Три шага в неизвестность - 14

 * * *

     Чем ближе подходило время запланированного отъезда в тайгу, тем тревожнее становилось на душе Антона Владимировича. Он уже не был уверен в том, что поступил правильно, согласившись на эту авантюру. С одной стороны – с чего он взял, что поездка в таёжную глухомань откроет ему глаза на истинное положение дел? С другой – где гарантия, что она не закончится для него печально? Смутная, неясная, невесть откуда взявшаяся тревога теперь многократно усиливалась уже вполне обоснованным беспокойством.
     Может быть, и в самом деле снять с выборов свою кандидатуру? Даже если впоследствии его вышибут из администрации, жизнь на этом не закончится. Да, он хотел, очень хотел стать губернатором и готов был взвалить на себя груз забот и ответственности. Но к подковёрной возне оказался совершенно не готов.
     А что, если вовсе нет никакой возни? Что, собственно, произошло? Сначала возникла смутная тревога, безотчётный страх за свою жизнь. Этому при желании можно найти массу объяснений. Причины тревожного беспокойства могут скрываться в самых разных, порой неожиданных, внешних факторах. Позже, на сеансах гипнотерапии, упала тень на человека, который может представлять опасность. Но «может представлять» вовсе не означает, что он представляет опасность на самом деле. А если эти подозрения безосновательны, то может ли это означать, что во время сеанса проводилось внешнее воздействие на сознание? Это тоже вопрос. Мало ли что могло привидеться под гипнозом…
     Раздираемый противоречивыми мыслями, Антон с горечью признался себе в том, что постепенно утрачивает адекватное восприятие действительности. От вопросов, на которые не было ясных ответов, голова шла кругом. Получалось так, что и посоветоваться ему было не с кем. А хотелось, очень хотелось если уж не получить совета, то хотя бы излить душу.
     За пару дней до поездки в тайгу Толмачёв не выдержал и заговорил о своих сомнениях с супругой. Они уже лежали в постели, когда Антон попросил жену выслушать его и сказать своё мнение об услышанном.
     - Да, Тоша! – охотно отозвалась Валентина. – Я тебя внимательно слушаю.
     - Дело в том, что я… – неуверенно начал он, ожидая бурной негативной реакции. – В общем, я подумал: может быть, мне отказаться от участия в выборах?
     Валентина Сергеевна немного помешкала, словно собираясь с мыслями. Затем осторожно спросила:
     - Почему ты так решил?
     - Потому что чувствую опасность и не могу понять, от кого она исходит.
     - Но ведь для того, чтобы понять, ты прошёл курс гипнотерапии. Разве эти сеансы не дали тебе подсказку?
     - Дали, - угрюмо ответил Антон. – Но, видишь ли, подозрение падает на очень близкого мне человека.
     - На кого? – продолжала допрос жена. – Судя по аналогии, на кого-то из твоих друзей? Тоша, кто он?
     - Коржин.
     - Павлик? – в голосе супруги прозвучало удивление. – Ты погляди!
     - Я понимаю: в это трудно поверить…
     Она опять помешкала, потом вкрадчиво заговорила:
     - Не так уж и трудно. Конечно, Паша – твой старый друг. Но в последнее время он очень изменился. И отнюдь не в лучшую сторону.
     «Ты тоже изменилась, - подумал Антон. – И тоже не в лучшую сторону».
     Вслух сказал:
     - А разве мы с тобой остались прежними? Всё происходит незаметно. Лишь со стороны можно увидеть перемены в человеке.
     - Кроме того, Павел – твой соперник на выборах, - продолжала Валентина, словно не слыша последних слов своего супруга.
     - Не только он, - напомнил Антон Владимирович. – Почему ты не берёшь во внимание Борщова? Он ведь тоже ещё тот фрукт! Крутит, мутит, гребёт под себя.
     - Да всё очень просто! – мгновенно отреагировала жена. – Не спорю, Саша живёт для себя. И на руку нечист. Но он этого и не скрывает. По крайней мере – от своих. А Паша – тихушник. С виду скромный да честный, а ручонки-то тоже липкие.
     - Откуда ты знаешь про его ручонки?
     - Знаю. Чай, не слепая и не глухая.
     - Но ведь это ещё ни о чём не говорит, - возразил Антон. – У меня такое впечатление, что у всех чиновников пальцы намазаны не сохнущим клеем. Кстати, к моим рукам тоже кое-что прилипло.
     - Господи, да что там прилипло к твоим рукам! – Валентина небрежно махнула рукой. – Так, жалкие крохи. А Паша уже стал входить во вкус. Мелкие подношения его уже не устраивают. Но предпочитает об этом помалкивать. Скажи: с тобой он сильно откровенничает?
     - Не очень.
     - В том-то и дело. Вроде бы друг, а что у него на уме – никогда не узнаешь.
     Антон вернулся к началу разговора.
     - Так что же мне делать? – спросил он. – Ты не станешь возражать, если я откажусь от участия в выборах?
     - Видишь ли, Тоша, – заговорила Валентина, осторожно подбирая слова, – я бы, конечно, очень хотела видеть тебя губернатором. Но когда вопрос касается жизни… Надо всё тщательно взвесить. Да и как я могу настаивать, если тебе грозит опасность? Ты должен сам определиться в своём решении. Поэтому ни уговаривать, ни отговаривать я тебя не стану. Как решишь, так и будет. Я поддержу любой твой выбор.
     Такого оборота Антон никак не ожидал. Слова супруги его просто обескуражили. Он был почти уверен, что Валентина начнёт его убеждать в необходимости участвовать в выборной кампании, тем более при активной поддержке нынешнего губернатора. Но жена, избалованная за два года новыми условиями жизни, вдруг повела себя крайне дипломатично. Неужели он ошибался на её счёт, испытывая раздражение в связи с её «аристократическими» замашками?
     - А если меня вышибут из администрации? – задал он один из главных вопросов. – У нас тогда круто изменятся условия жизни.
     - Не вышибут, - убеждённо сказала Валентина. – Если ты откажешься от участия в выборах, то губернатором, скорее всего, станет Александр. А он в людях хорошо разбирается. Сделает тебя своим замом. Поработаешь под его руководством, наберёшься опыта. А на следующих выборах одержишь гарантированно победу.
     - А разве для Борщова я не соперник? – с сомнением спросил Антон. – Почему он будет поддерживать будущего конкурента?
     - Потому, что Саше эта должность не очень-то и нужна. Он на своём месте неплохо и, к тому же, спокойнее живёт.
     И опять Толмачёву показалось, что его жена говорит словами Борщова. Но, слава Богу, про «хомут на шее» она не сказала. Видимо, Антон и в самом деле стал терять связь с реальностью. А если контроль над  чувствами утерян, то следует критически подходить ко всем своим подозрениям, кого бы они ни касались. Он подумал о том, что в последнее время был недоверчив и невнимателен к жене. Пусть она часто раздражала его своими новыми привычками и замашками, но всё же была заботлива и внимательна к нему. А он этого не ценил. Не зря же Валентина неоднократно обращала на это его внимание.
     Антон вдруг почувствовал благодарность к жене. А вместе с тем и влечение к ней. Обнял её рукой, потянул к себе. Шепнул на ухо:
     - Иди ко мне.
     - Чего ты? – удивилась она. – В последнее время был как чужой – сердитый, недовольный. А тут вдруг…
     - Вот именно: вдруг! Я ведь думал, что ты будешь убеждать меня в необходимости участвовать в выборах и непременно победить. Был уверен, что для тебя главное – шикарная жизнь. А ты мне сейчас показала, что ты совсем другая.
     - Вот видишь! Наконец-то ты стал замечать, что я всегда и во всём иду тебе навстречу. Не то, что ты…
     - Я тоже иду тебе навстречу, - сказал Антон. – Ты меня просила избавиться от старого «Жигулёнка»?
     - Да.
     - Я избавился.
     - Ты наконец-то выбросил эту рухлядь? – радостно воскликнула Валентина.
     - Ну, не совсем выбросил. Я её отдал. В минувший вторник оформили документы.
     - Кому ты её отдал?
     - Славке Фокину. Помнишь такого?
     - Помню. Но… зачем?
     - Видишь ли, Валюша, Славка остался без работы. В последнее время таксовал на своей машине. Но по неосторожности попал в аварию…
     - Я понимаю, - перебила его Валентина. – Но ты ему «Жигули»… просто отдал?
     - Ну да. А как надо было? Продать, что ли?
     - Это было бы логично. С какой стати ты должен просто так отдавать своё имущество?
     Антон приподнялся на локте.
     - Валя, я тебя не понимаю. Человек остался без средств к существованию. А эту машину ты мечтала выбросить. Теперь тебе её вдруг стало жалко?
     - Тоша, ну чего ты? Конечно же, мне не жалко эту машину, - примирительно сказала Валентина. – Но своим поступком ты приучаешь человека к халяве, делаешь из него паразита. А человек должен сам…
     - Нет, постой, – перебил жену Антон. – Значит, выбросить машину не жалко, а отдать её тому, кто нуждается – жалко? Я тебя правильно понял?
     - Нет, Тоша, ты меня не понял. Дело не в машине. Я же тебе сказала…
     - Да, я слышал. По-твоему, помочь старому товарищу – значит, превратить его в паразита? Дескать, тонешь – и хрен с тобой? – повысил голос Антон, всё больше распаляясь. – Если ты не забыла, вылезти из нужды нам помог другой мой товарищ – Паша Коржин. Тот самый Пашка, которого ты теперь усердно обгаживаешь.
     - Тоша, ну чего ты взбесился? Успокойся, прошу тебя! – взмолилась Валентина. – Забудем про эту чёртову машину. Забрал её твой Фокин – и пусть он ею подавится, – она мягко коснулась его плеча. – Пару минут назад ты дал понять, что хочешь меня…
     - Спокойной ночи! – буркнул Антон.
     Он повернулся на бок – спиной к жене. Все желания разом пропали. Остался только холод в душе – холод отчуждения.


Продолжение следует