Я ирландец

Но мне не давала покоя мысль: Боже, у почтальонов других дел нет – только письма разносить, да трахаться. Это работа для меня, о да да да.

Чарльз Буковски «Почтамт»


Новый-новый-новый год, все мечты исполнит.
Новый-новый-новый год, мы на год запомним.
Новый-новый-новый год, не жалейте свечи.
Новый-новый-новый год, в новогодний вечер.

Стекловата "Новый год"


И не говори

Антоша





Почтальон Наталья Борисовна Синекура ненавидела свою работу. Не из-за маленькой зарплаты, — ей просто не нравились люди. Они постоянно и целенаправленно мешали её первоклассному досугу. Так, один нахальный старичок вывел её из равновесия, затребовав выдать пенсию. Этот артефакт давно минувшей эпохи каким-то образом прочитал её имя на специальной бумажке, информирующей клиентов Укрпочты о том, какой почтальон закреплён за их участком. Что совсем уж не укладывается в голове, больной ублюдок смог дотянуться до звонка, который по просьбе персонала установили как можно выше, и надавил на него три раза, даже не сломав руку! "Не сидится же дома старому пердуну!" — подумала Борисовна, отрывая тухес от любимого диванчика. Вместе с остальными товарками-почтальоншами она попивала кофе с круассаном и смотрела по маленькому цветному телевизору любимое телешоу — "Зважені та щасливі" (хоть Наталья Борисовна и болела за толстух, сама бы никогда не признала, что является одной из них, полагая всех этих кобыл машинами для уничтожения пищи, которым просто нужно поменьше жрать).
— Чего тебе, старче? — сказала она, высунув из служебного помещения, точно собака из конуры, одутловатую бульдожью ряху и плюнула в старика крошками круассана.
— Пенсия моя где? — прокудахтал разгневанный старичок, у которого аж поджилки тряслись.
— На бороде. Сбрил, наверное.
— Я хочу мою пенсию! Я ветеран! Почему всем дали, а мне нет?
— А я откуда знать должна? Дед, не шуми. Развыступался. Не дали, значит, на тебя денег не хватило. Ты кто вообще такой?
— Бадминтон Кудасович Взялберлин!
— Ну, раз взял, там и ищи свою пенсию.
— Я буду жаловаться! Дайте бланк! — Бадминтон Кудасович пригрозил почтальонше палкой.
— Ой, — сказала Наталья Борисовна, притворно изобразив испуг, — бланки закончились в том году. Шуруй на главпочтамт.
— А далеко это? Я больной человек и не могу самостоятельно передвигаться.
— Знаешь, как говорят? Язык до Киева доведёт! — напутствовала Синекура и ретировалась на диванчик. Через мгновенье из служебного помещения послышался упоительный хохот.
— Моя кошка три дня не ела, — промямлил ветеран, сел на стул и умер.
Допивая тёплый и оттого мерзкий на вкус кофе, Наталья Борисовна реконструировала в уме текущий день. Предметом её изысканий был чванливый гомункул с палочкой и возможные последствия, которые тот может повлечь. Час от часу кому-то из этих высушенных трухлявых недочеловеков, чья нога перманентно зависла над краем могилы, а вторая, чаще всего, парализована, удаётся-таки подгадить, накапав куда следует. Обычно это кончается формальным выговором от начальства, которому позвонили из вышестоящей инстанции, однако стоит лишь повысить долю с продаж "утерянных" посылок (одной из таких посылок был телевизор, который она сейчас смотрела), и начальство тут же умолкало. Наталья Борисовна компенсировала убыток тем, что повышала долю прибыли с пенсионеров. Если в прошлом месяце, разнося пенсию, она высчитывала из каждой 50 гривен, то в этом положит себе в карман 65.
— Девочки, вы посмотрите, какое платье! — одна из товарок Синекуры, Эмма Шанг Цунг, до подбородка скрытая штабелем картонных коробок, вскрывала клейкую ленту и извлекала на свет божий содержимое посылок. — Зеленое, — ворковала она, — как раз под цвет моих глаз.
— Нэ кувикай, — сказала Драпачка Серпентанго — гастарбайтерша из Закарпатья, где её родичи-лемки разводили коз, носили вышиванки и кибалки, а также танцевали гопака 24 августа. — У тэбэ очи гэть червони, як у того дидька. И я зара йих на сраку натягну, якщо нэ покладэшь тэ платячко на мисце. Чула?
— Шоооо, ****ь?! — моментально вскипела Шанг Цунг. — Это моё платье! Я его первая нашла!
— А я кажу, мэни бильшэ пасуе, пызда пыхата!
— Я, ****ь, вообще не понимаю, что ты говоришь! Говори по-русски, марамойка!
— Засунь ломаку соби в сраку! Ты дэ живэшь, ****ь? Цэ Украина, трясця твойий мами! Розмовляй дэржавною мовою! Хочешь тут житы и нэнавыдиты всэ украинське? Нам такых нэ трэба! Чемодан-вокзал-Москва!
— Одесса — русский город! Съебала на *** отсюдова к древним украм!
— ДЕВОЧКИ! — гавкнула Наталья Борисовна, наконец-то остановив поток словесных излияний. — Я телевизор не слышу! Чего вы завелись? Вон же полно коробок, что-нибудь для каждой найдётся.
К счастью, никто не стал оспаривать сей разумный довод. Жаль, что счастье оказалось весьма недолговечным: кто-то снова мурыжил звонок.
— Эрих, Мария и Иосиф Ремарк! — взревела, словно тигрица, раздосадованная Синекура. — Набежали, как на срачку.
Наталья Борисовна вышла из конторки. В помещении рядом с коченеющим трупом старичка её ожидал статный седой мужчина в камуфляжной форме, возможно, афганец. Пенсию афганцев Борисовна профукала на прошлой неделе, на Привозе, когда закупала подарки на Новый Год. Внуку — айфон последней модели; мужу, хоть и не заслужил, кружевное эротическое белье: пусть, увидев её в нём, оближется и вспомнит, какая знойная штучка ему досталась; собаке — годовой запас корма; ну, и конечно, себя, любимую, не обделила: съела пару тортиков, выпила разливного пива, заказала в секс-шопе резиновую куклу с физиономией Николая Баскова и пенисом Александра Малинина. Остатки денег ушли на продукты, как-никак Главный Праздник В Году не за горами, нужно накрыть богатый стол. Ибо как встретишь, так и...
— Тебе кого?..
— Меня зовут Асбест Полимерович Психодрама, — отрапортовал мужчина, и в руке его невесть откуда задымилась гаванская сигара. — Вы думаете, я победитель? Знаю, всем слышится в моём имени только "бэст", "асс" они деликатно предпочитают не замечать.
— Я, типа, сикаюсь от счастья. Дальше-то че?
— Fare pip; a letto*. Я вас понял. Как пел Боно, It's a beautiful day**. Могу я получить посылку?
_______________________________________________

* Fare pip; a letto (итал.) — мочиться в постели
** It's a beautiful day  (англ.) — это замечательный день


— Откуда ж мне знать? Может, можешь, а может, и нет.
— Pardon moi. Вы ведь почтальон?
— Чем докажешь?
— Но...
— Кино, вино и домино.
— ...вы же тут работаете!
— Похоже, что я работаю?
— Нет.
— Ну, вот ты и ответил на свой вопрос. Всё?
— Постойте. — Мужчина не на шутку разнервничался: на лбу выступили бисеринки пота, руки сжались в кулаки, а зубы перекусили сигару пополам. Выплюнув сноп искр, вторая половина упала на твердый армейский ботинок и, срикошетив, переметнулась в промежность покойного старичка. Благо промежность была сырой от предсмертных выделений, которые агонизирующий организм вытолкнул из всех отверстий, и ничего не воспламенилось. Кроме взгляда афганца. О да, всякое повидал он на войне: однажды, стоя в окопе с гаванской сигарой, он увидел, как бомба пролетела в 3 миллиметрах от его виска и, разорвавшись, превратила в кровавый фарш всех сослуживцев. Ни единый мускул не дрогнул на его лице. Он спокойно наклонился и подкурил от обугленного трупа павшего товарища. Но эта почтальонша — дьявол во плоти. В олимпийских соревнованиях по наглости она бы заняла все три места, вдобавок спросив: "А компот?" — Как же мне получить посылку?
— А я откуда должна знать? Я че, справочная? Вон, с паспортом в четвёртое окошко.
Мужчина оглянулся. За четвёртым окошком сидел плюшевый мишка и монотонно бубнил "Я тебя люблю". С другой стороны стекла столпилась очередь из двадцати двух человек со скучающими постными лицами. Все как на подбор уткнулись в экраны мобильных телефонов. Какая-то бабуля, тяжко выдохнув, повалилась на пол.
— Не зевай, — кивнула Синекура, — место освободилось.
Мужчина смиренно принял свою участь и направился занимать очередь. "Ну и денёк, — подумала Наталья Борисовна, — и врагу не пожелаешь такой работы!"
— Можно мне бланк на денежный перевод? — крикнул кто-то из толпы.
— Бланки закончились в том году, ребята. Свои пора бы уже приносить.
— Откуда ж я их возьму?
— Я почему должна знать? Это не мои проблемы. Нас государство не снабжает. Нет ни бланков, ни конвертов, ни марок и скотча.
— А то что? Я же вижу и марки, и конверты, и скотч за прилавком.
— Это золотой резерв для вип-клиентов.
— И сколько один конвертик?
— 100 гривен.
— 100 гривен за паршивый конверт?! Да вы чокнулись!
— Он съедобный, между прочим.
— Дайте три.
— Почему очередь не двигается? — выкрикнул какой-то умник, пока Синекура отпускала конверты.
— Музыку некому включить, — буркнула почтальонша.
— И долго нам здесь мариноваться?
— Пока не захрустите.
— Да вы совсем обнаглели! Я с утра стою! Где это видано, чтоб над людьми так издевались? Ваше 12-е отделение — худшее в городе!
— И че ты тогда припёрся?
— Как это — чего? Я живу через дорогу! Мне что, ехать за почтой на посёлок Котовского?
— Молодой-здоровый, не рассыпешься. Мог бы и покататься.
— Я пенсионер!
— Я тоже. Но не ору об этом.
— Я не ору, я с вами по-человечески разговариваю!
— А обычно ты че, поёшь как птичка? Ну, молодец, что выучил наш язык, я за тебя искренне рада.
— Почему вы хамите? Для вас вообще неважно мнение клиента?
Наталья Борисовна выполнила свой излюбленный трюк. Он заключался в наклоне головы, благодаря которому её подбородок складывался в три слоя, а взгляд исподлобья с приспущенными на кончик носа очками обретал особую выразительность. Взгляд этот как бы демонстрировал феноменальную проницательность и широкий спектр домыслов о генеалогическом древе человека, его интеллектуальных способностях и положении в общей картине мироздания.
— Важно, важно, — ответила почтальонша. — По шкале важности твоё мнение находится где-то между блевотиной туберкулёзного кокер-спаниэля и астрологическим прогнозом на 4025 год.
— Да ты говно с лимончиком! — не вынес испытания мужчина.
Голос Синекуры ни на йоту не дрогнул:
— Уважаемый, с такими выражениями — на главпочтамт. И вообще, пять часов — отделение скоро закрывается.
— Какие пять? Только двенадцать, — крикнула какая-то женщина.
— У вас график на двери: с 8 до 20:00, — поддержал оскорблённый мужчина.
— Дорогуша, ты часы не перевела, а в 12 у нас всё равно обед, — без запинки отразила атаку Синекура. — До 20:00 — это старое расписание, не успели поменять.
— Я ирландец! — крикнул Денис Лири.
В углу, прислонившись к стене, Франц Кафка достал блокнот и записал: "На почте я ощущаю себя настолько неважным, незначительным и малозаметным, будто козявка, застрявшая в навозе великана. Я ничтожен и бесполезен, я нуль. Даже в качестве донора внутренних органов я не смог бы принести какую-то пользу. Иное тело отвергло бы мою плоть, как нечто чужеродное, неорганическое, находящееся не в своей стихии. Земля воспротивилась бы мне и отказалась переваривать мои останки". Вернув блокнот в карман, он вытащил из подмышки книгу Владимира Сорокина "Очередь" и, укрывшись от недружелюбной реальности за тихим шелестом страниц, погрузился в чтение. Из-за обложки, на заднике которой пестрела красочная цитата ("Владимир Георгиевич, что вы думаете о будущем Укрпочты?" — "Знаете, Татьяна... я... собсна.... ммм... ммм... фуухх... собсна..."), торчали только уши.
Рядом с Кафкой, на стене, висела доска, и полненькая пухлогубая девушка в бифокальных очках скрупулёзно изучала объявления. Звали её Оскорбинка Дэнджерпусси, что как нельзя лучше отражало её характер. Оскорбинка закончила филфак с красным дипломом и планировала получить Нобелевскую премию по литературе или хотя бы Букера. Но, как говорится, не срослось. Оказалось, миру не нужны гениальные молодые писатели, впрочем, и просто талантливые тоже. После долгих скитаний она была не против стать второй Донцовой, однако эта ниша уже занята, Дэнджерпусси вынудили сбавить обороты и притушить костры тщеславия. То бишь опуститься до жалкой участи библиотекаря. Но и тут жестокая судьба разбила хрустальное сердце Оскорбинки: в работе ей отказали. Оскорбинка плакала и причитала: "Я в школе училась на одни пятёрки, у меня красный диплом филфака!" Директора библиотеки это почти впечатлило, он предложил должность уборщицы за пятёрку минетов. Потеряв надежду найти достойную её таланта работу, Оскорбинка на всё подзабила и села маме на шею. Располагая безграничным количеством свободного времени, она переквалифицировалась в литературного критика и стала завсегдатаем литературных порталов, где без устали строчила рецензии, обвиняя всех без исключения в графомании и отсутствии элементарных знаний грамматики, пунктуации и прочей дребедени, до которой никому нет дела, поскольку литературные порталы по умолчанию и есть заповедники графомании, где люди, едва могущие связать два слова, выставляют напоказ собственную глупость. Вот несколько примеров типичных отзывов Дэнджерпусси:

"Замечу, что на Литкульте, в целом, все читатели зрячие. И без капса могут прочесть название текста. Или автору самому плохо видно, что за рассказ он публикует?
(и еще по секрету скажу, что капс — это дурной тон, так пишут заглавие начинающие прозаики из пенсионеров или домохозяек, либо малограмотные графоманы, кои почитают свои сочинения достойными самых кричащих заголовков)"

"Замечу, что на Прозе.ру, в целом, все читатели зрячие. Отключите капслук, иначе не буду читать".

"Вы два раза написали "отец семейства"! Я не намерена тратить время на столь пафосный стиль!"

"Бред. С попсовой начинкой.
Кстати, мода на такую ересь прошла, сейчас уже стыдно глумить революционеров (народ проснулся), зато модно глумить либерастов.
Перепишите, пока не поздно.
А до Ленина Вам как до звёзд — не до пукнуть, не долететь."

"Любовь, не соглашусь! Какая, к черту, контркультура??? Это бессмысленное чтиво про письки-попки и кишки, которым Паланник целый рассказ посвятил. Читайте Достоевского! Вот там я понимаю... что не герой, то бесприютная русская душа!"

"Хтонический ****ец, если говорить в целом_).
А вообще — если оставить за скобками полный стандартный набор причиндалов анально-туалетного постмодернизма, то не останется совсем ничего.
Скучно"

И т. п., и т. х.
Дэнджерпусси скользила взглядом по объявлениям и всё больше приходила в недоумение: кто все эти люди? почему они чего-то достигли, занимаясь, по сути, фигнёй, а я нет? как попасть в закрытый клуб?
Среди всей чепухи, что ей довелось прочесть, наиболее запомнились нижеследующие:

ГОР КУЛИКОВ: КАК ПРОДАТЬ АЙФОН ЗА 50 СЕКУНД. (Под текстом почему-то изображен Глеб Самойлов с гитарой, а подле него — танцующий карлик с головой Дэвида Линча, на лацкане красного пиджака которого прикреплён бейджик "БОРАСТ".)

СИДИМ КАК ФУФЕЛЫ: ПИКАП-ТРЕНИНГИ ОТ ГУРУ АЛЕКСЕЯ КОНОБЕЕВА. ТЁЛОЧКИ ЛЮБЯТ УСПЕШНЫХ!

Я ВСЁ ЭТО ВИДЕЛ: РАССУЖДЕНИЯ О ПОЛИТИКЕ, КИНО И СПОРТЕ ДОКТОРА ФИЛОСОФСКИХ НАУК ВАДИМА ПЕТРОВА. (Под текстом изображен розовощекий младенец с седой бородкой, восседающий на золотом горшке. Роль туалетной бумажки выполняет потрепанный покетбук Платонова "Государства" из серии "Азбука-классика")

МИСТЕР ПРОЕБАЛ: КУРС УСКОРЕННОЙ ПРОЁБКИ ЖИЗНИ ОТ БЫВАЛОГО ДВОРНИКА МАКСИМА ТРЕТЬЯКА.

МИХАИЛ ВУРЦ: УРОКИ СТРИПТИЗА КОВАРНОГО МАРКИЗА.

ПОЭЗИЯ 31 ВЕКА НАШЕЙ ЭРЫ: ТВОРЧЕСКИЙ ВЕЧЕР ПОЭТА-ВЕТЕРИНАРА АНТОШИ ЧЕКМАРЁВА. ВХОД БЕЗ ПАЛАТОК СТРОГО ЗАПРЕЩЕН!

Я ПОСРАЛ, — СЕРГЕЙ ЕГОРОВ.

И последнее:

ГОСУДАРСТВЕННОМУ ПРЕДПРИЯТИЮ "УКРПОШТА" ТРЕБУЮТСЯ ПОЧТАЛЬОНЫ. ОКЛАД ОТ 5000 ГРН.

Пять тысяч гривен! Это на пять тысяч больше, чем она когда-либо получала. А главное, Укрпочта — чистый Томассон***. Здесь вообще не нужно работать, если умеешь утирать людям нос языком. Что-что, а эту способность на литпорталах она отточила до филигранного состояния.

_______________________________________________

***Томассон — идиома из романа Уильяма Гибсона "Виртуальный свет", обозначающая бесполезные, бессмысленные явления и предметы. «Исходный Томассон был игроком в бейсбол. Американец, очень сильный и красивый. В 1982 году он перешёл в «Йомиури Джайантс», за огромные деньги. Вскоре выяснилось, что он не может попасть битой по мячу».

Так, во всяком случае, ей казалось.
— Во-первых, — веско произнесла Дэнджерпусси, заполнив паузу, образовавшуюся в перебранке почтальона и черни, поскольку противоборствующим сторонам, как ни крути, иногда приходилось дышать, — закройте рот. Вы не дома, а на работе, обслуживание клиентов — ваша непосредственная обязанность. Во-вторых, позовите заведующую отделением, я хочу пройти собеседование насчет работы.
— Ой, — Наталья Борисовна явила миру золотые коронки в их первозданной наготе, сверкающие так ослепительно, что половина собравшихся мигом заслонилась ладошкой, — ты объявление прочитала. Умная, да? Читать научилась. Рыбка моя, а ты на дату посмотрела?
— Какую дату? Нет там никакой даты.
— Ну вот, такая молодая, а зрение уже ни к черту. Мелким-мелким шрифтом, на самом краюшке, напечатано что? 2005 год. А сейчас у нас что? 2017-й. Все вакансии ку-ку. Так что топай отсюда ножками. Пока трамваи ходят.
Оскорбинка растерялась. Такого финта она не предвидела и, как ни силилась, не могла разглядеть никакой даты.
— Тётя, вы не в себе, — сообщила она. — Повторюсь: нет там никакой даты.
— Очки протри, может, увидишь.
— Так. Заведующую сюда. Быстро!
— Как же я её закрытым ртом позову?
— А он у вас закрыт?
— А как же. Я ничего не слышу. А ты?
— Тогда прекратите светить в глаза фонариком.
Бум! Прямое попадание. Улыбка Синекуры слетела с бульдожьей ряхи, чуть не прихватив с собой кожу. Зубы. Её ахиллесова пята. И сучка это просекла.
— Всё, граждане, расходимся, — заявила Синекура с бесстрастным официозом, — почта закрывается.
— То есть, как закрывается? — выпалил кто-то. — Какого ж ляда мы тут полдня торчали? Ваш медведь не выдал ни одной посылки! Он собирается работать?!
— Лапка моя, у тебя искра в движке подскакивает. Где ты видел, чтоб медведи работали?
— Тогда я присоединяюсь к требованию барышни: заведующую в студию.
— Ну, если найдете, передавайте ей привет, — снова заиграла золотыми лучами Наталья Борисовна. — 17 дней до Нового Года. Мы с девочками уходим в отпуск. Па-па.
Она сделала толпе ручкой и юркнула, словно крыса, в служебный кабинет, не преминув запереть дверь на ключ.
— Возмутительно, — опешила Дэнджерпусси. — Она спорит круче, чем я.
— Верните ирландцам Ирландию! — проорал Денис Лири. На нём была зеленая футболка с черно-белым принтом Флэнна О'Брайена, запечатлевшим великого ирландского классика рассекающим пространство на велосипеде с воздетой рукой, гордо сжимающей грааль трансцендентной медитации — кружку наваристого портера. Изо рта вырывалось овальное облачко, в котором заключались такие слова: "I want to ride my bicycle, I want to ride my bike!"****
_____________________________________________

****цитата из композиции группы Queen "Bicycle Race": "Я хочу кататься на своем велосипеде, я хочу кататься на своем велике".


Вероятно, обуреваемый острой потребностью уподобиться кумиру, Денис Лири вдруг затянул хриплым разбитным голосом:
— Right proudly high over Dublin Town
They hung out the flag of war
'Twas better to die 'neath an Irish sky
Than at Suvla or Sud El Bar
And from the plains of Royal Meath
Strong men came hurrying through
While Britannia's sons, with their long range guns
Sailed in through the foggy dew*****
_______________________________________________

*****«Foggy dew» (рус. «Туманная роса») — общее название нескольких ирландских баллад-плачей. Эта песня описывает Пасхальное восстание 1916 г. и призывает ирландцев бороться за свободу Ирландии, а не за интересы Великобритании на полях сражений Первой мировой войны.

Неимоверно гордо, высоко над Дублином
Вывесили знамя войны.
Было лучше умереть под ирландским небом,
Чем под Сувлой или Сед-Эль-Баром
И с полей Королевского Мита
Сильные мужчины пребывали второпях,
Пока сыны Британии с дальнобойным оружием,
Выплывали из туманной росы.


Он выстукивал такты каблуком ковбойских сапог, потряхивая тамбурином, и народ внезапно подхватил ритм. Бабули божьи одуванчики прихлопывали в ладоши и подпевали, какой-то с виду умерший лет 15 назад алкаш свистел сквозь дырки в зубах, а чумазый слепой бомж аккомпанировал на балалайке.
— Товарищи, — выдвинулся вперед статный мужчина в камуфляже, — если никто не может заставить этого медведя работать, это сделаю я!
С апломбом, достойным звезды голливудских блокбастеров, афганец сиганул через стеклянный барьер и начал методично выколачивать из плюшевого мишки дерьмо. Однако, как он ни старался, зверюшка, будто заведённая, повторяла "Я тебя люблю" и этим её репертуар исчерпывался.
— КРУШИ ВСЁ НА ***!!! — прогорланил усопший 15 лет назад алкаш и проломил окно, выбросив вместе со стулом старичка, давшего дуба какой-то час назад.
В атмосфере коллективной ажитации позабылось, кто за чем пришел. Народ обуяла первобытная ярость и жажда разрушений. Оскорбинка Дэнджерпусси выудила из сумочки маркер и взялась исправлять орфографические ошибки и пунктуацию в объявлениях, снабжая комментариями каждую правку, а также подписью "Ха-ха-ха, я умнее всех!" Таксист Лохинвар Долото ради святого дела не пожалел старенький жигулёнок и проломил на нём стену, да так, что входная дверь вместе с петлями и косяком отпочковалась от камня и, профланировав под потолком, разбила все лампы. Вот серьезно, пока не осыпалась дождем осколков последняя флуоресцентная сволочь, дверь летала, как Дэвид Копперфильд. Пенсионерка Соломея Хюндай чудом исцелилась от паралича и, поднявшись из инвалидной коляски, в которой провела 14 не самых приятных лет своей жизни, швыряла об стенки калоприёмник, покрывая замысловатыми коричневыми узорами казенную штукатурку. Очевидцы утверждали: в неё вселился сам Джексон Поллок. Её боевая подруга — Клара Ктоукралмоикораллы — ничем не уступала соратнице в удовлетворении архаичной страсти: задрав до живота юбку и приспустив портки, она бегала и мочилась по углам, как кошка. Кстати о кошках. Рыжая лохматая бестия по кличке Розамунда тоже внесла лепту в виде пахучей 30-сантиметровой колбаски в торжество народного правосудия. Милиционер Эдгар Сельпо отцепил служебный ТТ-шник и разнес вдребезги кассовые аппараты. К вящему его удивлению те были пусты. Валюту хитрожелтые почтальонши сберегали в сейфе, а он располагался за дверью. Но нам ли горевать? Не беда: используя в качестве тарана железный протез ноги Амбара Кукареку, двое бравых солдат уже почти выбили филенку.
Денис Лири пел:

But the bravest fell, and the requiem bell
Rang mournfully and clear
For those who died
That Eastertide in the springing of the year
And the world did gaze, in deep amaze,
At those fearless men, but few
Who bore the fight
That freedom's light might shine through the foggy dew******
_________________________________________________

******Храбрейшие пали и панихидный колокол
Звонил скорбно и чисто,
По тем, кто погиб
В ту пасхальную неделю весенней порой.
И мир взирал в глубоком изумлении
На бесстрашных людей, немногих,
Кто вынес тяжесть сражения,
чтобы свет свободы мог сиять сквозь туманную росу.


Что же творилось по ту сторону двери?

<>&<>

— Извините, но я тут прячусь, — серьезно уведомил хмурый мальчик в костюмчике морячка. Мальчика звали Купидон Ирискин, и с виду он был вполне среднестатистический ребенок, разве что чересчур бледноват. Белокурые вьющиеся локоны обрамляли гладенький детский лоб, а под глазами пролегли фиолетовые тени. Губы цвета рябины выделялись, точно подкрашенные. Возможно, он страдал малокровием. Мало кто знал, чего достиг Купидон на своём нелёгком поприще. За неполные пять лет он убил, изнасиловал и расчленил 186 старушек. Были среди жертв и женщины помоложе, примерно возраста его матери, однако юный психопат отдавал предпочтение дамам в годах. Зрелые женщины, по его скромному мнению, не ждали от секса заоблачных высот и были рады самому факту. Настолько рады, что кто-то пропистонил их подержанную полуфригидную рухлядь, что готовы были заплатить жизнью. К тому же, когда тебе от роду всего 5 лет, перебирать половых партнёрш не приходится.
— Ты как сюда попал, засранец? — схватилась за ту область, где предположительно ухало сердце, Наталья Борисовна. Она еще не отошла от той трёпки, которую задала ей эта пухлогубая шлёндра и её подпевалы, а здесь уже очередной прыщ нарисовался. К тому же, она отлично слышала, какую они учинили вакханалию. Но даже не это смутило почтальоншу. В служебном помещении для персонала не было самого персонала. Куда пропали её товарки?
— Не волнуйтесь, тётенька, я их плотно запаковал, — Купидон показал ей моток скотча и ножницы. Нечто тёмное капнуло с их кончика на ковёр.
— Кого запаковал?
— Ваших подруг. Они все там, в коробках.
— В смысле?
— В смысле, — мальчик расстегнул зиппер и извлёк короткий розовый хоботок, — смоктаты.
С мокрым флюуп ножницы вспороли отвислое брюхо Синекуры и на секунду ей померещилось, что из её живота выпрыгнул клубок лоснящихся змей. Она ведь так их боялась! А теперь змеи ползали по её ногам, а она лишь стояла и смотрела, вытаращив глаза и ощущая скользящее по голени тепло.
— Это что... мои кишки?
— Да. Вам помочь их держать?
— Спасибо. Сама управлюсь.
Наступив дешевым резиновым шлепанцем, купленным в магазине "Всё по 5", на колечко, до боли напоминающее её любимую домашнюю колбасу, Наталья Борисовна споткнулась и рухнула, как поверженный мастодонт. Кишки неблагозвучно чавкнули, выпрыснув своё содержимое, покрытое желчной пеной. Первым делом Купидон перевернул труп на спину и избавил от одежды скальпелем из дедушкиного ранца. Дедушка был знаменитым хирургом, светилом с мировым именем, посему такие вещи, как аутопсия Купидона не пугали. Первую фотографию вскрытого тела он нашел в 2 года. В 3 самостоятельно попытался повторить увиденное на воспитательнице из детсада. Когда её, кричащую и влачащую за собой шлейф перепачканных в пыли кишок, нашли на полу туалета, Купидон запихивал под рёбра игрушечный домик из конструктора "Лего". Прибывшая по экстренному вызову родительница лишь пожала плечами: «Это же ребенок. Ему хочется познавать мир».
На счет Синекуры у него имелись другие планы. Он отрезал филейные части: ягодицы, груди и мышцы с внутренней стороны бедер, поместил в пластиковые пакеты и спрятал в ранец. Завтра он поджарит их на сковородке и угостит маму самыми вкусными в жизни котлетками. А сейчас... о да, пора бы отпилить голову. Где там ножовка?

<>&<>

Когда он завершил все процедуры, была ночь и на улице упала температура. Люди, неистово крушившие 12-е отделение Укрпочты, с радостью согласились помочь, несмотря на чудовищную усталость. Тело Натальи Борисовной, подобно остальным почтальоншам, расчленили на 20 равных частей и распихали в 20 разных коробок. Оскорбинка Дэнджерпусси, Соломея Хюндай и Клара Ктоукралмоикораллы надписали на посылках 20 разных адресов и приклеили марки. Ужа завтра коробочки отправятся в долгосрочное путешествие по территории Украины, как сказала бы сама Борисовна, уйдут на заслуженный отдых.
Однако не все части.
Кое-что встретит Главный Праздник в Году на просторах родной Одессы.
Таксист Лохинвар Долото подогнал микроавтобус, и толпа загрузилась внутрь. Они колесили по ночному городу, где все светофоры, будто сговорившись, мигали желтым светом, пока не достигли цели. Главная Ёлка города, установленная на Думской площади, если верить уполномоченным органам, тянулась ввысь на 30 метров. Раздобыли стремянку. Пока чудо-мальчик карабкался туда, где сияла огромная красная звезда, чтобы заменить её головой Натальи Борисовной, истощенные, но улыбчивые люди откупоривали шампанское, наполняли пластмассовые стаканчики и травили анекдоты, выпуская облачка пара изо рта.
— Приходит жена Вия к пластическому хирургу и говорит: "Поднимите мне груди".
— Какая профессия не требует наличия головы? Почтальон!
00:00. Все притихли, предвкушая торжественный момент: оставшийся в отделении афганец взорвал тротиловую шашку, и небо над ночным городом озарилось радужными сполохами. 12-е отделение взлетело на воздух, прекратив злокозненное существование. И хоть до настоящего праздника еще 17 дней, эти чужие друг другу люди, чьи права попирались годами, сплотившиеся благодаря наплевательству сотрудников государственной почты, пускай на миг, но ощутили себя победителями.

<>&<>

Какова же мораль сей истории? Так сказать, сермяжная правда. А мораль проста: пукать в аду — опасная затея, там везде огонь.



13 — 15 декабря, 2017

© Destroy What Destroys You Publishing