Жалко зиму

      Жалко зиму.

      Ещё снег как следует не лёг, ещё не стояли в морозных кружевах нарядные берёзы, не чернели любопытными глазами полыньи в примёрзшем море, не опускали до самой земли свой плотный занавес метели, не распевали разбойничьи песни хмельные вьюги в каминной трубе. Ещё не было задушевных разговоров с бокалом красного вина у полыхающего огня, не скрипели чьи — то сапожки за окном, приглашая хлебнуть глоток — другой ядрёного воздуха...

      Нет, нет, ещё не было совсем ничего — ни шороха лыж на ближнем холме, ни запаха свежего снега в открытую форточку, ни яркого кармина снегириных грудок на яблоне, укутанной в белое кашемировое пальто. Ещё не падал за шиворот комок слежалого снега — подарком от рождественского кедра, усеянного экзотическими ежами с длинными тёмно — зелёными иголками, прорастающими сквозь сине — белую поклажу на выгнутых к небу спинках. Ещё не шуршал по наледи велосипедными шинами сумасшедший почтальон, не желающий менять свои привычки в зависимости от времени года, и конечно, ещё не будоражил душу и не будил напрасных воспоминаний, внезапно прилетевший из — за тридевяти земель гудок, ошибшейся адресом электрички.

      Ну конечно, ещё не звонил старый друг, поздравляя с очередным годом жизни, не отпечатывались заячьи следы у самых дверей дома, не выгуливали свои шиншиловые шубы старые модницы и не шокировали канареечным цветом искусственного меха модницы молодые. Никак не могли заснуть белки, хоть и в серых шубках по сезону, а одна резвая пара, даже, по — весеннему закружила хоровод вокруг сосны, грозивший глупым влюблённым, непредсказуемыми последствиями.

      Календарь продолжал врать про заснеженные поля и фонари пытались гореть так, как они всегда горели — жёлтым, с радужными разводами, когда морозная пыль висела в фиолетовом сумраке короткого, полуживого дня. Тихо умер сосед, проболевший целый год, но так и не дождавшийся настоящего снегопада, который, как оказалось, он любил больше всего на свете.

     Очень жалко зиму.