Жатва 44

      Показываем питерские чудеса:
- «Люся, Люся, я боюся…» - вековые дубы, упавшие у дворца Монплезир в Петергофе во время грозы;
- Морской собор в Кронштадте до реставрации;
- в запаснике фарфора в Эрмитаже у Кудрявцевой;
- анекдоты в ресторане гостиницы «Европейская».


                8.2.6. ОЙ ВЫ, ГОСТИ-ГОСПОДА!

      Большие культурные программы мы всегда готовили нашим гостям. Для нас это тоже всегда был приятный повод побродить по музеям, театрам и концертным залам. Например, в июне 2000 года к нам приехала в отпуск Люся из Москвы. Похоже, она впервые посетила тогда Питер, и мы приготовили для неё обширную программу.

      Фирменным угощением в те годы с нашей стороны была кавказская кухня в уютном кафе «Салхино» на Кронверкском проспекте, с приветливой хозяйкой которого, Кэтино, мы были знакомы и водили туда всех своих гостей. Познакомились мы с ней на почве живописи грузинских художников, работавших в Петербурге, яркие картины которых украшали стены кафе. Другим фирменным блюдом для наших гостей, но уже совсем не гастрономическим, было посещение Эрмитажа с заходом в запасники русского фарфора, хранительницей которого была нештатная сотрудница нашей антикварной фирмы Тамара Кудрявцева, принимавшая нас в бывшей ванной императрицы.

      За время двухнедельного отпуска Лючии, как её называла Тамара, мы показали ей великолепные мозаики только что отреставрированного Спаса на крови, Петропавловский собор и крепость, выставку картин русского авангарда (Б.Григорьева, Бурлюка и др.) во дворце Строгановых, где зашли ещё и в музей восковых фигур, пугающих своим правдоподобием.

      На «Волге» съездили в Ораниенбаум, Царское Село, Павловск, Петергоф. В Петергофе мы попали в страшную грозу, причём, укрывшись от ливня под крышей какого-то павильончика, видели, как рядом с Монплезиром падают от вихря огромные дубы, наверное, ещё петровского времени. Из Лисьего Носа по недостроенной дамбе съездили в Кронштадт, где, поговорив со сторожихой, забрались под самый купол Морского собора. В то время в соборе ещё был военно-морской музей и клуб моряков, он не был отреставрирован, но всё равно производил величественное впечатление. Заехали мы и в Пенаты к Репину, где работала другая сотрудница нашей фирмы, искусствовед по живописи Мария Александровна Карпенко.

       Из лисиносовских достопримечательностей – побродили по ландшафтному парку «Динас», где мы обычно приобретали саженцы всяких цветов и хвойников, в жару искупались на пляже Сесторецкого разлива, том самом, где прятался вождь мирового пролетариата и немецкий шпион. Специально для Лючии я надул свою резиновую лодку, которую спускал на воду только в торжественных случаях, и прокатил её до ещё одного местного дива – ржавого остова затонувшего корабля, севшего на мель недалеко от берега Лисьего Носа и одиноко торчавшего среди волн.

      Бывали у нас и заморские гости. На следующий год мы принимали Галю Дубровскую, бывшую Вильнер, институтскую подругу Тамары, вместе с её мужем Борисом и взрослым сыном Лёней. Мы, конечно, повторили наши фирменные блюда и в «Салхино», и в Эрмитаже, прогулялись по городу и съездили в Павловск, но, так как они были бывшие ленинградцы, и питерские музеи для них были не в новинку, то мы свели их в уже набравший тогда мировую славу под руководством Гергиева Мариинский театр на концерт, где дирижировал ещё молодой Фабио Мастранджело, причём сидели в ложе, которую обычно занимают юбиляры или гебешники – прямо над оркестром.

      Конечно, они побывали у нас дома на Петроградской и в Лисьем Носу: ведь именно у родителей Гали мы купили участок и дом. Думаю, в отличие от квартиры на Большом проспекте, сделанный нами к тому времени «вагоночный» ремонт старого дома и построенная баня не произвели на Галю большого впечатления: она уже привыкла к американским стандартам.

      Вообще-то целью их поездки в Россию был вовсе не туризм. Просто они ехали домой из турпоездки в Италию через Россию. Заодно им нужно было в Москве похлопотать о документах престарелых Галиных родителей, переехавших в Америку. В Петербурге были могилы родителей Бори, и я возил его на еврейское кладбище в Купчино. К тому же ещё с начала 90-х годов Боря довольно часто приезжал в Россию по делам, т.к. имел в Штатах свой бизнес, связанный с закупкой российской оптики. Помню, в те времена у него было даже какое-то инвестиционное предложение, и я, тогда ещё будучи депутатом Ленсовета, устроил ему встречу с председателем плановой и финансово-бюджетной комиссии А.К. Егоровым, но общего языка они, видимо, не нашли.
 
      У Бори был в Питере друг, бизнесмен Владик Церетели, который часто ездил к нему в Штаты, и здесь мы тоже проводили вместе часы застолья. Владик пригласил нас к себе на квартиру в старинном доме на Васильевском острове, когда-то принадлежавшем адмиралу Ушакову, а ещё разок – в ресторан «Орёл» у Зоопарка, где угощал нас грузинской кухней и изысканным грузинским вином.

      У Гали на время визита в Питер как раз выдался день рождения, и Дубровские пригласили нас и чету Церетели в ресторан гостиницы «Европейская». Ресторан в те времена был совершенно пуст: кроме нашего, в нём был занят только один стол. Нам предоставили отдельный кабинет, где мы вволю поржали, рассказывая всякие анекдоты.

      Обслуживание, конечно, было на высоте. Помню момент, когда персонально к каждому поднесли какое-то фирменное блюдо под колпаками, и официанты разом со звоном открыли эти колпаки, под которыми оказались маленькие горсточки некоего изысканного лакомства. Увы, я не гурман и не мог оценить его вкус, проглотив эту кучку за несколько секунд.

      Платил за этот банкет Боря. Когда ему принесли счёт, он, видимо, не ожидал той кругленькой суммы, которую ему выкатили, долго проверял его, но в конце концов со вздохом промолвил: «Надо платить», чем развеселил нашу компанию ещё больше. Оказывается, ресторанные цены в России тогда были чуть ли не вдвое выше американских.

      А у Гали в Питере тоже была подруга детства, Наташа Зисман, чей отец, известный художник, когда-то написал Галин портрет. Наташа, кстати, была в пионерской компании Сохранского – мир тесен! Галя приобрела у неё этот портрет, и я ездил за ним в огромную мастерскую Зисмана от Союза художников у Володарского моста. Кое-где она уже осыпалась, и мне пришлось немного её подреставрировать. Кроме того, Галя купила в нашем магазине марину - копию с Айвазовского, которую я тоже почистил и восполнил утраты, а у знакомого нам по «Салхино» грузинского художника Нукзара Кахиани – ещё одну очень декоративную картину – женский портрет в характерной для него «кукольной» манере, причём Лёня хотел продавать картины этого художника в Америке, и я сделал снимки многих произведений в его мастерской привезённым Борей цифровым аппаратом «Олимпус» - тогда ещё диковинку.

      Но и из этой коммерции тоже ничего не вышло, зато мы почувствовали, как наши советские люди заразились в Америке духом предпринимательства. Я проводил Дубровских на Московский вокзал, и они поехали в Москву оформлять документы родителей, а оттуда уже улетели в Америку.

      Галя бывала в нашем городе и в начале 90-х годов. Тогда после возвращения в Штаты Галя прислала Тамаре письмо о своих впечатлениях от России, которое позволю себе процитировать:

                "Здравствуй, Томочка!

      Уехала я из С-П слегка подавленная 2-мя суматошно-безумными неделями. Но тем не менее очень рада, что повидала родителей, заполнила им анкеты для прохождения интервью в Москве. На тебя разозлилась, т.к. всё было как-то нерационально, и думаю, можно было бы упростить процедуру передачи товара, т.к. в принципе с ростом доллара и цены растут, что теперь жизнь уже показала. Ну ладно, теперь это уже Борина забота, а у меня и своих хватает.

       На работе у меня ситуация тревожная, т.к. нет новых заказов и возможны увольнения. При том, что у Бори сейчас нет стабильной зарплаты и никакой определённости с бизнесом, это вносит постоянную тревогу и депрессивное настроение. Я не верю в возможность налаживания бизнеса с Россией, а Боря почему-то увлечён этой идеей. Дай бог, чтобы я оказалась не права.

      С-П произвёл на меня не очень приятное впечатление. Толпы людей в несвежей одежде, лица у всех помятые, все не стриженные и плохо побритые. Боречка Гуанов составляет приятное исключение, сверкая своими по-американски ровными и белыми зубками, глаженой рубашечкой и мягкими манерами обращения.

      Жизнь и бедных, и богатых в России тревожна и некомфортабельна. Вонючие парадные, замызганные лестницы, оборванные телефонные трубки автоматов, разломанные скамейки пригородных электричек, вездесущая взаимная критика прохожих и озлобленные взгляды заставляли меня думать о приближающемся дне отъезда с надеждой и утешением. После прохождения таможни уже чувствуешь себя спокойней в доброжелательной обстановке цивилизованного мира, которая окружает даже на борту аэрофлотовского самолёта.

      В Шенноне, в Ирландии, сердце и глаза радовались аккуратно подстриженной траве на бесконечных газонах, цветочкам, чистоте туалетов и кафе, где не ощущалось недостатка ни в салфетках, ни в полотенцах, ни в красиво выглядящей еде. Когда самолёт приземлился в N.Y., моя попутчица, тоже эмигрантка из России сказала: «This is a good feeling to be at home, isn’t it?». И это действительно было очень точное описание радостного состояния возвращения домой, в Америку. Таковы краткие впечатления о путешествии в Россию.

      Томочка, с запозданием поздравляю тебя и Илью с днём рождения, желаю здоровья, благополучия, хорошей и радостной жизни. Пусть у тебя будет всё, что ты хочешь и пусть Ильюша радует родителей своими успехами. Подарки не посылаю, выберете из того, что везёт Боря. Передавай привет всем знакомым. Спасибо тебе за картинки. Целую Галя".

      Между прочим, когда они уезжали в эмиграцию ещё при Горбачёве, в аэропорту я на прощание процитировал Лермонтова:

                «Прощай, немытая Россия,
                Страна рабов, страна господ,
                И вы, мундиры голубые,
                И ты, подвластный им народ».

      А в начале двухтысячных впечатление Гали от Петербурга было уже более позитивным.

      В 2006 году к нам из Канады приехали Лиля и Яша Ферт. До этого они вместе с двумя дочками ненадолго заезжали к нам на только что отремонтированную квартиру на Большом проспекте из Израиля, куда они первоначально не слишком удачно эмигрировали, по пути в Канаду. Кстати, когда они жили в Израиле, уже в начале 90-х, когда я был депутатом, они выслали Тамаре, мне и Илье официальные приглашения, но наши власти, заскорузлые в своих гебешных повадках, разрешали выезд только двум членам семьи, оставляя третьего заложником, поэтому мы отказались от поездки. А жаль, так хотелось побывать на Святой земле!   

      Мы встречали их уже в новом доме в Лисьем Носу, правда, ещё не до конца оборудованном. Т.к. Лиля и Яша – тоже бывшие петербуржцы, то мы ударили с ними по театрам. После спектакля по чеховским мотивам «Пьеса без названия» в Малом драматическом - театре Европы Додина, где в бассейн на сцене плюхались не очень аппетитные голые тела немолодых актёров и актрис, а в чёрном амфитеатре зала стоял туман, как в бане, мы попали на ещё один авангардный спектакль – пьесу по роману А. Белого «Петербург» в исполнении актёров Александринки под руководством режиссёра Андрея Могучего.

      Действие играли во внутреннем дворе Инженерного замка на длинном помосте, вокруг которого располагались подвижные трибуны со зрителями, которые во время спектакля перетаскивала с места на место целая орава здоровых мужиков, со страшным грохотом стуча колёсами по булыжнику. Спектакль включал в себя также экскурсию по лестницам и залам замка, где придушили императора Павла I. Из тёмных углов выступали загримированные фигуры актёров. А закончилось представление рюмкой водки для каждого зрителя, которая была выставлена на том самом помосте под взглядом бронзовой статуи Павла в центре двора. К сожалению, я был за рулём, а то бы напился!

      Отдохнуть от авангарда удалось в Юсуповском дворце на Мойке, где в очень маленьком, но роскошном Домашнем театре мы посмотрели балет «Комедия Дель Арте» на музыку Доницетти, но т.к. балет шёл не под живой оркестр, а под запись, которая то и дело глохла, впечатление было испорчено, и было очень жалко бедных балерин, продолжавших танцевать без музыки.

      Зато в Маринке всё прошло без накладок: «Сила судьбы» прозвучала во всю Вердиевскую мощь. Так же мощно прозвучала в Смольном соборе и православная «Утреня» Кшиштофа Пендерецкого в исполнении польского оркестра Подлеской оперы и филармонии и двух русских хоров – хора мальчиков училища им. Глинки и хора студентов нашей Консерватории с нашими солистами. Хотя кроме текста на старославянском языке в партитуре предусматривались свист, шёпот и крики, а сама музыка поражала контрастами и была далеко не гармоничной, впечатление осталось сильное. Сам автор присутствовал при исполнении и заслужил овацию.

      Так как во время визита Фертов я служил в Мариинском дворце помощником заместителя председателя Законодательного Собрания, то провёл для гостей экскурсию по дворцу, в том числе забрался на трибуну и показал, как я выступал с неё, будучи депутатом.
 

                Назад на: http://www.proza.ru/2017/12/18/720
             Продолжение на: http://www.proza.ru/2017/12/18/733
     Вернуться к оглавлению: http://www.proza.ru/2017/12/14/1967