вЖиз-2. Глава XII. Жизнь на волоске обезьяны

Роксана вместе с другими загорелыми россиянами с корзинкой фруктов сначала стояла в таможенный контроль, где работник смотрел ей в глаза, в паспорт и не подавал удивления от ее внешности. Потом в гармошке стыковки к чартеру Пегас. И вот, когда самолет выпустил шасси и собирался благонадежно сесть, совершить касание с родным аэропортом, как он вдруг резко взмыл вверх, вдавив людей в стулья. Те, кто успел выглянуть в люмики, разробрал, как стена дождя с ветром ударила по аэродрому и вскопала бурьяны вдоль посадочной. Она задела и борт аирбаса, но на благополучной высоте, без аварии. Цилиндр воды сорвало с моторов, как чехол канониром со ствола пушки. Самолет вздрогнул, но выдержал. Все благодаря реакции штурманов. Волна ужаса пробежала по салону. Слова были такие:
- Какие молитвы надо?
- У меня кольцо в языке проглотилось.
- Приехали на родинку. Хорониться в братской могилке.
- Я просто хочу жить. И любить. И фрукты есть.
- 100 000 донгов это много или мало?
- Летчик передумал? На Гонг Конг сделаем круг, за дьюти фри?
- Мама, почему мы не сели? Потому что дядя пилот хочет все красиво?
- А я с семьей не увидился... и не спросил у Люси прощения.

Наиболее удивительным казалось то, что двое подкачанных стюарда незадолго до адского снижения уселись на свои прессы-сидушки, пристегнулись ремнями и теперь блаженно сопели во сне. Уверенности пассажирам это не придавало. Они мотыляли головами, ревели, паниковали, дрожали, выражали опустошение. В отличие от остальных Рокси сидела бездвижно. Ни один мускул (возможно, даже дыхательный) казалось, в ней не шевелился. Она сидела каким-то восточным дзеном. Глаза были закрыты. Позой и ролью она походила на лам, годами зависших в своих монументальных положениях. Только лам православных. На самом деле, она находилась где-то на периферии сознания и яви, на стыке пространства молитв и визуального контакта с самыми светлыми и мощными Небожителями. Возможно, ей и было сначала страшно, но теперь она излучала спокойствие. Борт снова и снова заходил на посадку, но внизу бушевал ураган. От этого лайнер вздрагивал и уходил с линии желаемого приземления. Лезвия ливня с ветром скоблили ленту спасительного асфальта, рычали и тянули клешни к Пегасу. А тот ржал и заново скакал от хищника в гору.

Внизу на земле возле машинки-трапа работники в куртках и капюшонах тыкали пальцами на брюхо коня авиакомпании:
- Смотри, закат отражается таким галом, как будто световой эффект... Кажется, что огненный крест прошит вдоль борта.
- Не иначе. В струях идет преломление по оптике.

Пока самолет заходил на новые виражи, пассажиры глядели на молившуюся, и их охватывала слабая надежда о спасении. Она будто слилась с лайнером и на каких-то ступенях пространства какой-то невидимой рукой рулила стальной птицей, методично выправляя ситуацию. Дети затихали, глядя на нее. Взрослые принимали адекватный вид лиц. Через час Роксана Коралова открыла глаза  оглядела дико усталыми глазами салон, прошлась по лицам ближайших детей, и направила зрение в окно и спокойно поставила подбородок на кулак. Еще через минуту тристадвадцатый допустил ход ниже и в образовавшийся от воды просвет плавно черканул полосу колесами шасси.
- На аэроэкспресс опоздали. Максим вызывать, - проронил гражданин с кислым оспяным лицом, отстегивая ремень.
Открыли глаза стюарды, с блаженством малышей потягиваясь в своей коляске.

Возле ленты раздачи багажа к шимпанзе подошла женщина в возрасте и поцеловала той руку:
- Спасибо, матушка. Хоть внучат увижу.
Обезьяна в нервном стеснении одернула ладонь, чтоб никто не заметил, и улыбнулась.
Таможенник схватил ее корзинку на выходе, проверил лэйбл:
- А у вас перевес, между прочим.
На это Роксана Владимировна вскрыла целлофан и выдала 5 штук в его руки. Еще через 20 метров за зеленой линией ее встретил улыбающийся профессор, отобрал корзинку, чемодан и извинился за опоздание.

*

В кабинете маленькой волосатой шимпанзе было светло и уютно. Пахло шпатлевкой. Когда зашли первые и единственные ученики, она стояла у окошка и подлинно благодушно глядела в улицу.
- Здравствуйте, Роксана Владимировна, - Натужно вежливо кланялись к ней вошедшие.
- Что вы увидели за окном? У, железная карета без лошади. Надо же, бесстыдство какое на православной земле? Вы, наверно, приготовили нам бесстрашную лекцию на какую-нибудь волшебную героическую тему из личного опыта, - Спросила Даша Павлова - язвительная ученица. Даша уложила сумку на парту и сама на нее уложилась.
- Тема одна. Вечная жизнь.
Зал загудел в сарказме.
- Каждый раз удивляете нас своим вечным и неповторимым. Какую же из граней ее, вечной, вы сегодня хотите раскрыть?
- Любовь к ближним.
- У вас избранник-то есть?
- Дождется меня, когда завершится мой земной урок.
- Волосатый как вы?.. А книжка любимая какая?
- Георгаф глобус выпил...
- Да. Есть чему нас поучить. Ведите урок.

*

Ночью Роксане привиделся "утешительный" сон. Будто она идет по дороге - и развилка. И три дорожных знака. Все про мартышку. Слева: толстая макака ест бананы. Справа: мартышка в бигудях в ванной с мочалкой. И прямо: мыртышка в платье распята на кресте. Во сне Рокси и не замтетила, как продвинулась по прямой. Сначала видела лесорубов, выстругивающих бревна для креста. Они приветствовали ее. Она помахала им. Потом - кузнецов, которые ковали гвозди для рук и ног. С ними тоже была радостная встреча. Потом дошла до места где насыпали землю и утрамбовывали лопатой. От радости Роксана Владимировна принялась плясать в присядку, и землекопы - пустились в хоровод вокруг нее. Вскоре к танцу подоспели и лесорубы с кузнецами. В итоге, все танцоры попрыгали в картонный ящик, и преподаватель оказалась в комнате наедине с Иваном. Он спросил:
- Рассказывай.
- Вчера в кино ходила. "А зори здесь тихие". Плакала и блевала над унитазом. Хотя первая версия была лучше.
- Ты ходила на исповедь в Воскресенье, но не доставало сокрушения. За тебя помолились. И слезы над унитазом дали соблюсти полноту Причастия.
Рокси изумленно хлопала веками:
- Исповедь решили сопроводить слезами? Что же мне теперь, всегда над горшком реветь?
- Жалей не себя, а о содеянном грехе.
- В кино ходить можно? Бондарчук, к примеру, во грехе? Пристрастилась я.
- Единственно достойным занятием считай вечное созерцание Бога. То, чем и занимаются ангелы. Но человек слаб, поэтому ему придуманы люди, деревья, закаты, вода, города и кинематограф, чтобы мозг мог отвлекаться на всякую ерунду.
- Анализировать бессмысленные картинки. Я поняла тебя. Я очень грешная. У грешников искажено восприятие. Им нужно кино!
Иван сел на стул, сложил ногу на ногу:
- Отец наш небесный предлагает тебе суровое испытание по теме "антигрех". Это отличный фильм. Ты спасешь махом тысячи людей. И пойдешь дальше, чем я. Отличное оружие.
У Рокси екнуло внутри даже во сне.
- Намекаешь на мученичество и смерть?
- Сама землекопов зазывала.
- О, нет.
- Желание и потенциал зависит только от степени любви к Отцу нашему, короче ты выдержишь.
- Ты жесток.
- Напротив. И не клевещи. Крест - великий мученический дар. Скверно хвостом фить-фить в вечном КВН-е. Кстати, в последний момент, я буду с тобой - смотреть в глаза - будет не больно. И потом ты сразу окажешься со мной, в объятиях. Он пошлет меня за тобой. И даст двух ангелов.
- Почему только двух?
- Секрет.
Была пауза, где она разглядела его одежду. Он стоял в белой рубашке, в вельветовой жилетке, с пронизывающим простым взглядом, от которого пробирает дрожь. Спокойный, сутулый, чуть вредный. Иван поправил воротник, и они продолжили:
- Ученики издеваются надо мной. Достали уже.
- Я знаю. Ученики всегда съедают учителя. Как мы вкушаем Кровь и Плоть, причащаясь. Но ты молись за них.
- Чтоб вкуснее поели? Ладно. И за Дашу Павлову?
- Особенно за нее.
Затем Коралова увидела, как святая обезьяна вышел в сад с табличкой "Личная Гефсимания Ивана", ссутулился, вздрогнул и стал молиться. "Господи. Не могу я выносить этот пожирающий и пожираемый мир. Где под лицемерной биологичностью и гармонией кроется алчная пасть греха. Доколе терпеть мне ужас и ждать Прихода Твоего. Когда Принесешь подлинный свет прощения в глупую природу и бездушный социум. Или может Сам заберешь меня отсюда пораньше? Тут все безумны. Ибо они сами себя жрут и счастливы от пытки".

Когда он вернулся в комнату для бесед и сел на стульчик, она продолжила:
- Странно, я думала ты в раю беспроблемном.
- Мы сокрушаемся за то, что вы и не ощущаете. Для примера.
- А я не в раю испытываю ту же боль, что и ты...
Потом Иван сидел бездвижно и безмолвно. Яркость угасала. Его кто-то медленно стаскивал на стуле назад во тьму.
Она проснулась, тряслась, вытирала пот. В окне был веселый день. А в форточку слышалось, как мальчик смеялся и ругался на кого-то, кто пропустил мяч. Надо было заниматься гигиеной, физкультурой и готовиться к лекции.