Скворцы, воробьи и другие... 2017г. окончание

                Соловей и кукушка

      А ещё я расскажу про соловья.
      Можно много про кого - про сорок, про ворон, уток, синиц; про дятлов... Мало ли!.. Я вот однажды даже удода видела. В Геленджике. Как сейчас помню. Шла себе из музыкальной школы, смотрю, а он там по тропочке гуляет. Это я потом узнала, что он удод. По картинке в энциклопедии. А тогда я просто замерла и глаза разинула: что это за чудо в перьях, невиданное такое?..
       Но именно потому, что можно много про кого рассказать, я и хочу притормозить. Остановлюсь на рассказе про соловья.
      Дело было в пятьдесят восьмом году, в мае. Я год хорошо помню: я заканчивала шестой класс, а мой брат Юра - седьмой. Седьмой класс считался в те времена выпускным. Начальную школу человек заканчивал в четвёртом классе, а потом шла семилетка; потом десятилетка. После десятилетки выдавали Аттестат зрелости, человек считался уже совсем взрослым и шёл работать или сдавал вступительные экзамены в институт. Но можно было ограничиться и семилеткой; и многие после семилетки шли работать или поступали в какое-нибудь училище. Времена, когда люди ограничивались четырёхлеткой, уже почти совсем миновали...
     Вот мой брат Юра готовился тогда к выпускным экзаменам за седьмой класс, и у них в седьмом классе никаких весенних мероприятий не проводили - ну, кроме Первого мая, естественно. Только выпускной вечер, уже после экзаменов. А у нас, шестиклассников, были весенние мероприятия. И как раз в мае шла у нас военная игра. Общесоюзной "Зарницы" тогда ещё не знали, и просто по весне устраивали военные игры, какая школа что придумает.
     Наша Третья школа должна была играть в военную игру с Первой школой. Не вся школа, а пятые-шестые классы. И проходить это мероприятие должно было в Адербиевке, маленькой греческой деревне на Шестом километре. Туда можно было идти по дороге, а можно было - через гору. Там была своя начальная школа, и в этой школе собирали всех участников.
      Я пошла с Таней Елисеевой пешком по дороге. У нас не было рюкзаков, и продукты мы несли в авоськах. Авоська - это была такая сумка-сетка, очень удобная. Пустая, она помещалась комочком в любом кармане, а набить в неё можно было уйму всего. Мы повесили свои авоськи на плечо, и они нам не мешали. Так что идти было очень весело. Таня по дороге учила меня свистеть в два пальца; сама она уже год как владела этим искусством.
     Мне очень не хватало моего брата Юры, с которым мы в те годы были неразлучны; а теперь вот приходилось идти куда-то без него. Но как же быть, выпускной экзамен - это дело очень серьёзное; и я училась, изо всех сил старалась быть счастливой одна, сама по себе.Он даже не мог следить за моими успехами по обучению свисту...
     Когда мы с Таней пришли в Адербиевку, солнце уже начинало клониться к западу. Возле школы была целая куча ребят. Мы разделились: Первая школа заняла два класса, и мы - другие два класса. Нам дали разные поручения: одни набивали травой матрасы, чтобы было где отдохнуть, особенно раненым; другие собирали хворост для костра; ещё кто-то разбирал продукты - что на ужин съесть, а что на завтрак оставить. Продуктов нанесли целую кучу.
      Потом разожгли общий костёр... Словом, вечер прошёл прекрасно.
      У костра после ужина вожатая Татьяна Николаевна рассказала нам правила игры и раздала повязки. Они были необходимы. Нам следовало прятаться друг от друга в лесу и устраивать засады друг на друга; а если кто-то из врагов кого-то найдёт и первый крикнет "ты убит!" - ты должен был отдать ему свою повязку... Но я, впрочем, уже не помню все условия игры.
     Мне выпало сидеть в засаде с Игорем Михайленко.
     Игра начиналась в полночь; так что кто-то успел поспать на травяном матрасе, а кто-то нет. Я - нет. Я у костра сидела; и, во-первых, тосковала по брату; а во-вторых, ужасно волновалась, не подведу ли я как-нибудь своих по неосторожности. Я решила - буду просто Игоря слушаться: он, кажется, понял, в чём там суть, в этой игре.
     И вот мы пошли в засаду.
     Место для засады было потаённое, в кустах над самой рекой Адербой. Лето ещё не началось, река ни в одном месте не пересохла; она журчала и блестела под луной. Хорошее было место. Во-первых, кусты не колючие, ореховые, кажется, кусты, и близко-близко от берега. Плохо, если бы ежевика или держи-дерево, там всё в колючках. А орешник - нет. Мы хорошо там спрятались. И потом, отсюда были видны горы, звёздное небо над ними. Река журчала, лес шелестел. Хорошее место!..
     Первый час мы провели спокойно, только перешёптывались, чтобы не уснуть. Но потом стало совсем не до сна. Выпала роса, мы промокли и озябли так, что дрожь била. А выходить из кустов нельзя, как раз враги застукают...
     Так мы и сидели, дрожа, сами не знаем, сколько. Но вот стало светать. Небо над горами зазеленело, потом пожелтело, точно лимон поспевал; потом зардело по самому нижнему краю. И тут защёлкал соловей...
     Не знаю, как Игорь, но я даже забыла, что мне холодно. Как будто бы от соловьиной песни я согрелась. Я и раньше, случалось, слышала соловья - дома, прямо у нас во дворе. Или у Нины Ипполитовны, нашей соседки, в саду. Так сразу не определить, где именно он поёт. Но так, как пел этот соловей в Адербиевке, над рекой, на росистом рассвете, - никакой другой соловей петь бы не мог. Я, конечно, не берусь передать эти звуки. Там было всё: и "фью-фью -ить", и "цирли-цирли", и "тюрлю-тюрлю", и "тьох-тьох-тьох-тьох", и "ти-ти-ти-ти-юу-у-у" - всё это было, и всё это было так выстроено, что не успеешь привыкнуть к одной руладе, а он уже в другую перешёл. Не перешёл- перелился...
     Над горами месяц и звёзды не бледнели, а, кажется, сверкали всё ярче на светлеющем небе. Линия горных вершин была такая чёткая, как будто врезана в красный воздух - там, где рассвет. И - "тьох-тьох- тьохтьох"... Месяц сиял, как кусочек зеркала - "тюрли-тюрли- фьюи-и" ... Блестела роса, и - "цирли-цирли-тьох"... Боже мой, как - "тьох-тьох-тьох" - шелестели листья...
    И вот встало солнце.
    Солнце встало, оно стало нагревать воздух, и я перестала дрожать. Я вообще-то забыла, зачем я здесь. Что я в засаде, что у нас война с Первой школой, и я в ней участвую. Только слушала соловья и грелась на раннем утреннем солнышке...
     А на самом деле враги были вокруг. Так что всё это для меня плохо закончилось: они подкрались совсем незаметно. Я услышала одновременно, как кто-то крикнул: "Ты убита!", а Игоряшка в ответ: "Ты убит! И ты убит!" Он успел убить обоих, забрал их повязки, а мне пришлось отдать свою. Я ведь была убита и теперь совсем вышла из игры. Что делать... А соловей всё равно ещё пел... Утро...
     Игоряха сказал: "Ничего, я за тебя отомстил!" - и пошёл искать своих. А я побрела к школе.
     Возле школы делать было нечего. Я не хотела спать на травяном матрасе среди других убитых. Ждать, чем кончится дело, мне было скучно, и я спросила Татьяну Николаевну: "А можно, я пойду домой?" - "А не заблудишься?" - "Не-а, я через гору - и там!" - "Ну, иди".
     В те годы моды детей похищать не было, в горах и лесу бояться было нечего, кроме змей; а дорогу из Адербиевки все знали.
     Сначала я шла вдоль реки. Соловей уже не пел, зато река звучала. Солнце пробивалось сквозь ветки и пятнало воду. Над рекой я увидела синюю стрекозу, а под водой - синего краба и маленьких рыбок. Потом тропинка полезла в гору, и я по ней. Хорошо, что я была одна, и не перед кем было фасонить: я могла пыхтеть, кряхтеть и охать в своё удовольствие. И могла передохнуть в любой момент, когда захочу. Потому что, признаться, по горам я ходила не так хорошо, как многие мои ровесники, и быстро выдыхалась; но признаваться в этом мне было, разумеется, стыдно. А тут - ничего, я себе шла и шла; с отдыхами..
     С этой стороны, с адербиевской, горы были покрыты высоким лесом - не то, что с геленджикской: там-то росли, и то редко, только кривой кизил, держи-дерево и ежевика. сосен с той стороны в те годы не было, их потом насадили. Но это там, на геленджикской стороне. А здесь даже буки росли. Мы сюда весной ходили за цветами, за просуренками и пролесками...
     Вот у меня появилось второе дыхание, и идти становилось легче. И тут я услыхала кукушку. Я её, конечно, не видела, но слышала очень ясно. "Ку-ку, ку-ку!" - отчётливо выговаривала она. Казалось, где-то рядом. "Ку-ку, ку-ку" - и по всему лесу: "Ку-ку, ку-ку!"...
     Японцы считают, что кукушка поёт красивей, чем соловей. Я и сравнивать-то не хочу: у каждой птицы своя песня. Но если вам приходилось слушать кукушку ранним маем, Когда молодая листва колышется и играет в синем воздухе, а солнечные пятнышки танцуют и струятся по стволам деревьев - вы, я думаю, так же радовались ей, как и я в то прекрасное утро. "Ку-ку, ку-ку!" - и снова: "Ку-ку, ку-ку!"...
     Я вдруг увидала черепаху. Она бы ползла и ползла себе по своим делам, а я бы шла и шла себе мимо; но я не удержалась. Я зачем-то поймала её и понесла на руках, тесно прижимая к груди. Лучше бы я посадила её в авоську или вообще не трогала. Потому что черепаха испугалась и стала, простите, какать. Прямо на меня. Она испачкала мне и руки, и одежду... "Ку-ку, ку-ку!" - насмешливо куковала кукушка. Опозоренная, я быстрей положила черепаху на землю и стала обтираться травой и листьями. Хорошо, что под деревьями роса ещё не совсем высохла. Мокрой-то травой обтираться-то легче... "Ку-ку, ку-ку!"... Вот тебе и ку-ку... Бессовестная!...
     Доползла я всё-таки до вершины. Там ветер гулял вовсю. Там бежала трава. Там кое-где цвели жёлтые тюльпаны и красные воронцы. Там щавель рос; можно бы набрать... Но мне уже ничего не было интересно, потому что я страшно, просто страшно хотела спать. Я тогда ещё не умела не спать по ночам.
     Не помню, как я спустилась с горы, как дошла домой. Юрка был в школе, на дополнительных занятиях. Так что я только молока выпила, и то, потому что бабушка заставила и рухнула на диван: спать...
     Но только я закрыла глаза, как в одно ухо мне кто-то запел: "тюрли-тюрли, тьох-тьох-тьох!", а в другое закуковали: "Ку-ку, ку-ку!"...
     Под это "тьох-тьох-тьох" и "ку-ку" я и заснула. Отключилась...

          2017г.