Стать поэтом в Ялте - 9

      Конечно же, Ялта  достойна  пера поэта  и сама по себе, безотносительно чеховских сюжетов. Я вырос в  российской глубинке, где природа  скромна, не блещет нарядами, где нет этого  поразительной  гармонии синего моря  и бездонного неба в  обрамлении  гор, то залитых  дрожью июльского горячего воздуха, то укрытых лунным серебром  сияющих снегов… Первые мои ялтинские впечатления  оформлялись в  прозаические  заметки, проникнутые духом  романтического восторга и тоски по идеалу. Это эссе, кстати, выдвинуто на премию «Народный  писатель» на  всероссийском  сервере «Проза.ру»… Написано оно еще  в 80-х годах прошлого века…
 
                Серебро отражений

      « Вечерний воздух, густо замешанный на синьке, обволакивает Ялту. Гирлянды фонарей на набережной, театральный декорум лепных фасадов, зеркальных окон, нарядных гуляк… Массандра угадывается под россыпью тлеющих углей  - искрящаяся электрическая лава стекает с холма в долину, заполненную звонкой прохладой.  В двух  шагах  плещется  море, вздыхая и потираясь о каменный парапет. Мелкие волны набегают друг на друга, сталкиваются, разбегаются, ищут неизвестно чего и неизвестно куда стремятся,- словно пестрая рыночная толпа, возбужденная собственным гомоном и суетой, нервно колышется и пульсирует вдоль лавок. Наступает момент примирения, и широкая, гладкая зыбь проходит по бухте, лелея ломкое серебро отражений.
       Одинокая фигура  у  обреза  воды.  Человек размахивается,  бросая крошки, и на черной зыби обозначилась стайка морских уток. Их белые подкрылки мелькают, словно щепки  на  волне. Днем я не раз наблюдал, как зыбкие бисерные птичьи нити, разрываясь и снова завязываясь, тянулись над морем, обрезанном холодной сталью горизонта. Древнее, потаенное чувство тоски по странничеству овладевает сердцем - как у тысяч людей до меня, как у Антона Чехова, сорвавшегося вослед весеннему косяку гусей - через Сибирь - на край света; как у брата его Михаила, с тоской внимавшего трубному звуку журавлей, смятенно круживших над пропавшей в тумане Ялтой...
      Между тем природа неуловимо менялась. Яркий поднос луны закатился за тучу. Венец облаков, нависших над бухтой, вспыхнул серебром. Подсвеченное сзади,  тело тучи поразительно напоминал конус Везувия  с полотен Марке. Легкое облако слева слегка светилось, словно дымы из остывающего кратера. Прямо у подножия темного конуса, выпуклого на фоне припорошенного лунной пылью небосвода, вспыхнул изумрудный глаз маяка. Сочная зелень, неестественно-радостная, как ананас, рассыпалась на блики, мазки, сверкающую дробь; стремительная тарантелла заплясала по гребням волн.
      Ощущение странности - нет, странствования, - заполнило сознание и каждую клеточку плоти, изнемогшей под ярмом повседневности. Ах, душа! Как радостно встрепенулась ты,  вспоминая манящую цепочку птиц у горизонта! Куда? Зачем? Не так ли вопрошал поэт, сладостно сознавая, как сорвалось с житейского якоря судно воображения, как ветер свежих рифм натянул паруса, как вскипела пена созвучий под форштевнем строфы, как взмахнула белым крылом...
      Нет, нет, я не бегу за пером, не бросаю на стол трепетные листы бумаги. Я молча стою у моря, тру висок, снимая мучительное наваждение ночи и полной луны. Воздух, замешанный на синеве, покалывает горло. В электрической лаве Массандры вспыхивают искры. То ли угли под ветром, то ли вольтова дуга троллейбуса.
Зябко…»
       Потом  стали сгущаться и стихотворные образы, где  характерные приметы  города обрели словесную и ритмическую огранку… Каждое десятое  мое стихотворение  так или иначе посвящено Ялте и Крыму. Все вместе они сливаются  в  скромный, но искренний, сердечный  гимн любимому городу. Возник  цикл стихотворений, объединенный  единой  темой, единым ритмом (энергичный  трехстопный  хорей), единой образностью. В этом ритме ощущаются асимметрия  и рваные синкопы  крымских гор, многоцветие говорливых ялтинских площадей и глухое звучание контрабасовых струн моря…
                Автограф  Крыма
                1.
Здесь ли, под оком  неба,
Слаще  халвы интим?
Ялта - творенье Феба,
Ялтой гордится  Крым.
Ялта  бела, как сахар,
Ветер звучнее струн.
Горы – связки метафор,
Парки – сплетенье рун.
Ялта - тайная мета,
Сделанная второпях
Богом - или поэтом -
У  вечности на полях…

                2. 
Зимняя Ялта – уста
Бога, молчащего днесь.
Бог, вероятно, устал
Слушать летнюю лесть.
Город дрожит на ветру,
В узах узорных оград.
Припоминая  жару
Лета, бензиновый  ад…
Горы упругой дугой
Прочно вросли в  берега,
Чтобы не смыло волной
Ялту, как след сапога.
Кто здесь оставил  след -
Я  догадаться не смог:
Полубезумный  поэт -
Или случайный  игрок?

      Стилистика стихотворений  опирается на  метафоры, рожденные на основе зрительных  и слуховых впечатлений: «Горы – связки метафор,  Парки – сплетенье рун». Руны - древние письмена северных народов Европы (германцев, скандинавов, славян) - отличались в написании переплетением  растительных орнаментов. Ялтинская  зримая  аналогия - сплетение  глициний  на фасадах старинных дач. Вилла «Елена» - «многооконный  Лаокоон». В тоже  время  стихи  опираются и на  образное осмысление реальных примет города на берегу  уютной  бухты: «Горы упругой дугой // Прочно вросли в  берега, // Чтобы не смыло волной // Ялту, как след сапога».  Рефреном  звучит мысль о том, что Ялта - это мета, которую Создатель оставил на память о своем  посещении нашего мира. Мета - слово библейского наполнения. Метой  может быть и  могучее дерево (Мамврийский дуб), и  величественный  храм, и целый  город. Не надо путать это с  «меткой», которую пришивают на бельё…
                3.
Утром раскрой  оконце -
Воздух тягуч, как мед.
Ялта в ладонях солнца
Светится и поёт!
Солнце согрело город
В чаше горячих гор.
С морем  причалы спорят -
Их бесконечен спор.
Город, как белый  парус,
Ловит рассветный  бриз.
Молодость, зрелость, старость -
Здесь расцветает жизнь!
Ялту  на ложе  лета
Нежно ласкает  Феб…
Ялта - тайная  мета
В книге  земных судеб!

      О Ялте писать сложно, и не только потому, что каждый  уголок  города   уже  у в и д е н   и   в о с п р о и з в е д ё н   в  тысячах стихотворных строк, в сотнях живописных полотен, а  поэту - кровь из носу! - надо найти новый  угол зрения, новые краски. Самое  опасное  и обычное  - сбиться  на  описание  Ялты города  вообще - вне времени, вне пространства, города, живущего исключительно в  восторженном  воображении поэта. Сияние восторженных эпитетов быстро рассеивается, и на фильтре памяти остается  бледная  тень того, что тебя  поразило. Выход - где он? Мне кажется, что по крайней мере два обстоятельства надо иметь в  виду. Во-первых, не писать вообще о городе,  а  писать его жизнь в конкретных, живых деталях, тесно связанных с конкретной минутой бытия. Именно таким и предстает перед нами город, когда  мы окунается в  его круговерть. Вот такая  Ялта - накануне  Новогодья: в  иные времена  это совсем  другой  город, другие краски и ритмы:

На  исходе декабрь. Снега  нет и в помине.
Полыхает в  витринах рекламный пожар.
Женщин сводит  с ума суета  магазинов,
Словно улей, гудит новогодний  базар.
Я стою у часовенки, греющей бухту
Золотым православным узорным крестом.
Волны  бьются о сваи под возгласы «Ух, ты!»,
Застывая  на фото хрустальным кустом.
Новогоднее море… Качаются  чайки.
На рыбацкое счастье, блеснула кефаль.
Горы стынут в  снегах, говоря  без утайки
О тоске облаков, убегающих вдаль…

     И часовенька с  золоченым крестом у  обреза воды, и  хрустально-  ледяные после зимнего шторма кусты  на набережной, и рыбаки, ожидающие поклевки чуларки - молодой  серебристой  кефали, и амфитеатр заснеженной  яйлы, - все это приметы, по которым не спутаешь Ялту  с  другими российскими городами. Очень уместна  здесь составная  рифма, которой  я  учился у  такого Мастера, как Борис Чичибабин: «бухты - ух ты!». Неожиданная рифма всегда задерживает внимание. Вообще  зимняя Ялте мне кажется гораздо интереснее её  летнего состояния.
    Вот еще  пример воссоздания образа  Ялты - опять-таки с  опорой  на  сиюминутные  восприятия, в  конкретный  момент жизни города. Эта «моментальность» - в противоположность «монументальности» - даже  специально подчеркнута в  заголовке:

Ялта. Пятое января 2014

С мягким мороженым «а ля  франсе»,
С детскими играми – Новый  год.
Жеманные дамы  во всей  красе
По набережной – вразброд.
Море  сгущается в облака,
Притворяясь  небом – к  чему?
У  снежной яйлы  коротка рука
Сорвать облаков бахрому.
У берега – столпотворенье птиц.
Полдень. «Детки,  покрошим  хлеб!»
Преображается  в радость лиц
Танец птиц.   Рассмеялся Феб.
В нашем  городе - как в  душе:
Умиленье и дум  родство.
Я куплю шоколад «Рошен»
Внученьке – на Рождество…

      Да, шоколад «Рошен» уже стал приметой  ушедшего времени…