Ночь на покосе

Спадала жара. Ещё один день из многих, второй половины минувшего лета, подходил к концу. Тускнело небо и на нём уже не было видно солнца. Его лучи исчезали в лёгкой облачной пелене. А бледный диск луны в готовности выплывал на востоке из-за дальних хребтов и зубчатой стены леса.
Остывал воздух, смолкали птицы и на далёком таёжном покосе мы оставались одни. Я и лохматый полугодовалый пёс Пух, который увязался за мной ещё вчера, не желая сидеть на привязи в посёлке. А сейчас, отоспавшись где-то в кустах и проголодавшись, он вертелся под ногами. Подбегал то к костру, то к своей миске, то вдруг застывал на месте и принюхивался в сторону окружающих деревьев.
Сегодня нам предстоит вдвоём провести здесь ночь. Час назад ушли домой мои родственники и в данный момент они, наверное, уже в посёлке, находящемся в десятке километров отсюда, за водоразделом. А я заканчиваю необходимые приготовления к ночлегу. Покуда варится похлёбка, нужно затащить в палатку проветрившиеся за день брезентовый полог, спальники и одеяла, закрыть все щели от проникновения комаров. Ночь обещает быть холодной, поэтому не помешает и ватный бушлат, а рюкзак под головой заменит столь привычную в обыденной жизни подушку.
Безветренно и тихо в вечернем лесу. Деревья, подступающие к нашему табору, чередуются с маленькими полянками. На них сохнет скошенная трава, а на некоторых стоят невысокие копёшки золотистого сена. Дым от костра беззвучно поднимается вверх и пеленает верхушки сосен-лиственниц. Затем неожиданно меняет направление и стелется над поляной. Или уносится вниз к дороге, в сторону ручья. Оттуда доносится, нарушая тишину многократным эхом, стрёкот мотоциклов – это возвращаются домой жители деревни с других близлежащих покосов.
Ужин готов. Пух буквально не даёт мне проходу. Подпрыгивает на задних лапах, повизгивает от нетерпения, сопровождая меня от костра до палатки и обратно, покуда я вытаскиваю посуду, хлеб, сахар. Он запинается под ногами, когда я несу вскипевший чайник. От этого я дёргаю рукой и струя воды выплескивается ему на пушистую спину. Только «благодаря» густой шерсти, он пронзительно по-щенячьи завывает не сразу, а спустя секунды две. И как угорелый начинает носиться по поляне, запинаясь и кувыркаясь на каждом прыжке! Грешным делом я не могу удержаться от смеха и, бросив чайник, громко хохочу над беднягой. Он же, не зная, что делать дальше, едва шевелит поджатым хвостом и продолжает испуганно скулить. Ещё минуты две он не находит себе места. Но когда я, наконец-то, наливаю полную миску супа, Пух забывает про боль и обиду. Он уплетает свою пайку так, что брызги летят во все стороны. А опорожнив посудину, ложится там же, у поваленного дерева. Наученный горьким опытом, уже не лезет ко мне, наблюдая со стороны.
Я же, сидя у костра, не торопясь пью чай. Есть неохота, но после жаркого дня чай – просто незаменимая вещь. Он крепко-крепко заварен, приправлен листьями мяты, смородины и пахнет по-особенному: дымом и смолой. Которыми насквозь прокоптился старенький чайник.
Незаметно, но довольно быстро начинает темнеть в лесу. Стоит всё та же величественная тишина, нарушаемая лишь звоном комаров. Костёр догорает. Подбросив в него несколько сучьев, собираю посуду, складываю продукты повыше, на своеобразный лабаз рядом с «кухней». Закончив нехитрые дела, присаживаюсь ближе к огню и закуриваю. Пух, заметив, что я поужинал, радостно подбегает и садится рядом.
Удивительные минуты перед наступлением ночи... Мы сидим молча и слушаем лес. В котором происходят незаметные глазу перемены. Погружённый в сумрак, он дышит таинственностью и навевает лёгкое оцепенение. Он преображается. И осторожный шелест листвы напоминает чей-то шёпот. Колышущиеся тени отблесков костра – словно ночные птицы. А два обгоревших пня в дальнем углу поляны, оставшиеся после весеннего лесного пожара, становятся похожими на человека с собакой, которые молча наблюдают за нами…
Костёр гаснет и пора идти спать. Нужно хорошо выспаться, завтра ранний подъём и день, полный работы. Дым ещё долгое время витает над деревьями, но уже высоко взошедшая и яркая луна освещает их и копна сена. А заодно и неподвижно чернеющих «человека с собакой».
С минуту постояв и послушав лес, я начал готовиться ко сну. Пуха посадил на привязь у входа в палатку, чтобы ночью он не убежал далеко и не лез ко мне. Едва почувствовав себя пленником, он принялся жалобно скулить, прыгать во все стороны. Поэтому, пришлось строго прикрикнуть на него. Это подействовало не сразу. Только после того, как я закрыл вход на все пуговицы, он успокоился. Но вскоре взялся, судя по звукам, грызть своими молочными зубами колышек, к которому и был привязан.
В палатке душно. Приходится открыть клапан у изголовья. Устраиваясь удобнее, я принимаю все меры предосторожности. Ставлю у входа пустую алюминиевую канистру из-под воды. Ложусь строго посередине палатки. Кладу с правой стороны под одеяло топор, а слева маленькую лопатку. Охотничий нож всегда на ремне брюк. Не хочу загадывать, что может произойти вдруг ночью, но ко всему надо быть готовым. Ведь, кроме кабанов и барсука – постоянных ночных визитёров нашего покоса, мало ли какой зверь покрупнее может пожаловать. Тайга, она и есть тайга. А, кроме всего этого, надежда только на Пуха. Который, впрочем, и лаять-то ещё, как следует, не научился.
Что ни говори, а обстановка на покосе, всё-таки, не совсем привычна для обыденного восприятия. Ночной лес, погружение в природу, глушь… Я думаю об этом, укладываясь в палатке. И  воображение рисует картины тёмного мира вдали от дома, совершенно далёкого ещё пару дней назад, а сейчас ощущаемого вживую. Дабы чуть-чуть внести в него элемент уюта, я вытаскиваю из рюкзака старенький радиоприёмник и включаю на самую малую громкость. К естественным звукам засыпающего леса примешиваются позывные радиостанций, голоса дикторов и самые различные мелодии. С ними становится даже увереннее и я, успокаиваясь, чувствую сонливость. А затем довольно быстро и незаметно погружаюсь в сон.

Но не он, а, скорее, дремота спадает, когда кажется, что уже близок рассвет. Однако, яркий блеск луны оказывается обманчивым. Она успела переместиться на другую сторону ночного неба, но вовсе не думала прятаться за хребтом и бледнеть. Судя по часам, до восхода солнца ещё достаточно долго, а в палатке так душно, что невозможно снова уснуть. Я лежу и думаю о своём досадном состоянии: делать особо нечего в полной темноте, а бездействие не придаёт особого комфорта. Сколько бы я пролежал так, пока не заснул или не вылез бы наружу к костру, осталось неизвестным. Поскольку, в следующий момент нарастающее оцепенение начало охватывать меня. И было отчего…
За стенкой палатки послышались какие-то странные, еле уловимые звуки. Как будто, кто-то огромный и тяжёлый подкрадывается к табору. Будто шуршит сено на одной из ближних полян и трещат кусты со стороны дороги. Как назло, предательски молчит Пух, не подавая никаких признаков жизни. Может, он уже давно перегрыз верёвку и бегает где-то в лесу? Я соображаю, что надо бы встать и посмотреть – на месте ли он. Но тут же понимаю, как боязно мне высунуться из палатки – а вдруг его уже нет в живых и какой-нибудь таёжный зверь ждёт моей очереди?!..
Спустя некоторое время, совершенно неожиданно, на соседнем с нами покосе залаяла чужая собака. И, вот тут-то, мой четвероногий спутник впервые за всю ночь подал голос. Рядом с палаткой, на своём месте, он чуть приглушённо и осторожно тявкнул, не более того. Как обычно заявляет о себе уверенный и спокойный пёс. Он был рядом! И я, мысленно заставив себя отвлечься, незаметно отошёл от страха и успокоился. В палатке стало прохладнее. Из радиоприёмника едва слышно лилась музыка. Во второй раз я уснул быстро и безмятежно…

С первыми лучами солнца я был уже на ногах. Быстро одевшись, вышел из палатки. Пух радостно повизгивая и виляя хвостом подбегает ко мне и я отпускаю его на свободу. В ярком солнечном свете просыпается притихший утренний лес. А за нашим табором уже не наблюдают «человек с собакой».
Ну, а мне пора приниматься за работу. Взвалив на плечо остро отточенную косу, в сопровождении верного Пуха, я ухожу в дальний конец покоса. Нужно начать пораньше, пока жаркое солнце не взошло высоко и не иссушило росу на густой траве. Пока полуденный зной не охватил лесные дебри, а утренняя свежесть придаёт сил и бодрости. Пока не закончился ещё один день лета…



пос. Большой Луг,
декабрь 1991 года.