Ты можешь идти один. Глава 19
Есть еще одна особенность счастья: оно не абсолютно. Наверное, оно получается при смешении равных долей радости, страха и печали. Все фотографии можно разделить по этим категориям.
Страх. Я прихожу в автосервис и вижу много незнакомых людей, которые смотрят на меня с холодным равнодушием. Ни улыбок, ни приветствий. Они даже не прерывают разговора при моем появлении, и мне приходится ждать паузы, чтобы заявить о себе.
Печаль. У меня ничего не получается. Ключи валятся из рук, гайки сидят, как влитые. От обилия технических подробностей начинает кружиться голова. В середине рабочего дня меня посылают мести пол.
Радость. Я прихожу домой, и Маша обнимает меня, целует. Дома пахнет чем-то вкусным. Мы ужинаем, разговариваем о чем-то, иногда наши руки ненадолго соприкасаются. Ночью, лежа на матрасе, мы держимся за руки.
Страх. Меня точно уволят с этой работы. Целый день на меня кричат, я ощущаю себя самым тупым существом на планете. Но я, как боксер на ринге, снова и снова поднимаюсь, несмотря на то, что противник втрое тяжелее меня. Потому что я его не боюсь, я боюсь, что он уйдет, махнув рукой.
Печаль. Я опять в одиночестве. Не принимаю участия в разговорах, даже ем отдельно от всех, потому что не хватает места за общим столом. Я ем тушеную картошку, приготовленную Машей. Девушкой, которая верит в меня, а я не оправдываю ее ожиданий. И еда застревает в горле.
Радость. Я помогаю Васе менять тормозные колодки. Его зовут курить, и он уходит, велев мне снять остальные колеса. Я выполняю порученное, потом снимаю суппорта, чтобы облегчить ему работу. Вытаскиваю старые колодки, ставлю новые, словно в каком-то трансе. Потом я ставлю на место колеса и начинаю их прикручивать. Лишь закрутив последнюю гайку, я замечаю, что все работники стоят и смотрят на меня. Вася улыбается. Он подходит и хлопает меня по плечу. Я справился!
Страх. Ночью Маша тихо плачет, и я обнимаю ее, пытаясь утешить. Мы говорим, что любим друг друга, и я вдруг понимаю, что обнимаюсь в постели с почти неодетой девушкой. Она целует меня не так, как раньше, все меняется. Нельзя отодвинуться, сбежать, нельзя ничего говорить. Я должен пройти через это, но... господи, до чего же мне страшно!
Печаль. Маша уже уснула, а я все смотрю на нее, глажу ее обнаженную спину и думаю. Я думаю о том, что будь я посмелее, она была бы моей и только моей. А теперь между нами всегда будет Брик. Он был первым, и я обречен сравнивать себя с ним. В каждом слове Маши я буду слышать воспоминание о нем. И ребенок, который родится, будет его ребенком. Смогу ли я воспитывать этого ребенка? Я! Воспитывать ребенка! Пытаясь забыться, я теснее прижимаю к себе Машу, шепчу какую-то чушь ей на ухо.
Радость. Открыв глаза, она улыбается мне, и все, что было ночью, повторяется. Только без страха и печали. Есть только мы и наше счастье.
Страх. Печаль. Радость. Наша первая ссора: я не взял выходной, и мы не смогли погулять в парке. Первое примирение. Мы по очереди читаем друг другу вслух книги по вечерам. Гуляем по ночному городу. Смеясь и плача, покупаем самую дешевую зимнюю одежду и обувь. Считаем мелочь на дорогу от рынка до дома. Маша становится на учет в женской консультации. Последние деньги, улетающие на необходимые таблетки. Меня официально трудоустраивают. Я принимаю первый автомобиль и работаю с ним сам. Первое застолье с коллегами после работы, от которого я не смог отказаться. Первый раз прихожу домой пьяным, и Маша смеется над моим смущением. Ее живот начинает увеличиваться, и я боюсь к нему прикасаться.
Наш первый новый год. Маленькая искусственная елочка на столе, обращение президента по радио. Шампанское и жареная курица с картошкой. Мой подарок Маше: красивое платье. Ее счастливое лицо, когда она выходит из ванной, переодетая. Живот ощутимо выпирает, Маша смеется и говорит, что носить это платье будет после родов.
А потом холодный зимний вечер, когда я возвращался с работы давно привычным маршрутом. Меня окликнули. Обернувшись, я увидел двух милиционеров, выскочивших из "УАЗа". Это люди, не Разрушители, но в их глазах я видел все ту же засасывающую, бездонную пустоту. Этой пустоте нельзя ничего объяснить, бесполезно умолять. И я перестал унижаться. Попросил только один телефонный звонок. Я позвонил Маше. Она уже плакала, когда сняла трубку. Слышался гул мотора – отец вез ее домой.
Сослуживцы, слушая мою историю, наперебой кричали, что я мог подать жалобу, сбежать, обратиться в какие-то общества. Наверное, мог. Но не сделал этого. Судьба снова и снова пыталась утопить меня, и во мне проснулось маниакальное желание поиграть: а насколько глубоко я сумею опуститься?
Меня отправили служить за тысячу километров от родного дома. На два года я должен был превратиться в другого человека. Закрыв глаза, я видел, как будто какая-то бумажка летит вместе со мной, передается от человека к человеку. Меня выделяли из всех, на меня орали, меня били, унижали.
Те, кто пришел вместе со мной, удивлялись. Их никто не трогал сверх необходимого, все побои и издевательства сыпались на меня. Самые подлые из них вели себя так же, как старослужащие, но большей частью мне сочувствовали.
Спустя полгода после начала моей службы, я подслушал разговор командира части подполковника Игнатьева с одним из сержантов.
– ... не доживет, – говорил командир части.
– В смысле, мне его убить, что ли? – пискнул сержант.
– Ты дурак? – Игнатьев повысил голос. – Сделай так, чтобы он в дисбат попал, а там уже другие разберутся. Мне в части этот беспредел без надобности. Задачу понял?
– Так точно!
Той ночью я лежал в койке и думал. Разговор явно шел обо мне. Значит, Вениамин не успокоился и по каким-то своим каналам дал приказ меня убить. Как такое возможно? Хотя, наверное, возможно, если есть деньги и связи.
Страха я не чувствовал. У меня уже отняли все, так ради чего еще цепляться за жизнь? Ответов я не находил.
В ту ночь я увидел во сне Брика. Мы с ним стояли посреди развалин его дома. Брик повернулся ко мне.
– Бросил меня, – вздохнул он.
– Это ты меня бросил, – возразил я.
– Знаешь, где я сейчас?
– Где-то там, далеко. Познаешь Вселенную.
– Не Маленький Принц. Я.
Мне сделалось страшно. Столько времени я старался не думать о том, где сейчас находится Брик. Я считал его мертвым.
– Я жив, – шепнул мне человек, которого я совсем не знал. – Мне сейчас очень плохо. Одиноко и страшно. По ночам меня окружает тьма, населенная голосами. Это как кошмарный сон, от которого не очнуться.
Я молчал, наблюдая, как меняется пейзаж. Мы с Бриком стояли на вершине скалы, вокруг которой бушевало пламя. Жаркие языки огня взмывали вверх от самой земли. Казалось, будто сам воздух горит.
– Такой огонь пожирает твою душу? – крикнул Брик. – Полагаю, нет! А это лишь малая часть того, что гложет меня.
Он раскинул руки в стороны и шагнул назад, с обрыва. Я рванулся вперед, чтобы схватить его, но не успел – пальцы схватили воздух. Я проснулся, ощущая нестерпимый жар.
Утром пришел в кабинет к командиру части. Он поморщился, глядя на мое разбитое лицо.
– На занятиях по рукопашному бою я делаю успехи, – сказал я.
Подполковник Игнатьев отложил ручку и посмотрел на меня злым взглядом.
– Устав забыл, рядовой Семенов? – рявкнул он.
– А вы?
Это было сродни нашему общению с Машей. Мы смотрели в глаза друг другу и понимали все.
– Что хотел? – буркнул Игнатьев, отводя взгляд.
– Хотел сказать, что убью того, кто на меня кинется следующим. Проблем не избежать.
Во взгляде Игнатьева мелькнула жалость.
– А толку? – тихо спросил он. – Себе же хуже сделаешь. Думаешь, я от этого в восторге?
Я указал на телефон, стоящий у него на столе.
– Позвоните ему.
– Рехнулся? Чтобы ты по телефону с ним говорил о...
– Я не буду об этом говорить. Позвоните.
Игнатьев потер лоб рукой, размышляя. Потом снял трубку и набрал номер.
– Держи, – протянул он мне трубку.
Я прижал трубку к уху и стал слушать гудки.
– Алло? – Знакомый визгливый голос. – Да, я слушаю! Алло? Кто это? Вас не слышно!
– Я помню, как хоронили вашу жену, – сказал я.
Вениамин замолчал. Я слышал лишь его глубокое дыхание.
– Вы плакали, когда шли за гробом, – продолжал я. – Знаете, я не часто видел людей, столько проживших в браке и сохранивших любовь. Несмотря на болезнь, вы надеялись.
– Заткнись, – сказал Вениамин, но я не слышал злости в его голосе. Слова били туда, куда и должны были.
Я поймал взгляд Игнатьева и улыбнулся тому ужасу, который он выражал.
– Маша любила вас обоих. Она поступила так, как и должна была: постаралась заменить вам ее. Я видел, как она стала взрослой за несколько дней. Она из кожи вон лезла, чтобы угодить вам, и вы приняли эту игру. Позволили иллюзии заполнить пустоту.
Он молчал, но не вешал трубку. Слушал мои слова.
– Мне жаль, что так получилось, – почти шепотом сказал я. – Будь я поумнее, наверное, поступил бы иначе. Но я всего лишь хотел помочь Маше спасти ребенка. Не думая о том, что лишаю вас родного человека. У меня не было надежды на то, что мы будем жить вместе всегда. Я просто тянул время.
Глубоко вдохнув, я закончил свою речь так:
– Я совершил ошибку и поплатился за это. Я не собираюсь жаловаться – пусть все остается как есть. Но мне нужно еще кое-что сделать. Есть человек, которому очень нужна моя помощь. Кроме меня, ему не поможет никто.
В трубке стало тихо. Я даже подумал, что связь уже давно оборвалась, но вот послышался вздох. Потом Вениамин сказал:
– Передай трубку.
Я протянул трубку Игнатьеву. Прижав ее к уху, он буркнул:
– Игнатьев слушает. Понял. Так точно, я вас понял. До свидания.
Положив трубку, он посмотрел на меня и покачал головой.
– Служи, Семенов, – проворчал он. – Психолог хренов.
И действительно: самое страшное закончилось. Я без особых проблем пережил первый год службы. Как все, бегал марш-броски, стрелял, учился самообороне, заводил товарищей. Я не мог назвать этих людей друзьями, потому что знал, что как только мы разойдемся в разные стороны, забудем друг друга. Друзей у меня было лишь двое: Боря и Элеонора. Обоих я вспоминал почти каждый день.
Я писал письма. В первую очередь, конечно, родителям. Потом – Маше. Она долгое время не отвечала. Однажды пришло письмо от отца, в которое он вложил записку от Маши. "Маша говорит, что отец не дает ей писать тебе письма, а твои сжигает", – сообщал отец. Записка была совсем короткой: "Все хорошо. Родилась девочка. Жду тебя".
Еще я писал Элеоноре. Она отвечала регулярно и с удовольствием. Первые письма были гневными. Она рвалась выцарапывать глаза всем: от отца Маши до Министерства обороны. Когда я убедил ее этого не делать, Эля стала выдумывать различные способы, как меня комиссовать. Не меньше пяти писем я потратил на то, чтобы объяснить, что не собираюсь грызть известку со стен и стрелять себе в ногу. Только тогда Элеонора остыла и стала рассказывать о себе. Так я узнал, что у нее появился парень и был искренне за нее рад.
Страстно желая увидеть родное лицо, я попросил Элеонору прислать фотографию, что она и сделала.
– Твоя? – спросил Шура Артамонов, солдат-первогодка, как и я.
Похоть в его глазах была вполне извинительна: на фотографии Элеонора сидела в весьма вызывающей позе у себя на кровати. Из одежды на ней только лифчик, да мини-юбка.
– Нет, – сказал я. – Просто хороший друг.
– Познакомишь потом?
– Извини, занято.
Я носил эту фотографию в нагрудном кармане все время. Когда становилось тяжело, доставал ее и смотрел. Для меня здесь не было никакой эротики. На фото сидела Эля, такая, какой я ее запомнил: с взъерошенными рыжими волосами, глазами, мечущими молнии и озорным выражением лица. Ничего не боявшаяся, не знающая стыда. Я смотрел на нее и улыбался: девочка-вспышка, иначе и не скажешь.
Второй год омрачился печальным известием. Элеонора написала мне письмо, исполненное поистине шекспировского трагизма. Она случайно встретила Машу с дочерью и "каким-то хреном в очках! Очки надел, будто знал, что я ему шары выколупаю!" Выяснилось, что Маша выходит замуж. Как я понял, Элеонора не стала вдаваться в долгие разговоры, а устроила скандал и убежала, возможно, закатив собеседникам пару оплеух на прощание.
Я не спал целую ночь, получив это известие. Смотрел в потолок и шептал: "Что еще ты со мной сделаешь?" Бог молчал. Лишь под утро, ненадолго забывшись, я получил ответ.
– Иногда, – сказал Брик, вылезая из под стола, – сломанное можно починить.
Он показал мне найденную гайку и подул на нее, очищая от пыли.
– Конечно, глупо надеяться, что оторвавшаяся гайка сама намотается на нить. Поэтому вмешиваются другие силы. Бог, судьба, провидение – зови как хочешь.
Он привязал гайку на прежнее место, поднял карандаш и стал крутить его. Гайка завертелась.
– Все вернется к началу? – спросил я.
– А ты помнишь, что было в начале? – усмехнулся Брик. – Мне кажется, ты забыл.
– Рота, подъем!!!
Я открыл глаза.
***
Я вернулся в Красноярск зимой. Нашел то место, где меня забрали, и долго стоял там, думая и вспоминая. Это место стало еще одной поворотной точкой в моей жизни. Я пошел дорогой, которую помнил так хорошо, что мог бы одолеть ее с закрытыми глазами. Почти четыре месяца я ходил по ней каждое утро.
В сервисе меня встретили с распростертыми объятиями. За два года многое изменилось, часть людей ушла, а работы меньше не стало. Я успел только скинуть вещмешок, а в следующую секунду меня уже тащили к полуразобранному "Ниссану".
Безразличный к комфорту, я жил прямо там, в боксе. Это не только давало мне крышу над головой, но и приносило дополнительный доход, ведь я выполнял функции сторожа и кочегара. Один день походил на другой, как две капли воды. Я много работал, хорошо зарабатывал и почти ничего не тратил.
– Копишь на что-то? – поинтересовался однажды Вася.
– Да, наверное. На мечту.
– Думаешь, можно купить мечту?
– Нет. Но мечту нужно убедить, что ты ее достоин.
– Какая-то неправильная мечта.
– Это мечта. Ей многое прощается.
Так прошло еще четыре года жизни. Долго? Возможно. Но не было времени считать дни. Я всегда был занят, всегда чем-то озадачен. В какой-то мере я отдыхал. Наверное, даже был по-своему счастлив. Пока однажды летом неожиданная встреча не заставила меня отправиться в путь.
Я занимался с автомобилем в дальнем конце бокса, когда услышал знакомый голос, громко и не без мата расписывающий неполадки автомобиля. Заинтересовавшись, я подошел к высокому худощавому парню в кожаной куртке. Он повернулся ко мне, и я чуть не упал.
– Антон?!
– Дима? Ты?
Антон Дрокин, тот самый пухленький ботаник, которого почти никто никогда не замечал. Мы разговорились, вышли на улицу, пока ребята осматривали его "Тойоту".
– А ты изменился, – сказал я.
– Да ты и сам… – Он смерил меня взглядом. – Если б не лицо – не узнал бы! Прям вообще мужиком стал!
Я засмеялся. Да, наверное, он прав. После армии я стал шире в плечах и набрал мышечной массы.
– Как там наши? – спросил я.
– Кстати! – Антон щелкнул пальцами. – Хорошо, что напомнил. Через месяц встреча выпускников. Приедешь?
Я растерялся и промямлил что-то невразумительное.
– Ну чего ты? Давай! Пятнадцатого июля, уже назначено. Настя все организовывает.
– Елизарова?
– Ну а какая еще? Она. Очень хочет всех увидеть. И про тебя, кстати, спрашивала у всех – никто не знает, где ты и как. Пропал тогда так неожиданно...
– Приеду, – кивнул я.
В тот же день я договорился об отпуске. Антона будто послала сама судьба, увидев, что я опять сошел с верного пути и засел в теплом уютном мирке.
***
Когда я пересчитал деньги, скопленные за четыре года работы, то испытал шок. Сумма выходила, конечно, не астрономическая, но намного превышающая мои представления о собственном материальном положении. Я смотрел на эти деньги и не знал, как с ними поступить. В голову лезли только всякие глупости.
– Чахнешь? – спросил Вася, увидев меня, сидящим перед столиком с пачками наличности.
– Ага, – признал я.
– Блин, всегда завидовал людям, которые умеют копить! Чего делать думаешь? Машину купишь?
– Машину? – встрепенулся я. – Какую машину?
Вася рассмеялся:
– Блин, да какую хочешь! Что ты тут, мало колымаг разобрал? Отличишь, поди, нормальный автомобиль от ведра с болтами. Возьми какую-нибудь "Тойоту" хорошую, или "Мицубиши".
– Поможешь?
Я просто оказался в вакууме. Несколько лет, проведенных безвылазно в сумасшедшем замкнутом мире автосервиса, лишили меня представлений о реальности. Как купить машину? Что для этого нужно? Куда идти, с кем говорить? Вася согласился помочь, и через неделю мотаний по авторынкам и звонков по объявлениям я стал счастливым владельцем пятилетней черной "Тойоты Камри".
– Машина – зверь! – прокомментировал покупку Вася. – Запчасти, правда, в копейку влетят, но зато мощная, надежная и удобная. На трассу выберешься – оценишь!
Я оценил ее спустя месяц, покрыв расстояние в двести километров до моего родного городка почти за час.
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/12/20/240
Хотите читать в удобном формате? Полную версию романа можно приобрести здесь: https://vk.cc/7rUsQD
Свидетельство о публикации №217121900226