мастер метаморфоз и ни у кого другого так долго водить меня за нос просто не получилось бы. Я прав?
-Да.
-Чего ему не хватает?
-Он создал машины, вроде твоих, но не может привести их в движение. То есть он – может и я могу, но больше никто из его подданных на это не способен. Нужна энергия магов, очень сильное биополе, которым обладают только маги, столетиями поглощающие людские души… сам знаешь как. Он прислал меня с заданием узнать всё что только можно и увести в Альзарию любого мага, который на это способен, что бы он обучил технике поглощения энергетической сущности, воинов Александра и они, наглотавшись душ, оживили таки машины и двинулись в атаку.
-Очень мило!!! - рассмеялся он - Ты даже не представляешь как ты меня сейчас обрадовал! Войны не будет, потому что ты не вернёшься назад, тем более с магом клана и Александр никогда не сможет оживить машины. Ты останешься здесь. Я не навязываю тебе в очередной раз возможности стать магом воабан - сит, но как пленник, ты отсюда уже не выйдешь… при чём по доброй воле, ведь ты не хочешь что бы человечество погибло в ходе ядерной войны, верно?
-Ты Дьявол…
-О, да! Будь ангелом, я не против! Здесь, в школе тьмы! Тогда ты остановишь войну… а дальше, наш спор продолжиться, только и всего.
Наш спор продолжился…
И в итоге я понял, что вообще то он прав и если я просто останусь здесь, войны скорее всего не будет: предыдущую армию мутантов маги уже уничтожили, а без машин, которые являются главным козырем императора, Александр, если у него окончательно не отшибло разум, нападать скорее всего не станет. Да, страна погрузиться во мрак его безумия… Хотя она и так уже во мраке. Да, люди будут погибать и эксперименты над людьми, скорее всего, продолжаться. Но гибели мира не будет, потому что как ни крути – оружие массового поражения есть только у Экхогана и активировать машины могут только маги клана. Поэтому я должен остаться… да и разве я сам, в глубине души, не хочу этого?
Всё было бы идеально, если бы наш разговор на башне, не подслушивал предатель со стороны магов клана. Кем был этот маг или «недомаг», история умалчивает. Но он был очень злым и хотел отомстить за что то Экхогану и «школе тьмы» в целом. Он умел пить души и мог обучить этому людей… Поэтому когда, мой разговор с отцом дошёл до местоположения дракона, на котором я прилетел сюда, «недомаг» понял что нужно делать и не теряя времени, сделал это: он отправился в зону заражения, нашёл дракона и улетел на нём в Альзарскую империю, к Александру, для того что бы обучить его бойцов технике поглощения душ и управления машинами для убийства. Мы узнали о произошедшем только когда кровавый театр войны продолжил своё представление на сцене истории по воле сумасшедшего императора и народа, позволяющего себя убивать.
В школе тьмы, я ухитрился обрести покой, даже не смотря на то, что маги продолжали готовиться к войне, потому что своего приказа Экхоган не отменял, не смотря на то, что войны по логике вещей, уже не должно было быть. Я вернулся в свою старую комнату, к своим книгам и конспектам и как то очень сильно пожалел обо всём что случилось с того момента как я оказался здесь впервые; пожалел – о том что выбрал своим «пациентом» Александра, а потом помог ему освободиться, хотя Экхоган прямым текстом предупреждал о том что из этого получиться; пожалел о том, что теперь знаю о том, что Экхоган мой отец, а Александр брат… Серьёзно. Лучше бы я об этом не знал никогда. Но не пожалел я лишь об одном: о своём решении не становиться магом клана и не принимать их методы обретения силы, основанные на убийстве и разврате. Вот об этом я точно не пожалел и не собирался изменять никогда этому своему решению. Но если бы я остался в школе тьмы – просто остался, не следуя при этом общему для всех магов пути, а идя своим – без насилия и убийства, всё же наверняка было бы совсем по другому, и мир… который мне так хотелось изменить к лучшему, не стоял бы сейчас на пороге гибели! Прав был классик из этого мира, говоря, что «благими намереньями выстлана дорога в ад»…
И всё же, на какое то время, здесь, в школе тьмы, в моей душе воцарился мир.
А потом началась война. Не в душе, в реальности.
Примерно через год или около того, когда маги клана уже ни к чему не готовились, а боролись лишь главным образом, с загрязнением среды обитания и опасными мутантами, родившимися после взрыва вблизи зоны заражения и в самой зоне, война грянула как гром среди ясного неба… В прямом смысле слова – бомбёжкой по зоне и куполу междумирья. Никто не был к этому готов, никто этого не ожидал.
За год работы, Александр с магом – предателем, совершили невозможное и жуткое: большая часть взрослых, здоровых альзарцев мужского пола стала мутантами со способностями магов воабан – сит, для поддержания их энергетического потенциала на должном уровне использовались менее взрослые и здоровые альзарцы, а так же женщины и дети. Их насиловали и убивали, выпивая души. Машины для убийства, таким образом, были «оживлены». Началось с воздушной атаки. Но их бомбы не смогли пробить барьер междумирья – для таких случаев в нём была предусмотрена автономная защита. Они убили лишь магов, находящихся в это время в зоне заражения и вызвали панику у остальных. Но паника быстро прекратилась, перерастя в злость и недоумение. Ведь не должно же было этого быть… По всем законам разума, просто невозможно! Экхоган быстро навёл порядок и приказал срочно активировать наши машины и атаковать. Атаковали… Один раз, потом второй, третий…
Он наблюдал из своего кабинета в школе через шар. Я был там же. Приказы командирам отдавались через шары или методом передачи мысли на расстояние (большинство магов клана это умели). Всё было очень плохо, потому что армия Александра объективно была сильней и побеждала, ведь его машины были гораздо больше наших и управляли ими теперь, существа, равные по силе магам клана. У них не было только одного: ядерного оружия. Бомбы были. Но какие то другие, иначе бы всех уже накрыло…
-Я могу только в очередной раз уничтожить их сам знаешь чем… - прошептал Экхоган, наблюдая через альвский шар за разворачивающейся на поле битвы кровавой драмой – Это ты меня предал?! Ты как то ухитрился выполнить «свою миссию»?!! - глаза его налились чёрной, испепеляющей ненавистью и шагнув ко мне, он схватил меня за горло и прижал стене – Говори правду, Оскальд!!!
-Правда в том, что ты сейчас сходишь с ума от безысходности! – с трудом из за нехватки кислорода ответил я – Вы оба сумасшедшие: и ты, и Александр! Какой смысл мне предавать или поддерживать любого из Вас?!
-Хорошо, хорошо… Прости… - он ослабил хватку и я инстинктивно принялся глотать ртом воздух – Но кто же тогда? Кто?!
-Кто то из твоих… - от недостаточности, а затем избытка кислорода, голова стала кружиться, а земля уходить из под ног – Ты правда думаешь что все в твоём клане от тебя без ума, жить без тебя не могут, чуть ли не боготворят, а ты сам контролируешь чувства и мысли каждого мага или ученика?
-Что мне теперь делать?!
-Делай что хочешь. Совести здесь в любом случае нет ни у кого, и похоже что не будет.
Естественно, он отозвал магов и ядерный удар повторился. Мы так долго, так старательно очищали атмосферу и земную твердь, для того что бы потом, своими руками, привести планету в ещё более худшее состояние! Этим в бою с Александром опять была поставлена точка. Но – только в бою, а не в самой войне, потому что уже зная, что происходит когда маги, начинают внезапно отступать в междумирье, Александр в спешном порядке отозвал большинство своих бойцов и ухитрился уйти от волны, развив просто фантастическую скорость на боевых машинах…
Так, малу по малу, война стала приобретать затяжной характер, а когда сам император на основе своих разработок и всего что знал предавший Экхогана маг, умудрился «изобрести» своё ядерное оружие, жизни на планете стал наступать конец.
Этот день запомнился мне как день моей добровольной смерти. Война продолжалась и никто уже точно не знал, сколько лет она продолжается. Весь мир стал одной огромной «зоной заражения» в которую просто нельзя было выходить без спец одежды и оружия, северные леса и все кто обитал в них, включая не только людей, но и нечеловеческие разумные расы, а так же животных, сгорели, те же немногие из их обитателей, кто выжил, мутировали в нечто совершенно жуткое и жаждущее лишь одного – убивать… Убивать всё вокруг, для того, что бы, прошу прощения, не помереть с голоду. Альвы тоже мутировали. Их мир не был полностью разрушен из за своей изолированности и наличия высоких технологий, но радиация всё же проходила через барьер, граница истончалась, и в результате, из светлых, высокоразвитых и прекрасных существ, мы получили жутковатых, жаждущих крови и мести как людям, так и воабан – сит, тварей, которые тоже активно вели войну, но при этом были достаточно умны, для того что бы их война протекала тайно: они наносили подлые, спонтанные удары, то по императорскому воинству, то по войскам воабан – сит, как правило по ночам или после боя «между отцом и сыном», когда оба вымотаны и об альвах точно не думают. Экхоган конечно мог убить их одним ударом, сбросив, допустим, атомную бомбу, ведь в отличии от людей, он прекрасно знал где находиться их плато в горах. Но он этого почему то не делал…
День моей смерти, был днём очередного сражения. Была поздняя осень: теперь осень на востоке в следствии изменения климата, мало чем отличалась от осени на севере в былые времена, а осень на севере, больше напоминала зиму. С деревьев уже слетели все листья – очень большие и грязно – серые, из за мутаций, но землю ещё не покрывал первый снег, цвет и уровень радиоактивности которого, на фоне происходящего, не смог бы предсказать даже самый опытный эколог. В такой день началось очередное сражение и опять - на земле воабан – сит. Александр атаковал, бросив в бой ещё более многочисленные, прекрасно экипированные и обученные войска. Экхоган «отвечал взаимностью». При этом оба – находились где то в стороне, в относительно безопасном месте, и наблюдали за происходящем. Я тоже наблюдал. За ними обоими и за происходящем, из ещё более удалённого места, через альвский шар. Попросту говоря – из того самого ущелья в зоне заражения, где в своё время я спрятал дракона, на котором потом улетел предатель. Я очень внимательно наблюдал… И в итоге – покончил с собой.
Я вспоминал всю свою жизнь с самого начала, все что было в ней: свою мать Альду и жестокого князя Ратиборда, который оказался моим биологическим отцом в этой жизни – в России 21 века, я вспоминал Раттори и Мараведу, старика Логана исчезнувшего непонятно куда и трёх волчиц, которых мы спасли и с которыми я потом повстречался в «Доме Тролля».
Все эти события, когда они происходили, казались мне ужасными, но сейчас, видя то, что твориться в мире, окончательно потерявшем привычный облик, я понимал, что ничего не знал о значении слова «ужас». А самое страшное, заключалось в том, что если следовать логике происходящего, весь этот «ужас» был запущен… мной, при чём из благих побуждений: из за неукротимого желания сделать этот жестокий, варварский мир лучше, изменив к лучшему души людей. Ну и как тут не броситься со скалы?
Экхоган и Александр продолжали войну… на расстоянии около 10 – 15 километров от того места где я находился. Я видел всё тоже самое: горы трупов, отравные конечности, радиацию, воздушные и наземные машины для убийства… Ну что ж, Оскальд. Наверное, теперь – действительно пора шагнуть в небо, потому что невозможность изменить происходящее – очевидна. Так я и сделал, оставив альвский шар, вместе со спецодеждой в ущелье и поднявшись на самую высокую скалу из всех имеющихся поблизости. Страшно не было, тем более что кожа уже начинала гореть. Между мной и пропастью на дне которой текла холодная, горная река, оставался один шаг.
-Постой! – неожиданно услышал я голос Экхогана у себя за спиной и увидел его, обернувшись. Каким образом он узнал о моём намеренье и ухитрился с такой скоростью материализоваться здесь, оставалось только гадать. Хотя, вообще то, большого значения это уже не имело.
Он улыбался, глядя на меня.
-Признаёшь своё поражение в споре? – спросил он.
- Нет – ответил я – Спор продолжиться после гибели мира и твоего тела, в обители мёртвых, а затем в новом мире, через тысячи лет… Я не признаю своего поражения. Я признаю лишь тот факт что Вы сами… ты, Александр и другие живые существа, сознательно и добровольно, разрушаете мир в котором живёте, хотя могли бы этого не делать.
Сказал это – и шагнул в пропасть.
Так оборвалась моя первая земная жизнь.
Разумеется, спор продолжился после того как мир сгорел в этой войне окончательно, вместе с её главными организаторами. Но это уже совсем другая история: история из разряда «загробных», повторяющаяся затем в других вариантах наших жизней и в других мирах, с удивительной схожестью событий и характеров всех кто был в этом замешен. Нас связывали древние клятвы и проклятия, споры и обещания… Мы творили и разрушали цивилизации, что бы познать истину и самих себя, но в итоге, почему то всё опять заканчивалось постепенной деградацией человечества и очередным концом света. Экхоган постепенно менялся к лучшему, понимая смысл моей альтруистической и одновременно - анархической философии. Так, в Шотландии, мы уже были союзниками в прямом смысле слова (но христиане всё равно нас убили), во Франции, моя попытка совместить несовместимое – женское и мужское, полное любви ко всему на свете и воинственное, несущее смерть и зовущее за собой в битву начало, в лице Жанны Д’Арк, закончилась на костре… Да, уж, весело.
Спустившись к роднику, я стал смотреть в воду и увидел десятки подобных жизней – всё с теми же героями в новых телах и всё с теми же неразрешёнными противоречиями. Мы появлялись на свет в разные исторические периоды, в разных странах и городах, но наши дороги судеб всё равно пересекались и спор продолжался, так же как и уничтожающая, в конце концов, всё живое и нас самих, война. Не думаю что стоит детально описывать все варианты цивилизаций, которые мы создавали и разрушали: во первых это слишком долго, во вторых – повторялось всегда одно и тоже… Мы были прообразами скандинавских богов и духов природы из кельтского эпоса, «засветились» и в древней Греции, и в религиозном безумии средневековья… А толку с того?
Люди не хотели меняться. «Инстинкт убийства» всего что от них отличается, неизменно побеждал; душа – «покупалась» за звонкую монету, сытый желудок, разврат и зрелища… Я проигрывал, хотя и знал как сделать мир прекрасным, чистым, одухотворённым, неся в себе не человеческую, а альвскую духовную сущность. Проигрывал не потому что был не прав с логической точки зрения, а потому что люди не хотели меняться по доброй воле и мои противники управляли ими, играя на самых низменных, животных инстинктах.
Однако же спор продолжался. И продолжается до сих пор.
Трое суток, которые я попросил у Экхогана на размышление в одиночестве, близились к завершению. Я был в лесу… в моём лесу, на севере России 21 века, я был… не князем Оскальдом из Альзарской империи, не сыном правителя кланом воабан – сит и не братом императора Александра, а всего то на всего, сбежавшим из дома подростком, последовавшем за голосом существа, существование которого, если я кому ни будь об этом расскажу, сочтут несомненным признаком прогрессирующей шизофрении. И будут по своему правы. Тем более что даже я сам в определённые моменты считаю это шизофренией. И тем не менее… теперь я знал всё о прошлом своей души, но при этом, понятия не имел что мне со всем этим делать.
Над лесом цвела и благоухала ароматом цветущего разнотравья, теплая, белая ночь. Глядеть в родник больше не хотелось: что мог я увидеть там кроме бесконечной вереницы разных историй с подозрительно похожим сюжетом? Доверять родителям, да и вообще людям, было нельзя, но и призраку я не сказать, что очень уж доверял. А он должен был вернуться через пару часов… на рассвете.
Я развёл костёр и стал смотреть на огонь, старясь сосредоточиться на нём до такой степени что бы все мысли и чувства в моём сознании замерли, а затем и вовсе исчезли. Я ничего не смогу изменить… Всё повториться. А для того что бы увидеть фиаско предыдущих воплощений и преобразований в этой цивилизации, достаточно посмотреть на моих биологических родителей в этой жизни, на то что твориться в школе, в медицинских учреждениях и в обществе в целом. Деградация. Хаос. Желание потреблять и работать, работать и тратить, зарабатывать и снова тратить и потреблять… Люди – роботы, люди – биомашины, рабы социума и капитала, убивающие себя и духовно и физически и не верящие ни во что кроме звона монет… Это - хуже чем средневековье, с его охотой на ведьм. Это полное духовное и интеллектуальное падение, которое все считают вариантом нормы, и поэтому если ты вдруг начнёшь выходить за пределы этих узких рамок своими поступками или высказываниями, тебя объявят сумасшедшим и начнут воспитывать и лечить, даже если и ты не станешь никому рассказывать о духах, прошлых жизнях, и тому подобных вещах. Одной молчаливой неординарности – вполне достаточно, для того что бы из просто подростка, стать «сложным подростком», а потом быть может и «подростком с психическими отклонениями».
Ну и как ты собираешься в очередной раз «спасать этот мир», с помощью увеличения духовного, культурного и интеллектуального уровня развития его обитателей? Особенно учитывая, что все предыдущие цивилизации «спасаемые тобой» через стимуляцию развития, всё равно погибли в следствии разных вариантов «Армагеддона»? Ты проигрываешь. И будешь вечно во всём виноват. Ты – вечное зло, вечно стремящееся к благу…
Экхоагн явился когда над болотом и лесом взошло ярко – красное, прямо таки кровавое, солнце. Я не услышал его голоса, но почувствовал по электричеству, пробежавшему по коже, вместе с неожиданным порывом холодного, северного ветра: слишком холодного для лета. Минут десять я делал вид что не замечаю его, продолжая безотрывно смотреть на тлеющие в почти уже догоревшем костре, угли и головёшки. Когда стало понятно, что первым он не заговорит, я мысленно обратился к нему сам.
-Что ты мне посоветуешь, князь тьмы? Благодаря тебе, я всё вспомнил… И не отрекаюсь, представь себе, от нашего с тобой, давнего спора. Но что делать дальше? Ты видишь каким стал мир? Ты видишь кто мои родители? Что мне со всем этим делать?
- Не знаю, Оскальд, не знаю… Понятия не имею. Ты же не отказываешься от спора, от продолжения этой игры… Значит ты сам должен решать что тебе со всем этим делать.
-Не называй меня этим именем. Эта жизнь давно прошла, а цивилизация… благодаря тебе и Александру, исчезла!
-Это твоё истинное имя и ты это знаешь. Первое земное воплощение…
-Хочешь окончательно свести меня с ума, да?
-Нет. Ты решил что спор продолжается, значит так и будет. Дальнейшее ты должен делать уже сам… Сам думать и принимать решения. Я могу лишь подсказать. Выступить в качестве собеседника. Помочь вспомнить то, что ты и так уже знаешь… Но свои решения, свою тактику в отношении людей, родителей, общества, государства и меня определяешь только ты сам.
-Ну, хорошо… - глубоко вздохнув, я вспомнил что давно уже не курил и полез в карман за сигаретой – Что ты мне посоветуешь сейчас?
-Иди домой. Тебя родители уже потеряли, с ума сходят…
-Что серьёзно?! Они же меня убьют!
-Да нет, ты не понял… С твоим алиби всё в порядке: как и обещал, я задержал того мужика с сыном в Карелии, они вернуться – один в один с тобой, священник, после всего что с ним здесь творилось, тебя тоже выдавать не станет. Но, извини, ход времени я задержать не мог: ты пропадешь непонятно где уже без малого неделю.
-И что мне им соврать?
-Вот это уж не мне тебя учить… Ты же у нас «великий мастер перевоплощений и вешанья лапши на уши»!
Он смеялся. Искреннее и безмятежно. Я слышал его смех в своей голове. И в какой то момент мне самому стало смешно от абсолютной абсурдности и не менее абсолютной реальности происходящего.
-Перестань воспринимать своих родителей как что то святое, незыблемое… - продолжил он, через некоторое время, уже серьёзно – Это просто люди, чьи тела ты использовал для формирования своего физического воплощения. Перед этим – было много других людей… Более умных или менее… не важно. Это просто люди. Это твоё тело могли бы произвести на свет и любые другие люди… так что ж с того? Но не забывай, никогда не забывай что один из них твой кармический враг, твой враг из первой земной жизни – очень жестокий, потому что достиг своего рода совершенства, в духовной дегенерации. А его жена – твоя мать – просто глупая женщина, которая, однако, по глупости может наделать больше бед, чем он сам. Эти двое считают тебя своим ребёнком, придавая этому слову – «ребёнок» оттенок собственничества , при наличии которого, ты, как они думают, обязан отчитываться перед ними в своих поступках и мыслях, а они – будучи твоими родителями – тебя «воспитывать». Но при этом вся правда, которую ты можешь им рассказать станет для них лишь поводом схватиться за голову, заголосить и в спешном порядке, насильно, потащить тебя к семейному психологу или к психиатру. Мать может ещё и в церковь потащить. И ты должен всё это понимать и учитывать. И не доверять им. Никогда. Ни в чём.
-Мне всю жизнь придётся врать, что бы меня не стали считать сумасшедшим, да?
-Не исключено.
-Зря я тебе не верил когда ты предупреждал меня о том как труден путь шамана… Зря. Хотя… может и не зря.
-Так зря или не зря?!
-Не знаю. Время покажет.
-Иди домой, Оскальд.
- Хорошо – я стал собираться, укладывая вещи в рюкзак и приводя в порядок место – Только меня зовут не Оскальд. Хотя, какая вообще то разница? Мир остаётся прежним. Людские души совсем не меняются к лучшему…
-Признай своё поражение, откажись от спора и тогда…
-Что тогда?
-Я воплощусь и мы вместе воссоздадим «школу тьмы». И будем править этими баранами, которые пока, просто тупо продают себя системе производства и потребления и убивают всё самое лучшее и прекрасное в своих же детях.
-Так не должно быть и ты это сам знаешь! У людей всегда должен быть шанс на развитие. Всегда! Даже если они не хотят развиваться!
- Знаю… Поэтому ты никогда не признаешь своего поражения, верно?
-Да, верно. Но погоди… если я ещё не разу не победил, это не значит что моя победа вообще не возможна! Всё зависит от людей! И это ты тоже знаешь…
-Знаю…
Это была довольно странная картина: ребёнок, идущий один, по тропе через сосновый бор и ведущий беседу… с ветром. С древним духом, чьё имя переводиться как «северный ветер». Но при этом прекрасно понимающий, что всё, что с ним происходит, смахивает на серьёзное психическое расстройство и смеющийся над этим и над логикой этого мира, вместе со своим собеседником.
Мы просто беседовали и смеялись всю оставшуюся часть пути.
Я знал как соврать родителям что бы они оставили меня в покое.
Но увы, ни я, ни северный ветер, не знали что будет с этой цивилизацией дальше…
Выбор между развитием или деградацией, духовным ростом или падением в дикость и жестокость, созиданием или тупым потребительством, культурой или бескультурьем, добром или злом как и прежде, был за людьми. За всеми людьми этого мира. И каждый из них был волен сам выбирать свой путь и создавать себя и свою жизнь, такими, какими считает правильным. Свобода выбора, данная от рождения каждому живому существу, и была, на самом деле, той силой, что создаёт и разрушает миры...
2015 – 2017 г.
Дальняя дорога. Книга I Лесной князь
© Copyright: Локи -Ли -Экхоган, 2017
Свидетельство о публикации №217121701516
Свидетельство о публикации №217121701516
Рецензии