Тюремные узы

Лорд-графиня кидала хлебные крошки в узкое оконце королевской тюрьмы. Хлеб падал на пятнышко солнца и Алевк, узник трёх месяцев, зажмурив глаза, смотрел на эту катавасию, его внутренности сжимались от бездеятельности в таком унижении: его кормили как голубя, с ручки, как подзаборного гуся, но в конце концов - что он мог поделать?

Во дворе тюрьмы росли три деревца неизвестной породы, кусты смородины и малинник, длинный как селезёнка. У крыльца в правом притворе разбилась клумба ноготков. Солнце нещадно парило всю эту зелень, дурманило фиолетовые, розовые и бело-синие краски. Ветерок, лёгкий как платок на плечах девочки, освежал слегка природные богатства, дарил мимолётную свежесть и покой.

Алевк не видел всё это уже три месяца, четыре дня и пятнадцать часов. Всем его пиршеством ума и зрения было небо, блеклое и невыразительное в этих чужих краях, и стены, облюбованные мухами. Парень мял переносицу, затем подошёл к стене с окошком и крикнул:

- Как ваше настроение, лорд-графиня Милона?

Девушка, стоя у чана с водой, нагая, расчёсывала волосы большим зелёным гребешком. Её дивный стан притягивал многих ротозеев-поклонников. Всем нравился её птичий говорок, примятые слова и невысказанные окончания. Положив гребешок на скамеечку для ног, она погрузилась в чан, блаженно прикрыв глаза.

- У вас там в Среднеполесье женщины мылись или так и ходили как свиньи? - со смешком произнесла Милона.

Парень сжал кулаки. Красивое лицо его стало темнее тучи. Алевк сплюнул на пол и сказал громко, во весь голос:

- Ты все выщипала волосы на заднице?

- Безумец, - ответила она, вздохнула и принялась намыливать тело. - И дурак. Это у тебя волосы там растут. Я женщина.

Узник посмеялся сквозь зубы, стал ходить по камере семимильными шагами, насвистывая песню среднеполесьих моряков "У неё была ахти какая грудь".

- Я видел какая ты женщина. Мне не понравилось одно: почему такая высокая леди предпочитает карлика с мелким достоинством?

- Он ещё как хорош в постели. А ты мужлан и невежа, и так и подохнешь в этой дыре, тебя выбросят на скалы, твою печень расклюют орлы. А мог бы вести здоровый образ жизни, служа в нашей в кавалерии.

Алевк едва не подавился языком. Взяв быстро в руки листок бумаги с детскими каракулями, он прочёл:

"Папа, не поддавайся на провокации врагов. Мы, твои дети, будь уверен, сможем отомстить за тебя. Наши мечи войдут в ихние поза как в сало. Прости, что мы сейчас бездействуем, но настанет тот миг, когда сердце твоё будет спокойно".

Милона не ответила. Она покинула чан, вытерла горячее тело квадратной простыней. Затем она подошла в большому овальному зеркалу, ощутила всю прелесть своей привлекательности. Ещё с десяти лет она заметила, как её тело наливается силой молодости и крепкой статью, приметила свои прекраснейшие с прищуром глаза с лёгкой поволокой. Какое спасибо богам за то, что она рождена женщиной! Женщина - вершина творения матери-природы.

Туника отливала золотом. Собрав волосы в узел, Милона спустилась с крыши, вошла в столовую, где сидел её муж Василевс, с ножа срывая мясо перепела.

- Доброе утро, дорогой супруг! - воркующи произнесла девушка и уселась рядом с жующим Василевсом.

- Рад видеть тебя! Я слышал твою болтовню с этим засранцем из Скифии. Он что, нашёл в тебе подругу для развлечения?

Милона фыркнула и вытерла рот тканью скатерти.

- Он говорит со мной как с равной. Его надо повесить завтра или чуть позже. Его манеры выходят за рамки узника.

Лорд-граф отложил мясо, выпил немного вина. Встав с кресла, он подошёл к свечам и убрал одну потухшую, а после сел на скамейку, одел сапоги, расчесал бороду, седеющую кое-где.

- Вечером я его вздёрну, надоел он мне: много жрёт и болтает с моей женой как заправский градоначальник.

Милона взяла салат в лодочном вазоне, наложила себе пару листиков сельдерея и стала уплетать за обе щёки. Зубки, острые как у акулы, резали листья с монотонной привлекательностью. Девушка любила красиво себя преподать - красота её манер славилась по Варкадии. В этой гористой стране только и говорили что о ней и её невозможности забеременеть.

- Что он тебе говорил?

- Глупости безумца. Будто у меня на седалище растут волосы.

Василевс выскочил из залы и помчался в тюремное отделение. В камеру он ворвался будто бешеный зверь. В руке его был хлыст.

- Ты, собака, что себе позволяешь? Как ты смеешь смеяться над моей женой?

Алевк прижался к стене, прямо вдавился в неё.

И тут заработал хлыст. Прибежали стражники, в их руках были плети, которые они принялись хлестать узника, сжавшего колени на груди, в лежачем положении. Изо рта его хлынула кровь, затем пена. Его начала бить падучая. Крики, настоящий ор потерпевшего и мучителей заложил уши Милоны. Она заплака впервые в жизни, упала на пол и у неё тоже произошла королевская болезнь. служанки держали её изо всех сил, пот струился на пол, словно дождь.

Вечером скиф был повешен на одиноком дубе в поле. Его тело сорвал ветер и бросил в кусты вереска. Никто его так и не похоронил.