Неофиты 9. Путешествие

В «посуде» Эн разложила кресла, достала из-под них спальники, сделала мягкий голубоватый свет и включила медиа. Было тепло, тихо и даже уютно. Эн как всегда сразу заснула.
Зое и Юрке не спалось. От впечатлений. Юрка тихо заговорил:

- В жаркое лето и в зиму метельную,
В дни ваших свадеб, торжеств, похорон,
Жду, чтоб спугнул мою скуку смертельную
Легкий, доселе не слышанный звон.
Вот он возник. И с холодным вниманием
Жду, что б понять, закрепить и убить.
И перед зорким моим ожиданием
Тянет он еле приметную нить.
С моря ли вихрь? Или сирины райские
В листьях поют? Или время стоит?
Или осыпали яблони майские
Снежный свой цвет? Или ангел летит?
Длятся часы, мировое несущие.
Ширятся звуки, движенье и свет.
Прошлое страстно глядится в грядущее
Нет настоящего. Жалкого – нет.
И наконец, у предела зачатия
Новой души, неизведанных сил, -
Душу сражает, как громом, проклятие:
Творческий разум осилил – убил.
И замыкаются в клетку холодную
Легкую, добрую птицу свободную,
Птицу, хотевшую смерть унести,
Птицу, летевшую душу спасти.
Вот моя клетка – стальная, тяжелая,
Как золотая, в вечернем огне.
Вот моя птица, когда-то веселая,
Обруч качает, поет на окне.
Крылья подрезаны, песни заучены.
Любите вы под окном постоять?
Песни вам нравятся. Я же, измученный,
Нового жду и скучаю опять.
Зоя, затаив дыхание, выслушала тихое, почти что пение, молча перебралась к Юрке, обняла его крепко, и только так они уснули.

***

Проснулись они тоже вместе, одновременно.
Эн, сидя за пультом:
- Вставайте, «мутанты». Посмотрите на Балтийское море! Погода какая прекрасная! Солнце!
«Мутанты» от изумления сели.
- Ни че се! – присвистнул Юрка, - засыпали в Павловске, а проснулись над Балтийским морем!
- Повезло вам со мной, - улыбалась Эн, - Можно сказать, катаю вас бесплатно.
- Эх! Энка! Если бы я мог! Я бы тебя расцеловал сейчас! Ты – наша надежда!
Зоя стояла у иллюминатора. Внизу действительно было море. Сияющее на солнце море, переливающееся миллиардами водных бликов, играющее ослепительной рябью волн. Зоя засмотрелась.
- Полетели на север! – громко предложила Эн.
- Полетели, - тихо «хором» сказали Зоя с Юркой.
- Только не быстро и не высоко, - попросил Юрка.
- Ладно, - сказала Эн и взяла новый курс.
Обнявшись, Зоя с Юркой так и остались стоять у иллюминатора.
Внизу проплывала Земля. Голубая  дымка окутывала ее. Карельские озера посверкивали снизу, как осколки разбитого зеркала. Пятна лесов и крошечные домики чудом уцелевших карельских церквушек смотрелись сверху сиротливо-трогательно.
Сменили курс на юг. И решили лететь … в Рим.
Вот, приблизились пригороды Питера. Дворцы и бывшие храмы, яркие, как янтарь на песке; кудрявые зеленые парки с синими прожилками каналов и дымкой фонтанов. Крошечные цветные люди. Залив. Питер. Нева. Фантастическая панорама древнего вечного города.
Зоя сравнивала панораму из иллюминатора с электронной картой на дисплее. Можно было даже уловить некоторое сходство. Зоя узнавала даже некоторые улицы. Вот, пролетели над парком… да – Челюскинцев, проспектом Смирнова (знать бы, кто он такой). За проспектом шел квартал из Торжковской, Студенческой и Сердобольской улиц. На набережной адмирала Ушакова было пустынно. Большая Нева, Аптекарский остров. Улицы академика Павлова, профессора Попова. Улицы Льва Толстого, Скороходова и Рентгена. Проспект Щорса, Большой проспект. Остров Заячий с Петропавловской крепостью в разноцветных пятнышках туристов. Дворцовая площадь с леталками. Зимний, начало Невского, река Мойка, канал Грибоедова, улица Садовая. Площадь Мира тоже вся в леталках, от нее – Московский проспект. Технологический институт. Обводной канал, Заозерная улица. Площадь Московские Ворота – целый аэродром леталок. Бескрайние жилые кварталы. Серые дома, крыши, изредка – леталки на крышах. Благодатная улица! - (не иначе как чудом уцелевшее название). Кузнецовская, за ней Бассейная, та самая, наверно, с которой был Рассеянный. Московский парк победы с озерками и памятником – зеленое пятно. Опять площадь победы, даже с огнем, недаром названным вечным. Пулковское шоссе в Псков.
Эн придерживалась улиц, лежащих по кратчайшему расстоянию к югу. За городом стало грустно. Улетать из Питера было жалко и в 2299 году.
По карте – кратчайший путь до Рима проходил через Минск и Будапешт. Рядом были города Варшава и Вена. Решили залететь и туда.
Вот проплыл внизу бывший город Пушкин (ныне названный Дачным) со своим сказочным парком. Уже в сумерках промелькнула Гатчина.
В Дне остановились на ночь.

***

«Припарковались» на главной площади Дна. Юрка пошел в ближайший маркет за едой.
Зоя задумчиво сидела у иллюминатора, который находился в центре пола, где прерывалась внешняя оболочка леталки. Эн сидела за дисплеем, на который камерами подавался наиболее полный и четкий «внешний вид», который можно было даже увеличить до деталей.
Эн:
- Ну, как оно?..
Зоя не расслышала:
- Что? – рассеянно посмотрела она на Эн.
Эн:
- Да, я тоже не сразу пришла в себя. Ничего, привыкнешь.
- Привыкну?! – Зоя почти изумилась.
- Конечно…
Вернулся Юрка. И зашумел с «порога»:
- Ну и магазины!.. Ну и… Ничего нет! Только какие-то рыбные консервы и какой-то… компот, купил еще сыра и яблок.
- Молодец, не ругайся, давай сюда, очень кушать хочется, - забрала у него пакет Эн, она все-таки тратила много энергии на такой пилотаж.
Сели есть. В тишине было слышно, как лаяли на улице дновские собаки. Люк оставили открытым, с улицы лился густой запах цветущей липы.
Поели, закрылись и легли. Задраили люк. Выключили свет. Эн заснула.
Юрка зашептал в темноте:
- Зойка, у меня крыша едет. Едет-едет бедная моя крыша, хоть я ее периодически и подравниваю, с большим, надо сказать, трудом.
- Удивил, у меня тоже, - прогудела в спальник Зоя.
- Вот послушай, - предложил Юрка и даже сел:

- В длинной сказке
Тайно кроясь,
Бьет условный час.
В темной маске
Прорезь
Ярких глаз.
Нет печальней покрывала,
тоньше стана нет…
- Вы любезней, чем я знала,
Господин поэт!
- Вы не знаете по-русски,
Госпожа моя…
На плече за тканью тусклой,
На конце ботинки узкой
Дремлет тихая змея.

- Но откуда такое?! – изумилась Зоя, - вроде бы…
- Не откуда, да, - подхватил Юрка, - это крыша едет, протекает моя бедная крыша, охо-хо-хо.
Юрка снова «завещал»:

- Увижу я, как будет погибать
Вселенная, моя отчизна.
Я буду одиноко ликовать
Над бытия ужасной тризной.
Пусть одинок, но радостен мой век,
В уничтожение влюбленный. Да, я,
Как ни один великий человек,
свидетель гибели вселенной.

- О, Господи! – только и прошептала Зоя.
А Юрка не унимался:

- Кольцо существования тесно.
Как все пути приводят в Рим,
Так нам заранее известно,
Что все мы рабски повторим.
И мне, как всем, все тот же жребий
Мерещится в грядущей мгле:
Опять – любить Ее на небе
И изменить ей на земле.

Зоя промолчала.
Юрка:

- Какая дивная картина
Твоя, о, север мой, твоя!
Всегда бесплодная равнина,
Пустая, как мечта моя!
Здесь дух мой, злобный и упорный
Тревожит смехом тишину;
И, откликаясь, ворон черный
Качает мертвую сосну;
Внизу клокочут водопады,
точа гранит и корни древ;
И на камнях поют наяды
Бесполый гимн бузмужних дев;
И в этом гуле вод холодных,
В постылом крике воронья,
Под рыбьим взором дев бесплодных
Тихонько тлеет жизнь моя.

- Это про мою ту, прошлую жизнь, - пояснил Юрка, - А вот про тебя:

- Она пришла из дикой дали –
Ночная дочь иных времен.
Ее родные не встречали,
Не просиял ей небосклон.
Но сфинкса с выщербленным ликом
Над исполинскою Невой
Она встречала легким вскриком
Под бурей ночи снеговой.
Бывало, вьюга ей осыплет
Звездами плечи, грудь и стан, -
Все снится ей родной Египет
Сквозь тусклый северный туман.
И город мой железно-серый,
Где ветер, дождь и зыбь, и мгла,
С какой-то непонятной верой
Она, как царство, приняла.
Ей стали нравиться громады,
Уснувшие в ночной глуши,
И в окнах тихие лампады
Слились с мечтой ее души.
Она узнала зыбь и дымы,
Огни, и мраки, и дома –
Весь город мой непостижимый –
Непостижимая сама.
Она дарит мне перстень вьюги
За то, что плащ мой полон звезд,
За то, что я в стальной кольчуге,
И на кольчуге – строгий крест.
Она глядит мне прямо в очи,
Хваля неробкого врага,
С полей ее холодной ночи
В мой дух врываются снега.
Но сердце Снежной Девы немо
И никогда не примет меч,
Что бы ремень стального шлема
Рукою страстною рассечь.
И я, как вождь враждебной рати,
Всегда закованный в броню,
Мечту торжественных объятий
В священном трепете храню.

Зоя молчала в темноте.
Юрка сказал:
- А вот это про меня:

О, я хочу безумно жить:
Все сущее – увековечить,
Безличное – вочеловечить,
Несбывшееся – воплотить!
Пусть душит жизни сон тяжелый,
Пусть задыхаюсь в этом сне, -
Быть может, юноша веселый
В грядущем скажет обо мне:
Простим угрюмство – разве это
Сокрытый двигатель его?
Он весь – дитя добра и света,
Он весь – свободы торжество!

Зоя тоже села:
- А хочешь про меня? Слушай:

Там, где живут живые,
И мертвые лежат,
И травки полевые
От холода дрожат
Там бродит тихий ангел,
Оборванный насквозь,
Которого я обнял…
И выжить удалось.
Хоть я не жил на выбор
И мертвым не лежал,
Но ангела увидел
И горя избежал.

***
Я иду неведомой дорогой,
Не пытаясь в сторону свернуть,
Мимо тех, кто в старости убогой
У обочин сели отдохнуть.
По пути встречаюсь с давним другом,
Но не смею звать его с собой.
Здесь никто не должен быть напуган
Ни моей, ни собственной судьбой.
Тени лет гуртом проходят мимо,
Я иду в безвестности земной.
Вот и тот, что мною был любимый,
Но еще не встретился со мной.
Прохожу – в предшествии развязки
Успевая вспомнить и узнать –
Мимо детской старенькой коляски,
Где меня укачивает мать.
Все не так, как это раньше было!
И былой уверенности нет:
Впереди не смерть и не могила –
Только яркий нестерпимый свет!
И не страшно, подобравшись к краю,
Заглянуть в грядущее окно.
Где я вовсе и не умираю,
Потому что нет меня давно.

***
Голубоватый лунный снег,
Рожденный звездными ночами,
И эта ночь вдали от всех,
И дом у ночи на причале,
И беспризорный свет в окне,
И дуновение любое,
И куст, склонившийся ко мне,
И скрип деревьев, спящих стоя,
И леса острые края
Во мгле сияющего неба,
И тень бессонная моя,
За мной крадущаяся слепо
Сквозь зыбкий мир теней вокруг, -
Лишь только я шагнул с порога,
Все это мне открылось вдруг,
Как сон, как давняя тревога
Души, отбившейся от рук,
Но не отрекшейся от Бога.

- Здорово! – сказал громко Юрка. Эн зашевелилась во сне. Юрка осекся и шепотом продолжал:
- Знаешь, Зоя, мне последнее время все больше кажется, что эти стихи уже написал кто-то когда-то…
- Возможно… - задумчивым эхом отозвалась Зоя.
- Все равно, это просто… классно! И я тебя люблю! – торжественно прошептал Юрка, перебрался к Зое, и они уснули.

***

Эн:
- Эй! Туристы! Подъем! Любуйтесь на родной город, пока не поздно. Мы – над Минском.
Заспанные «туристы», протирая глаза, уткнулись носами в иллюминатор рядом с собой.
Летели с севера. Улица Гамарника, Кольцова, Широкая. Много улиц. Пятна людей, серые. Леталок почти нет. Скорины, Поселковая, Турнирная, Беломорская. («Боже, откуда такие улицы?» - пронеслось в голове у Зои.) Белинского, Некрасова, Типографская, Площадь Якуба Коласа! Филармония! Площадь Победы с вечным огнем. («Горит еще!..») Парк Горького. Река Свислочь. Много нового, даже красивого. Перед дворцом Республики стоят леталки, некоторые – на его крыше. Дворец Профсоюзов, темный, наверное, под покрытием. Фонтан «мальчик с гусем», вокруг цветные пятнышки людей, деревьев нет и в помине. Площадь Независимости, леталки. Московская, Чкалова.
- А вот улица Стебенева! – громко сказала Зоя, - Боже! На месте моего несчастного НИИ завод кока-колы!
- Да? – удивленно обернулась на нее Эн.
- Класс! Мы работали в одном месте, - хохотнула Зоя.
Вылетели за город. Вернее, за кольцевую … года. Кругом сплошные особняки с обжитыми, даже аккуратными улицами.
Эн прибавила скорости. Быстро проскочили Дзержинск, Барановичи, Березу, Брест, и на границе зависли. Их остановили мощным полем и просканировали. Штрих-коды Эн и Юрки оказались в порядке, несмотря на недавнее пребывание в кутузке «Не подвели подкупленные менты» - с колотящимся сердцем подумала Зоя. Саму Зою сканеры благополучно не заметили, поскольку в этом времени доследующая техника уже не была ориентирована на людей, она улавливала  только компьютерные коды, которые были у всех без исключения людей на планете, и от которых невозможно было избавиться даже с помощью членовредительства…
Однако все равно взмокнув от адреналина, Зоя спросила у Эн:
- Эн, а помнишь, ты обещала рассказать о чем-то ужасном, что делают у вас с серьезными преступниками?
- Ой, да что там рассказывать… Их лишают… себя…
- Как это?!..
- Лишают своей личности, делают зомби навсегда. Человек живет, работает, но его нет. Идеальная рабочая сила. Надежные технологии зомбирования без возврата.
- Ужас! – передернуло Зою, - А как же права человека?!
- Что? – хором переспросили Эн и Юрка.
- Все ясно, забыли, - оборвала Зоя.
Пролетели Люблин и Краков – города страны, подарившей миру «великого гуманиста», упразднившего смертную казнь на планете и принесшего человечеству огромную пользу в виде изобретения той самой технологии зомбирования для поставки идеальной бесплатной рабочей силы.
Местность и обстановка сразу изменились. «Даже в 2299 году…» - грустно подумала Зоя. Река Висла. По берегам леталки. К обеду были в Вене. Там сделали привал.
На главной площади высадились и пошли бродить по городу.
На какой-то небольшой площади у фонтана со скульптурой – тусовка хиппи и панков! Настоящих, волосатых и с разноцветными гребнями. Зоя была поражена не меньше, чем и все остальные. Такая тусовка в 2299 году была большой экзотикой. Один юный симпатичный панк с зеленым гребнем на голове и белой живой крысой на плече, подошел к Зое и протянул ей открытку, на которой он говорил своей крысе: «Одна ты меня понимаешь». Зоя была рада - первый сувенир. Зашли в какое-то кафе и… Полетели дальше.
Грац, Люблена, Триест. Там заночевали. Там же у всех на впервые встретившемся леталочном посту опять проверили штрих-коды и права у Эн. Все было в порядке, Зою не заметили.
Утром были уже в Венеции. Там пробыли до вечера. Улетать не хотелось. Остались.
Ночью на набережной Юрка читал Зое:

«Венеция»
С ней уходил я в море,
С ней покидал я берег,
С нею я был далеко,
С нею забыл я близких…
О, красный парус
В зеленой дали!
Черный стеклярус
На темной шали!
Идет от сумрачной обедни,
Нет в сердце крови…
Христос, уставший крест нести…
Адриатической любови –
Моей последней –
Прости, прости!

***
Холодный ветер от лагуны.
Гондол безмолвные гроба.
Я в эту ночь – больной и юный –
Простерт у львиного столба.
На башне, с песнею чугунной
Гиганты бьют полночный час.
Марк утопил в лагуне лунной
Узорный свой иконостас.
В тени дворцовой галереи,
Чуть озаренная луной,
Таясь, проходит Саломея
С моей кровавой головой.
Все спит – дворцы, каналы, люди,
Лишь призрака скользящий шаг,
Лишь голова на черном блюде
Глядит с тоской в окрестный мрак.

***

Утром на хорошей скорости ломанули прямо в Рим.
На закате Эн долго кружила в окрестностях Рима, что-то выискивая среди зеленых квадратиков – площадок для леталок. У них, как сказала Эн, был замечательный номер – 37-й квартал, 100-ая площадка.
Наконец сели. Эн очень устала и сразу уснула. А бездельничавшие целый день туристы спать не хотели и пошли погулять, на разведку их будущего местожительства. Оказалось, что Эн во время курсовой практики пилотажа успела арендовать этот участок под Римом, так как познакомилась здесь с одним парнем…
В темноте интересного ничего не было видно. На каких-то участках стояли леталки, на каких-то - нет. Деревьев было очень мало, зато было много цветущих кустов и цветов, которые одуряюще-сильно пахли даже ночью. Побродив немного, отправились спать.
Утром всех разбудил стук в обшивку леталки. Эн, протирая на ходу глаза, открыла люк. У входа стоял итальянский парень и на ломанном английском что-то говорил. На таком же английском, только с другим акцентом Эн заговорила с парнем, и они ушли на улицу.
Юрка, спросонья хрипло:
- Ни че се,  она уже тут всех знает. Сколько же она порхала без нас? Пойду познакомлюсь.
- Не надоедай им, - посоветовала Зоя.
Юрка ушел знакомиться.
К ним вышла Зоя, поздоровалась. Парень ответил и обратился к Юрке:
- Веселый хлопчик, - примерно таким был перевод, - Русский? И она? – указал он на Зою, - А меня зовут Том. Я тут живу, я – испанец. Мы познакомились с Эн в парке, я – садовник.
Юрка ничего не понял. Эн перевела.  А потом сказала:
- Том зовет меня к себе жить, и я, наверно, соглашусь.
Юрка с Зоей переглянулись. Юрка, загадочно:
- А где ты уже побывала, давно хотел тебя спросить…
- Больше – нигде.
Юрка присвистнул:
- И неужели ты не хочешь посмотреть мир?!
- Хочу, и Том тоже, давайте возьмем его с собой?
Юрка молчал. Но Том сам быстро вмешался:
- Я не могу – у меня работа, я не хочу ее потерять.
- Ладно, - сказала Эн, - Мы совсем забыли – мы же должны отметить покупку!
- И я даже знаю – как, - опять вставился Юрка, - Слушайте! Мы идем в магазин, покупаем… немного выпивки и много фейерверков, летим в море, садимся там и дрейфуем на крыше, годится?!
Эн с Зоей переглянулись и хором сказали:
- Годится!
Юрку и отправили в магазин.
Тома взяли с собой.

Продолжение следует
http://proza.ru/2017/12/22/2217