Да, гон и чухонский Лавкрафт

               
     Наталья Нарочницкая, экстраординарный адьюнкт - адьютант лошадя Котовского по имени Крым, сидевшего всю дорогу, свесив копыта, на тендере бешено мчащегося по маршруту в Изю Кларк паровоза ФЭД - 666, где волосатик Паук таки ухойдакал машиниста и сам занял руководящее место кондуктора - он даже ногу деревянную себе прицепил, а голова как была, так и осталась, чисто имперской и русскомаршевой, в чем, между прочим, тайность и потусторонний смысл Капицы : маршевый двигатель Вернера фон Брауна, украденный великим Калашниковым, коммунистом и чуркой косоглазым, разгонял кондукторов до состояния облученных лучами Смерти электродов, шипящих и плюющихся карбидом в синие очки токарей и фрезеровщиков, монтирующих мертвую Плисецкую на верхушке ампирного здания МИДа, но об этом не время, Соня, присоединившаяся к безумному чаепитию по аллегористой амонимичности маленькой и светленькой Алисы, так и засохшей у зловещих щупалец Андрюши Малахова, неустанно перестирывающего запачканные менструальной кровью Матвиенки и Ваенги ковры и паласы Патриаршего дворца Съездов, так вот, она - знала. Конечно, можно употребить для более полного усвоения потребителем термин  " ведала ", в чем тоже духовность и отечествовопасности, но мы, товарищ Мышь, выше этого, потому знала, кратко, достойно и четко, за всю х...ню и Парвуса, о Ротфронтах и инженерах из Ленинграда, сутулых умом блогерах и аналитиках, уже неисчислимое количество раз трахнутых упомянутой в эпиграфе Лизкой бандеровским страпоном в жопу, там еще парочка Боярских попалась по ходу дела и подвернувшийся некстати писатель Бабченко, не успевший оборотиться второй ипостасью воинского мемуариста, сиречь Прилепиным. Зато вышла из пупка евонного Чичерина, еще та, настоящая, законная жена наркома, о чем и будет рассказано прямо сейчас.
     - Товарищ Сталин, - кощунственно хрипела Чичерина, хватая Ленина за сверкающие по осеннему времени галоши, - дорогой вы наш Лукьян Лукьяныч.
     - Совсем сбрендила тетка, - авторитетно шептал в заросшее волосами ухо Калинина Набоков, педофильствующий кадет Госдумы и дедушка надежды русской демократии Платона Собчака, еще махонького, но уже подобно Псой Стахычу ручонками гребущего к себе, эдак малой уточкой селезнем все, бывалоча, выкатится на колесиках на прешпект, а там курьеры, дамы в соболях, лакеи носят синие носы и Познера с ампутированной головой, а воры ходют фронтально к рострам, - по - ходу, муж ее с ума свел.
    Они покосились на чахоточного наркома, возводящего из папье - маше у печки, откуда уже танцевал Мацуев Цискаридзе на костылях Ильинского, заложившего кобылу в ломбард с хранящимися там сиськами опять Лизки, не дающей мне покоя, только о ней и думаю, макет колоссального Брест - Литовска, поднявшего с колен всю Имперскую мощь Бориса Жонсона, скрывающегося под половицей от внимательных и чутких зрачков агентов статского советника и стрюцкого киноактера Меншикова, окостеневшей рожей Машкова в сапогах ставшего легендой номер шишнацать.
    - Тетка - то ладно, - высказалась по существу Надежда и компас, пуча глаза великолепным приходом ; она только что отложила вересковую трубку настоящего Сталина, сирийца, маленького человека с большими ушами, по имени Башар, бережно ложа ее на фуфаечку, прикрывшую фарфоровую пепельницу со всеми салямами, что уводит автора к канонику Свифту, но пока не будем, - а вот мудак, что пишет эту хрень, вот он : на всю башку. Так смешать величие народа ...
    - С говном, - продолжил бровастый Сурков, боченясь пузырьком от астраханской воблы, ужариваемым  " Зиппо " на торце стола, где он и сидел, ожидая слова и дела.
    - Ты не говори так - то, - выкрикнул с места морской офицер Разъебаум, сурово звеня орденами, розданными врозлив корнетом Оболенским наравне с патронами, а паек кончился, вместе с минами, еще о прошлом годе, я говорил Гиркину, давно, - сам не понимаешь, чего говоришь - то.
    - Твою ж ты мать !
    Наталья Нарочницкая схватилась за голову, будто Алиса, залезшая на стол с буйной песней на улыбающихся устах о встречном Солнце и бригаде нарвских застав, переходящих плотными и компактными шеренгами к рынку поступательно, и ткнулась напряженным морщинами лбом подмышку Мариэтты Чудаковой, как раз забежавшей к тете Тане Толстой поздравить с днем ангела самого Чубайса, старшего, конечно, революционного и тоже исторического, как Ноздрев.
    - Автор издевается над здравым смыслом, увидев анонс фронтовиков, - простонала Нарочницкая, свивая бубликом рога, защекотавшие пантами чувствительные соски пушкинистки и пушкиноведа, закатившей глаза под седастый парик в буклях, присыпанных пудрой и толченым песком по последней моде Парижа, привезенной чемоданом шикарной Виннер Усмановой, выполнившей завет Холкрофта и бурундуков, не говоря о Елене Боннэр.
    - Он такой, - согласилась Чудакова, думая тайно о Корнее Чуковском.
    Я перечитал выбитое моими пальцами на клавиатуре ноута и пожал плечами, уловив все то же вечное дежа вю проклятой страны и поганого невнятного племени, шарахающегося по этим равнинам, лесам и болотам со времен Аскольда и Дира, что тоже уже было, сто раз было, миллион описано и миллиардом не читано, ибо всем по х...й. И это, моя милая Соня, и есть еще одна самая страшная и великая военная тайна, которую я и раскрыл чуть выше, курсив мой.