Награды...

     Петр Наумович работал в школе завхозом. Работал почти десять лет. Нареканий на него не было. Уборщицы, которые были в его подчинении, работали ладно. Все бытовые расходные материалы необходимые для каждодневной жизни учреждения имелись обычно в наличии. Так что работу завхоза в школе просто не замечали. И сам Петр Наумович был человеком щуплым, неказистым и незаметным.
Но вот наступал Всенародный праздник, приходил День Победы и Петр Наумович появлялся на своём рабочем месте в преображенном виде. Костюм, пусть старенький, но вычищенный и выглаженный, превращался в новое произведение отечественной швейной индустрии. Ростом он словно подрастал, делался выше, плечи как-то разворачивались, глаза загорались. Но главное – на груди появлялись несколько орденов и медалей. Их, собственно, было не очень много, но они блестели, как новые, и, казалось, светились какой-то внутренней подсветкой.
Петра Наумовича поздравляли на общешкольной торжественной линейке, вручали обязательный подарок, а потом уже каждый класс дарил ветерану какой-то свой подарок и различные детские поделки.
Это был его день, это был его праздник!
* * *
Май пришел неожиданно теплый и резкий, какого никто не ожидал. Зелень, только что проклюнувшаяся из почек, сразу пошла в рост, разворачиваясь, наливаясь соками и благоухая. Все, что весна недобрала в предыдущие месяцы, потребовалось прямо сегодня, сейчас, немедленно. Короче, из весенних распутиц и робкого начала весны мы за несколько дней попали в заключительную вакханалию проснувшейся природы.
Я стоял на школьном крыльце и ждал Галину – свою нынешнюю подружку, с которой мы намеревались провести выходные дни. Знакомство наше длилось уже более года, поэтому в школе, где Галя работала, все меня знали и вопросов мое стояние ни у кого не вызывало. Я стоял, повернувшись спиной к двери, как бы показывая, что у меня свои дела и жизнь школьного мира меня нисколько не интересует.
Недалеко от меня в углу крыльца курила Ольга – недавно избранная директором школы преподаватель математики и молодой историк Саша. Хоть они и говорили вполголоса, я отлично слышал весь их разговор, и, даже не прислушиваясь, был абсолютно в курсе всех их перипетий.
- Саша, ты извини, но с тобой очень трудно в повседневной жизни. У тебя слишком хорошая память и ты помнишь все мелочи!
- Что же в этом плохого, Оленька?
- Нужно постоянно помнить все, что сказала тебе, о чем говорили вчера и позавчера. Все время на нервах, как Штирлиц с Борманом!
- Ты хотела сказать, как Штирлиц с Мюллером, наверное…
- Ах, отстань со своими вечными шуточками!..
- Но ведь иногда моя память приносит и некоторую пользу! Вот, например, идет Петр Наумыч весь в орденах и медалях. Это он на 9 мая поздравления и подарки по школе собирает. И я вижу, что в этом году у него на груди два ордена Красной Звезды и медаль «За боевые заслуги», а в прошлом году был один орден и две «За боевые заслуги» …
- Да?.. – переспросила Ольга и о чем-то задумалась.
И я вдруг тоже задумался, просто ушел мыслями в прошлое.
Появилась Галя.
- Слушай, а кто такой Петр Наумыч?
- Петр Наумыч? Наш завхоз. А зачем он тебе?
- Да так просто…
- А вон он идет! У него сегодня урожайный день.
- Это как?
- Петр Наумыч в школе единственный ветеран. Других фронтовиков или просто кого-то с фронтовыми медалями у нас нет никого. И он этим пользуется. Приходит 9 или восьмого мая при всех регалиях и обходит все классы. И везде-везде проводят его чествования. Ему дарят рисунки, какие-то поделки, книжки, фотографии ну и всякую подобную мелочевку, дети читают ему стихи, а вместе с мелочевкой вручают и собранную с родителей сумму денежек или какой-нибудь подарочек покрупнее. А не подарит учитель - Петр Наумыч будет кружить вокруг нерадивого педагога целый день, напоминая о своем существовании и о том, какой знаменательный сегодня день. Поневоле что-нибудь ему подаришь, хоть из собственного кошелька какой-либо презент лишь бы ушел скорее…
А я задумался про фронтовиков и награды.
* * *
Я сам из одного из первых послевоенных поколений, из детей, родившихся в пятидесятые, из семьи военных. Мы дети молодых офицеров росли в военных городках, зачастую за колючей проволокой. Наше детство протекало в солдатской среде. Воинские части создавались и передвигались по стране, а вместе с частями и полками перемещались по стране офицеры со своими семьями. Но­ворос­сий­ск, где в семье по­явил­ся пер­ве­нец, т. е. я. Го­род Ей­ск, опять Но­ворос­сий­ск, Кон­стан­ца в Ру­мын­ской На­род­ной рес­публи­ке. Здесь в семье по­яв­ля­ет­ся еще один ре­бенок, мой брат Алек­сандр. Ру­мыния. Мне бы­ло в те го­ды все­го ка­ких-то шесть лет, но я с уди­витель­ной чет­костью пом­ню все на­ши про­казы и свер­ше­ния, все под­ви­ги и прес­тупле­ния, ко­роче всю на­шу тог­дашнюю жизнь. Мы, ком­па­ния па­цанят-од­но­леток це­лый день бы­ли пре­дос­тавле­ны са­мим се­бе. Да и ку­да мы мог­ли деть­ся. Во­ен­ный го­родок был об­не­сен с трех сто­рон ко­лючей про­воло­кой. С чет­вертой сто­роны гра­ницей бы­ло мо­ре.
Мы ку­пались, за­гора­ли, со­бира­ли в во­дорос­лях, выб­ро­шен­ных при­ливом, мел­ких кра­бов и ва­рили их в ста­ром вед­ре на кос­тре. Бе­гали к сол­да­там и по­мога­ли им ос­ва­ивать не­лег­кую сол­дат­скую служ­бу. Нам бы­ло по пять-шесть-семь лет. Мы зна­ли на­зубок тактико-технические данные всех марок оружия, которое нас окружало со всех сторон. В пять лет нам было знакомо слово «ленд-лиз» и мы бегали кататься не на качелях и каруселях, а на штатовском Студебеккере (Студере, как его все тогда называли) или зенитке 52-К.
Любой из нашей компании мог перечислить назубок всех рус­ских и со­вет­ских пол­ко­вод­цев. Это се­год­ня вам мало кто скажет, кто та­кой, нап­ри­мер, Петр Се­мено­вич Сал­ты­ков. А мы, шес­ти­лет­ние энциклопедисты и зна­токи, прек­расно зна­ли сколь­ко ге­нера­лис­си­мусов бы­ло в Рос­сии, какие победы и над кем одерживал Александр Невский, сколь­ко раз рус­ские бра­ли Бер­лин и ка­кова даль­ность стрель­бы АК­Ма.
Мы по­мога­ли сол­да­там чис­тить полуметровые и мет­ро­вые гиль­зы от зе­нит­ных сна­рядов. Мы ез­ди­ли вмес­те со взрос­лы­ми в степь и со­бира­ли в пес­ке тем­ные кри­вые ру­мын­ские груз­ди. Мы лю­бова­лись ма­ковы­ми по­лями.
У ны­неш­не­го чи­тате­ля при сло­ве «мак» сра­зу воз­ни­ка­ет ас­со­ци­ация с нар­ко­мафи­ей и про­чая ла­буда. Ни­чего по­доб­но­го тог­да ник­то и пред­ста­вить не мог. Но под­нять­ся на соп­ку и вдруг уви­деть вни­зу в рас­падке алое, ог­ненное или кро­вавое, ды­шащее и ше­веля­ще­еся озе­ро, бы­ло так не­обык­но­вен­но, так кра­сиво, что да­же у нас, пос­ле­во­ен­ных па­цанят, зна­ющих из по­эзии Та­рака­нище и Му­ху-Цо­коту­ху, не име­ющих ни­како­го пред­став­ле­ния о жи­вопи­си, о кра­соте, за­мира­ло сер­дце. Пред­став­ля­ете — це­лое озе­ро, ог­ромная по­ляна цве­тущих ма­ков.
Про­бежал ве­тер, цве­ты чуть приг­ну­лись и эта по­ляна поч­ти по­зеле­нела, спря­талась, за­мас­ки­рова­лась, но ве­тер уле­тел, и цве­ты вып­ря­мились, все ста­ло опять ог­ненно-крас­ным, как ла­ва вул­ка­на и го­рячим. Кра­сота не­обык­но­вен­ная!
Про своих отцов мы знали все: кто воевал, кто нет и почему, на каких фронтах воевали и какие награды имеют.
У моего отца было четырнадцать медалей. Орденов, к сожалению, не было ни одного. Тогда я еще не знал, что количество наград зависит не только от отваги, доблести и храбрости бойца, но и от отношений с начальством.
- Пап, а почему у тебя орденов нет, ты что в боях не участвовал? – приставал я частенько к отцу.
Отец участвовал, причем слу­жил в раз­ведке. Он ни­ког­да не от­ли­чал­ся мно­гос­ловностью, по­это­му я сла­бо пом­ню его рас­ска­зы о вой­не. Сейчас я понимаю, что он, вчерашний ученик, имеющий за спиной десять классов, был направлен туда, где требовались грамотные специалисты – во фронтовую разведку. И здесь ему пришлось опять изучать химию, чтобы досконально освоить фотодело, физику и радиодело.
Ка­кое-то вре­мя ему приш­лось слу­жить на МГУ — мощ­ной го­воря­щей ус­та­нов­ке. Так на­зывал­ся, ес­ли я пра­виль­но по­нял, гру­зови­чок с кры­тым фа­нерой ку­зовом, где раз­ме­щалась ра­ди­опе­реда­ющая сис­те­ма. Этот ав­то­мобиль ез­дил вдоль ли­нии фрон­та и неп­ре­рыв­но вел пе­реда­чи для не­мец­кой сто­роны. Очень ма­ло где по­каза­ны та­кие ус­та­нов­ки, а рас­ска­зов о них я во­об­ще не встре­чал. А ведь это бы­ла не сов­сем, мо­жет, во­ен­ная, но очень и очень опас­ная ра­бота. Враг в пер­вую оче­редь пы­тал­ся из­ба­вить­ся от на­зой­ли­вых аги­тато­ров, и ав­то­моби­лю при­ходи­лось не слад­ко. По не­му стре­ля­ют все, кто мо­жет, а он и от­ве­тить на стрель­бу мог толь­ко речью или пес­ней. И для начальства то ли воюет он, то ли нет, непонятно. А раз не понятно, то и нечего медали тратить. Так я в самом начале жизни познал, что награда далеко не всегда находит своего героя.
* * *
Сейчас прошли годы, фронтовиков остается все меньше и меньше и награды наконец-то находят своих хозяев. Так, спустя десятилетия, вручили медаль моей матери-партизанке, нашли своих владельцев тысячи героев трудового фронта.
Рядом со мной на лестничной клетке долгое время жил ветеран, фронтовик, кадровый военный, прошедший войну от первого дня до последнего, инвалид и просто одинокий человек и старик. Звали его Владимир Владимирович.
Как-то на девятое мая он зазвал меня к себе в гости и, сидя за праздничным столом, я спросил его, какие награды он имеет непосредственно за боевые действия.
- Да, Валера, ты знаешь, у меня за военные действия и нет ничего.
- Как так нет, Владимир Владимирович?
- Да вот так! Ну, я не имею в виду «За боевые заслуги». А то «За взятие Праги», «За победу над Германией». Все в основном юбилейные. Даже Красная Звездочка за пятнадцать лет службы в армии дана. Да я на фронте считай и не был.
- Как же так, Владимирович? Ты ведь всю войну прошел от первого дня до последнего?
- Да вот так, Валера! В жизни по всякому бывает.
И Владимир Владимирович рассказал свою историю.
- Ты понимаешь, меня призвали, через полтора месяца я очутился в теплушке, которая шла на фронт, еще через три дня мы были на передовой, а на следующее утро начался бой. Я успел выстрелить два раза, а когда нажимал на курок третий раз, меня долбануло и очнулся я в медпункте. Потом дня три меня везли на эшелоне, три месяца в госпитале и опять на фронт. Первый бой, третий выстрел и еще полгода госпиталей. А потом меня до конца войны направили в специальный кавалерийский полк.
После войны военное училище и служба до шестьдесят первого года. В 1961 году послали меня с проверкой в Ровно, там проводились стрельбы. Кто-то ошибся. Я потом уже не выяснял даже кто именно был виноват: наводчик, бригада, ремонтировавшая прицел на орудии, или еще кто-нибудь, но грянул выстрел и боевой снаряд, а расстреливали боевые снаряды, у которых истек срок хранения, и снаряд вместо мишени пошел прямо в комиссию. Меня контузило, да так контузило, что я без слуха остался на всю жизнь.
Вот и вся моя боевая биография.
Передо мной на стене висел здоровенный фотопортрет Владимира Владимировича в форме подполковника. Грудь украшали несколько десятков медалей и два ордена, полученные за выслугу. Кто-то в первом же бою становился героем и складывал голову, а здесь пережить всю войну, прослужить двадцать лет офицером в действующем полку, чтобы тебя накрыл глупейший ошибочный снаряд на полигоне. Какая судьба!
* * *
Я работал в отделении КИПиА в одном московском НИИ. Отделение у нас было небольшое. Всего 11 человек плюс начальник – бывший летчик, знакомый по службе с Гагариным, фронтовик. У начальника, естественно вся грудь была в наградах. Кроме него в отделении были еще два фронтовика. Эти ветераны были примерно одного возраста, в армии служили примерно одинаковое время, а вот количество наград у них значительно отличалось. Когда на 9 мая они приходили на работу при полном параде, это сразу бросалось в глаза.
У Анатолия Степановича на груди размещался целый иконостас: пять орденов, один из них даже был орден Ленина, и более трех десятков медалей. У второго, Анатолия Григорьевича, всего один орден Красного знамени и около двадцати медалей.
Когда первый раз я увидел Анатолия Степановича при всех регалиях, я просто остолбенел. Любопытство обуяло меня и я пристал к ветерану, мол за что этот орден, да за что этот. Он поначалу попытался что-то отвечать, типа, это за разработку операции по освобождению Мукачева, этот за организацию боевой операции во время Курской битвы. Сплошная стратегия и оперативная штабная работа.
- Так ты кем служил? – напрямик спросил я его.
Но толком ответа так и не получил. Старик разозлился почему-то и прогнал меня.
Позже второй ветеран отозвал меня в сторону.
- Ты Степаныча не трогай с его наградами. Ему особо рассказать-то нечего. Он всю войну при штабе просидел.
- Как при штабе?
- Ну так! Он у нас здесь кто?
- Заместитель начальника и старший группы.
- Вот именно. Любит человек старшим быть. Хоть маленьким, а начальником. Вот и в армии. Мы с ним одинаково технарями служили на аэродромах. Только я на машине, технику постоянно делал, а работы на ней хватало. После боя самолет только успевай латать. А он чуть что и в штаб бежит. А там его уже знают… Награды – ему первому, старшим – Степаныч, вот такие дела.
- А у тебя, Григорьевич, за каждой наградой – история?
- Да и у меня особых историй нет. Воевали-то летуны. Они немца били, сами гибли, им и награды в первую очередь, а мы уже потом, как помощнички. А помощникам – что останется, то и достанется. Хотя вот орден – это действительно мой персональный.
- Как это?
- Вот так! Знаешь за что мне его дали?
- Откуда ж мне знать?
- Помочиться сходил когда нужно и куда нужно!
Я стоял и только хлопал глазами, ничего не понимая.
- Был выходной по случаю там какой-то очередной нашей победы. И в воздухе мы отличились и по земле армия хорошо продвинулась. Это уже в сорок четвертом году было. Нам наркомовские в двойне выделили, там тушенка американская. Мы так хорошо расположились, а мне вдруг приспичило по нужде в кустики сбегать. Обычно, когда работали, далеко не бегали, некогда, а тут вроде застолье, да еще командир к нам подошел поздравить. Я и решил чуть подальше отбежать, чтоб не позориться. За технику нашу, за самолеты оббежал и в кусты, а там он. Немчина. Я и про нужду забыл. На него набросился, ору, подмял его. Но он ловкий, зараза, накачанный, юркий, вывернулся. Я б, наверное, и не одолел бы его в одиночку. Да тут ребята на крик прибежали. Скрутили его. А их оказывается целая группа, семь человек. Подальше в перелеске затаились. Специально для диверсии к нам были посланы. Тут же нас на машины и взяли всех. Вот мне за эти дела орден и вручили.
В приказе было за обезвреживание немецкой диверсионной группы, а на деле получается за то, что помочиться сходил, когда нужно и куда нужно.
А остальные все награды общие. Всех награждали и меня наградили, как и у Степаныча!
 
* * *
Молодая директор школы недавно избранная преподаватель математики Ольга Сергеевна после всех торжественных мероприятий отозвала Петра Наумовича в темный уголок под лестницей для приватной беседы тет-а-тет.
- Петр Наумович, вы меня только правильно поймите, я не хочу сказать вам ничего плохого. Но меня избрали директором и хочется навести в школе полный порядок. После старого директора почти во всех делах сплошные недочеты, сплошная безалаберность.
Я ничего не хочу сказать плохого, но во всем должны обязательно быть дисциплина и учет, только тогда можно будет говорить о каком-то порядке.
Петр Наумович, сегодня конечно, ваш день, ваш праздник, но следующий раз вы обязательно принесите документы на ваши награды.
Вы поймите меня правильно, ничего личного, никаких к вам претензий, но мы должны иметь все данные о нашем единственном ветеране и герое-фронтовике.
* * *
Больше Петра Наумовича ни в школе, ни вне ее стен, никто никогда с фронтовыми наградами да и с наградами вообще не видел.
Проработал завхоз еще лет пять. Работал так же исправно и незаметно, без нареканий и выдающихся заслуг.