Глава 12 Как мы сыграли нашу жизнь?

Зинаида Леонидовна работала теперь в библиотеке, которую когда - то сама же собирала. Сразу же после окончания культпросветшколы она приехала работать в Белые Горы, где тогда уже имелся клуб, хотя располагался он не в таком современном здании, как теперь, а в обычном сельском доме, хотя не совсем в обычном, дом был более просторным и  более красивым, как можно догадаться, принадлежал он зажиточным людям, которых либо раскулачили и дом отобрали, либо они сами уехали. Так вот, парадокс заключался в том, что владельцем конфискованного властями дома был дед Зинаиды Леонидовны, то ест отец Марфы Гавриловны, сельский богач и ростовщик, Гаврила Белогорский.

Зиночка снимала угол недалеко от клуба и, работая в основном вечерами, с утра часто ходила в Никольское к своей тёте Марфе Гавриловне, у которой она жила и выросла и от которой уехала учиться. В это время сразу два парня посватали её, двоюродные братья, Павел и Константин. Она знала их обоих ещё со школы. Дело в том, что в Белых Горах, да и в Никольском, тогда были только начальные классы, а семилетка была лишь в Красных Марах, куда и приходили учиться ребята из обоих сёл. Ещё до революции там была очень хорошая церковно-приходская школа, которую закончила Марфа Гавриловна и её брат Леонид, хотя сами они жили в Белых Горах со своим отцом, а в Никольское тётя Марфа потом вышла замуж и взяла к себе Зину, когда та осталась сиротой. Так вот, Зина, Павлик и Костя учились вместе в школе, куда ходили из разных сёл, ходили пешком и в стужу, и в лютый мороз, и в снежную метель, и в осеннюю слякоть, хотя в зимние месяцы тётя Марфа устраивала Зину в Красных Марах на квартиру.

Оба брата были влюблены в Зиночку, да и кто по ней не вздыхал тайно и явно! Только Костя был понапористей, и не один раз он возвращался домой из школы намного позднее Павлика, так как путь его от Красных Мар пролегал совершенно немыслимым образом через Никольское. Но Костя приходил домой поздно ещё и потому, что провожая Зину до дома, он ещё ухитрялся зайти к ним в гости, потому что подружился с сыновьями Марфы Гавриловны, с Колей и Васей.

А Павлик был скромным и робким, он постеснялся бы зайти к ним, как говорится, смелость города берёт, и свой выбор спутника жизни Зина остановила на Косте, оставив таким образом более сдержанного Павлика в очень расстроенном состоянии, так чтo он даже не пришел к ним на свадьбу. Зина перешла жить к мужу, и так они прожили пять лет, к сожалению, не имея детей.

Вот в эти годы и собрала она первую библиотеку в Белых Горах, и так воодушевила своей идеей односельчан, что многие приносили ей книги, имеющиеся в доме, и кроме того некоторые считали своим долгом привезти какую - нибудь книгу для библиотеки из города, благо стоили они тогда не очень дорого. А потом библиотека начала получать "фонды" из района и в скором времени это была уже довольно богатая библиотека, где кроме полных собраний сочинений Толстого, Тургенева, Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Куприна, были сочинения Бальзака, Золя, Диккенса, и даже " Дон Кихот" Сервантеса.

Когда началась Великая Отечественная война, все мужчины пошли защищать Родину. И не вернулись ни Костя, ни Вася, ни Коля. Вернулся только Павлик, но раненый, он сильно хромал. Зиночка же после гибели мужа ушла от его родителей и вернулась жить в Никольское, где горевали всю войну вместе с тетей Марфой. После войны там тоже открыли клуб, правда в одном здании со школой, и Зина стала работать там, а Павлик занял ее владения, для него это была самая подходящая работа. Вообще - то он мечтал стать журналистом, и на войне писал заметки в военную газету. Но мечта не осуществилась, опять не хватило упорства и стойкости, да и ранение подвело. Легче жить дома с родителями, которые за ним ухаживали. С женихами на селе теперь были проблемы , и Павлик втайне надеялся, что Зина теперь выйдет за него. И опять неувязка. Приехал этот учитель истории, и надо же, в соседнем селе углядел - таки Зину.

И опять она вернулась в Белые Горы, но ее рабочее место уже было занято и отнимать его она не собиралась, съездила на курсы заведующих яслями и открыла эти самые ясли, которые переросли в детский сад - ясли, а потом и в детский комбинат. И вот теперь она оставила свой комбинат, который возглавляла с самого основания и вернулась в свою библиотеку, только уже в новом здании Дома Культуры, опять же построенном на том самом месте, где был старый клуб, то есть дом ее предков.
Хозяином в этом новом здании был Павел Николаевич. Директором он был известным, в Доме Культуры жизнь кипела, он ставил спектакли, концерты, устраивал всевозможные вечера. Вроде бы всю свою жизнь отдавал культурному досугу белогорцев и их воспитанию, потому что нередко любил поучать и взрослых и детей, да и за советами к нему многие обращались. Вообще - то можно сказать, что на селе его любили и жалели, за глаза ласково называли " Павлик "

Переход на новую работу оказался для Зинаиды Леонидовны не таким уж тяжелым, она наводила порядок в библиотеке, перебирала книги, вытирала пыль на полках и то и дело натыкалась на свои родные книги, кто бы мог подумать, что они до сих поp сохранились. Вот " Философские повести " Вольтера, она сама принесла эту книгу, одну из первых, свою собственную книгу, и была она тогда такой новенькой, в темно- бордовом переплете, а сейчас она старенькая, заклеенная, не раз ремонтированная, сколько же людей ее прочитало? Она узнавала книги, которые сама привозила из райцентра, книги, которые когда - то читала вечерами, ведь детей у нее не было, торопиться особенно было некуда. Книги были тогда ее друзьями. А вот и "Американская трагедия" Теодора Драйзера. Она купила ее в своем сельском магазине. Подумать только, в сельском магазине тогда продавали такие книги! Да, но появилось и много новых книг. Эти уже привозил из райцентра Павел Николаевич. Вот сказки "Тысяча и одна ночь" тогда их не было. И Зиночка вновь почувствовала себя молодой, а может быть, и стоит иногда поменять работу? Но ведь поменяла - то, она  ее на свою же собственную. А что касается детей, то они ее не забывали.
Те ребята, что ходили к садик, подбегали на улице и разговаривали, и первоклассники, бывшие ее выпускники, хвалились пятерками и показывали ей свои " звездочки" а те ее воспитанники, что были постарше и учились в средних и старших классах, все приходили к ней в библиотеку, кто за детскими книгами, кто уже за взрослыми, так что общение с детьми и с молодёжью у нее теперь было даже богаче, чем прежде. Тем более, что она принимала участие во всех клубных мероприятиях.

 Зинаиду Леонидовну дети любили, и секрет этой любви однажды открыла Вика.
Они как - то возвращались с мамой из Никольского и подходя к крайним домам, увидели, как на заборе сидели две девчонки и обрывали сливы в чужом саду. Вика удивилась: " Ну, как так можно!", и показала на них матери. Они приблизились к забору, тут девчонки их заметили и сидели не шелохнувшись, держась руками за ветки. Ни туда и ни сюда!
- Девочки, вы спросили разрешения у хозяев? - задала им вопрос Зинаида Леонидовна  почти ласковым голосом.
-Да, да! Спросили! - закивали головой девчонки.
- Ну, тогда ладно! - и они спокойно пошли дальше, услышав, как девочки тут же спрыгнули с забора и убежали.

Вот так тактично, не унижая достоинства человека, не оскорбляя его, можно на него воздействовать в воспитательных целях. И неважно, что девчонки на этот раз сказали неправду, в душе им стыдно, они все поняли, но гордость их не уязвлена, она дала им шанс для маневра. Так могла поступить только Зинаида Леонидовна. Любая другая женщина поступила бы по - другому, она закричала бы на них, обозвала бесстыдницами, воровками, и тогда они уж точно стали бы такими. И Вика смогла это оценить, она ведь тоже как - то лакомилась горохом на общественном поле, правда в частные владения она не полезла бы никогда. Но ведь разница небольшая.
И вот мама ее всегда обращалась с детьми так, будто это был не ребенок, а очень уважаемая личность, за это ее и любили, а Вика иногда обижалась, потому что с ней мать была гораздо строже, чем с другими, чужими детьми. Она даже как - то ей заметила:
- Мамочка, вот ты никого бы не отругала так, как меня сегодня!
На что мать ей ответила удивленно:
- Так ты ж моя! И если я тебя ругаю, это вовсе    не значит, что я тебя не люблю. Я и должна быть более строгой, более авторитарной, поскольку отец наш слишком с тобой сюсюкает, ах, доченька, ах, лапочка. Голос на тебя не повысит, упаси Бог! Если еще и я буду с тобой так обращаться, то кто же из тебя вырастет ? Ты будешь совершенно не защищенной. Я хочу приучить тебя к порядку, чтобы ты была рациональной, у тебя и так много фантазий в голове.
Возразить было нечего, и Вика должна была признаться в том, что она маму свою не только любит, но и очень уважает.

Что же касается Павла Николаевича, то приход Зинаиды Леонидовны в его вотчину, кажется, перевернул всю его жизнь, каждую свободную минуту заходил он к ней в библиотеку под благовидным предлогом - обсудить сценарий какого - нибудь мероприятия или просто рассказать какие - то местные важные новости. Вместе они готовили, новый спектакль Островского " Не все коту масленица", где в главных ролях выступали все четверо: мать, Дарью Федосеевну играла Зинаида Леонидовна, ее дочку Агнию - Виктория, роль богатого жениха, старого купца, играл сам Павел Николаевич, а его племянника, молодого приказчика, конечно, Сергей.
Совместные репетиции еще больше сблизили Зинаиду и Павла, так что совсем незадолго до спектакля Павел Николаевич вдруг ни с того ни с сего начал изливать свою душу Зинаиде Леонидовне, и только потом она поймет, что причина для этого была.

Они задержались с осмотром декораций, которые для них изготовили в сельской мастерской, это была самая настоящая комната с дверью, которая легко устанавливалась на сцене. Они оклеили ее обоями и отпустили помощников. Зинаида Леонидовна тоже стала одеваться, на улице была стужа, стоял январь . Павел Николаевич пытался за ней поухаживать и подал ей ее пальто с воротником из черно-бурой лисы. Она же в это время надевала на высокую прическу, тогда была такая мода, пушистый пуховый платок. Он залюбовался ею и тут его как будто прорвало :
- Что же Господь не послал мне тебя сюда пораньше? Даже общения с тобой на работе мне хватило бы для счастья, для успокоения души! Видеть тебя, слышать тебя, разговаривать с тобой, вот и всё, что мне нужно! Знать, что завтра я тебя снова увижу, смогу поговорить…
Зинаида Леонидовна слегка оторопела:
- Что с тобой, Павел Николаевич? - спросила она.
- Да, конечно, - продолжал он, как будто размышляя сам с собой. - За хорошего за меня не пошла, так разве ж пошла бы за xpомого, за увечного. И надеяться было нечего!
- Павлик , ты увечье получил на войне, другие - то вообще не вернулись! – укоризненно заметила Зинаида Леонидовна.
- Я обиду держал не на тебя, на жизнь! Хотел чем-нибудь да выделиться, а не получалось! Известным хотел стать, журналистом, в МГУ поступал, не приняли, потом решил разбогатеть, чем же ещё свою ущербность скрыть, выделиться наконец, своё отыграть?
- Павел Николаевич, ты же счастливый человек, ты живешь для других людей, сколько радости ты подарил людям! – убеждала его Зина.
-  Да, и прихожу домой, один, как перст, никто не приласкает, никто не обнимет, никто не спросит, ну, что мол, Павлик, устал? А ты с муженьком сядешь к самовару, наверное не наговоритесь, "у самовара я и моя Маша". – растравлял себя Павел Николаевич.
-  Да кто ж тебе не велел жениться? Да за тебя любая бы пошла! – продолжала возражать Зинаида Леонидовна.
-  А вот я на любой жениться и не мог. Не надо мне было никого, кроме одной. И выбрал я другой путь… Сейчас свернуть бы мне с дороги, ведь ты пришла, ты рядом со мной, как будто свет пролился передо мной, опомнился, да уж поздно, уж не получается!
- Павлик, что случилось?
- Письмо неприятное я получил!
- Поделись, расскажи!
- Не могу, не могу, Зинушка – Зимушка. Ну, иди, а то мне выговор  завтра от твоего супруга будет. - сказал он, опуская голову и отходя от Зинаиды Леонидовны. Она настаивать не стала, поскольку считала, что если человек сам не хочет говорить, то нечего у него допытывать его тайны, может быть, потом сам расскажет. И потом, время действительно, было уже позднее, и они попрощались.
Зинаида Леонидовна шла домой быстрым шагом, и снег хрустел под ее валенками, было морозно, градусов пятнадцать, а небо было звездным, и в ушах ее звучали нежные печальные слова: " Зинушка - Зимушка".
 
А что случилось вскорости? Морозы всё крепчали, и зайцы из леса прибежали в сады обгладывать яблони. А ещё Павел Николаевич отругал калиновских мужиков за то, что они зашли к ним в магазин с ружьями. Они оправдывались, мол, на зайцев пошли охотиться, вон их сколько развелось. А он обозвал их пьяницами, а не охотниками и запретил с ружьем заходить в общественное место, шли, мол, в лес, так и идите в лес, а не за бутылкой, а то сообщу, куда следует. К таким нравоучениям Павла Николаевича все в округе были привычные, и калиновские тоже, ведь Калиновка за лесом в полутора километрах от Белых Гор. Ну, мужики спорить не стали, выслушали его и уж, конечно, не больно-то испугались, но из магазина постарались уйти побыстрее, как только получили то, за чем приходили.
А на другой день в Белы Горах ставился спектакль Островского "Не всё коту масленица". И вот ведь только что были морозы, а тут вдруг оттепель наступила, до ещё какая!

Солнце повернуло на лето и в воздухе запахло весной, а ведь был ещё только январь. Оттепель так растопила снег вокруг Дома Культуры, что даже образовались самые настоящие лужи. Яркий электрический свет заливал площадь перед клубом, куда стекались, весело перекликаясь, толпы празднично одетых людей. Закаленные мальчишки без пальто и  без шапок сновали туда-сюда, толкая друг друга и задевая девочек, а те, сбившись в небольшие стайки, чему-то весело смеялись. В центре бисером рассыпалась задорная гармошка, и звонко перекликались озорные частушки. Оживление, начавшееся где-то в отдаленных уголках села достигало здесь бурного крещендо. Радостные возгласы, шутки, смех, смешивались с хлюпаньем талой воды и с мелодией нежданной капели, все вместе импровизируя необычную прелюдию к тому, что должно было произойти в сельском театре.

В фойе, в отличие от улицы, царила атмосфера сдержанности и ожидания чего-то удивительного. Там не играли, как обычно, в бильярд и не обсуждали последние колхозные новости, а чинно стояли и вполголоса обменивались незначительными замечаниями или медленно прохаживались туда- сюда в ожидании приглашения в зал.
Прозвенел звонок. Публика из фойе, хлынула в зрительный зал. Белогорские модницы с нескрываемым интересом рассматривали наряды друг друга, а степенные старички с бородами неспешно занимали места в первых рядах.

 Улицы Белых Гop опустели, затихли, только кое- где раздавался ленивый лай собак, да падала с крыш не ко времени раззвеневшаяся капель. Почти все жители села были в этот вечер в театре.

В гримёрной, чуточку взволнованные, хоть и старались казаться спокойными, артисты заканчивали свои последние приготовления. Все уже были одеты в старинные купеческие костюмы девятнадцатого века, а на сцене уже стояла купеческая комната, собранная и установленная добровольными помощниками.
Виктория, в длинном белом кисейном платье, стояла перед зеркалом и, подняв руки за голову, безуспешно пыталась застегнуть искрящееся огоньками ожерелье. Из зеркала на нее смотрела очаровательная барышня из прошлого века. Это уже была другая Виктория, то ли длинное платье делало ее взрослее, то ли меняла ее облик затейливая взрослая прическа - светлые локоны были подняты кверху и уже оттуда кудрявыми волнами разбегались по груди и плечам. Замочек никак не застегивался. Нетерпение и беспокойство одновременно отразилась на ее лице, и в эту минуту к ней подошел Сергей.

- Вам помочь, сударыня? - спросил он, слегка поклонившись. Глаза их в зеркале встретились и, не дожидаясь ответа, он осторожно взял ожерелье за застежку, коснувшись при этом ее прохладных пальчиков. Она стояла так близко около него, он касался губами ее шелковых волос, их аромат ударил ему в голову и, застегивая ожерелье, он наклонился и поцеловал ее в плечо.
- Ах, Сережа! - воскликнула она, и глаза ее еще больше потемнели.
Но она не успела его отчитать, потому что в это время к ним подошел особенно сильно в этот вечер хромая, Павел Николаевич.
- Внимание, все ли готовы? Начинаем! - говорил он, и взглянув на Викторию, не удержался. - Ах, ты моя красавица! Тебе бы родиться принцессой Франции, Дюма непременно написал бы о тебе роман.
- Мне неплохо здесь и сейчас - ответила Виктория, улыбнувшись. Она прошла на сцену и в щелочку в занавесе посмотрела в зал. Алексей Степанович и Марфа Гавриловна сидели в первом ряду. Прозвенел третий звонок, и шторы занавеса медленно раздвинулись.

Спектакль начался, и то волшебство, которое пленяет людей уже многие столетия, та сила, которая околдовывает, заставляет их плакать и смеяться, которая пробуждает в них добро и подавляет зло, эта отрада для сердца и пища для ума, которая называется "театром", заворожила зрительный зал.
Публика, затаив дыхание, следила за развитием событий на сцене. Она сочувствовала любви Агнии и Ипполита и боялась, что мамаша Дарья Федосеевна соблазнится деньгами и выберет в мужья для своей дочери богатого старика – купца, мечтающего жениться на молоденькой девушке.
Ипполит поцеловал Агнию в щеку, и за этим делом их застала матушка. Она сделала дочери выговор за её проступок, а Агния простодушно заявила: "Эка важность, поцеловал. Вот кабы укусил – это нехорошо!" В зале  засмеялись.
Потом прелестная Агния – Виктория сидела за большими старинными пяльцами, напоминавшими своеобразный станок, и вышивала, а Ипполит – Сергей нервно ходил по комнате. Они только что поссорились. Вот-вот должна была войти Дарья Федосеевна. Послышались даже её шаги за дверью. "Почему же Зинаида Леонидовна не заходит?" – думал Сергей. Сколько он мог ходить ещё вот так взад и вперед, ведь все слова уже были сказаны. А незадачливая мамаша Агнии всё никак не могла открыть дверь, створки  которой слишком плотно сошлись друг с другом. Наконец, она с большим усилием распахнула её и стремительно вошла в комнату.

-  Зинаида Леонидовна, поддержите! – громко на весь зал воскликнул Ипполит – Сергей, вместо положенного: "Дарья Федосеевна, поддержите!" Зал грохнул дружным веселым смехом. Хохотали так, что на несколько минут действие спектакля приостановилось. Смеялись не только в зале, но и на сцене. Виктория, несмотря на всё своё умение владеть собой, упала лицом на пяльцы, обхватив их руками, и безудержно смеялась, а у Зинаиды Леонидовны от смеха даже выступили на глазах слезы. Только один человек не смеялся, это был несчастный виновник всеобщего веселья Сергей – Ипполит, для которого переживания героя слились со своими собственными. А потом пришел его дядя, богатый старик и начал уговаривать Дарью Федосеевну отдать за него свою дочку. И так вот весь спектакль и продолжался, уговоры, надежды, волнения, переживания. Но в конце концов все разрешилось благополучно, Агнию решили выдать за Ипполита, а дядюшка- старик, то есть, Павел Николаевич, которому отказали, произнес такие слова:
- Как жить? Как жить? Родства народ не уважает. Умереть уж лучше, поскорей, загодя!

            И вот тут почему- то раздался выстрел, то есть сильный такой хлопок, и Павел Николаевич медленно стал оседать на пол и упал вниз лицом. Зал сначала ничего не понял, хотя от выстрела все вздрогнули, но подумали, так надо было по ходу действия, ведь он только что говорил о смерти, а кто в него стрелял, было непонятно, у Ипполита в руках пистолета не было, да и зачем ему было стрелять ? Артисты на сцене в первую минуту подумали, что у Павла Николаевича плохо с сердцем и как - то сразу не соотнесли выстрел с тем, что он упал, и только Дарья Федосеевна, то есть Зинаида Леонидовна подбежала к нему, и увидев кровь на затылке, громко вскрикнула.

 Алексей Степанович вбежал на сцену и приказал Сергею никого туда не пускать, кроме врача, фельдшер была здесь же в зале, но,  кажется, ее помощь уже не понадобилась, Павел Николаевич не шевелился и по всем признакам был уже мертв. Он был убит наповал одним выстрелом, одной пулей. Несколько мужиков и парней выбежали на улицу и обследовали все пространство вокруг Дома Культуры, не думая о том, что это небезопасно, ведь убийца был вооружен, но тщетно. Подозрительных лиц не нашли. Вот так ужасно и закончился этот спектакль, все были просто в шоке.
Утром приехал следователь из района, и в тот же день были арестованы два калиновских мужика, которых накануне Павел Николаевич прогнал из магазина за то, что те зашли туда с ружьями.

Семья Казариных была потрясена случившимся. В ту ночь никто из них не мог уснуть, и тетя Марфа сидела с Викой и Зиной и утешала их, как могла. Она осталась у них на несколько дней. На похоронах Павла Николаевича Зинаида Леонидовна очень плакала, и когда подошла прощаться, то ей вдруг показалось, что кто- то его голосом тихо сказал: “Зинушка – Зимушка”, и она чуть не упала в обморок. Вот когда она поверила в дочкины "фантазии". Никтo ее горю не удивлялся, все знали, что последнее время они работали вместе, и спектакль ставили вместе и играли в нём вместе. Но ушёл он один, хотя на сцене их было много. Значит, срок пришел только ему. На памятнике вместо креста были звезды, он ведь был инвалидом войны и заслуженным деятелем культуры. Даже в областной газете появился некролог.
И кто теперь в Белых Горах будет ставить спектакли, давать балы - маскарады и проводить интересные вечера ? Кто - нибудь да будет. "Свято место не бывает пусто. "  Но таких развлечений, как при Павле Николаевиче уже не будет! Незаменимые есть!