Дела житейские

Детские вопросы

Бывают семьи, глядя на которые, все знакомые и даже посторонние люди говорят: «Какая замечательная семья!».
 У Андрея и Иры была именно такая семья. Оба молоды и красивы.
Андрей – ответственный работник на преуспевающей фирме.
Ирина – врач. Двое детей – Маша пяти лет и Саша семи лет. Хорошая квартира, машина, дача… Одним словом, всё как у людей – дом полная чаша.
Андрею по работе часто приходилось бывать в командировках.
Для него работа всегда была на первом месте. Ирина обеспечивала надёжные тылы. Андрей знал, что дети накормлены, присмотрены, одеты, обуты, то есть дома всё в порядке. Там всегда ждёт хороший обед и ужин, одежда вычищена, поглажена. Он уже забыл, какой размер рубашек ботинок, костюмов носит. Ира всё знала, всё умела…
Маленькие дети были для него загадкой, и Андрей не очень любил заниматься с детьми, правда, Саша уже подрос, и они, иногда, вместе рыбачили. Дела на работе шли хорошо, вскоре он стал заместителем директора, дома стал бывать ещё реже.
Андрей не задумывался над тем, что всё его благополучие держится на жене – Ирине. Очень скоро он стал важным, позволял себе разговаривать свысока даже с женой и детьми.
Малышку Машу он вовсе не замечал, считая, что дочь – это дело матери.
И вот однажды, когда, удобно расположившись в кресле, Андрей просматривал свежие газеты, к нему подбежала Машенька…
 «Пап, а пап», – начала девочка.
«Маша, иди, играй, видишь папа занят», – сказал он, углубляясь в чтение.
«Пап, а пап, – не унималась Маша, – у меня важный вопрос!»
«Ну ладно, – ответил отец, опуская газету, – давай твой вопрос…»
«Папа, скажи мне, зачем ты нужен?»
От неожиданности Андрей чуть не выронил газету.
«Как это зачем?» – спросил он.
«Ну, очень просто, - продолжила Маша, – кормит нас мама, одевает мама, гуляет с нами мама, играет  тоже мама, а я вот всё думаю, ты-то, зачем нам нужен?»
Андрей оторопел от такой детской непосредственности и, бросив недобрый взгляд на Иру, спросил: «Это что, твоя, работа?»
Ира в душе очень обиделась за такой вопрос: «Как ты можешь так говорить?! Дочери уже пять лет, тебе не приходит в голову, что она сама могла захотеть что-то узнать!»
Андрей перевёл взгляд на Машу. В первый раз он так внимательно смотрел на дочь. Это был ангел во плоти – огромные голубые глаза пристально смотрели на него, белокурые кудряшки окружали её очаровательное личико.
«Ты действительно хочешь это знать?» – спросил отец малышку.
«Да!» – твердо ответила Маша.
Андрей задумался и сказал: «Я зарабатываю деньги». На что Маша ответила: «Мама ведь тоже зарабатывает деньги!» Андрей заметил: «Доченька, я зарабатываю гораздо больше мамы». Но Маша не унималась: «Я кушаю очень мало, нам хватит».
Терпение отца лопнуло, и он строго сказал: «Твой вопрос дурацкий, не задавай таких вопросов, иди, играй!»
Маша поняла, что отец злится, и убежала.
Андрею было не до газет.
«Ира! – начал он, – что происходит? Откуда эти дурацкие вопросы? Ты меня не убедишь, что ребёнок сам это придумал!»
«Я чувствую, мой ответ тебе не нужен, – сказала Ира, – ты уже сделал для себя вывод. А так как в последнее время для тебя бывает только два мнения – твоё и неправильное, то я не собираюсь тебе ничего доказывать!» Ирина уже хотела уйти из комнаты, как вбежала радостная Маша и с порога сказала:
«Папа, я думала, думала, и поняла, для чего ты нужен!»
«Так, так, детка, для чего нужен папа?» – спросил Андрей. Маша торжественно заявила: «Для отчества!» Андрей не нашёл, что ответить, а Маша торжественно заявила: «Ну, без папы какое отчество? А я, думаю, не пойду замуж, пусть дети будут без отчества», – сказала и убежала дальше играть. Ира и Андрей глядели друг на друга, и молчали. Тут в комнату вошел Саша.
«Ну, а тебе отец нужен?» – спросил Андрей.
«Конечно!» – ответил Саша. «А зачем?» – продолжал отец.
 «А чтобы, как в прошлом году порыбачить на даче, чтобы спросить кое-что…».
«А что ты хочешь спросить?» – продолжал Андрей.
«Да, я вот тут думаю, как надо говорить ухов или ушев».
«Ты сам подумай, вот у меня нет чего?» – и отец показал на свои уши. «Ушов, что ли?» – предположил Саша.
«Нет, думай. У меня нет чего?» – и снова отец указательными пальцами показал себе на уши.
Саша смутился: «Рогов что ли?».
«Ну, приехали!» – Андрею стало смешно, Ира тоже засмеялась.
«Ушей, сынок, ушей!» – сказал Андрей. «А теперь, идите, дайте отцу почитать газеты!» – вздохнув, сказал Андрей.
Все вышли из комнаты, а отец, оставшись один, сидел, смотрел в окно и думал. В голове всплыла народная мудрость – «Устами младенца глаголит истина».
Андрей впервые задумался о том, что, наверное, не всё он делает так, как надо. Вспомнив ответы Саши, улыбнулся и сказал себе: «Думай, Андрей, думай, пока рога не выросли!»


Дядя Боря

Татьяна Ивановна работала в школе учителем. В середине августа, как всегда, учителя были заняты подготовкой к новому учебному году. Хотелось, чтобы ученики встретили  первое сентября в красивом классе.
Возникла идея обновить портреты в кабинете физики и литературы. За портретами нужно было ехать завхозу Нине Петровне в центр города. Она попросила Татьяну Ивановну съездить вместе с ней.
«Хорошо», – сказала Татьяна Ивановна, но я должна буду взять с собой дочку Сонечку, её не взяли в детский садик из-за карантина.
«Ничего страшного, – ответила Нина Петровна, – поедем на моей машине. Сонечка не будет нам помехой, наоборот, девочке будет интересна поездка».
Так и договорились… Съездили, забрали портреты, а когда распаковали их в школе, заметили - им выдали два портрета Бора, а Достоевского не дали.
«Да, придётся ехать менять Бора на Достоевского, – сказала Нина Петровна, и, подумав, добавила, – Татьяна Ивановна, пожалуйста, возьмите портрет Бора домой. Завтра я заеду, заберу его и обменяю».
«Хорошо», – сказала Татьяна Ивановна, взяла портрет, и они с Сонечкой отправились домой. Рабочий день закончился…
Дома Татьяна Ивановна поставила портрет к стеночке на кухне и стала готовить ужин. Сонечка любила готовить вместе с мамой. Она доставала нужные кастрюльки, мыла начищенный картофель и всё поглядывала на портрет. Когда еда была готова, Сонечка и мама сели ужинать. Девочка, глядя на портрет, спросила: «Мама, а кто это?»
«Нильс Бор, – ответила мама. Потом добавила, – не отвлекайся, кушай!».
Сонечка не унималась: «Значит это дядя Боря?»
«Сонечка, кушай, не отвлекайся, Боря так Боря. Будешь разговаривать – подавишься».
После ужина мама читала Сонечке сказки, потом немного порисовали, поиграли. Ночь подкралась незаметно, и мама уложила дочку спать…
«Слава Богу, – подумала Татьяна Ивановна, – а ещё столько дел: надо заполнить журнал, написать план выступления на педсовете…»
Утром Нина Петровна заехала, забрала портрет Бора и сообщила, что в школу сегодня идти не надо.
«Здорово, – подумала Татьяна Ивановна, – а то Сонечка так сладко спит, что будить жалко. Я смогу порадовать мужа, приготовить что-нибудь вкусненькое, ведь он приедет из командировки как раз к обеду». И Татьяна взялась за дело.
К обеду приехал Сергей, муж Татьяны. Сонечка радостно бросилась папе на шею. Татьяна стояла и улыбалась, глядя на них.
«Папочка, я нарисовала тебе солнышко», – лепетала Сонечка. Сергей смеялся, хвалил дочку. Потом посмотрел на Татьяну и спросил: «А мамочка что мне приготовила?».
Татьяна обняла и поцеловала мужа. «Тебя ждёт замечательный обед!» – сказала она Сергею.
«Всем мыть руки и за стол!» – торжественно объявила Татьяна.
За обедом у всех было отличное настроение. Обед удался на славу!  Неожиданно Сонечка посмотрела на стенку под окном, заметила, что там нет портрета, и спросила: «Мама, а куда делся дядя Боря?». Татьяна, уже забывшая за делами и суетой про портрет, удивилась: «Какой дядя Боря?».
Сергей, глядя на них, напрягся, лицо сделалось серьёзным: «Ребёнок знает, а ты не знаешь какой дядя Боря? Ребёнок врать не будет! – и, обращаясь к Сонечке, спросил, – ну, дочка, расскажи, что ты знаешь про дядю Борю?».
Сонечка кивнула головой и стала рассказывать: «Сначала мы были с мамой в школе. Потом ездили на большой белой машине».
«С дядей Борей?» – спросил Сергей.
«Ну да, и он там был», – продолжала Сонечка. Татьяна хотела вмешаться в разговор, но Сергей сказал: «Помолчи, пусть ребёнок расскажет, ребёнок врать не будет!»
На лице Сергея заходили желваки. Соня, как ни в чём не бывало, продолжала: «Потом, папочка, он, ну этот дядя Боря, стоял у нас на кухне, вон там, у окна, а сегодня куда-то делся…».
«Какая-то ерунда» – сказала Татьяна.
«Молчи, это - по-твоему ерунда?! Сонечка, а какой был этот дядя Боря?».
Соня встала у окна, сдвинула брови и скосила глаза, прошептав: «Вот такой и лысый».
Было видно, что Сергею плохо, он негодует.
Татьяна вдруг вспомнила вчерашнюю поездку за портретами, но глядя на Сергея, ей было не до смеха.
«Сонечка, – спросила она, – дядя Боря был живой или это был портрет?».
«Да, да, – сказала Сонечка, – это был большой портрет! Мы вчера с тётей Ниной ездили за портретами! А портрет с лысым дядей Борей стоял у нас на кухне, он был лишний, а сегодня его не стало!».
Сергей удивленно посмотрел на жену.
«Да, – сказала Татьяна, – ребёнок врать не будет! Это был портрет Нильса Бора!».
Взрослые дружно рассмеялись…


Доброе дело бабы Шуры

Пять лет проживания в Москве были для бабы Шуры тяжелы. Она привыкла к деревенскому простору, а тут квартира, машины на улице, маленький двор, зажатый между многоэтажными домами…
Больше всего её раздражали бабки на скамейке возле подъезда.
«Бездельницы, – говорила она, – сидят, как бубны и кости всем перемывают». Почему как бубны было известно только бабе Шуре. Одна старушка раздражала её особенно сильно. Баба Шура ей говорила: «Аня, не сажай тополя у меня под окном! Ты живёшь на шестом этаже, а я на первом, у меня и так света нет». А та сажала и сажала. Баба Шура терпела, терпела, а потом пошла, да и вырубила эти тополя. Бабушки разругались вусмерть.
Когда Аннушка сидела возле подъезда, Шура не выходила на улицу, а когда Аннушки долго не было, спрашивала: «А жива ли ещё Анна Ивановна? Что-то её давно не видно…».
Когда внуки отвечали, что жива, Шура вздыхала и добавляла: «А пора бы ей…».
Внуки смеялись и говорили: «Бабушка, ну как тебе не стыдно, тебе восемьдесят пять, а Анне Михайловне только семьдесят лет!».
«Да ну вас, зубоскалы», – отвечала баба Шура, и шла довязывать очередной носок.
Душа ее хотела вырваться из этого городского плена, да и внуки уже подросли, и она уже не чувствовала себя такой незаменимой как раньше.
Баба Шура была довольно крепкой и шустрой старушкой,  восьмидесяти пяти лет ей никто не давал. К врачам она не ходила, а когда чувствовала какое-нибудь недомогание, лечилась травами, которые сама собирала летом на даче. Жила она с сыном, невесткой и тремя внуками. Своего дома у неё не было. Правда, в далёкой Вятской деревне, на крутом берегу полноводной реки Вятки был у неё родовой дом, который теперь принадлежал  младшему брату Петру. Она любила своего брата и гордилась им. Он прошёл войну, пришёл в деревню после ранения, имел много наград. Его выбрали председателем колхоза, и Пётр поднимал после войны хозяйство.
Сейчас брату тоже было за семьдесят… Дети выросли, разлетелись и Петя жил со своей женой Дусей. Часто писал сестре письма и приглашал приехать погостить.
И вот Шура объявила сыну, что решила поехать к Пете, навестить брата,   сходить на могилки к родителям и родным.
«Может, последний раз повидаемся…» – говорила баба Шура.
Сказано – сделано. Шура собралась, сын её проводил и дал телеграмму, чтобы её встретили.
Петя с Дусей встретили Шуру радушно. Им было, что рассказать друг другу. Накрыли стол, Дуся напекла пирогов, нажарила рыбы. Соленья, варенья – всё своё. Дом был большой, рубленый с русской печью, с большой лежанкой. Огород, куры, гуси. Вот только корову не стали держать. Дети разъехались и годы уже не те…
Слово за слово, Шура с Дусей разговорились…
Когда брат ушёл отдохнуть, Дуся поделилась с Шурой своей бедой.
«Знаешь Шура, Петька-то мой хороший мужик, конечно, но последнее время не знаю, что на него нашло… Ревнует, страшное дело. Вроде бы старые уже… Вот помнишь, как в молодости я-то за ним бегала? Красивый он был, все бабы липли, а он меня выбрал».
«Пустое, – сказала Шура. – Поревнует да перестанет, дурь это!».
«Дурь-то дурь, – продолжала Дуся, – так он идёт в магазин, а меня-то в избе закрывает. Зимой вскочит с утра и на двор – нет ли следов? Да всё твердит, что мол бегаю я к Ваньке, через дорогу… Я ему,  – постыдись, стара я, а Иван инвалид, зачем он мне? Мне ты нужен! А он мне – всё равно подкараулю, не обманешь!».
«Да, – сказала Шура, – видать и впрямь беда! Может он спятил? Может пьёт сильно?».
«Да нет, во всём нормальный, золотые руки, и не так, чтобы пил сильно… Ну может по праздникам…»
Спать легли поздно. Дуся всё рассказывала про Петины выкрутасы и про то, что изменилось в деревне, кто помер, кто женился, кто развёлся...
Утром сходили на кладбище, навестили могилки родителей, родных.   Все они рядышком. Кладбище на высоком берегу Вятки, как березовая роща над обрывом.
Шура нашла камешек, положила его под березкой и сказала: «Петя, меня здесь похороните…».
Ночь Шура спала плохо, всё думала, как помочь Дусе.
«И что это с Петькой стало, ведь вроде умный мужик, газеты читает…».
К утру у Шуры созрел план. Она вспомнила, что в райцентре был один дед, который заговаривал от таких бед. Если он не помер, к нему и надо ехать, просить, чтобы подсказал, что делать.
Дуся с Петей ещё спали, а Шура уже собралась в райцентр. Тихо разбудила Дусю, сказала: «Не поминай лихом, поеду тебя выручать». Характер у Шуры был решительный, отговаривать её было бесполезно…
До райцентра Шура добралась без приключений. Старик был жив и жил там же. К нему была очередь. Она простояла весь день. Стемнело. Податься Шуре было некуда. Из дома вышел дед.
«А ты чего стоишь?» – спросил он Шуру. Она рассказала, что простояла к нему целый день, автобус ушёл, а пойти ей некуда.
Дед пригласил её в дом. Вся горница была завешана пучками трав, на стене висели два хомута, образа, лампады… Дед сказал, что он - белый маг.
«Колдун что ли?» – переспросила Шура.
«Колдун не колдун, ну типа того, – ответил дед и улыбнулся. – Рассказывай, что там у тебя, из-за чего день стояла?».
«Да я не для себя, невестку жалко. Брат мой Петька ревнует её страшно, дома запирает, вроде, как спятил на старости лет».
Дед погладил бороду и сказал: «Всё ясно, утро вечера мудренее. Спать будешь там, – и указал на матрац в углу. – Подушку и одеяло я тебе дам».
Шура долго не могла заснуть. По ней бегали тараканы, кусали комары, на потолке мерещились какие-то тени. Старик храпел за печкой, как ни в чем не бывало. Измученная, она заснула только под утро и вскоре проснулась. Дед встал в четыре утра. Что-то доставал из печки, что-то бурчал, ходил по дому с хомутом, брызгал водой. Шура делала вид, что спит.
«Ну, вставай, не притворяйся», – сказал дед. Шура встала. Дед усадил её за стол и велел внимательно слушать, что он скажет.
Шура сидела не шевелясь, и слушала.
«Вот тебе соль, она заговорённая. Как приедешь к брату, соберёшь на стол, поставишь четвертинку водки, а закуску соли этой солью. Пусть он покушает, если всё сделаешь правильно – перестанет ревновать свою старуху», – так сказал дед и протянул бабе Шуре спичечный коробок с солью.
Потом предложил Шуре чаю, но она отказалась, ей хотелось опрометью бежать из этого дома, уж больно много страхов она тут натерпелась.
В деревню Шура вернулась только к вечеру. Петя уже спал, а Дуся нет, ждала Шуру.
Шура рассказала, как ей непросто достался визит к этому белому магу, рассказала про соль и про то, что с ней делать. Дуся взяла соль и спросила: «А что, прямо сейчас надо на стол собирать или завтра можно?».
Шура подумала и сказала: «Знаешь, Дуся, я думаю сейчас, всё ж причина-то есть, я приехала, а завтра по какому поводу четвертинку ставить?» Дуся согласилась, собрала на стол, картошечку посолила, огурчики с помидорчиками посолила. Четвертинку Шура привезла с собой и поставила на стол.
Дуся пошла будить Петьку.
«Петь, а Петь, никак спишь? А вот Шура приехала, четвертинку привезла, на стол собрала, поди встанешь?».
Петя проснулся, потянулся…
«Четвертинка, говоришь? На стол собрала, говоришь?» – пробормотал дед Петя и стал выбираться из-под полога. Бабки замерли в ожидании. Петя умылся, сел за стол, открыл четвертинку.
«Знатная закусь! Ну, давай, сестра, за тебя, что благополучно доехала, а то я переживал, что тебя понесло по подругам в такую даль?!». Выпил, закусил, еще налил...
«А что, подруга-то ещё жива?».
«Да жива, – ответила Шура, – поди последний раз свиделись!».
«Ну, молодец, что съездила!».
«Теперь за тебя, Петя», – сказала Дуся.
«Видела? – обращаясь к сестре, сказал Петя, – подмасливает, чтобы за моей спиной к Ваньке бегать!» – сказал Пётр и рассмеялся. Выпили. Петя нахваливал закуску и подсаливал картошечку. Бабки переглянулись…
Вдруг Петя встал, взглянул на Дусю буравчиком и заявил: «А больно ты мне нужна, да иди ты к своему Ваньке! Вот прямо сейчас и иди!».
«Что ты, Петя, что ты удумал?!» – причитала Дуся. А Петя вышел из-за стола, подошел к шкафу, выкинул оттуда Дусины вещи, связал в узел и понёс на улицу. Выкинул их на дорогу, напротив дома Ивана. Дуся в слёзы, причитает: «Что же ты сделала, Шурка! Он же меня совсем не залюбил!».
Побежала и выбросила коробочку с солью в туалет.
Шуре стало обидно.
«Ах, ты ж свинья неблагодарная! Я мучилась, ездила на край света, ночь не спала, такого страха натерпелась! А ты? Ноги моей больше не будет в этом доме! Разбирайтесь сами, хоть поубивайте друг друга! Завтра же уеду!».
Сказано - сделано. На утро вещи у Шуры были собраны. Дуся и Петя уговаривали её остаться. Петя так и не понял в чём дело. С Дусей они, конечно, помирились. Но Шура, человек слова – сказала и уехала.
Баба-Шура дожила до 95 лет. Умерли и Петя, и Дуся, она пережила всех, но в родную деревню ей так и не случилось приехать.
Она часто вспоминала эту историю, вздыхала и говорила: «Вот и делай добрые дела людям! Сам виноват и окажешься!».


Две недели отпуска

Какое странное понятие – время…
Существует ли оно вообще, или люди просто придумали эти тикающие устройства, которые запрограммировали их на недолгую жизнь. Потом стали смотреть на часы и куда-то торопиться. Почему время течёт так неравномерно. Иногда пять минут кажутся вечностью, а вся жизнь одним днём…
А так хочется забыть про время, просто жить, наслаждаться природой, любить своих близких людей, даря им, тепло и внимание, заниматься тем делом, которое у тебя лучше всего получается, и приносит внутреннее удовлетворение, душевное равновесие и ощущение своей значимости и нужности людям. Так думала Ксения, сидя у окна поезда, уносящего её всё дальше и дальше от гудящего, как улей, мегаполиса.
Она наслаждалась пейзажами за окном, вглядываясь в бесконечные леса, поля, мелькающие деревни и сёла, дивные озёра, реки, холмы и опять поля, перелески… Ширь без края!
Сегодня был первый день её отпуска. На соседней полке мирно дремала её шестнадцатилетняя дочь Маша. Больше в купе никого не было. Они ехали отдыхать на две недели в санаторий.
В купе было тихо, не считая мерного стука колёс. Казалось, что колёса пели какую-то дорожную песню.
Ксения вспомнила чувство, которое охватило её, когда она вошла в это купе. Это было совершенно новое для неё чувство – словно она шагнула из одной реальности в другую, и эта новая реальность показалась ей более дружелюбной, чем прежняя.
Ксения улыбнулась и посмотрела на спящую дочь.
«Милая, милая Машенька, – подумала Ксения, – дай Бог тебе счастья, любви верной, детей хороших, жизни долгой!».
 Проводница принесла чай. Маша проснулась. Мама и дочка пили чай, обсуждали предстоящий отдых, шутили. Настроение было замечательное.
Думала ли она два года назад, что её жизнь может так круто измениться? Казалось, что между прошлым годом и этим прошла целая вечность. Всё прожитое было далеко, далеко. События всплывали, словно в какой-то временной дымке и сливались в сплошную черную полосу. Ужасно тяжёлый развод с мужем, больница, операция, восстановление сил, уход с работы, переезд на другое место. Всё это происходило с невероятными эмоциональными затратами и, казалось, бесконечно медленно. Но в последний момент, когда силы покидали, находилось совершенно неожиданное решение, и этот ком событий катился дальше, сворачивая время и пространство  в тугой нервный узел. Но сейчас всё это отдалилось, а иногда казалось, что всё было не с ней или не в этой жизни.
Потом время помчалось стремительно, накатывала новая, светлая волна событий. Хорошая работа, достойная зарплата, душевная, тёплая обстановка дома, ушли болезни, дочка благополучно закончила школу и поступила в университет. Появилось ощущение собственной значимости, нужности и понимание своего предназначения в этой жизни. Наконец, Ксения была в ладу сама с собой и окружающим миром. И это была её нынешняя реальность. С мыслью, что утро вечера мудренее Ксения заснула. Её, ещё очень молодое и красивое лицо озаряла лёгкая улыбка.
Проснулись рано. В купе постучала проводница: «Ваша станция через сорок минут». Время пролетело незаметно. Вот и станция Льгов.
Ксения и Маша, поблагодарив проводницу и попрощавшись, вышли на перрон! Погода была чудесная! Они знали, что где-то должен быть санаторский автобус. Окинув окружающее пространство, в поисках этого транспорта, Ксения заметила мужчину, который явно направляясь к ней, приветливо махал рукой и улыбался. Рядом с ним была молоденькая девушка.
Приглядевшись, Ксения узнала его. Она видела этого мужчину на работе. Он всегда очень любезно с ней здоровался, а в столовой занимал столик недалеко от неё, и вот так же махал рукой и улыбался. Она даже ни разу не разговаривали с ним.
Подойдя, он сказал: «Ну, здравствуйте! Мы, наверное, отправляемся в один санаторий! Меня зовут Алексей Николаевич!».
«Здравствуйте! – ответила Ксения, – а я Ксения Петровна».
«Наконец-то познакомились, – сказал он, – на службе и поговорить некогда».
Девочки с интересом смотрели друг на друга.
«Моя дочь, Маша», – сказала Ксения.
«А это моя дочь, Света, – ответил Алексей, потом добавил, – если Вы не возражаете, давайте называть друг друга по имени, мы же не на службе…».
Ксения улыбнулась и кивнула головой.
«Автобус вон там, – сказал Алексей, – позвольте Ваши вещи!».
Ксения было начала: «Что вы, что вы, мы сами!..». На что получила, не терпящий возражений, ответ: «Нет, нет, а мужчины на что?».
Автобус быстро заполнялся людьми, и вскоре, они уже мчались в этом автобусе с вывеской «Санаторий Марьино», оживлённо беседуя и любуясь пейзажами за окном.
«Замечательно, что мы попали в один санаторий», – сказал Алексей.
«Почему?» – спросила Ксения.
«Хотя бы потому, что я, наконец-то, познакомился с Вами, – весело ответил Алексей. – Я попрошу, чтобы нас посадили за один столик! Вот и девчонкам будет веселее, а то молодежи тут практически нет», – сказал Алексей и подмигнул Светлане.
С разговорами и шутками доехали очень быстро. Администратор расселил их в разные корпуса. Санаторная жизнь началась…
Марьино – место необычное, историческое. Санаторий располагался в бывшей усадьбе князей Барятинских. Это был тот Барятинский, который когда-то пленил Шамиля, покорив горцев. Место для усадьбы он выбирал долго и с любовью, чтобы всё радовало глаз. Маленькую речку превратил в рукотворное озеро. По его проекту был разбит парк, посажены липы, сохранены старинные дубы. Здесь всё дышало той эпохой: и здания усадьбы и парк, и мраморные изваяния, ротонды, увитые плющом, мраморные ступени купальни, опускающиеся в озеро. Барятинский очень любил свою жену, и вся усадьба до сих пор хранила возвышенные флюиды этого светлого чувства.
Не успела Ксения разложить вещи, как настало время обеда, и они с Машей поспешили в столовую. Ксения искала предписанный ей номер столика. Она заметила Алексея, он сидел именно за этим столиком. Завидя Ксению, улыбнулся и сказал: «Как я и говорил, мы за одним столиком, Вы не возражаете?».
«Нет, что вы», – ответила Ксения, смущаясь.
«Привет!» – сказала Маша, обращаясь к Свете.
«Привет!» – ответила Светлана и улыбнулась.
«Вот и хорошо! – сказал Алексей, – всем приятного аппетита!».
Встречаясь каждый день, за одним столом, они начали строить совместные планы. Девочки подружились, вместе выходили на утреннюю пробежку, а после обеда гуляли вокруг озера, иногда вместе с родителями. Все вместе играли в городки и набрасывали кольца. Девочки любили сидеть в ротонде, увитой плющом и беседовать о чем-то своём. Ксения и Алексей, прогуливаясь по парку, разговаривали о жизни, о работе, о детях. Прекрасные липовые аллеи, цветники, пышные плакучие ивы вокруг озера и таинственный остров, расположенный в середине озера, где среди деревьев виднелся купол часовни графини, – всё это создавало какую-то удивительную атмосферу – лёгкую и непринуждённую.
Вскоре они уже многое знали друг о друге. Ксения узнала, что у Алексея шесть лет назад умерла жена, что он это очень тяжело пережил, оставшись один с двумя дочками. Что на службе тоже всё было не просто, да и время было непростое – девяностые годы,.. но всё это в прошлом, пережили, справились, девочки выросли, на службе всё хорошо. Алексей узнал, что год назад Ксения развелась с мужем, что всё тоже было не просто, и она не хочет об этом вспоминать, что они тоже справились и всё теперь хорошо.
Так, беседуя во время прогулки, они остановились на горбатом мостике. Это был старинный мостик из красного кирпича, оттуда открывался прекрасный вид на усадьбу, парк и озеро. Под мостиком бежал ручеёк, впадающий в озеро. Алексей и Ксения стояли молча и любовались пейзажем. Вдруг они встретились взглядами. Ксению поразили глаза Алексея, небесно-голубые, глубокие и добрые. Весь его облик был очень гармоничен: спортивная фигура, мужественное, волевое лицо, чувствовалась военная выправка. Он располагал к себе. Ощущалась внутренняя собранность.
Ксения была ростом немного выше Алексея, с копной темно-русых волос, статная, красивая, с выразительными светло-карими глазами. В её облике было что-то величественное.
«А знаете, Вы похожи на Екатерину I», – сказал Алексей.
Ксения засмеялась: «Скажете тоже!..».
«Правда, правда, – смутился Алексей, – я серьёзно».
На следующий день после обеда девочки предложили покататься на лодках.
«Надо посмотреть остров, а то мы там и не побываем», – убеждали они родителей.
В конце концов, договорились собраться на пристани, возле лодочной станции. Сказано - сделано…
Женщина, которая собирала санаторные книжки в обмен на лодки, улыбаясь, заметила, что так приятно, когда всей семьёй отправиться на лодочную прогулку. Потом добавила: «Надо же так, одна дочка вылитая мама, а вторая вся в папу!». Ксения и Алексей переглянулись и засмеялись, девчонки тоже захихикали.
Началась лодочная прогулка. Света с Машей направили лодку к горбатому мостику, а Алексей вырулил прямо на остров. Это место часто посещали отдыхающие. Он привязал лодку к кольцу бетонной пристани, вышел на берег, подал даме руку, они очутились на острове.
Ксении место показалось очень печальным. Это впечатление усугублялось тем, что могилы князя и княгини были давно разорены, одна плита сломана, другое надгробье откинуто в сторону. Часовня, такая красивая с берега, вблизи производила мрачное впечатление. Осины, росшие вокруг, дополняли грустную картину.
«Мне здесь совсем не нравится», – сказала Ксения.
«Согласен, – ответил Алексей, – давайте вернёмся обратно».
Лодка ждала у причала.
Алексей взялся за лодку руками, приглашая Ксению занять своё место.
В последующие секунды всё происходило как в замедленной съёмке. Именно так показалось Алексею. Ксения ступила в лодку, которая пошла вниз и придавила пальцы Алексею. Сработал инстинкт самосохранения, Алексей отдёрнул руку, чтобы не остаться без пальцев. Лодка резко пошла в сторону, Ксения потеряла равновесие и рухнула в воду, задев головой пристань. Вода над ней сомкнулась. Всё произошло в считанные секунды.
Озеро в этом месте было довольно глубокое. Алексей замер от ужаса. Плавать он не умел… Ксения не появлялась на поверхности. Время остановилось. В голове у Алексея пронеслась вся его жизнь, всё похолодело внутри.
«Я - убийца! – подумал он. – Как я скажу Маше, что убил её маму? Как я сообщу об этом её родственникам?».
Он не думал о себе, в душе он считал, что заслуживает смерти. И в тот момент, когда он был готов уже броситься в зеленый омут, который только что поглотил Ксению и утонуть вместе с ней, она показалась на поверхности озера.
Алексей прыгнул в лодку.
«Слава Богу, слава Богу!!!» – стучало в голове.
Ксения хорошо плавала. Вынырнув, она поплыла, но не к пристани, а к противоположному берегу, где было здание санатория.
«Ксения! Ксения! Я сейчас! Дайте руку, Вам нельзя сейчас плыть!» – кричал Алексей. Он попытался вытащить её из воды. На голове у Ксении, пониже пучка волос стекала струйка крови…
«Нет, я лучше так доплыву» – ответила она. Вода была ледяная.
Непонятно как, но Алексею удалось втащить её в лодку. Вода стекала с её мокрого платья.
«Я сейчас, я сейчас», – повторял Алексей, работая вёслами. Ксения была в шоковом состоянии. Единственная мысль, которая пришла ей в голову: она похожа на мокрую курицу, а на голове, наверняка, чёрте что, стыдоба…
Ксения стала поправлять причёску. Струйка крови побежала по её руке, такая липкая и горячая… Она посмотрела на руку, увидела кровь и неожиданно для себя сказала: «Ну вот, конечно, кому я теперь нужна с пробитой головой!?».
Лодка была на середине озера…
Алексей, оставив вёсла, вдруг страстно, с каким-то надрывом, как будто эти слова у него долго-долго копились, воскликнул, ударяя себя в грудь: «Ты мне нужна, милая! Ты мне очень, очень нужна! Только ты! Я давно хотел сказать об этом…».
Подхватив вёсла, он с особым рвением устремился к берегу, всё время шепча: «Сейчас, сейчас! Еще немножечко и тебе окажут помощь!».
Лодочник, от увиденного, был в ужасе. Он показал, где находится медпункт. Слава Богу, это было рядом.
Вышел фельдшер, мужчина двухметрового роста и плотного телосложения. Глядя на Ксению, с которой стекала вода, а из раны сочилась кровь, и на Алексея, который стоял рядом, поддерживая Ксению, он вздохнул и громогласно произнёс: «Мадам! Кому Вы доверили свою жизнь!?».  И презрительно посмотрел на Алексея. Медсёстры провели Ксению в соседнее помещение, уложили на кушетку, обработали, рану, вырезав клок волос. Мокрую одежду вынесли стоявшему в «предбаннике» Алексею, тот неловко взял мокрый свёрток, не соображая, что делать дальше.
«Ну что стоишь!? – прогремел фельдшер, – беги за сухой одеждой!».
«Да, да, конечно... Сейчас, мигом… Спасибо Вам…» – нескладно проговорил он и вышел.
Девчонки ещё катались на лодке, Алексей побежал к пристани, и, увидев, их стал махать рукой, чтобы они причаливали. А женщина, которая записывала лодки, качала головой и шептала: «Ай-ай-ай! Какая неприятность, ну Вы не отчаивайтесь, у нас доктора хорошие, всё образуется».
Вскоре сухая одежда была доставлена. Ксению на каталке перевезли в номер, сказали лежать. Пришёл доктор, осмотрел рану и сказал: «Четыре дня лежать, нужен покой. Еду принесут, – потом, наклонившись к Ксении, произнес, – «Ксения Петровна, считайте, что Вы во второй раз родились. В таких случаях говорят «человек родился в рубашке», но я бы сказал – Вы родились в шубе!»…
Так началась вторая неделя отдыха.
Четыре дня постельного режима тянулись бесконечно долго. Алексей приходил каждый день с цветами и гостинцами вместе со Светланой. Иногда он обнимал свою голову руками и повторял: «Я убийца, я убийца!».
Света, сочувственно глядя на отца, говорила: «Ты, папа, не виноват!».
А  Маша смотрела на них укоризненно и говорила: «Как это не виноват? Чуть не убил мою маму! И не виноват?.. А говорил, что хорошо управляется с лодками!..».
Ксения успокаивала всех: «Ну, полно, полно! Всё же обошлось!».
В пятницу Ксении Петровне разрешили посещать столовую и гулять. Рана почти совсем затянулась. Причёску пришлось слегка изменить…
Отпуск заканчивался. На деревьях появились желтые листья. До первого сентября оставалось всего несколько дней. Маша и Света думали о предстоящей учёбе, о своих друзьях, которых они скоро увидят, каждая мечтала о чём-то своём, девичьем.
Ксения и Алексей сидели на скамейке возле плакучих ив, ветви деревьев спускались до самой воды. Среди зелёных листочков мелькали отдельные золотистые листья, напоминающие первую проседь в копне волос.
«Завтра в дорогу», – сказала Ксения.
«Да, – ответил Алексей, – но мне совсем не хочется расставаться с Вами. Я бы хотел, чтобы мы встретились в Москве, если конечно, Вы меня не возненавидели…».
Ксения улыбнулась: «Чтобы еще раз утопить?».
«Что Вы, – смутился Алексей– чтобы беречь всю жизнь…».
Так закончился двухнедельный отпуск, и начиналась новая история. История Ксении и Алексея…


Матрёшка

Кто не знает русскую матрёшку!?
Яркая, радостная, расписная и, казалось бы, очень простая игрушка. Она всегда привлекает взгляды иностранцев, её охотно покупают в подарок, как русский сувенир.
Много лет тому назад моя подруга, художник-профессионал, показала, как расписывать матрёшку. Этот процесс увлёк меня настолько, что я тоже захотела заняться этим. Липовые заготовки были тёплые и мягкие на ощупь, пахли деревом, с ними было приятно работать, краски на них ложились сочно и ярко.
Я работала с увлечением, с удовольствием, меня радовало, что деревянная заготовка вдруг превращается в нечто объёмное, красивое, наполненное смыслом. Так вот, как раз об этом смысле, я тогда почти ничего не знала, кроме чисто внешней стороны дела, но в процессе работы матрёшка раскрывала мне одну тайну за другой…
Посудите сами. Одна игрушка обычно состоит из пяти, семи или двенадцати матрёшек, вставленных одна в другую. Самый простой вариант – три матрёшки. Я не говорю о том, что это числа сакральные…
Расписывать начинают с самой большой матрёшки – это «матрёшка мама». Она задаёт тему и колорит всем матрёшкам, которые помещаются внутри неё.
Например, городецкие, вятские, хохломские матрёшки могут вообще иметь одинаковый рисунок, связанный с традицией этого народного промысла.
Каждая авторская матрёшка имеет определённую тему: это может быть народный костюм, предметы обихода, домашние животные, храмы России; вариантов может быть очень много…
Если это предметы обихода, то одна матрешка будет держать в руках, например, коромысло с вёдрами, другая корзиночку, третья коклюшки для кружев, следующая прялку, кувшинчик и т.д. Наряд у них будет почти одинаковый. Чем больше матрёшка, тем больше деталей, но обязательно, все они объединены одной темой.
Мастерски расписанная матрёшка – это не совсем игрушка, это почти произведение искусства. Получается, что самая большая матрёшка - это матрица; всё, что внутри, подчинено этой матрице и не выходит за её рамки.
Занимаясь росписью матрёшек, я поняла, что не случайно тайны этого народного промысла передавались веками от мастера ученикам. В матрёшке заложена глубинная мудрость наших предков. Эта традиция хранится бережно в народе.
Сколько ей лет? Века? А может и тысячелетия?..
Дети любят играть с матрёшкой. Они её раскладывают, рассматривают каждую, знакомясь с орнаментами, предметами быта, животными, птицами, цветами и всем тем, что на них изображено. Потом складывают, стараясь, чтобы совпал рисунок, чтобы матрёшки подходили по размеру и помещались одна в другую.
На каком уровне укладывается информация в кудрявые головки? Что привлекает их в этой игрушке? Один Бог знает!
Интересно, что смысл этой игрушки подсказал мне мой маленький внук, которому я подарила две разные матрёшки. Один комплект состоял из семи матрёшек в русских костюмах со снопами, колосьями хлеба, выпеченным хлебом, калачами и так далее по теме. Второй комплект из пяти матрёшек. Там сама мама и девочки-матрёшки были изображены с домашними животными.
Внук разобрал оба комплекта. Матрёшки перемешались, он их рассматривал, строил рядами, собрав каждую матрёшку из двух половинок. Попытался раскрыть самую маленькую, но она не раскрывалась. К моему удивлению он собрал эти два комплекта строго по тематике.
Я спросила: «А почему ты их не перепутал?»
А он весело ответил, что самая маленькая доченька рассказала, какая её мама. Потом добавил, что ему хочется, чтобы они стояли на полке в рядочек, а не собранные в одну.
«Почему?» - спросила я.
А он ответил, что когда матрёшка собранная, то одна «мама» нас видит, а остальные сидят в темное, а он хочет, чтобы они все нас видели.
Детям свойственно одушевлять игрушки…
И в этот момент меня словно щёлкнуло по лбу. Как я раньше об этом не подумала?
Матрёшка – это схема матрицы, в которой мы все находимся. Художник по отношению к матрёшке-матрице - творец, но этот творец тоже живёт в ограниченном мире, многого ещё не знает. Для него есть свои уровни матрицы. Сам он, по сути дела, та самая седьмая матрёшка в пределах своей матрицы. Но художник-творец знает главное: матрёшки всегда раскрываются, не раскрывается только самая маленькая, спрятанная в недрах матрицы-матрёшки.
Трудно вырваться за пределы матрицы, задавшей тему, всё подчинено рисунку верхней матрёшки, и самая маленькая подчиняется ей. Так и нас матрица изменяет под себя, диктует правила жизни, внушает, что других вариантов быть не может, что за пределами нашего мира чернота, небытие, совсем как в середине большой матрёшки. А вдруг наша матрица рукотворна, является произведением художника-творца, который сам только седьмая матрёшка, а над ним стоит истинный творец вселенной и других миров?
Важно понимать, что для человека слои матрицы нематериальны. Это у матрёшки-схемы они деревянные…
Человеку, чтобы выйти на новый уровень сознания, достаточно разумом и душой познать каждый из этих уровней, находящихся над ним, то есть расти духовно, познавать законы мироздания, которым подчинено всё в нашем Мире. И если матрица, окружающая нас и диктующая свой рисунок, не наша, а ложная, то мы можем выйти из неё, и найти свою систему.
Мне почему-то кажется, что творец, создавший наш мир, тоже не последняя инстанция, что миров много и они разные, как матрёшки с разными тематиками. А наш творец-художник тоже часть какой-то грандиозной матрицы. Много миров, много творцов, и всё это объединено в какую-то грандиозную систему, созданную единым творцом – вечным и бесконечным разумом вселенной.
Мир полон чудес, надо только раскрыть глаза, напрячь разум, включить логику и понять, что человек самая маленькая матрёшка матрицы, но он является одновременно мини-копией всей вселенной.
Изучая человека, можно познать вселенную. Точно также, глядя на самую маленькую матрёшку, можно узнать из какой она матрёшки – матрицы.
Сегодня наша матрица – библейский проект.
Всё, что происходит, подчинено этой матрице, но за пределами матрицы – мир Творца – большой мир, полный красок и неожиданностей. Бесконечная жизнь в вечной вселенной.


Здравствуйте, здравствуйте!..

Раннее осеннее утро 1979 года. На тротуарах лужи от вчерашнего дождя. Светлана Ивановна выходит из дома, зябко втягивает голову в поднятый воротник и ныряет в многоликую, торопливую толпу.
Усилие, еще усилие, и она уже в троллейбусе. Ура! Поехали! Рывок – и она вылетает на улицу. Опять ура! Все пуговицы целы! И чулки тоже! И она почти счастлива, что может вздохнуть полной грудью. Еще минута – и Светлана Ивановна на работе. А работа у нее особая. Назывется – ШКОЛА…
«Здравствуйте, здравствуйте, здрасьте, здрасьте!» «Алеша, подойди сюда. Что это?» «Тапочки». «Я вижу, что тапочки. Но почему после них остаются такие следы?  Иди мой подметки и не ходи больше в домашних тапках по улицам!» а на встречу бежит завхоз, славная такая старушка. «Светлана Ивановна!» - издали кричит она. «Здравствуйте, что случилось?» «Ваша банда вчера после уроков съела кактус в коридоре!» «Какая банда? Какой кактус? Он же колючий!» «Ну так что – они и колючие сожрут! Восьмой «Б» - ваш?» «Нет, не мой». «Тьфу, так что ж вы мне голову морочите?» И она мчится дальше.
А вокруг девочки и мальчики, юноши и девушки, все спешат, все говорят на разные голоса. Море бантиков и косичек, чубов и вихров. «Здравствуй, Саша! Здравствуй, Марина!» Всех она знает по именам. Дети цветы жизни. И работать в таком цветнике, надо думать счастье великое.
Три секунды, две, одна – звонок! Таким пустыми стали коридоры, такими широкими… А на третьем этаже в туалете для мальчиков скрывается один «цветочек» - Володя Попов. Возле туалета стоит Светлана Ивановна, его классный руководитель. «Вовулечка!» - слышится ее голос. Тишина. «Володя! Звонок прозвенел!» Молчание. «Тебя Любовь Федоровна ждет на физику!» «Подождет», - раздается голос из туалета. «Володенька, надо спешить», - не унимается Светлана Ивановна. «Ща докуру и пойду!» - отвечает голос. «Ну пожалуйста, быстрее!» «Ладно, иду…» А вот и сам Вовулечка – высокий, розовощекий. Он делает руку калачиком – ведите меня на физику, можно и там посидеть…
Школа, школа – прилив и отлив, то перемена, то урок. И вот уже школьники с радостными физиономиями, подхватив портфели, на ходу застегивая пальто, несутся домой.
«Здравствуйте, приветствует Светлану Ивановну завуч. – Вы написали план воспитательной работы? А отчет по всеобучу сдали? А журнал заполнили? А список мальчиков и девочек? А список кружков и факультативов? Как не сдали? Надо срочно! И еще вам сегодня в народный университет, не забыли? Кстати, давно хотел спросить, а почему это у вас Сидоров не завтракает?..»
Вечер. Светлана Ивановна не спеша идет к остановке. Какое счастье – троллейбус! И народу мало! Она всходит по ступенькам и неожиданно для себя говорит на весь салон: «Здравствуйте!» Пассажиры недоуменно смотрят на нее. «Садитесь…» - говорит Светлана Ивановна и садится на место для пассажиров с детьми и инвалидов. День кончается…


Свет из прошлого
 
Раннее утро. В распахнутое окно заглядывают ветки дерева, колышущиеся на ветру, и от этого по стенам комнаты бегают солнечные зайчики. Свежий морской воздух смешивается с  запахом белой акации. В доме тепло, чисто и уютно...
Светлана только что проснулась, но не спешила вставать. Она оглядывала свою комнату, наполненную чудесными запахами и солнцем. Ей было удивительно легко и хорошо. Первое, что пришло в голову, была мысль о том, что есть на свете высшая справедливость; и если тебе удалось с достоинством пережить трудные времена, не сломаться, не очерстветь, то обязательно настанет  и светлая полоса в жизни.
Из окна доносился щебет птиц, шелест листьев, порывы южного ветра бодрящей волной охватили Светлану – надо вставать...    Настроение было приподнятое, она никуда не спешила. Сидя за чашечкой утреннего кофе и слушая романсы Вертинского, которые как нельзя лучше подходили к её сегодняшнему настроению,  Светлана подумала: «Как порою причудливо может меняться судьба... Если бы пятнадцать лет назад мне  кто-нибудь сказал, что я буду жить здесь, в Феодосии, в этом чудесном, данном Богом городе, я бы, конечно, ни за что не поверила».
Кто-то незримый, может ангел, словно вёл её по жизни. Стоило слегка сбиться с предначертанного пути, как незримая сила чувствительным «пинком»  возвращала её в нужное русло. Сейчас Света особенно остро почувствовала это. Вспомнилась Москва, конец восьмидесятых – начало девяностых годов: дети, тогда ещё школьники, работа с утра до вечера, зарплата от случая к случаю. Пустота в магазинах. Даже одеть и покормить детей стало проблемой. И у мужа – нестабильность с работой, нервные срывы. Перестройка, как асфальтным катком катила по стране. Закрывались заводы, фабрики, уничтожались уникальные производства на военных заводах, сотни и тысячи людей оставались не у дел. В Москве стреляли на улицах, так как шли бандитские разборки, и было очень страшно за будущее детей...
«С чего вдруг эти воспоминания?» –  подумала Светлана. А певец пел о лазурном небе и цветущих каштанах, точно таких же, как там, за окном. Вдруг мысль зацепилась за строчку из романса «...и так настойчиво и нежно кто-то из жизни нас уводит навсегда...». Светлана вдруг совершенно отчётливо вспомнила, что вот в такой же чудесный майский день не стало её лучшей подруги Тани. Столько лет прошло, а её образ стоял перед глазами...  Да, настойчиво и нежно...
Прав поэт. Смерть и Таня – два несовместимых понятия. Она своим жизнелюбием буквально заражала всех вокруг!
«Как она поддерживала меня в те нелёгкие годы!» – подумала Светлана и совершенно явно представила Танино улыбающееся лицо, её голубые глаза с озорными искорками. Она вспомнила, как Таня ночью бегала в дежурную аптеку, чтобы принести лекарство для её, Светланиного, ребёнка, оставив свою Иришку на бабушку. Подруга никогда не падала духом и любила повторять: «Ничего, девчонки, это всё ненадолго, потому что это неправильно, так люди жить не должны! Будет праздник на нашей улице!»
Свете вдруг вспомнился Танин день рождения, как раз в те трудные времена. Таня тогда позвонила Светлане, пригласила на свой день рождения и сказала: «Приходи, посидим, чаю попьём, только подарков никаких не надо; да и угощать мне особо нечем, в холодильнике мышь повесилась, а перловку я собаке сварила».
Света знала, что Таня уже два месяца не получала зарплату. Светлана позвонила другой своей подруге, заняла денег, так как у неё самой их тоже не было, купила продукты, даже маленький торт удалось достать, и отправилась поздравлять Таню. Таня была тронута до глубины души. Стол получился праздничный. Иришка, дочка Тани, особенно была рада тортику.
Кстати вспомнилась и её  собака, которую Таня кормила, хотя сама часто голодала. Эта история высветилась в памяти Светы совершенно отчётливо, так она как имела отношение к тому памятному дню рождения.
Дело было так. Однажды Таня возвращалась с работы в хорошем настроении – дали зарплату за два месяца. Она купила гостинцы своим домашним – дочке и свекрови, бабе Дусе (мачехе Таниного сбежавшего мужа). Выйдя из автобуса, Таня заметила мужчину, который гулял с собакой. Вдруг собака резко дёрнулась, мужчина выпустил поводок, и животное мгновенно оказалось на дороге. Из-за автобуса неожиданно выскочила машина, сбила собаку, та отлетела в сторону, на газон, а машина умчалась, не сбавив скорости. Всё произошло очень быстро. Таня остолбенела от увиденного.
Хозяин собаки подошёл к раненой собаке, которая беспомощно лежала на газоне и жалобно  стонала, снял с собаки ошейник с поводком и зашагал прочь. Это настолько поразило Таню, что она крикнула:
– Эй, товарищ, а собака-то как же?!
Мужчина обернулся, зло взглянул на неё и сказал:
– Мне собака-инвалид не нужна, скорей всего она и вообще сдохнет!
Потом он отвернулся от Татьяны и ещё быстрее зашагал прочь с места аварии. У Тани сжалось сердце от такой человеческой жестокости, и она в отчаянии крикнула:
– Сволочь ты, мужик!
Таня подошла к собаке. Это был щенок немецкой овчарки. Подруга взяла щенка на руки. Домой она явилась с двумя сумками в одной руке и раненой собакой в другой.
Втроём, вместе с дочкой и свекровью, они выхаживали больную собаку, которую назвали Найдой, и выходили. Найда выздоровела и стала красивой и умной собакой. Но то, что она однажды сделала, удивило всех.
В тот день, когда всё уже было готово к празднованию Таниного дня рождения, в дверь позвонили. Иришка открыла дверь. На пороге стояли баба Дуся и Найда. Собака держала в зубах увесистый кусок мяса, аккуратно упакованный в прозрачную бумагу.
«Вот, звала, звала, а её след простыл... А потом является... – сказала Дуся. – И ведь не отдаёт! Кто знает, где она мясо стащила!» – виновато покосилась на собаку Дуся.
А Найда подошла к Тане и положила свёрток перед ней. Собака предано смотрела Тане в глаза и виляла хвостом. Все рассмеялись.
– Вот, и Найда принесла тебе, мама, подарок, – воскликнула Иришка.
Это был незабываемый день рождения и, наверно поэтому  именно сейчас Светлана о нём вспомнила.
Она не заметила, как закончились романсы, остыл остаток кофе в чашечке. Света смотрела в окно на молодую листву дерева, на лазурное небо... Грусти не было, а было ощущение света, идущего из прошлого. Она улыбалась, думая о  Тане и понимала, что смерти нет, что все дорогие нам люди всегда с нами, и они помогают нам жить.