О Башлакове

2013 год

Башлаков любил считать чужие деньги. В самом наипрямейшем смысле - возьмет эдак калькулятор в руки, засучит рукава и начинает жать на крестики, нолики.
Страсть к этому занятию охватила его после неких достопамятных событий февраля 1998 года, когда в одночасье потерял он все свое небольшое по крупицам собранное состояние, вложенное в бумаги одного перспективного, но скоропостижно скончавшегося инвестиционного фонда.
Тогда неожиданно и зародилась у него привычка к подобным арифметическим операциям, развивалась постепенно и к описываемому моменту переросла в настоящую одержимость.
Чтобы правильно вести подсчет чужих средств приходилось ему частенько заходить в разнообразные магазины, изучать ассортимент, листать каталоги, журналы покупать. Со временем Башлаков довел свое мастерство до высшего пилотажа. Сразу на глазок определить стоимость новой заковыристой вещички, мелькнувшей в щели декольте, согласитесь, не так и просто. А у него получалось. Такое дело требует тщательного, взвешенного подхода. Не суетного. И можно с уверенностью утверждать, что Башлаков стал в подобной калькуляции недосягаем.
Цифры, говорящие столь много об окружающих его людях, выверенные не единожды, проверенные и аккуратно внесенные в тетрадочки, регулярно снились ему во снах и даже грезились в скучную рабочую пору.
Если в более ранних подсчетах обнаруживалась ошибочка, Башлаков с остервенелостью ее поправлял. Сначала мысленно, запоминая. А потом тщательно исправлял на бумажке, затирая специальной резинкой ровно выстроенные столбики с цифрами.
Про соседей по лестничной площадке Башлаков знал практически все., проводя долгие часы у окна за наблюдениями и записями.
Про коллег по работе - очень многое. Здесь дело затруднялось тем, что далеко не все были готовы принимать его у себя с распростертыми объятиями - повод к посещению было труднее найти.
Чтобы побывать у коллег дома пришлось ему долгое время прикидываться душевным человеком, общительным. Для облегчения коммуникации заучил он массу анекдотов, прибауток и тостов, которые с отрешенным видом к месту и не к месту скандировал. За что прослыл человеком забавным и милым, хотя и со странностями. В гости его на первых порах приглашали, поскольку отказать его наивной напористости не решались и некоторое время терпели, потом, конечно, под приличными и не очень предлогами отговариваясь и увиливая от встреч. Но Башлакова это не огорчало. Подробный план он составлял еще при первом визите в квартиру, потом лишь уточняя детали.
Многие, ох, многие из знакомых, на строгий взгляд Башлакова, жили не по средствам, тратили деньги не рачительно, вели хозяйство не расчетливо. Особенно глупой роскошью считал Башлаков содержание детей, животных и любовниц.
Сам Башлаков в чувства не верил, доверяя только экономической целесообразности. Жену содержать, считал себе не по карману, и в целом делом целиком и полностью убыточным. А любовь считал рудиментарным чувством, отдавая предпочтение коротким незамутненным эмоциональными размышлениями физиологическим актам со своей давней коллегой. Дамой скучной, розовой, упитанной и непритязательной, бесконечно долго замужней. Годовой доход ее мужа составлял 360 тысяч рублей, а ее ежемесячная зарплата 14800 руб. с лихвой покрывала ее скудные материальные потребности, ограничивающиеся покупкой новых безвкусно-откровенных кофточек да не частыми походами с подругой в недорогой японский ресторанчик.
Но, не смотря, на очевидную дешевизну их отношений, встречалась она с Башлаковым без особой охоты, как будто снисходя, частенько устраивала сцены и предъявляла странные наборы претензий, что приводило его в кратковременное недоумение. Впрочем, потом всегда она присылала ему длинные электронные письма с извинениями, смысла которых Башлаков не понимал. Этим, собственно, данные инциденты заканчивались. И затем краткая интимная связь в пустынной квартире знакомой сердобольной старушки, выходящей за сто рублей погулять на некоторое время, продолжалась с привычной регулярностью: раз в неделю, по полчаса. Десять минут на необходимую подготовку: душ и раздевание. Пять еще на то, что Башлаков называл прелюдией, гладя покрытые мелкими ямочками пухлые плечи и груди своей дамы. Минуты три-четыре на отчаянные подергивания Башлакова между крепко взбитых молочно-розовых растопыренных ляшек, пару минут на полежать-покурить. Она курила. Себе Башлаков такой беспредметной траты, конечно, не позволял. Просто из приличия лежал рядом, невыразительно приговаривая несколько крепко-накрепко заученных безотказных, опять же на его взгляд, фраз, вроде: "Ох, как же мне с тобой хорошо" или "Что же ты со мной делаешь", а еще "Ты сводишь меня с ума". Потом еще минут десять-двенадцать на душ, одеться, выйти и отправиться по домам. Таким образом, и незатейливый пароход ее семейной жизни держался на плаву и Башлаков считал себя человеком во всех отношениях нормальным. Все чин чинарем. А кто скажет, что не так?
Был правда один человек из всего коллектива, который постоянно вызывал у Башлакова сомнения. Раздражал, задевал, что ли. Человек этот был неприятен ему абсолютно всем. И своей манерой непрерывно скалить зубы, и самонадеянным выражением лица и, главное, тем что позволял себе беспричинно, но постоянно и при людно над Башлаковым насмехаться. Это необъяснимое поведение ставило, на взгляд Башлакова, его нормальность под сомнение и бросало на его светлый, и как ему думалось, незамутненный образ тень. Впрочем, ничего иного, нежели терпеть такое отношение у Башлакова не оставалось и к постоянным подковыриваниям и издевкам он было начал уже и привыкать, как...
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,

Все началось теплым солнечным утром в самом начале июля, когда с неба неспешно падал тополиный пух. Он кружился в воздухе хлопьями, серебристыми сугробами устилал крыши машин, покрывал зелень травы, заставлял сердце замирать от иллюзии внезапно начавшейся зимы...

И причиной всему стала ОНА...
Она впорхнула в комнату, где среди прочих сотрудников коротал свое рабочее время Башлаков, изящная, маленькая, худенькая с детской улыбкой, играющей ямочками на ее пухлых щечках, и все в мире изменилось.
Таких девочек Башлаков когда-то в пору своей ранней юности видел во сне, а встречая в жизни замирал и, не мигая, любовался, никогда так и не посмев подойти.
А тут эта фея протопала своими ножками в круглых маленьких туфельках (550 руб. с распродажи) в тот угол, где ютился Башлаков и, пристроив бесформенную, но очень милую сумочку (3400 руб. в магазине аксессуаров) на давно пустующий стол напротив, сладкоголосо пропела:
- Привет. Я новая сотрудница. Будем друзьями?
О Башлакове. Часть 2.
И Башлакова закружило.
Приходя на работу почти на час раньше положенного, он спешно и старательно делал часть их общей работы. Когда она врывалась в комнату, шлепала к столу, заваривал ей кофе, помешивал сахар ложечкой и ставил дымящуюся чашку среди вороха косметики, который она вытряхивала из своей сумочки.
Макияж, на скромный взгляд Башлакова, был ей вовсе не нужен. Но она с маниакальным упорством тратила на тюбики, карандашики и баночки треть своей скромной зарплаты. И он не осуждал, а смотрел с умилением, пока она красила глаза, оттягивая веко, чтобы прочертить стрелку под линией ресниц, и успевал вкратце доложить ей основные рабочие моменты. А потом она, прихлебывая и морщась на то, что сахара то мало то через чур, выкладывала ему свои последние новости. Башлаков превращался в слух... Обычно оказывалось, что она весь вечер гуляла с веселыми компаниями, была в кино или в баре. Она пересказывала Башлакову сюжеты фильмов, подробно описывала меню и состав коктейлей. Вскоре он узнал истории всех ее приятелей и подружек и даже имена бывших университетских преподавателей. Привычка к запоминанию деталей сделала Башлакова ее незаменимым собеседником.
За всем этим быстротекущим потоком информации иногда Башлаков угадывал пробелы, касающиеся ее ночного времяпровождения, после всех этих шумных вечеринок. Тогда она на утро особенно тщательно замазывала тональным кремом темные тени, затаившиеся на веках. И задумчиво замолкая, внимательно и изучающе посматривала на Башлакова.

Надо ли говорить, что с занимавшей его ранее калькуляцией он практически покончил. В том безумном ритме, в который он незаметно сам для себя погрузился, места наблюдениям за тратами других людей и их подсчетом практически не осталось.
Выспалась ли она, в каком настроении, не голодна ли - вот заботы, которые теперь тяжким, но приятным грузом легли на плечи Башлакова.
Не заметить, такой поглощенности Башлакова новой девочкой в коллективе не могли. Посмеивались. Особенно старался, по мнению Башлакова, тот самый недоброжелательный коллега. Его замечания сделались особенно едки и желчны, тем более, что появлялся теперь в их комнате он чаще обычного.
Бывшая, дама дарившая Башлакову тепло своего пышного тела, попыталась бороться за его внимание, навязчиво предлагая встречи, подмигивая зазывно, склоняясь над его столом и потряхивая грудью в непосредственной близости от лица. Но, надо сказать, что ее натужных попыток Башлаков, целиком погруженный в новые ощущения, как-то и не заметил, чем признаться, нажил себе еще одного врага.

Башлаков покупал своей фее шоколадные конфеты. Она их ела, несмотря на жестоко соблюдаемые ограничения в пище, веря что в шоколаде содержались гормоны счастья. Транжиря на эти конфеты безумные по его понятиям деньги, Башлаков понял, что очень хочет, чтобы она была счастлива.
Счастливой, кроме шоколада, ее делали три вещи: особое внимание - Башлаков весь рабочий день крутился вокруг ее особы, меньше работы - он забирал работу на дом и старательно сидел над своими и ее отчетами, оставляя себе, зачастую, лишь часа четыре на сон. И третья - ухаживания других мужчин. И Башлаков научился терпеть, когда вокруг их столов, постоянно околачивались его коллеги мужского пола, то и дело позванивала почта в компьютере, а она заглядывая в нее, смешно хихикала и пересказывала ему содержимое навязчивых записок.

Время так и тянулось. День за днем.
Всколыхнувшееся внимание к их странной парочке в коллективе само собой улеглось. Работать Башлаков стал лучше, что не преминули отметить непосредственный начальник и начальник отдела. Бонусная составляющая зарплаты неумолимо поползла вверх. И все было бы складно...

Да, как-то отметил Башлаков, что недруг его насмешливый, то чуть дольше постоит рядом с его симпатией, то вопрос какой-нибудь глупый задаст, то ...
И подружка Башлакова, к его удивлению, вместо того, чтобы в своей обычной манере презрительно сморщить нос, наоборот, то улыбается, сверкая ямочками, то плечиками поводит, как будто все это ей нравится, то...
Все это Башлаков замечал, но додумывать мысли, появляющиеся в результате своих наблюдений не хотел. Просто смотрел изподлобья, зубами поскрипывал, хмурился. И сменил выбор шоколадных конфет еще на более дорогие.
Но складно уже не получалось... Все как-то было уже не так. Но что конкретно Башлаков, не привыкший к тонкостям и нюансам, понять не мог.
Пока однажды, не пришли они на работу, взявшись за руки и не объявили во всеуслышание, громко хлопнув пробкой от шампанского, что подали заявление и через месяц должны пожениться.
Почему-то Башлакову показалось, что эта новость стала неожиданностью только для него. Вокруг все радовались, не замечая его обескураженного лица, поздравляли. А он так и стоял с приготовленной для нее чашкой горячего кофе в руках, обжигая пальцы и не замечая этого.
Весь день она была занята и не нашла и пары минут, чтобы поболтать с Башлаковым. То ее отвлекали говорливые коллеги, расспрашивающие о предстоящих тратах на свадьбу, то приходил ее новоиспеченный жених. Раскрасневшийся и довольный, даже в порыве зачем-то долго трясший руку Башлакова, зачем-то заглядывая ему в глаза.
Так день и закончился. Она упорхнула с ним ручка в ручку.

Башлаков остался один.
Раньше он не чувствовал себя одиноко.
До появления его нимфы, все его время занимали расчеты. Потом - мысли о ней...
Теперь...
Башлаков уселся за свой стол, достал свои старые тетради со столбиками цифр, попробовал считать. Цифры запрыгали перед глазами, не желая подчиняться порядку. Башлаков раздраженно отодвинул бесполезные листки...
Ночь была душной. Не смотря на то, что особой жары не наблюдалось, в воздухе висело напряженное ожидание грозы. Башлаков вышел на балкон. Сумеречное небо, покрытое грозными облаками, распахнулось перед ним, маня. Он на минуту склонился над перилами, окинув взглядом, далеко внизу зеленые молодые побеги берез. Слегка покачнулся от кружения головы и испуганно отпрянул назад.
Сердце гулко заколотилось. Двадцатый этаж. Башлаков выдохнул.
- Ну, не спрыгнул на этот раз. А смысл?
Голос прозвучал очень отчетливо. Спокойно, ласково так, по-соседски.
Башлаков испуганно заморгал.
На перилах, свесив вниз волосатые ножки, сидел, фривольно поплевывая вниз, маленький тщедушный чертенок. "Недотыкомка",- подумалось Башлакову.
- Ну, Недотыкомка, так Недотыкомка, - тем же ласковым голосом согласился чертенок, поглаживая маленькую козлиную бородку и лукаво поглядывая на Башлакова, - Это что тебе вдруг классика вспомнилась, там же герою мерещилось с перепою, а ты и не пьешь совсем.
- Не пью, - согласился Башлаков и отчаянно стал тереть кулаками глаза, пытаясь избавиться от наваждения.
- Ну, ты, мил человек, побыстрее, побыстрее соображай, - привередливо проворчал чертенок, - мне еще по делам, туда-сюда, порешать еще кой-что надо...
Башлаков почувствовал, как все его тело затрясло мелкой дрожью.
- Эко тебя колошматит, - усмехнувшись сардонической, подумалось Башлакову, улыбкой, чертик смачно и прицельно сплюнул вниз. Снизу с улицы раздался поток нецензурной брани, выведший Башлакова из забытья.
Он забежал в квартиру, тщательно закупоривая за собой балконную дверь и задергивая плотную штору.
- Ой, какой же ты несобранный, бестолковый, - раздался сзади все тот же голосок. Чертик сидел, закинув ногу за ногу в любимом кресле Башлакова и пилочкой тщательно и внимательно подпиливал ноготочки. "С собой пилку принес", - не к месту мелькнуло в голове у Башлакова размышление. Маленькие ручки с розовенькими ладошками ловко мелькали и чертенок был явно доволен результатом, то и дело отстраняя мохнатую ручку в сторону и любуясь на свои пальчики, - Душонка то у тебя скудная, ни к чему не годная. Никому не нужная. Так, для общего количества. Как говорится бери больше, кидай дальше, не Сенека ты, чай... И до нас рыночные отношения докатились, - разведя руками, чертик завздыхал, заерзал на скрученном в жгутик хвосте, - в общем, слушай, предложение стандартное - желание на душу. Как решишься - зови.
Башлаков не отвечал. Он так и стоял, зацепившись рукой за край занавески, хотя прошло уже минут десять. Видя, что ничего толкового от него не добиться, чертик вскочил на ножки, отбросив в угол пилочку и, выгнув спинку и деловито почесывая задницу аккурат под хвостом, протопал мимо замершего с открытым ртом Башлакова.
- А, да, - обернулся уже у самой двери, - позовешь, как назвал - Недотыкомка, чтобы выполнение заказа на меня записали. У меня процент с каждой сделки, - подмигнул и растворился в воздухе, как будто его и не было.

Остаток ночи Башлаков не спал, мучился. Гроза так и не разразилась, пройдя стороной. Духота к утру, как будто слегка спала. Но облегчение не наступило.
Наглый серый чертенок, примерещившийся, в чем Башлаков был теперь абсолютно убежден, разбудил в нем смутное чувство надежды. Тревожной надежды.
А казалось бы что лукавый сделал? Кроме того, конечно, что неожиданно возник из воздуха и в нем потом также неожиданно растворился...
Башлаков знал, ЧТО и от этого его продолжало потряхивать всем телом. Чертенок спросил, что Башлаков хочет.
Желание, желание... В голове слово отдавалось навязчивым эхом. Жужжало роем, жалило: желание, желание, желание...
О Башлакове. Часть 3
Все таки не спалось. Башлаков поворочался, почесал в причинном месте, оттянув неторопливым жестом резинку штанов. По привычке, прочно закрепившейся с сопливого детства, спал он в пижаме. Розовой с мишками, но деталь эта столь не существенна, что и значения никакого не имеет. Упоминать ее в повествовании как-то и нелепо и неудобно, потому как, все это дело интимное. Мало ли кому как спать приятнее: кому в халате, кому в шелковых трусах, а кому и дезабилье подавай. В общем, деталь не важная. Как не столь важно и то, что, признаться, любил он себя почесать, за кожу оттягивать, за жесткие непослушные волоски потрепать. Хотя любовнице своей бывшей такой фривольности не позволял. Ни-ни.
Ворочался Башлаков, тревожился, путался в одеяле, сам себя, фактически, и будил.
Наконец решил пойти на кухню - испить водицы.
Проходя мимо кресла задел за что-то босой ногой. Наклонился. Пилочка.
Взял в руки. На ней черными выпуклыми буковками - "Недотыкомка" и слово "позови".
Башлаков призадумался: "Не почудилось"
С одной стороны, кроме того, что он бесповоротно и окончательно спятил это ни о чем не говорило, с другой... Смутные возможности, которые предоставляло такое удивительное знакомство забрезжили розовым приятным туманом в голове Башлакова.
Весь вечер размышляя о своих желаниях, Башлаков так ничего и не измыслил. Понял, что ничего особенного и не желает вовсе. Все земное, соль соли земли и, в принципе, если уж на то пошло, все может получиться и так без всяких потусторонности. Уж очень ему верить не хотелось, что противный коллега крепко укоренился в сердце его зазнобы.
Ну, готов был Башлаков признать, что проглядел момент, проморгал. Пролез змеюка этот ей в душу непорочную, но вышибить его оттуда, такому парню, как Башлаков, легче легкого. А то! Правда каким именно образом сделать это, Башлаков пока не придумал, но убежденность и хоть какая-никая, но уверенность в этом вопросе у него появилась.
С другой стороны, какие перспективы открывала возможность сделки с лукавым... Еге-гей! Это не просто так, это фактически золотая жила. Это как найти цветок папоротника или поймать золотую рыбку... Чудо - одним словом.
Вторая сторона сделки, Башлакова совершенно не волновала. Он об этом даже не подумал, сразу и безоговорочно еще вечером согласившись с чертенком, что его собственная никчемная душонка ничего и не стоила. Но...
Башлаков потопал к своему письменному столу. Есть у него кое-что поинтереснее мелочной и скучной души.
Башлаков достал свои тетради. Скурпулезно и бережно собираемые по одной циферки теперь казались ему настоящим кладом.
"Кто владеет информацией, тот владеет миром", - Башлаков с удовольствием похлопал пачкой тетрадей по руке. Да. Он знает тайные страсти стольких людей, страсти, страстишки... Ха-ха. Пришло время, обратить свои знания в... Тут Башалаков опять мысль не додумал. Не захотел. Нерешенный вопрос желания так и остался маячить где-то на заднем плане, а Башлаков, заложив руки за голову и приняв позу ироничеси вальяжную, запредставлял сладкие последствия своей выгодной, нет, не так, весьма выгодной сделки с чертом. Где-то в рассвету, скупой полоской забрезжившему за окнами, Башлаков домечтался уже до корпорации "Башлаков и Ко", в которой Недотыкомка приносил ему по утрам кофе, а чертяки посолидней и покрупнее почтительно ждали своей очереди, покряхтывая от нетерпения. А Башлаков, открывая очередную тетрадочку, диктовал нечто типа: "Иванов Иван Иванович - прелюбодей, жлоб, взяточник", а очередной пузатый черт с проплешинами и сединой на спинке, подобострастно кланяясь и вытирая пот платочком, пятился к двери, причитая: "Вот порадовал, сердешный, вот ведь порадовал". И уже выскочив за дверь радостно оповещал остальных, томящихся в ожидании имени очередной жертвы: "Есть, есть. Дал мне отличнейший экземпляр. Я на нем такой процент подниму." А Башлаков слыша это, ласково посмеивался в своем кабинетике, да покрикивал по-свойски: "Следующий, не тормози, заходи".
Или нет.
Вот так, вот так...
Идет Башлаков по коридору в своем офисе, а все замолкают при его приближении и глаза долу прячут, прячут, бумажками шуршат, пальцами в клавиатуру тыркают. Работают, стараются. Сзади бежит его краля, еле успевает, шлепает своими маленькими ножками и на ходу, старательно так, ложечкой сахарок в кружке размешивает. И пробует на язычок: не слишком ли сладко, не слишком ли горячо... А пройдоха ненавистный, жених так называемый, уже у стола Башлакова стоит на коленях и рыдает, заливаясь слезами. Рукавом своего дорого (на откаты купленного) пиджака сопли по лицу размазывает и плаксивым голосом юлит: "Не брал я, не брал." А потом, когда Башлаков уже ближе подходит, вцепляется ему в ногу и орет благим матом в лучших российских традициях: "Ну, не продавай ты меня, горемычно-ого." И подружка Башлакова ему, вторя: "На кого же я остаю-юся". И тут Башлаков, снисходительно опустив рестницы, молча и с достоинством пинает горе-жениха под задницу, а маленькую свою фею широким жестом прижимает к правой части груди. Нет, лучше к левой. Там, где сердце.
А еще...
Хотя нет нужды, пожалуй, пересказывать все мечтания Башлакова, в которых он от грез, отдающих лубком и оляповатой хохломой, перекинулся на мотивы персидских сказок и греческих мифов...
Звонок будильника застал Башлакова посреди комнаты, где чудилось ему, что он в образе Аполона Бельведерского, почему-то без рук, отпускает грехи, распростертым у его ног коллегам и соседям, неряшливо и неумело закутанным в подобия греческих одежд. Среди прочих с благоговением на него взиравших лиц, иногда вовсе незнакомых, особенно выделялась своими умиляющимися глазищами и выпуклыми формами, которые она стыдливо неуклюже пыталась прикрыть тряпочкой, оттопыривающейся и трещащей под напором пышущего здоровьем мяса, бывшая любовница Башлакова...
Звонок будильника вывел Башлакова из забытья...
О Башлакове. Окончание
Греза сладкой патокой постояла еще миг перед глазами и рассыпалась ознобом по коже. Поеживаясь от утренней прохлады, Башлаков поплелся в ванную.
До миллиметра выверенным привычным жестом взял щетку, открыл пасту. Взглянул в зеркало.
Отражение посмотрело на Башлакова сурово, осклабившись сквозь пролезшую за ночь щетину и вдруг, злобно подмигнув, протянуло к Башлакову руки. Он понял - будет душить, отпрянул в сторону.
Руки высунувшись из зеркала, хватанули воздух, возмущенно вздрогнули и отпрянули обратно в замутившуюся гладь зеркала.
Зубы Башлаков решил не чистить.
Пошел искать свежую рубашку. Открыл шкаф. Обычно, с детства приученный к аккуратности, он по заведенному давным давно распорядку, стирал раз в неделю и на следующий день - гладил, тщательно разглаживая все складочки на воротничках, гульфиках, полотенцах и постельном белье. Складывал все бережно на полочки, развешивал на плечики. Чистой и глаженой одежды было всегда много, потому что со старой Башлаков не расставался и раз в квартал докупал комплект трусов-облегашек на широкой резинке, майку-алкоголичку, рубашку, носки и раз в полгода - брюки...
В шкафу явно было все не так, как всегда.
За ночь рубашки покрылись бежевыми неприятными пятнами особенно в области подмышек. Белье издавало едкий противный козлиный запах. От носков за версту несло дорогим французским сыром, которым однажды его угощали на работе неэкономные коллеги.
Башлаков повертел в руках несколько вешалок с одеждой, но не смог заставить себя даже притронуться к вещам, превратившимся в отрепье. Бросил все обратно, плотно закрыв дверь и провернув в шкафу ключ. Старый, покосившийся шкаф недовольно скрипнул, а ключ вывалившись из замочной скважины мелко и дробно зазвенел по полу, покатившись под диван.
- Черт - подлюга, куражится, - решил Башлаков, опускаясь на колени и запуская руку в щель между полом и днищем дивана. Рука, заскользив по мягкому слою пыли, вдруг уткнулась в что-то неожиданно мягкое и теплое. Из щели в испуганные глаза Башлакова глянули две черные бусинки и в следующий момент палец прожгло острой горячей болью.
Башлаков дернул руку, из под дивана вслед за ней вылетела огромная крыса с голым хвостом, на лету все еще пытающаяся хватить его за палец. Ударившись о противоположную стену, крыса грузно шлепнулась на пол и рассыпалась горсткой мягкого серого пепла.
Палец кровоточил.
- Ах, ты, Недотыкомка поганый, - Башлаков грязно и брезгливо выругался, схватил носок и обмотал его вокруг укушенной фаланги, пытаясь остановить кровотечение. С трудом переводя дыхание, Башлаков в изнеможении отполз и притулился на корточках стены. В висках учащенно стучало и он не сразу расслышал звонок в дверь.

В дверь уже отчаянно тарабанили ногами. Сил подняться и открыть Башлаков в себе не ощущал.
Он сонно закрыл глаза.
Раздался грохот. Шум в прихожей. Шаги. Испуганные голоса сквозь вату. Башлаков никак не мог разобрать, что же говорят... И кто говорит. Воздух покрылся мелкой рябью, как бывает покрывается мурашками гладь воды во время дождя. Разглядеть вошедших не было никакой возможности.
Башлаков почувствовал, что его подхватили чьи-то плотные сильные руки. Улыбнулся им и понял, что именно этого, этого желал - свернуться маленьким калачиком, не занимающим места, в теплых ласковых руках и раствориться во всепоглощающей пронизывающей тело нежности...
Так и сделал.
- Желание, желание, желание, - сквозь наползающий туман удовлетворенно сморщилась в ухмылке морда мелкого и гадкого черта.
Сладкое забытье обдало ласковой волной и растворило Башлакова в веселых щекочащих брызгах...

- Так говорите, неделю на работе не появлялся, - внимательно и с интересом оглядывая ее маленькую фигурку, спрашивал внимательный молодой доктор. Она взволнованно кивала, пыталась еще что-то объяснить, краснела под этим взглядом, чуть не плакала от огорчения за Башлакова...
- Да не волнуйтесь Вы так, - ободряюще кивал доктор, - Не таких собирали. Будет Ваш приятель, как новенький через полгодика. Поколем укольчики, попьет таблеточки... Свадьба? Поздравляю, - и, перейдя на сухой деловой тон, - нет за это время не выйдет еще... Вы идите, идите, дамочка, вон и жених Ваш уже заждался. Теперь без Вас все образуется. Коллеге Вашему хорошо, уж Вы поверьте, и Вы не хворайте...

2013 год