Три звезды из созвездия Койота... Глава 09

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ: Родезия – родина моя


* * * * * * * * * * * * * * *





Но я не успеваю закончить мысль о том, какая же сейчас хреновая ситуация и о какой именно булыжник мне биться своей безмозглой головой. В комнату входит Роберт-Виннету с огромной коробкой. Он ставит коробку на стол, выходит, и через минуту возвращается с другой коробкой. И так еще несколько раз. Я начинаю перебирать содержимое и с восхищением смотрю на полицейского Виннету. Меня вообще-то нелегко удивить, но в данный момент – я просто поражен.

— Ты что, ограбил какую-то больницу?

В коробках практически всё, чтобы открыть маленькое отделение скорой помощи – одноразовые термометры, одноразовые шприцы и иголки нескольких калибров; мешки со стерильным солевым раствором, бинты, тампоны, несколько видов йодового раствора и даже пакеты с внутривенными антибиотиками; одноразовые пакеты с крупнокалиберными внутривенными катетерами, катетер для мочевого пузыря, стерильные перчатки нескольких размеров... Ну, Виннету, ты даешь!

— Что надо делать? – спрашивает Роберт. Он уже не бледный.  Его лицо изображает спокойство и решительность римского центуриона.
— Тебе будет необходимо её придержать, чтоб она не очень двигалась.

Полицейский на меня подозрительно смотрит, и я пытаюсь объяснить смысл просьбы, раскладывая вещи для введения внутривенного катетера:
— Ей необходимо поставить несколько катетеров. Один в вену, другой, вот этот — в мочевой пузырь. Это неприятные процедуры для людей в сознании, и они обычно пытаются вырваться или вырвать катетеры. Она будет дёргаться, и мне надо... мне необходимо, чтобы ты её держал.

Роберт угрюмо кивает. Сначала вводим внутривенный катетер-тройник в правую феморальную вену и сразу же начинаем вливать солевой раствор и антибиотики. Потом вводим катетер в мочевой пузырь. После двух литров солевого раствора пульс начинает падать. Еще два литра, и начинают работать почки.  Еще час и начинает спадать температура. На гвозде вбитом в стенку над кроватью висит последний пакет солевого раствора и пакет внутривенных антибиотиков. Роузи уже не лихорадит. Она не бредит. Её не покрывает липкая испарина. Она просто тихо спит.

Я начинаю раскладывать содержимое недавно привезенных ящиков на столе.

— Нет, так откуда же это всё? – я опять спрашиваю Роберта.

Но Роберт не отвечает. Он стоит в дверях и смотрит, как к домику подъезжает газик, из которого выпрыгивает молодая женщина в синей госпитальной форме-скрабс.

— Роберт, — приветливо кивает она полицейскому и заходит в дом.
— Доктор Томас Маин Рид, я предполагаю, — обращается она ко мне протягивая руку. Я делаю обычный жест большим пальцем правой руки, мол, извините, рука не работает, и протягиваю левую. Женщина пожимает мне левую руку. – Ким, Ким Уолтон, — представляется она.

На вид Ким Уолтон  блондинка, которая наверно недавно начала подкрашивать волосы. По корням видно. Ей не больше тридцати пяти. Она крепко сложена, хотя медицинские пижамки-скрабс всегда скрывают женскую фигуру. Её ногти коротко подстрижены; на них нет ни лака ни маникюра, как и положено, когда приходится мыть руки каждые несколько минут. На пальцах нет ни колец ни белой тени-метки от кольца. Она явно не принадлежит к Нации Навахо или какому-то другому индейскому племени. Она белая, как я, но кожа её лица, шеи и рук потемнела от жестокого солнца. Кстати, интересно, что она тут делает? В смысле тут, на резервации?...

— Вы работаете здесь, на резервации? – спрашиваю я.
— Да. В Форте Дефаянс у нас госпиталь, а в Тохатчи, миль пятнадцать отсюда, пункт неотложки. Роберт именно ко мне в Тохатчи и примчался с вашим списком.
— Подождите, подождите... У вас тут рядом больница? Великолепно, значит давайте тогда её туда и перевезём, — я киваю головой на спящую Роузи.
— Нет, она в больницу не поедет. Она вот уже две недели отказывается от медицинской помощи. С тех пор, как умерла Старая Кроу, которая лечила всех этих койотов, они все...
— Каких койотов?
— Майи, фамилия “Майи” означает “койот...” Вы этого не знаете?
— Кажется, мне об этом кто-то рассказывал.
— Ну так вот, после того, как умерла Старая Кроу, все в этом поселке считают, что их постигло несчастье. Она как-то неправильно умерла... Это, конечно, местные легенды, которых я не понимаю, но больше половины рода Майи уехали, а те, кто остались, считают что их всех ожидает что-то плохое, и что бежать от этого бесполезно... Правда, Роберт? — Виннету невозмутимо кивает головой в ответ. — Интересно, почему она согласилась, чтобы вы ей помогли?

Этот вопрос задан мне. Я неопределённо качаю головой и пожимаю плечами.
— Спросите у неё, – я понимаю, что мой ответ не очень дружелюбен,  но мне надоело это место. Не считая ночь в каньоне с койотами, я тут и дня не провёл, а мне все это уже осточертело.
— А что с вами произошло? – Ким Уолтон кивает на мою руку.
— Длинная история... Послушайте, госпиталь или нет, раз тут есть Вы, мне тут делать абсолютно нечего.
— Ну, тут Вы немного неправы, — Ким качает головой и как-то грустно улыбается. – Взглянув на Ваш список, я поняла, что тут что-то не то... что-то очень не то, и приехала проверить. Через несколько часов у меня обход в больнице. Это в Форт Дефаянс – часа полтора-два езды отсюда. Так что я надеюсь вы сможете побыть с Мисс Майи... с Розалией.
— Нет, я не хочу оставаться с Мисс Майи. И вообще я не рад, что сюда попал. Я хочу выйти обратно на шоссе 371 и дотопать до ближайшей бензозаправки с телефоном...
— Нет, идти пешком, как раз не обязательно. Я могу вас подбросить. Впрочем, Роберт тоже может вас подвезти куда надо, вот только, что делать с... – Ким многозначительно обводит рукой убогую комнату, где сидим мы и тихонько спит Роузи. Где-то надоедливо скрипит сверчок. Ким Уолтон замолкает. Индеец-полицейский продолжает стоять молча и неподвижно, как статуя  Гойко Митича. Мне нечего сказать. Вот только чушь это всё! Что за чертовщина?! Тут что, кроме преждевременно выписанной из госпиталя недолеченной ветеранки, индейца-полицейского и четырёх чингачгуков нет никого?

— Послушайте, ведь чушь всё это. Чертовщина дурацкая. В этом посёлкё, что... кроме недолеченной ветеранки, немого полицейского и четырёх детей нет никого?!

Ким вздыхает и смотрит на угрюмого Виннету. Кажется, между ними происходит какой-то бессловесный разговор. Ким кивает в мою сторону и делает манящий жест рукой.
— Конечно, есть. Пойдёмте.

Роберт-Виннету отходит от двери пропуская, худенькую маленькую Мисс Уолтон. А хотя с чего это я решил, что она — “Мисс...” От того, что женщина врач кольца не носит, еще не значит, что она  "Мисс..."

— Пойдемте Томас, — повторяет она. – Не бойтесь, я не кусаюсь.

Я прохожу мимо статуи молчаливого Гойко Митича  и ориентируюсь на хвостик белёсых волос. На дворе тьма, но бойкая Ким уверенно меня ведёт к одному из домиков.

— Вас называть Доктор Рид или Томас? – улыбаясь спрашивает Ким.
— Я предпочитаю Майн Рид. — Господи, это какой-то сюрреалистичный сон. Мы сейчас сядем в машину, и я увижу, что руль с правой стороны. Я проснусь и пойду на работу...
— А где ваша практика?
— Что-что?
— Ну, вы же врач, правда? Просто интересно, откуда вы?
— Мммм... У нас с партнёром маленькая общая клиника в штате Делавар...
— Да-да, у вас только один партнёр?
— Ум-ммммм.... Был... Да... Фенимор Купер. Но я получил приглашение из Флориды, маленькая клиника в городке Оцеолы-Семинолы, и вот – решил попутешествовать.

Ну, ущипните меня кто-то! Ведь это же бред сивой кобылы! Этот бред продолжаться не может! Нет, я не спорю – я уже сказал, что американцы совершенно не знают своих,  американских, авторов, но ведь это же бред... бред!... БРЕД!! Лихорадит, наверно, меня... То есть, наверняка, лихорадит меня, а не какую-то там Роузи. Ну, разбудите меня кто-нибудь!

Мы доходим до ближайшей лачуги, и Ким, не стуча в дверь, заходит. Я захожу вслед за ней. В нос бьёт неописуемым смрадом алкогольного перегара, прелых человеческих тел, мочи , чего-то гниющего и рвотой... Я пытаюсь дышать через рот, но это не помогает. Ким на ощупь находит выключатель и зажигает какую-то тусклую лампочку. Носок моего ботинка за что-то цепляется, и это что-то катится куда-то по полу с глухим стеклянным грохотом. Из-под тряпки... нет, не тряпки, по-моему, это рваное, одеяло... Из-под тряпки-одеяла высовывается сонная физиономия и я узнаю одного из моих знакомых чингачгуков. Из-под того же одеяла-тряпки высовывается вторая рожица – помладше и поменьше. Оба щурятся на меня и Ким.

— Ш-шшшш... — успокаивает их улыбающаяся и приветливая Ким. – Всё в порядке.

Честно говоря, я не понимаю, что в этом случае означает слово “порядок.” Комната, в которой мы находимся, напоминает помойку не только по запаху, но и по содержимому. В дальнем углу то, что секунду назад казалось грудой тряпок, на самом деле оказывается грудой тряпок и двумя телами – голый мужик и полуголая (в нижней части тела) особа женского пола. Уточнить точно, кто там лежит, у меня нет ни малейшего желания, так как вонь мочи и рвоты наиболее силён именно в том направлении. Ким нагибается, аккуратно сгребает сонную девочку и передает её, завернутую в одеяло-тряпку мне. Она нагибается опять и на этот раз подхватывает полуспящего маленького чингачгука. Тот сидит у неё на груди, как это делают маленькие обезьянки. Он обхватил её талию ногами, плечи и шею руками и, каким-то необъяснимым образом, умудряется не уронить свою тряпку-одеяло на пол.

Мы выходим из этой конуры и оба синхронно глубоко вдыхаем свежий ночной воздух.

— Среди индейцев алкоголизм – это просто эпидемия. Но я понимаю, что для вас это, конечно, не является научным открытием, доктор Рид, — тихо говорит Ким Уолтон. Да, для меня это не открытие. У большинства индейцев, по сравнению с белыми, генетически понижен фермент для детоксикации этилового спирта – “aldehyde dehydrogenase.”

Мы заходим в другую хибарину. Тут не воняет ни перегаром, ни рвотой. Тут просто воняет прелыми человеческими телами. Бутылок на полу я, слава богу, не нахожу. Свет зажигать не надо – в углу горит тусклая лампочка, свисающая с потолка на голом шнуре. Под лампочкой очередная гора тряпок

— Картер! – шепчет Ким, — Картер!
— А? Что? – из-под горы тряпок на полу высовывается самый высокий из коротышек-чингачгуков.
— Стэйси и Клем сегодня у тебя переночуют. — Ким осторожно засовывает сонного мальчишку под одну из тряпок и жестом указывает мне место, куда пристроить спящую девочку.

— А где Исак? – спрашивает Ким.
— Хм-ммм... гр-ммм... –  это всё, что выдавливает из себя полуспящий Картер, пожимая плечами и ёжась от ночного холода.

Мы тихо выходим и из этой лачуги.
— “Исак?...” “Исак...” – бормочу я, индеец племени Навахо по имени "Исак." Ну-ну.
— Вас что-то удивляет?
— Там, где родился я, именем “Исак” в мое время не называли никого.
— Там, где вы родились, не используются библейские имена?
— Там, где я родился, не использовались откровенно еврейские имена...
— Откуда же Вы тогда? Это интересно. Где же в мире люди боятся называть своих детей именами из библии? Как Вы сказали?... "Еврейскими именами?..." – по её лицу пробегает выражение искреннего недоумения. Это взгляд откровенного непонимания без малейшей толики иронии. Так, наверно, смотрят на человека, который по глупости бухнул какую-то чушь. Ну, например: "В детстве меня похитили обезьяны, но друзья Каа, Балу и Багира меня вовремя спасли, и доставили в целости и сохранности домой к папе Акелле и маме Ракше."

Нет. Это сон, сон, сон!... Просыпайся! Давай, давай... Просыпайся! Но я почему-то не могу проснуться. Значит... Это не сон.

Тогда надо подумать. Из какой страны может выйти человек по имени "Томас Майн Рид"? Объяснять, что я из СССР, а потом объяснять, что моей страны уже давно не существует? Нет, это проблематично...
— Той страны, где я родился и вырос, уже давно нет. – Начинаем издалека и немного запинаясь. – Сейчас это совсем другая страна...
— Вы из Родезии? Мне так и показалось, что Вы как-то иначе произносите свои "Р."

Вот те на! За родезийца меня еще никогда не принимали. Но, кажется, отпираться и убеждать её, что я не из Родезии, уже поздно. И глупо. В отличие от СССР, где была только "пятая графа," которую надо было при любой возможности скрывать, насколько мне известно, в Родезии была небольшая, но вполне здравая еврейская община. Мало того, как можно объяснить нормальной американке, что там, где я по-настоящему вырос, еще поколение моих дедов отказалось от "библейских" имен. Что уже в поколении моих родителей остались, за редким исключением, только имена отчества: Михаилы Давыдовичи, Викторы Исаковичи, Ольги Марковны и Галины Моисеевны. А о моём поколении и говорить не приходится, тут даже отчеств и не осталось-то. Интересно... Я об этом почему-то никогда не задумывался. Но ведь не всегда же так было, а? Ведь дал же Виссарион Джугашвили своему сыну имя "Иосиф." Сделал старый Виссарион это, конечно, задолго до Великой Октябрьской, но молодой Иосиф Виссарионович и не думал менять имени. Он поменял фамилию! Да-да, фамилию. Он стал вождем и отцом всех времен и народов, как полнокровный "библейский" Иосиф. Вот так. Образовался целый культ личности с библейско-еврейским именем. И никому, ни единой душе, даже в голову не пришло бы заикнуться о том, что у Иосифа Виссарионовича "неправильные" "национальные корни"...

Ким продолжает смотреть на меня с любопытством.
— Ну-ну, — наконец говорит она.
— Что “ну-ну?”
— Да так, просто... Если каждого американца, которому родители дали библейское имя, считать евреем, поднимется полная неразбериха. А Абрама Линкольна и Веньямина Франклина вообще придётся перехоронить на другом кладбище. – Она немного подумала и добавила: — Н-нда... А что англичанам делать с Исааком Ньютоном? Оставлять в Вестминстерском Аббатстве или... или как? Нет, серьёзно, Вы всё-таки из Родезии, Майн Рид, или?...
— Тут длинная история... — я делаю вид будто собираюсь отвечать, но к этому времени мы доходим до её газика-Джипа, и ответ умирает своей смертью.

Ким деловито снимает какую-то очередную коробку средних размеров с заднего сиденья. С переднего сиденья она берёт большую сумку. Сумку она передаёт мне, а коробку несет сама в сторону домика, где остались Роузи и Роберт-Виннету. Она открывает сумку, достает набор хирургической футболки-скрабс и брюк-скрабс и протягивает их мне.
— Скорее всего этот размер вам подойдёт, — говорит она, добавляя к набору одежды пластиковую бутылку из коробки и госпитальное полотенце, с запахом хлоркой. Я смотрю на надпись на бутылке и чувствую, что сейчас закричу!
— “Kwell?!”  Мне сейчас надо мыться этой гадостью “Kwell”?! – За всё свою медицинскую карьеру я подхватил инфекцию вшами лишь один раз – когда работал в госпитале для нищих в Южной Калифорнии. Вши – это ужасно противная штука. Лечение от вшей – мыло и шампунь “Kwell” – штука не намного приятнее, чем сами эти букашки. — Вы с ума сошли!
— Нет, я как раз, с ума не сошла. Вы только что помогли мне вынести оттуда двух детей. Поверьте мне, вам просто необходим “Kwell,” — Ким ввела меня за руку в каморку с забором вместо стенок и с душевой головкой, свисающей с такого же дощатого потолка. — Послушайте, душ тут работает очень плохо, и воды обычно хватает минуты на три-четыре. Если Вы не успеете смыть с кожи эту противовшивую мерзость, вам придется выбежать к колонке и опять накачать в бак воды. Я вас ждать не собираюсь, так что быстрее.

Говоря всё это, она проворно сбрасывает с себя одежду и начинает мазаться тягучей вонючей гадостью из своей бутылки с противовшивым мылом. Спорить тут не приходится. Я тоже раздеваюсь как можно быстрее и начинаю неистово себя мазать той же гадостью. Ким дёргает за петлю верёвки, свисающей с потолка, и фыркая начинает смывать с себя эту пенящуюся мерзость. Через минуту она уступает место мне.

— Бляяааа...ь! – невольно вырывается у меня, когда ледяной ливень обрушивается на меня. Рот наполняется горьким и противным ядом от вшей.
— Откройте глаза, — кричит Ким.

Я открываю глаза. Ким делает полный поворот на месте передо мной.
— На мне не осталось пены?
— Нет.
— Поворачивайтесь.

Я послушно поворачиваюсь. В какой-то момент она меня задерживает, хватает за чуб и наклоняет мою голову вниз так, что струйки леденящей воды смывают пропущенную мною пену сзади, на шее. И как раз вовремя. Студеная струя внезапно прекращается. В этой чисто условной душевой воцаряется мертвая тишина прерываемая лишь ритмичными кап-кап-кап-каплями ржавой душевой головки и цоканьем двух пар челюстей двух продрогших голых людей. Факт того, что рядом со мной стоит красивая обнаженная женщина, на меня не производит эффекта, которого было бы резонно ожидать от любого нормального мужчины в аналогичной ситуации.  Я продолжаю подрагивать, когда возвращаюсь в комнату с неподвижно сидящим Робертом. Через несколько минут сюда заходит и Ким с очередной коробкой в руках.

[Уважаемый читатель, если Вы женщина, пожалуйста, снисходительно полуулыбнитесь и пропустите весь этот абзац. Ну, а если ты мужик... Если ты мужик, придержи язык за зубами и не муди на тему, "что же ты её не?..." или  "а вот если бы я стоял в душе с красивой голой женщиной, я бы точно её!..."  Что? Что бы "ты её," а? Не-ееет, брат, врёшь. Или мне врёшь, или – что еще глупее – самому себе. Нет, серьёзно... Ну, прикинь сам: будь ты трижды сексуальный Ахиллес и будь ты более сведущ в этом деле чем все авторы Камасутры вместе взятые, поверь мне, есть жизненные ситуации, когда температура окружающей среды падает до такого уровня, что максимально чем ты можешь похвастаться обнаженной женщине, стоящей тут же рядом с тобой, это пупырышками гусиной кожи по всему телу. И единственное куда тебе захочется сунуть какую-либо часть своего дрожащего и синеющего от холода ничтожного организма – это набор сухого нательного белья и сухой одежды. Так что выброси из своих полумозгов всякие глупые пошлости. Пожалуйста.]

— Вот еще перевязочный материал.
— Я рад, что дефицита с перевязочным материалом у нас не намечается, но он мне с собой не нужен. — Я аккуратно сворачиваю еще немного влажную постиранную днём одежду, набираю воду в пустые пластиковые бутылки и складываю всё в рюкзак.
— Значит Вы несмотря ни на что уходите?
— Нет, почему же? Я ухожу, как раз, принимая во внимание всё тут происходящее. Послушайте, я чисто случайно сюда забрел. Я понятия не имею, как тут живут люди. — Вспомнив голую человекообразную пару провонявшуюся рвотой, я бормочу себе под нос, что я вообще-то не уверен все ли тут люди. Меня не волнует что то, что я сейчас говорю звучит оскорбительно для горделивого индейца. Но тот продолжает сидеть молча и спокойно, и лишь изредка покачивает головой из стороны в сторону. – Детишек жалко, конечно. Но я не нянька...
— За детьми обычно Роузи следит, но в ближайшее время она многого сделать не сможет, — угрюмо прерывает меня Роберт-Виннету.

Во! Заговорил. Наконец-то.

— Послушайте... – Я не знаю, что мне сказать. Моё “послушайте” – это так, пустозвонный риторический прием. — Послушайте... Я не знаю, что вам сказать. Но я не собираюсь тут оставаться. Хотите, подбросьте меня до шоссе. Хотите, просто оставьте меня в покое, и я до него сам как-нибудь дойду.

Ким несколько секунд думает. Она не злится. Она понимает, что никакой нормальный человек не остался бы добровольно в этой дыре. Она кивает на мой рюкзак и достаёт связку ключей из кармана: 

— Поехали. Я Вас подвезу.

Я подбираю свой рюкзак и последний раз проверяю содержимое.

— Послушайте, Ким, а что тут собственно делаете Вы?
— Я?
— Нет, я. – Мне не на кого злиться, и я злюсь на неё. – Да, Вы.

Женщина опять немного думает. Кажется, она пытается решить, отвечать ли на мой вопрос или просто послать меня подальше. Наконец:
— Я всегда хотела быть врачом. С детства. Но... Как бы Вам сказать, не рассчитала семейные финансовые возможности. Когда на втором году резидентуры начали приходить счета за университет и медВУЗ, получилось, что я должна больше двухсот тысяч в студенческих ссудах. Это не считая процентов, – она на секунду замолкает и грустно улыбается. – В одном из выпусков “Journal of Emergency Medicine” увидела объявление, что Федеральное Правительство погасит ссуды тем, кто заключит, как минимум, трёхлетний контракт работы на резервациях. Ну... Вот я и тут. Мне осталось еще полтора года. Это ответ удовлетворяет вас?
— Что-что?
— Я ответила на ваш вопрос?

Я не знаю. Я не совсем слушал, что говорила Ким. Я думаю о том, что мне сейчас совершенно некуда топать. Ну, выйду я на это шоссе No. 371, а дальше?...

Мы, все трое, молчим. Интересно, почему меня так раздражает треск сверчка?

— Хорошо, допустим я тут останусь на недельку... или две... В смысле, пока Розалия не достаточно поправится. Чем мне кормить ораву этих... этих... детей-чингачгуков?
— Детей чинга...что?

Господи, какая же это всё-таки безграмотная нация!

— С детьми... Что делать с детьми, я спрашиваю? И вот еще: я совершенно не собираюсь ухаживать за вашими облёванными алкашами сколько бы их тут у вас не валялось вокруг.

Ким и Виннету опять обмениваются несколькими взглядами бессловесного разговора. Если я говорю о таких деталях, значит у них есть надежда втянуть меня в эту идиотскую авантюру.

— Их только двое, — наконец, говорит Ким. – Роберт их сегодня может забрать в... – она думает пару секунд, — в другой поселок рядом с Тохатчи. Тут только останутся Роузи и дети.
— А чем их всех кормить? Как они в школу ходят? И вообще, тут же даже телефона нет. Что делать, если что-то произойдёт?...

Моя серия вопросов прерывается появлением чингачгука-Джесси. Завернутый в какую-то тряпку-одеяло он, деловито  посапывая, босиком топает в туалет на дворе. Через несколько минут он возвращается, находит угол, из которого недавно выполз, ложится на пол, свёртывается калачиком и опять засыпает.

Всё это время Виннету-Роберт шарит по каким-то жестяным банкам в той части комнаты, под которой необходимо подразумевать кухню. Наконец он находит то, что искал, и возвращается к столу.

— Вот, — он выкладывает несколько подшивок федеральных купонов на еду. – На несколько недель тут хватит. Вот ключи, – он кладёт на стол ключ с брелком  "Тойота." — Это её машина, — он кивает в сторону Роузи, — но ей, она пока не нужна.
— Да, да, — Ким откуда-то достаёт кошелёк. Оттуда она выгребает все деньги и кладёт их на стол. – Вот еще на всякий случай.
— А где же это можно потратить?
— Миль пятьдесят на юг – Галлап, на север – Фармингтон, миль шестьдесят на юго-запад – Форт Дефаянс, — Роберт открывает свой кошелёк и тоже выгребает оттуда все свои деньги. Он кладёт их на стол. – Еще что надо?
— Карту бы неплохо. Я понятия не имею, где я.

Ким протягивает мне свой телефон.
— Этот мне выдали в клинике. Не самая последняя модель “Андроид,” конечно, но работает нормально. Возьмите. Тут есть тракер-GPS. Я попрошу другой, когда вернусь в Форт Дефаянс.

Я беру телефон и смотрю на двух людей, сидящих со мной за столом в этом убогом домике этого убогого поселка. В глазах у Ким надежда, что я сейчас соглашусь остаться. В глазах у Виннету трезвая отрешенность человека, прекрасно понимающего, что чудес в мире не бывает, и что сейчас нужно будет вернуть деньги в карманы и кошельки и решать, что делать с детьми и больной Роузи...

— Электричество откуда?
— Что-что? – Ким и Роберт с удивлением смотрят друг на друга.
Я объясняю, что если Джесси мне откуда-то принес лед, значит тут где-то должен быть холодильник.
— К чему подключен холодильник? Есть ли тут горячая вода? Плита – на газе или электрическая?
Ким счастливо улыбается. Роберт по-деловому начинает объяснять:
— Плита на пропановых баллонах. Осталось два, и я позвоню, чтоб скоро еще привезли. За домом, за этим домом, вон там, – он кивает в какую-то совершенно неопределённую сторону, — дизельный генератор. Горючего хватит до конца недели. Водонагреватель подключен к генератору, но он жрет топливо, как не в себя.
— Тогда нужно топливо.

Роберт достаёт полицейский планшет, открывает блокнот и пишет, бормоча про себя: “Солярка, пропан...”

— Что еще?
— Штук восемь спальных мешков, несколько канистр бензина, ручной насос для бензина, новые одеяла, новые подушки, зубные щетки, зубная паста, мыло простое, мыло "Kwell" на всю ораву... – я много чего перечисляю, и Роберт это всё записывает. – О, и вот еще. Нужно пару ящиков дымовых шашек от блох.
— Что? Каких шашек?
— От блох. Они обычно продаются в магазинах, где торгуют всякой всячиной для ухода за собаками и кошками.
— Я понятия не имею... – удивленно смотрит на меня Роберт.
— Я знаю, что это, — успокаивает его Ким и добавляет: — Скоро утро, и мне к семи надо на обход в больнице Форта Дефаянс. А по поводу "Kwell" не волнуйся, я привезла целый ящик этого добра.

Роберт продолжает писать что-то в своем блокноте. Потом он смотрит на часы, вынимает свой мобильный телефон и деловито что-то объясняет кому-то, кого он наверняка разбудил в это время.

— Вам помочь с перевязкой? – Ким еле заметно кивает в сторону спящей Роузи.
— Да. Да, пожалуйста...


* * * * * * * * *  ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ * * * * * * * * * 

http://www.proza.ru/2017/12/22/501





.