Нелюбовь vs Аритмия

Двигающаяся, живая, мерцающая камера в Аритмии и статичная, с выстроенными кадрами в Нелюбви сразу вовлекают, завораживают, каждая по-своему. В Аритмии кадр дышит, камера расходится, все живее и живее, затягивая в жизненный поток, в Нелюбви с каждым кадром глубже уходишь под землю, там плохо с воздухом, его там нет, там не дышат, а в Аритмии всё-дыхание и пульсация. Нелюбовь синонимична нежизнь, образ эксгумации жизни, Аритмия-боль, а если больно, значит, живой.
Нелюбовь-это одно большое искусственно созданное пространство с биороботами, зарабатывающими деньги и истребляющими друг друга, потому что другого не умеют. Исчез ребенок, страшновато, непривычно, хлопотно, искать нужно…Но разве это повод для того, чтобы делать выводы? Аритмия-несовершенное, иногда смешное, наивное, глупое, истеричное, но пространство жизни. Здесь за каждого пенсионера бьются. Ради спасения девочки главный герой нарушает должностные инструкции и чуть не лишается работы, а маленький, почти карикатурный лжебиоробот-управленец пытается переделать все под себя, но проваливается, человеческий подход оказывается сильнее и жизнеспособнее. В Аритмии видна параллель между спасением жизни и спасением отношений, в Нелюбви параллель между потерявшимся мальчиком и потерявшимся человеческим обликом. И сразу напрашивается из Горького: «Да — был ли мальчик-то, может, мальчика-то и не было?». Был ли облик?..
В Аритмии сцена истерики в машине-надежда на восстановление, неумелая попытка найти нужные слова. Главный герой начинает очередной «кать-давай-поговорим» разговор и намеренно скатывается в манипуляцию, выставляя себя жертвой: « Я понимаю, почему ты меня так ненавидишь…Ну че с меня взять? Вот ты, наверное, бесишься, что я не зарабатываю много. А я никогда не буду много зарабатывать. Карьеры у меня не будет никакой. Ты будешь как-то расти, развиваться, а я так и буду врачом Скорой помощи. Тебе стыдно за меня все время, перед родителями твоими стыдно, на работе, наверное, тоже…Ну что мне делать? Я вот такой. Такой вот я урод, и ты правильно меня ненавидишь. Может, тебе действительно вообще не надо со мной быть? Может, тебе лучше будет с кем-то там, ну, кто умнее, успешней?..» Героиня не выдерживает и реагирует на провокацию: «Я не могу! Ты реально думаешь, что я какая-то сука меркантильная?» Сцена заканчивается тем, что она покидает место водителя и уходит, вокруг нее идет обычная жизнь-по хорошо освещенной улице ходят люди, ездят машины, вдалеке стоят дома. Герою ничего не остается как сесть за руль и увести брошенную ею машину с дороги, чтобы не создавать пробку. В Нелюбви сцена истерики в машине- последняя стадия разложения отношений, дальше не то что не живут, там уже и распадаться нечему…. Героиня начинает обвинять бывшего мужа, бьет наотмашь, уже не разбирая: « Я ведь тебя не любила никогда…Использовала тебя. Я так думала. На самом деле это ты, конечно, меня использовал…Это тебе была нужна семья, а не мне. Я бы как-нибудь обошлась правда…Если бы не залет. Вот когда я раскисла. Надо было не слушать тебя, сделать аборт…А разве не ты опять дуру молодую обрюхатил?..Ты мне всю жизнь испортил. Ты это понимаешь?..Слава богу, встретила хорошего человека, которому ничего от меня не нужно, кроме меня самой…» Используется сниженная лексика. Финал сцены: выкинутая из машины бывшим мужем, она стоит одна на темной обочине неизвестно где, мимо несутся машины. Страшно? Да. Жалко? Нет. Так и напрашивается: «Сама виновата».
В Аритмии сцена секса на кухне показана крупным планом, используется яркое освещение, нагота актеров не прикрыта, съемка напоминает документальную, но нет отторжения, сцена воспринимается как естественное продолжение происходившего до этого, кажется, что другого кадра и быть не могло. В Нелюбви сцены секса заретушированы, использован приглушенный свет, но несмотря на постановочность кадра возникает чувство брезгливости, отвращения.
И в Артимии, и в Нелюбви красной линией (в Нелюбви-красно-белой строительной лентой, которую мальчик закидывает на дерево вместе с палкой, в Аритмии-проблесковым маячком Скорой помощи) проходят сцены спасения жизни. В Аритмии даже констатация смерти-часть жизни, профессии, в Нелюбви попытки спасти жизнь, найти ребенка больше похожи на констатацию смерти. В обеих лентах в кадре появляются трупы. В Аритмии это тело пожилой женщины, умершей дома в кругу семьи, в Нелюбви это тело безымянного мальчика в морге, найденное на улице, и героиня повторяет: «Это не он» («…Да – был ли мальчик-то, может, мальчика-то и не было? «Был!» – хотел крикнуть Клим и не мог…»).
Нелюбовь и Аритмия вместе похожи на сказку о Снежной Королеве для взрослых. Нелюбовь-это замороженное, загнанное в правильную форму пространство Снежной Королевы, которое на самом деле оказывается непрочным и фейковым. А Аритмия-это Герда, любящая и прощающая. Настоящая. Когда садишься смотреть Аритмию, кажется, что и там есть своя Нелюбовь, и вот уже виден разлом, и распад неизбежен, и главный герой-не совсем и не всегда герой, но слишком высокая температура, слишком все по-настоящему. Это тебе не выверенное, до какого-то момента даже политкорректное взаимное уничтожение. Здесь не получится крикнуть знаменитое Станиславское: «Не верю!» Если быть честным с собой, каждый из нас одинаково склонен и к тому, и к другому: страдает Аритмией и носит в себе вирус Нелюбви. У кого-то она как синегнойная палочка гнездится в мягких тканях, у кого-то она остеоартритом сковывает суставные хрящи, а у кого-то с потоком лимфы через систему кровоснабжения расползается метастазами по телу. Но даже в этом случае ее можно не пустить дальше. Тем более что Аритмия, как это ни странно, все равно сильнее. Просто прислушайся.