Там, в Америке. 3. Далёкое близкое

Друзья детства навсегда остаются друзьями. Даже если не виделись многие годы.

С Агрестами мы жили в одном доме в Синопе, на окраине Сухуми. Новом, трёх и четырёхэтажном. «Сталинском». Потолки 3,5 метра. Его построили заключённые. На кухне была дровяная плита и мусоропровод. В каждой квартире по два балкона – один с фасадной стороны, а второй, большой, во двор. Дом был ослепительно-желтым под лучами жаркого солнца. Как утёс, продуваемый бризом и облепленный в своих архитектурных излишествах ласточкиными гнёздами. За домом зелёные горы – предгорья заснеженных вершин Главного Кавказского хребта.

Море было недалеко. Цвет его менялся от почти белого, всех оттенков изумрудного, сине-зелёного, бархатного летом, до сурового, стального, тяжелого, почти черного – зимой, в шторм.

Всего-то надо. Перейти Тбилисское шоссе, совсем не оживлённое в те годы, протиснуться через кусты растущих на обочине ароматных олеандр, пересечь засаженный деревцами и тропическими растениями сквер между шоссе и Закавказской железной дорогой, который протянулся далеко, вплоть до дачи Сталина за высоким зелёным забором, в трепетном ожидании вбежать на насыпь – осторожно, поезд! – слева был виден белый, как игрушечный, с колоннами, вокзал станции «Келасури», а справа металлический мост, перед которым табличка с надписью «Закрой поддувало» – тогда были паровозы.

И вот оно – море... огромное... М О Р Е! Под голубым, как прозрачная  шапка с перистыми облаками, небом. Солнце медленно поднималось сзади, из-за гор.

Обязательно надо остановиться, вдохнуть полной грудью пьянящий  морской воздух. Потом сбежать вниз, на песок широкого берега, ближе, ближе к прибою, бьющемуся о гальку.

Справа – гладь Сухумской бухты. Там, на городской пристани пришвартовывались и хорошо были видны белые пассажирские теплоходы – «Победа», или «Россия», или «Грузия», или пароход «Адмирал Нахимов» – трофейные, гитлеровские, переименованные. Были и другие. Позже приходили огромные черные круизные лайнеры «Александр Пушкин», «Михаил Лермонтов», «Шота Руставели», построенные в ГДР для СССР. По берегу, справа, бухту окаймляли большие зелёные горы. Там виднелись руины средневекового замка Баграта.

Прямо, довольно далеко, на противоположном краю бухты маяк. Словно воин, охраняющий город. Его называли «Красный», хотя на самом деле он был совсем не красный. Светил прерывистым белым светом, а вокруг по акватории шарили прожекторы, выискивая нарушителей морской границы.

Ночью по берегу проходили пограничники. Утром мы видели на влажном, прохладном песке следы их сапог и лап сторожевых овчарок.

Дом был ведомственный, для сотрудников «объекта» – Физико-технического института. Очень-очень, даже совсем секретного в то время. Организованного самим Лаврентием Берия, уроженцем мегрельского села Мерхеули, что здесь, в двадцати пяти километрах. Для выполнения «атомного» проекта Советского Союза.

* * *

В январе 1952 года мы жили внутри охраняемой территории, на бывшем кукурузном поле. Отец сказал:

– У меня завтра доклад. Я договорился с профессором математики, надо кое-что уточнить. Он пригласил зайти домой. Пойдём вместе, у него сын твой ровесник.

Мы недавно переехали в Синоп, и я был заинтересован обзавестись друзьями.

– Конечно, пойдём. А это далеко?

– Да нет. Через парк быстро дойдём.

Пошли через парк. Старинный, до революции принадлежал князю. Ухоженные аллеи, высокие деревья, пальмы, много цветов. Слева, за забором  виднелся корпус института, бывший санаторий.

По мосту пересекли речку, дальше одноэтажное строение с фонтаном у входа, которое почему-то называлось комендатура, хотя никакого коменданта я тут не знал. Повернули направо, в сторону моря. Здесь шлагбаум и КПП. Солдат проверил у отца пропуск. Детей пропускали так, без пропуска. 

И вот он, дом-дворец. Поднялись на второй этаж.

Тут, в коридоре большой трёхкомнатной квартиры, я со всеми и познакомился. Старшего мальчика звали Эмик, тот есть Эммануил. Рыжеватый, плотный, подвижный. Младше меня, потому что должен был пойти в школу, а я уже учился в первом классе. Сразу стал объяснять мне какую-то игру. Его мама, Рита Самойловна, с виду строгая, как учительница, держала на руках младенца, который вёл себя очень шумно и пытался освободиться от пелёнок. Это младший брат, Алик. На кухню прошла Рая, симпатичная девушка, старшая сестра. Поздоровалась.  «Ого, – подумал я. – Она может быть подругой моего брата. Надо рассказать». С какой-то игрушкой в руках возник ещё один, очень серьёзный мальчик лет трёх, Миша. Вот, четверо детей.

Потом из кухни вышел дедушка. Высокий, немножко сгорбленный, как мне показалось, и почему-то в валенках. За ним появилась бабушка. Маленькая, любезная, разговорчивая, сразу задала мне много вопросов.

Мы с Эмиком нашли общие темы и обсуждали их в шумном коридоре, пока из кабинета не вышел папа, а за ним загорелый, серьёзный человек – профессор Агрест.

– Большое спасибо, Модест Менделевич. Я постараюсь отразить в докладе Ваше мнение. Всего доброго, – отец взял меня за руку, – пошли, сынок...

В этот элитный дом у моря наша семья – папа, мама, бабушка, старший брат и я – переехала летом следующего года. В плане он Г-образный, в средней части четырёхэтажный, по краям трёхэтажный. Одно крыло вдоль моря, где мы поселились на третьем этаже, другое вдоль речки, там жили Агресты. Мы с Эмиком переговаривались с балкона на балкон, и даже как-то провели «телефон» – натянули нитку и привязали круглые коробки от зубного порошка – вычитали, кажется, в «Пионерской правде». Но ничего не получилось. Лучше было слышно так, без нитки. Мы расстроились, зря потратили время.

Школы рядом не было. Всех школьников Синопа возили на школьном автобусе, синей «коробочке», в школу № 2 им. А.С.Пушкина, это в центре Сухуми, на улице Ленина, недалеко от здания горсовета с башенными часами.

Во дворе дома собирались дети. Они незаметно, но быстро росли. Вот уже Миша и его сверстники играли с нами в футбол. Часто выходил младший брат. Я его обычно приветствовал так:

– Здравствуй, Алик-джан! – Не помню, откуда взялось это южное приветствие. Совсем маленький, он радостно пожимал мне руку.

Однажды наш двор посетил уличный музыкант. Старик играл на скрипке, рядом мальчик собирал деньги. 

Алик подошел и долго, долго слушал, впитывал необычные живые звуки, смотрел, как скрипач играет.

Пришло время учить Алика музыке, и он устроил в семье небольшой переполох. Рита Самойловна пожаловалась моей маме:

– Вы знаете, какой ужас. У нас все дети, как дети, учатся музыке на пианино. А Алик сказал, что нет, хочет играть на скрипке. Упорный такой, и слышать ничего не хочет. У него обнаружили хороший слух. Где же мы возьмём учителя? Придётся устроить в музыкальную школу, а это так далеко.

Мы с Эмиком постоянно были вместе, ходили на море, катались на велосипеде, играли в пинг-понг в недавно открытом Доме культуры имени Горького...

* * *

Я уехал в Ленинград, и мы с Агрестами стали видеться очень редко.

Эмик учился в Московском университете, и однажды провёл меня в здание на Ленинских горах. Он научил:

– Иди спокойно, будто наш. Студентов много, тебя не заметят.

До начала занятий оставались минуты. Студенческий поток врывался в вестибюль и растекался в большие лифты. Молодые, разгорячённые, весёлые, тесно прижатые друг к другу юноши и девушки, вкусно пахнущие и румяные, постепенно освобождали лифт, которым управляла строгая лифтёрша.

Мы поднялись на последний этаж. Стены коридора обшиты деревянными панелями. Пол паркетный, скрипучий. Эмик подвёл меня к окну и показал панораму Москвы.

– Вот она какая, большая-пребольшая... Красиво?

– Да, потрясающе. До горизонта, в дымке... везде город...

После завершения учебы в университете Эмик вернулся в Сухуми, поступил работать в филиал одного из Московских НИИ, который находился около Красного маяка, женился на Ларисе – красивой, энергичной девушке, выпускнице физического факультета Ереванского университета. У них родился сын Игорь. Я изредка приезжал к бабушке, которая жила в комнате в бывшей нашей квартире, и мы с Эмиком общались. Вскоре он защитил кандидатскую, позже преподавал физику в Абхазском государственном университете. Лариса работала в Физико-техническом институте, им дали комнату на первом этаже в нашем доме, в центральной парадной.

Рая тоже осталась в Сухуми. Закончила Педагогический институт, жила с родителями. Она поздно вышла замуж и родила девочку, Сусанну. Но тут всех, в первую очередь маму, постигло тяжелое испытание – у Сусанны оказался детский церебральный паралич. У мужа Раи уже был ребёнок от первого брака –  мальчик Женя лет восьми. Такая получилась семья.

Миша, средний брат, поступил в Ленинградский университет. Некоторое время жил у нас, и мы здорово подружились. Вместе по утрам бегали в парке.

Как-то я встретил Мишу в сопровождении изящной девушки Марины с выразительными карими глазами в красном обтягивающем платье, удачно выделяющем её хрупкую фигуру. Она была талантливой пианисткой, выступала с сольными концертами. У них родились двое детей – девочка Инга и мальчик Аркадий. После окончания университета Миша работал в одном из ленинградских НИИ, защитил кандидатскую диссертацию.

А Алик, младший брат, поступил в Ленинградскую консерваторию на отделение... скрипки. Мы с ним ни разу не встречались, но я знал, что после окончания консерватории он выступал в составе Ленинградского эстрадного ансамбля легендарной Эдиты Пьехи.

* * *

В марте 1992 года мы с Настей были у бабушки в Сочи. Советский Союз уже развалился.

– Настя, дочь моя. Хочу съездить к друзьям в Сухуми. Поехали вместе, – предложил я. – Ты увидишь, какой это красивый город.

– Конечно. Давай, съездим. Но как мы доедем? Поезда ведь не ходят.

– Из аэропорта в Адлере идут автобусы.

– Это дорого. А денег хватит?

– Надеюсь... Хватит...

Автобус – красный «Икарус» – был загружен жителями Абхазии до предела. Уставшими, молчаливыми. С сумками, с котомками.

Во всём чувствовалось запустение. Неправдоподобно-гнетущее впечатление произвела железная дорога – ржавые рельсы, на станции в Гаграх стоял пассажирский состав с выбитыми стёклами, один мост был взорван.

Приехали в Сухуми. Первое, что сказала Настя:

– Смотри, папа. Какая тощая собака. Она еле стоит, качается от голода.

Собаке дали кусок хлеба, потом сели в троллейбус, но он вдруг остановился – отключили электричество. На переполненном автобусе добрались до Синопа.

Я знал, что Эмик построил кооперативную квартиру, и не был уверен, что мы застанем его в комнате на первом этаже нашего дома. Долго-долго звонили. Наконец, из-за двери испуганный женский голос спросил:

– Кто там?

– Мы, мы... свои... откройте!

Защёлкали замки. Затем нас изучили через узкую щёлочку, и, наконец, Лариса радостно распахнула дверь во всю ширь:

– Эмиль, Эмиль, иди скорее! К нам приехал Володя!

– Здравствуйте, проходите, проходите – подоспел Эмик. – Настя, как выросла, как похожа на свою бабушку! Вы молодцы, что приехали.

Мы зашли в комнату, перегороженную стеллажом с книгами. В шкафу и на шкафу тоже книги. Семья физиков.

В правой части небольшой обеденный стол. Слева, в уютном закутке за компьютером – тогда ещё компьютер был редкостью – сидел маленький мальчик лет восьми и сосредоточенно нажимал на клавиши. Брюнет. Непоседа. Все время в движении. Я поинтересовался:

– Друзья, а это что за мальчик?

– Наш второй сынок, Янек, – радостно объяснила Лариса. – Янек, Володя и Настя приехали из Ленинграда, поздоровайся.

– Здрасьте, – произнёс ребёнок, не отрывая взгляда от экрана и продолжая болтать ногой.

– Видишь ли, Володя, – объяснил Эмик, – наш старший сын, Игорь, отслужил в Советской армии, женился, недавно у него родилась дочка, Диана.  Так что я уже дед. А у нас Янек.

– Поздравляю, ты меня обогнал...

Лариса стала накрывать на стол:

– Сейчас поедим. Только хлеба нет. В магазин его не привозят уже три дня. Обещали завтра. Очередь занимают с шести утра, всем не хватает. И вообще с продуктами беда.

– Так... это... Лариса, мы захватили хлеб, купили в Адлере, – я подошел к сумке и достал хлеб.

– Я отрежу половину, – попросила Лариса.

– Да нет же. Бери целиком, нам то зачем?

За разговорами и воспоминаниями день закончился. Ночевать нас отправили к родителям – Модесту Менделевичу и Рите Самойловне. Конечно, они тогда были очень пожилыми. Переносили невзгоды стоически, с благородным терпением.

В шесть утра Рита Самойловна уже заняла очередь за хлебом.

Утром Эмик предложил поехать в город посмотреть их новую квартиру,  оставить нас с Настей погулять в городе, а потом отвезти к автобусу в Адлер.

Во дворе, где мы когда-то гоняли в футбол, стояла машина Эмика – ушастый «Запорожец» цвета рубин, совсем уже не новый. Мы поехали до боли знакомой красивой дорогой, как нас возили в школу, вдоль моря, по улицам Сухуми...

Квартира Эмика находилась на втором этаже многоэтажного дома, недалеко от развалин старинной турецкой крепости. Три комнаты, широкий коридор, две большие лоджии, это важно для южного города, летом там можно ночевать. Окна выходили на восток и на запад. Во дворе гаражи.

– Видишь, Володя. Я лишь к сорока пяти годам построил квартиру, ещё не въехал. Вон, гараж. Сколько сил и денег ушло... Езжу на старом «Запорожце». Ну, степень... Садовый участок в Октомбери, рядом с горной речкой. Лариса так любит там бывать... посадила грецкий орех. А сейчас туда и не добраться. Бензина не достать, бак всегда пустой...

– Да, Эмик. Согласен. Не у каждого советского человека получилось, как у нас – квартира, машина, дача. Но перспектив не видно... Мы уже живём в разных странах. Как бы не было хуже...

Мы беседовали мартовским тёплым утром, облокотившись на перила прохладной лоджии нового дома.

Договорившись с Эмиком о встрече, отправились с Настей в город. Подошли к морскому вокзалу. На причале пришвартован небольшой круизный теплоход. Жалкая группа пассажиров прогуливалась по набережной. Раньше здесь был ресторан под открытым небом, где фирменное блюдо чебуреки, играл оркестр, подвыпившие посетители часто пели хором. Сейчас ресторан закрыт. Следом большая, постройки тридцатых годов гостиница «Абхазия» – визитная карточка столицы республики, потом дореволюционная гостиница «Рица», театр, другие старые здания. Вдоль моря сквер с пальмами, волны бьются об облицованную известняковыми плитами стенку с фонарями. На пирсе в море ресторан «Амбра», заколочен. В самом конце набережной высокие эвкалипты. А дальше, уже за изгибом бухты – санаторий военнослужащих МО.

На море был штиль, ни облачка, живописный город купался в лучах весеннего солнца. Окружающие горы покрыты снегом, там холодно.

Углубились в город. Пешеходов мало, приезжих не было совсем. Прошли мимо группы людей. Мужчины стояли, выдвинув ногу вперёд, что типично для местных жителей, и что-то обсуждали. На следующей улице небольшая толпа слушала оратора. Я предположил:

– Настя, сейчас в Грузии проходят выборы президента. Наверное, это митинги сторонников или противников кандидата Гамсахурдиа. 

Подошли к зданию Горсовета с башенными часами на улице Ленина и к школе № 2 им. А.С.Пушкина, в которой мы учились. Потом зашли в Ботанический сад, основанный в 1840 году генералом Н.Н.Раевским на месте осушенных болот. Оказались единственными посетителями. Пальмы, мимозы, бананы, магнолии, декоративные гранаты, агавы, юкки, гигантская кувшинка «Виктория», как круглый поднос, плавала в пруду. Большие клумбы с цветами и с кактусами. Где ещё увидишь такое зелёное субтропическое царство?

– Как здесь здорово, какой красивый город, – Настя, несмотря на мои протесты, забежала на прибранный газон и сорвала лист с какого-то необычного дерева. – Это на память. Извини, папа.

Встретились с Эмиком, он подвёз нас к автобусу на Адлер. Постояли около двери красного «Икаруса», потом обнялись:

– Спасибо, Володя, что приехал.

Я понимал, что прощаюсь с другом, и с любимым городом, возможно, навсегда. Мы с Настей ехали в проходе автобуса, зажатые пассажирами, а я смотрел и смотрел через их плечи на такие близкие заснеженные горы, ярко освещенные заходящим солнцем... 


А в августе случилась война! В Сухум вошли грузинские танки. На западе города, перед селением Эшеры, вдоль реки Гумисты образовался фронт. С окопами, блиндажами, миномётами. С канонадой...

Поздней осенью позвонил Миша:

– Володя, мы уезжаем. Освобождаем квартиру. Приезжай, поговорим.

Я не был у Миши, он жил на краю Ленинграда совсем далеко от нас в трёхкомнатной квартире в блочном доме типа «корабль». Его семью я не знал.

– Здравствуйте, Володя. Миша скоро придёт, – Марина провела меня в гостиную, половину которой занимал рояль. – Кофе будете?

Не хотелось обижать милую хозяйку отказом. Пока пили кофе, пришел Миша:

– Марина, именно благодаря Володе я бегаю каждое утро. 

– Спасибо, Миша. Прошло лет двадцать пять, как мы бегали вместе. Я уже не бегаю... почему-то. А теперь скажи, куда же вы переезжаете?

– Не упади со стула. Мы эмигрируем в Америку. Все Агресты уезжают. Сухумчане уже в Москве. Сумели вырваться из войны. Эмик просил тебя позвонить, телефон я дам.

– Спасибо, позвоню. И куда же вы едете, кто вас там ждёт?

– В город Чарльстон, на Атлантическом побережье, штат Южная Каролина. – Миша обвёл рукой вокруг, – мы уже продали квартиру. И «Жигули», и гараж.

– Не знаю, что и сказать. И всё же. Кто вас там ждёт?

– Там Алик. Он выехал в прошлом году вместе с семьёй – с женой, с двумя детьми... с тёщей. Для нас он арендовал в кредит апартаменты в таунхаузах.

– Не понял, что это такое?

– Это небольшие двух-трёх комнатные квартиры в двухэтажных домах. А кредит надо будет отдавать нам.

– А как с работой?

– Вот этого не знаем. Что-нибудь найдём...

Дома ещё была симпатичная девушка с выразительными карими глазами. Марина её с гордостью представила:

– Познакомьтесь. Инга, наша дочка. Занимается музыкой. Летом Инга была в Сухуми, у бабушки с дедушкой. Едва выбралась оттуда, так настрадалась.

Когда я уходил, домой как вихрь ворвался худой, похожий на цыгана молодой человек:

– А это наш сын, Аркаша. Играет на скрипке.

На следующий день я говорил с Ларисой:

– Володя, хорошо, что ты позвонил. Эмиля нет, он будет вечером. Мы скоро уезжаем.

– Да, Миша мне рассказал. Как же вы добрались, как родители?

– С трудом добрались. И мы с Янеком, и родители, и Игорь с семьёй, а у него Диане только годик, и Рая с Сусанной, она же у нас инвалид – все здесь. Ещё много вещей, семейные архивы... Летом домой отправляли Ингу, так кошмар – пришёл теплоход для эвакуации людей. Грузины стали стрелять из пулемёта по пристани, были раненые. Стреляли из санатория МО. Ты же знаешь, где это... И ещё, слушай... Грузины поставили около станции «Келасури», рядом с нашим домом, пушки. Стреляли громко, залпами. Представляешь?... Я подошла, русскими там солдаты оказались. Спросила: «Куда же вы стреляете?». «По Эшерам, – ответили. – Нас наняли, вот мы и стреляем»... А там сельские дома, ты же знаешь... Ужас, ужас... 

Я мог себе это представить. Когда-то в Советский Союз приезжал Иранский шах со своей шахиней. Самолёт приземлился на Сухумском аэродроме, высокие гости должны были пересесть на линкор, который ждал на рейде Сухумской бухты и хорошо смотрелся из окон нашего дома. Красивый, гордый, стального цвета. В носовой части башня с тремя орудиями главного калибра, из которых предполагали дать салют двадцатью залпами.

С балкона было видно, как в сопровождении эскорта  по Тбилисскому шоссе пронёсся открытый автомобиль, весь в живых цветах. Жители приветствовали шаха. 

Знойным летним днём, когда слышны были только негромкое щебетание ласточек и цыканье цикад, орудия линкора зашевелились и задрались повыше. Вдруг из них вырвался огонь, и раздался грохот, жуткий, как удар кувалдой по голове! Большая бухта скукожилась, показалась лужей от этого гиперзвука, испуганные птицы закричали и взмыли, горы потонули в многократном эхе, растворились, стали декорацией. Солнце будто исчезло.

Птицы ещё не успокоились, когда прогремел второй страшный залп. Тут я не выдержал, честно, убежал в комнату бабушки, спрятал голову под подушку и считал залпы. Каждый раз дом содрогался.

Последний залп мужественно встретил на балконе. Снова огонь и снова грохот. Над морем висели двадцать сизых облачков порохового дыма. Природа медленно успокаивалась. Бухта стала бухтой, горы вернули свою величественность. Солнце засияло, пернатые запели.

А сейчас шла война! Гаубицы от нашего дома палили по Эшерам  боевыми снарядами...

* * *

Много лет с тех пор прошло, и вот я по приглашению Эмика лечу из Чикаго авиакомпанией «Дельта» в город Атланту, где пересадка на рейс до Чарльстона. Только что пришлось понервничать.

Билет купила Настя. Думали полететь вместе с внуком, но Настя сказала, что Даню отпустит в следующий раз. На пересадку в Атланте час. Я ждал около гейта отправки своего рейса.

Была пятница. На утро понедельника оплачен обратный билет.

Вдруг на табло появилась информация, что вылет задерживается на двадцать минут. Волнительно. Но ничего, времени должно хватить.

Потом вылет задержали ещё на полтора часа. Мой самолёт на Чарльстон улетит! Как же быть?

Хотел позвонить Насте по телефону-автомату, но там давали какие-то непонятные указания на английском языке.

Свет не без добрых людей даже в Америке. Господин средних лет типичной американской внешности поинтересовался у обеспокоенного иностранца, что случилось. Я, как смог, объяснил, почему надо позвонить дочери. Тогда он дал мне свой мобильный телефон.

– Папа, всё в порядке, – Настя пыталась меня успокоить. – Мне звонили с «Дельты». Сказали, что тебе переоформили билет от Атланты до Чарльстона на другой рейс. Я уже Эмику сообщила. Не волнуйся, тебя встретят.

Мы разговорились с владельцем мобильника. Это брокер. Помогает вложить деньги в акции. Он дал мне свою визитку, а я ему – свою, Российскую, начальника лаборатории. После этого интерес ко мне пропал – не его клиент. Но всё равно, спасибо за сотовый.

В Атланте потрясающий аэропорт! Построен к Олимпийским играм 1984 года. Пять расположенных параллельно огромных, длиннющих терминалов, каждый гейтов на семьдесят, соединены линией метро. Мрамор, чистота, всё блестит. Магазины, кафе. Людей много. 

Для перехода в другой терминал я дошел до эскалатора, озираясь, как деревенский парень, по сторонам. Спустился в метро. Поезда без машинистов подходили ровно через минуту. Доехал до нужного терминала, поднялся наверх, нашел гейт своего рейса. Никаких проблем.   

Интересная система посадки пассажиров в самолет. Сначала приглашаются обладатели мест дальних от входа рядов, затем всё ближе ко входу. Заторов внутри салона не образуется.

От Атланты до Чарльстона лететь часа полтора. Когда стали снижаться, показалось побережье Атлантического океана – многочисленные лиманы, озёра, протоки. Рядом Карибское море, когда-то здесь скрывались пираты.

– В Чарльстоне была Военно-морская база США, которую ликвидировали в середине 70-х по договору с СССР об ограничении стратегических вооружений, – Эмик рассказывал мне о городе, пока мы ехали на его светло бежевом «Ниссане». – Считалось, что город после этого умрёт. Но нет, город развивается. Остался военный аэродром. Есть военно-морской музей. Там авианосец, другие корабли. Вообще наш Чарльстон один из самых старых городов Америки. Был центром работорговли. Сюда рабов привозили прямиком из Африки. На набережной сохранились старинные дома богатых работорговцев...

Город спокойный, зелёный, очень много пальм: толстых, тонких, высоких, приземистых. Недавно прошла вечерняя, субтропическая летняя гроза, веяло свежестью.

С другом мы не виделись шестнадцать лет. Тут же нашлись общие темы.

– Эмик, у тебя хорошая машина. Когда ты её купил?

– Давно купил. Кредит выплатил, а зачем менять машину? Она ещё, действительно, хорошая...

Дом у Эмика  двухэтажный, с гаражом, окружен зеленью. Но не новый:

– Видишь ли, Володя. Я не смог продать квартиру в Сухуми из-за войны. Туго нам  с Ларисой пришлось поначалу. Мы не могли найти работу.

– А как сейчас?

– Сейчас хорошо. Я профессор математики в университете. В Чарльстоне было два университета. Один из них недавно перевели в город Шарлотт. Это в соседнем штате Северная Каролина. Ехать на машине три часа. Там я купил дом. А Лариса освоила специальность косметолога, у неё здесь широкая клиентура. Поэтому мы и не переехали в Шарлотт. Уезжаю туда в понедельник, четыре дня провожу занятия, возвращаюсь в четверг вечером. Кстати, Миша тоже профессор, физики.

– Интересно, – прореагировал я. – Два брата Агресты, сухумчане, стали профессорами в Американских университетах. Кто бы мог подумать? Молодцы...

Мы зашли в дом. На первом этаже большая гостиная, кухня.

– Володя, я должен срочно уехать. Располагайся. Забирайся в холодильник, поешь. Лариса будет через час.

Лариса ничуть не изменилась.   

– Ты голодный? Я тоже весь день не ела, некогда было. Сейчас поедим, – она быстро накрыла на стол.

Я спросил:

– А как устроились Игорь и Янек? Он уже большой, конечно.

– Да... Когда мы приехали, Игорю пришлось два года ездить в соседний штат, чтобы стать компьютерщиком. А потом потихоньку-потихоньку стал подниматься. Компьютеры сейчас везде. У него большой дом, бассейн. Это недалеко от нас. Наша внучка Диана скоро заканчивает школу. Кстати, Игорь ещё в Сухуми любил рыбачить. Выходил в море на лодке. Так здесь он тоже начал с моторной лодки, а сейчас у него большой катер, на котором он всей семьёй выходит в океан.

– А как маленький Янек?

– Ой, у Янека получилось совсем интересно. Он же у нас действительно всегда был маленьким. Когда здесь пошел в школу, в третий класс, ученики его сильно обижали. Тогда я записала его в секцию каратэ. И, представляешь, он отбился от недругов, потом завоевал черный пояс, стал тренером. У него своя группа. А в прошлом году решил построить школу карате. Получил участок земли на окраине Чарльстона. Взял кредит, сейчас помещение готово. Они всей группой ведут внутреннюю отделку...

Приехал Эмик. Мы долго разговаривали.

– Знаешь, Володя, как нелегко было выбраться из Сухуми. Грузины напали в воскресенье. В понедельник мы должны были получить загранпаспорта. Я пришел в ОВИР, а там двери распахнуты, никого нет, все документы валяются на полу. Мне еле удалось отыскать наши паспорта.

– Повезло. Паспорта-то паспорта. А как вы добрались до Москвы?

– Помог случай. Я встретил своего бывшего ученика по университету. На улице, на рынке. Он был в черной форме грузинского полицейского. Да ещё оказался каким-то начальником. Сказал, что сейчас, пока военное положение, в аэропорт никого не пропускают, но через два дня будет рейс на Москву. Обещал, что организует машину и поможет сесть на самолёт.

– И что, помог?

– Да. Через два дня приехал большой такой, «львовский» автобус. А нас было человек десять, да ещё вещи.

– Чего-то уж больно много стало Агрестов, – засомневался я.

– Да, Володя, – объяснила Лариса. – Посчитай. Папа, мама, мы, Игорь с семьёй, Рая, Сусанна.

– Так вот, – продолжил Эмик. – На выезде из Сухуми нас тормознули на блокпосту, не хотели пропускать. Больше часа держали. А в аэропорту на этот самолёт собралась толпа, никаких билетов, никакой регистрации. Хорошо, что нас подвезли прямо к самолёту. Бедную Диану, ей был годик, чуть не выронили. Игорь поймал её за ноги. Только погрузились, без всякого трапа, закидали багаж, сзади прибежала толпа и стала брать самолёт как на абордаж... Но на этом наши приключения не закончились. В Москве какие-то бандиты прямо у самолёта предупредили, что наш багаж может пропасть и потребовали деньги. Пришлось заплатить. Потом из зала получения багажа нас не выпускали, потому что не было талончиков на багаж. Я долго ругался с начальством, объяснял, что мы приехали из войны, что там не было никакой регистрации... Ну, Бог с ними. Володя, давай поедем завтра в Шарлотт? Посмотришь город, мой дом. Там заночуем.

– Конечно, съездим. С удовольствием...

Утром по пути заехали к Янеку на стройку. Одноэтажное строение, для тренировок. Два спортивных зала, раздевалка, душевая. Место удобное, шоссе недалеко. Вокруг деревья, много тени. Угадывалась будущая парковка. Янек, невысокий молодой человек, крепкий, «накаченный», разгружал с грузовика утеплитель. Ему активно помогала девушка, тоже невысокая, шустрая. Брюнетка. Обычная, свойская. Эмик сообщил по секрету:

– Это его girl-friend. Они уже давно вместе, но никак не распишутся.

Тронулись дальше, выехали на хайвей. Сначала было четыре ряда, потом три, потом два. Полосы встречного движения разделены газоном.

Приблизились к городу Колумбия. Там движение в четыре ряда и машин много, но после развилки машин стало меньше, движение снова в два ряда.

Незаметно, за разговорами пролетели три часа. Свернули с хайвея. Эмик объяснил:

– Шарлотт находится в Северной Каролине, но на самой границе с Южной Каролиной. Я выбрал дом в Южной Каролине, так мне удобнее отчитываться в налоговой инспекции, сразу за два дома. Кстати, в Чарльстоне, на берегу океана, летом бывает много москитов, гнуса. Здесь же выше,  гнуса не бывает. Сейчас, мы уже приехали. Вот мой дом. Первый справа. На пригорке.

Здесь по кругу двухэтажные домики в сосновом лесу. Я видел такие  посёлки с самолёта.

Отдохнули и поехали в город. Минут через десять были в центре. Тихий, милый, чистый городок. Не жарко. В основном дома до шести этажей. Есть несколько небоскрёбов.

– Самое высокое здание в городе – «Bank of America». Недавно построили, – сообщил Эмик. – Город, можно сказать, принадлежит банку и активно разрастается. Строят объездную дорогу, шестиполосную, прямо по  полям. Сейчас я покажу тебе город с высоты. Университет арендует для сотрудников места в десятиэтажной парковке.

В выходной день мало машин, на крыше вообще было пусто. 

– Вот он какой, наш Шарлотт, – Эмик провёл рукой по горизонту. – Красиво?

– Потрясающе... Тут, рядом, небоскрёбы, улицы, а дальше, в дымке... что, лес?

– Да, за городом много леса.

Потом встретились с друзьями Эмика. На большом озере, которое оказалось водохранилищем, катались на лодке, купались, загорали. Когда стемнело, поужинали в кафе. Назад поехали по новой объездной дороге, широченной, с хорошей разметкой. Темнота кромешная, машин нет. Женский голос надрывался в навигаторе:

– Вернитесь на дорогу, вернитесь на дорогу...

– У меня загружена версия без этой трассы, – улыбнулся Эмик.– Она думает, что клиенты чокнулись, раз едут по пашне.

Утром выехали в Чарльстон для разнообразия по шоссе в стороне от хайвея, где одна полоса в каждом направлении. Попадались сельские постройки.

Эмик предложил:

– Время есть. Хочешь, заедем к Рае? К моей сестре.

– Давай заедем, если это удобно. У её дочки ведь ДЦП.

– Удобно, удобно, они рады будут.

Рая и Сюзанна жили в квартире на первом этаже длинного двухэтажного дома, в самом его конце. У подъезда площадка, можно парковаться. Квартира большая, коридор, холл, ещё две комнаты. В холле обустроена кухня.

– Володя, как хорошо что ты приехал. Садись, рассказывай, – Рая узнала меня, хотя мы виделись очень давно.

Я кратко рассказал историю моего появления в Чарльстоне.

– Как твой брат? – приятно, что Рая вспомнила про своего сверстника.

Мы беседовали в прохладном холле, в мягких креслах, пили кофе с крекерами. Сюзанна, умненькая девушка в больших модных очках, читала, уютно расположившись на диване в своей комнате. 

Рая сказала, что работает в ведомстве по выдаче загранпаспортов, по пути завозит на работу Сюзанну, она не может водить машину. Я вспомнил, что год назад Дане срочно оформляли загранпаспорт из Чикаго именно в Чарльстоне.

Рая увлечённо рассказывала:

– Сюзанна училась в педагогическом колледже, очень хотела стать учителем. Но не прошла практику. Ученики в классе засмеяли педагога-инвалида.

– Я знаю, дети часто бывают жестокими, – вздохнул Эмик. – В Америке тоже.

– Сюзанна немножко сочиняет стихи, в прошлом году её напечатали в журнале. Приняли в сообщество поэтов и теперь просят новых стихотворений.

– А как устроился Евгений, твой пасынок? Он ведь здесь? – спросил я.

– Женька-то? Он позже нас эмигрировал, вместе с женой Ритой и сыном Максимом. Молодец, хорошо устроился. Сначала был никто и ничто. Ведь он учился в художественной школе, любил писать полотна на библейские темы. В Чарльстоне много артсалонов, но чтобы там выставиться, нужны большие деньги. А делать-то что-то надо, жить-то как? В Сухуми, когда он учился, подрабатывал на кладбище в бригаде каменотёсов, изготавливали надгробия. И здесь стал делать надгробия из камня. Потом скамеечки, столики, кухни. Дело пошло. Нанял рабочих. Сейчас у него хорошо оборудованная мастерская. Каменные плиты ему поставляют даже из Италии. Построил дом, купил яхту. У них родился второй ребёнок, мальчик. Старший заканчивает школу, а младший ещё только на будущий год в школу пойдёт...

Эмик посмотрел на часы:

– Володя, нам пора, не будем надоедать хозяйке.

– Нет-нет, вы не надоели.

Сюзанна вышла попрощаться. Физический недостаток, конечно, был заметен, но он скрадывался её каким-то внутренним обаянием.

Утром Эмик отвёз меня в аэропорт. Помог пройти регистрацию. Постояли, потом обнялись.

– Спасибо, Володя, что приехал. Приезжай ещё.

Я понимал, что конечно же, приеду.

* * *

Через год, в 2008 году, Настя отправила меня в Чарльстон уже вдвоём с Даней. В этот раз нас хотел встретить Миша.

Мы прилетели и вышли в зал встречающих. Но Миши не было. К нам подошёл удивительно похожий на Эмика человек, но точно не Эмик.

– Здравствуй, Володя. Я Алик, брат Эмика и Миши. Не узнал? Меня часто путают с Эмиком. Ты приехал с внуком?

– Да, это Даниил. А проще Даня. Он учится в восьмом классе.

– Здравствуй, Даня, – Алик дружески хлопнул его по плечу. – Какой же ты, однако, крепыш. Как твой дед когда-то. Да... Миша сейчас возвращается из соседнего штата, там был конкурс молодых пианистов, в котором участвовали ученики Марины. Она преподаёт музыку. Мне позвонил Эмик, попросил: «Встреть Володю». А я спросил: «Как же я его узнаю, ведь мы не виделись с детства». «Узнаешь, – ответил, – он совсем не изменился». И точно, я тебя сразу узнал. Миша с Мариной скоро подъедут, подождём здесь.

Мы получили чемодан, вышли из аэровокзала. Уже стемнело. Асфальт медленно отдавал накопленную за день жару. Подошли к месту загрузки машин.  Присели под пальмами на скамейку. Видно было, как дежурный с повязкой следил, чтобы машины не задерживались. Алик рассказывал:

– Я руководитель и дирижер местного симфонического оркестра. Нет-нет, не в Чарльстоне, а в маленьком городке рядом с Чарльстоном. Там захотели иметь свой оркестр. По существу, это самодеятельность, потому что оплачивают только мою работу, так, очень мало, а музыканты играют из любви к искусству, в свободное время. Даём концерты. Мэрия хочет построить концертный зал. Аркаша, Мишин сын, он ведь скрипач, часто играет в нашем оркестре. Ещё меня приглашают играть на свадьбах, по другим поводам, понимаешь? Подработка несложная, а деньги хорошие...

– Алик, а что делают твои дети? – Даня на американский манер всех называл на ты.

– Дети? Они намного старше тебя, Даня. Мой сын, Мика, приехал в Америку школьником. В Ленинграде он учился в обычной школе, и ещё в музыкальной. Здесь он продолжил музыкальное образование, но когда закончил школу, неожиданно умер его педагог. Возникла хорошая мысль отправить его в Ленинградскую консерваторию, которую Мика и закончил блестяще. Сейчас работает дирижером в оч-чень именитом симфоническом оркестре. Гастролирует по всему миру. Одних налогов платит больше, чем я зарабатываю. Недавно подарил мне новую машину... А дочка, Лиза – учится на врача. Я доволен детьми...

У Алика зазвонил мобильник:

– Да-да, Миша. Володя прилетел, вместе с внуком, Даней. Ты сейчас где? Будешь через десять минут? Давай, мы ждём.

Вскоре Миша и Марина подъехали – на серебристой «Тоёте». Миша, солидный, как и раньше, неторопливо-рассудительный. Марина в строгом платье.

Тепло встретились, загрузили чемодан. Распрощались, обнялись с Аликом. Выехали – Марина спереди, мы с Даней сзади, Миша за рулём. Говорили обо всём сразу.

– Знаешь, Володя. Чарльстон очень похож на Сухуми, – Марина повернулась к нам, карие глаза её таинственно блестели. – Набережная такая же. И даже есть дом, как наш дом в Сухуми. Мы вам с Даней покажем. Можете съездить в Форт Самтер, там началась гражданская война между Севером и Югом...

– Миша, – спросил я. – Что у тебя за машина такая? Вроде бы «Тоёта», а на приборном щитке ничего не понятно. Высвечивается контур машины, на нём какие-то обозначения.

– А-а-а... это гибрид, мы её купили в прошлом году. Здесь и бензиновый двигатель, и электрический. Табло показывает, на каком двигателе мы едем. Схема работы такая... Тебе интересно?

– Интересно, очень.

– Так вот. Если машина остановилась, например, на перекрёстке, то двигатели не работают, даже бензиновый выключен. Как только я нажимаю на газ, машина трогается на электрическом, потом запускается бензиновый, на который машина переходит. Как только я отпускаю педаль газа, бензиновый двигатель выключается, а электродвигатель работает как генератор и заряжает батарею. Расход бензина получается очень маленьким. 

– Здорово! До чего додумались японцы.

– Да... А ещё эта машина сохраняет экологию. В конце года мы неожиданно получили приличную сумму из какого-то фонда, который стимулирует покупателей таких машин.

Южная, тёплая ночь особенно темна. Высокие деревья вдоль дороги казались черными великанами, сквозь ветви которых просвечивали яркие звёзды.

Въехали в коттеджный посёлок, покрутились по замысловатым асфальтированным проездам и остановились около аккуратного двухэтажного домика, на площадке у ворот гаража. Рядом вход, уютная скамейка. Вошли в дом, затащили чемодан. И чего это мы набрали столько шмоток? Маленькая прихожая, из которой лестница наверх. Направо комната, скорее салон, где Марина занимается с учениками. Там рояль и пианино, удобный диван. Слева дверь в гараж. Прямо холл, просторный и высокий, в два этажа. В холле стеллажи с книгами и сувенирами, в том числе экзотическими, большущий телевизор, а на журнальном столике альбомы с фотографиями. Тут же, справа, за стойкой –  кухня, дальше эркер, окна выходят в сад. В эркере обеденный стол на шестерых. Всё продумано и рационально.   

Для нас с Даней предназначалась комната на втором этаже – рабочий кабинет Миши. Письменный стол, компьютер, диван. Полки с книгами. На стене большие фотографии Модеста Менделевича и Риты Самойловны. 

После лёгкого ужина, поздно уже, попробовали сухого абхазского вина, красного, терпкого, ароматного – за встречу. Я привёз из Петербурга. Мы сидели в холле. Миша делился воспоминаниями:

– Как только здесь получили документы, сразу стали путешествовать. Сначала совершили круиз по Средиземному морю. Встретили там Новый год. Вот, посмотрите эти фотографии. Марина, помнишь наше первое путешествие?

– Да, конечно, помню. Это было так интересно, а в Союзе мы не могли об этом и мечтать, – Марина заканчивала уборку на кухне.

– Миша, а где вы были ещё? – спросил Даня. – Мы с мамой были только в Мексике, на каникулах.

– В Мексике, как и в Южной Америке мы пока не были, хотя это должно быть интересно. Перу, древние памятники майя, инков... А были мы ещё, например, в Новой Зеландии, в Марокко... 

– А мы с Ларисой были в Черногории. Неделю, позагорали. И ещё в Египте. Тоже очень интересно, – не мог же я оказаться хуже других. – Теперь, в Америке, всё хочу увидеть.

– Увидишь. Кстати, завтра воскресенье. Поехали на пляж Фолли-бич, купаться в океане. Потом посмотрим город.

Утром Миша показал свой участок.

– Когда я оформлял эту территорию, здесь ничего не было. Потом построили дом. Участок выходит на берег этого озера, точнее лимана, такие водоёмы здесь везде, соединены протоками. На той стороне, видишь, дикая природа, бурелом. Я фотографирую различную живность. Огромная птица однажды сушила крылья.   

Даня поинтересовался:

– А купаться можно?

– Нет, здесь не купаются. Тут аллигаторы! Иногда вылезают погреться.

Жара стремительно приближалась. Быстро собрались и поехали на океан.

Чарльстон расположен в гавани между устьями Эшли Ривер и Купер Ривер. Пляж Фолли-бич находится на узком, длинном, протянувшемся вдоль океана острове к югу от гавани.

Поехали в сторону центра города, затем по оживлённым улицам повернули к океану. Появились протоки и плавни, причаленные яхты. Слева вдали виден полосатый маяк. Вот последний мост, и мы въехали на остров. По сторонам аккуратные двухэтажные дома, три поперечные улицы, впереди, у океана большая гостиница «Холидэй инн». Нашли место и припарковались. Слева от гостиницы двухэтажное строение. Первый этаж – колонны без стен, там тень, прохладно, и выход к океану. Широкая лестница на второй этаж, где находятся ресторан и магазин пляжных товаров, там выход на пирс. Мимо открытого душа  спустились на пляж.   

Широкий берег Атлантического океана! Простор, палящее солнце, мелкий желтый песок, пологие пенистые волны гнал сильный ветер. Небольшая глубина тянется далеко, вода здесь желтая от поднятого волнами песка. Дальше цвет воды становился голубым. А на горизонте – тёмно синим. Голова закружилась, за этой массой воды Африка! Не Финляндия, не Турция...

В небе птицы – чайки, нырки, ещё какие-то, похожие на пеликанов, большие, чёрные, с высоты пикировали в воду, взлетали потом иногда с рыбиной в клюве.

Пляж Фолли-бич можно увидеть в режиме реального времени на сайте www.surfchex.com/follybeach-web-cam.php.   

Людей было немного – кто-то прогуливался по мокрому, выглаженному волнами прибоя, плотному песку, кто-то плавал, кто-то загорал на берегу. Поправее ряды лежаков для постояльцев гостиницы. Посередине будка спасателей, пару квадрациклов, пару аквабайков на тележках, готовых к спуску на воду. С левой стороны в океан вдавался длинный высокий пирс на мощных деревянных опорах, куда можно попасть только со второго этажа прибрежного строения. Мы нашли удобное место под пирсом, в тени.

Даня умчался купаться, Марина отдыхала в складном кресле, мы с Мишей прогуливались вдоль прибоя. Я поинтересовался, для чего этот пирс?

– Это общественный пирс, для рыбной ловли. Бесплатно, только в дальней части есть небольшая платная зона. Сходите с Даней, посмотрите. Оттуда прекрасный вид. Иди, искупайся сначала, я попозже.

Горько-солёная вода оказалась очень тёплой, почти горячей, а ветер стал казаться прохладнее. Сначала я долго шел по колено, затем по пояс, преодолевая бьющие в грудь океанские волны. Лучше было под них подныривать. В воде не видно ничего, мутная.

– Даня-я-я! Пошли, посмотрим пирс, – крикнул я внуку, когда обсох на ветру и горячем солнце. 

Мы поднялись на пирс. Надпись: «Пирс открыт с 6 утра до 9 вечера». Правильно, нечего делать на пирсе ночью.

Указана подробная информация о рыбах. Каких можно ловить, каких нельзя, а следует сразу выпустить. Мне показалось странным, но нельзя ловить акул.

Пирс широкий, спокойно разъезжаются электрокары. У перил рыбаки – кто с удочкой, кто со спиннингом. Многие с детьми, с подругами – семейный отдых. Обустроены места для разделки рыбы – столики, раковины, вода из водопровода. Кричали чайки, летали прямо над головой. Ждали требухи.

В дальней части пирса широкая площадка, как палуба, на ней двухэтажный павильон. На втором этаже смотровая площадка, продают напитки. Сторона пирса, обращенная к океану, действительно, огорожена ленточкой. Там зона платной парковки... э-э-э... нет. Зона платной рыбалки, конечно. Рыбаков было человек шесть.

Мы с Даней прошли поближе, за ленточку. Колоритного вида в клетчатой ковбойской рубашке мужчина со спиннингом ловил на блесну. Он ловко забрасывал её далеко в клокочущие внизу тёмно синие на этой глубине волны, затем трещал, трещал катушкой, потом терпеливо повторял всё с начала. И вдруг спиннинг прогнулся, рыбак напрягся, мы увидели трепыхающуюся на ветру серебристую добычу, которая вскоре оказалась на горячем полу пирса. Это была... совсем маленькая акула. Дюжину дюймов, не больше. Такую акулу называют, кажется, акула-молот. У неё глаза разнесены в стороны от головы, как на двух молотках. Дальше всё обычно. Плавники. Длинный, гибкий хвост. Такая взрослая акула достигает трёх метров.

Она трепыхалась на раскалённых досках, с блесной во рту, и испуганные, детские, широко расставленные глаза её вопрошали: «Зачем вы меня поймали? Отпустите в родной океан, к маме». Рыбак достал плоскогубцы, схватил акулку рукой – осторожно, может откусить палец – освободил её и бросил в воду. Повернулся к нам, онемевшим свидетелям, улыбнулся и произнёс:

– Расти, малышка.

После пляжа поехали посмотреть город.

– Ты знаешь, Володя, в Чарльстоне жил композитор Джордж Гершвин. Здесь он написал свой знаменитый мюзикл «Порги и Бесс», – сообщила Марина. 

По широкому мосту пересекли Эшли Ривер, повернули направо, и вскоре оказались на набережной. Действительно, очень похоже на Сухуми. Облицованная стенка с фонарями, дальше сквер. Только прибой слабый, вода местами заилена. В гавани стояли большие парусники – проводилась  международная парусная регата, в том числе с участием России. Вдалеке, на выходе из гавани был виден Форт Самтер.

– Почва не позволяет строить здесь небоскрёбы, но высокие здания есть – наш университет, ещё медицинский университет, – Миша ехал на маленькой скорости, чтобы мы успели посмотреть. – Вот самая старая часть набережной, дома работорговцев. Кстати, здесь же торговали рабами, их держали в этих двух строениях, в открытых галереях, в кандалах. Был рынок рабов, а теперь рынок  «курортных» товаров.

– Миша, заедем на пристань. Посмотрим, когда завтра экскурсии в Форт Самтер, – Марина побеспокоилась о нашей завтрашней программе.   

Кораблики отправлялись с 9 утра.

Дома нас встретил Аркаша. Худой, всклокоченный, сгусток энергии. С банкой пива в руке:

– Я нашел в холодильнике абхазское вино. Изумительное! Володя, так Вы тоже из Сухуми? Люблю этот город, у меня там столько друзей...

Марина пояснила:

– Мы каждое лето отправляли сына к дедушке и бабушке.

Я спросил:

– Аркаша, а что ты делаешь, какая у тебя профессия? Пиво не мешает?

– Скрипа-ач, – ответил он неожиданно солидно. – Уроки даю детям, играю в оркестре Алика. А пиво в свободное время...

Своим раскованным, вольным поведением, шутками, Аркаша понравился Дане. Они весь вечер были вместе, болтали по-русски и по-английски, громко хохотали...

Пришла Инга. Взрослая уже дочка, симпатичная, похожа на маму. 

– Это Володя из Петербурга. Его внук Даня с Аркашей сейчас на улице, – представила меня Марина. – Инга даёт уроки музыки. Живёт в своём доме недалеко от нас.

После ужина мы с Мишей беседовали в холле:

– Володя, я всегда считал, что у меня нет внуков. А Аркаша недавно рассказал, что ещё в училище у его подруги родилась девочка. Потом их отношения прервались. И вот он нашёл эту девочку, свою дочку, в интернете. Она уже большая, студентка университета, будущий геолог. Зовут её тоже Марина. Мариночка. И Аркаша сразу, без обиняков, написал ей, что он её отец. Долго не было ответа, но потом она написала: «Если это шутка, то неудачная, а если правда, то нужны доказательства. У меня папа есть». Ну... потом уже моя Марина обратилась к Мариночке и попросила её поговорить со своей мамой. Тут подтвердилось, что она наша внучка. Скоро приедет к нам.

– Поздравляю, это очень здорово! Аркаша молодец, выручил родителей!

Потом мы договорились, что утром Миша отвезёт нас с Даней на пристань. После экскурсии в Форт Самтер мы самостоятельно придём к нему в университет.

С водной глади гавани открылась панорама Чарльстона, освещённая утренним, чистым, только что поднявшимся из океана, ещё не жарким солнцем. Слева мост через Эшли Ривер, потом набережная с пунктиром фонарей и забавными домиками «под старину» в зелени деревьев и пальм. На дальнем плане здания покрупнее. Правее мост через Купер Ривер. Высокий, вантовый. За ним на горизонте видны башенные краны торгового порта, словно головы гусей на длинных шеях. Иногда в небе тяжелыми дзрохами (смотри p.s.), надрывно гудя турбинами, медленно проплывали боинги – чёрные, военно-транспортные. У них тут база. Справа гавань «охраняла» авианосец USS YORKTOWN (CV-10) времён второй мировой войны, стальной черепахой пришвартованная на вечной стоянке. У американцев корабли женского рода.

Чудесная панорама удалялась, волны увеличивались. Форт Самтер – пятиугольная каменная крепость на выходе из гавани в Атлантику – неуклонно приближался. Вот он, под флагами Соединённых Штатов, Конфедерации и штата Южная Каролина – месяц и пальма на тёмно синем полотнище – ощетинился осадными орудиями, выглядывающими из десятков бойниц.

Экскурсии проводятся с первого апреля до «Дня труда», есть такой праздник в Америке в первый понедельник сентября. Гидами работают студенты. На причале группу с нашего катера забрала юная, стройная как пальма, рыжеволосая девушка интеллигентного вида, в модных очках с большими стёклами. Она  водила нас по крепости и с энтузиазмом звонким голосом рассказывала. Я почти ничего не понял, но нам с Даней было очень интересно:

– ...В ноябре 1860 года президентом Соединённых штатов был избран Авраам Линкольн без поддержки Южных штатов. В декабре 1860 года в Южной Каролине собрались делегаты и приняли Декларацию, в которой  предлагалась, – как я понял, – автономия Южных штатов. Линкольн отказал, поскольку это противоречило Конституции. В начале февраля 1861 года делегации пяти других штатов – Миссисипи, Флорида, Алабама, Джорджия и Луизиана – собрались в городе Монтгомери, штат Алабама, образовали Правительство Конфедеративных Штатов Америки и выбрали своего президента – Джефферсона Дэвиса. 2 марта, когда к Конфедерации присоединился штат Техас, все федеральные форты и военно-морские сооружения в семи штатах были переданы под управление нового правительства. Форт Самтер был одним из немногих, который остался в руках Федеральной власти...

Мы обошли Форт, потом вошли внутрь, в прохладный каземат, и остановились около большой пушки, выглядывающей своим жерлом в амбразуру толстой стены крепости. Здесь наша милая гид продолжила рассказ:

– ...12 апреля 1861 года, не дожидаясь истечения времени ультиматума,  Конфедераты начали массированный обстрел из орудий своих крепостей. Тяжело пришлось гарнизону Форта, – ...девушка рассказывала о сражении энергично, с жестами, с театральными передвижениями по площадке, с горящим выражением голубых глаз, увеличенных диоптриями очков, будто она была участницей боя, сама поворачивала эту пушку, целилась и стреляла, а вокруг падали убитыми и раненными её окровавленные товарищи... – Бой продолжался непрерывно 36 часов, после чего уцелевшие защитники разрушенного Форта получили приказ взорвать арсенал, погрузиться на корабли и уйти в Нью-Йорк. Так в нашей стране началась давно ожидаемая и очень кровопролитная Гражданская война между Севером и Югом.

Этот интересный рассказ вызвал заслуженные аплодисменты зрителей.

Мы вернулись в город днём. От утренней прохлады не осталось и следа. Была не жара, а пекло. Невольно припомнилось, что Чарльстон расположен на широте пустыни Сахары. Даня сразу захотел пить. А до Миши идти полгорода.

Даня нёс бутылку колы, прикладывался сам и давал хлебнуть мне. Мы выбрали тактику коротких перебежек. Заходили во все магазины, в прохладе которых охлаждались. Больше пяти минут на солнце находиться было невозможно.

Я заметил, что все уличные работы здесь делают чёрные, неторопливо и солидно, с удовольствием, а не мексиканцы, как в Чикаго. Странно, ведь Мексика рядом.

Кафедра физики находилась в маленьком доме рядом со зданием университета. На первом этаже две небольшие аудитории, в которых занимались студенты. На втором – кабинет профессора Агреста, ещё какие-то комнаты. Нас пропустила пожилая охранница в полицейской форме.

– Ну вот, привет. Я только что освободился. Как вы съездили?

– Было очень интересно, – я подошел поближе к кондиционеру. – Миша, а с кем ты летом занимаешься? Никак целая группа двоечников набралась?

– Ха-ха-ха-ха-ха. Нет же, конечно. Это летний семестр. Студенты на каникулах берут курс физики, потому что считают, что знание физики им необходимо. Или просто из интереса. Платят за это деньги... Не во всех университетах проходят физику.  А двоечников мало.

Даня был поражён:

– Странные какие-то ребята. Не понимаю. Купались бы и загорали. Диплом-то они всё равно должны получить.

Миша сидел за рабочем столом перед большим компьютером. Впереди стоял стол для собеседников. По стенам кабинета стеллажи с книгами и приборами. На столе лежала толстая брошюра – «Пособие по физике», автор – М. Агрест.

– Миша, я вижу, ты выпустил книгу?

– Да. «Пособие по физике», в трёх частях. Знаешь, почему я это сделал?

– Не, не знаю. Зачем?

– Дело в том, что рекомендованный учебник почти не содержит математических выкладок. Дают описания физических процессов. Словами. А какая же физика без математики? Странно даже. Вот я и выпустил пособие, в котором вообще нет текста, физические процессы описаны математически. Студентам нравится, им понятно. 

– Да, школа Ленинградского Матмеха...

Потом вниманием Миши надолго завладел Даня. Они обсуждали условия поступления в университет, оплаты, учёбы...

Я отдыхал в кресле и думал: «Вот как далёкое, когда мальчики встретились в коридоре квартиры в Синопе, соединилось с близким – мой внук обсуждает с одним из них учёбу в американском университете. Уже пора»...

Наутро мы тепло распрощались с гостеприимными хозяевами, Аркаша отвёз нас в аэропорт.

*  *  *

С тех пор Настя с Даней регулярно приезжают в Чарльстон к Агрестам.

Недавно я разговаривал с Эмиком по скайпу. У Янека растут двое детей – мальчик, прямой продолжатель фамилии, и девочка. Сюзанна вышла замуж, у неё недавно родилась дочка. Жизнь продолжается...



23 декабря 2017 года

P.S.  Дзроха – по-грузински значит корова.


Рецензии
Жизнь идет, часы тебя не ждут, все идут, идут!

Удачи Вам!

Галина Санорова   28.01.2018 20:02     Заявить о нарушении
Надеюсь, что простучат еще долго.
Спасибо!
Владимир

Владимир Митренин   30.01.2018 23:06   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.