Воскресный душ

(Медиумический рассказ, написанный при помощи "яснослышания".)

День начинался с неплохой новости: в Рождество будут все гости, кому разосланы были приглашения. Будут Ивановы, Банеевы, супруги Львовы и трое приглашённых, неизвестные гостям – ожидаемый сюрприз. Оставалось составить меню праздника – это не отлагалось, надо тотчас приступить. Во-первых,… неожиданно за окном раздался выстрел, я приподнялся в кресле, но увидел только край крыльца, на нём толпились дворовые люди. Пришлось срочно спуститься и самому разобраться, что происходит. Так и есть: стрелял слуга из дворни, убил бабу – приревновал к местному ловеласу. И было за что: баба, хоть гулящая не была, но всё время отиралась возле бравого лакея – Ивана. Так уж судьба сложилась: лакей родом из хороших, крепко стоящих на ногах, крестьян. Дети служили у господ, помогая родителям деньгами и одеждой – им завидовали. Иван – был младший сын: красивый, статный и многому обученный. Языков, может, и не знал, однако приказы понимал на трёх, один из которых мой любимый – немецкий. Так вот этот, расхваленный мной, человек так полюбился дворни женского полу, что дрались из-за него, рвали друг другу волосы и по-всякому обзывали, когда думали, что никого из господ нет поблизости. Всё обходилось до времени, пока ревнивец не застал жену с Иваном. Взяв ружьё, он прицелился и выстрелил в обоих, но, волею судьбы, пуля отскочила от пуговицы лакейской ливреи, отбросив его в сторону, а баба, собираясь отпрянуть в сторону «поймала» её грудью – прямо в сердце. Спятивший от ревности муж, отбросил ружьё, и покаянно распростёр руки на полу – таким я его и застал. Разобрался со всем на месте: убийцу – под замок, бабу в часовенку унесли, а виновника всему – разжаловал в конюхи. Виноват, конечно, но ведь и баба та проходу не давала – наказал, как отрезал. Всё с этого и началось. Дело к рождеству, ждём гостей: комнаты готовы, полы начищены, свечи заправлены в канделябры и вдруг – выстрел. Я как ошпаренный кинулся на звук и что же? Убит. Теперь – Иван. В конюшне нашли сарафан, перепачканный в крови, девки не из дворовых – так прибегала из деревни, принести – унести, если попросят. Как и когда уговорил Иван эту девку, никто толком не знал – замять не получилось, Ивана застрелил кто-то из своих. Ружья, после первого случая, я старался держать под замком. Стреляли не из моего ружья, и это был не пистолетный выстрел – звук различен. Виновник убийства захвачен на месте не был, ружья не нашли. Бабы выли.
Стали съезжаться гости – мне было не до них, пришлось сделать радушный вид и увлечь их игрой на флейте: друзья прекрасно музицировали, и это пришлось кстати. Ждали новых гостей, но по какой-то причине они задерживались, пришлось послать нарочного – узнать, не случилось ли что в дороге? Отозвав в свой кабинет хорошего знакомого, я осведомился, как поступить с поимкой убийцы? Узнав о случившимся, он похвалил меня: «Молодец, - сказал, - не стал вываливать гостям эту неприятную историю, я помогу тебе – найдём преступника. Полицию не зови, твои крестьяне – разберись сам. Ещё спасибо скажут». Так решили.
Гости не ехали, пора усаживаться за стол: все заждались и уже проголодались. Обед прошёл весело: спрашивали об обещанном сюрпризе, шутили. Вечер был расписан по минутам, и надобности объяснять, что было потом – нет: все были увлечены. Я и хороший знакомый – Сергей Леонидович заперлись в кабинете, где я подробно изложил все детали истории конюха с предысторией: о ней умалчивать тоже было нельзя. Сергей Леонидович покачал головой:
  - Круг подозреваемых может значительно расшириться: дело непростое.
Он давно служил в полицейском департаменте, и сталкивался с подобными случаями. Допрос производили в секретной комнате с отдельным выходом во двор, чтобы опрашиваемые не появлялись на глазах у гостей, там веселье шло полным ходом. Мы выходили к гостям, чтобы не быть «потерянными» для общего праздника и снова уходили в «допросную». За вечер мы допросили всех: свидетелей и кто хоть немного мог знать подозреваемых. Их было трое: отец девушки, чей сарафан был уликой, «обманутая» тайная страсть Ивана, женщина грозная и страстная, и ревнивый муж (ещё один) шустрой бабы. О ней рассказывали небылицы, и что из всего этого было правдой – предстояло разобраться. Я не хотел наказывать «наподобие» виновного, и ружьё необходимо было найти: негоже крестьянам ружья в руки давать. Сергей Леонидович делал вид, что старается, но устал – я видел по его выражению лица.
  - Давайте отдохнём, а с утра – продолжим.
  - Что ж – дело говорите, Юрий Александрович, до завтра.
Ещё немного поговорили, выкурили по сигаре, и вышли к гостям: веселье шло на спад. Ужин ничем не отличался от обеда: были деликатесы, шутки, реплики и вино. Расходились по комнатам долго, то и дело придумывая развлечения: от пения до карточных игр «по маленькой».
Нарочный вернулся ни с чем: гостей не встретил. Были какие-то опрокинутые сани, но людей в них не оказалось: кто такие – никто не знал.
Утро, как и весь предыдущий день, был расписан мною чуть не по минутам, но, как это случается, всё движется по своему сценарию. Гости оценили моё гостеприимство, как говориться, сполна: несколько «хозяек» командовали на кухне, готовя завтраки на свой вкус, их мужья и Сергей Леонидович, в том числе, готовили лошадей к предстоящей прогулке. Там и узнали от нашего конюха, о смерти его предшественника со всеми подробностями. Пока барин с гостями «почивать изволили», дворовые вместе с деревенскими провели своё расследование и выяснили, что ружья ни у кого не было, а был подарок старого барина, моего отца, умершего как уж тридцать лет. Старое ружьё, для охоты не годилось, он и отдал лакею – тот своему сыну, как состарился. Про ружьё забыли, вспомнили старики и то, после как узнали – ружьё не барское. Всё утро обсуждали и выдали гостям, не вспоминая даже о моём запрете. Дамы тоже оказались осведомлёнными: кухня и здесь не подвела. Гости расстроены не были: убийство накануне рождества всех только взбодрило и настроило на строгий лад. Гости не улыбались, но интрига вечера, когда хозяин вёл допрос подозреваемых (про Сергея Леонидовича слуги умолчали), а для них веселье продолжалось – оценено было не в мою пользу. Попытка Сергея Леонидовича заступиться за меня, была пресечена моим жестом. Я сказал только: «Представьте, господа, это произошло у вас, с такими обстоятельствами». Разумные дамы закивали и приняли мою сторону, остальных уговаривать не пришлось – недоразумение разрешилось.
О дальнейших развлечениях не могло быть и речи. Отстояли молебен и вернулись, по пути захватив попа – отца Филарета. Увязался за нами сам, это было в традиции моего отца: «вкушение пищи с лицом духовным». Взять его с собой было необходимо. Шутников в наших почтенных семействах не было, однако подвыпивший поп внёс изюминку в последующее расследование. Вернувшись засветло, мы нанесли визит обладателю подаренного ружья, – его не оказалось на месте: ни ружья, ни обладателя. Поиски не увенчались успехом. Надо сказать, дамы сразу оставили нас. Мужская часть гостей, я с подвывающим Филаретом и мои крестьяне, озабоченные и не спавшие всю ночь, рыскали в поисках пропавшего подозреваемого. Возможно, ружьё было спрятано от глаз подальше и в деле не участвовало, а обладатель его сидел у шурина в гостях, до соседней деревни двадцать вёрст объездного. Ладно, поехали, крестьяне остались – попа пришлось взять с собой. Он ещё что-то понимал, когда выходил со службы – сейчас, по прошествии полутора часов, он пел псалмы и на обращение не реагировал: высаживать такого сочли безжалостным, свежий морозец его не отрезвлял. Грусти не было, хотя повод был: отец Филарет пел «Заздравную». Он не совсем понимал, куда его везут, но удивительным образом догадывался, что не в моё имение. Между псалмами он выкрикивал: «Не туда! Не туда!» - и продолжал Давидовы песнопенья. Дорога не была хорошо укатана: крестьяне ездили редко, а недавно выпал снег. Лошадь справлялась: впереди шла моя кобыла – дорогу она знала хорошо, следом ещё на двух санях ехали гости. Филарет и я впереди – вдруг, лошадь остановилась, почуяв преграду, батюшка безвольно вывалился из саней: он в этот момент доставал «причастие» из складок рясы. Внимание гостей было приковано к тщетным попыткам кучера усадить Филарета в сани, а между тем, лошадь стала пятиться: «препятствие» шевелилось. Из-под снега показалось красное лицо, облепленное снегом.
  - Кто? – крикнул испуганный кучер. От неожиданности он уронил батюшку в снег.
  - Свои, - чуть осипшим голосом, ответило «лицо».
  - Знамо свои, из какой деревни будешь? – кучер не узнавал.
  - Из барской, из какой ещё?
Мужик внятных ответов давать не хотел, но меня узнал, видно было по лицу. Я в красном снеговике не мог узнать своего дворового Стёпу.
  - Степан, ты? Неужто? – кучер первый сообразил.
  - Я, кому быть?
Пришлось мне вступить в разговор. Гости кругом обступили. Филарета, на время, оставили в снегу, где он и причастился, как всем казалось, последний раз – песнопения временно прекратились.
  - Что ты здесь, Степан, делаешь? – не строгим голосом, выказывая простое любопытство, спросил я.
  - Я, барин, заблудился: ночью шёл, дорогу потерял.
  - Садись, замёрз, небось?
  - Да как же? Знамо, замёрз.
  - После расскажешь.
Я приказал кучеру возвращаться в имение, прихватив попа Филарета и Степана: возможно обморожение. Всё, не сказанное мной, кучер понял с одного взгляда. Я пересел в другие сани, разъехались и продолжили свой путь: даже если Степан убийца, это нужно доказать – оружие ему не принадлежало.
Деревня показалась красочная: в лучах заходящего солнца, розовые сугробы на крышах домов со струйками дыма, устремлённого в небо. Народ ходил от избы к избе – царило праздничное оживление. Двор нашли быстро: крестьян я знал. Гостей с барской усадьбы здесь не было и в помине, но рассказали о барских санях, что мимо проехали – дорогу спрашивали к имению. Я подумал, о своих не явившихся гостях, но в санях было только двое: одна женщина – это не они. Пришлось возвращаться ни с чем. Сергей Леонидович заметил, между прочим, что дорога не указывала на проезд саней с ночи: незнакомая пара, видимо, уехала другой, короткой дорогой – её точно замело. Спасательная экспедиция двинулась в ту сторону, в надежде найти незнакомцев и вернуть на наезженную дорогу. Да где там! Увязли. Было видно – никто в ближайшие сутки не пытался проехать этим путём. Замёрзли, устали, повернули обратно. Тут и встретили пару. Это была невестка с братом: неожиданно для меня, именно в рождество. Сын не смог, а жену отправил: одну не решился, упросил деверя – письмо с ними. Дороги не знали, заблудились – попетляли и вышли на нас. Невестку я узнал, деверь лицом смугл, а этот бел. Замёрз? Не стал спорить, но на память не жаловался, разберусь.
Вернулись затемно. Степан спал. Опрошен был, но пугать не стали: барин приедет – разберётся.
Праздничное застолье не удалось: все молчали, ели и лишь изредка обменивались фразами. Родственники к столу не пришли, отговорились усталостью и заперлись в своих комнатах.
Утро было тихое: все спали допоздна. Унылая старушка, Софья Львовна, попросила себе чаю – ей принесли в комнату, остальные гости вышли в столовую. Вчерашней хандры не было и в помине: гости не веселились, но вели себя раскованно – никто не хотел возвращаться домой, и решено было продолжать расследование. Сергей Леонидович возглавил его и отписал полицмейстеру суть происходящего в имении, уведомив о своём участии в расследовании. Полицмейстер был рад, что не пришлось самому ехать в эдакую даль в непогоду, и, в свою очередь, благодарил начальство в содействии. Официальная часть разрешилась к всеобщему удовлетворению. Теперь оставалось узнать, куда пропали ожидаемые гости: вот уж третьи сутки как о них нет известий. Что-то случилось в пути, по-другому не могло быть. Уведомить о неожиданной задержке – гости были обязаны. Так кто они? Пришлось детально изложить суть предполагаемого сюрприза. Это был известный талант, его имя гремело в Петербурге, а сейчас он проводил гастроли и появлялся, где приглашали. Денег взял немало, но появление его стоило таких денег – я их не жалел. С ним ещё две актрисы, пели дуэтом, рассказывали смешные истории гостям, пока Геннадий – бас, отдыхал между выходами. Теперь они пропали, и поиск ложился на мои плечи. С утра я отрядил подручного конюха – Ефима на объезд окрестностей: вдруг заблудились, оставалось ждать. Допрос с пристрастием, как полагается, вёл Сергей Леонидович без помощников. Степан много знал, но говорить не хотел или боялся, кого – не говорил.
  - В тёмную запереть бы, - задумчиво проговорил Сергей Леонидович, - но ему врач нужен: обморозил пальцы на ногах. Как держится ещё?
  - Вызову, не надо беспокоиться – мой товарищ по университету и давний друг: знакомы с детства. Приедет, как сможет, занят: роженица должна вот-вот родить, не пускает от себя. Да вы знаете Варвару Фёдоровну, её муж недавно скончался, а у неё роды. Что поделаешь?
  - Крестьянину фельдшера могут послать. Что ж сразу доктора?
  - Уехал фельдшер, не приглянулось ему у нас или казус какой, спрашивать не стал.
  - Постойте, не тот ли, с бородкой, бочком так ходит?
  - Он. Ему Павел Андреич наказывал всех принимать, коли обращаться станут, но не стал: неможется ему от крестьянского запаха, видите ли. Вот уехал. Что держать такого? Хоть бы толковый был, а этот…
Далее разговор в сторону ушёл.
  - Не плохо убийцу отыскать, так ведь и так найдём. Что-то кажется не всё это. Будут, ещё будут убивать: не в бабах дело.
Сергей Леонидович вяло затянул сигару.
  - Не думаю, Сергей Леонидович, самое что – бабник, ничего более.
  - Посмотрим.
Дамы напомнили о своём присутствии: чай подан.
Вернулся Ефим. С печальным лицом он поведал страшную весть: опрокинутые сани – это гостей сани. Но не лошадей, ни гостей рядом не было – следы замело, не разобрать. Пришлось всем миром искать следы пропавших путников. Все мужики собрались у моего крыльца, я назначил старшего и приказал обыскать окрестности. Всех подозрительных ко мне, а для гостей, если найдутся – сани, да тут же в усадьбу. Повторять не пришлось. Мужики разошлись. Не прошло и семи часов, как все нашлись, и были торжественно доставлены в усадьбу. Я отблагодарил по-своему расторопных мужиков: объехали много миль, но нашли рядом – всех и кучера. С ним состоялся разговор без свидетелей: заблудиться он не мог – местный, из свободных. Выкуп дал за себя не маленький, отпускал мой отец: «Не держу, - говорил, - сам знаешь, нелегко будет. А то оставайся в деревне». Тот ни в какую: «Я таких денег заработаю свободным!» А сам запил на радостях, да остался на извозе. Денег столичных здесь не заработать, всяк со своим извозом – не надобен. Нанялся к приезжим, те хоть кому рады. Знал бы, когда ждать, послал бы кучера, но написали: «Сами доедем». Вот и доехали. Пригрозил судом, да и выгнал вон. Гости разболелись, промёрзли, но одеты были хорошо – без обморожений. Дамы скулили то ли от обиды, что заработок не состоялся, то ли от перенесённых потрясений. Видели, как я распрощался с их обидчиком, и заплакали в голос. Я успокоил: «Этого мигом найдут, если умысел обнаружат». Так вышло: не прошло часа, полицейский приехал сказать: нашли труп кучера, случайно наткнулись. Ехали узнать, нужна ли помощь в розыске убийцы, а тут – лежит, в груди заряд как на медведя. Наш убийца: след тот же. Сергей Леонидович прав – не в бабах дело.
Ну и завертелось. Опросили артистов, те сказать не могут чего «покойник» ожидал, но говорил – приедут за ними, надо дождаться. А лошадей в стороне держал, ходил к ним и возвращался. Видно уговор с убийцей был: мои крестьяне спугнули или планы изменились. Сергей Леонидович морщил лоб, недовольно косясь на меня. Ведь знал – неспроста пропали, а отпустил. Я знал одно: говорить не будет, сразу упёрся - «заблудились», а полиция отыщет сразу, если подозрение на него падёт. Так бы случилось, но гости – зачем ему? Денег немного с собой, соболья шуба, воротники, отделанные горностаевым мехом (не подделка ли?), а поймают с добычей? Сроду разбоя в наших местах не было – тихо живём, в гости едем без опаски, хоть и дамы. А тут?
  - Надо разобраться, - Сергей Леонидович присел на краешек стула, - попробуем с самого начала. Приведите ко мне Степана, опрос буду вести по-другому.
Но Степана не оказалось, ушёл. По следам нашли куда шёл: за забором след потерялся, из сугроба торчала перевязанная нога Степана. Откопали – убит, нож в спине торчал. Кто-то вызвал Степана, видели, как заспешил: «Не могу, не могу», - бормотал. Приказа охранять не дал, вот и отпустили: «Куда ему, обмороженному? Вернётся, как доктор приедет». Свидетелей не стало – в том моя вина имелась.
  - Ладно, - Сергей Леонидович поморщился, выказывая недовольство, - Юрий Александрович, будем исходить из того, что собрали, а это немало. Посмотрите, нож необычный, с отделкой – такие крестьяне для себя делать не станут. Чей?
Я посмотрел внимательно: не бог весть – не барский. Кто мог пользоваться таким? Крестьяне по очереди подходили, только у одного искра в глазах – узнал. Повели в "допросную", там и разревелся мужик: не знал он, что такое злодейство мог сделать братец двоюродный – его нож. Нашли брата, запирался: «Продал, - говорит. По глазам – врёт.
  - Откуда нож?
  - Мой.
  - Не ври, нет у тебя такого ножа. Чей?
Увидел полицейского и полился поток признания. «Я, - говорит, - отказывался, но мне малых ребят кормить, так я его, - и он показал удар по воздуху, - приказал, не сделаешь... убить мог. А мне с детьми малыми, как?»
  - Кто приказал? – полицейский понял страх мужика. – Не расскажешь – тебя убьют. Вон сколько молчали и тебе перепадёт. Убийца своих убирает, а ты ему кто? Брат? Сват? – полицейский на то и рассчитывал.
  - Брат.
Не догадываясь, о ком говорит, полицейский продолжал допрос.
  - Это не родной, он указал, - я выскочил на лестницу, мужика и след простыл. Выиграл время, выдал брата.
Поиски не увенчались успехом, сбежал.
Тихий мужик, не разговорчивый – а что говорить? Жил незаметный, просился в город дважды: «Дела», - говорил. Отпускал: «Коли надо, езжай». У него там знакомцы появились, сговорились, видно.
Искать долго не пришлось. Полицейский с местными крестьянами оцепили деревню, и прочесали двор один за другим – нашли. Забился в сарае и ружьё при нём, стрелять не стал – порох отсырел. Забили до полусмерти, сами мужики – жалеть не стали. Секли и брата, но живым оставили. Я препятствовать не хотел, вмешался, чтоб не убили.
Ход событий был таков: Иван прознал о готовящемся захвате гостей – бабы, видно, сболтнули. Намекнул о выгоде, что имеет каждый «в доле», братья решили, что заряд пороха ему в самый раз будет. Убили, не подумав, что у барина гости искушённые в сыске будут. Всех, кто знал о намерениях братьев – убивали. Степан бежал к родственникам в соседнюю деревню. Но толи пьян был, то ли погода помешала дойти – нашли его. Видно и ему было что скрывать – убили. «Вольного» на извозе убили – знал всё и в доле был, по пьяни сдал бы, его и так убили бы, хоть бы дело выгорело. Кто искать будет артистов? Не свои, уехали. Грабить и убивать мой бывший крестьянин не мог: пьяница был – да, но убить не мог. Что награбили бы сообщники, как со всего награбленного деньги смогли бы получить? – не думали. Так, примерно, поведал я свою версию гостям. Сергей Леонидович, меня не перебивая, искоса поглядывая на меня, давал понять: «А всё ли вы, любезный Игорь Александрович, знаете? Не деньги всему виной…»
Через год я узнал «чаровницу», из-за которой совершились убийства. Иван любил всех, без разбора, баб. Но одна, хоть и была замужней, но нравилась убийце. Ивану пригрозил, но тот лишь посмеялся: «Не муж, чай». Убил. Польстился на украшения, дамские платья – не велел трогать, крови чтобы не было на белье. «Сам, - сказал, - не сумеешь, жди». А тут поиски, погоня – спрятался. Мужики нашли вовремя, спасли горемык. Кто знал – умер.
Баба та спятила: крестилась на каждого проезжающего, кланялась, прощенья просила, а потом умерла. Следствие больше не велось, один от побоев умер, брат его сам руки наложил на себя, а бабу виноватой не посчитали: сама не простила себя. Такой вот «воскресный душ».