Заметки электрика. Начало

     Первое, что я увидел, выйдя из поезда на станции Барсучье,  был пивной киоск. Морозный пар поднимался над обледеневшим прилавком. Здоровенный мужик в ватных штанах, телогрейке, толстых подшитых валенках и цыгейковой шапке с поднятыми ушами сгрызал сосульки с края пивной кружки и жадно поглощал желтую  жидкость. Большинство населения поселка  было одето так же, как этот отчаянный  богатырь. После теплого, изнеженного Приморья  мне сразу понравился этот край открытых и сильных  людей. На юге – китайские сопки, на севере – снежные гольцы холодных горных хребтов. В распадке – поселок, большую часть зимы окутанный морозным туманом. Вечером у некоторых  богатырей  не хватило сил, и они лежали в снегу по откосам. Это была получка у путейцев.  Лежащих никто не трогал, одеты они были так, что вполне могли ночевать на снегу и не обморозиться. На таком морозе снег под человеком не тает, и он лежит как в спальном мешке. Замерзнуть может только тот, кто работает в помещении: какой-нибудь начальник, учитель, врач,  инженер или слесарь.  На следующий день получка была у вагонников, потом в депо и так далее. 

    В первую же неделю после моего приезда  в восточной горловине станции сошли с рельсов цистерны с нефтью. Одна цистерна опрокинулась,  и нефть вылилась на дорогу. Холодная  нефть медленно потекла по улице мимо домов. Затопило только дом номер 13. Всю молодежь станции послали на уборку. Мы собирали нефть  лопатами, смешивали со снегом и вытаскивали на дорогу. Там бульдозер сталкивал месиво в ручей. Начальство, видимо, надеялось, что нефть стечет еще до весны. Так оно и получилось. В самом доме мы вычерпывали нефть ведрами из подвала и выносили вещи. Старушка, хозяйка дома, испуганно забилась в угол и сидела на столе вместе с трясущейся собачонкой. Греться можно было в будке у осмотрщиков, но можно было и  в просторной котельной. Туда посторонним вход был запрещен. Чтобы не быть посторонним, надо было сбегать в специализированный магазин на болоте. Когда нефть убрали, я был уже  знаком с большинством населения поселка.  Жизнь у людей не была легкой. Из еды в магазинах в основном рыбные консервы. Даже хлеб с большими перебоями. Везде полно соленых грибов, брусники, меда и пива. Раз в неделю завозили куриные яйца. Местные жители таскали их ведрами. Вообще ведра были в поселке любимой посудой, они заменяли портфели, корзинки  и дамские сумочки.

        В поселке все были настолько на виду, что можно было найти начальников, которые не воровали и даже сами садили огороды.  Люди держались как-то  вместе. Не то, чтобы была у них  коммуна  или уравниловка, а только делали все вместе. У каждого свой дом, свои дела. Они так же, как и везде,  дружили и ссорились, кого-то недолюбливали, кого-то боялись, но делали все вместе. Поедут картошку садить  -   машина одна на цех -  пока не закончат, не уедут. Помогают отстающим. Кто-то в отъезде,  ему и посадят, и выкопают, и привезут. Удастся на базе добыть мяса,  взять можно только тушу целиком, поровну делят. Объявят власти запрет на водку, опять же из-под полы взять можно только ящиками. Все вместе пьют. Ну, а если не дай Бог похороны, все участвуют. У тоннельщиков перфораторы возьмут, зимой можно и аммонит. Поодиночке не выжить. 

     В конце зимы в общежитии появился бородатый парень в джинсах. Он уверял, что командирован центральной газетой для выяснения причин рекордного пьянства в нашем поселке. Для более детального изучения вопроса он попросил у меня три рубля до окончания творческого процесса и получения гонорара. Изучением он занимался чуть больше месяца, а потом его увезли в областную психушку. Оказалось, он был действительно корреспондентом крупной газеты. Задание оказалось непосильным.

      Весной  в самых неожиданных местах из-под снега  стали появляться статуи: кто с веслом, кто  с шестом, а кто и с указующим перстом. Показался даже олень с железными рогами.   Потом зацвел багульник на сопках. Это   вересковое растение правильно называется рододендрон, но местные называют его багульником. Розовые пятна на склонах  сопок каждый день меняли очертания   и поднимались вверх. Потом пошел папоротник, земляника, жимолость, грибы. В тот год с грибами было плохо. Сухой был год.  В середине лета в Приморье  популярны грибы ильмовики.  В распадке у ручья за старой электростанцией я нашел несколько ильмов. Потом на них нашел грибы. Приду с ведром, оболью деревья водой из ручья, соберу грибы. Через неделю прихожу за следующей порцией. Местные жители относились к ильмовикам с подозрением и есть их отказывались. За неделю до дня железнодорожника  я вернулся с повреждения очень довольный собой. Я нашел редкую неисправность  в автоматике дизель-генератора  – тонущий поплавок датчика уровня. Поплавок  прохудился, набрал воды и при работе дизеля временами тонул и все останавливал. Когда дизель глох, поплавок всплывал. Сигнализации на такой случай не предусмотрено, и все это находится внутри корпуса. За двое суток я все же победил. В субботу пошел как обычно за ильмовиками, но их не было. У них тоже есть свое время. Зато на полянке стали вылезать мелкие подберезовики. Наверное, через день их должно было вырасти много. 

     В понедельник в обеденный перерыв я решил сбегать на грибное место. Минут двадцать туда, двадцать обратно, должен успеть. Кладовщица  Федоровна увидела, как я отмываю ведро из-под масла и говорит: «Да выпиши на цех ведра и бери чистые, весь главный склад ведрами завален».  Наверное, это и было причиной такой популярности этой тары  в поселке.  Я сбегал и успел набрать полное ведро молоденьких подберезовиков.  Ребята в цеху, увидав такую роскошь,  добыли огромную кастрюлю, притащили самодельную электроплиту, на которой плавили свинец, и принялись тушить первые в этом году настоящие грибы. Запах распространился по всей электростанции, и к нам стали заглядывать дизелисты, слесари, дежурные монтеры и водители, даже сварщик Лева выбрался из своей берлоги. Все любопытствующие обещали заглянуть после работы не с пустыми руками. После работы собралось человек тридцать. Кому не хватило посуды, раздали крышки от реле. Началась дегустация. После второго или третьего короткого тоста пошли дружеские разговоры. И в этот момент распахнулась дверь,  и в цех влетели главный инженер и парторг. Они начали метаться и смущать народ. Только дед кабельщик невозмутимо предложил:
- Наливайте себе сами, у нас обслуги нет.
- Да Вы что? Мы же не пить  пришли. Совсем распустились. 
- А для чего же?  Тогда грибов поешьте. Интересно, а кто же донес?
Народ стал расходиться, не получив никакого удовольствия. Только самые стойкие остались  грибы доедать. Вечером в пятницу было открытое партсобрание по случаю дня железнодорожника. Беспартийных тоже отправили. Нас даже привезли на дежурной машине в контору энергоучастка.  Начальник поздравил всех с будущим праздником и  говорит:
- Но сначала  обсудим безобразный случай нарушения дисциплины. Ремонтники организовали  пьянку в рабочее время на электростанции.
- Нет уж позвольте, - говорит дед кабельщик, - это было уже после работы, значит, случай не безобразный, суд есть закон.
- А как же грибы? – говорит парторг, - грибы еще не пошли, значит, они всем цехом целый день по лесу ходили.
   Далее развернулась широкая дискуссия о том, можно ли одному человеку за час набрать ведро грибов. Хотя мало кто симпатизировал начальству, но большинство склонялось к тому, что это практически не возможно. Выступал инженер техотдела Давыд Тимофеевич, признанный авторитет по части рыбалки и грибов. Он убеждал собрание, что грибы еще не пошли, а целое ведро и в хорошие годы за час не набрать. На моей стороне были мое обещание отвести любого на грибное место и показания кладовщицы Федоровны, которая славилась своей честностью и бескорыстием.  Дискуссия временами прерывалась криками контуженого монтера Савченко: «Вам черенков для лопат жалко? Вот сделаю как Андрей Андреевич». При этом он размахивал партбилетом. Историю монтера Андрея Андреевича, человека авторитетного и трезвого, начальство тщательно скрывало. Но ее знали все. Андрей Андреевич был из тех немногих работяг, которые вступили в Партию не ради выгоды, а исключительно  для занятия  коммунизмом. Год назад он поругался с начальством,  бросил партбилет на стол и написал официальное заявление. Все думали: пошумит и одумается, а он уперся. История дошла до райкома, начальству крепко всыпали. Савченко, конечно, всерьез не принимали. Когда-то темной ночью на него было разбойное нападение, он получил контузию  и с тех пор круглый год ходил в одном пиджаке,  зимней шапке и болотных сапогах. Но если бы и он сдал партбилет, всем бы не поздоровилось.  Закончилось все быстро и неожиданно. Появился дежурный и сообщил, что  на опоре возле электростанции взорвалась кабельная воронка, половина поселка без света. Кабельщики и сетевики быстро подхватились, и зал опустел. Ко мне подошел парторг и тихо говорит:
- Давай скорее, пока не закрыли, сбегай в магазин на болоте. Закуски тоже возьми.
Я заторопился, успел и принес пару селедок и на остальное  водки. Начальники печально посмотрели на закуску и говорят: «Это наш человек». Уже стемнело, а мы все сидели в техотделе. Беседа достигла той фазы, когда все говорят, и никто никого не слушает. Парторг что-то увлеченно рассказывал.  Я напрягся и услышал:
- А я ему говорю: «Это аморально, ты как член партии должен вернуться в семью». А он мне: «Куда ты лезешь, чего ты лезешь?». И я подумал: «Действительно, чего это я лезу?  Какое мне до их жизни дело?»
Парторг  заметил, что я его слушаю и сказал  уже мне:
-  В Партии такие же люди, как все,  только лучше. Ты давай, пиши заявление в Партию, не все же тебе в электромеханиках ходить.
- Да, тебе еще жить, - говорил захмелевший Давыд Тимофеевич,- а это что за жизнь. А так пойдешь наверх.
- А когда же грибы собирать? – спросил я.
- Не надо их собирать, они еще не растут, кстати, какие ты там поганки с деревьев ешь, дай попробовать?
Наверное, тогда я понял, что не быть мне начальником.