Wings

Крылья.

На реке было очень тихо. Лыжня бежала вдоль берега, и, казалось, что если брести по ней, то можно дойти до моря. Как учили в школе: маленькие реки впадают в большие, а большие – все почему-то в Каспийское море. Я плохо знала географию в школе, с одной стороны, предмет интересный, с другой, - всегда были непонятные учителя. Проблемs с дисциплиной. Одна географичка была очень добрая и славная женщина, Ирина Иосифовна, ее любили как человека, но в грош не ставили как учителя, поэтому попросту не слушали и не делали домашние задания. Она ставила двойки, причем довольно беззлобно. Второй учитель был мужчина в возрасте, все было в нем хорошо, за исключением национального акцента, звали его не помню как, а репутация этим акцентом была подорвана сразу. На его уроках можно было забивать гвозди, все равно бы никто не услышал. Он не то что переживал, он обижался на нас. От этого шум был еще больше. Он не проработал в школе больше полугода, ушел куда-то, даже не знаю. На его место пришел молодой красивый татарин, кажется Наиль Ибрагимович, с железным голосом и такими же манерами. Он построил всех как-то даже мимоходом и наконец-то позволил нам увлечься географией хоть ненадолго. Кажется, именно при нем я начала читать Тура Хейердала и  понемногу узнавать карту мира. К сожалению, он тоже проработал в школе только год, потом ушел в школу МВД или еще дальше. Но его мы запомнили как светлое пятно. В целом, звериные инстинкты не давали постигать науки, в частности, там, где учителями были слабые или мягкие и хорошие люди. Постфактум я думаю, неужели школа – это подобие армии, где должны работать жесткие  деспотичные люди, умеющие заставлять подчиняться и строиться. Словом, о школе вспомнилось так, в связи с полным незнанием географии.
Выйдя в  самый центр реки, мы были ошеломлены представшей картиной: мы находились между двух мостов, автомобильным и железнодорожным, только железнодорожный был совсем близко, а тот, второй, виднелся в туманной дымке вдалеке. Лед под ногами был крепок, мы были уверены в нем полностью. Эта зима выдалась очень холодной. Небывало холодной. Начавшись поздно, она в середине декабря оскалилась сразу до сорока минус, и мысль о том, что мы живем бог знает где, почти на краю света, все чаще посещала меня. Жизнь в постоянном холоде оказывается многому научает: не ныть и не расслабляться, быть внимательным на улице не только к себе, но и к окружающим, в том числе и к животным. Одеваться не гламурно, а просто тепло, т.е. многослойно. За несколько лет полного расслабления мозга в связи с его огламуриванием люди, особенно молодые, просто разучились тепло одеваться. Думаю, что было немало случаев обморожения в этом году. Так вот, река заледенела крепко. На ровном белом пространстве только изредка виднелись черные фигуры рыбаков, а поперек реки тянулось несколько дорожек, если приглядеться более подробно, то можно было понять, что это лыжня, проложенная через реку, и дорожки собачьих и заячьих следов. По левому берегу красиво нависли горы, на них мы узнавали приметы родного города: татарское кладбище и водонапорную башню, памятник народному герою, поставленный очень удачно, прямо над рекой. На правом берегу была лесная посадка и появившиеся недавно красивые особняки.
Мы с другом выбрались на лыжах по давно запланированной схеме, только вот сегодня решились скользить по припорошенному снегом льду впервые за зиму. Он шел впереди, прокладывая новую лыжню, т.к. старая была испещрена следами неумелых лыжников, или пьяных, или шутников. Тема лыж, и горных, и лесных, и простых, давно жила в наших отношениях,  и у каждого были свои детские воспоминания, связанные именно с лыжными переходами. Я, например, никогда не забуду очень яркую лыжную прогулку с отцом, которая как солнечный блик маячит в моем сознании. Отец нечасто выбирался со мной куда-то. У него всегда не было времени, он вечно работал, читал лекции, писал диссертацию, ездил в командировки, и мне не хватало его внимания. Мы жили в новом доме на проспекте, в районе рядом с лесной посадкой. Я училась во втором классе, и он повел меня на лыжах. Я не помню подробностей, я просто помню ощущение счастья. Никогда потом не было так хорошо. И всегда хотелось повторения. Но… у него всегда не было времени. Бедный папа, а ведь в юности он был великолепным спортсменом, лыжником, конькобежцем. Стоя на льду посередине реки, я вспомнила о том, что когда-то в юности именно из этой реки отец спас тонущего человека.
Было довольно холодно, градусов двадцать, но мы все же стояли, такая была неописуемо спокойная картина, которую хотелось запомнить, не фотографируя, не ерничая, не зарисовывая, а просто – оставить ее в своем воображении и какое-то время существовать в ней. Я так и делала: просто впитывала эту тишину, это страшное и щемящее и прекрасное ощущение – сердце реки и ты в нем. Постояв еще, мы стали заметаться ветром, дувшим в лицо, поэтому тронулись дальше. Хотелось как раз в сторону Каспийского моря. Мы мало говорили, тем более что продвигались друг за другом. Но внимание привлекли необычные следы: ни заячьи и не человечьи и не собачьи. Такие прерывистые, образовывавшие тонкую узорную дорожку, причудливо перескакивающую слева направо, тянущуюся довольно долго. Как будто чьи-то крылья, крылья какой-то огромной птицы, пролетающей низко, касались снега, и птица эта была не одна, а их было несколько. Мистика, думалось нам. Мы даже попробовали обсудить это. И продолжали идти от середины реки в сторону противоположного берега, к тому месту, где начиналось русло другой небольшой речки. Мы увлеклись разговором о природе следов. Эйфория закончилась, когда оба мы заметили, что лыжи прилипают к снегу и …начинают утопать в воде. И палки тоже. Вместо того, чтобы как прежде быстро вылетать из восьми-десяти сантиметрового снега, острия палок вязли в водяной каше, погружаясь в нее все глубже и глубже. Холодеть и обсуждать просто не было времени. Мы быстро и молча развернулись и что есть духу припустили в обратную сторону. Если учесть, что середину реки мы миновали давно, то расстояние, которое надо было преодолеть, оказалось совсем не маленьким. Я шла на этот раз впереди, и, двигаясь неимоверно быстро, успевала прислушиваться к шороху льда и снега. Пока я шла, я ощутила, как время сжалось и превратилось в полоску льда подо мной… Всего лишь полоску, отделявшую от ледяной, черной глубины, простиравшейся внизу. И, когда, учащенно дыша, приблизилась к месту, на котором скорее всего было безопасно, я остановилась и оглянулась назад. Когда я повернула голову, я заметила силуэты черных ангелов, словно сгрудившихся над рекой в том месте, где мы недавно были. Я подождала друга, он почему-то отстал. Когда он приблизился ко мне, ангелы исчезли. Я спросила: «Ты никого не видел?» Он ответил: «Я не видел, я чувствовал. Они шуршали над нами своими крыльями». Я никогда не видела его таким напряженным и серьезным. Мы молча переглянулись и отправились в сторону сидящих  около лунок рыбаков по проложенной лыжне. Когда почти дошли до рыбаков, мы еще раз остановились. Независимо друг от друга обернулись на то место, где были в опасности. Из-за легкой дымки это место было не очень хорошо видно. Белая поверхность реки все также сияла на пробивавшемся из-под облаков солнце, все было пусто и по-прежнему спокойно. И только когда мы уже собирались отвернуться и продолжить путь, в воздухе нарисовался  блик скользнувшего черно-серого крыла, словно отразившегося от солнца и застывшего где-то над поверхностью льда. Мы повернулись и ускорили ход. Проходя по замерзлой реке, мы смотрели по сторонам и искали странные следы, виденные там, около моста. Здесь следы были разные и много, но таких, как там, узорчатых, разлапистых и прерывистых, похожих на следы от крыльев, мы не увидели.
02/2010.