Мишура

                Мишура

Вечером бабушка собирается в гастроном. Чуть-чуть подкрашивает губы, освежает ароматы духов, кладет в карман демисезонного пальто авоську и уточняет:
- Тебе, сынок, что на дежурство купить?
- Колбасу, сыр, булку черного, если встретишь – лимон, - хирург Петров немногословен, молод и задирист.
- Опять двое суток без горячего, - вздыхает бабушка, - а это вредно для желудка и вообще... Здоровье как манная крупа, сынок. Рассыплешь, растеряешь нечаянно, собрать попытаешься – крупинки, а не досчитаешься.

 Годы заметно изменят колоритную московскую повседневность. В память хирурга Петрова вольются и импортные гардеробы, и градусы крепких напитков, и бестолковые хороводы вокруг задач и истин. Затем, время, со свойственным только времени пофигизмом, сотрет часть памяти.  И все же… Не всех и все угробит время. Эмоциональность мысли не позволит.  Поэтому неизбежно вспомнит мысль и заботливо-теплую бабушкину душу, и чудесные ароматы пятикопеечных монет в московском метро, и белоснежные тополиные подушки на оживленных бульварах…
31 декабря 1988 г.
9.00
В ординаторской светло, шумно и накурено. Красный пузатый телевизор «Сапфир» в черно-белом формате вещает предновогодние передачи. Скучную больничную атмосферу оживляют кадры из мультфильма «Падал прошлогодний снег». Разноцветная мишура свисает с карнизов и плафонов, как разукрашенная ячменная лапша.
- Помните, как там у Пушкина? «А мне, Онегин, пышность эта, постылой жизни мишура», - хирург Сидоров мнет между большим и указательным пальцами кончики свисающей фольги и играет мимической мускулатурой.
- Жизнь, в принципе, та же мишура, только в душе и мозгу…, - философствует хирург Петров.
- М-да…, впрочем, вернёмся к нашим, так сказать, овцам и баранам, - заведующий Иванов циничен и сух, - больных уже обошли, мужики?
- А кого обходить? Всех больных на праздники из отделения выперли… только этих, иногородних оставили, а их мало, - хирург Зилов достает из тумбочки 0,5 армянского конька, - так выпьем и снова нальем?
12.00
- Коллеги! А почему бы нам еще не вмазать? Сознание у всех уже ясное, положение еще активное, сердцебиение пока ритмичное, - хирург Сидоров роется в тумбочке и достает из служебной мебели бутылку «КВВК», - четвертной коньячок весит. Сидоров, заметьте, не жмот! У Сидорова, даже, закусочка найдется!
Хирург Сидоров очень долго роется в тумбочке и среди старых рентгеновских снимков, свернутых в спирали зондов, блестящего иглодержателя, нескольких кровеостанавливающих зажимов Бильрота и новенькой пилы Джигли находит ополовиненную плитку шоколада «Аленушка».
- Хочу алаверды! Так вмажем и снова нальем! – искренне радуется охмелевший хирург Зилов.
Хирург Петров присел на край стола, жует богато отломанный от буханки, густо намазанный горчицей и крепко посыпанный солью ломоть черного хлеба. Досадует:
- Я тоже «КВВК», может, хочу!
- В новом годе выпьешь…а на стол ты, Петров, зря сел. Плохая примета на экстренном дежурстве, - заведующий Иванов все так же сух.
 14.00
В приемном отделении яркое и холодное неоновое освещение.
Тревожно хлопают двери в процедурные, перевязочные, смотровые и операционные. Визжат железные каталки. Сквозняк притащил в коридор банальный запах дешевого маргарина. На стене возле регистратуры канцелярскими кнопками прикреплена дурно оформленная стенная газета с предновогодними отчетами, цифрами-процентами, скупыми бюрократическими поздравлениями и прочей идеологической мишурой. И лишь осоловевший и мутноватый взгляд диспетчера Новиковой напоминает о грядущем всенародном веселье …
Около кабинета хирурга шумит больной:
- Я пожрать и согреться хочу! -  поступающий одет в исключительно испачканный и наскоро штопанный белый овчинный тулуп. На ногах - прохудившиеся тряпичные штиблеты. Волосы скомканы, но блестят, словно уложены бриолином.
- Из этих, из бомжей, вероятно, - медсестра брезгливо морщится. Пытается увернуться от удушающе-нечистого запаха.
- У меня, доктор, нога сильно болит, - гражданин без прописки приподнимает залатанную, засаленную штанину и показывает красную, опухшую, с огромной трофической язвой голень.
- Можно в гной положить, -  вслух рассуждает медсестра.
- Можно то можно…, - хирург Петров в уме просчитывает возможные последствия госпитализации, - а что толку?
Бомж прислушивается. Врубается. Доказывает:
- Я что, не человек уже? Упасть любой может. И ушибиться при падении может каждый. А ты мне, бл@ть, встать помоги! Ты мне руку протяни, сука…
18.00
- Скучаем? – в ординаторскую заглянула дежурный терапевт Позднякова.
- Да…Сейчас бы домой! К жене, к бабушке, к родителям, к собаке… Представляете? По тарелочкам аккуратно разложены холодец, оливье горочкой, селедочка под «шубой». Жаренный цыпленок с нежной корочкой в блюде томится… Водочки холодненькой соточку шарахнешь, неторопливо закусишь. Так, чтобы пельменям в желудке место сохранить. Телевизор поглядишь, о пустом поболтаешь. Собака возле ног дремлет. А в доме густой такой запах ели, мандаринов и жаренного гуся..., - хирург Петров сладко потягивается.
- А я совершенно одна живу. Ни мужа, ни детей, ни животных…, а в больнице 31 декабря – суета, движение, жизнь. У больных на Новый год глаза оживают. Не замечали? Во взгляде надежды, мечты, перспективы. Человека вечность пугает, а Новый год имеет завершенность, математическую конкретность, что ли. Двенадцать месяцев. Двенадцать цифр на циферблате. И куранты бьют двенадцать раз.
- Пифагор, кажется, обобщал: «Мир построен на силе чисел». Может, так оно и есть, хотя …, – хирург Петров много знает, но еще слишком мало верит.
21.00
- С Наступающим, мужики! - хирург Петров, сопровождаемый свитой, обходит больных.
Медсестра Золушкина, поправив бюст, вносит в палату себя и переброшенное через руку смоченное вафельное полотенце.
Субтильный субординатор Михайлов плетется чуть сзади. Докладывает:
- Больной Гвоздодеров. Одиннадцатые сутки после операции – аорто-бедренного двухстороннего шунтирования. Послеоперационный период осложнился нагноением раны на бедре. Проводится инфузионная, антибиотикотерапии, перевязки. Рана очищается. Плохо. Имею ввиду, плохо очищается. Рана.
- А гранулирует? -интерн Никифоров влажным взглядом смотрит туда, в грядущую даль. Он минуту назад вышел из экстренной операционной, и мирская суета рассматривается Никифоровым как мнимая, пустая и ...ах, как скучно, господа, как все банально и глупо…
- Плохо, - субординатор Михайлов пожимает тощими плечами, -но стараемся.
- Доктор! Новый год без шампанского, как… отпуск без Сочи! Можно мы чуть-чуть, что ли? – больной Гвоздодеров силится улыбнуться.
- Это естьм злостное нарушение больничного режима, - интерн Никифоров воодушевляется, оживает. Его взгляд надменен и строг.
- Чуть-чуть может и можно, - хирург Петров понимает, нет, ощущает… В шестиместной палате на равных правах с больными существуют три заглавные «Б». Болезнь, Беспомощность, Боль.
- Ну, я даже теперь не знаю, - интерн Никифоров, вероятно, так навсегда и останется - интерном.

23.45
В приемном отделении яркое и холодное неоновое освещение.
В кабинете хирурга на каталке лежит больной. Молодой, крепко сбитый. Бледный. Растерянный.
- С желудочным кровотечением поступает, - медицинская сестра суетится и ворчит, - вот те жопа и Новый год.
- Кровь брали? – хирург Петров сосредоточен и скуп.
- Взяли уже. Анализы принесут скоро.
- Давление?
- При поступлении девяносто на шестьдесят было.
- Не густо, - хирург Петров приступает к осмотру.
…Бой курантов, брызги шампанского, салюты из хлопушек и прочие хлопоты Наступившего проскользнули во времени, миновав пространство смотровой.
Здесь – алгоритмы обследования и лечения тяжелого больного. Здесь - совместные осмотры и непростые решения. Здесь напрочь отсутствует мишура и может быть не будет завтра.
1 января 1989 г.
7.00
- Как там больной с желудочным кровотечением? – диспетчер Новикова зевает и вкусно потягивается.
- Умер. Час назад умер,- хирург Петров молод и немногословен.

11.00
- Молодой человек! Просыпайтесь! Вы уже третий круг по кольцу накручивайте. И все спите, спите. А будить жалко. Новый год, поди, крепко отметили. Выходить собираетесь? – усатый улыбчивый мужчина в форме машиниста метро трясет хирурга Петрова за плечо.
- Извините. Хирург я. После ночного дежурства еду. Вот, пригрелся, расслабился, уснул, - хирург Петров смущается. Ах, как неловко получилось.
- Так, может, у нас в служебке передохнете, доктор? Романтика! Новый год и под землей…, – машинист метро хитро прищуривается, - а еще по такому случаю у нас «КВВК» найдется. Дорогущий коньячище!
- Нет, спасибо, я – домой! – хирург Петров внезапно, глубоко, всеми фибрами своей молодой душой чувствует абсолютную, жизненную необходимость домашнего уюта, семейного тепла и банальных, очень банальных человеческих желаний.
- Ну, тогда, с Новым годом, доктор! Как говорится, с новым счастьем!


Москва 2016 г.