Глава двадцать пятая. Конец эксперимента

Сначала бросали жребий на количество родителей, предварительно согласовав, что в случае выпадения единицы или шестерки ход не считается результативным. Выпало число четыре. Это тоже очень много. Затем генератор случайных чисел, специально для данного случая изобретенный номером вторым стал выбирать непосредственно праматерь и праотца. Праматерью стали ожидаемо Пятая и неожиданно Десятая. Стали выбирать праотца. Первым выпал номер Тринадцатый, а со вторым произошла заминка. Все отчетливо, очень отчетливо, я потом переспрашивал, видели, как выпадает Третий, но произошел микросбой, и выпал номер Шесть. Первые, к кому обратился Шестой, были Первая, как самая рассудительная и Одиннадцатый, как самый педантичный. Не усмотрели ли они нарушения в процессе выбора? Не было ли правильным аннулировать итог  и переизбраться? Нет ли у присутствующих претензий? Возможно, есть более достойный доброволец. Первая и Одиннадцатый, после непродолжительного десятидневного совещания, утвердили состав родителей. «Потому что, - назидательно сказал Одиннадцатый. – микросбой такая же случайность, как и сам генератор случайных чисел».

Их дневника вечного дежурного по мегалиту №518 Шестого

Хотелось солнца пляжа моря
Бикини  женщин кутерьму
Увы но осень превращалась
В зиму

Реклама туристической компании «Как подмажешь, так поедешь», оплаченная по согласованию сторон двумя социальными путевками, одна из которых досталась редактору и его любовнице, а вторая жене редактора, но поехала её мать.
 
Перевод единиц измерений:
- 1 вер – около 10метров
- 1 тыд – около килограмма


  О старшем дядюшке Нцы  Опсе мнения были самыми разнообразными. В глазах окружающих он был странным и непутевым, некогда подающим большие надежды, но из-за неизвестной любовной трагедии скатившийся до уровня местечкового пастушка. Мама утверждала, что трагедии не было, просто Опс слишком долго учился, сбрендил и обленел. Когда попрекала детей, постоянно ставила дядюшку в пример, как естественное будущее любого непослушного ребенка. Сам же Опс считал себя философом и потешался над домыслами других. Периодически в его хибарке на отшибе появлялись женщины, и так же таинственно исчезали. Для мамы их появление, ровно, как и исчезновение были лишним доказательством никчемности и несостоятельности старшего брата мужа.
-Не смейте якшаться с этим дармоедом, - наставляла она детей.
   Братья как-то и не якшались, а Нца очень даже. Во-первых, именно ей выпала честь носить Опсу обеды, полагающиеся деревенскому пастуху, а во-вторых, Опс, верно, действительно был философом. Во всяком случае, разговаривать с ним Нце нравилось. Старший дядюшка с удовольствием делился обширнейшими знаниями и мыслями, половину которых Нца не понимала, но слушала с удовольствием. Он же рассказами о внутренней красоте убедил доверчивую племяшку в её очаровании и необычайной привлекательности. Если некто полагал обратное, говорил он, то потому что не у всех вкус есть и мало найдешь знатоков высокого искусства среди деревенского бомонда.  Он же обнаружил и развил в Нце Эффект Трех Щелчков (Эффект ТыЩ):  за очень короткий промежуток времени мозг фиксировал три  моментальных картинки-коллажа  почти  с круговым охватом, самостоятельно вычленяя и запоминая главные фрагменты. Иногда по мере необходимости в последствии всплывали и другие огрызки.
    Режим Эффекта ТыЩ врубался автоматически. Вот созерцаешь ты происходящее и вдруг- Щелк! Суху замер в нелепой позе со сверкающей ложкой вместо ножа, околоточный держит на вытянутой руке Глюк, а его локоть поддерживает тень в желтой перчатке, Маркфей взмыл над столом, Дай Но подался в сторону околоточного. Щелк! Пуля уже летит в сторону художника, пуля, выпущенная из СиКо Нцы ещё не достала пистолет начальника, желтой перчатки нет, зато виден фартовый тяжелый шнурованный сапог, Маркфей  сшибал картину в тяжелой раме,  Нца её перехватывала за богатый псевдозолоченный багет, витринное стекло вываливалось крупными осколками, трое охранников оружие достали, но, слава Гжути, не стреляли, следователь по немагическим делам нырял под стол к начальству, а Дай Но подался к запасному выходу. Щелк! Пуля околоточного припечатала Суху к стойке, у Друка на лице изумление, но реакция отменная, тяжелая рама рассыпалась гипсовой крошкой во все стороны, а некто серым потрепанным дождевиком убирал с дороги Маркфея, Дай Но в прыжке неудачно менял направление, попадая аккурат между столами на край скамьи и одновременно метал бутылку в сторону тени,  начальник от выстрела Нцы заваливал навзничь, рука неестественно вывернута, крови нет, от табельного Глюка мало чего осталось, значит попала куда надо. И вдогонку собственный крик:
-…дой, в пол.
     Простая, как огурец команда, по наблюдениям вызывала самые различные реакции. Ну почему бы взять да не упасть, как того требовали обстоятельства? Нет. Находились ещё те тормоза. Чего надо? Действительно падать или можно-таки немного постоять? Или: не позволю собой помыкать! Ишь, раскомандовалась. Но самые ужасные те, кто команду лежать воспринимают как, бежать. Куда бежать? Куда прятаться? И самое надежное  укрытие – спина ближнего. От них самый большой бедлам происходил.
   В «Проставе» таких было немного, но для паники с бардаком хватило. В итоге погоня за таинственным незнакомцем закончилась, так и не начавшись.
   Потом в кабак хлынула улица, поставив на эксперименте жирную точку.
   Доктор Прикт захлопотал над начальником досудебного отдела, озабоченно щупая пульс и оттягивая веко. Около Суху столкнулись доктор Брачник и коронер. Медэксперт с апломбом заявил, мол, как представитель закона обязан лично разобраться с травмами и их происхождением. Брачник учтиво уступил место и с ехидцей поинтересовался, не смущает ли коллегу тот факт, что пациент ещё дышит. Диспут прекратил пострадавший, вцепившийся в Брачника мертвой хваткой:
-Доктор, я видел обитель Светлого Гжути. Я уже или ещё?
   Брачник беспомощно огляделся. Замызганная пивнушка меньше всего напоминала чертоги верхнего суда. Во всяком случае, доктор не так их себе представлял. Взгляд уперся в коронера:
-Судя по вопросу, клиент ваш.
-Да нет, похоже, он предпочел вас, - парировал коронер, испытавший приступ отвращения к шустрому и слишком живому пациенту.
    Друк, Дай Но и Браниг в суматохе пытались отсеять «шлак» от реальных свидетелей, пока отряд охраны не разогнал всех окончательно.
    К Нце подошел верховный главный судья и сказал, что впечатлен и если Нце удастся собрать хотя бы десяток адекватных свидетелей, то дело у неё в кармане. Последнего Нца не совсем поняла, но перехватила метавшуюся по залу Гретту Тигровну:
-А среди зрителей были люди, которые видели, как стрелял начальник?
-В смысле кто раньше ты или он? Я узнаю. Я выясню.
    Секретарша извелась в попытках быть везде одновременно, поэтому обрадовалась конкретно поставленной задаче. Суета обрела смысл и значимость.
     Как-то кособоко подскочил возбужденный начальник почты и долго тряс руку Нце. Говорил, что это много круче оперы, куда его лет десять назад, будучи проездом в Ко-Шике затащила жена. Под впечатлением доверительно и жарко зашептал на ухо:
-Вы давеча спрашивали про нашего прокурора. Я, конечно, тайну переписки храню, но так отвечу, что запрос был. И ответ был. Один раз в пухлом казенном конверте.
-Давно?
-Давно. Месяц назад, может, больше.
    Следователь по уголовным делам мял в руках одежду Суху и, ковыряясь в дырке от пули, радовался:
-Хорошо, что Суху такой субтильный и пришлось много овечьей шерсти заталкивать Посмотри, где пуля застряла. Ровнехонько против сердца.
-Вы только ему (кивок в сторону художника) не говорите. Пожалуйста.
-Ох, не знаю. Пулю на экспертизу отправлю. И Глюк начальника. Всё, что осталось. Метко стреляешь.
    Скоро усилиями отряда охраны из «Проставы» всех выставили. Остались бармен, Суху, Маркфей, Сироша и вся команда районного пристава без Чоса и Гретты Тигровны. Хозяин с половыми и парой разнорабочих тоже присутствовал, но занимались они делами хозяйственными, в обсуждение не лезли, кассу делили. А чего лезть, когда завтра бармен всем в подробностях расскажет?
-И кто чего заметил? – открыла вопросом собрание Нца.
-Я только слегонца контур засек и движение, как  в первый раз, - затараторил Дай Но. Адреналин из него не выветрился, заставляя сильнее биться сердце, разгоняющее обогащенную глюкозой кровь до самых периферийных сосудов. Оттого движения были широкими,  дыхание глубоком, глаза пылали. Человек готов к подвигу, а тот уже закончился.
-Завтра пойду и Осле свечку поставлю. Гос-Дар Накос присоветовал, - в отличие от Дай Но художник был задумчив, почти апатичен. – можно, я домой пойду?
    Нца с легким сердцем отпустила, дав в сопровождение Друка, которой признался, что вообще ничего не видел и не понял, действовал по обстоятельствам.
-Не забудь, у тебя завтра первые суды.
-Как же, забудешь.
    Ушли.
    Нца уже делилась своими наблюдениями:
-Желтые перчатки, растоптанные сапоги со сложной шнуровкой. Плащ вроде и с претензией, но не новый. Он и весь какой-то такой… - Нца споткнулась подыскивая нужное слово.
-Желтые перчатки? – оживился бармен. – Помню. Был такой мужичонка за третьим столиком под красоткой с кабаном. Брал крепкий компот: половина водяры на яблочный взвар, –  и мотнул головой в сторону картины, смотревшейся черным квадратом с подозрительными подтеками в очередной псевдозолоченой раме. Между живописными пятнами копоти и жира не прослеживалось ничего, напоминающего красотку или кабана, так что они вполне могли быть там.
- Ах, желтые перчатки. Потрепанная шляпа, серое лицо, брюнет с баками, плащ типа крылатки, - протянул Сироша. – Странно, он почти напротив меня сидел, а я так мало запомнил. Лицо вообще не схватил. Почему?
   Вопрос задал Нце, но ответил Маркфей:
-Вы очень много увидели. Даже странно, что так много. Это не в стиле наемников.
-Почему?
   Сироша умел быть настырным.
-Понимашь, дружок, наш глаз на самом деле не видит картинку постоянно. Он видит её импульсно, а наемники  умеют, как бы поточнее выразиться, проходить  между импульсами. Поэтому наемник есть, ты с ним разговариваешь, и при этом его как бы нет.
-Этому учатся?
   Маркфей покачал головой. Нет. Дар развивают, если он есть, а если нет, то на нет и суда нет, и учебы нет, и наемника нет. 
-Жаль, - протянул Сироша.
-Маркфей, вижу, вы в теме. Можно поподробней про наемников?
    Временный помощник  Уля Ле на секунду задумался. Цикнул. Ладно, о наемниках, так о наемниках. Наемники, или как они ещё называли себя ловцы за душами, полагая, что лишая людей жизни в соответствии со статусом, как бы распоряжаются часом их встречи с верхними судьями Гжутью и Ослей, люди  редкие и очень необычные. Мозги у них немного набекрень. Единственное, что их сдерживает – устав департамента охотничьего хозяйства. Наемники умудрились каким-то образом легализоваться под ним и под их гарантии, разные квоты, контракты и лицензии. Устав очень жесткий, не все его выдерживают. Многие или начинают мнить себе невесть что, или реально с катушек слетают. Таких отлавливают и определяют в специальные приемники при спецшколах департамента.  Спецшколы – это настолько закрытое и законспирированное заведение, что информация о них сводится к одной фразе «они существуют», зато набор туда ведется круглогодично и повсеместно. Ищут талант хождения между взглядами. Говорят, что достигших высшего мастерства в этом деле находят только после смерти и то не всегда. Само собой они прекрасно владеют всеми видами оружия, хотя у каждого есть своя фишечка и предпочтения. Организация  несчастных случаев у них преподаются отдельной  дисциплиной плюс актерское мастерство.
-Но…- протянула Нца многозначительно.
-Что «но»?
-Если их нельзя увидеть глазами, значит, есть секрет, как их можно увидеть.
-Естественно.
-И…
-Зеркало. Если отражение совпадает с тем, что ты видишь, это нормально, если не совпадает, значит, это наемник.
-Вот, - удовлетворенно улыбнулась Нца.
-Что «вот»? Поймите, наемники сами по себе ничего не делают. Если есть наемник, значит, есть заказ. Искать надо заказчика.
-А если сделать запрос в департамент? – резонно предложил Дай Но.
-Делайте, - пожал плечами Марфей. – Только это долго. И потом, это может быть дикий наемник из сбрендивших, или потенциальный наемник. Открылся дар, нашелся отщепенец, выучил кой-чему. Всё. Департамент о нем ничего не знает. Судите сами. Зачем профессионалу стрелять Суху, да ещё руками околоточного? И вы так много увидели. Явно же дилетант. Скорее всего диплома нет, лицензии нет, нет такого наемника. Заказчика надо искать.
    На этом Нца распустила собрание. Поздно думать. Завтра всё обмозгуют.
    По дороге домой встретила Чоса. Он вел под уздцы битюга старосты старательского поселка. В телеге лежали четыре тела.
-Тхарли застрелили. Он же опытный старатель, обвал начался, так он для себя нишу нашел. А вот  двоих парней из «Своих правил» завалило конкретно. Уживил из Зутов выжил. К Тхарли нырнул. Их там тесненько друг у другу прижатыми и нашли. Скорее всего, сразу старика заподозрил, вот и сек за ним, поэтому и спасся. Сгоряча грохнул деда, и пока мы до них докапывали, так с трупом и лежал. Потому головой и двинулся. Вязать пришлось. Не поверите, версты две, как заткнулся.
   Нца вздохнула, что для одного дня даже для неё слишком много впечатлений. Домой, домой и в койку.
   Сразу в койку не получилось. У входа сидели три ти-тролля. Они умели сидеть каменными болванчиками.  Мимо таких пройдешь в двух шагах и не распознаешь, что живой. Но Нца во дворе не то что камень, каждую кочку  знала. Стоило, наверно, перенести прием на утро, но ти-тролли слишком ценили свое время и время других, приходили редко, но если приходили, то по делу чрезвычайному.


      Серый молочный кисель плескался вокруг. Справа по словам Йеранда высилась гора, а где-то слева сбегал вниз условно пологий обрыв. Ничего этого видно не было, лишь нудное завывание ветра, хрустящий холод.
      Кошки забрались в объемную доху Ром-Дима почти сразу. Как заглохла машина, неким образом добавляя уюта в сюр. Руки поэт и хозяин постоялого двора тоже засунул внутрь, оставив болтаться пустые рукава с пришитыми рукавицами. Была бы возможность, он бы и голову туда же пристроил, но плотный воротник, к сожалению, не позволял данного маневра. Зато мягкий мех капюшона натопорщился колючками, наращивая иголки дыханием поэта, что и стало развлечением последнего часа. Капюшон был узким и длинным, и на мир Ром-Дим смотрел, словно из дупла, хотя смотреть было не на что.
   Даже Йеранд не раздражал. Отчего-то холод не так действовал на ученика. Тот умудрялся нарезать круги вокруг, периодически заскакивая вместе с холодом в машину, что бы в очередной раз сообщить, что погода дрянь и носа не видно. Ром-Дим подозревал, что парня согревало чувство вины, ведь именно из-за его неожиданного решения «срезать через перевал» они взяли много круче к зиме. Версия, почему он так поступил: внезапное желание познакомить учителя с красотами местной зимы. Ром-Дим подозревал, что причина кроется в официантке из последнего мотеля. Она и ученик много болтали, громко смеялись, но стоило отъехать от мотеля, Йеранд задумался. Затем недовольно крякнул, сказал досадливо: «Эх», замотал головой и вообще, выказал себя беспокойной лошадью перед первым выводом на манеж. Во всяком случае, поведение ученика навеяло Ром-Диму именно этот урок из начального курса верховой езды в его элитной школе. Соответственно и повел себя поэт: был безмятежен и спокоен, словно ничего не случилось, а так было задумано. Но Йеранда чувство вины накрывало все больше и болше. Конечно, он подсуетился, захватил две запасных зарядки, на границе зима-осень, что  было ошибкой. Надо было брать зимнюю зарядку, а не акционную: две летних по цене одной. Он же настоял на самой теплой экипировке для учителя, сам ограничился легкой  пуховой курткой. Кроме того они густо наложили на лицо жирного крема и натянули флисовые маски. Но разреженный воздух и холод быстро сожрали зарядки, а маска по ощущению Ром-Дима, не смотря на крем, примерзла к лицу навечно.
    Ученик тем временем совершив очередной круг снова заскочил в машину пустил очередную порцию холодного воздуха. Его маска появилась в «дупле» капюшона Ром-Дима и глухо произнесла:
-Да мы всего-то пару верст до готельчика не доехали.  Может, поткнем?- доха натопорщилась. – Или дойдем?
-У меня за пазухой две кошки, общим весом в тридцать тыдов. Я с таким гандикапом и пяти веров не пройду.
    Кошек можно было выгнать, но не хотелось. Идти по мертвому мареву тоже не улыбалось. Ром-Дим был слишком большим фаталистом, чтоб зря расходовать энергию.
-Тогда я сгоняю и приведу помощь, - обрадовался ученик. Он-то боялся, что придется идти с учителем, а в его ходовых качествах Йеранд сильно сомневался.
     Готельчик, куда отправился за помощью ученик  держало местное племя яков. Племя получило название от основного вида промысла: содержание и разведение яков. Зимние яки – неприхотливые белоснежные гиганты весом до тыдтыщи  ценились за добрый нрав, сытность мяса и прекрасную мягкую и теплую шерсть.
    Расчет Йеранда был верен, уж если кто и поможет, так это яковы. Ром-Дима же терзали смутные сомнения, усилившиеся, после того, как ученик выйдя из машины, оптимистично вскинул руку в прощальном приветствии и почти тут же растворился в серо-молочной мгле.
    Стоило Йеранду сгинуть,  как активировались кошки. Заскреблись, заелозили. Ром-Дим не сразу сообразил, чего они хотят, пытался гладить, успокаивать, пока одна не застряла в рукаве в поисках выхода.
-Ну, и вы идите, - с горечью напутствовал Ром-Дим.
   Кошки выбрались, но уходить не спешили,  зазывно урчали c длинным «урр-ряу» в конце. Ром-Дим смирился и покинул салон машины. Огляделся, поворачиваясь вокруг своей оси, получил порцию колючей манки в лицо и сразу понял, откуда ветер дул. Для себя решил держать машину в поле зрения, крайне ограниченного, сделал боком десяток шагов и уперся в сугроб. Снова повернулся кругом себя, чтобы убедиться, на месте ли машина, запутался в полах дохи и осел. Машину  не увидел, а кошки радостно верещали, словно что-то умное сделали. Ром-Дим неуклюже развернулся к ним, чтоб объяснить неправильность их поведения и обнаружил, что сугроб смотрел на него один глазом. Ром-Дим чуть довернул амбразуру капюшона и обнаружил второй глаз. Зимний як, а это был именно он, шумно выдохнул и задумался. Ром-Дим, чьи познания о дикой природе ограничивались небольшой вводной лекцией в восьмом классе «о правилах поведения на пикниках», решил доминировать. Именно так советовал поступать лектор, по словам куратора класса – бывалый охотник и победитель соревнования по выживанию в нечеловеческих условиях. Он битых три часа рассказывал, как душил голыми руками анаконд.  обгонял гепардов, отчего те дохли от зависти и стыда, и  мощным щелбаном вышибал мозги  носорогам. В конце лекции кто-то из мальчиков осмелился и таки задал вопрос: «Что делать, если на тебя напал лев»? «Доминировать! Любая скотина…животина должна понять, кто здесь царь природы.  Самое простое, визуальный контакт. В глаза ему смотри. Кто первый глаза отвел, тот и слабак, тогда зверь  признает тебя за вожака и не нападет.  Хотя ружьишко  лучше иметь при себе». 
   Ружьишка при себе не было. И не надо. В силе своего взгляда Ром-Дим не сомневался. И был прав. Бык ещё раз вздохнул и отвернул голову. И тут Ром-Дим нащупал загогулину. Ба! Да это домашний як, раз на нем есть какая-то амуниция. Заблудился, поди. Зря он его доминированием гнобил.
-Э-э. Корова, домой. Домой пошла!
    Собственного голоса он не услышал, а бык услышал. Вздохнул в очередной раз,  ме-едленно  поднялся и побрел. Если бы зрение Ром-Дим не было ограничено размерами капюшона, то он бы увидел, как следом поднялись ещё четыре сугроба и побрели следом.
    Ром-Дим,  постоянно спотыкался о полы дохи, негромко ругался, вспотел, но рогулину из рук не выпускал, справедливо полагая, что тут же потеряется в этом серо-белом безмолвии. Хотя, отчего ж в безмолвии? Ветер заунывно пел, и будь у Ром-Дима хоть небольшая остановочка,  секундная пауза между тихими проклятьями изобретателю дохи, наверняка у песни появились бы достойные её слова.
     Через некоторое время поэт сообразил, что главными проводниками были кошки. Вот это да! Они шли, стелясь по снегу, изредка поднимая голову с фирменным «уррряу» на конце. На равномерность и скорость движения, ставшего размеренным, это не влияло. Скоро монотонность стала навевать сонливость. Что бы не вырубиться, Ром-Дим начал придумывать слова на «У» и все они были глаголами: у-шел, у-пал, у-бил, у-стал, у-мер. На последнем остановился, потребовал от себя позитива и существительных, но кроме «утюг» ничего на ум не приходило. Очень захотелось или куда-нибудь прийти, или упасть и уснуть.
   Но вот зазывное мяуканье стихло, караван остановился.
   Амбразура капюшона позволила увидеть часть ворот, откуда ему улыбалось нарисованное солнце, сверкающее от прозрачной наледи. Если бы Ром-Дим поднял взгляд повыше, то заметил бы и гонг, но ограниченный обзор позволял только смотреть на ворота. Так они и стояли, глядя на улыбающееся солнце и скоро улыбка показалась Ром-Диму ехидной, потом зловещей, потом ворота распахнулись. Слнце сменила лохматая грудь. Нет, конечно, Ром-Дим понимал, что перед ним разновидность шубы без застежек, но под шубой грудь наверняка была.
     Молчание затягивалось.
-Ну, входи, раз открыл, - не выдержал Ром-Дим, и они с яками и кошками продолжили движение.
   Во дворе поэта подхватили, внесли в комнату, полную тепла и света, начали разворачивать.
-К вам мальчик-нога колесом не приходил? – вяло отбивался от заботы Ром-Дим. Глаза закрывались сами собой, распоряжения по поиску нерадивого ученика перешли в неразборчивое бормотание. И где-то далеко на грани яви  услышал обрывок разговора:
-Не понял, куда послал?
-Искать его мальчика.
-В такую погоду?
-Он за рога привел Кохино. Мы должны исполнить его просьбу.
-Мальчик может быть везде. Где найдем?
-Нам помогут его звери.
   И провал, черный мягкий сладкий провал в небытие без снов.


Рецензии