Мы идём по Западному Саяну, гл1
В Абакане я совсем не задержался, всего и пути от железнодорожного, знакомого по детству, до автовокзала. Усинский тракт петлял между гор, всё больше карабкаясь вверх и верх. Старый ЛиАЗ от Абакана взял старт, невзирая на возраст, достаточно резво, и мы покатили. Дорога была для меня новая. Никогда я не ездил по горным трассам, а тут… всё чаще автобус нырял в ущелья по деревянным мостам перебирался через малые речки и вылезал на открытые возвышенности, с которых открывался вид тайги прикрытой какой то пыльной синевой. Столовые по дороге были как везде в Советском Союзе – рассольник, котлета наполовину из хлеба, перловка и сладкий чай. Ночь опустилась быстро, и дорога исчезла за окном, ни огонька, ни просвета.
Арадан
Кто высадился вместе со мной на этой остановке, быстро исчезли в темноте, разошлись по своим домам, я остался один перед большой деревянной избой с широкими двустворчатыми дверьми. Ночь, куда идти непонятно. Зашёл внутрь, хозяйка гостиницы для шоферов с полным равнодушием к происходящему провела в комнату и указала на кровать. Я поставил рюкзак в изголовье, разделся и тут же уснул. Усинский тракт соединяет Абакан и Кызыл, федеральная трасс Енисей, основная дорога для снабжения Тувы. Заезжие избы для шоферов, работающих на этом тракте в каждом крупном посёлке. В такую избу попал и я, никакого удивления у администрации не вызвал. Сюда не попадали в то время левые люди. Раз приехал, значит по делу, в командировку, работать. Кровать для меня оказалась бесплатной, а плотный завтрак в столовке позади гостиницы обошёлся в 1 рубль.
Посёлок мне показался большим, экспедиция наша на другом конце. Воскресенье утро, дошагал до края. Огороженная площадка с метеоприборами и большая изба. Здесь. Но всё оказалось закрытым на замок. Маленькая пожилая женщина выглянула из соседней избёнки, разулыбалась. Так они все на Сватиково уехали купаться, я открою. Я занёс рюкзак в избу. Большой стол кровати по стенам и карта Ермаковского района на стене. Устроился на крыльце курить и обозревать окрестности. Тогда меня удивило, но позже привык. Все местные жители улыбались и были приветливы, как к дальнему родственнику, приехавшему издалека ненадолго. По всей моей жизни эта доброжелательность теперь и будет сопровождать меня. Лесные посёлки в горах тем и отличаются от «большой земли», что здесь ценят человека.
Араданский хребет один из крупных хребтов Западного Саяна. Именно здесь знаменитый теперь Спящий Саян, Ергаки. Я проезжал Ергаки уже по темноте, даже не подозревая о их существовании, знакомство ещё предстоит. А пока. Я глазел на окрестные горы, синими изломанными линиями окружавшими посёлок, тёмная тайга с совершенно разными по виду елями и пихтами, говорливый Ус под мостом пробегавший в ста метрах от стационара экспедиции. Тайга дышала летом, ещё не все отцвели жарки, кукольник только поднимался своими остриями. Кудрявые пихты манили меня, я не мог понять, почему они разные. Мне леснику будущему ещё не довелось изучать дендрологию и узнать, что это ель колючая, родственница и ели, и можжевельника. Именно она и расцвечивает долины южной горной тайги своим разнообразием, радует необычностью. Сизыми иголками удивляет, кажется такой голубой, за голубую, иногда и выдаётся. Пихта здесь тоже особенная, какая то необычно кудрявая. Это тоже горы. Араданский хребет славится своей влажностью, что и нужно пихте.
К вечеру приехали моё начальство, работодатели и сотоварищи по работе. Григорий Петрович Погосов, легенда института леса и древесины, а потом и Вовка Борисовский мой напарник. Здесь же мы познакомились и с нашей будущей начальницей Верой. Дамой очень неоднозначной, но которая многому научила в научном понимании субальпийских лугов, и благодаря которой мы и попали на весь следующий полевой сезон в ещё более дикие места. А пока мы с Вовкой учились жить по экспедиционным законам. Выдали нам спальники, робу называемую "энцефалитка", кирзовые сапоги. Теперь эти аксессуары будут со мной долгий, очень долгий период жизни. Работали в лесу на закладке пробных площадей и выборке модельных деревьев кедра и лиственницы. Получали зарплату как большие и немного успели выпить спирта из заначек Погосова, который все нужды лесных рабочих знал.
Мы работали, втягивались в обычный ритм лесной жизни. К концу полевого сезона я заветрился, загорел и набил руку в пользовании топором для заточки карандашей, и изготовлении деляночных столбов, хоть бриться им не пробовал. Брезентовые брюки на заднице быстро протерлись на костях от постоянных переездов на деревянной лавке в ГАЗ-66. На воскресенье я съездил пару раз в Кызыл, к дружку моему Толе Перминову, с которым и дальше меня будет связывать многолетняя дружба. Наконец увидел Центр Азии, одинокий обелиск, гордость всех жителей Тувы, и русских и азиатов, но так мало известный в остальной Росии. Уже в ближе к окончанию Погосовских работ Вера выпросила нас в помощь на Оленью речку для её исследований. Григорий Петрович согласился после того, как она неделю работала на его тему, ну а мы отработали неделю на неё.
Метеостанция Оленья речка находилась в укромном месте рядом с перевалом, с которого открывался вид на Саяна. Скальная гряда вырисовывала лежащего человека и вселяла благоговейный восторг. По тувинским понятиям, это была женщина, да и по груди это понятно. Синие горы Араданского хребта открывались от Оленей речки во всей красе, где-то далеко светились белки Западного Саяна, хребтов Абаканского, Кентегирского, Хемчикского , а по другую руку пространство уходило вдаль к Восточным горам. Зелёное море тайги. Где-то там лежал Восточный Саян, бежал Кизир и Казыр, легенды рафтинга, которые мне не довелось повидать и обследовать. Хватило мне Западного, такого необъятного и дикого, с острыми скалами с туманами и облаками на груди, с бездонными ущельями и серпантинами перевалов с Або, пирамидками камней и воткнутым шестом обвязанным тряпочками к духу перевала.
Субальпийские луга Западного Саяна в это время набирали свою мощь. Тогда, когда внизу уже лето, тут ещё была весна. Цвели синие, как саянское небо, водосборы, жаркие как солнце купальницы. Такого бурного многоцветья я не видел никогда ранее. Это кружило голову, восхищало своей жизненной силой. Чуть ниже, в лощинах раскинулась страна Дельфиния, Дельниум элатум – Живокость, сменяла отцветающие жарки, закрывала своим ростом лога и мешала передвигаться. Росы по утрам здесь были такие обильные, что мы вымокали до нитки, а сушиться было некогда. Мы работали и сохли одновременно, собирали гербарий, копали почвенные ямы и делали таксацию разреженных участков тайги на верхней границе леса, чтоб понять, как влажность влияет на развитие этих лугов. Работы старались сделать с утра, потому что после обеда работать хотелось меньше, а летнее солнце с повышенным ультрафиолетом начинало жечь нещадно. Однажды, выбравшись на самый верх, мы любовались открывающимся видом на недалёкие скалы, мечтали посетить подножье Саяна и загорали. Вечером помылись в бане и долго вполголоса разговаривали о всяких изотерических штуках. Вера была слегка помешана на этом, как впрочем, большинство молодых дам в то время. Утром мы все облезли кардинально. Сгоревшая на солнце кожа спины и плеч, подогретая в бане, слетела за один день лоскутами.
У Григория Петровича была лицензия на лося, выданная на пропитание работников по льготам. Нам с Вовкой он доверил карабин Мосина и мелкашку, что б второму не скучно было. Задание добыть хоть какого-то зверя нам было в довесок к Вериной работе и первым доверием к молодым лесникам. Надо сказать, что никого мы в тот раз и не добыли. Но уроки альпийских лугов с подачи Веры нам были ой как полезны. Травы она знала, чего не отнять, и это было хорошим подспорьем науке моей бабушки, только теперь с горных перевалов. Весна в горах бурная, красивая, но скорая. Прямо на наших глазах, за неделю сменялся цветочный ковер. Водосборы и жарки отцветали, сменялись рослой живокостью, вымахал кукольник-чемерица. На альпийских лугах выше границы леса расцвели сараны, дароникум и лилии. Ещё выше – фиалки, анютины глазки, они были таких цветов и разнообразия, что позавидовал бы любой садовник, но чаще белоснежные. На южных, более сухих склонах, астра альпийская. Находился и Левзея Маралий корень, поднимал свои большие с кулак головы, украшенные сиреневым венчиком.
Спящий Саян
На субботу и воскресенье, у Погосова всё очень строго с рабочим распорядком, мы получили увольнительную. Поход к Спящему Саяну. От Оленей речки это было рукой подать, но идти пришлось не менее двух-трёх часов. Мы благополучно преодолели пару ручьёв окружённых кривыми пихточками, тайга нас выпустила на луг, который быстро кончился – высокогорная тундра. Мягкий ягель пружинил под ногами. Он казался ложем для этого скального исполины, лежащего на горе, ощущения непередаваемые своей торжественностью и мистическим восторгом. Мы продирались сквозь заросли березки круглолистой, родственницы той самой карликовой, спешили успеть к подножью засветло. Редкие могучие кедры остались в распадках.
Эти камни хотелось погладить. Этот мох пружинил и заставлял двигаться плавно. На небольших островках с травкой удивительным образом сидели те же фиалки с застенчивыми глазами, а под самой скалой несколько кустиков можжевельника. Скалы вырастали из этой тундры тёмно-серой стеной с синим отливом. Воздух был свеж, к вечеру звенел чистотой и прохладой. Мы с трудом нашли немного дров для костра, для этого пришлось спуститься в ложбинку. Ночевать устроились в ногах исполинской женщины, хозяйки всего этого края. Спали вповалку на чахлом пихтовом лапнике и обнимку, чтобы согреться. Ранним утром сварили чаю и поднялись ещё раз до тундры к бёдрам Саянской красавицы. Там можно было оглядеться. Утренний туман скрывал долину Уса, распадки малых речек, впадавших в него, только острые пики скал прорезали это белое одеяло, которое скоро растопит солнце. За счастье удалось собрать немного брусники, рассыпанной кустиками по белому мху. Вышли к дороге быстро, делясь впечатлениями и рассказами ночных снов. Кому привиделся этот богатырь, кто-то слышал как медведь фыркал недалеко от нашей стоянки. Ерник расступился, выпуская нас к дороге с укатанным гравием, асфальтом тут тогда и не пахло.
Абазинский тракт
Уроки Веры по высокогорным травам не прошли даром. Я перебирал свой собранный гербарий, перекладывал газетами, чтоб не подпарить и сохранить естественный цвет. Уходя от Оленей речки, мы накопали, нарвали несколько веников Дароникума, а метеорологи, которые сначала косились на нас недоверчиво, но через пару дней были как родные, подарили несколько корешков золотого корня, а маральего - разрешили набрать сколь унесёшь. Погосов, старый служака, выдававший нам зарплату два раза в месяц, отоваривавший по оптовым ценам спиртом и папиросами, каждое утро трубил подъём и пытался заставить делать зарядку. Вставали мы резво, но зарядку не делали.
Вечерами играли в карты, иногда приходили местные пацаны, двое из которых работали с нами. Иногда мы ходили в клуб. В один вечер мы решили испробовать действие чудодейственных трав. Чайник, в котором болтался один золотой корешок, отваренный уже на сто рядов, наполнили свежей водой. Скорым кипятком залили большую железную кружку, в которой были намяты листья Дороникума. Через час-полтора нас потянуло на гимнастические упражнения. Старый турник, о котором никто не вспоминал ранее, вдруг стал центром местного собрания. Каждый пытался изобразить что-нибудь на нём. Соревновались в количестве подтягиваний и подъёмов переворотом. Погосов был в шоке о нашей активности и пообещал в шутку назавтра увеличить фронт работ.
На этом этапе свои исследования в лесу у Арадана мы закончили, нужно было выезжать в Красноярск. Не знаю, что побудило нашего начальника сделать крюк. Но возвращались мы домой по Абазинскому тракту через западную Туву, Шагонар Чадан и Кызыл-Мажалык. Преодолев перевалы до Кызыла через Туран, завернули в степи. Утомительные жёлтые степи и пыль, которую мы смогли преодолеть за один день, кончились. Мы въезжали в горы совсем другие, чем сырой таёжный Араданский хребет. Суровый Западный Саян открывался нам другим лицом. Степи начинали зеленеть, лощины со стороны Тувинской котловины заполнялись травами, но не лесом, а дорога резко пошла вверх. Пастбища с сарлыками на зелёных альпийских лугах, каменные речки с кристальной водой и Родиолой растущей по берегам. Дорога петляла, лезла в перевалы, небо было серым от вечерних туманов.
Западный Саян со стороны Тувы и Монголии казался почти безлесным. Степи молча и неуклонно зеленели, поднимались в горы, сменялись лугами и пастбищами. Лиственичная тайга была только в узких долинах, а посреди лугов вырастали скалы. И всё выше, выше и выше. Таких ущелий я не видел ещё никогда. Узкие серпантины дороги шли по самому краю обрывов, заставляли сердце невольно сжиматься. Но скорее от восторга, а не от страха. В одной лощине, перед подъёмом остановились и спустились к горному ручью. Родиола розовая, золотой корень рос по берегу между камнями, его копать было легко, выбирая из каменистой почвы. Старались не браконьерничать, брать только немного и не подряд всю подушку растений, чтоб не уничтожить всё. Промыли тут же в ручье.
Перевалы имели священную силу, уважаемые тувинцами духи гор оберегали эти места. Для хорошей дороги и удачи в путешествии надо их задабривать. Каждый путник нёс с собой камень из долины и клал его на перевале. Вырастала пирамида из серых камней, в которую потом шаман вставлял шест. Камлали каждый на свой лад, просили удачи и благополучия. На шест привязывались чистые тряпочки, камни сбрызгивались водкой. Такие Або есть на каждом перевале. К таким Або и мы поднесли свои дары, плеснув из железных кружек разбавленный спирт. Дальше дорога побежала вниз, к Абакану, к его вершинам и к Абазе. Долины заполнялись кедрачами. Лес становился гуще и зеленее. Кудрявые долины с шапками кедров украшенных наливающимися шишками. Солнце. Полностью кедровые леса, состоящие из могучих древних великанов, лишь изредка разбавлялись оранжевыми стволами лиственниц. Кедровый край, вершина Абакана.
Абаза – Вовкин дом родной. Переночевали у его родителей, с удовольствием спали в тепле и на чистой постели. Смотрели Олимпийский бокс, где наши разгромили кубинскую сборную. Это был 80-й год. Обсуждали кедровые планы. На следующий год нам предстояло работать именно в таких местах. А потом, всю мою лесниковскую карьеру я буду строить совсем недалеко отсюда, за перевалом от вершины Абакана. Путь домой в Красноярск не занял много времени. В гостях у Веры побывали тоже. Её женская натура жаждала общения на подсознательном уровне, я был ещё молод, а про Вовку не знаю. Но следующий год вместо Вовки у меня в напарниках оказался Андрюха Попеляев. Родом из Тувы, контактный паренёк и увлекающаяся натура. Что-то в нас было общего.
Свидетельство о публикации №217121800501
Владимир Островитянин 26.02.2021 23:19 Заявить о нарушении