Фантазии полоумной. Глава 41

Глава 41

От себя не уйдешь!

Лекс: Я очнулся от того, что Мэри нещадно лупила меня по щекам своими исполинскими ручищами.

- Никогда не видел его таким, - едва разобрал я голос Тхая.

- Что с ним? Он ранен? – второй мужской голос принадлежал, по всей видимости, Паубло.

- Не похоже, - откликнулся Тхай, - я осмотрел его.

Я открыл глаза и резко сел, успев перехватить руку Мэри, она уже замахивалась, чтобы дать мне очередную увесистую пощечину. Сознание постепенно начало возвращаться ко мне. Я смутно вспоминал события прошлой ночи. Моя девочка мертва! Тошнота подступила к горлу, но слез уже не осталось. Только омерзительное осознание бренности бытия, саблезубая ирония судьбы, которая позволила мне поиграть в любовь всего каких-то несколько дней и безжалостно отобрала шанс на счастье.

- Убери свои лапы! – гаркнул я на оторопевшую богатырку.

- С вами все в порядке? – участливо поинтересовался Тхай.

- Заткнись! – досталось и ему от меня. Азиат удивленно округлил свои узкие глаза в размер европейских.

Я прежде не позволял себе общение с подчиненными в такой манере. Мне просто не хотелось никого видеть, ни одной гнусной рожи, исходящейся жалостью ко мне. Вот бы весь мир сгинул в огне, который забрал мою крошку.

- Берите тарантайку этих выскочек и поезжайте в город, скомандовал я, небрежно указывая на гору металлолома, припаркованную неподалеку.

- А как же вы? – осведомился Паубло больше из вежливости, чем из заботы, а, возможно, просто боясь пересекать джунгли без опытного проводника.

- Это приказ! – яростно клацнул я зубами, поднялся на ноги и зашагал в противоположном направлении от обалдевших не менее папуасов товарищей. – И, Тхай, - обернулся я напоследок, - позвони, когда узнаешь подробности гибели кошки Шредингера.

Тхай сразу понял трагичную причину моего резкого поведения, он понимающе кивнул и начал подгонять нерадивую группу. Я же отправился в свой бастион одиночества и скорби.
Присутствовать на похоронах и видеть маленький гробик своими глазами было выше моих сил. Я брел, не разбирая дороги, подальше от любого намека на цивилизацию. Я хотел терзать свое тело голодом, жаждой, жарой, усталостью, только бы эта жгучая боль в груди хоть немного унялась. Теперь-то я понимал, что сердце – действительно не только перегоняет кровь по организму, оно безмолвно стенало, прав был Фидель, правы все художники, певцы и писатели, познавшие горе утраты любимого человека. Я жаждал, чтобы какой-нибудь дикий зверь разорвал меня на куски, отомстив за бесчисленных выпотрошенных мною сородичей.

Никогда ранее не испытывал я суицидальных желаний, напротив, цеплялся за жизнь, подобно микробу, выживая в любых условиях. Ни одна физическая боль не могла сломить мою волю к существованию, ни одно моральное потрясение не в силах было сокрушить мой дух, а теперь… Таких мук мое тело и разум еще не знали прежде.

Я волок ноги одна за другой по до боли знакомым тропинкам, перед глазами застыл образ мирно спящей на своей кровати Пэйл. В лунном свете она казалась неповторимой, прекрасной и неземной. Такой я запомню ее навсегда. Моя дивная нежная девочка. Я считал ее храброй, сильной, почти непобедимой, а она оказалась беззащитной и слабой. Почему я оставил ее? Почему не остался? Я терзал себя незаслуженными угрызениями совести. Мой разум оправдывал мое чувство вины, я не мог повлиять на ситуацию, не мог поступить по-другому, но раздираемое на части сердце вопила, что я мало приложил усилий для ее безопасности.