Новый день расступающейся тьмы Глава 2

***

…В то время пока отошедший от дел именитый мастер-шлюховод (а это был именно он, уж будьте покойны!) силился постичь суть происходившего (наяву или всё-таки во сне?), одновременно стараясь окончательно и бесповоротно не оглохнуть, его отлучившийся ненадолго спаситель судорожно рылся в разрозненных кучках своего любовно оберегаемого скарба.

Не менее именитый (разумеется, в местных масштабах) учёный и изобретатель подземного города нерентанов - Шанкриуса, уже в третий раз за десять с небольшим минут задумался о том, правильно ли он поступает. Рискованно было довериться чужаку, в умственных способностях которого он испытывал небеспочвенные сомнения.
 
С точки зрения Струпа, исконно подземного жителя, пленник вполне мог страдать скудоумием (или, наоборот, наслаждаться им?). Действительно: для стороннего наблюдателя новоявленный друг Маст Растер Корж (что это, вообще, за имя такое?) выглядел, при самых оптимистичных прогнозах, весьма недалёким.

За неполных два исчезновения и появления Большой Огненной Штуковины в Обзорной Прострелине, он ухитрился обзавестись множественными ушибами, ссадинами и даже порезами; изваляться в Промежпородной Гуще, которую нерентане с незапамятных времён считали побочным продуктом процесса рождения новых скал, и, в довершение всего, обгадиться. Не слишком ли для среднестатистического обитателя поверхности?..

Струпу на мгновение показалось, что Маст обладал хорошими шансами сойти за местного - с определёнными оговорками, разумеется. Если отодвинуть в сторону расу, габариты, цвет и фактуру кожи, а также ещё ряд деталей… Главное, как оказалось, он обладал недюжинным врождённым (или приобретённым, не столь важно) потенциалом неряшливости. А это о многом говорило в обществе плешивых рукоблудцев. Ну да ладно…

…Не менее рискованно, однако же, было и оставаться в Шанкриусе. По уже известным причинам.

Склонный к авантюрам и неожиданным поворотам с плохо прослеживаемой картой последствий, изобретатель предпочёл первый вариант. И поэтому, продолжая уговаривать себя, пытался найти то, что могло бы помочь этому нелепому олуху – ведь ему предстоит открыть светилу подземной науки дверь в новый мир.
Если другу Масту хватит мозгов не шуметь и не отклоняться от предложенного Струпом плана действий. 


***

…Примерно в это же время другой известный в определённых кругах авантюрист и любитель приключений кутался в плед из толстой шерсти и тосковал по жаркой пустыне.

Наш пытливый читатель уже догадался, что это, должно быть, не кто иной как наш общий старый знакомый, господин Штопанный.

Нелёгкая занесла его в промёрзший, скрипящий и обладающий крайне жёсткими сиденьями, дилижанс, направляющийся в самое сердце вечной зимы – Конклав Первых Лучей. Сказать, что наш герой был не в восторге от своей поездки – значит не сказать ничего.

Незадачливый авантюрист клял всех и вся: неудобный экипаж, лихого возницу, лошадей, обрадовавшихся заметному уменьшению нагрузки в связи с недавней остановкой и отбытием большей части пассажиров. Тут бы Штопанному и воспрянуть духом, и расположиться поудобнее в освободившемся пространстве дилижанса, но пробирающий до мозга костей холод вносил свои коррективы в и без того хмурое мироощущение нашего героя.

Ему даже захотелось чтобы попутчики, высыпавшиеся из экипажа словно горошины в небольшом населённом пункте под названием Драпы Низинные, вернулись и обогрели его. Не все, разумеется, только самые опрятные и наименее пахучие.
 
«Знали бы вы, мои дорогие, что у меня найдётся столько блестящих монет, что хватит скупить ВСЕ горячие источники по эту, а может, и по ту сторону Мёрзлых Гор… и отмыть вас всех добела, изничтожить этот ужасный запах ваших усталых, скорбных тел… и, так и быть, я позволил бы вам сопровождать меня в этом нелёгком испытании…» - мрачно ухмылялся своим мыслям наш герой.

«Ибо я – драгоценный алмаз, которому предстоит стать безупречным бриллиантом, а вы, мои простодушные последователи – старатели и ремесленники, скромные огранщики моего…»

Тут господин Штопанный потряс головой – последнее измышление было чересчур, даже для него. Сказывалось непреднамеренное (большей частью забытое и вытесненное, спрятанное в глубинах подсознания) посещение очередного Алтаря Плодородия, одного из мест поклонения одиозного Культа Первородных Чресел (или Свидетелей Вздыбленного-и-Неизбежного, под именем которых фанатики были известны на востоке страны).

К счастью, последняя встреча у умеренно популярного святилища прошла гораздо мягче и безболезненней чем та, приснопамятная, у подножия Гряды Мужества.

Господин Штопанный склонялся к мысли о том, что концентрация последователей Культа Первородных Чресел (как ты их не назови) напрямую зависит от температуры окружающей среды вокруг отдельно взятого алтаря. В этом было рациональное зерно, ибо насколько бы рьяным и ревностным последователем ты ни был, прыгать вокруг чудных камней и прочих неровностей с голой задницей долго ты не сможешь. Особенно, при отрицательных значениях температуры воздуха.

Неудивительно, что данное учение получило большее распространение в тёплых краях, так как значительную часть ритуалов составляли, помимо проповеди и возлияния, скажем так, «разоблачения». В более холодном климате культисты предпочитали делать акцент, собственно, на возлияниях, что свидетельствовало об их небезнадёжных умственных способностях.

Они просто собирались вместе у одного из Алтарей Плодородия, слушали короткую проповедь, выпивали во славу Первородных Чресел и удалялись восвояси. В честь чего восточная ветвь получила название Свидетелей Вздыбленного-и-Неизбежного, было ведомо лишь самим членам культа. Никто из непосвящённых в их таинства не наблюдал приближения неизбежного и, при этом, вздыбленного. Может быть, Свидетели были скромнее и сдержаннее в своих ритуалах, чем их собратья к западу от Столицы. Может, оттого, что снаружи было гораздо холоднее.

Поэтому, вероятно, встреча у Лунной Лонной Лощины оказалась менее примечательной, чем та, что состоялась на подходах к Граду Союзных Прегрешений.


***

Место поклонения последователей восточной ветви Культа Первородных Чресел, как уже наверняка понял наш сообразительный читатель, буквально воспроизводило своим внешним видом то, что даёт новую жизнь, а именно - аспект женского начала. Отсюда и его название; поэтический же окрас укрытому в лесу святилищу придавал неоспоримый факт того, что в сиянии лунного света ряд низкорослых деревьев протяжённостью в три дюжины шагов, растущих в излучине расступающихся, более жизнеспособных своих собратьев, таинственным образом (даже в самую лютую и морозную зиму, щедрую на осадки!) не покрывались шапкой белоснежного снега. Невероятно, но эти, казалось бы, вечно юные деревца всегда оставались венчать своей, лишь немного редеющей с наступлением холодов, рыжеватой кроной, неподвластной злым ветрам и козням беспощадной метели, расходящиеся стволы других, тёмных и взрослых, сонно выглядывающих из-под молочно-белого савана студёного сна, длящегося до самого прихода весны.

Собственно, Штопанный набрёл на это загадочное место совершенно случайно. Он банально заблудился на одной из остановок по пути к месту своего неотложного поручения.

Действительно, больше откладывать оное не представлялось возможным – бывалый авантюрист счёл разумным не раздражать своего работодателя в очередной раз. Последнее посещение терм в Граде Плоти с завидным постоянством всплывало перед внутренним образом господина Штопанного, и этот момент беспомощности и унижения не давал ему покоя. 
 
Испытывая тяжкие сомнения, сможет ли он когда-нибудь вновь почувствовать себя чистым (и коротая время в ожидании попутного дилижанса), наш герой совершал очередную вылазку в окрестные питейные заведения.

И вот, хватив лишку в одном из них, он вышел подышать свежим морозным воздухом. Как это зачастую происходит, от нетрезвых поисков приключений на свою отсиженную и натёртую за долгие переезды задницу, господина Штопанного отвлекло окончание бодрящего действия употреблённого местного пойла. Дурманящей силы горячительного напитка хватило ровно настолько, чтобы наш герой смог по достоинству оценить ситуацию лишь поскользнувшись и скатившись с горки, коварно притаившейся за ничем не примечательным сугробом.   

Отплевываясь от набившегося в рот снега, в мгновение ока протрезвевший авантюрист явственно представил перспективу замёрзнуть насмерть и быть найденным окоченевшим лишь много месяцев спустя. Ибо короткий зимний день спешил уступить место старшей сестре, и по совместительству – матери Ночи.

Штопанный не испытывал ни малейшего желания разбираться в хитросплетениях родословной явлений природы и времён суток, а потому поспешил взобраться на горку, откуда немногим ранее приземлился. Увиденное окончательно изгнало из его организма остатки винных паров – вокруг не было ни огонька, лишь одинаковые деревья, покрытые неотличимыми комьями слипшегося снега.

Спускавшиеся на землю сумерки не оставляли надежды вернуться по оставленным ранее следам. Мелкая крупа, сыпавшаяся с неба и на которую наш герой даже не обратил внимания, закончилась: пришло время грузных хлопьев, так и норовящих спикировать за шиворот растрёпанного бедолаги.

Штопанный вытряхнул потяжелевшие сапоги и, как мог, закутался в одежду. Тепло стремительно покидало тело, а это означало одно – если он не выберется отсюда в ближайшее время, его ждёт незавидная участь.

Выброс адреналина заставил вспомнить авантюриста о навыках, не раз выручавших его в трудных ситуациях. Толстая ветка дерева, невесть откуда взявшаяся и обрушившая свой гнев на голову пришельца, заставила об этих навыках не менее скоро позабыть. 

Окончательно дезориентированный Штопанный решил брести наощупь, плотно зажмурившись. От глаз в набирающей силу метели не было никакого толку. Выставив вперёд руки, шатаясь и припадая то на одну, то на другую ногу, чуть не падая, он упрямо брёл вперёд, гоня прочь пугающие образы.

Его упорство не осталось незамеченным: боги вознаградили его слабым звуком, донёсшимся откуда-то спереди и слева. Терять нашему герою было нечего, поэтому он из последних сил побрёл в показавшемся верным направлении. Звук нарастал и вскоре Штопанный уже слышал весёлые голоса, перемежающиеся нестройным пением как минимум десятка глоток. И кого занесло в такую погоду в лесную глушь? Неужели, он так сильно ударился головой?..

Наш герой открыл глаза в тот самый момент, когда лес неожиданного расступился: перед ним была опушка, на которой пылал высокий костёр. Вокруг него, как в старой легенде, резвилась приблизительно дюжина людей в просторных одеждах. Судя по всему, им было очень хорошо вместе.

Штопанный осёкся и затормозил; дар богов уже не выглядел столь однозначным. Авантюрист, наблюдая представшую перед ним картину, не был уверен в человеческой природе фигур, усердно празднующих что-то у костра, в непогоду, посреди леса, вдали от людских поселений. Слишком много сомнительных слагаемых, слишком подозрительная предполагаемая сумма.

Замешкавшийся путник, одолеваемый раздумьями, заслужил ещё один дар богов. Резкий звук треснувшей под гнётом снега ветки заставил его подпрыгнуть на месте и податься вперёд - как следствие, споткнуться о корявый пенёк, замаскировавшийся под невинный сугроб. Боль в ушибленном пальце разомкнула клацающие от холода зубы и Штопанный исторг протяжный стон, полный сердечной тоски и боли, возмущённый несправедливостью этого мира.

На выходе из чащи его уже поджидал пологий склон; чтобы удержать равновесие наш герой раскинул конечности и отчаянно размахивал ими в попытке остаться в вертикальном положении. Стон, казалось, обрёл самостоятельную жизнь и отделился от авантюриста, потому как протянулся, звеня в морозном воздухе, будто подвешенный на невидимых канатах…


***

Надо отметить, что участники сборища на опушке оказались неготовыми к внезапному появлению гостя из самого сердца снежного вихря. Песни вмиг оборвались; тишина наступила такая, что были слышны лёгкие шлепки снежинок по носам компании у костра.

Затем поднялся невероятный шум и гвалт. Кто-то истошно заорал, что шаткий хладень явился по их души, разбуженный истовыми камланиями во славу Уснувшей-до-Поры. Трое одновременно ринулись врассыпную, но запутались в длинных одеяниях и свалились в одну кучу-малу. Тот, что оказался снизу, сдавленно возвестил окружающим о целой армии мертвецов, обступавших их по периметру поляны, но его голос затерялся во всеобщей суматохе. Ещё парочка умудрилась подпалить полы своих мантий, но, к счастью, догадалась прыгнуть в глубокий снег и отделаться лишь потенциальным выговором жён за испорченную одежду.

И, пускай господин Штопанный и не был нежитью в классическом понимании, выглядел заплутавший путник не сильно лучше таковой. Авантюрист раскачивался всем телом, на лице его застыла потусторонняя гримаса – два признака из двух, бесспорная принадлежность к нечестивому племени умертвий, оскорбляющему силы природы самим фактом своего существования, с точки зрения перепуганных людей.

Впрочем, один из культистов смог сохранить относительное хладнокровие и допустить мысль, что перед ним и собратьями совсем не ходячий труп, а всего-навсего потерявшийся в пурге доходяга, которому посчастливилось выбрести из чащи до превращения в первого. Правда, осознание пришло к нему лишь тогда, когда мокрые штанины начали примерзать к стволу дерева, которое мужчина цепко обхватывал верхними и нижними конечностями на высоте в полтора человеческих роста.

Убедившись в верности догадки, член культа отлепил свои похрустывающие штаны от промёрзшей коры дерева и поспешил вниз, пока остальные не заметили конфуза предводителя, коим он и являлся, надо отметить, небеспричинно. Он подбежал к коченеющему авантюристу и без лишних слов всадил ему промеж зубов фляжку с маслянистой жидкостью, на ходу извлечённой из-под подола мантии, так и норовящей опутать ноги.

Штопанный закашлялся и принялся отплёвываться, а его посиневшие щёки и нос стали покрываться красными пятнами. Вскоре прилившая к лицу кровь окончательно изгнала остатки нездоровой бледноты. Слёзы брызнули из его глаз и мир, состоящий из снега, льда и непомерно морозной свежести скачкообразно устремился навстречу.

Подоспевшие как раз вовремя члены культа подхватили потерявшего сознание путника и потащили к уже изрядно ослабевшему костру. Но не затем, зачем мог бы подумать наш уважаемый читатель.

Напомним, члены Культа Первородных Чресел (они же Свидетели Вздыбленного-и-Неизбежного) отличались более тихим и сдержанным нравом, нежели их собратья на западе. Палящее солнце было нечастым гостям в землях Конклава Первых Лучей и прилегающих территориях, потому жители этих мест были более флегматичными и рассудительными. Насколько это можно было отнести к фанатикам, поклоняющимся природным явлениям, обладающим формами весьма узконаправленной специфичности.
 
Прежде чем приступить к процессу возвращения бедняги в сознание, культисты заспорили о том, что следовало делать дальше. Пятеро из их числа требовали бросить непосвящённого в сугроб, чтобы тот не смог выдать место их ритуальных таинств; двое настаивали на сокращённом обряде инициации, чем-то схожим с опытом испытания Горы, который господин Штопанный имел счастье избежать нескольким ранее (хвала всем богам, он находился в беспамятстве и не слышал об этом возможном варианте развития событий). Ещё один неуверенным голосом предложил привести гостя в чувство, попросить раздеться и по очереди обнять каждое из деревцев с вечно-рыжей листвой. Сообщать спасённому о том, что именно символизирует каждое из них, по его мнению, вовсе не обязательно. К тому же, этот знак смирения будет наименьшим, чем путник сможет отплатить за своё избавление от неминуемой гибели.

Тот культист, что свалился в костёр и испортил мантию сильнее другого, сердито буркнул, что виновника нужно принудительно оголить и отправить на все четыре стороны. На что остальные наперебой загалдели, что с того и так хватит. В конце концов, парень не виноват в том, что мантия у погорельца была простенькой, а жены не было вовсе. 

В конце концов, утомлённый не по-зимнему жаркими дебатами предводитель поднял руку. Все умолкли и уставились на главного. Тот предложил поступить как поступил бы любой порядочный человек, думающий не только о благе нуждающегося ближнего, но и о своём собственном. Привлекать лишнее внимание к их общине он вовсе не собирался. Иначе нуждающимися могли стать сами местные последователи Культа Первородных Чресел.

Мужчина послал четверых за дровами для костра, который уже не источал такого животворящего жара, что радовал тела Свидетелей Вздыбленного-и-Неизбежного во время празднества. Конечно, хоть песнопения и алкогольные напитки и вносили свой ощутимый вклад в процесс восхваления, без огня им всем грозило, как минимум, лёгкое обморожение.

Самым способным предводитель поручил заняться всё ещё находящимся в бессознательном состоянии пленником. Оставшихся он созвал в круг. Вместе они вполголоса обсудили случившееся и дальнейшие действия.

Немного времени спустя культисты согласно закивали, довольно потирая руки.


***

Господин Штопанный трясся в скрипящей повозке и силился вспомнить, что с ним произошло тем злосчастным зимним вечером. Он чихнул и шумно высморкался. Проклятая холодрыга!

Но всё было тщетно, посему наш герой решил удовольствоваться мыслью о том, что он, как минимум, остался жив. И это, как ни крути, было главным…

Заклинания ряженых чудаков, тепло огромного костра, долгая череда песен и плясок, огромное количество алкоголя, а главное, бережное сопровождение ненадолго пришедшего (и скоропостижно вышедшего) в сознание дорого гостя до ближайшего населённого пункта, волею судьбы оказавшегося и отправной точкой вечернего путешествия, поддатого Штопанного – всё это было практически начисто стёрто из памяти авантюриста.

И уж тем более наш герой не смог бы припомнить как один из культистов отвёл его в сторону и вежливо попросил скинуть одежду, а затем обнять пару невысоких деревьев на прощание.

Ведь их неопадающая рыжая листва так волнительно прекрасна в свете зимней луны.