Завтрак с созвездием

Завтрак с созвездием.

«Симпатичные они все-таки люди!» - думала я и разглядывала потрескавшуюся краску на дверях и окнах, трогала трещинки на старой мебели, проводила рукой по пианино, черной «Элегии». «На нем играло уже несколько поколений в этой семье! Боже, какое тут  все старое и симпатичное!» Именно это слово – «симпатичное» – которое я повторяла при взгляде или прикосновении ко всему, что было в квартире, привело меня в себя. «Я же во сне все это вижу! Опять сны с осознанием!» Сон в сознании я стала практиковать давно. Родственники по маминой линии во сне были приветливы. «Какие они милые! – опять подумала я. – А я ведь всего лишь странница здесь. Пришла на часок и также ушла».
- Сколько вы уже живете в этой квартире? – спросила я у женщины. Ее звали Галина.
- Да всю жизнь тут. Ну лет сорок уже, а то и больше. Мне шестьдесят скоро будет, а я в этот дом попала, ну да, лет в восемнадцать.
- И никогда не переезжали?
- Нет. Только сюда. Единственный раз.
- Ой, какие у вас окошки, старенькие, не холодно вам зимой?
- Да что ты! Смотри, у нас заклеено все накрепко. Мы летом это не открываем. Ну, знаешь, в этом году вот открыли, и сразу неприятность вышла – пол окна и потеряли.
И тут я понимаю, что Галина говорит правду. Окошко, на которое я показывала, существует только в одной раме. Второй внешней рамы, которая выходит на улицу, нет. Такое странное чувство – в меня ударяет струя холодного воздуха с улицы, и я начинаю кутаться. Только кутаться не во что, ведь на дворе была ужасная жара, когда я заходила в квартиру. Было почти сорок, я в светлом легком сарафане, в шлёпках, и да – мне совершенно не во что кутаться. Но когда я начинаю покрываться гусиной кожей, Галина выносит мне вязаную пуховую шаль, пушистую и неколючую.
- Накинь вот. Сама вязала.
- Сама? - удивляюсь я.
И опять думаю про себя: «Какие же они симпатичные люди. И вяжут сами. Я за всю жизнь шарфа не сплела. То есть вру, сплела, жёлтый такой, красивой вязкой из красивой шерсти. Жёлтый был не нахальный, а бледноватый, очень благородный. Но потом я отправила шарф с другими вещами в Армению – в помощь пострадавшим от землетрясения. Господи, какой это был год?...»
- Да, сама. У меня детей-то двое, а был период, когда муж потерял работу, а я в декретном со вторым сидела. Ну, как жить? Я и стала шали плести. Только не то что остальные – крючком обычную шерсть, а мне посложнее захотелось. От бабушки остались запасы шерсти, даже не пропали, чуть только молью были тронуты. Ну, я эти нитки перемотала, расплела, все поеденное вырезала, нашла журналы, где описывалось, как оренбургские платки вяжут. И стала вязать. Вот эти платки и спасли нас. Плела и продавала, то на рынке, то через знакомых. Товар хороший получался, качественный и, заметила уже, совершенно неколючий. Вот потрогай!
- Да-а, - обалдело отвечала я, впитывая теперь уже не только тепло дома, но и тепло вещи, сплетенной моей троюродной сестрой, Галиной. – Ну Вы рукодельница какая! Хочу такую шаль.
- Так забирай. Я ее хранила на память о том времени, это одна из первых моих, я ее не стала продавать, подумала, пусть останется… Но мне не жалко, для тебя нисколечки. Я когда эти шали вязала, вспоминала Аграфену Абрамовну, твою прабабушку. Тебе наверное мама про нее рассказывала.
- Да, рассказывала. Про то, как она в войну всех спасала?
- Да, она уникальная была женщина. Мало того, что красавица, ты же знаешь, что ее муж, Лаврентий, замуж взял, когда она на девятом месяце была от другого, который, говорили, вроде на войну ушел. Ну, это темная история, просто Лаврентий-то молодец какой! Ну, такую красавицу и работницу, как Аграфена, грех было не взять хоть с двумя детишками малыми.
- А я вот вспомнила, зачем к вам пришла. Мне мама говорила, что у вас могли фотографии остаться. Может, посмотрите?
- Ой, Юлечка, я бы рада тебе угодить, но фотографий не осталось. Ты ж знаешь, что дом твоих родных сгорел в войну, ничего не осталось, так ведь наш дом тоже не уцелел. Бомбили когда, наш дом и загорелся. Мы, как и Гавришевы, еле спаслись. Просто в этот день мама в городе была, а я с сестренкой в детсаду. Вот и уцелели. Мы с сестренкой из детсада видели, как запылало, как кто-то побежал тушить, но бесполезно все… Вот, поэтому и фотографий никаких нет.
-- Эх, как же жалко!
Тут наш разговор прервался. Синим облаком в комнату ворвалась девушка, красивая, с длинными волосами и шикарным букетом, составленным из сухих цветов. Я поняла, что это моя племянница. Она напомнила мне одну из моих студенток – стильная, рыжеволосая, с яркими губами и горделивыми карими глазами, немного вздернутым носиком, просто прекрасная девушка.
- Сим, вот ты с цветами своими опять! – воскликнула Галина.
- Да, мама, а что не так, господи? – тягучая манера говорить плюс легкое гаканье произвели сложное впечатление на меня: ренатолитвиновская распевность и грудные интонации никак не смогли перебить воронежское диалектное «г», такое южно-украинское, мягкое и веселое.
Я невольно рассмеялась.
- Ой, только не обижайся на меня, Серафимушка, пожалуйста, просто так смешно и ласково у тебя получилось это «г». Я прям в восторге!
- Да ладно… А Вы кто?
Вопрос меня слегка отрезвил. Я поняла, что тут так прижилась – в этом доме, в этом сне – что пора объясниться. Кто я и что собственно тут делаю.
- Я-я-а, ну… А да, я в Уфе кажется живу. Да, в Уфе. Приехала к вам в гости, то есть прилетела ненадолго. Я ваша родственница. Мы с твоей мамой троюродные сестры. Значит ты мне племянницей будешь.
- А Вас как зовут-то?
- Меня, - я опять задумалась. – Юлей кажется.
- Кажется?
- Ну да, Юлей, определенно.
- Ой, Вы странная какая-то. Не помните, как Вас зовут!
- Меня на ты можно, мы родня все-таки.
- Ну, ладно. Нравится мой букет?
- Очень! С огромным вкусом, а главное, я и растений таких развесистых никогда не видела. Ты где их взяла?
И тут я опять поняла, что я во сне, и там могут быть всякие растения – даже те, которые я никогда не видела, и те, которые могут не обязательно расти в Воронежской области.
Но Серафима была очень последовательна. Она отвечает, что растения эти выращивал в специальной оранжерее ее друг, они экзотические и растут  то ли в Мексике, то ли на Бали. Словом, все очень логично.
- А почему же он решил отдать тебе растения в сухой букет?
И опять  - полная логика.
- Он просто уехал жить в другой город, ну в Питер, а оранжерею всю распродал и раздал. Вот мне эти растения достались.
- Вот как. Значит, ты хранительница галереи, ой, оранжереи, я все слова почему-то забываю и путаю, - рассмеялась я.
- Да, странная ты родственница какая-то… - также нараспев произнесла Серафима. – Но ты мне нравишься. Пойдем со мной завтракать во двор.
- Я с удовольствием, потому что, мне кажется, я не ела давно, суток пять.
- Ух ты! – это произнес приятный мужской голос. – Это кто это у нас тут не ел пять суток? У нас так не положено. Галка, ты чего гостью не кормишь?
На пороге комнаты появился мужчина – мне показалось, что он выглядит лет на пятьдесят, такой седоватый, с улыбающимися голубыми глазами, крепкий и в то же время изящный, среднего роста, и какой-то весь сияющий, радостный. Я поняла сразу, что это муж Галины, Павел. Я так обрадовалась ему во сне! У меня даже сердце стало биться быстрее. «Воздействие мужчины! – отметила я про себя. – Ну надо же, я даже во сне на мужчин реагирую, как на подарок в нарядной упаковке. Но все-таки на мужчин определенного типа, - поправилась я».
Я бы продолжала думать, но Павел в это время подошел ко мне и взял меня за руку, подвел к пианино и сказал:
- Ну, с такими длинными пальцами ты обязательно должна играть на фортепиано. Сыграй уже нам, пожалуйста!
Я растерялась, а потом вспомнила, что когда-то и вправду училась играть на пианино. Я не могла же ударить в грязь лицом перед родными. Села за инструмент и стала для разминки играть гамму. Играла-играла, играла, потом чуть сменила тональность – и вдруг какая-то чудесная музыка просто полилась у меня из-под пальцев. Я не знала ее раньше, она была щемяще грустная и в то же время обнадеживающая, я точно не знала эту музыку, господи, неужели я придумала ее во сне! Я подумала, что очень хочу запомнить ее, чтобы потом сыграть не в сонном состоянии.
Пока лилась музыка, окошко, вроде плотно закрытое, вдруг распахнулось, и мы все очутились во дворе. Двор напомнил мне послевоенные дворы: там было все так, как будто недавно закончились бои, город был освобожден от захватчиков, а город южный, и поэтому вся его жизнь и радость переместилась теперь во двор. Там стоял большой накрытый скатертью стол, на столе – самовар и чашки, и всякая закуска, которая только могла быть: тут же и блины, и пироги, и бутылка водки, и рыба, и тарелки, наполненные едой, и все-все такое, словно здесь сидели целую ночь и снова собирались сидеть. Запахи еды резко отрезвили меня. Музыка закончилась, зато вместо музыки на небе, чистом и по-утреннему не слишком ярком, прямо надо мной расположилось огромных размеров созвездие, напоминавшее большую плюшевую игрушку. Оно приветливо улыбалось и похоже было на Рака. Я сразу поняла, что это Созвездие. У меня не было других вариантов. Я удивилась, но совсем немного, и решила попить чаю.
Со мной были мои родные, и Галина как раз вернулась к рассказу про мою прабабушку, Аграфену Абрамовну.
- Прабабушка твоя спасала всех в войну: она выращивала кур, варила и носила продавать на станцию, а своих кормила желудками, сердечками, печенками, и еще она шила, всех обшивала, и козочку держала, и мамку твою отпаивала козьим молоком. Мамка была такая смешная – ее звали все Светлана-сметана, такая была беленькая, умора! А бабушка твоя – та королевишна была, на полячку похожая, красивая, статная, она все работала, карточки получала, вот так ваша семья и выживала. Очень жаль было, что так глупо умер муж Аграфены – Лаврентий. Просто съел фрукты какие-то немытые и заболел то ли сыпняком, то ли дезинтерией. И скончался в одночасье. Очень он, говорят, был хороший человек. Бабушку твою любил и еще Лику маленькую воспитывал. Ну, ты знаешь же про Лику.
- Да, - отвечаю. – А сама пялюсь на Созвездие. Оно явно намекает, что я должна налить ему чаю. – Личку я помню хорошо. Бабушка же ее к нам в Уфу привезла, когда дед умер. Личка была, ой, она хорошая была… Ничего не умела, только узоры из открыток вырезать и пол мыть. А меня как любила! Я рядом с ней себя чувствовала маленькой и в то же время старшей. Она меня очень любила. Водянка головного мозга у ней была с детства. Она какая-то надмирная была….
Говорю это, а сама понимаю, что Созвездие мне подмигивает, только похоже, что кроме меня его никто не видит. Я хочу спросить и у них, но не успеваю.
- Да, - говорит Галина, - Личка хорошая была, я ее тоже хорошо помню. Только бабушке твоей тяжело с ней было. Она молодец, конечно, что ни в какой приют ее не сдала, так и жила с ней. Но тяжело… А бабушка твоя книгочейка была, ох, все-то она книжки покупала и читала-читала… Такая была умная! У нас таких и не было в роду. Только она. Жаль только, что не смогла поступить она в лётную школу, как хотела. Мне кажется, она хорошей летчицей бы была.
Тут я совсем растерялась, потому что, когда разговор зашел про летчицу, Созвездие вдруг резко спрыгнуло с неба и… молниеносно поцеловало меня в щеку! И так же быстро вернулось на место!
- Ой, вы не видели? – спросила я у своих родных. – Оно меня поцеловало?
- Созвездие-то? Эка новость! Значит понравилась ты ему. Раньше  никого не целовало.
- Так оно у вас тут все время что ли живет?
- Ну да, - это уже Сима вступила в разговор. – Это наше семейное созвездие. Оно нам во всем помогает, все предрекает нам. Ну, словом – наш тотем.
- Ой, прям тотем! – я вспомнила свои лекции по литературоведению и улыбнулась тому, как я обычно объясняю студентам, что такое тотем.
- Да, тотем.
В это время Созвездие сделало кувырок и распласталось надо мной, как кошка, животом вниз.
- А какое созвездие-то это? Мне показалось на Рака похоже.
- Не, это не Рак. Это только так кажется. Вообще это Телец. Оно нам понятнее как-то. Золотой Телец. Всех ублажит и себя не обидит.
«Вот я попала, - подумала я. – Люди симпатичные, мои родственники, да еще и созвездие держат вместо коровы – не просто так тебе, а золотого тельца!»
Словом, я очень обрадовалась. И поняла, что правильно попала. И даже подумала, что нашего семейного Тельца зовут Лика. И я из Уфы не случайно прилетела – посмотреть на своих родственников. Видимо, тут оно и есть - наше семейное лежбище.
Эти мысли я додумывала, уже разлепляя глаза. «Эх, надо ж, как не вовремя проснулась! А так хотелось узнать, что там дальше будет!»
Проснулась. И увидела на столике игрушку-тельца, подаренную мне вчера. А из-под одеяла выглянул краешек пуховой серой шали, неколючей и теплой. Она окутывала мне поясницу и благословляла моих родных по маминой линии. Да будет всем счастье!

30.08.2010.