Нечистая сила. Гл. 18. Этап 6

Гл.18 * * *

Часть третья. Сталин всех нас под Лениным чистил…


Горкин молчал. Предыдущий этап повествования заканчивался смертью Ильича. И Радомиру не хотелось двигаться дальше, не осознав в какой-то мере суждений слушателей. Были они вполне предсказуемыми, но одно дело предвидеть, другое – услышать.

- И по что молчим? – нарочито грубовато спросил он.

Слушатели, как и в прошлый раз, переглянулись, но в этот раз как-то вяло, без азарта и интереса стали обмениваться впечатлениями.

-  Четверть часа убили и ничего нового, не услышали. Как ты считаешь, Легна?

- А что бы ты хотел нового услышать? – Воловаид устало потер виски. - Новое, Нехаш, это хорошо забытое старое, а такие вот писарчуки, они, его забыть и не дают. Тревожат покой одних, память других, души третьих. Так себе матерьяльчик, я считаю. Для какого-нибудь переферийного изданьица. А ты, как думаешь?

- Что-то я вас не пойму, мужики. Опять вы за свое! Про вас в третьем лице – и думать не моги, а про меня только так и нужно?

- Простите, Радомир. Мы просто утомились в процессе прослушивания.

- Ах, так это вы, от переутомления на уменьшительно-пренебрежительные термины перешли: матерьяльчик, изданьице…  А я было подумал, для того, чтобы презрение выразить. Знакомые, надо сказать,  ухватки. Но будь по-вашему, считаем, что от переутомления. И я хочу обратить ваше драгоценное внимание на такой вот деликатный аспект. Не кажется ли вам, господа, что моё желание высказаться по затронутым проблемам является как бы естественным следствием исторической недосказанности, состоявшейся при крушении коммунистического режима. Не произошло в тот момент в Москве ничего похожего на процесс денацификации, воспоследовавшего победе над Германией. Будь тогда, в 1991-м, все расставлено, разложено по местам и проговорено, как положено, не было бы сегодня никаких новых попыток переосмыслить те деяния и их последствия. Рана на теле страны была оставлена открытой, без обработки и перевязки, и до сих пор она продолжает кровить и гноиться, а вы, господа, продолжаете, как я понимаю, препятствовать её заживлению. Так ведь и до гангрены недалеко.

- Сам ты, гангрена! – закряхтел удав. – Слова не даст сказать. Сразу гремят политические лозунги и заявления. Тебе же пытаемся ума добавить, так нет, сопротивляешься, как дитя глупое-неразумное, всё по-своему проговорить наровишь! Давай, давай… Но далеко ты на этом своём коньке не ускачешь, Горкин. Ох, не ускачешь!

- А кто тебе сказал, что я на нём скакать собираюсь. – Радомир поднялся со стула.

- Я что, слепой, по-твоему! Большевики подняли власть, валявшуюся на земле, в ногах у толпы. А ты про них несёшь такое… - зашелся от возмущения Нехаш.

- Да, держи карман шире! Подняли они! Поубивав все свидетелей при этом! Всю толпу! Сегодня этот факт и подтвердить некому. Все в земельке ими упокоены. До одного!

- Законы революции суровы! – высокомерно задрал голову питон.

-  Законы революции – это сплошное беззаконие. А преступив закон, они себя на всю оставшуюся жизнь вне закона поставили. Их можно и нужно было уничтожать без суда и следствия! Так, как они Царя и его семью. А ты, козёл, ересь несёшь: законы…

- Это ты – козёл! А я питон!

- Брэйк, господа! Брэйк! Разошлись по углам. По штрафному очку даю обоим! За переход «на ты» в официальном общении! Это недопустимо! Брэйк… - Воловаид ударил в ладоши и добавил, глядя на Горкина. – Продолжайте, Радомир. Но только спокойно и не горячась. И ты, Нехаш, потише веди себя, пожалуйста.

- Как Нехаш, так сразу потише. А у меня может быть душа горит от всей этой несправедливости. Столько лет прошло, а мы всё гундим одно и тоже!

- Всё, всё. Прекрати! Хватит. Слушаем вас, господин Горкин.

- А может быть действительно хватит? Был Ленин и нет его. Кончен бал, погасли свечки? Тут то весь сыр-бор и прекратить можно. Оборвем повествование на энтом самом месте. Разложился труп Ленина и ленинизма. Сгнил за 100 лет. И всё! – брезгливо сморщился Радомир.

- Дрогнул? Смотри, Легна, дрогнул он! Попятился. То замахнулся на миллион – СТОЛЕТИЕ. А тут, оказывается, силенки всего-то на шесть-семь лет хватило? И пополз на попятную! Вот они какие, отечественной истории современные критики либеральные. Порох-то сыроват оказался. Чуть тяжелого поднял, и мосолок хрястнул! Был запал, да весь вышел!

- Что вы на это скажете, Радомир?

- А ничего не скажу. Просто продолжу. Будем считать, что сказанное нашим другом, Нехашем, влило в меня новые силы. Его подковырка пробудила во мне дух сопротивления. Интерес к жизни возродила, вопрос передо мной поставила, а что там за следующая гнусь взгромоздилась на Российский престол? И как? Невезучая страна – Россия. Воистину не везёт ей с правителями. – произнёс Горкин, сложив руки в замок и положив их на разбросанные страницы.

- А почему Вы так решили?

 - Почему решил? Да потому что теория этногенеза ей от того дня всего-то 200 лет без малого оставила. Так что Октябрьский бунт тогдашний можно и как начало конца рассматривать! Во всяком случае, как мощнейший толчок в ту сторону, именно в силу большевицкого непрофессионализма. И сто лет из этих двухсот уже прошло!   
 
Этап 6.
Дождались с НЭПом твёрдых результатов
От прежних гнусно-хитрых директив,
Прошли пять лет с времён дурацких ляпов,   
Жирку слегка народу нарастив.

И тут пошла, поехала контора
Писать на всех и каждого налог,
И набежала проверявших свора,
И каждый что-то в лапах уволок!

Мужик, прикрывши голову со страху,
Не осознав всех гнусных прибабах!
Опять, вздохнув, заохал и заахал,
Оставшись снова просто на бобах!

 А после НЭПовской крутой метаморфозы,
Их метод – подлость, он всегда таков!
Крестьян загнав в коммуны и колхозы,
В Сибирь сослали на закланье кулаков.

А вот народ, что в сталинских теплушках
Судьбу свою предвидеть полагал,
Про эту власть забористо частушки
От всей души горланисто слагал:

«В коммисарской сытой жопе
Взорвалася клизма!
Призрак бродит по Европе,
Призрак коммунизма!»

В те преступленья большевицкого террора
Я б записал гораздо больше, но...
Последствия и жертвы Гладомора,
Навеки памятное черное пятно! 

И православным не помог Мессия,
Предавшим Бога некого корить.
С тех самых пор она, страна Россия,
Сама себя не может прокормить.

* * *
- Да бросьте вы все эти страсти. Ни статистики точной у вас тут нет, ни чего
либо другого… - Воловаид отмахнулся.

- Но факты-то, они тоже «упрямая вещь». И в народной памяти они хранятся вместе с соответствующими комментариями.

- Факты, на мой взгляд, не столько упрямы, сколько обоюдоостры. Надо ведь и кулацкие обрезы припомнить, и поджоги складов с зерном… Разве такого не случалось, припомните, Радомир... Вы же в школе все это проходили. И на   Павлика Морозова вам глаза ведь только в Перестройку открыли!

- Здесь всегда следует помнить о первичности явления…

- Тоже довод, конечно. Что мы на это скажем, Нехаш.

- Увиливашь, Радюха! Так тебе проще облыжность своих доводов утверждать и доказывать. Хитер, змей, ох хитер…

- Кто б говорил! Сам ты змей… - Горкин резко выкинул правую руку указательным пальцем вперед.

- Стоп! -  Закричал Воловаид. - По второму штрафному очку обоим! И, я хочу,
предупредить, что за третье очко, буду лишать права голоса. Слушаем вас дальше, Радомир. Но только в пределах означенного текста.
 
ЭНКАВЭДЭ – уже, как Сталинское жало,
Как верный пёс и злобный страж его,
Людей хватало и пытало, и сажало,
При том расстреливая через одного!


Пасть большевицкая, всегда была оскалена,
Но если только кто откроет рот,
Как тотчас знаменем и Ленина, и Сталина,
Ему его Родная Партия заткнёт!

И каждого посмевшего ославит
Родная пролетарская печать.
И в Магадан пошлет товарищ Сталин
Всех недовольных, золото качать!