Кресло с секретом

Иногда нам удается вместе с дочкой вырваться в пятницу на улицу  Нахалат Биньямин  вблизи самого большого рынка Тель-Авива – Шук ха-Кармель.
В этот день улица Нахалат Биньямин, давно ставшая пешеходной зоной, превращается в вереницу красочных лотков  - ярмарку прикладного искусства. Сюда съезжаются мастера и художники со всех концов Израиля.
Чего здесь только нет?! Вазы, изделия из цветного стекла, мозаика  , дерево, металл, серебро, золото. Акварели и картины маслом, на которых плещется море Средиземное , манит своими солеными айсбергами Мертвое море, а один из самых известных символов страны -  Стена Плача- изображена в разное время суток, и оттого в зависимости от освещения кажется то серой, почти черной, то золотистой. Любой турист  найдет здесь изображения Иерусалима, старого  Яффо ,  Цфата,  просто древних стен, увитых живой порослью цветов, уличные кафе на Алленби и в порту. Портретисты зазывают желающих за незначительную плату тут же на месте увековечить себя или своих друзей на любом выбранном фоне.
 Вот   прилавок со всевозможными бутылками, которым придали необыкновенную расплющенную форму. Плоская бутылка глубокого зеленого цвета с встроенным циферблатом превратилась в часы с маятником, а вот та же бутылка, но уже в виде пепельницы.
Керамические  и деревянные раскрашенные " хамсы" – ладошка с растопыренными пальцами, которая отведет от тебя любую беду.  Глаза  , конечно,  голубые 
 ( в отличие от черных, приносящих зло), изготовленные   из всевозможных материалов (керамика, гипс, металл) на цепочках . Их, как правило, подвешивают в машинах или в домах у входа в комнаты – против сглаза!
Причудливые лампы –  подобие лампы Алладина и настоящие шедевры – рыжевато-медные светильники. Горбится гора скатертей и салфеток ручной работы.
Множество подносов с серебряными колечками и браслетами, кулонами и серьгами.
-Выбирайте, Геверет , выбирайте для Вашей дочурки.   Вот эта тоненькая цепочка подойдет к ее стройной ножке,- зазывает продавец.
Но у нас есть цель, которую мы решили придерживаться , несмотря на окружающие соблазны. Мы с дочкой собираемся подобрать какую-то мебель в ее однокомнатную квартиру с просторным балконом, которую она снимает неподалеку от рынка на улице Мильчет.
Мебель – слишком сильно  сказано! Ее желания и возможности распространяются на один-два стула, кофейный столик, пару полок. Мы за несколько часов обошли весь "блошиный" рынок в двух шагах от башни с часами в старом Яффо и ничего не нашли. Теперь перебрались сюда, на улицу  Нахалат Биньямин.
Заглянув в один магазинчик , мы увидели себя  в многократном зеркальном отражении . Моя Яэль грациозной ланью вытягивала шейку и казалась ещё стройней и тоньше, чем была на самом деле.
Волосы и удлиненные глаза цвета спелого ореха
смотрели на нас со всех сторон этого царства зеркал.  Нет, ничего подходящего здесь не было. Мы вышли и повернули налево.   
-Мам,- воскликнула дочка. Кажется, здесь.
 За прилавком, на котором крупно выведено "Эдит Вишон. Новая жизнь старой мебели", темнел  вход в арочную нишу.  На каждой ступеньке широкой лестницы, ведущей  вниз ,с обеих сторон стояли стулья. Видно, что они обновлены, подкрашены и обтянуты материей с оригинальными рисунками ручной работы. Вот рисунок кошки ,присевшей на перекошенный стул, а там - распахнутое в цветущий сад окно , диковинная птица ,пейзажи, перетекающие со спинок стульев на сиденья . Сюжет, отображенный на стуле, продолжается в небольших триптихах – настенных картинках , сопровождающих мебель.
 В углу подвала одиноко приютилось кресло причудливой формы с металлическими головками львов, обрамляющих ручки и ножки кресла.  Яэль сразу присела на него, и я почувствовала, что вставать с него ей не хочется.
 -Мам, попробуй , посиди,- вскочила моя великовозрастная дочь, - и усадила меня в кресло. Меня не покидало ощущение  дежавю.  Все это уже было, было со мной. Полуподвал, это кресло, маленький садик, куда можно выйти прямо из распахнутого окна. Спелая груша и айва,  источающие     дивный аромат. Рыжая кошка точит свои коготки о металлическую головку льва   ,  свисающую с ручки кресла.
- Уйди, глупая , - звучит глуховатый старческий голос,- собьешь мой тайник.
-Ну, конечно, - вспомнила я,- старый район Рамат-Гана. Одноэтажные домики, окруженные густой зеленью. Кривые улочки, ступеньки…
 Обивка кресла темно-бордовая с золотистыми вкраплениями рисунка карты  дамы пик.
 Да, кресло очень похоже, но обивка глубокого зеленого цвета с рисунком греющейся на солнышке рыжей кошки на спинке кресла совсем  другая.
-Мало ли кресел на свете!- подумала я.- Не может быть! Просто совпадение .Да еще рисунок рыжей кошки ассоциативно вызвал у меня воспоминания…

…Шла  война  с Ираком. Ракеты дальнего действия со стороны Ирака приносили стране большие разрушения. Люди в страхе под завывание пронзительной сирены надевали противогазы   и  бежали в убежища. Тем более поразительным явилось чудо: десятки покореженных железных каркасов зданий одного из районов Рамат –Гана и всего две жертвы ( не от попадания ракеты- от сердечного приступа).
Люди рассказывали неправдоподобные истории, как за минуту до попадания снаряда они вышли из той комнаты, куда он попал, отъехали со стоянки дома , а через несколько минут дом был уничтожен .Примеров было множество. Сотни добровольцев после каждого такого попадания выезжали в эти районы города проверить состояние здоровья жильцов.
 Так и я попала к Давиду восьмидесяти пяти лет, живущему одиноко в маленьком доме. Противогаз в закрытой наглухо коробке стоял около кресла.
- Давид, почему же противогаз в коробке? Вы не успеете его вынуть и одеть.
-Я и не собираюсь,- ответил мне Давид со светлой улыбкой. Меня не сожгли в газовых печах Освенцима. Вряд ли погибну сейчас.
 Во всем его облике, в ярко – синих  глазах, в лице, на котором, как в срезе старого дерева, отражались все его немалые годы, во всем его облике сияло такое спокойствие,   что я поверила: иракская ракета его не тронет.
- Смотри, дочка, здесь у меня тайник. Никто уже не остался из тех , кому бы это было интересно. А тебе покажу. Ты сказала , что будешь навещать меня. Если ты придешь, а я уже отойду в мир иной, возьми себе это кресло. В нем так хорошо думается! И ещё: здесь есть тайник. Положи руку на голову льва с правой стороны , нащупай гвоздик и дерни за него.
Головка льва внезапно откинулась- -  и я увидела в ручке кресла полое пространство, заполненное какими-то бумагами.
-Что это? - вздрогнула я.
-Моя история и мое завещание,- объяснил  Давид.
Он вытащил за  ниточку  маленький пластиковый мешочек, в котором что-то лежало,и  передал мне. На кусочке пергамента, как мне показалось, чернело клеймо с каким-то номером.
-Это то, что я думаю?, - тихо спросила я .
-Да,- ответил Давид, - это мой номер на моей коже из Освенцима .Я просил, чтобы мне удалили этот номер и пересадили  мою собственную кожу из другого места. Видишь, как сделано? Классные врачи. Не хотел, чтобы мне задавали вопросы и уговаривали оформить компенсацию .
Мне не нужно ничего от немцев. Я не принял от них никаких пособий и не собираюсь принимать подачки. Все словно с ума  посходили : "Компенсации из Германии!  Клеймс конференс -  дополнительные пособия!"
 Разве деньгами можно откупиться  от всех преступлений   ,  которые они совершили??
Всю мою семью сожгли в Освенциме. Не хочу пользоваться деньгами за их кровь. Удалил номер, чтобы не чувствовать себя рабом, человеком второго сорта, и ничего мне от них не надо!
Здесь в тайнике рассказ о моей погибшей семье. Они живы в моей памяти, так же, как жена, моя Рахель, которая умерла десять лет назад. Мы с ней познакомились в лагере, вместе прибыли в Израиль  и всю жизнь держались друг за друга. А наш единственный  сын- доктор социологии - погиб в Иерусалиме во время взрыва в университетском  кафе. Здесь вся моя жизнь, все мои родные ,- указал он на свернутые рулоном листочки.
-Почему Вы не отдаете все это в "Яд Вашем"?- удивилась я.
-Понимаешь ,детка, я жив еще, и в этих заметках, бумагах и фотографиях вся моя  жизнь. Я часто их просматриваю и общаюсь с теми, кто мне дорог.
Успеть бы закончить мемуары. Мои дороги переплетались с удивительными людьми, которых уже нет в живых. Хочу рассказать о них:  ведь мы все – листочки на древе новейшей истории нашей страны.
  Сначала я был простым строителем, изучил все процессы, выучился, стал архитектором. Мои дома,  синагоги, мои здания живы – они мои дети. Больно видеть, как их пытаются уничтожить. Но ничего им не поможет!- погрозил он кому-то пальцем. Мы отстроим их заново.
Мы  вышли с Давидом в маленький удивительный садик , который он  создал своими руками. Здесь было несколько плодовых деревьев, невысокая финиковая пальма, кусты   разноцветной    бугенвиллии.  Журчал самодельный ручей. Скамейка и маленький кофейный столик удачно дополняли пасторальную картинку.
Мы присели на скамейку. Рыжая кошка прыгнула к нему на колени, заурчала, потерлась о его руку, свернулась калачиком и задремала. Давид гладил кошку, перебирая тонкими пальцами ее шерстку. Он сорвал желтую спелую грушу с нижней ветви дерева и протянул мне.
-Ешь на здоровье, дочка! Не волнуйся, я еще переживу и эту войну.
-Помни, - прощаясь, сказал он мне, - то кресло в комнате – твое, и его содержимое тоже.  Конечно, если ты найдешь это после того  ,  как я уйду в мир иной, - смущенно добавил он - Передай все тогда в "Яд Вашем".-
Года два подряд я продолжала часто навещать Давида. Он был интересным собеседником, оптимистом, знатоком истории, литературы и музыки. А потом я уехала на работу заграницей. Пробыла  там   долгих   семь лет и не виделась с Давидом…
-Мам, - я хочу это кресло. Тебе удобно? Ты что? Уснула? - теребила меня дочка.
-Постой,- сказала я,- и с опаской нащупала заветный гвоздик справа на головке льва.- Наконец, решилась и дернула за гвоздик. Ручка кресла откинулась – и я увидела тайник Давида.
-Что ты делаешь? ,-  захлебнулась Яэль.
-Тсс,- смущенно прошептала я и быстро спрятала содержимое в свою сумку.
К нам подходила продавщица.
-Сколько стоит это кресло?-
Не хотелось  ей объяснять, что Давид отдавал мне свое кресло просто так на память.
- Совсем дешево для такой работы, полторы тысячи.
Не торгуясь, я выписала чек.
В полной тишине мы покинули лавку. В кафе на этой же улице я рассказала дочке всю историю. Осторожно раскрыв рулон, мы увидели записи, фотографии и тонкий кусочек кожи с номером.
На следующий день мы с Яэль поехали в Рамат-Ган, разыскали маленький домик с внутренним садиком .Позвонили. Никто не ответил. Я подошла к соседнему дому. Вышла пожилая женщина.
-Давид умер два года назад. Ему только-только исполнилось девяносто пять. Душа - человек!
Дом выставлен на продажу, и так как нет наследников, все от продажи отойдет в государственное благотворительное распределение. Скромное имущество уже продали.
-Не успела! – меня мучила эта мысль, буравчиком проникала в сердце. Почему я не пришла раньше?
И вновь подумала, о чем не раз думала в последнее время. Как часто мы откладываем разговор , важную  встречу на "потом", а они могут и не состояться вовсе совсем по другой причине. Чья вина? Просто стечение обстоятельств?… 
…Я сижу на балконе в квартире дочки  в кресле Давида. Мне так много хочется ему рассказать…
Я выполнила его последнюю просьбу. Отдала мемуары, документы и фотографии в Яд  Вашем.
Скоро выйдет книга. История Давида оживет и продолжится.
А кто не верит в иррациональное  на этой земле, с тем обязательно когда-нибудь случится нечто особенное.

Обещаю!



Примечание:"геверет",иврит – госпожа
               "Яд –ва-Шем" ,иврит – Центр памяти о жертвах Катастрофы