Попутчица

   Когда я приехал на вокзал, мой поезд уже стоял на первом пути. Я вошёл в вагон и обнаружил, что он практически полупустой. Моё купе тоже было пустое. Поэтому моё путешествие обещало быть одиноким. Однако, уже было поздно и начало смеркаться. А когда состав дёрнулся и начал медленно набирать скорость, то и совсем стемнело. Я забросил свой чемодан в верхний багажный отсек и устроился спать на нижней полке в соответствии с купленным билетом.

   Некоторое время я не мог уснуть. Все мысли были о матери. Сестра написала, что мама чувствует себя неважно и желательно, чтобы я приехал, пока она ещё на ногах. Мать долгие годы болела полиартритом и лечилась преднизолоном, от которого страдал весь её организм. Мало того, что она подолгу разминала по утрам свои ноги, чтобы подняться с постели, так ещё теперь добавились проблемы с желудочно-кишечным трактом.

   Дорога мне предстояла неблизкая - надо было преодолеть четыре тысячи километров. Было время, когда нам выдавали воинские перевозочные документы на самолёт, но это время ушло вслед за "перестройкой", поэтому теперь приходилось довольствоваться проездным требованием на железнодорожный транспорт. Так что дорога до Омска у меня вычитала из отпуска двое с половиной суток в одну сторону.

   Я уже крепко спал, когда на каком-то полустанке открылась дверь купе и слабый луч света проник внутрь него, осветив столик и окно. Я приоткрыл правый глаз и увидел, что вслед за этим лучом в купе вошли мальчик лет десяти-двенадцати и девочка лет пяти. Затем показалась молодая женщина с чемоданом и большой сумкой, которые она поставила под стол. Не включая света, она быстро постелила мальчику на верхней полке прямо надо мной. Наблюдая за её действиями, я отметил для себя, что одета она в элегантный тёмный костюм с узкой юбкой, характерно подчёркивающей её скорее всего безукоризненную фигуру.

   Уложив мальчика спать, моя попутчица быстро разобрала постель на нижней полке напротив меня. Девочка пристроила свою головку на подушку лицом к стене и через некоторое время тихонько засопела. Я делал вид, что крепко сплю - за всё это время я ни разу не пошевелился. Осознавая, что сосед по купе находится в крепких объятиях Морфея, женщина спокойно присела на полку и начала переодеваться. Раздевалась она медленно, аккуратно размещая всё на вешалке. Я старался ничем не выдать себя. А когда окно освещалось проходящим мимо составом или фонарём какого-то разъезда, я крепко сжимал свои веки.

   Когда она повесила вешалку на крючок и осталась в одной комбинации, то потянулась к сумке и вытащила из неё халатик. Ещё какое-то время она раздумывала, но потом резким движением рук сняла комбинацию и осталась в одном нижнем белье. Очертания её фигуры были изящны и приводили меня в нежный трепет. Я с наслаждением наблюдал, как подрагивали в такт с вибрацией вагона её небольшие груди. Я вообще не люблю большие груди - они меня не возбуждают. Но эти - они были именно то, что я люблю. А когда она повернулась к окну, чтобы набросить на себя халатик, я увидел на фоне слабо освещённого окна просвет между её ног. Стон чуть не вырвался из моей груди, но я сдержался. Ведь я понимал, что этим могу всё испортить.

   Она надела халат и прилегла на полку рядом с дочерью, повернувшись лицом к ней. Укрываться простынкой она не стала, а так и лежала на боку в одном халатике. Время от времени свет от встречного поезда слегка освещал мне её тело. Теперь я уже не боялся и полностью открыл глаза. Я любовался, когда лучик света пробегал по её телу снизу вверх: сперва показывая мне её тонкие (как раз какие я люблю), аристократические лодыжки; затем - не полные, но и не худые икры; затем - поднимающуюся всё выше и выше, линию бедра, плавно огибающую округлые ягодицы и спускающуюся на тонкую талию. Я с восторгом смотрел на это изящество и всякий раз ждал, когда же пройдёт очередной встречный состав.

   В ту ночь я больше не уснул. А утром мы познакомились. Звали её Ниной. А возвращалась она с детьми из отпуска, который провела у матери в деревне. Путь ей предстоял неблизкий - до Красноярска, где проходил службу офицером её муж. Так что до Омска нам предстояло ехать вместе. Весь день у нас прошёл в разговорах. На остановках из вагона не выходили, вот только в Пензе я сбегал на вокзал и купил детям по мороженому.

   Ночь подкатила незаметно. Начали укладываться спать. У Нины было только два места. Девочка была мала и могла ехать без места. Да и Нина боялась, что девочка может упасть с полки. Поэтому они снова легли вместе, хотя верхняя полка оставалась пустой. Нина опять легла не укрываясь и повернувшись лицом к стенке. Она обняла левой рукой девочку и мне показалось, что Нина уснула.

   Сон ко мне никак не приходил. Я лежал на боку и пристально смотрел на очертания Нининого тела. Теперь ко всем тем чувствам, которые я испытал в прошлую ночь, добавилось жгучее желание обладать этой женщиной. Но как? Каким образом? Я долго не мог разрешить эту проблему - ведь Нина лежала рядом с дочкой. Мгновенно созрело решение: надо взять Нину на руки и перенести на свою полку.

   Я встал, просунул обе руки под тело женщины: одну на уровне грудей, а другую под колени. Резким движением я поднял Нину, как штангу берёт на грудь штангист. Нина смотрела на меня изумлённым взглядом. Казалось, что она и не думала спать. Затем я развернулся вместе с ней к своей полке так, что её ноги оказались на уровне моей подушки. На какое-то мгновение я замешкался: надо бы, чтобы голова лежала на подушке, а тут - ноги. Но как это сделать? Это моё замешательство сыграло со мной злую шутку.

   Почувствовав, что мои руки постепенно опускаются книзу, Нина сказала:
   - Положи на место!
   Я робко повиновался: сконцентрировал все свои силы в руках, чтобы продолжать удерживать женщину; повернулся к её полке; сделал шаг вперёд и медленно опустил Нину на полку рядом с дочкой. После этого я почувствовал, как сильно начало биться моё сердце. Казалось, что вот ещё чуть-чуть и оно выскочит из груди. Я медленно открыл дверь и вышел в проход вагона. По проходу гулял ветер. У открытых окон веером развевались шторы. Это поезд мчался по мосту через Волгу.

   Так я простоял у открытого окна до самой Самары. А во время остановки поезда вышел на перрон и в ларьке купил знаменитые с советских времён куйбышевские конфеты, шампанское и коньяк. Конфетами я угостил детей, от коньяка Нина отказалась, а шампанского немного выпила. Целый день мы опять болтали, как ни в чём не бывало. И о ночном инциденте никто не вспоминал.

   Дальнейшее наше путешествие проходило по знакомым мне с детства местам, поэтому я много рассказывал Нине: о Уфе, где родился; о памятнике "Европа - Азия"; о Миассе, где живёт вся моя родня, и озёрах Тургояк, Ильмень и Чебаркуль. Постепенно я остыл и Нина превратилась из "предмета моего вожделения" в очень хорошего и близкого друга. Нам с ней было очень легко общаться друг с другом. Так мы и не заметили, как поезд подкатил к Марьяновке и мне надо было собираться на выход.

   Когда я в купе попытался проститься с Ниной, она сказала:
   - Я тебя провожу...
   Мы вышли из вагона и остановились у входа в подземный переход. Я взял Нину за руки, пристально посмотрел ей в глаза и спросил:
   - Может быть записать тебе мой телефон. Ты ведь бываешь в наших краях... Чем чёрт не шутит - может встретимся ещё.
   - Нет, не надо, - сказала она с дрожью в голосе.
   Так мы и стояли, взявшись за руки и с грустью глядя друг другу в глаза, пока не объявили отправление поезда. Нина побежала к своему вагону. А я купил на привокзальной площади букет цветов и поехал к маме.

   Прошло уже двадцать пять лет, четверть века, а я всё помню эту историю и постоянно задаю себе один и тот же вопрос: "А что это было?"
   Скорее всего Господь иногда даёт нам понять, "как очистить зёрна от плевел".