Рания. Третий вектор. Книга первая. Глава II - зак

Иван Иванович достал из скрипучего шкафчика рядом с собой фотографию, подошел к иллюминатору, подозвал меня.

- Узнаешь, Вася?

Я глядел на старую, потертую по краям фотографию желтоватого цвета. На ней был изображен крепкий мужчина, с черной бородой, на вид лет 50-и, женщина, моложавая, с веселыми глазами, с ребенком на руках. Он в кителе, она  в юбке и блузке, почти как у Аксиньи из «Тихого Дона».

- Мама и папа, - робко произнес я. – Ну и я, маленький.

Новиков посмотрел на меня, и я увидел, что в морщинистом уголке глаза заискрилась слеза.

- А знаешь, не все в твоей голове помутилось, сынок. Это вы после спасения. Стоите на «Эллине» моем. Быстро мы с отцом твоим сдружились, я вас и фотографировал.

Смутное чувство тепла и нежности, то ли от выпитой водки, то ли от его отеческого отношения, проснулось у меня внутри. Этот человек прожил свою жизнь, действительно, совсем не зря, вытащив из большевистского ада тысячи людей.

Мы присели, и Новиков нажал на сигнальную кнопку. Через пару минут в каюту вошел тот же молодой кок с подносом, на котором стоял фарфоровый чайничек и милейший сервиз. Все это было выгружено на стол.

Капитан поблагодарил кока, отхлебнул из чашки и продолжил разговор.

- Отец у тебя, что надо был человек. Новатор, отзывчивый, обстоятельный, русский инженер, одним словом. Он «Эллин» ремонтировал, и катапульту, представляешь, соорудил паровую. Эх, веселый, изобретательный был мужик! Он не был офицером, но в механике, гидравлике и  теплотехнике равных твоему отцу не было.

- Простите, а как он погиб?

Капитан посмотрел на меня недоуменно, всплеснул руками.

- Это я во всем виноват, Вася.

- Как это?

- На этом корабле погиб отец твой, место гибели прямо над нами – марс команды. Попросил он меня его туда пригласить, ну и… Дурак, дурак, зачем я послушался его?! – Новиков с досадой закачал в разные стороны головой.

- Налет на нас был, итальянцы прорвались. Мы с ним бок о бок стояли. Бомбы у них так себе, в масштабах боя для судна неопасные, а вот осколки… В голову задело отца твоего и сигнальщика. Сразу насмерть, Вася, не мучился. Умер прямо на детище своем, можно сказать. Он этот корабль обихаживал, собирал по кусочкам. В 1933 году мы на нем атаковали бухту Нобеля и столицу его – Нобилермо, разгромили флот итальянцев, гремели тогда на всю планету! Считай, Вася, что корабль этот – талисман твой, оставленный отцом после себя, - командир привстал и похлопал меня по плечу. – Мы на этом корабле кого только не громили, и япошек, и итальяшек, а меня за непотопляемость прозвали Капитаном Удачи, представляешь? Не могу и не хочу уходить я с корабля на пансион, хоть и старый стал. Да и должок у меня перед отцом твоим… Осколки-то в меня летели, а он как чуял – рядом встал, сам на марс-то попросился. Спал меня, понимаешь?! Все это не зря, Вася. Послужу я еще Рании.

Новиков погрустнел, пару раз блеснул на меня сырыми глазами и я подумал, что он вот-вот заплачет.

- Вася, если хочешь, я поговорю с Браном и Торщ, они высаживаться будут, а ты в моей команде останешься, на корабле. – Капитан посмотрел в мою сторону вопросительно.

У меня внутри все похолодело, я отрицательно покачал головой. Бран, Гунар и Эйнар знали, кто я на самом деле, но молчали как рыбы. Значит, у них на меня были свои планы. Знал я, что суждено мне было с ними в бой пойти, да и теплилась внутри надежда, что, может быть получу пулю, и вернусь назад в свое тело… Хотя в глубине души мне этого не хотелось, захватила меня совсем иная, увлекательная жизнь.

- Молодец ты, Вася. Весь в отца, - Капитан Удачи улыбнулся и отхлебнул чая снова.
Тут в каюту постучали, и с громкого согласия Новикова вошли трое крепких мужчин. Один – вестовой, второй – сигналист, третий – Бран Торнвальд собственной персоной.
Сигналист заговорил.
- Срочное донесение, товарищ капитан!

- Что случилось? – Спросил Новиков.

- Вас срочно просят в рубку, донесение от господина адмирала.

- Ступайте, сейчас буду. А ты, Бран, останься.

Двое вышли, и Новиков продолжил разговор.

- Прости, друг Бран, но проверку надобно отменить. Я распоряжусь. Твой подопечный Василий Уваров – сын моего погибшего друга, которого я знаю с отроков еще. Так что не проверяй его, не стоит. – Капитан повернулся ко мне. – Прости меня, сынок. Я-то сразу тебя узнал, а Бран у нас опасается шпионов, что правильно. Большевики – народ изворотливый и хитрый, посылают к нам тут многих, подсадить пытаются. Прости, сынок! Сын моего друга – мой сын.

Новиков схватил меня за плечи, потом повел на выход, на глаза его уже наворачивались слезы, и он не хотел, видимо, чтобы мы заметили настигнувшую старого морского волка сентиментальность. Я мельком глянул на Брана. Тот был обескуражен, и, казалось, даже огорчен известием об отмене моей проверки, но в то же время выдохнул с облегчением. Тогда я и подумать боялся, что за проверка такая мне предстояла!

Мы с Браном вышли из каюты, и он заговорил.

- Прости, друг. Устал я от выстрелов в спину. На нас с Новиковым раз пять покушались уже, спасибо соколикам моим, вовремя замечали.

- А что случилось там, куда Новикова вызывают?

- А то и случилось, наверное. Пропали у нас в конвое два снайпера. Сначала думали, утонули тут под шторм. Ан нет, оказалось нарушен был втихую режим радиомолчания. Радиостанциями кустарного производства были быстро переданы короткие сообщения, кодированные. Большевики нас скорее всего рассекретили, затесались шпионы в наши ряды. Я так думаю, друг Од, забарабанят скоро пули у нас над головой.

Я поплелся за полковником в свою каюту, и мне стало грустно. Под моими ногами шумели двигатели корабля моего названного отца. Меня беспрекословно приняли за Василия Уварова, нарекли Одом, сделали летописцем...

Странные ощущения тревоги и восторга поселились во мне окончательно.