Посреди океана. Глава 64

Так случилось, что Шишка тоже, как и М, не доучилась в девятом классе до конца. Может, глядя на него бросила из-за того, что дурной пример заразителен... Но сама
она сказала, что достали её уже и дома, и в школе с этой учёбой. Да и что время
зря терять,если она всё равно собралась опять поступать в музучилище на базе восьми классов.
И дружба их как-то сама собой заглохла.
Первое время после оставления школы подруга ещё по старой памяти приходила к Инге, чтобы рассказывать о событиях на танцах. Но про М. она уже толком ничего не могла сообщить. Известно только, что он устроился работать на завод.
На школьные вечера он, конечно же, больше не приходил. И в заводском ДК перестал появляться, если верить Шишке. Может, куда-нибудь в центр выбирался.

Так совпало, что как раз в этот период случилось заселение нового многоэтажного дома,  их "муравейника", где в одном подъезде оказались соседками одноклассницы Инга с Нинкой, что поневоле сдружило их.
Шишка заходила в гости всё реже, тем более что её место заняла новая подруга и для прежней дружбы времени совсем не оставалось. А когда та поступила в своё музучилище,  то и вообще пропала из виду. У неё появились другие друзья-подруги из другой жизни.
И ВалВал успокоилась, пореже стала вызывать Ингиного папу в школу, потому что Нинка была её любимицей, и по поводу этой дружбы никаких претензий ни у кого не было.

И хотя многие декорации в жизненном театре Инги вроде бы очень сильно поменялись,
но. М. забыт не был, несмотря на то, что его силуэт надолго исчез с её горизонта. Чувства, однако, никуда не исчезли. Пусть новых впечатлений не прибывало для
подпитки старых, но ничего, сердцу хватало и тех крох, которые имелись. Думы тоже
не прекращали течь привычным руслом.
Знать, что он есть на свете, дышит одним с ней воздухом, ходит теми же улицами, радуется либо горюет... Главное, он есть. Жив-здоров. Наверное, счастлив...
Думать о нём, вспоминать, видеть в снах - это ведь тоже счастье. Так думала Инга.

И снова, снова пыталась разгадать тот ребус с "Влюблённым доктором".
Когда в жизни чего-то не понимаешь, ищешь ответа и заходишь в тупик, в виде
подсказки всегда приходит какой-то знак, какой-то символ. Нужно только суметь
уловить, найти смысл, скрытый смысл.
Инга попыталась найти ответ в той самой пьесе Гёте. Однако в библиотеке её не
нашлось.
Мало того, даже выразили сомнение в существовании такого произведения. Неужели
Вера Павловна ошиблась и продиктовала что-то не то?
Зато нашлось кое-что другое с таким названием. "Влюблённый доктор" - пьеса другого автора, с которой вообще случился исторический казус.

Жил-был во Франции в середине семнадцатого века некий молодой человек Эрнест де Калонн, который писал пьесы и мечтал, чтобы их поставили на сцене старейшего театра
Франции "Одеон".
Но директором театра были отвергнуты две пьесы, одна из которых на тему быта современной буржуазной Франции называлась "Под маской".
Молодой драматург считал, что его пьесы талантливы и достойны прославленных подмостков. И он поклялся, что всё равно его творение будет поставлено в театре его мечты.
И это случилось. Весь театральный Париж устремился в "Одеон" на премьеру
"Влюблённого доктора". Успех спектакля был полный.
Эрнест де Калонн написал пьесу а-ля Мольер. Придумал, как "случайно" найти этот
якобы ранее утерянный шедевр. Лучшие театральные критики сошлись во мнении, что авторство Мольера сомнений не вызывает, заслуживая похвал и самых высших оценок.
Билеты на этот спектакль были распространены на много дней вперёд. Каждый
уважающий себя парижанин считал обязательным побывать на представлении
"Влюблённого доктора".

Дальнейшие события показали, что комедия масок удалась. Пьесу молодого честолюбца увидел весь Париж на прославленной сцене.
Скандал разразился неожиданно, в самый разгар триумфа "Влюблённого доктора".
Эрнест де Калонн счёл нужным объявить публике о затеянной им игре. Были поставлены  все точки. Но ему долго не хотели верить, что пьеса не принадлежала Мольеру. Никто
не хотел верить в разрушение уже признанного чуда.
Вот так, директор "Одеона" не захотел поставить пьесу с названием "Под маской",
однако пришлось поставить "Влюблённого доктора" - под маской чужой, под маской Мольера.

Вся эта история выдавалась Инге символичной.
Она тоже живёт под маской, скрывающей истинные чувства от всех окружающих и в
том числе от него, от М.
А может, и он тоже под маской своей недосягаемости скрывает свои чувства, себя истинного? Может быть, и он не в силах был снять перед нею свою маску?
Может, они оба, скрываясь под масками, словно бы разыгрывали какой-то фарс?
Как же нелегко жить под маской! Но и сорвать с себя эту маску ничуть не легче.
Пожалуй, даже тяжелее.
А тут ещё, как назло, по радио что-то слишком часто стали передавать арию мистера
Икс, дивным голосом Георга Отса возвещавшего:"Живу без ласки, боль свою затая.
Всегда быть в маске - судьба моя".

Нет, думала Инга, всегда жить в маске нельзя.
Эта история с "Влюблённым доктором" Эрнеста де Калонна подсказывала, что выход
есть. Нужно одну маску поменять на другую, прославленную и привлекательную для всех, чтобы потом, сняв её, не стыдно было показать истинное лицо. И тогда уж тебя вынуждены  будут признать, тебя и твою истинную суть. И все полюбят человека таким, каков он есть.
А когда полюбят все, то и тот, единственный, ради кого и был затеян весь маскарад, тоже полюбит.

                МАТРОС ОФИЦИАНТ-УБОРЩИК.

- Мы не плаваем. Плавает, знаешь, что? - с вызовом произнёс Чёрный, которого за разговорами даже никто не заметил. Небрежной походкой он приблизился к столу обработчиков и занял свободное место. - Поэтому мы ходим!

Следом плёлся покорный судьбе и товарищу Беленький.
Герои дня, несмотря на все их старания, выглядели не очень-то геройски и были
похожи на школьников, которых застукали.

- Читали? - сочувственно поинтересовался у них Тявкала, указывая в сторону приказа.

- А! - Колька только вяло махнул рукой.

- А ходят, знаешь, куда? - спросил у него Боря, возвращаясь к вышесказанному.

- Куда? - скандальным голосом запытал Чёрный.

- Сам знаешь, куда, - отмахнулся от него Худой, не желая обострять ситуацию.

- Да вы, ребята, главное не переживайте. В тюрьме тоже сидят бесплатно, - успокоил "соловьёв" сварщик.

- Что касается меня, то я и не думал расстраиваться, - сказал Чёрный, стараясь
придать голосу беспечное выражение. - Я даже где-то счастлив. Только не знаю где.

- Счастье - это к несчастью, - философски заметил Боря.

- О каком счастье ты говоришь? - то ли взмолился, то ли возмутился слабым голосом Беленький.

- Женишься, тогда узнаешь, что такое счастье, - сказал Худой тоном человека, отягощенного большим жизненным опытом, и, тяжело вздохнув, добавил: - Но будет поздно.

- Если тебе не везло с женами, то это не значит...- начал было дядька Юрка.

- Уж я-то в этом деле собаку съел. У меня уже три попытки было, как у спортсмена, - перебил его Боря.

- Да, а в жизни, как в спорте, вечных побед не бывает, - сделал свой вывод Чёрный.

- Вот именно, - поспешил поддержать его Сивая Чёлка. - Посадить ребят никто,
конечно, не посадит. Но из тралфлота вытурить могут. Причём, по статье.

- За что я люблю жизнь, так это за её непредсказуемость, - произнёс Колька и, пододвинув к себе тарелку с гуляшом, уныло заработал челюстями.

- И чем же ты заниматься-то будешь на берегу? - спросил у него сочувственно Сидоров.

В ответ тот лишь вяло пожал плечами.

- А ты, вообще, чем обычно занимаешься, когда на берег приходишь? -
полюбопытствовал Тявкала.

- Да так. - Колька опять пожал плечами. - Хожу, куда жена пошлёт.

- Странно, как это мы до сих пор с тобой не встречались? - удивился Боря. - Мои
жёны меня тоже часто туда посылали!

- Самое неприятное то, что я на суше уже жить не могу, - вздохнул Чёрный и обвёл сотрапезников глазами, ищущими сочувствия.

- Я тебя прекрасно понимаю, - закивал головой Худой. - Я даже по улицам ходить
не могу. Особенно весной, когда вокруг полно беременных женщин. - Он вздохнул. -
Мне кажется, что это всё от меня.

- Как говорил наш старшина, когда я в армии служил, - подхватил тему дядька
Юрка. - "Все ваши неприятности из-за того, что верхняя пуговка расстёгнута!"-
изобразил он очень потешно. - "Запомните, от расстегнутой пуговицы до
изнасилования - один шаг!"

- А наш говорил:"Рота, шире шаг! Почему зад не поёт?!" - поспешил поделиться приятными воспоминаниями Боря, и аж весь радостно засветился под их наплывом. -
Зад  и задница - его любимые словечки были. "Молчать, рядовой Страхура! Я в
твои годы  ноги сапогами до задницы стёр! - выкатив глаза, взвизгнул он, изображая
своего армейского начальника.


Зато на камбузе весь обед было тихо-спокойно. Правда, к концу все вдруг так развеселились. Произошла запоздалая реакция на мой утренний акробатический этюд.
Захлебываясь смехом, Пашка и камбузник - пекаря не было, он уже ушёл -
рассказывали Валерке-повару о том, как я тут перед ними балансировала, спасая
ведро с водой, и в конце концов шлепнулась.

- Валер, представляешь, и всей своей массой рухнула! - прохрюкал Пашка, багровея
и раздуваясь от клокочущего в нём смеха.

- Куда рухнула? - Слушатель выкатил глаза. - На тебя?

После этих слов шеф так развеселился, что сам чуть не рухнул.

- Ах-ха-ха! Инга, повтори ещё раз! Нам так понравилось! - заверещал он.

- Сначала были в полном столбняке, а теперь вдруг случилась истерика, - удивилась я.

- А я бы, Паша, на твоём месте, как увидел бы, что она рухнула, сам бы рядом с
нею лёг! - закудахтал Валерка.

- Это было бы для неё слишком большой честью! - заявил шеф, чуть не лопаясь от самодовольства. И не в силах устоять на месте, колобком прокатился по камбузу
вперёд-назад.

- Что ты, Валера! Тогда б это было не падение, а моральное падение, - с умным
видом высказался камбузник. - Тогда они бы оба сразу потеряли моральный облик.

- Если надеть телогрейку и ватные штаны, то никакие падения не будут страшны, - предположил Валерка, истерично похохатывая.

- Инга, слышь, Инга! Ты долго свой номер репетировала? - не унимался камбузник.

- Впервые в жизни вижу таких балбесов! - сказала я, покидая камбуз.


Когда после обеда я вернулась в каюту, у нас был гость.
На стуле, поставленном посредине, с обернутыми простыней плечами, лицом к дивану
и спиной к двери, сидел Венька Риткин.
А над его головой Анюта с видом вдохновенного ваятеля щелкала ножницами, иногда
даже захватывая и кончики его чёрных волос.

При моём появлении она коротко бросила своему клиенту:

- Подожди, я сейчас.

Вытолкав мою персону назад в коридор, прикрыла за собой дверь каюты и
взволнованно зашептала:

- Инга, умоляю, разговори его как-нибудь. Узнай, какие слухи ходят среди матросов
про нас с тобой и про твой день рождения. Постарайся убедить его, что Анзора у нас
не было.

- Как же не было, если все видели, когда он к нам пришёл? - удивилась я.

- Ночью не было. Понятно? Пусть думают, что прозевали, когда он от нас ушёл.

- Да какая разница, что они там будут думать? - отмахнулась было я.

- Что значит, какая разница? - обиделась-возмутилась Анюта. - Если тебе всё равно,
то мне не всё равно. Ну, пожалуйста, сделай так, как я тебя прошу, - мигом сменила
она  тон. - Для меня это очень-очень важно.

Я хотела спросить, почему это для неё так важно, но вместо этого сказала:

- Сомневаюсь, что у меня получится убедить его в том, чего не было. Я врать не
умею. Любой тупица сразу догадывается, когда я говорю неправду.

- Это у тебя-то не получится?! С твоим-то умом, твоим красноречием! - опустилась
она  до лести, испытующе заглядывая мне в глаза. - Да ты покойника убедить
сможешь, что  он жив-здоров и никогда не умирал, - заверила меня Анюта и, не дав больше времени для возражений, распахнула передо мной дверь каюты.

Мы вошли. Она снова принялась щелкать ножницами над головой гостя. А я, взяв со  стола книгу, присела на диван.
С минуту над нами висела напряжённая тишина, в сетях которой бились волны за
бортом и звякали Анютины ножницы.

Отложив в сторону книгу, я наконец взглянула на Веньку. И встретилась с ним глазами.
Казалось, его мучил какой-то вопрос, задать который он не решался.
Я же, в свою очередь, ломала голову, как получше начать разговор на заданную
подругой тему. И стараясь преодолеть невесть откуда взявшуюся скованность, шутливо спросила:

- Как это ты не побоялся доверить Анюте свою голову? Она так лихо орудует
ножницами возле твоих ушей, что даже смотреть страшно.

- Побаиваюсь немножко, - признался Венька. - Но процесс роста волос так запущен,
что... - Он не договорил и хотел было развести руками, но опомнился, обнаружив,
что сидит в коконе белой простыни.

И снова наступила напряжённая пауза.

- Ну, а у тебя как дела? Как прошёл обед? - спросил меня гость, решив, что должен
как-то продолжить светский разговор.

- Обед прошёл в блистательном порхании шуток и улыбок, - сходу придумала я,
примерив  на себя роль хозяйки салона прошлого века. Но, наткнувшись на его непонимающий взгляд, заговорила уже по-другому, более приближённо к нашей действительности. - В салоне только и разговоров было, что об этом злополучном
приказе.

- Да, не слабо погудели ребятки, - не то с завистью, не то с сочувствием вздохнул Венька. - Но, как говорится, мало жить своим умом, надо ещё, чтобы об этом не прознало начальство.

Я молчала, размышляя, как переключить разговор на то, о чём просила Анюта.
Выждав, он продолжил:

- Вы бы видели этих героев на утро, после той весёлой ночи! Они были не просто в подпитии, а как пролитое на пол молоко... В таком состоянии, когда линия налива
выше линии мозгов. - Он хотел было показать рукой эту самую линию, но, вспомнив,
что сидит запеленутый, только закатил вверх глаза. - Они ушли в такой отрыв, что
мало сказать, лыка не вязали. Были просто в бессознательности.

Анюта, стоя сзади Веньки, красноречиво таращила глаза, давая мне понять, что нашу беседу потащило не в ту сторону.
Я чуть заметно кивнула ей и, не заботясь больше об удобном моменте, ляпнула с
бухты-барахты:

- Вень, а что там среди матросов за сплетни ходят про мой день рождения? - И посмотрела ему прямо в глаза, чтобы он не посмел слукавить.

- Не знаю, - сказал он и, насторожившись, отвёл взгляд в сторону. - Какие такие сплетни? Про что? - Валенком прикинулся.

Запинаясь и стесняясь своего малодушия, я произнесла:

- Ну... Про Анзора.

- А что про Анзора? - переспросил он, и весь превратился в слух.

Кажется, я посмотрела на него не то виновато, не то испуганно, так как настороженное ожидание в его глазах сменилось неодобрением. И вконец растерявшись, я уже готова
была рассказать ему всё, как обстояло на самом деле, но, увидев, что Анюта предостерегающе вращает глазами, произнесла:

- Ну, что он будто бы ушёл от нас в четыре утра.

Венька устремил взгляд в угол и, помолчав,сказал:

- Не помню, в какой это день было, в твой день рождения или нет, Анзор ломился
к вам в дверь, а вас не было. Вы гулять куда-то ушли. - И подняв на меня
недоуменный взгляд, спросил: - А что, он у вас был в тот день?

Я поняла, что здорово лопухнулась. Не надо было заводить этот дурацкий разговор.
Узнать ничего не узнала, убедить ни в чём не убедила, только выставила себя полной идиоткой. Расставляла силки, в которые сама же и угодила.

- Он был у вас в день рождения? - повторил Венька свой вопрос уже более настойчиво.

- Да нет, - пробормотала я чуть слышно, лопаясь от досады и злости на себя и на подругу.

- Был? - повторил он свой вопрос, не сводя с меня испытующего взгляда.

Анюта продолжала умоляюще таращиться на меня, и я не придумала ничего лучше,
как повторить:

- Нет, не был.

Но, кажется, при всём моём старании это заверение прозвучало не так убедительно,
как хотелось бы. Зачем я поддалась на Анютины уговоры? Только хуже сделала.

Венька ничего больше не сказал, но в его глазах промелькнуло удивление и лёгкое разочарование.