Леший Глава 10 Побег

Глава 10 Побег

  "Если дела идут хуже некуда, вскоре
  выяснится, что это не так"
 (Закон Мерфи)

Сразу по приходу в отряд, к Лехе подкатил какой-то шнырь*, и коротко бросил: «Леший, тебя Никон в каптерке ждет». Это было что-то новое, смотрящий не баловал свою паству приглашениями в гости. Переодевшись в сухое, пошел на аудиенцию.
В каптерке Никон один. На столе бутылка водки, хлеб, сало, банка соленых огурцов. Не иначе дипломатический прием, мелькнуло в голове Алексея. Смотрящий молча указал на стул напротив. Возле бутылки три стакана, - еще кто-то должен подойти, прикинул Леха, но ошибся.

После короткой паузы Никон, как всегда, кратко произнес:

— Не буду тянуть кота за хвост. Тебе с воли нехорошая малява, читай. – Протянул скрученный в трубочку листик бумаги, размером в пол сигареты.

Развернул записку: «В воскресенье, 4-го июля, какие-то отморозки напали на кордон лесника Ивана Савельева. Убили всех – лесника, жену, дочь, внука. Дом сожгли».
Как обухом по голове. Прочитанное понял. Осмыслить, перевести слова в реальность не получалось. Звук куда-то исчез. Будто в немом кино видел Никона, разливающего водку в стаканы, и беззвучно шевелящего губами. Перед глазами возникли жена и сын, живые, улыбающиеся, точь-в-точь как на фотографии, полученной месяц назад.
В ступоре находился несколько секунд. Услышал конец фразы авторитета:

— … но ты пацан правильный, хоть и мужик. Помянем твоих. Земля им пухом.

Взял протянутый Никоном стакан и только сейчас понял, зачем понадобился третий – он стоял налитый на две трети, покрытый куском хлеба.

Выпил, не чувствуя вкуса водки, к закуске не притронулся. Стоял и смотрел мимо Никона, сквозь стену, туда, за пятьсот километров от зоны, где нежданно нашел свое счастье, где судьба разлучила его с Леной и не родившимся еще сыном, где их уже нет.

Авторитет вытащил вторую бутылку, налил по полной. Выпили молча. Алексей, не прощаясь, повернулся и вышел. Старый вор проводил сочувствующим взглядом. Пробормотав: «жалко мужика», накатил себе еще, выпил и захрустел соленым огурцом.

***
Весь вечер и ночь Алексей пролежал на шконке, тупо глядя в потолок.
На следующее утро, сразу по приходу на объект купил за косарь приличную финку. Тысяча рублей для зэка деньги немалые, но и товар фирменный – от Самоделкина. Этот умелец каким-то образом ухитрялся делать различные колюще-режущее предметы в своей мастерской прямо под носом у надзирателей. Всегда мог предложить на выбор десяток различных ножей и стилетов. Алексей вооружился финкой, копией ножа разведчика образца 40-го года. Тут же, у Самоделкина, расплющил и зазубрил концы трех больших гвоздей, взятых в бригаде плотников, – зубья будущей остроги.
Еще утром отобрал у одного из Живчиков зажигалку Criket, буркнув коротко – надо. Тот удивленно вскинул брови, но промолчал.

В обед подошел к окошку хлебореза и без лишних вопросов получил половинку черного. Из стоящей на всеобщем обозрении пачки, пересыпал в карман горсть соли. В открытую понес хлеб к выходу. В дверях столовой дежурный надзиратель, грузный прапор-татарин, погоняло «Облом», лениво пошутил:

— Что Леший, винтить собрался?

— Угадал, начальник – сквозь зубы процедил Алексей. Сунул хлеб под куртку, подняв воротник, не спеша пошел на растворный узел. Вот и все, что удалось собрать в дорогу.
 
В этот день не работал. Под навесом за теплушкой развел небольшой костерок. Достал Ленины письма с фотографиями. Три письма и три фотографии. Приходили раз в полгода, как положено на зоне строгого режима. Вот Лена с двухмесячным спящим сыном на руках. На второй годовалый Вовочка стоит на своих ножках, держась за руку матери. Оба улыбаются. На последней, получил месяц назад, они в гостях у Михалыча. Вовочка верхом на Бесе, смеется, вцепившись в собачий ошейник.
Письма и фотки положил в разгоревшийся костер. Леха не отрекался от самых близких ему людей. Он их хоронил, через кремацию.

Съем с работы оповестили, как и во времена ГУЛАГа, ударами молотка по рельсу. Макарычу и Деду о своих планах не сказал. Зачем им лишняя головная боль. И без того затаскают.

***
Начальник колонии полковник Ющенко любил это послеобеденное время. Утренние заморочки позади, до вечерних еще далеко. Есть возможность спокойно  поразмышлять. Сегодня думалось о приятном. Намедни его иркутский стукачок доложил о грядущих подвижках в Главном управлении ФСИН по Иркутской области. Начальник управления генерал-майор Колокольчиков Николай Степанович, погоняло «Звонарь», получил-таки давно проплаченную должность в Центральном аппарате. Как водится в таких случаях, он прихватит с собой плеяду приближенных холуев, освободив изрядное количество уютных управленческих кресел. В областное руководство было вложено немало из подношений благодарных заключенных, и полковник ожидал должной отдачи. Захотелось чайку.

Через пару минут в кабинет вплыла роскошная особа с подносом в руках. Ее прелести, выдающиеся во всех отношениях и во все стороны, обтягивала форма прапорщика внутренней службы. Чашка чая с болтающейся этикеткой «утопленника», позвякивала о блюдце с нарезанным лимоном. Рядом пристроилась какая-то бумаженция, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся факсом из Иркутска. Сосредоточившись на чтении, полковник рефлекторно прихлебывал горячий чай и оглаживал ядреную задницу прапорщика.

Факс информировал руководство ИТК о трагедии с родственниками заключенного А.В. Павлова и рекомендовал принять соответствующие меры. Дочитав до конца, Хозяин задумался, решая нелегкую задачу: что сделать вначале – перетереть с Кумом, или трахнуть прапора. Базар с начальником оперативной части мог затянуться, не оставив казенного времени на богоугодное дело – не будь на то господня воля, не грешили бы рабы божьи. Мучительные сомнения, завершились богоугодным грехопадением - полковник нажал под столом кнопку, блокирующую замок входной двери.

Секретарша, приученная без слов, угадывать пожелания дражайшего руководителя, походкой, от которой у мертвого зашевелится, направилась в сторону кожаного дивана, на ходу расстегивая китель. Формально числясь на неказистой должности надзирателя, она исправно, непринужденно и с вдохновением, выполняла обязанности внештатного секс секретаря начальника ИТК, грудью и гениталиями прокладывая мужу-тюфяку дорогу в одно из главных управлений ФСИН. Неважно в какое, главное поближе к цивилизации. Евина дщерь была в курсе скорого продвижения благодетеля и старалась покрепче сесть ему на хвост.

Устав внутренней службы не регламентирует, и, следовательно, не ограничивает по времени, подобные взаимоотношения между военнослужащими. Однако повышенное чувство долга, не позволяло злоупотреблять служебным положением. Поставленную задачу выполнили по-военному, четко и слаженно, в течение получаса, включая подготовительно-заключительное время.

Вернувшись к исполнению своих обязанностей, слегка вспотевший, умиротворенный полковник, галантно поцеловал ручку прапорщику и попросил вызвать Падлыча. Кум прибыл тотчас, как будто все это время стоял под дверью, оберегая покой руководителя. Хозяин, подождав пока подполковник угнездит в кресло свою широкоформатную сидушку, протянул полученный факс. Кум углубился в изучение документа…

Начальник, не теряя время даром, достал пару рюмок и бутылку своего любимого коньяка «Варцихе», регулярно и бесплатно поставляемого через спецконтингент в обход всех запретов на импорт грузинского вина.

— Что скажешь? – начальник вопросительно приподнял брови, сделав губы дудочкой. Чокнулись, выпили, пососали лимон.

— А что говорить, я этого зэчару знаю, верняк крыша поедет – Кум скорчил кислую морду, не то от лимона, не то вспомнив облом с вербовкой Лешего.
 
— Что предлагаешь?

— Вызвать сюда, ознакомить и закрыть в БУР*, на пятнашку, без вывода, пусть остынет. Не угомонится, «через матрас»* опять в БУР – Кум артистично покрутил указательным пальцем и ткнул в пол.

— Добрый ты, Палыч, человеколюбивый – хозяин налил еще по одной, и предложил тост – За гуманизм!

Выпили. Старший по званию закурил Кэмел, младший - Мальборо. Табачный плюрализм был одним из немногих уникальных черт их родственных душ, плотно притершихся за десять лет совместной работы. Все эти годы они слаженным тандемом продвигались по служебной лестнице – Хозяин впереди, Кум позади. Сейчас маячила возможность тем же тандемом въехать в Главное управление ФСИН по Иркутской области, и любое ЧП могло надолго, если не навсегда, перечеркнуть их надежды.

— Как у тебя все ладненько получается: «ознакомить и закрыть». Просто так, без предъявы? Не те времена, куманек ты мой толстозаденький. Забыл, как наших в первопрестольной мордовали из-за какого-то «клоуна пархатого»*? Сколько голов полетело! Леший, это тебе не чушок обиженный, его уважают, и мужики, и блатные. Не удивлюсь, если со временем смотрящим поставят. Закрыть в БУР! А если зона поднимется? У мужика горе, а мы его в трюм*.

Кум не унимался, настаивая на своем. В конце концов, Хозяину надоело кумовское панибратство:

— Ты слышал про такое понятие – субординация?  Кроме подчиненности и послушания, субординация также устанавливает интеллектуальную иерархию военнослужащих: «Я начальник - ты дурак, ты начальник - я дурак!» Вот и будем строить наши взаимоотношения, исходя из этой диалектической премудрости.

Загасив сигарету в хрустальной пепельнице, продолжил более миролюбиво:

— Вспомни, что Грибоедов писал: «В твои лета не должно сметь свое суждение иметь»
Палыч и здесь не согласился:

— Скалозуб говорил: «В мои лета…»

— А я о чем – и загоготал, довольный, что так дешево купил кума.

Дебаты прервал телефонный звонок. Слушая доклад дежурного, полковник одновременно мрачнел, краснел, потел. Проревев в трубку: «Через пять минут все у меня», откинулся на спинку кресла и процедил:
 
— Дождались, мать вашу ети, Леший сорвался!
 
Кум картинно всплеснул руками:

— Надо же, кто бы мог подумать … 

— Не язви, сучий потрах. Думай, что делать будем.

— Где уж нам, дуракам … – не унимался заместитель.

В кабинет с опаской, комкая в руках форменные кепки и старательно отводя взгляды, просачивались начальствующие сотрудники колонии. Они знали о ЧП и ничего хорошего для себя не ждали. Полковник, исподлобья разглядывая прибывающих, тоскливо размышлял: «Хорошо хоть перепихнуться успел. Теперь долго будет не до того. Теперь самого поимеют во все дыхательные и пихательные».