Не в своей тарелке

Войдя в сарай в поисках лопатки, я чуть не угодил лицом в висящую пластмассовую куклу. она сохла на веревке, пристёгнутая за волосы деревянными прищепками. кукла была старая, видавшая виды, но с ярко-синими аккуратно подведёнными глазами. Нарисованные глаза пристально-безмятежно уставились на меня, и я невольно отвёл взгляд. Сарай насквозь просвечивал щелями, лопатки нигде не было. Зато были куклы, много кукол. Кучи старой человекообразной пластмассы, хлам с оторванными руками и ногами, провалившимися глазами, в истлевших грязных платьях, вовсе без одежды. Фуу... Неприятное зрелище.

- Что у вас там? - спросил новых нечаянных знакомых, указывая на сарай.

- Это Павлика хозяйство.

Павлик был мальчуган лет десяти, он возился неподалёку от сарая, мастеря из деревяшек странный предмет, я даже не сразу понял, что он напоминает: эээ... модель гильотины?

- Королевские забавы? - дурацко хихикнул я и посмотрел вопросительно на Павликиных родителей. Аня и Антон сидели в плетеных креслах, подставив лица солнышку и нежились, прикрыв веки, под ласковыми лучами. Мой вопрос они оставили без ответа.

Внутри стеклянной банки, стоящей подле Павлика, ползала большая жирная муха. Муха была иссиня-чёрная, лоснящаяся и тугая, как пузырёк с чернилами. Её крылышки были восхитительного, густого и непрозрачного лазоревого цвета. Банка была заперта крышкой. Тут же неподалёку лежали и краски - очевидно, те самые.

- Папа, у меня ничего почти не осталось! - громко объявил Павлик Антону.

- Не осталось, значит купим.

Антон открыл глаза, потянулся, взялся за рюкзак.

- Готовы?

Я был давно готов.

Мы с Антоном закинули за плечи рюкзаки, палатки, коврики и пошли. Аня осталась сидеть в кресле, в позе безмятежного покоя. Я поднял было руку - махнуть ей на прощанье, да отчего-то смутился и пошёл, не оглядываясь, за Антоном. Павлик поскакал за нами вприпрыжку.

- Вы знаете страшные истории? - спросил он меня, едва мы вошли в лес. - Я знаю, про гроб на колёсиках.

- Про гроб на колёсиках не страшно, это всё выдумки. Вот с красным пятном была история... - я постарался придать голосу убедительный зловещий оттенок.

- Красным пятнооом? Расскажите!

Павлик запрыгал вокруг меня, и я заговорил утробно, с замогильными интонациями:

- История про пятно, из которого вылетала по ночам красная рука. Она душила и похищала людей...

Рубаха Антона в крупную красно-белую клетку быстро удалялась за деревьями. Пришлось приложить усилия, чтобы не потерять её из виду. Я даже вспотел, пока бежал. А Павлику хоть бы что. Конечно: у него нет тяжелого рюкзака. Так, мешочек, видно что лёгкий. Хоть бы котелком его нагрузить, что ли. Противный мальчишка. И вопросы его... гадкие.

На ночлег расположились затемно. Я быстро уснул, не чуя ног от усталости. Когда проснулся и выбрался из своей палатки, уже вовсю светило солнце. Рядом с убежищем Антона и Павлика валялась красно-белая клетчатая тряпка, точь-в-точь вчерашняя рубаха Антона, измазанная чем-то красновато-бурым. Я пошёл к ручью. До чего ледяная в нём вода. Что это было - как будто кровь? Почистил зубы, прополоскал рот. Сплюнул, пошёл обратно. Тряпки у палатки не было.

- А где Антон?

- Он ушёл. Я вас проведу. Папа на следующей стоянке догонит нас.

- Тут, вроде, рубаха его лежала?

- Нет...

Молча разбираю палатку. Прямой чистый детский взгляд. Что-то здесь не то. Не верю. Не верю. Как он поведёт меня? Такой маленький разве может знать дорогу?
- У меня компас есть. И тропа натоптанная. Идёмте.

Шли весь день, с перерывом на обед. Молча.

Ночь. Не спится. Думаю. Почему Аня не шелохнулась при прощании? Хоть бы рукой махнула, да хотя бы открыла глаза. Отчего Павлик спрятал рубаху? Он что-то скрывает от меня? Снаружи треснула ветка. Шаги? Определённо, слышу шаги. Замираю в спальнике. Зачем выпил столько чаю на ночь... Теперь придётся выйти. Врёшь, не возьмёшь.

Включаю фонарик. Иду. Луч выставил перед собой, как меч. Обхожу дозором наш маленький лагерь. Я - воин, во мне сердце воина, он жил миллионы лет назад, и теперь пробудился во мне. Чую на себе неотступный взгляд. Взгляд из-за кустов. Далеко, пожалуй, не пойду. Загляну к Павлику, вон его палатка. Откидываю полог. Что-то холодное и твёрдое с размаху бьёт по лицу. От неожиданности откатываюсь назад. Тихо, как в могиле. Потерял фонарик. Ползу за ним на животе, направляю луч на палатку. У входа на деревянной прищепке висит пластмассовая кукла, у неё ярко-красный нарисованный рот - сердечком. Тьфу. Нашариваю лучом Павлика. Спит. Может, притворяется? Ждет, когда усну?

На другой день Антон не появился. Буду спать со свечой.

- Павлик, у тебя свечка есть?

- Не, у меня фонарик.

- У меня тоже.

Всё же нашёл, нашёл свечку. Она стоит рядом со мной в стеклянной банке. Пламя весело трещит, как смолистая лучинка в печке, и убаюкивает так сладко. Парафин плавится и капает на спальный мешок. Хочу отодвинуть банку, но не могу пошевелиться. Банка раскаляется, огонь перекидывается на мешок. Мои волосы горят. Хочу закричать - но изо рта вырывается только немой крик, рыбьи пузыри.
Передо мной стоит Павлик.

- Нельзя так спать, свеча упадёт, сгорите.

- Уходи-ка, мальчик, из моей палатки. И больше не входи.

Мне хочется послать его непечатными словами, но свечу действительно лучше погасить. И спрятать. Подальше. Для чего он вошёл? А если б я не проснулся - что бы он тогда сделал?

Выхожу из палатки на свежий воздух. Надо мной перевёрнутая чаша - звёздное небо. Бездна. Без дна. Полная луна нагло таращится единственным глазом. Мне неуютно от её взгляда.

Сквозь стенки моего жилища сияет мерцающий огонёк свечи. Палатка светится, как рождественский игрушечный домик. Хочу войти, но едва касаюсь полога - и тысячи ночных мотыльков, трепеща серыми бархатными крылышками, разлетаются в стороны, в небо, вверх. Без дна. Бежать отсюда, бежать.

Ворочаюсь до рассвета, днём просыпаюсь в тоске. И тут же слышу голос Антона. Выползаю ему навстречу - обессилевший, жалкий. Антон в красно-белой рубахе, никаких пятен. В руках точно такой же клетчатый платок. Антон шумно сморкается, вытаскивает из рюкзака тряпичную сумку из такой же клетчатой материи. Сумку он подаёт Павлику.

- Краски! Ура!

Павлик полощет кисть в жестяной банке, насухо вытирает её мятой красно-белой клетчатой тряпкой. Тряпка вся в пятнах краски, как штаны маляра.
Павлик раскрывает новенькую коробку, набрызгивает в неё чистой воды и набирает из коробки на кисть изумрудную каплю.

- Здорово! Как раз такую хотел! Теперь могу сделать Елизавету. Спасибо, папа.

- Хотелось бы дольше пожить в таком месте. Красиво здесь, правда?

Не сразу понимаю, что вопрос Антона обращён ко мне.

- Нет-нет, благодарю, хочу добраться до города сегодня, - отвечаю я и, не дожидаясь ответа, иду собирать рюкзак.

Не знаю и не хочу знать, кто такая Елизавета.