Обезьяниум для вечной жизни. IV Биография гения

За время между тем, как ученый впервые заинтересовался грибком молочницы и тем, как его изобретение произнесло первые слова "Я не обезьяна", прошло более двадцати лет. Даже для обычного человека - это немалых килограммов срок. А для ученого этот период сравним с вечностью. Каким образом к гениальному открытию шел этот многофункциональный гражданин мира, этот универсальный солдат медицины, мы и расскажем.

До получения статуса доктора наук и лектора профессор Владимир Плужников имел счастье быть практикующим сосудистым хирургом. После распределения из Питера с этой статусной точки и началась его карьера в медицине. Им же она и закончилась. Из штата сотрудников он ушел одним махом, не оглядываясь. Объяснение следующее. Порядочных сосудистых хирургов в данном городе не имелось. Когда после институтика ноги Плужникова притопали его в Краевую больницу, а рот сказал: "Берите организм для пылкой работы!", всем зрением  светлый ум доктора увидел местное вероломство врачей. Вены от тромбов эти господа-Бармалеи прочищали пальцами, и за подобные "сельхозработы" гребли лопатами деньги. Аккуратность и деликатность, которым учат в заведениях Гиппократа всех его последователей, в практике лекарей-прохиндеев отсутствовали. Зато грубость и вероломство - каким учат забойщиков скота - присутствовали. И с пациентами эти граждане медики обращались как с домашними коровами. Образование у хищных медиков было медицинское, а душесложение - свинское! Местные жители несчастного края, приезжие из мелких пунктов, укладываться в эту больницу отчаянно не хотели. Но сердечно-сосудистые недомогания у них, к несчастью, происходили. Значит, пользоваться услугами лечебного здания вынуждены были - потому что второй краевой больницы в регионе не было!
Молодого и пламенного хирурга на букву П положение дел повергло в критический ужас. Сияя чистым огнем правды, его индивидуальная совесть врача стрекотала: "Так быть не должно!" И ужас столкновения идеи и действительности заставил заречься двигаться в данной специфике. Когда-то учившегося в медке Плужникова завораживало сердце. В следствие этого, он глубоко изучил тонкости этого мистического органа и полагал, что сама природа создала для людей вечный двигатель. Только для этой вечности необходимо за ним следить и своевременно ремонтировать. Тогда появились первые фантазии студента о вечной жизни. А обнаружив, как в госпиталях зомби наживаются на фантасмагории пациентов перед смертью, врач понял, что орган этот - вечный двигатель или насос чего-то другого - денег. Там же его глазам предстал другой страх - еще более жуткий - перед раком.

Больница, которую утюжил бахилами В. Плужников, оказалась коррумпирована. Все операции были платны и платны безбожно. Персонал понимал, что положение дел было неправильным. Неверным. Нечеловеческим! Но шел на преступное взятничество, потому, что всем нужны были деньги, потому что жить в этом городе было очень дорого. Однажды, старушка с венозной проблемой из деревни добралась до крайбольницы, и главврач ей конкретно поставил ценник. "Столько и столько - и зашагаете!" Губы женщины затряслись, руки разошлись в стороны, а губы каялись: "Денежек нету".  Тогда молодой врач Плужников тайком молча положил ее на стол, схватил скальпель, занес под лампами дневного света и метким ударом оживил голени женщины раз и навсегда. Во все микроканалы потекла радостная старушечья кровушка. Через полгода она же еще раз приехала в больницу, пала перед "святым" хирургом и Христом и Николаем Чудотворцем на колени - благодарила. Тогда доктор Плужников впервые испытал слезы на рабочем месте, с которого уже почти уволился.

Дома он сел, выпил стакан водки и написал письмо Путину. "Так и так. Уважаемый хозяин страны, за такие деньги с ногами не могут работать. А причина: да просто не способны!.. И не взять не могут, потому что сами бедствуют. И принять не могут - потому что Гиппократ наказал: ая-я-юшки. Президент, дайте денег!" Но Путин отвечал размыто, вкрадчиво, лояльно. "Финансы выделяются, но от бюджета отсекаются путем сложным." И где-то волшебным каналом по рублепроводу они плывут неведомым потоком. Доплывут обязательно, но когда сказка станет реальностью - даже он не знает. Короче? Субсидий в ту пору не подкинул. Тогда Плужников сам плюнул и отсекся путем легким - ушел из большой медицины в медицину исследовательскую, затворническую, келейную. Ограничил  взаимодействие с объектом науки преподаванием. Владимир Иосифович закончил аспирантуру уже по генетике. И сразу занялся главной задачей: поиском гена. И теперь, в сединах, вот понял: не прогадал. Ведь результаты, чего мелочиться, грандиозны! Даже если на другую чашу весов насыпать всех потенциально излеченных им кровеносных больных, то первая - та, что с результатами - перевесит.

Перед уходом "Плуг" не просто ушел. А ушел запоминающимся. Он самолично провел "операцию по выкорчевыванию", в которой и подловил на взятке того главврача, который оказался бесчеловечно жесток к бабулям. Опера радостно повязали взяточника прямо за хирургическим столом, поставив на его место молодого, пока еще не испорченного фин. ресурсами и совершенно неопытного ординатора.

В личной финансовой пирамиде благодарностей за оказанную доктору помощь сам Плужников произвел такой вывод: в природе людей встречаются такие особи как депутат или градоначальник, с которых просто необходимо взять денег. Но попадаются и пенсионеры, честные нищие трудяги, имеются даже учителя, есть дети, в конце концов, и имеет место быть человечность, повенчанная на клятве уже затрепанного нами Гиппократа. Эта, последняя, порядочному врачу на беспомощных нажиться запретит. И вообще - лучше искоренить болезни разом. Вот задача! Вот это труд! Доктор ушел из большой медицины в научную сферу: в преподавание и иследование мучившиго его вопроса. Вопроса о том, как спасти человечество от рака, и второе: как сделать так, чтобы человек не умирал, то есть дать ему, по сути, вечную жизнь.

Ловкие операции сосудов, внештатные индивидуальные, его руками происходили какое-то время - если включали сложные для горврачей варианты работы. Теперь все, что осталось от практики хирургии - это семестр занятий у третьего курса на третьем этаже осыпающегося штукатуркой здания. А навык - чтобы пальцы помнили ремесло, профессор иногда тренировал на курицах. Такая кухня.

*

Крылья профессорских тапок с ногами повисли в воздухе над диваном:
- Васа, раз стоишь у шкафа, и раз сохнут полы, не передашь мне II-ой том мед. энциклопедии Бакулева?


--------------
Предыдущее здесь: http://proza.ru/2017/12/22/1268
Грядущее здесь: http://proza.ru/2017/12/22/1278


Рецензии

Порадовало это совершенно панибратское отношение с эпитетами. Совершенно согласно, в опусе, посвящённому раковым шимпанзе доброкачественным может быть не только опухоль, но и что только ни пожелает автор, даже бы это был вид из профессорского окошка. Да и "панацеидальная" стоит отдельного упоминания.
Жаль несколько выбивают из колеи и режут глаз несогласованные с подлежащим причастия. Понимаю, нельзя описки взваливать на совесть автора, но глаз- то режут.

Стрекоза Да   25.05.2017 11:58