Эпизод 1

Сколько себя помню, ношу в памяти воспоминания о чьих-то чужих жизнях.
***
Лестница. 
Узкая муравьиная тропа тысячей каменных, окаймленных растительностью ступеней, тянулась вверх, словно гитарный гриф.
Долгий подъем из последних сил. Перила были только справа. Свернув с нее примерно на середине, вы попадали на врезанную в холм террасу, на которой длинным, угрюмым рядом громоздились деревянные постройки без окон, бараки - жильё для городской бедноты. Разной глубины и высоты, они нависали один над другим, но представляли из себя монолитное строение, в котором стена предыдущего, являлась также стеной следующего коробка. Сие сооружение и было моей целью. 
В этих ветхих стенах можно было обнаружить лишь нищету, равнодушие или озлобленность.
Мне больше некуда было идти.
В самом конце ряда, в лачуге из выкрашенных голубой краской досок, жила моя единственная надежда. И хоть у меня было ясное понимание, что помощь нужна срочно и отчаянно, никогда не знаешь, где та грань, после которой и самое щедрое участие будет уже слишком запоздалым.

Эта женщина была мне очень близка, я был уверен, что она всегда разделит со мной даже последнее.
Голод уже практически не ощущался, только почти совсем не осталось сил.
С большим трудом я поднялся на необходимое количество ступеней и теперь конечно спасен, отсрочка всегда равноценна спасению. Ни разу не пришло в голову, что когда-нибудь мне здесь откажут. 

Вероятно, она была мне сестрой. На стук не открывали.
Ни звука, ни шороха за дверью. Стало страшно. Может быть, что-то случилось? 
Помню жгущее ощущение в груди при мысли, что она, возможно, потеряна для меня навсегда. Что я тогда буду делать?!
Снова постучал, надежда таяла, и тихой теплой струйкой втекало в душу страшное предчувствие беды.
Внезапно дверь открылась. Облегчение.
Длинное серое платье, сшитое из давно состарившегося сукна, похожего на мешковину, мело пыльный земляной пол.
- Зачем ты пришел?
- Я давно не ел…
- У меня ничего нет.
  В голосе звучала обреченность.

- Что..? Мне очень плохо, мне нужно совсем немного, чтобы восстановить силы, и я обязательно найду что-нибудь... я принесу тебе.

- Уходи, у меня ничего нет!
  Она изможденно смотрела на меня выцветшими зелеными глазами.

- Пожалуйста!
  Я не верил тому, что слышал.

- Убирайся! Мне нечем накормить детей.

Действительно, из-за двери не доносилось привычных детских голосов. Видимо на самом деле всё было слишком плохо.
Но она оставалась с ними, а меня прогнала, от этого еще сильнее заныло в груди. Получить отказ от неё я не был готов, наверное, ближе у меня никого не было.
Не помню, как возвращался к лестнице, но встав на неё, посмотрел туда, откуда пришел.

Внизу передо мной открывалась панорама раскинувшейся у ее основания части города. Наверху ступени взмывали ввысь как спасительный канат, взобравшись на который, всегда удавалось вырваться из лап беды.
Но не в этот раз.

Стояло пасмурное утро, кое-где пробивалось из-за туч солнце. Впереди был еще целый день, было тёплое лето, когда всюду будут расти и зреть плоды, когда не так сыро и холодно. Скоро снова будет тепло!

Я смотрел на город и вдыхал звенящую чистоту его воздуха, впитывал простор неба. С огромной высоты взгляд скользил по гладкой поверхности крыш и дорог, тонкой полосе лестницы, на середине которой лежал молодой мужчина. Он был одет в куртку. Из-под задравшейся рубашки виднелся плоский живот и исхудалый, ребристый торс. Темные волосы до плеч обрамляли приятное молодое лицо с голубыми прожилками на скулах и подбородке. Это было мое лицо и мое тело. Но я смотрел на него сверху.

28.
Отлично помню эту цифру. Двадцать восемь лет.

***
С детства я любила читать, но долго не замечала, что предпочитала французскую литературу, что именно она больше всего увлекала и трогала.  Заметила я это много позже, когда собрала воедино все частички мозаики воспоминаний и фактов. В книгах были описаны разные события и места, но не раз, читая то, в чем упоминался Нотр-Дам (Собор Парижской Богоматери), я думала, что если окажусь в Париже, мне обязательно нужно туда попасть. Удивительно, что многие странные вещи, выдаваемые разумом, так и остаются недоосмысленными.
Мое сознание могло бы заинтересоваться тягой к этому месту и задаться логичным вопросом: «почему?», для чего мне так нужно именно туда? Но нет смысла задаваться вопросами, на которые оно и без того знает ответ. Знает, но таит от меня и тянет… Тянет туда, где Он по-прежнему кого-то ждет.

Мы были друзьями. Двое подростков, кажется, мы были почти неразлучны. Совместные игры и шалости, разведывательные походы по округе, налёты на сады окрестных аграриев. Сколько раз мы удирали от их хозяев и собак, сколько раз огребали палкой по загривку или камнями по ногам. Распиханные по карманам и с жадным удовольствием съеденные кислые яблоки и сливы были достойным трофеем за риск наших отчаянных вылазок.
Ощущение душевного родства. Казалось, не десять-двенадцать лет совместного существования на этом свете, а многие-многие жизни.
Я помню его, плотно сбитый пацан, светло-русые волосы, знакомый от голоса и запаха до мельчайших тональностей характера, который не осознавался никем особенным, но как будто был точно ровной половиной моей жизни.

А я... Я, кажется, тоже мальчишка.

Кем мы были, кем были наши родители, насколько далеко друг от друга жили - я не помню. Но неизменным было место нашей встречи: высокая городская каменная набережная. Деревья растут где-то внизу, а кроны почти на уровне лиц, тянутся к нам трепещущими на ветру, блестящими в солнечном свете молодыми тополиными листочками.
Довольно просторная, мощеная булыжником, площадка, мысом выдающаяся вперёд, надвигалась на воду как нос корабля, а на ней несколько лавок. Вокруг вода, много-много воды! Она блестит неимоверно, отражая тысячи солнц от своей поверхности. Можно подумать, что мимо протекает не одна река, а всюду вокруг потоки пересекаются и текут в разных направлениях.
Здесь мы встречались всякий раз, когда оказывались на свободе от своих детских домашних обязанностей.

***
Ветерок. Трепет листочков и солнце сквозь них на просвет.

Снова мне снится эта набережная.
На этот раз - это я теперешняя.

- Почему тебя так долго не было? Я столько раз ждал тебя!
- Я приходила. Много раз!

  Как же мы разминулись?

Я, росшая у моря, будучи ещё ребёнком, удивлялась: «Что за место я так хорошо помню?»  В округе нет больших рек, однако я помню её в деталях, всю жизнь, с самого начала, вплоть до текстуры камня на ощупь.

***
Ничего удивительного в том, что случай привел меня на работу именно во французскую компанию, и я отправилась в командировку в Париж. Никаких предвкушений, любопытно, не более. По приезде смутно всплыла в памяти давняя мысль: «Кажется, я хотела побывать у знаменитого собора». В итоге, была взята автомобильная экскурсия по городским достопримечательностям, на которой мы с коллегой из окна представительного, но низкого и неудобного мерседеса просмотрели общеизвестные прелести Парижа, прикупили немного сувениров и повинуясь резонной мысли: раз уж мы здесь, значит смотрим во все глаза, чтобы потом было, что вспомнить да порассказать. Это же Париж!
На расспросы о впечатлениях - дежурные восторги. Но хоть и было удовлетворение от того, что все галочки выставлены, единственной живой эмоцией оказалось сожаление, что к собору мы попали в самом конце экскурсии, когда осталось очень мало времени и ничего толком не успели разглядеть.
И вот свободный от работы вечер и мой доморощенный навигатор по городу, Татьяна, которая в отличие от меня, здесь была уже много раз.

- Ну что, куда пойдём?
- Таня, однозначно, мы пойдем к Собору Парижской Богоматери.
И мы пошли. Пешком по вечернему Парижу, романтика, ёшкин клёш!
Шли долго, смотрели в карту, загруженную в браузер телефона еще в отеле. Спрашивали путь у прохожих и в итоге увидели вдалеке башню собора, на которую теперь могли уверенно ориентироваться.
И вот осталось уже совсем немного:  дойти до поворота реки, перейти через мост, а там, за единственным зданием – он! Нотр-Дам де Пари!
Чего я ждала от этого похода, я не знала сама, да и не задавалась этим вопросом. Тяга оказалась очень сильна и была сама собой разумеющейся и совершенно подсознательной.
Перед мостом река разделялась на два потока. Резко поворачивая перед развилкой, набережная образовала площадку. На ней стояло несколько лавок, на спинке одной из которых, ногами на сидении, сидел в темноте молодой араб криминального вида. Арабов в Париже очень-очень много. Я взялась обеими руками за сумочку. Но даже мысль о том, что в ней все деньги, а главное паспорт, не отвлекли меня от поднимавшегося в моей груди вала немого эмоционального взрыва. Я узнала его! Я узнала это место!
Это была моя набережная, где Сена с двух сторон огибала остров на реке, на котором стоит Собор Парижской Богоматери.
В моих воспоминаниях было столько воды, текущей вокруг, потому что именно так оно и было!
Мне не удалось попасть туда днем, но когда я, при помощи интернета, нашла фотографии набережной, я убедилась в точности всех деталей моих воспоминаний и снов.
Однажды удивилась себе, когда заявила в разговоре, что раньше люди просыпались на работу не по будильнику, а по фабричному гудку. Я-то помню! Моментально осознала, что помнить этого никак не могу, но ведь помнила. Помнила ясно, как много раз это было: гудит фабричный гудок, нужно вставать на работу.
Ну и последнее. Судя по одежде, внешности и ландшафту, похоже на Европу.

В эпоху туризма и доступности фотокамер такая удивительная лестница, если она до сих пор сохранилась, должна была не однажды попасть в кадр.
Я предполагала, что найду на просторах интернета огромное количество фотографий с похожими местами и заблужусь в их обилии.
Перерыв весь интернет, к своему удивлению, нашла только три-четыре  таких подъема в мире. Но во всех случаях не было ничего похожего, во всех, кроме одного. И это Париж, Монмартр. Хотя современные пейзажи отличаются от картин моей памяти.
Я стала искать дальше и обнаружила несколько интересных совпадений. Одно из них -старинная черно-белая фотография, участок земли на холме с недавно снесенными трущобами. Этот ряд разрушенных строений очень походил по форме и размеру на бараки из моей истории. Под фотографией в одну строку подпись: "Paris. Montmartre". 
На Монмартре мне побывать не довелось. Но ничего более похожего, сколько не искала, я так и не нашла. Не знаю, может быть, мне все это только приснилось. Когда-то очень давно.


                ПРОДОЛЖЕНИЕ.

                ТРИ ГОДА СПУСТЯ / 2018
            
                Дура-дурой!




По прошествии почти трех лет я снова в Париже.
Первое мая. У нас в день отлёта еще холодно, на деревьях едва проклюнулась зелень.
Ааа тааам... У взлетной полосы трава по колено, деревья утопают в зелени, каштаны цветут розовыми цветами, боярышник и тот в розовой пене.
Город любви – одно слово!
Я вновь здесь по работе, но работать только завтра, впереди еще почти весь день, и мы решаем идти обедать в город. Кому обед, а кому не терпится незаметно свинтить от честной компании и по уже однажды пройденному пути скорее... Скорее, туда, на набережную.
Зачем? Боже мой, зачем?! Что ты надеешься там найти? Этот вопрос даже не возникает.
Но от коллективной пирушки не увильнуть. Ничего, у меня еще будет время. В крайнем случае, ночь уж точно моя.
А пока Площадь Бастилии, известный бельгийский ресторан Леон, в сети которого ежедневно съедается несколько тонн мидий.
И вот уже несут в огромном чугунке благоухающие томатным соусом с чесноком, манящие распахнутыми створками ракушки, которые почти только вчера бултыхались в прибрежных водах Северного Моря. В придачу свежайший багет с хрустящим жареным картофелем под бокал ледяного бельгийского пива. И к черту диету! 
По окончании трапезы все животы гордо возлежат на коленях.
Снаружи вальяжно и неспешно прошествовала группа полисменов в полной амуниции: черной форме, касках с пластиковым забралом и такими же прозрачными щитами в руках. Интересно, они всегда так гуляют или это только по случаю праздника? Ах, Первомай же только у нас.
За ними семенит еще одна стайка, неся свои автоматы дулом вперед. Устрашающе, но как-то комично и неправдоподобно.
Как выяснилось позже, и у них Первомай. В этот день традиционно пролетарии протестуют, скандируют и бьют витрины, а власти при помощи дубинок и водомётов им оппонируют. Мило и демократично вполне.
А мы, объевшиеся и довольные, выкатываемся на площадь. Компания, конечно же, жаждет новых впечатлений, и тут вкрадчиво вступаю я: «А пойдемте-ка к Нотр-Даму. Это здесь рядом, я и дорогу знаю».
Осведомленные ухмыляются, остальные, как ни странно, согласны. А я-то думала, что всё будет сложней.
Площадь Бастилии гудит, как пчелиный рой, сигналят машины, туда-сюда снуют люди. Одни продают маленькие букетики ландышей, нет на них Красной Книги! Другие прямо здесь, в смоге и дыму, грязнейшими руками жарят в металлической тележке из супермаркета мясо неизвестного происхождения. Тут же с автоприцепа раздают бесплатную еду беженцам и неимущим. От темных укромных переулков остро разит мочой. Привалившись к стволам деревьев, наполовину запелёнатые в грязные хламиды и ватные одеяла, прямо на земле целыми семьями полусидят–полулежат нищие беженцы, похоже с Ближнего Востока. Им негде жить, здесь их никто не ждал. Но они здесь. Несчастные, бездомные, голодные люди, живущие надеждой на  призрачный шанс. И это я три года назад думала, что в Париже очень много арабов! Сейчас можно сказать, что в нём как-то мало белых.

Я случайно вдыхаю дым жарящегося в тележке мяса и внезапно захожусь кашлем. Никогда не была такой уж нежной, но горло дерет как будто вместо маринада, свой шашлык они сбрызгивают серной кислотой. Что же они там жарят?
Открываю рот, чтобы что-то сказать, но снова разражаюсь выворачивающим наизнанку кашлем, в глазах стоят слезы. Покорно замолкаю и долго еще ощущаю, как в горле царапается «ёжик».
Оказавшись на знакомой площадке «своей набережной» испытываю огромную радость. Понимаю, что никчемушная она совершенно, но мне удивительно хорошо. Все знакомо и привычно, как будто бываю здесь каждый день.
 
Из-за близости с известным собором это излюбленное место туристов, здесь всегда кто-то стоит, сидит или прогуливается. Вот и сейчас задумчиво любуется рекой высокий худой мужчина в красной куртке. Справа слышу русскую речь, молодой парнишка говорит по телефону, несколько человек сидят на лавке.
Я кладу ладони на теплый камень парапета. Память хранит историю о том, как часто я склонялась над водой, упершись в него локтями, и со временем их кожа стала шероховатой и сухой. Безнадежно залипаю на этом клочке. Не могу заставить себя уйти, проскочив его всего лишь мельком. Прошу, чтобы не ждали, я догоню. И жадно припадаю к камню локтями. Но парапет слишком низок, только ребенку было бы удобно в таком положении.
Кажется, когда-то воды в реке было значительно больше, возможно это впечатление от того, что я была меньше. Присаживаюсь на корточки, чтобы оценить уровень из этой позиции. Мужчина в красной куртке подозрительно косится. 
Вспоминаю известный факт: Сена весной сильно разливается, затапливая  порой прибрежные районы города.
Порываюсь уйти, но снова возвращаюсь, никак не могу покинуть этот пятачок и устремиться вдогонку за остальными.
После променада вокруг собора все заходят в ближайшее кафе освежиться, а я возвращаюсь на набережную, чтобы побыть там еще хоть немного.  Прошло уже около часа, но человек в красной куртке все еще задумчиво смотрит на воду, периодически поглядывая на меня.
«Вернулась, ходит туда-сюда, щупает камень, странная» , -  думаю я о себе от его лица. Но он продолжает неподвижно и задумчиво всматриваться в воду,  лишь только искоса наблюдет за мной.
Лучше бы ты уже шёл и не смущал меня своим любопытством!
Но вот мне машут, пора. Бегу к остальным, бесконечно оглядываясь. Последний раз с самого дальнего моста вижу вдалеке изгиб набережной, а на нем ярким флажком стоит худой человечек в красной куртке. Обернись, Человек, я помашу тебе рукой. Но он стоит неподвижно, приросший взором к поверхности воды.   
Через день был Монмартр. Я и не надеялась, и уже отказалась от этой мысли. Расположен он был далеко, а в моем распоряжении оставалось слишком мало времени. Но обстоятельства складывались так, что я попала туда без малейшего своего усилия. Если что-то должно произойти, судьба сама ведет вас за руку.
Монмартр - это гора, высокий холм в черте Парижа, с высоты которого открывается широкая панорама города. Заросшей старой лестницы конечно давно уже не было, но я на это и не рассчитывала. Зато общее ощущение «того самого» места и открывающейся сверху картины города не оставили во мне ни единого сомнения. 
С твердой уверенностью и легким сердцем покидала я место, где однажды закончилась моя история. Мне больше здесь нечего делать. Впрочем, как знать.
Кусочек моего сердца остался в другом месте,  и я надеялась до отъезда успеть еще раз туда попасть.  Казалось, дорогу до набережной я нашла бы теперь с закрытыми глазами.
День был занят работой, а на вечер запланирован совместный с французами ужин, но я не сомневалась, что мое отсутствие они легко переживут.
Меня же ждала любая из многочисленных кафешек города и долгожданная перспектива побродить по острову одной, без дожидающихся и подгоняющих спутников.
Увы, ориентируюсь я всю жизнь отвратительно. Первая половина пути состоялась весьма уверенно, а под конец меня стали одолевать сомнения, не рано ли я свернула. К тому же, опять стало жестко драть горло. Два дня кашель меня не беспокоил, но снова начался в том же месте. В прошлый раз на Площади Бастилии я надышалась едким дымом, а сегодня вечерняя площадь была не многолюдна, просторна и свежа, но кашель снова начался именно там.
Впереди под ручку шла пожилая пара. Я обратилась к ним с вопросом, верно ли иду. Женщина улыбнулась, открыла рот, чтобы ответить, но как будто поперхнулась. Показывая пальцем в нужном направлении, все же пыталась что-то сказать, но через каждое слово захлёбывалась кашлем. Я извинилась, поблагодарила и пошла дальше. Удаляясь, я еще долго слышала надрывный кашель за спиной. Странно, но ёжика в своем горле я больше не чувствовала.

Перейдя по уже хорошо знакомому мосту на остров, я отправилась неспешно исследовать близлежащие улочки. Я давно предвкушала, как обойду остров вдоль и поперек и возможно найду хотя бы один из нескольких домов, образ которых хранила моя память.
И снова совершила промах. Ну не могу я выйти в чужой стране в город без документов и денег. И если до этого мы везде ходили командой из нескольких человек, то сейчас, выскочив одна, я и не подумала выложить хоть часть ценного из сумки. И если в прежний приезд  араб на лавке был лишь потенциально опасен, то теперь криминальная ситуация в городе просто бросалась в глаза.
Прогуливающаяся по Парижу в одиночестве женщина в позднее время  рискует практически на каждом шагу.
То мне повстречалась разбитная компания чернокожих, улюлюкающих вслед, то прямо передо мной неожиданно материализовался из подворотни угрюмый азиат. Встав впритык и дыша мне прямо в лицо он, как сова, поворачивал голову вслед моему движению, провожая холодным, сканирующим взглядом. Толпа негров была не так страшна, как этот хищник, ожидающий лишь того, чтобы улица чуть более опустела. По городу, наводненному свежим потоком обездоленных переселенцев, вынужденных искать способы выжить, любому теперь лучше передвигаться засветло или не в одиночестве. 
Но возможности побывать здесь еще раз мне может больше не представится, поэтому решительно иду дальше, зыркнув на азиата так же нагло и зло. Голубчик, я-то уж точно не из тех, кто станет покорной и легкой добычей.
Обойдя остров со всех сторон, понимаю, что приближаюсь к вожделенному конечному пункту. Мысль, что сейчас увижу набережную возможно в последний раз в жизни, вызывает во мне острую тоску. Что ж за ерунда! Ну что в ней, в этой набережной?!
Практически весь остров обследован, впечатлений от прогулки достаточно, и ничего нового от нее я уже не жду. Кроме того, что вот-вот за изгибом реки должна показаться долгожданная площадка. И действительно после поворота я вижу её, но что-то здесь не так. Она немного меньше и лавок нет, а в остальном очень похожа и кажется такой же привычной, как первая. Более того, она находится перед очень знакомым мне домом.
Всегда удивлялась тому, что находила что-либо, когда уже переставала на это надеяться. 
Эта площадка отличалась еще и тем, что набережная под ней имела третий, самый нижний уровень в виде пандуса, плавно уходящего прямо в воду. То есть это было место, где можно было спуститься непосредственно к воде реки.
Вот!- обрадовалась я.  Вот, где я пополощу ножки в Сене! Надо сказать, было около полуночи и не больше семи градусов тепла. С мокрыми ногами замерзну, наверное, но упустить такую возможность – ни за что! Закатав джинсы, я одной ногой аккуратно коснулась пальцем воды, опасаясь поскользнуться. Вода оказалась на удивление теплой, но искупаться полностью в мои планы не входило. Поднимаю голову и вижу, что по среднему уровню в моем направлении идет высокий человек в бейсболке, надвинутой на лицо так низко, что сомнительно, может ли он вообще при этом что-то видеть.
Выглядел он прогуливающимся, но шел быстро и был натянут как струна, будто бы всем телом слушал округу. Человек пошел еще быстрее, от него явно веяло опасностью. Я подумала, что мне, возможно, показалось после предыдущих встреч.
В любом случае, спуск на мой уровень образовывал зигзаг. То есть, чтобы добраться до меня, ему надо было или прыгнуть вниз с пары метров, или пройти довольно далеко вперед, а потом вернуться ко мне по наклонному пандусу.
Он дошел до стыка двух уровней, остановился, посмотрел по сторонам и уже очень быстро пошел в моем направлении.  Теперь у меня не осталось сомнений о его намерениях. Я быстро обулась, достала телефон и, пока он еще не мог слышать моей речи, сделала вид, что звоню. А затем пошла в единственную возможную сторону, прямо на него.
Иногда поднимала глаза на верхний уровень набережной, показывая тем самым, что кого-то оттуда жду. Он быстро приближался, опустив лицо, хотя несколько раз тоже посмотрел вверх. Убедившись, что на набережной никого нет, продолжал двигаться на меня.
Понимая, что на границе лучше мокрый паспорт, чем никакого, я готовилась прыгать в воду и мысленно прощалась со своим телефоном.

Вдруг он внезапно развернулся и пошел обратно. Взглянув вверх, я поняла причину этой перемены. 
На краю площадки у вершины пандуса стоял мужчина и смотрел на воду. Он вероятно не догадывался, что только что стал моим невольным спасителем. Когда мы поравнялись, человек бросил в мою сторону отсутствующий взгляд. В этот момент я подняла глаза и увидела промелькнувшую по его лицу череду эмоций. Он присмотрелся, потом удивился и в финале расплылся в какой-то мягкой и застенчивой улыбке.
Я была рада его столь своевременному появлению, поэтому улыбнулась в ответ, намереваясь максимально быстро покинуть это место.
И уже развернулась уходить, но в последний момент сознание зацепило какую-то ассоциацию. Теперь на моем лице озабоченность сменилась удивлением, а затем радостью. Неужели? Я обернулась.
Да, это был он, человек в красной куртке. В темноте она выглядела коричневой. Он стоял спиной к воде и озадачено смотрел мне вслед.
Я улыбнулась во весь рот. В этот момент я почему-то была очень рада, что это именно он. Через пару десятков шагов я вновь оглянулась, а он все ещё не повернулся к своей воде. Я подняла руку и помахала ему. Он продолжал стоять не шелохнувшись и казался ошарашенным.
После нервного напряжения последних минут  я еще туго соображала, сердце продолжало стучать, мне хотелось оказаться в более людном и безопасном месте. Я тогда как-то не задалась вопросом, что же он делал в полночь на острове, с другой его стороны и в совершенно другое время? Почему опять бесцельно стоял над водой? Может быть, кого-то ждал, возможно, как и я, он просто очень любит воду, а может случайно подошел в нужный момент. Все может быть. А может быть, он хотел бы что-то рассказать? Ну, ведь может быть?
Вот и спрашиваю себя: почему бы мне тогда не вернуться и просто не оставить ему свою электронную почту? Пусть бы выбросил её в реку, если бы не понял. Подумаешь. Почему мне не пришло это в голову? Ну дура-дурой!