Записки алкоголика. часть 2. Запись девятая

Часть вторая

«Три минуты счастья»

Запись девятая

Ну, вот и прошёл ещё один день. Бесполезный, пустой, ненужный. Как и вся моя жизнь за редкими исключениями. Одним из таких приятных отрезков жизни стала, как раз, учёба в техникуме.

Читатель, не надейся, что эта глава обойдётся без пьянства. Такова наша жизнь, что пьёшь ты или нет, всё равно всё крутится вокруг водки. Такое ощущение, что именно она - и центр нашего мироздания, и девятый круг ада. Водоворот жизни медленно, но безжалостно затягивает каждого из нас всё глубже, глубже, глубже…
И редко кому удаётся избежать погружения в эти пучины, остаться же непричастным совсем позволено лишь избранным и героям.

 Вырвавшись из дома, я впервые обрёл вкус жизни. Я не мог надышаться воздухом, не мог напиться водой, наесться вдоволь хлеба. Оказалось, что жизнь – это не бочка горя с ложкой радости, а наоборот. Первые полгода я пребывал в эйфории. Но вот потом…

Да, пятнадцать лет - не время начинать самостоятельную жизнь, но это не относилось ко мне. Закалённый жизненными невзгодами, я, однако, не стал диким, запуганным волчонком, а быстро сошёлся со своими одногруппниками и соседями по общежитию. Учёба давалось мне легко, простые деревенские ребята были не привередливы в общении, тем более, что многие из них и сами прошли те же «университеты» жизни, что и я.

Поначалу пришлось привыкать, притираться друг к другу, учиться уважать чужое мнение и отстаивать своё. Впрочем, никто из нас не имел подобного опыта, так что, неожиданно предоставленные сами себе, мы учились методом проб и ошибок. Случалось, методом синяков и фингалов. Да, не без этого. Но, довольно быстро баланс интересов и сил был найден, и жизнь моя наладилась окончательно.

Так я прожил четыре счастливых года.

Единственное, что омрачало в ту пору мою жизнь, это то, что мне приходтлось видеть, как некоторые мои друзья уверенно шагают по пути моего отца и матери. Я всеми силами противился этому, но  довольно скоро уяснил, что как-либо повлиять на них я не мог. Единственное, чего удавалось в этом случае добиться, так только того, что они переставали со мной общаться. Но даже со стороны мне тяжело было наблюдать за ними.

Не знаю, может быть, стоит рассказать историю Пашки  Дорофеева, моего друга, с которым мы все четыре года прожили в одной комнате, да и потом судьба нет-нет, да сводила наши пути вместе, чтобы потом развести вновь. Ни за кого я не переживал так, как за своего друга, променявшего жизнь на водку. Много лет я был обижен на него. Ровно до тех пор, пока сам не поступил точно также…

История Пашки Дорофеева проста и незамысловата. Она о том, как простой деревенский парень спился за несколько лет, пройдя весь путь своего отца и даже поднявшись на недосягаемые для того вершины алкоголизма.

Отец у Пашки был тракторист, а мать доярка. В семье пили всегда – не было дня, чтобы Пашкины родители спать ложились трезвыми, так что мой друг прошёл ту же «школу», что и я. С несущественной разницей.

Но в отличие от меня, давшего себе зарок не стать алкоголиком, он собирался идти проторенной дорожкой.

- У нас в деревне, - говаривал он, - пили все и всегда. И в соседней деревне тоже. И в селе. Только в районе начинают попадаться первые непьющие.

Причины этого Пашка объяснял чужими словами, но доходчиво:

- От жизни беспросветной.

Я не верил. «Вернись я сейчас домой, - думал я, - я бы ни за что не стал пить с отцом и матерью, как Пашкин старший брат». Да и, как оказалось позднее, дело было не только и не столько в беспросветности его жизни. У Пашки родители хоть и пили, но тащили семью, хозяйство. Никто из их троих детей голодным или грязным не был. И вниманием не обижен. Уж каким - это другой вопрос, но его родители пили и не надирались. Потому и у Пашки водка такого отторжения не вызывала.

Наша студенческая юность была прекрасна. Катались мы, как сыры в масле. Не желающих учиться, в число которых входил и Пашка, никто особенно не напрягал, дабы не отчислять потом за неуспеваемость. У меня был свой заработок, ему родители присылали пятьдесят рублей на месяц, так что жили мы, не тужили. Только со второго курса, скумекав, что теперь его из техникума не попрут, начал Пашка попивать. Сначала пивко на танцах, потом и водку до. Я пытался его увещевать, он парировал, что так веселее, и весело посылал меня в задницу. Чем больше он налегал, тем сильнее я пытался его образумить, пока однажды, на третьем курсе, мы очень крепко не поссорились. Из-за водки. Дело кончилось тем, что мы не разговаривали оставшиеся полтора года, пока жили в одной комнате. Не поддерживали мы никаких контактов и после техникума, пока однажды, через двадцать лет не встретились за одним столом.

Столкнувшись стаканами, мы узнали друг друга и растерялись. Нет, я уже не стеснялся своего положения, но стало очень неприятно от того, что Пашка сейчас скажет что-то вроде: «Ну, вот и наш чистюля пал на грешную землю». Но Пашка грустно посмотрел мне в глаза и просто сказал:

- Жаль. Я думал, ты выберешься, - и, не чокаясь, как за покойника, выпил.

...Пашки нет уже три года. Дождливым октябрьским вечером замёрз он в городском парке прямо около лавочки, на которой и распил последний в своей жизни фунфырь…

Продолжение: http://www.proza.ru/2017/12/22/317