Глава 13 Расследование

В течение нескольких недель случившееся в Белых Горах было темой для разговоров и обсуждений, эмоциональнее состояние, настроение жителей села было очень удрученным, случай из ряда вон выходящий, такого во всей округе еще не случалось никогда. Где бы кто ни встретился, у колодца ли, у забора ли, в магазине ли, говорили только об этом. Убить известного культурного человека, инвалида войны, не ограбив его и не забрав у него ничего, можно было только из мести. Но калиновских мужиков пришлось пока отпустить, взяв с них подписку о невыезде, потому что уже было установлено, что убили Павла Николаевича не из ружья. Но следствие предполагало, что мотив у них был - ссора в магазине, тому было несколько свидетелей, а пистолет можно было и спрятать.

Односельчане же слабо верили в это, такие ссоры в деревне случаются каждый день, и если бы из - за этого убивали, то все село было бы уже изведено, тем более, что Павел Николаевич любил поучать. и все это знали, и кто - то мог огрызнуться, но чтоб такое...
Больше всех случившееся переживала Зинаида Леонидовна. их последний довольно странный разговор все никак не выходил у нее из головы. " Я получил неприятное письмо." - сказал он ей. Она не замедлила сообщить об этом следователю. Спрашивали его родственников, обыскали все в доме, в кабинете на работе, письма нигде не нашли, поэтому предположили, что он мог его просто сжечь, следы терялись.

Кто- то видел в селе постороннего человека, но было темно, описать его толком никто не смог, а может этот кто- то был из соседнего села ? Вот так думали, гадали, выдвигались разные версии и совсем терялись в догадках, ну, кому мог помешать в общем - то одинокий и вроде бы безобидный человек, да еще и увечный, такой, что и убежать - то далеко не мог.

Зинаида Леонидовна вспомнила и другие его слова, которые не могла сказать следователю, "Если б ты пришла пораньше ! ", "Я выбрал другой путь", и "Захотел даже разбогатеть, чтобы как - то выделиться, возвыситься над всеми." Что все это означало ? Держать в себе такие подробности их недавнего разговора становилось невмоготу, нужно было с нем - то поделиться. Но с кем? С мужем? Он будет просто ее утешать. С крестной? Она сильно расстроится, подумает, что Зина как - то замешана в этой истории. А если с Викой? Ее девочка такая отзывчивая и такая внимательная и может уж не примет так близко все к сердцу. И Зинаида Леонидовна рассказала все дочери. Тем более, что конец этой истории, ее трагическая развязка, произошла у нее на глазах, рядом, на сцене. Виктория выслушала ее внимательно. Мама, почему ты мне не рассказала об этом сразу же? Это так интересно! Нe сыграла ли ты еще какую - то роль в его судьбе?
-  Ты что, Вика ?
-  Нет, нет, не пугайся, мамочка! Возможно Павел Николаевич благодаря тебе что- то хотел изменить в своей жизни к лучшему, но ему не дали сделать это! Если эта история зацеплена за тебя, то мы ее раскрутим, потому что то, что касается тебя, я чувствую особенно сильно. Пойдем - ка мы с тобой походим по клубу. Так, погуляем по местам, где столько времени проводил Павел Николаевич. Может навеются какие - то мысли.

Надо сказать, что после осмотра Дома Культуры милицией и следователем, он находился на замке. Зинаиде Леонидовне, конечно, тут же предложили должность директора, но она наотрез отказалась, заявив, что с нее будет достаточно библиотеки. И пока в районном отделе культуры подбирали нового завклубом, Д К был закрыт. А в библиотеку вел отдельный вход с другой стороны, со своим крыльцом и лестницей, так что Зинаида Леонидовна продолжала работать, не сообщаясь с основными апартаментами, хотя в ее библиотеке была внутренняя дверь, через которую можно было легко попасть в клуб, она соединялась с гримерной, и именно через эту дверь Павел Николаевич приходил в библиотеку по сто раз в день, и этой же дверью он пользовался раньше, когда совмещал работу завклубом с должностью библиотекаря.
Но сейчас эту дверь Зинаида Леонидовна заперла на крепкую задвижку, так было спокойнее.
Итак, то, что Дом Культуры был на замке, для них не было помехой, и они, спокойно отодвинув задвижку, пошли обследовать все помещение. Сказать, что Зинаида Леонидовна чувствовала себя спокойно было бы натяжкой, она испытывала волнение и даже какую - то боязнь. Что же касается Виктории, то она казалась спокойной и сосредоточенной. Они, обошли все помещение, фойе, бильярдную, вестибюль, большой зрительный и он же танцевальный зал с наклонными полами и убирающимися стульями, погуляли по сцене, зашли в гримерную, где осенью шаловливый козленок мешал объясниться в любви властителям двух миров, а неделю назад здесь наряжалась целая купеческая гильдия. В кабинет директора они только заглянули, но заходить на стали, в нем и так перевернули все вверх дном, и Вике не захотелось туда идти.

Во всех помещениях стояла необычная тишина и пахло смолой и соснами, Дом Культуры был построен из нового леса. Они вернулись в гримерную, и Виктория обошла еще раз эту большую прямоугольную комнату. Что - то ее притягивало сюда. На стене висело огромное зеркало, в правом углу стоял большой шкаф с разными атрибутами после Новогодних праздников. Виктория стояла возле шкафа, но смотрела не на него, а на пол. Здесь половицы были короткие и образовывали как - бы четырехугольник, и если бы к нему был прибит какой- нибудь крючок, то можно было бы подумать, что это крышка подпола. Но никакого крюка не было и более того, часть этих половиц была закрыта шкафом. Им стоило больших усилий, чтобы отодвинуть шкаф.

У Виктории с самого начала, как только они пришли сюда, возникло такое ощущение, что из- под пола идет какое - то магнитное притяжение, у нее ноги как бы прилипали к половицам. Зинаида Леонидовна ничего подобного не испытывала. Виктория решила, что под половицами что - то есть и попросила мать принести ей что- нибудь острое, но, увы, кроме ножниц они ничего найти не смогли. Пришлось зайти в кабинет директора, и там за печкой нашелся маленький топорик.

Как Виктория и предполагала, половица поддалась и край ее приподнялся. Они смогли ее вынуть и так одну за одной они вынули досок пять и увидели, что здесь действительно было подполье, заполненное какими - то ящиками. Два ящика, похожие на яблочные, стояли рядом , накрытые фанерными крышками. Крышки даже не были приколочены. Осторожно Зинаида Леонидовна сняла одну из них, в ящике лежало что - то , завернутое в газету. Она вынула это "что - то" и развернула газету. Их изумленным взорам предстала великолепная старинная икона Богородицы с младенцем Иисусом. Оба ящика были заполнены старинными иконами в серебряных и бронзовых окладах. Такому богатству просто не было цены.

-  Эти иконы из нашей церкви. - сказала Зинаида Леонидовна. – Церковь у нас старинная и иконы могут быть очень старыми. Когда церковь закрыли, то иконы были припрятаны в домах, их растащили, кто смог. Я слышала, что Павел Николаевич их собирал, кто бесплатно ему их отдавал, а кто и за деньги. Но вообще - то сделки совершались тайно, я узнала об этом случайно. О таких вещах, как иконы, сейчас говорить не принято.

-  Мама, смотри, а вот и письмо! Он бросил его в ящик, и оно провалилось вниз.
Конверт не был заклеен, Вика подумала, что на письме могут быть отпечатки пальцев и вынимать листок не стала. Все же она сказала матери, что, если захотеть и сосредоточиться, то можно бы прочесть письмо, не вынимая из конверта. Зинаида Леонидовна ей не поверила, но Вика опять сказала, что в письме содержится угроза, даже перед мамой она старалась слишком свои способности не проявлять, ведь если это считается отклонением от нормы, то стоит ли такие способности в себе развивать?

Они вернули икону на место в ящик и сверху положили письмо. Потом закрыли библиотеку, и Зинаида Леонидовна пошла звонить следователю, который и приехал часа через три в этот же день. Всего насчитали двадцать икон разного формата. Их забрали и отвезли на экспертизу. Следователь, поскольку Зинаида Леонидовна и Виктория так ему помогли, прочел им содержание письма. "Если не выполнишь условия договора, отправишься к праотцам." И еще следователь сказал, что на сберкнижке у Павла Николаевича хранилось тридцать тысяч рублей.

Откуда у скромного служащего такие немыслимые деньжищи? Скорей всего благодаря незаконной продаже икон неизвестному лицу. Оставшиеся иконы Павел Николаевич по каким- то соображениям продавать передумал, за что поплатился жизнью. Свою угрозу покупатели исполнили. Вот такая вырисовывалась версия. Письмо пришло из города Владимира, во всяком случае там оно было опущено в почтовый ящик.
-  Письмо было написано не во Владимире. - сказала Вика.
-  Откуда вы знаете? - поинтересовался следователь.
-  Вы должны были меня спросить, где оно было написано, а не откуда я это знаю. - заметила Виктория.
-  Хорошо. - поправился следователь. - Где оно было написано ?
-  В небольшом старинном городе, в очень красивом, в нем очень много церквей, целые комплексы, монастыри, церкви, там много туристов, они ходят и все осматривают.
-  В Суздале , что ли? - догадался по описанию следователь.
В его вопросе звучала правда.
-  Да, это так. Ищите их там, где вы сказали.
-  Кого их?
-  Их было двое. Один из них- священник.
- Но откуда вы все это знаете? - не унимался следователь.
- Я это вижу каким- то внутренним зрением. По-другому я не могу объяснить.
-  Ваше видение к делу не пришьешь. Нам нужны доказательства.
- Тогда ищите их! - сказала Вика.

Через некоторое время в Белые Горы привезли двоих людей из города Суздаля и один из них был священник. Следователь потом рассказал Зинаиде Леонидовне, что они продавали иконы за границу за большие деньги. Покупатели ждали новую партию, а самые ценные иконы продавец поставить отказался. Эти двое подумали, что он их просто обманул и перепродал товар другим лицам. За это его и ухлопали, вроде, как отомстили.

Выстрел был произведен прямо со сцены, через окошечко декорационной комнаты, за задней стеной которой оставалось еще много места, и там убийца прятался, потом, выждав удобный момент, пробрался к боковой стене комнаты к окошечку, из зала его не было видно, так как занавес был задернут до стенки комнаты, и там образовалась свободная ниша. Выстрелив в окошко, он беспрепятственно покинул сцену, спрятался в углу гримерной за печкой, и когда все побежали его искать, то выбежал и он. Его страховал еще один человек, который сидел в зале вместе со всеми зрителями, и вот на этого второго кто- то и обратил внимание, но задержать не удалось никого. Они быстро в темноте покинули село, и ночью же ушли на трассу. Первая же попутная машина увезла их с места преступления.

С Калиновских охотников сразу же было снято подозрение, как только был обнаружен тайник с иконами, которые, кстати, оказались довольно ценными. Через некоторое время из района приехали какие- то начальники, они пошли на кладбище и сорвали все звезды с ограды и с памятника Павлу Николаевичу, вместо героя он оказался расхитителем общественной собственности, врагом, предателем и так далее. Для Зинаиды Леонидовны он остался запутавшимся, несчастным человеком. Теперь ей был понятен весь смысл их последнего разговора. С приходом Зинаиды Леонидовны в его владения, жизнь его изменилась, стала интересной, значимой, и он усовестился тому, что делал, хотя понимал, что дорога назад ему заказала, что его могут убрать, но наверное до конца не верил в это и не поостерегся. Да и как остерегаться ? Закрыться на замок и сидеть дома ? Так и там найдут! А повиниться милиции, выдать всю группу, он не рискнул, в тюрьму он не хотел, да может и деньги возвращать было бы жалко. Так и не успел он их потратить.

Зинаида Леонидовна размышляла над тем, как он, то есть, Павлик, мог к этому прийти? Ведь воевал за Родину, потом у него была хорошая работа, неужели увечье, ранение и отказ любимой девушки могли так озлобить его? Ведь жил он среди людей и пользовался их уважением! И зачем ему было нужно столько денег, ведь у него не было собственной семьи? Так и не смогла она понять его. Но, видимо, когда - то сделала правильный выбор, подспудно понимала, что не тот он человек, который ей нужен. И не ошиблась. Не было в нем настоящего внутреннего стержня, стойкости, мужества, патриотизма. Марфа Гавриловна вскоре опять приехала к ним на недельку, и как - то Зинаида Леонидовна поделилась с ней своими терзаниями.

-  Мама, я вот думаю, что если бы я не пришла тогда работать в библиотеку, может быть Павлик был бы сейчас жив? Я как будто была косвенной причиной его гибели. Ну, продал бы он иконы, получил бы деньги и жил бы себе припеваючи. На это Марфа Гавриловна ответила ей:
-  Ты не спасла ему жизнь, но ты спасла его душу. Его заблудшую душу. А ведь мог быть еще один путь - тюрьма, позор и бесславие, ведь все могло открыться. А  сейчас он раскаялся и искупил свой грех. А грех был большой, торговал не чем - нибудь, а святыми иконами, ему не принадлежавшими. Бог ему судья! А себя не вини! Mожет Господь специально так распорядился, что захотел его душу спасти через тебя. А ты - то ведь совсем ничего не знала.

-  Вот и Вика говорит, что я как - то была просто зацеплена...
- Мы все -звенья одной цепи, дочка. Только мы вот сцеплены так: я, ты, Вика, мы все рядышком, а другие подальше, но ток, если пропустить, пройдет через всех, и на всех все отразится. Один сделает плохо, а всем расплата, другой сделает хорошо, а всем польза. А то, что любил он тебя безответно, так со многими беда такая случалась, я вот вам про такую любовь могу историю одну рассказать, про брата моего Лёню, про отца твоего, Зиночка, а тебе, Вика, он дедушкой приходится. Расскажу я вам, как в него наша барыня влюбилась, и что из этого вышло.
-  Ой, тетя Марфа, расскажи, пожалуйста! - воскликнула Вика.
-Я тоже хочу послушать. - согласилась и Зинаида Леонидовна.


Третий рассказ Марфы Гавриловны.



Любовь - непрошенная гостья.
Вот как матушка наша Анфиса померла, так и остались мы с Лёней сиротами. Мачехой нас Бог миловал, да ведь и мачехи разные бывают, только не женился больше Гаврила- лютый, да и кто добровольно-то на смерть пойдет? Батюшка наш с головой в дело ушел, в дело свое ростовщицкое, а друзья - то у него жандармы, да урядники.
Хозяйство в доме я с малых лет сама вела, а Лёнечка все отцу помогал, ездил с ним куда - то, дела какие - то делали.

Мы с ним оба грамотные были, сначала у дьячка нашего училися, а потом в школе церковно - приходской в Красных Марах, это еще при маменьке было. Учение нам разное нравилось, меня учителя за грамматику хвалили, да песни, да сказки читать я любила, а Ленечка, брат мой, в арифметике превзошёл, задачки решал, ну, прямо в уме, ох, смышленый был насчет этого, да и грамматика у него ладилась, ко всем предметам способности имел. И вот, как одолели мы церковно - приходскую школу, так на этом образование наше и закончилось.

А тут в пору входить стали, я уж в косу ленту вплетала, a Лёня мой по праздникам жилет надевал. Леонидка - то с отцом дюже ладили, и батюшка не раз все говаривал : " Хоть помощника я да вырастил!" А однажды пошла я к маменьке на кладбище, смотрю, а там на её могилке  батюшка стоит, я глазам не поверила, по лицу его слезы катятся. А как заметил меня, слезу сразу смахнул и говорит :" Матушка ваша , если б захотела, могла бы из меня веревки вить. Другие мужья домой приходят, жены им на шею кидаются. А я от нее ни любви ни ласки не видывал. Не поверила я ему, глаза вниз опустила и молчу, а сама думаю: "А за что любить - то тебя было? За жестокость твою? Если ты насильно ее замуж взял, так не бить ее надо было, а подарочки носить, да слова ласковые говорить, вот тогда бы она мал по малу к тебе и попривыкла и душа ее к тебе бы повернулася. Так что не ее винить надобно было, а с себя самого спросить." Подумала я так, а вслух ничего ему не молвила, что толку говорить, злить только! Я вообще от дел батюшкиных да Лёниных в стороне была. Мне бы только в посиделки сходить, да песни старинные послушать! Только один разок мне любопытно было, когда резной ларец привезли.

А привез отец откуда - то сундучок такой маленький, да весь резной - расписной. По крышке травы, да цветы расцвели, а с боков птицы диковинные крылья распустили, да ларец тот и обхватили. А цветы и птицы те из ажурной резьбы были сделаны. Как увидела я ларец тот, так долго им любовалася, все дивилась на работу тонкую, на резьбу ту распрекрасную.

И до того ларчик тот мне понравился, что решилась я попросить у батюшки, не подарит ли он мне ларец тот, я бы в нем ленты да кружева свои хранила. Глупая тогда еще была, ну, и впрямь девчонка завистливая. А батюшка мой Гаврила засмеялся, да и вымолвил: " Ишь, чего выдумала, под кружева ларец! Для другого сподобится!

 Буду в него Лёнидке наследство класть, а ты, Марфутка, приданое из него получишь, а что останется, мне на старости обеспечением будет! " С этими словами ларец тот и запрятал куда - то, только Леня знал, где он лежит. А через недельку всего Ленечка мой мне шкатулку под ленты подарил, тоже красивую, до сих пор храню ее с безделушками разными.

А Лёня - то, брат мой, каков красавец вымахал, барон, да и только! Лицом на матушку похож, да статный, да ловкий! Да умница! Батюшка Гаврила его в осмнадцать лет в барские имения на службу пристроил. Управляющим у князя англичанин был, а доктором - немец. Барин, то есть, князь, жил в Париже, а в нашем имении проживала его сестра, княжна, мы ее барыней звали, а годков ей было аж за двадцать пять, и была она незамужняя, видать по нраву никто ей не пришелся. Еще помню, что имя у нее было очень красивое- Элеонора, мать ее немкой была. А мы между собой ее попросту называли - Ленора. А еще помнится, барыня наша так прекрасно пела, голос у нее был удивительный. Мы, бывало, проходя мимо замка, спрячемся за деревьями и слушаем как из открытых окон  соловьиные трели льются. И пела не по - нашему, арии итальянские, как потом мне Леня объяснил, а как за душу хватало, так бы слушал и слушал ее! А певицей - то зачем ей быть, ведь и так богата!  Да кто бы позволил ей ! Вот и пела в свое удовольствие.

И вот наш Леонид, попал к ней в услужение, вроде как пажом у нее стал, не только карету ей подаст, но и в карету подсадит, и куда надо ее проводит. Нарядила она его в дорогие одежды и занялась его воспитанием, по- английски, по - немецки и по- французски стала его обучать, а Лёня до того башковитый был, и память у него была такая, что только раз чего- нибудь услышит, так сразу и запомнит. Скоро он с управляющим по- английски стал разговаривать, с доктором по - немецки, а с барыней - по - французски. Вот ведь умница какой был!

Барыня и меня желала учить, даже в гимназию меня хотела отправить, да батюшка не разрешил, в ноги ей поклонился, мол, хозяйство вести некому. Вот ведь понятия тогда какие были, так мне дорожку и перешел, а то ведь могла бы и ученой стать.
И так это Леонид мой в имении барском прижился, что слухи разные ходить стали, да вслух - то кто произнесет, так между собой шепталися, будто бы барыня Элеонора к брату моему любовью воспылала, все время видеть его желает и около себя держит постоянно. И взаправду, дома он стал мало бывать, все больше в имении время проводил, ну, я думала, дел у него там много, забот всяких, а заботы у него были любовные. Пришел он раз домой и мне проговорился, что барыня тайно его к себе в опочивальню проводит и уж так ласкает его, так целует его, Аполлоном называет, и стал он ей вроде, как тайный муж.

И так я расстроилась, узнав про это, так распереживалася, зачем, думаю, имя иностранное ему дала, у него и свое красивое есть- Леонид. Аполлон - это Бог, а Леонид тоже царь был, я ведь грамотная была, историю тоже учила и книги читала. В церковно-приходской школе нам знания очень хорошие давали, у меня учитель такой образованный был, что я каждую косточку в теле человека могла по - латыни назвать. Ну, это я отвлеклась немного. А вот, что мне особенно не нравилось, так это не то, что она постарше его была, выглядела она распрекрасно, разодетая, напудренная, в шляпке, работой не измучена, а то, что встречалась она с ним тайно. Я рассуждала так, что ежели полюбила она Леню, так выходила бы за него замуж, сделала бы его барином, или бы сама крестьянкою стала, так нет же, все в тайне делала. Ну, это я тогда так думала, девчонкою, сейчас - то я уж по - другому все понимаю, кто ж ей бы позволил такое?

Вот так и держала брата моего! Хорошо ей видать с ним было! А ему- то ведь жениться пора! Но она про это и не думала совсем, а ему тоже не приспичило, а зачем ему жениться после барыниных ласк? Он на девушек на сельских и смотреть - то не хотел! Мимо пройдет и не заметит их! Понятное дело, не в шелках, да в бархате ходили, как она, а в простых сарафанах.

Стал Леня в пору входить, глаз от него не отвести. Все девчата сельские были от него без ума, а он - ни к одной пристрастия не имел. Бывало и побалагурит с ними немножко, когда в деревню придет, да и опять скорей в замок отправляется. А барыня Ленора совсем с ума по нем сходить стала, и задумала она его с собой заграницу увезти. А мать ее родом была из Германии, и у нее родные там были тетки и кузины разные. И решила она его увезти и выдать там его за благородного, русского языка ее родные в Германии не знали, а он по- немецки, как иностранец говорил, мол, не поймут, что из крестьян. Манерам она его обучила, да еще и по- английски и по-французски Леня разговаривал! А обвенчаться решили здесь, но тайно. Одни тайны у нее на уме были!

Я, как узнала, что Леня от меня уедет, так три дня ревела, не переставая, всю подушку слезами измочила. А батюшке сказать нельзя, Леня с меня слово взял, и обещал меня потом к себе в Германию вызвать. Но я никуда уезжать не хотела, я очень свою родину любила, и село наше, и луга и поля, и лес и реку, и подружек своих. Не могла я бросить все это и ехать на чужбинушку. И Леню, заступника моего и защитника я тоже терять не хотела. Что было делать ? А он ведь мне сказал, что хотелось ему другие земли повидать, посмотреть, как там люди живут, это она ему все про разные страны рассказывала, завлекала его, чтоб уехал он с ней.

Думала я думала, как тут быть, и вот что придумала. Была у меня подруженька одна уж очень даже симпатичная, голубоглазая, губки малиновые, личико беленькое и звали ее Машенька. И вот еще как - то раньше она призналась мне, что уж очень ей мой Лёня приглянулся, сказала, что сердце у нее замирает, когда она его видит. Но я тогда рукой махнула, пустое дело, мол. А тут призадумалась. Неужто, думаю, Леня может эту барыню в самом деле любить? Она мне тогда уж старой казалась, мне- то было всего пятнадцать, а ей к тому времени все тридцать исполнились. Нет, думаю, тщеславие только одно у него, да корысть, мол, барыня  все- таки, богатая, да разодетая, да властная. И решилась я на такую хитрость пойти, Господь меня за это, наверное, не простит.

Нарядов у меня было много, это по- справедливости надо сказать, и Леня меня наряжал, и батюшка иногда обновки покупал, и барыня подарки присылала. Никто лучше меня в деревне не одевался, и платья у меня были все городского фасону. Вот откуда у меня до сих пор интерес к красивой одежде сохранился. А у Маши, конечно, ничего этого не было.

Вот однажды, когда я Лёню домой ждала, батюшка тогда в отъезде был, пригласила я Машу к себе и нарядила ее в свое платье, в льняные косы красивые ленты вплела, одну косу по груди распустила, а другую на головку приделали, это мы сами так придумали. Надушила ее духами, которые мне барыня прислала, и когда в окно Лёню завидела, сказала ей, чтоб она дверь ему открыла.
Маша дверь распахнула, Леня вошел и хотел мне что-то сказать, ан, глядь, вместо меня русокосая голубоглазка стоит. Он так и обомлел и удивился до крайности и спросил: "Под каким это ракитовым кустом такая лесная незабудка выросла?

 Я подскочила, сказала, что это моя подружка, и бросилась его целовать. Он меня тоже поцеловал неторопливо, в одну щечку, в другую, в лобик, отпустил и сказал ей: "Ну, иди, и тебя поцелую!" Она подошла к нему, не растерялась, а он обнял ее и в губы поцеловал. А потом прошел к столу и начал подарки выкладывать, которые для меня принес и опять: " Ну, делите подарки пополам, подружки! "

Мы засмеялись и вмиг все подарки разобрали. А потом на стол накрыли и сидели угощалися, а он все на Машу смотрел. И вот с этого дня стал он Машу замечать, а я в свою очередь платьями с ней делилась, то одно, то другое на нее надену, только, говорю, батюшке на глаза не попадайся, вдруг мои наряды узнает. И вот благодаря моим стараниям и моим красивым платьям Маша такого жениха и заполучила. Сказала мне однажды, что если ее сестра заболеет, и я заболею, то к сестре родной не пойдет, а ко мне прибежит, так она мне благодарна была.

План мой удался , и Леня не знал, что ему теперь делать. Ведь Леноре уже пообещал, что уедет с ней, да и знал, что не отстанет она от него, а тут вот Машеньку полюбил, как раз бы жениться. Даже как - то раз признался мне, что, мол, барыню обнимаю, а вижу незабудку лесную. Это он так Машу называл. Я его и надоумила обмануть Ленору, пусть, мол, одна сначала поедет, устроится там, узнает, что да как, пришлет ему письмо, а уж потом, мол, и я к тебе приеду, и обвенчаемся уже там. Она, мол, уедет, а ты здесь и женишься, а если вдруг вернется, скажешь, что тебя батюшка заставил. Вот такой хитрый план придумали, бесчестный такой план, но тогда я этого не понимала, я только думала о том, как бы мне Лёню около себя удержать. Сколько я молитв потом прочитала, просила, чтоб Господь простил меня за это, да видно не простил. Судьба у всех потом не так сложилась, как мы думали.

И вот барыня уехала за границу, а мы свадьбу сыграли. Приняла я Машеньку, как сестрицу родную, и вот хорошо - то было нам, когда батюшка с Ленечкой уезжали куда – нибудь. Встанем мы с ней на зореньке, с делами управимся, да и сядем у окошечка шить да вышивать чего - нибудь. Сидим так тихонько да беседуем, а уж скоро чепчики, да распашоночки готовить начали. И вскоре Зиночка у нас появилась, вылитая в папеньку, красавца своего! Уж как радовались мы на нее глядючи, да с ней играючи, так с рук на руки она у нас и переходила. "Наша доченька в дому, что оладышек в меду. "

-  Жаль, что я этого не помню! - сказала с сожалением Зинаида Леонидовна. - И почему, ты, крестная, считаешь, что Бог тебя не простил? Раз я родилась, значит, ты поступила правильно. Да и что такого ты сделала? С подружкой познакомила? Но выбор - то ведь был за ним? За отцом моим? Теперь и я есть, и Вика есть, а то ведь бы нас не было.

-  Да, Господь мне тебя подарил, что бы я без тебя делала! Машу и Лёню я потом потеряла, а детушек родных война забрала.

-  Значит, так надо, мама, это не твои грехи. Это ты искупила чью - то вину, может батюшки твоего , Гаврилы? - Зинаида Леонидовна звала Марфу Гавриловну то мамой, то крестной, но это ведь одно и то же, она и в самом деле была ей крестная мать. - А что касается Васи и Коли, то это не наказание, - продолжала Зина, - это подвиг для земли русской, это светлый путь, который они открыли для всех нас ценой своей жизни.

-  Тетя Марфа,- вдруг спросила ни с того ни с сего Вика, - вот ты жила в молодости в Белых Горах и у тебя такое чуткое, тонкое восприятие мира, не видела ли ты когда - нибудь над нашей рекой неизвестный город, который как - будто настоящий, и в то же время находится где - то в воздухе?

-  Не только видела я этот город, но и побывала в нем. - ответила тетя Марфа, а Виктория тихонько ахнула. - Один раз шла я по берегу реки и очень притомилась..
-  Мама, - вмешалась Зинаида Леонидовна, - да хватит на сегодня и правдивых историй и сказок. Пора вам спать ложиться.
-  Почему же сказок? Была я в этом городе и видела я там древо жизни и древо смерти.
-  Мамочка! - воскликнула Вика, умоляюще глядя на мать.
- Нет, дорогая, - тон Зинаиды Леонидовны был категоричен. - марш в постель, а то завтра в школу не встанешь. И ты, крестная, отдыхать иди, я тебе перинку взбила.
-  Ладно, доченька, - утешила Вику тетя Марфа, - чай завтра увидимся и поговорим.
- Никуда ваш город не улетит, если он существует на самом деле. - заверила их Зинаида Леонидовна.