Шмель
Как обычно, деловая часть была скучной и душной. Шеф невразумительно мямлил про наши якобы успехи, перелистывая громоздкие слайды с кучей цифр и специальных обозначений. Сотрудники героически боролись с зевотными позывами и мечтали о том, чтобы эта тягомотина поскорее закончилась. Точнее, перешла в тягомотину другого плана, чуть менее скучную, но определенно гораздо более сытную. Ибо после презентаций предстоял поход в ресторан, где у каждого будет по одному, максимум по двум, соседям. И этим малознакомым людям придется друг с другом о чем-то говорить в атмосфере ресторанного шума и к тому же на иностранном для каждого собеседника языке. В общем, тот еще геморрой.
Единственным моим коллегой, который хотя бы немного знал русский язык, был венгр Оскар, абсолютно лысый толстяк с выцветшими глазами, по которым никак нельзя было понять, о чем он думает и какие эмоции испытывает. Позднее его скрытность и лицемерие я ощутил в полной мере на своей шкуре. Но об этом позже.
Само его имя являло собой как бы насмешку над моей мечтой преуспеть на ниве киноискусства. Я даже как-то в новогоднюю ночь загадал желание получить Оскара за свой киношедевр, существовавший только в моем воспаленном воображении. И мое желание сбылось! Правда, не в виде статуэтки, а в виде одноименного коллеги, ставшего впоследствии моим шефом, причем весьма придирчивым.
Оскар с превеликим удовольствием гулял в ресторанах, разумеется, за счет приглашающей стороны, когда бывал в России в командировках. Он обожал поразглагольствовать о прелестях русской кухни и русских девушек. Вот и в этот раз накануне митинга в день приезда в Германию мы славно посидели в баре, основательно помусолив упомянутые темы. Точнее, Оскар мусолил, а я вынужден был ему внимать. Что поделать, это неотъемлемая часть моей работы!
В день митинга время хоть и убийственно медленно, но все же ползло вперед. И вот наконец оно доползло до обеденного перерыва. После перекуса на скорую руку я зашел к Оскару в его номер, чтобы обсудить некоторые рабочие вопросы. Когда я включал компьютер, коллега, несмотря на свое внушительное пузо, вдруг ни с того ни с сего довольно проворно нырнул под стол. Нас вроде бы никто не обстреливал и не держал на прицеле. Поэтому я крайне удивился его столь странному движению. Однако через минуту все прояснилось. Оказывается, Оскар увидел под столом случайно залетевшего в окно шмеля. Он ловко прихватил шмеля бумажной салфеткой и понес... нет, не к окну, а в туалет, намереваясь слить шмеля в унитаз. Я попытался остановить его словами, но безрезультатно. Сейфти фест,-ответствовал он мне с гнусным смешком. И в этот момент у меня возникло непреодолимое желание врезать ему по пузу моим коронным мидл-киком. Этот удар я долго отрабатывал в спортзале по пузатой кожаной груше. Один раз доотрабатывался до того, что груша слетела на пол со своего крепления. В общем, при хорошем попадании моей мишени гарантировалось несколько очень неприятных минут в скрюченном состоянии.
Мне почему-то подумалось, что в шмеля вселилась душа моей недавно умершей бабушки и прилетела навестить меня на чужбине. Я живо себе представил, какой чавкающий звук повлек бы за собой мой удар. Как, охнув, с перехваченным дыханием, Оскар согнулся бы пополам и рухнул под стол на то место, где он только что подобрал несчастного шмеля. Как ошалело таращились бы по сторонам его водянисто-выпуклые близорукие глаза, а рядом валялись слетевшие с переносицы очки. А спасенный шмель, не веря своему счастью, с победным жужжанием устремился бы в открытое окно.
Однако следующая моя мысль была о том, что после этого действия я буду гарантировано уволен, а то и посажен под арест в чужой стране. Такая перспектива мне совсем не улыбалась. В общем, мой порыв сошел на нет. Я понуро вышел из номера коллеги, слыша за собой шум воды сливного бачка...
Весь остаток тренинга я пребывал в подавленном настроении. Но вот наконец наступил долгожданный миг расставания с коллегами. После пылких рукопожатий и пожеланий как можно скорее увидеться снова, каждый из нас сядет в свой самолет и вернется в родные пенаты. Наша команда напомнила мне отцветающий серый одуванчик. Если на него как следует дунуть, он рассыпется на множество отдельных составляющих его крылатых цветоножек, которые полетят каждая по своей одной ей ведомой траектории.
Незадолго до взлета, сидя в самолете у окна, я заметил, что на стекло иллюминатора с внешней его стороны на секунду присел мохнатый шмель в черно-желтую полоску. Он грустно покачал своими загнутыми усиками, видимо укоряя меня за то, что я не спас его собрата, и резко сорвался с места, навсегда исчезнув из виду...
С Оскаром я увиделся только через полгода. Он прилетел в Москву, чтобы "делать бизнес". Я составил деловую и культурную программу, организовал ему трансфер из аэропорта в отель, подготовил презентацию по основным проектам.
А когда я утром явился в отель, меня ждало известие о моем увольнении... Еще издалека я увидел Оскара, нетерпеливо высматривающего меня со ступенек отеля. Это показалось мне странным, ведь я прибыл заранее и времени у нас было, что называется, выше крыши. Когда я подошел, Оскар натянуто мне улыбнулся и повел вглубь гостиницы. Там меня ждала кадровичка из Европейского офиса, чтобы сообщить мне новость о том, что моя позиция подлежит сокращению и компания в моих услугах больше не нуждается...
Слова долетали до меня как будто издалека, просачиваясь в мозг сквозь какую-то плотную субстанцию. Смысл сказанного доходил до меня с трудом. Предметы и лица утратили четкость. На лбу у меня выступил холодный пот, несмотря на то, что в переговорной работал кондиционер.
Оскар что-то бубнил у меня над ухом про мои достижения и его немеренную за них благодарность. В какой-то момент его монолог прервал писк комара, неизвестно как залетевшего в переговорную. Мой теперь уже бывший шеф тут же смачно его прихлопнул. - Сейфти фест! - подытожил он как тогда в Германии. Это было спусковым крючком. Одна мощная пружина подбросила меня над моим стулом, а другая стремительно выбросила моё колено в сторону живота Оскара. Раздался мощный шлепок, после которого венгр кубарем скатился под стол, как в своё время в поисках шмеля, однако на этот раз совсем по другой причине. Последнее, что я увидел, покидая гостиницу, было бледное как мел лицо кадровички с выпученными от страха глазами...
На ступеньках здания мне на плечо опустился крупный шмель. Он явно приходился родней тем немецким шмелям. Я узнал его по усам, размеру и расцветке. Шмель прогудел мне на ухо что-то явно одобрительное, тяжело взлетел и растаял в небе над Арбатскими переулками...
Свидетельство о публикации №217122302178