Сказание о цветочке аленьком. Продолжение

Начало см.:http://www.proza.ru/2011/11/19/1690

После проповеди все священники вышли с крестами благословлять прихожан, и Сева подошёл как раз к тому батюшке с добрым голосом. А когда тот улыбнулся, благословляя малыша, Сева заметил, что у него ещё и очень добрые глаза, и от этого он ещё больше похож на святителя Николая.
- А, благочестивый отрок, - сказал он мальчику, поднося крест, - слышал я, как ты пел – громче всех, старался.
- Я тоже слышал, батюшка, как вы читали. А я  бы ещё лучше пел, только я слова не все расслышивал. Вы тоже лучше всех читали, но мне всё равно непонятно было. А так я хотел узнать, что это за цветочек у преподобного Варлаама, – и Сева показал ему заветную иконку. – Мы с мамой хотели в акафисте прочитать, да у нас в церкви не нашли. Вот специально на праздник приехали.
 - Ну раз уж ты специально на праздник приехал, есть у меня для тебя подарок, - и из глубокого кармана облачения священник достал небольшую книжечку с изображением преподобного Варлаама на обложке. – Читать-то умеешь? Вот с мамой и почитаете, - и благословил крестом подошедшую в это время маму.
 - Я умею, - ответил Сева и тут же почти бегло, без запинки прочитал знакомые слова: «Преподобный Варлаам Хутынский. Житие, акафист».
 - Удивительная эта книжечка, – продолжал батюшка. – Я её из Хутынского монастыря привёз, и не в первый раз уже дарю. Так вот, сколько бы я её не дарил, она всё время ко мне возвращается. Да, впрочем, что удивляться: святой-то чудотворец.
 - А вы и в монастыре были? – заинтересовался Сева.
 - Да, бывал, да уж давно, лет двадцать как. Тогда монастырь-то только восстанавливался:  один храм стоял… да горочка.
 - А вы и горочку видели?
 - Да, помолились на ней.
 - А цветочек тоже видели? – спросил Сева с затаённым восторгом.
Батюшка слегка прищурился, будто вспоминая, потом улыбнулся, улыбкой доброй и слегка хитроватой, и сказал:
- Время-то вроде к зиме было. Да вот как раз на праздник преподобного. – Но едва заметив тень разочарования в детских глазёнках, предложил – А вы поезжайте-ка с мамой сами, посмотрите. Вот на летний праздник преподобного и поезжайте. Святого Варлаама же дважды в году чествуют: сегодня и в первую пятницу Петрова поста – ровно через два месяца после Пасхи. Крестный ход там большой – вокруг всего монастыря, по полю, вдоль речки идёт, – и вновь чуть прищурившись, с улыбкой добавил - прихожане мне рассказывали… Святой-то он необыкновенный: кто к нему в обитель приезжал – никогда не забудет… Может и ты свой цветочек там найдёшь. - и ещё раз благословил Севу, уже вместе с мамой, - Храни вас, Господи. Идите с Богом.

Когда священник ушёл в алтарь, мама спросила:
 - Ты уже и с батюшкой познакомился?
 - Нет, я не познакомился. А кто это был? – проявил Сева запоздалое любопытство.
 - Это отец Николай – подсказала им женщина из церковной лавки.
 - Угодник? – удивлённо воскликнул мальчик – из золочёного киота у окна на него смотрел  такими знакомыми добрыми глазами святитель Николай.
- Благочинный – засмеялась свечница, - он у нас часто бывает.
 - А так похож – всё ещё не отойдя от удивления прошептал Сева.
 - Ну тогда считай, что сам Николай Чудотворец, покровитель путешественников, вас в дорогу благословил – ответила женщина совершенно растерявшемуся Севе, и только мамина улыбка рассеяла его сомнения.
  - Мам, а мы правда поедем  к Варлааму Хутынскому?
 - Знаешь, давай подождём до лета, а когда поедем к бабушке – там до Новгорода километров восемьдесят – может и съездим.
- Только давай съездим обязательно. Так хочется эту горочку увидеть, и цветочек – сказал Сева, совсем забыв об аллегориях, символизме и о том, что со времён подвига преподобного Варлаама прошло больше восьми веков.

Но у церковного календаря своё время: то оно тянется, как великопостные сумерки, то пролетает, как пасхальная ночь. И хотя до Петрова поста, в первую пятницу которого отмечали праздник Варлаама Хутынского, должны были пройти ещё Рождественский и Великий, дни эти не складывались для Севы в томительное ожидание, а напротив, были так заполнены событиями, что он почти забыл о своём желании.
Конечно, аленький цветочек, как и прежде, горел на иконке преподобного Варлаама в Севиной комнатке, и каждый день он вспоминал святого на вечерней молитве, но весь декабрь был занят подготовкой к Рождеству. На окнах распускались теперь белые лепестки снежинок, длиннее становились цепи и гирлянды из цветной бумаги, пополнялась коробка с самодельными елочными игрушками, которые мастерили они с мамой из ниток, лоскутков и фольги по разным журналам. И даже выходные были заняты, потому что в рождественском спектакле воскресной школы отец Александр предложил Севе роль самого маленького ангела, и малыш репетировал наравне со всеми ребятами.
Ну а за Рождеством  - весёлые Святки – игры да колядки, зимние забавы – санки да ледянки – садись да катись. А там уж и сама катит навстречу румяным круглым блином широкая Масленица. А за ней и Великий пост. А там остаётся семь недель до Пасхи и пятидесятница до Троицы – за ней уж и Петров пост, и праздник преподобного Варлаама.
Но дни Сева не считал, а вспомнил про аленький цветочек, когда неожиданно в конце марта вдруг зацвёл на подоконнике декабрист. Раньше он и не обращал внимания на это невзрачное растение с длинными мясистыми листьями, похожее на большой куст одуванчика, а тут такая красота – ярко-розовый, почти алый крупный цветок с частыми длинными лепестками. А за ним - ещё один, и ещё – и так цвёл он до самого Вербного Воскресения. А там и Пасха – и ликующая красота алого цвета вспыхнула и заиграла в праздничном убранстве храмов и облачении священников, в огоньках красных фонариков и свечек крестного хода, в той всеобщей радости, которая изливается благовестом - Пасха Красная.
И вот от неё до праздника преподобного Варлаама как раз те два месяца, которые пролетают ещё быстрее, потому что наступает самая красная весна – весна цвета, когда один цвет обгоняет другой. Едва раскрылись на черных проталинах золотые глазки мать-и-мачехи, засеребрились в лесу созвездия ветреницы, за ними потянулись на клумбах красные свечки тюльпанов, запенилась кипенно-белая черёмуха, закурилась дымчато-нежная сирень – и как будто вся земля поплыла в туманном облаке цветочной пыльцы и ароматов. Время это такое долгожданное … и такое мимолётное, что кажется ждёшь-ждёшь весну … а наступает сразу лето.
 Лето - самая сладкая пора. И не зря оно зовётся «лето красное». Но и в это прекрасное время изобилия цветов и запахов самым желанным для Севы оставался тот аленький цветочек, что сиял ему с иконки преподобного Варлаама и звал в путь, как когда-то купца из известной сказки. Потому уже в начале июня они с мамой отправились к бабушке, в старинный городок, который так и назывался – Старая Русса. Был он действительно ещё древнее самого Господина Великого Новгорода, а находился в часе езды от него. В день праздника до Новгорода их подвёз бабушкин сосед, который каждый день ездил туда на работу, и в городе путешественники оказались довольно рано. До автобуса на Хутынь оставалось ещё время, и они решили прогуляться и посмотреть город.
Самой большой достопримечательностью здесь был, конечно, кремль с древним Софийским собором. В это ранний час он был уже открыт, но служба в храме ещё не начиналась. Сева с мамой благоговейно прошли под его гулкими сводами, пережившими более девяти веков, полюбовались старинными росписями, приложились мощам святых: благоверных князей Владимира Новгородского, его матери Анны, совсем юного князя Феодора, брата Александра Невского и святителей Новгородских Никиты и Иоанна. Когда они приблизились к  высокому аналою с праздничной иконой, мама слегка приподняла Севу, и – какова же была его нечаянная радость! Со старинной, небольшого размера иконы, так же ярко сиял заветный аленький цветочек, и уже знакомый преподобный Варлаам, одной рукой указывая на цветок, а другую прижимая к сердцу, обращался к Господу, благословляющему с неба.
 - Мама, смотри, это же преподобный Варлаам! – не удержался Сева, чтобы не вскрикнуть, и добавил  – И такая же икона, только большая.
 - Ну конечно, сегодня же его праздник, и во всех церквях его прославляют. Тем более, здесь, в Новгороде, на родине его подвига.
 - Да, сегодня всё новгородское духовенство в Хутыни, и из других городов приедут. Большой праздник будет – отозвалась женщина из церковного киоска. – И крестный ход большой будет. В старину так он из самого Новгорода шёл, даже на кораблях по Волхову плыли.
- Мам, поедем же скорее в  монастырь – заторопил Сева, вдохновлённый сиянием аленького цветочка с аналойной иконы, как путеводной звездой.
-  А вы не торопитесь: автобусы для паломников в Хутынь сегодня прямо на Сенную площадь подадут  - вот и доедете. А пока кремль посмотрите, набережную да Ярославово дворище, - посоветовала свечница. И, поблагодарив женщину за совет, Сева с мамой направились к воротам.
Выйдя из кремля, они оказались на набережной Волхова и пошли по круто выгнутому мосту. На середине его, в самой высокой точке, путешественники остановились и залюбовались отрывшимся видом. Прекрасную панораму красного кирпичного кремля отражала спокойная гладь реки, поодаль взвился над ней огромный каменный всадник на вздыбившемся коне, а вдалеке, над вершинами деревьев, в ясной синеве утреннего неба, блестели купола.
 - Мам, это Хутынский монастырь? – спросил Сева.
 - Нет, это Юрьев монастырь. Хутынь с другой стороны, вниз по течению.
Сева развернулся в другую сторону. Отсюда был виден город: набережная, пестревшая цветочными клумбами, ещё один мост и белый пятиглавый храм на берегу.
 - А, вот он.
 - Нет, это церковь Бориса и Глеба. Да здесь куда ни посмотри – купола. Ведь знаешь, сколько в Великом Новгороде было церквей? Уже в то время – больше восьмидесяти! Да монастырей в городе и вокруг ещё около двадцати…
 - Это вместе сто получается! Как много!
 А Хутынский монастырь дальше, его отсюда не видно. В десяти верстах от Новгорода - в житии сказано.
 - Так по этой дороге преподобный Варлаам туда и ушёл? – спросил Сева, показывая на аккуратную асфальтированную дорожку.
 - Ну этой красивой набережной тогда ещё не было… Так - вдоль реки и пошёл. Ведь Хутынь - это сейчас деревня, а тогда - просто место «худое», как в народе говорили, вроде, было там раньше древнее языческое капище. Здесь в округе оно не одно было. Вот и возле Юрьева монастыря Перынский скит – а было там капище главного языческого идола – Перуна. А место это потом монахи-отшельники своим подвигом освятили. Да что и говорить – здесь вся земля подвигом святых освящена.
 - И этот вот мост освящён?
 - А как же! Помнишь, в житии преподобного Варлаама …
По пути к Новгородскому архиепископу он увидел на мосту толпу народа и палача, который готовился сбросить в реку осужденного преступника. Преподобный остановил палача, и попросил народ отдать ему осужденного, сказав: «Он загладит вины свои в Хутыни». Освободив осужденного от уз, святой Варлаам послал его в свою обитель. Через некоторое время спасенный от казни принял иночество и, пожив благочестиво в обители, скончался. В другой же раз пришлось преподобному опять проезжать мост, когда готовились сбросить осужденного. Родственники и многие из народа умоляли его спасти, но святой, не обращая внимания на все просьбы, велел вознице своему скорее ехать, и казнь совершилась. Народ изумился: одного Преподобный спас от казни, хотя его и не просили об этом, а другого не захотел, несмотря на все мольбы. Ученикам же своим по возвращении в обитель он ответил: «Судьбы Господни - бездна многа…Господь всем хочет спасения и не хочет смерти грешника. Первый был осужден справедливо, но после осуждения сознал свои грехи, и Господь избавил его от смерти через мое недостоинство, чтобы дать ему время раскаяться и загладить свои грехи, что он и исполнил в обители. Второй же был осужден невинно, но Господь попустил ему умереть, чтобы впоследствии он не сделался дурным человеком; теперь же, умерев невинно, он получил от Господа венец мученический».

- Бездна многа… - повторил Сева, глядя с крутого моста на темную волховскую воду. - Вот бы как раньше - на кораблях крестным ходом поплыли… - мечтательно протянул он, увидев у пристани туристический теплоходик.
- А пойдём-ка мы на свой корабль - автобус, а то время уже. - Сказала мама, и они пошли к остановке. И хотя большой городской автобус  - всё же не корабль, народу собралось действительно как на крестный ход. И как на крестном ходе, дорогой пели тропарь преподобному Варлааму, который Сева слышал ещё на осеннем празднике, и другие молитвы. Запевала группка самых активных паломниц, и были они, как заметил Сева, все в одинаковых пестрых ситцевых косынках, обращались ко всем: «сестры» и сами были похожи, как сёстры, в своих косыночках. Так под пение и не заметили, как промелькнули городские улицы, потянулись широкие болотистые поля. А вот уже и деревня Хутынь, и в просвете деревенской улицы горит на солнце купол монастырской колокольни. И льётся с неё, и летит к самому ясному летнему небу такой радостный звон!  Над деревней, над возделанными монастырскими полями, над широкой синей рекой – над всей землёй! У мамы даже слёзы брызнули – от солнца, наверно, а у Севы как-то в носу защипало – наверно, от чистейшего воздуха, настоянного запахом полевых цветов и трав, и ещё чего-то… «Благодать!»  - сказали сестры в пестрых косынках и трижды перекрестились. Так же и Сева с мамой, и все другие крестились, и река паломников с городского и ещё  десятка других автобусов, приехавших из самых разных мест, зажурчала в гулкой арке  надвратного храма и вылилась на широкий монастырский двор, уже полный народу.

Продолжение следует