Кто ты или что, и как имя твоё

Виктор Матюк

Кто ты или что, и как имя твоё?

Непритязательная картина: кто ты или что, и как твоё имя?
Чем тебе обязана многострадальная Украина? Твоя совесть ей изменила,
Тебе, сукиному сыну, в ладоши хлопает Россия, я же к обратному стремлюсь,
И к прежним думам уже никогда не вернусь, честно в этом признаюсь,
Не потому что трус! Нет, был искус, голова седым едва-едва не лишилась чувств,
Её опьянили тоска и грусть, когда-нибудь разъяснится суть, пусть люди не врут,
Что они на плаху идут без толики страха! Когда же резко изменяется климат,
И душу в рай ангелы не примут, всю душу и сердце из неё там вынут, потом назад задвинут,
Пройдёт каких-то тридцать минут и тут как тут на смену нашим эмоциям чужаки придут!
Даже в аду грешники искушают судьбу, мысль такого сорта беспокоит с вечера и до утра,
Предавшись горькой думе, старый хрен от обыденной жизни ничего не получил взамен,
Едва поднялся с колен, рядом тлен и суета, его гонят бабы со двора, пищит детвора,
Её крик режет старика без ножа! Он присел на кучу денег, положил у ног взлохмаченный веник,
Пока луч дневной не проскользнул над седой головой! Он бы обрёл душевный покой,
Если бы был молодой, и не связывался с людской молвой, от мысли шальной нет покоя,
Нынче время такое, что умрёшь, сидя или стоя, но всё равно за тебя слово не замолвит никто!
Ближе к лету твоё имя канет в Лету, и ты услышишь тревожный крик, переходящий в свист,
Ты – христианин и не баптист, но один, как перст, порох в пороховницах есть,
Жизнь высосала все силы, судьба тебе не раз и не два раза изменила,
Всё, что было, прошло, чище не стало старое окно, из близких не осталось никого!
Бестрепетно глядя вперёд, встречаешь ранним утром пылающий восход,
Хихикая хмуро, пьяная баба-дурра попыталась завести шуры-муры,
Но в натуре с неё пришлые люди уже сняли три шкуры! Путь проказника был горек и труден,
Он по сей день не обезоружен, немного болен и слегка простужен, он контужен на войне,
Ему тягостнее вдвойне жить в своей семье и идти наедине по скользкой и извилистой стезе!
В грязи измазаны руки, душа обречена на вечные муки, не далёк и день разлуки,
Но всё равно не стремится никто опошлять своё нутро по первому звонку тех,
Кто благосклонно встречает грех! Ты же зря судьбу презирал, и её советами пренебрегал,
И едва не был убит наповал, она же по сути тебя вывела в люди, ты же бил себя в грудь,
Рассказывал жуть несусветную женщине бездетной, а она, развесив уши, наслушалась чуши,
И теперь её мысль над холодом равнины вознеслась, а унылая картина печалит женский глаз!
Ну, скажите, неужто многие события во время ночного соития не утяжеляют грехи?
Как избавиться от повседневной шелухи? Все алчны и подлы, не исключение все мы,
Да, мы – жадны, и не вольны жить так, чтобы воочию не видеть весь этот бардак!
Не получается никак, ниспослан знак с небес, раздался шум и треск над головой,
Сразу мужик седой решился пойти на разбой, совесть в короткий акростих спрятав,
С ума едва-едва старик не спятил, огромную толпу озадачил, уйму денег растратил,
Стал жить, как глашатай, с виду вагоновожатый, он ходит по огороду с тяпкой,
На лысой голове красуется зимняя шапка, и наблюдает украдкой за всеми,
Кто верно и праведно служил прежней общественной системе! Всему – своё время!
Всему – свой час! Миром движет страсть, мы же впопыхах сообщаем в первых строках
Своего письма, что от темна и дотемна поёт в душе гитарная струна, не хотелось бы так
Употреблять местных баб, они – единый враг, кто без бумаг
Расшатывает данный богом нам талант! Даже дилетант вторит небесам в такт,
И не отвергает сразу всё, что с неба наземь снизошло, пусть по накатанной стезе идёт бытие,
Пусть осталась без присмотра страна великого аборта, тогда какого же чёрта мысль такого сорта,
Как пламенный мотор, так же легко преодолевает пространство и простор?
Незавидная перспектива полна прелести и негатива, глаз смотрит вдаль пугливо,
А рука простого чудака, по большому счёту старика, что-то пишет торопливо,
Девчонка смазливая в грубой прозе вытаскивает из непорочной души давнишнюю занозу!
О, боже! Мысль уносится всё выше и выше, а бегущий человек едва дышит,
Он готов упасть на снег, он не забыл, что у него сил, чтобы двигаться, больше нет,
Он сгоряча ставит печать черного сургуча на конверт, он заполнен на треть, он описывает,
Что ковчег скрыт под толщью снега на четверть, в нём спрятаны альфа и омега земного бытия,
Перед его глазами мельтешат небесные врата, унылая пора, старый хрен молодой бабе – не чета!
Он у толпы на виду, ищет общение в земном раю, но искушает горемычную судьбу
И потому никто не верит на слово ему! Нет выбора иного, как по своей стезе всякий час петлять,
Япона мать, часы предгрозья взяли в руки вожжи, разговор в грубой прозе и наготе
Не идёт о жутком роке и судьбе, пусть душу и плоть хранит Господь от всех бед и невзгод!
Жизнь у каждого из нас одна, моё дело - сторона, чья жена на сторону пошла и куда?
Наблюдаю из открытого настежь окна, как заблуждения былые страна не защитила,
Она тын городила, но до сих пор строительство не завершила, при первом же порыве ветра
Он рухнет дол в вечернюю пору, быть может вскоре, возникнет очередная ссора,
Но чем усмирить возникшие раздоры между близкими людьми? Потолкавшись в отделе винном,
При участии половинном была куплена бутылка на двоих, альтернатив не было других,
Как в тот миг о проблемах бытовых сразу забыть, можно подойти к знакомым алкашам,
Поговорить с ними по душам, ведь в храм идти далековато, и туда мужика слегка поддатого,
Даже солдата-фронтовика никто не пустит даже за три рубля!
О, да! Ни капли наземь не пролилось, никто тебя не гнал под хвост,
И видел бог, что ни один прохвост не встревал в чужую компанию,
Никто в пивной в тот миг не горевал, никто громко не рыдал навзрыд,
Семейный быть быт был напрочь забыт на пару часов, есть над головой временный кров,
Жизнь там понята трояко, ничего нет страшнее кроме одиночества, тьмы и мрака!
Когда полный стопарь стоит на широком столе, можно поговорить о добре и зле,
Но пройти мимо проблем бытовых, зачем толковать так долго о них,
Когда рядом много таких, как ты? Неисповедимы Господние пути!
Можно пройти рядом мимо статной и такой же одинокой бабы, как ты,
Отрешившись слегка от мирской суеты, вновь впасть в одиночество,
Но, вспомнив про чужое пророчество, вспомнить свою фамилию, имя и отчество,
Пусть жалкое большинство верует строго в предначертание Господа своего,
Мы тоже будем настороже, чуть попозже ослабив вожжи, не станем погибать от тоски!
Сильно сжав кулаки, снегом и льдом потрём замёрзшие виски, пусть малость отрезвляется мозги,
И тогда захочется уйти в себя, но не навсегда, горесть и нужда гонит алкаша со своего двора,
Но идти ему некуда! В смутном звуке на одну минуту вспомнились малолетние внуки,
Чистые руки массажируют тело, оно совсем сомлело, небо над головой просветлело,
Солнце за горизонтом почти что село, и вдруг небо потемнело, ты смотришь пугливо
На дальнейшие перспективы, шевелишь мозгами, машешь знакомым алкашам руками,
Но злые ветры гонят облака над взлохмаченными головами! Нет покоя душе ни дома, ни в храме
И даже в пивной ты ловишь себя на мысли такой:
В былые времена моя страна в ином ритме жила,
Исчезли прекрасные моменты, к власти дорвались проходимцы и импотенты,
А диссиденты толкаются наедине в опустевшей подворотне, ни людям, ни себе нет покоя,
Это правило, досконально усвоив, себя я немного расстроил, то есть огорчил или опечалил,
Но рот, своим мыслям не закрыл ни в пивной, ни на ж. д. вокзале, хотя землю рогом рыл!
Этот игрок убедить собственный рок до сих пор не смог, едва не свалился в холодный сугроб
 На правый бок, мимо подворотни давнишний знакомый медленно проходил,
Местный поп легко скользил по серо-сизому льду,
Слёзы ронял на ходу, искушал свою судьбу, он не верил никому, даже своему коту!
Он своё чело святой водой в храме с утра окропил, потом сотку пропустил, и забыл,
Что свой имидж изменил: всем, кому должен, долги простил, новое пальтецо себе купил,
Но в мелких дырах оно! Он из последних сил твердил о предвзятости земного бытия,
Во все века мысль та была на помине легка, но жизнь коротка у пьяного мужика,
Он не думает, а соображает сразу на троих, но не платит за других,
Вот так бы и дальше жил, если бы бог ему новую стезю не предложил!
Даже он судьбу мою не изменит ни в раю, ни аду, я же гну линию свою,
Но слышу за дальним околотком стрельбу, судя по всему, кто-то гонит из подворотни судьбу,
И соображает на ходу: что и к чему? Душа, молчи, пусть поговорят алкаши о главенстве души,
И много ты не говори о высокой и прекрасной любви, слова твои растворятся в вышине,
В тот миг ты будешь сидеть на трухлявом бревне, ты – навеселе и тебе один хрен: когда и с кем,
Но зачем? Шапку, сняв с виска, взглянул на проходящего алкаша свысока, твоя стезя совсем не та,
О да, но жизнь полна греха, такова твоя судьба и от неё никуда не деться, значит, надо вертеться
Вокруг своей оси, чтобы лбом в кладбищенскую ограду не упереться! Боже, спаси и помилуй,
Надели прежней мощью и богатырской силой! Что со мной? Судя по виду, даже постовой,
Стоящий в милицейской будке посреди булыжной мостовой, видит, что ты ещё живой,
И продолжаешь спор с собственной душой о проблеме мировой,
Мысль вытекает из головы последней струёй, бог идёт к тебе домой,
И пытается наладить отношения с плутовкой-судьбой, но ты – не герой её романа,
Так что собирай старые чемоданы и улетай в неизведанный край любовных грёз!
Ты на самом деле на самого себя не стал похож, на хера тебе всё это?
Веди жизнь анахорета, суд над собой не верши, тихо и скромно пиши в промозглой ночи,
Пока не приснятся розовые сны! Увы! Так долго ждать нельзя, во бля, туда не ходят поезда,
Хвала тебе, боже, хвала за добрые наставления и смиренные дела,
Но в стране рабов я возвращаюсь к той мысли вновь и вновь, что кующие рабство,
Поощряют пьянство и повсеместное ****ство, можно быть анахоретом, но при этом
Ты не уследишь за тьмой и светом! Мысль, как платяная вошь, так тебя загрызёт,
Что даже господь тебя до конца не поймёт, большой живот и маленький фаллос – вот и всё,
Что от тебя осталось, ничто и уже давно не тревожит погрузневшее нутро,
Только поношенное демисезонное пальто давит под мышками,
Ты не играешь мышцами как в былые дни, согнувшись в три погибели, считаешь рубли,
До чего же эти суки страну довели, но не алкаши, а педерасты? В стране контрастов
Сажают за убеждения, точно так же, как эпоху Возрождения, простой люд и гол и не обут,
Одна и та же суть, куда людям свою голову приткнуть? Как тебя зовут? Как твоё имя?
Крепче держись двумя руками за бабье вымя, с ней мыслями делись, и лишний раз не дерись!
Брысь отсель! Надоела повседневная мирская канитель! Где же обещанная оттепель?
Не слышна соловьиная трель, не шумит шмель, много нерешённых дел, ты был смел и удачлив,
Много не говорил, когда усмирял собственный пыл, мало пил, грех в меру творил,
Но неправедно жил! Шар земной навис над тобой и спорит с холодной Луной
О счастье преходящем, забыто прошлое, а настоящее путается под ногами,
Неужто в собственном грехе мы повинны сами? Под церковными стенами
Наслаждаюсь поющими колоколами, счастье приходит к нам как награда за тяжкие труды,
Увы, зло не отвращает от несчастья, скорби, горя и беды! Увы! Увы! Увы!
Ни к чему не приведут стенанья мои, только голос Всевышнего судьи звучит, как фагот,
Мысли несутся вразброд, финал не за горами, никто не считается с простыми мужиками,
С ними обращаются, как со скотами! Только в божьем храме и в пивной люд наивный и простой
Вспомнит, что жизнь – всего лишь благословенный миг, ты пишешь собственный триптих
О пороках и достоинствах своих, теряешься в сомнениях, на ходу меняешь убеждения,
Как баба на сносях, но в последних новостях сообщают, что во всех грехах таких, как ты
Власти обвиняют! Тлен и прах повсюду, грехов груда, иных искушений уже не будет,
Рассвет брезжит на небесах, ты вновь на вторых ролях что-то вершишь впопыхах!
Весь день на ногах, стопы в мозолях, что терзает мысль простого человека?
Небытие навеки, меняют свои русла реки, но не выздоравливают душевные калеки!
Ты устал от мышиной возни, точно так жили пращуры твои, с первой и до последней ноты
Ты слышишь дерзкое пение фагота, отрешившись от работы, вспоминаешь годы лихие,
Они сгорели, как ветки сухие в пламени прожитых лет, потускнел божественный свет,
Прежнего вдохновения нет, в голову лезет полночный бред! Кто-то командует ротами,
Кто-то пробирается болотами, кто-то замерзает на снегу, а мне жить невмоготу,
Не могу одолеть всеобщую смуту в течение одной минуты! Фу ты! Быстро уходят минуты,
Но ты не можешь добраться до сути бытия, грешен ты и грешен я! Мысль ржавая подобно удаву
На виски давит с такой силой, что трещит голова, в ней путаются досужие мысли и слова,
Судьба никого не пощадила, что было, прошло, назад невозможно вернуть ничего и никого!
Проходит всё, только не разбой и насилие, подмявшие под себя всю Россию!
Для меньшинства пишутся законы, оно не стенает и громко не стонет, а у большинства
Болит голова, нет ни крова, ни тепла, одни живут, как боги, другие замерзают вдоль дороги,
Бандиты правят миром земным, берут кредиты для себя и собственной свиты, будем живы,
Не помрём, авось, свой век кое-как проживём! Пусть плач и стон останутся за окном,
Толпе все пути открыты, её ноги до крови разбиты, те, кто сыты, как жирные коты,
Далеки от голода и нищеты, но не мы! Немы мы! Наши проблемы для древнего Вифлеема,
Существующие схемы созданы не нами, а нашими врагами! Разъяснение не за горами,
Умные мысли вскорости озарят даже уставших от наград бывалых и постаревших рано солдат,
Пуль град свистит над седыми головами, за них молятся верующие люди в божьем храме,
Смелости у них не отнять, приходится вновь громко стенать и в сотый раз повторять,
Что многие из молодых и бесшабашных солдат любят обнажённых и смазливых баб!
Людская молва полна вранья, я же о герое своём скажу так, что за ним давно из-за угла слежу,
Он не подсуден суду и никогда не пойдут у судьбы на поводу, дело в том,
Что он давно уже работает врачом, предпочитает спать нагишом, лично он тяжёл на подъём!
Рядом шумит речной затон, плеск волны слышен за окном, страшно быть стариком,
Если чувствуешь в душе себя мужиком, Россия, Россия, забыты в твоём краю истины святые,
Тебя манят горы чужие, но годы лихие спотыкаются о листья сухие, они не впервые
Напоминают о себе, холодный пот давно появился на грустном и уставшем челе,
Стройная баба в чадре намедни приснилась мне в предрассветном сне,
Она жила на окраине южной, ей ничего от этой страны не нужно, она ушла в себя, свой быт кляня,
Влюбилась в православного звонаря, он оказался и предателем и хамом,
Да и она, хотя примерная и верная жена, но не звезда телеэкрана, поднявшись утром рано,
Смотрела на просыпающийся город устало, тяжкое время настало,
Дождь капал ей за ворот, а проснувшийся старинный город дерзил и своей жизнью скромно жил!
Никто из пришлых людей не ищет новых путей, судьба их гонит взашей,
Только один сумасшедший, в храм таких, как он приведший, вспомнил день прошедший,
И сразу не подчинялся господскому приказу, его душа скорбит, страсть к себе тащит, как магнит,
Его от беспечности тошнит, да и душа болит, а сердце плачет,
Так или иначе Господь чёткими вехами наш путь обозначит!
Не спрашивая пароль, судьба играет в жизни эпизодическую роль, изволь ей подчиняться,
Чтобы вновь с разбитым носом наедине не остаться! О времена! О нравы!
Боже правый, останови на полпути лукавого, заклятого врага своего!
Выход там, где вход, любознательный народ критику воспринимает на собственный счёт,
Молва ползёт по окраине городской, быстрее весной, медленней зимой,
Мысли бегут вразнобой, спутавшись бичевой с коротким стихом,
Опускают долу суть бытия голую, опалённую грехом, на самое дно через открытое настежь окно,
Уже давно не мыто оно! Я же простираю к небу уставшие руки, обрекаю себя на рознь и муки,
Не скуки ради местные бабы предаются повсеместной усладе! Оторопь их не берёт,
Только холодный пот катится с чела, вот так и жизнь прошла, не затронув ни души, ни лба,
Казалось, что всё это было только вчера, но душа, пробудившись от летаргического сна,
Вразнос пошла! Ей стезя была видна, тернистый путь ярко освещала неприхотливая Луна!
Был бы мужчина успешен, не был бы угрюм и бешен, его румянец с гневом смешан,
Распутные очи возведены к небу, ему бы отрешиться от ярости и гнева,
О, пресвятая дева Мария, почему грех так легко гуляет по России?
Он бороздит просторы земные, страна смутна и к тому же темна, только Луна едва видна
Из открытого настежь окна! Лунный рог преодолеть холод кое-как смог, сделал глоток воды,
И устоял против соблазна судьбы! Порванные цепи торчат из мраморного склепа,
Жизнь мужа того, что отвергал зло, была прожита нелепо, но осталось его кредо у людей на виду,
Ещё не пали долу православные святыни, города, как безмолвные пустыни в ночи,
Трудно оторвать очи от застывшей камнем земли, никто никому ничем не обязан,
Каждый обещаниями, как путами по рукам и ногам связан!
Под тяжестью земною стадо скота едва плетётся к водопою,
Пастух погоняет их батогом, разговаривает с ними на языке блатном,
Стадо бежит бегом, но никто не знает, где его отчий дом! На дворе странная эпоха,
Жить народу и вправду плохо, на столе валяются крохи, а судьба готовит новые подвохи!
Подкашиваются ноги, о себе напоминают годы, рок твердолобый издал смутный зов
И нарушил сон деревень и городов, с них снят ночной покров, люди уже не спят,
Собаки в подворотне рычат, и пугают старых баб, издающих храп на весь околоток,
Спящих без трусов и колготок! Им на эпоху плевать, в углу давно стоит железная кровать,
На ней неудобно спать, но легко мечтать, как в лучшем виде перед небом предстать?
Зачем нам грехи? Не всякий алмаз самой чистой воды, куда не посмотри, везде гуляют мужики!
Не всякое золото чисто и звонко, эти мысли рано повзрослевшего поддонка
Из последних сил давят на ушные перепонки, преходяще всё на белом свете,
Мы же отвергаем дельные советы, и дальше шагаем, хотя своего конца заведомо не знаем!
Нервы стальные, кажись, не впервые скрежещут во тьме, тень сомнения лежит на мне!
С той поры дефицитные вещи продаются из-под полы, не соизмеримы миры сознания,
На фундаменте первичного здания появился разлом, трещину ищешь с огнём даже днём,
Ходишь по каменным ступеням без былого вдохновения, выражаешь сомнения
С лицом, отмороженным, в меру ухоженным, но в чемодане сложенном для поездки,
Нет ничего из инструмента всего, кроме увесистого топора и острой стамески!
Проснувшись с бодуна, допекает нутро мысль одна: мне бы водки и вина,
Да и свежесть мысли тоже нужна, время вздыбило холмы среди холодной зимы,
Измучились мы, хитросплетение неуловимой бахромы в себе запутало лучшие умы,
Их изъяны видны со стороны! Без мыла - в жопу, а потом в матушку - Европу,
Золото наивысшей пробы кого угодно сразу угробит, час пробит, значит, пора
Прислушиваться к звону плахи и топора с раннего утра! Всё, что было вчера,
Замела бушующая пурга, уши отморожены, чувства уничтожены, люди встревожены,
А мы? Пуще всех грешны, но не настолько темны, дабы что-то выпрашивать у рока и судьбы!
Судьба стегает плетью по хребту, жить невмоготу, вот-вот шею сверну, штаны до дыр протру,
Но не уйду с проторённой тропы, немощны мы, недаром храмм, спалённый пожаром,
Был оставлен монголо-татарам практически задаром, так говорится в манускрипте старом!
Весь мир, как дом публичный, приходится задавать себе вопрос вторично людям циничным:
Почему смысл бытия нам не ясен, а быт и вправду ужасен? Догорает закопчённый фитиль,
Простой люд уже списан в утиль, в сказку воплотилась быль, нет больше сил: к небу взывать,
Ему простого человека не понять! Где истину искать? Что предполагать? Слежу с волнением
За лёгким прикосновением очаровательной судьбы, увы, трудно прыгнуть выше головы,
Как не суди и как не ряди, в оба пристально гляди, дабы дыхание не спёрло в груди!
Кричу во всё воронье горло: над головой навис дымок, вблизи похожий на смог,
Мужик тот, что до костей промок, был в плечах широк и высок, его покатый лоб до самых щёк
Был в морщинах весь, только здесь с его уст слетела спесь! Всему виною – нераскаянный грех!
Во сне и наяву одними догадками живу, здоровье берегу, но не могу осуждать свою судьбу,
Иду, словно в бреду! Взор манит к себе высота, но в душе – пустота и не видно ни черта,
Чёрно-серая полоса с небес снизошла и отворила ворота в заезжий двор, в мозгах затор,
Курю «Беломор», и не выношу сор из чужой избы! Грусть преодолела половину пути,
И почти кричит, то есть издаёт писк, похожий со стороны на крик: «Свои долги сполна оплати,
Лишний раз промолчи, зря не осуждай и себя на муки впредь не обрекай! Эдакий шалопай!»
Можно легко выйти из доверия, не день сегодня, а феерия, мать его ети, боже, грешников прости!
Неисповедимы Твои пути! Шила в мешке не утаишь, за окном - тишь, вода легко капает с крыш,
Невдалеке шумит речной камыш, никого из людей своей удалью даже ты не удивишь,
Смог над деревянным домиком завис, проспишь рассвет, гладь, а в том доме денег нет!
Так бы ты воплотил в жизнь свои сокровенные мечты,
И устроил грандиозный пир на весь мир, был бы шашлык и был бы сыр без огромных дыр,
А так на столе лежит Ленинский трактат «Шаг вперёд и два назад», рядом кипа исписанных бумаг,
Можно возмутиться или хотя бы малость усомниться: как могло такое случиться,
Что один из умнейших людей гнал бывших жён взашей? Прея за праздничным столом,
Говорим вчетвером о том, что творится за бугром, бьём челом, встретившись со стариком,
А потом до утра резвимся и пьём, ломимся напролом в чужой и ухоженный дом,
Подготовленный на слом! В душе надлом, дуракам закон не писан,
И коль ты в том дому прописан, жди новых писем, тот дом стоит у водной глади,
То есть в тени и в прохладе, приятен его вид и спереди, и сзади! Ветер гладит по хребту,
И душу твою вновь окунает в пустоту, рано поутру буду искушать горемычную судьбу,
Пусть любви стрела глубоко в страждущее сердце вошла, душа грешна,
Жизнь страшна, пот льётся с чела в три ручья, жизнь собачья, так или иначе
Все силы растратит, кто платит, тот – сущий идиот, ему бы пить компот,
Его грехи не в счёт, жизнь делает крутой поворот, время не ждёт,
Оно мчится только вперёд и хрен его разберёт, что и как? Без лишних растрат нельзя прожить,
В присутствии баб приходится кутить, и челом им бить, дабы лишний раз согрешить
И свой кинжал им между ног вонзить! На покое дремлет Муза, она пределах бывшего Союза
Развесила свои сонеты и раздаёт толпе советы! Муза, где ты? Тебя призову я к ответу,
Не сетуй и негодуй, живи и ликуй, свой нос в чужие дела не суй, травку жуй,
И не учиняй над собой расправу, грехи и слева, и справа, им нужна забава,
Боже правый, я чту твои уставы, небесный боже, я грешен тоже, и, судя по всему, похоже,
Что ересь грешную душу сильно тревожит, день прожит и хорошо, ну что сказать ещё?
Сквозит в окно, слава богу, не завидует никто! Был бы я разоблачительно неистов,
Вылетел бы с работы со свистом, или бы стал онанистом, в лучшем случае стал бы гармонистом,
С риском для себя хорохорится моя судьба, я же нужные слова для неё подыщу,
Позволю созреть прыщу на огромном носу, потом полстопки палёной водки на грудь приму
И неспешно войду в непроглядную тьму! Пыл в душе не утих, он совсем затих у людей других,
Здесь нет святых, они здесь не нужны, в пределах большой страны все человечьи изъяны видны!
Увы! Увы! Увы! Эта мысль не выходит из больной головы, боже, пощади и помилуй,
Надели удалью и силой! Этот брюнет, почти созревший поэт, несёт сущий бред,
Гаснет свет в конце туннеля, я же ему на слово не верю, люди – звери вышли из доверия,
От них нет житья, трагедия бытия мимо меня медленно проползла, что-то пролепетала,
Но ничего нового не сказала, я же кручусь на творческом юру, до сих пор без устали пишу!
Тем и живу, но зачем? Везде - тлен и суета, повсюду темнота, пора уныния пришла,
После неё столь неотдалённые места тут же заполнит пустота! О да! Затмится полночная звезда
И что тогда? Уходить в бега, но когда? С раннего утра и бежать допоздна без перерыва на обед,
Даже если сил и мощи нет! Приняв на грудь, можно малость отдохнуть, здоровьем блеснуть,
Если женщина красива и в постели горяча, тогда на фига тебе нужна старая и больная жена?
Исхлестанную ветром темноту, авось и я провожу ближе к утру, она пришлась не ко двору,
Уж потом воздуха хлебну открытым настежь ртом, пусть грядёт облом,
Нам было хорошо вдвоём, хотя стужа бродила под окном! Мы по жизни рядом шли,
Не чувствуя под собой земли, среди зноя и пыли мы полночи ходили на рысях,
В руках держали двухцветный флаг, и пока не остыл родной очаг, ужинали при свечах!
Здесь воздух порохом пропах, исчез куда-то страх, но на первых порах щелчок по носу судьбе
Вернул тебе доверие к самому себе! Нет волос на голове, мы же теряться в догадках не станем,
Как один в шеренгу встанем, песню затянем, когда в гости нагрянем к знакомым цыганам!
Былым опытом надо дорожить, грехи одним махом смыть, коль не оплачен их кредит,
Никто не забыт и ничто не забыто, тихо и сыто течёт бытие, люди грешат на стороне,
Среди степей и ковылей мы ищем ухоженных ****ей! Истина под небесами,
Она стучит по голове ногами и бьёт кулаками нас дома и в божьем храме, словно цунами!
Любви моей не опошляй своим согласьем, а зачем? Всё – тлен, всё – суета,
Трудно жизнь прожить с чистого листа! Лепота! Лепота, хотя не видно ни хрена!
Из-за куста выглядывает женщина та, что была мила в былые года и в общении проста,
Мы с ней тогда целовались до утра, целовались бы ещё, но разболелось влагалище!
Страсть, как буря, унеслась, но на этот раз прозвучал последний парафраз
На народные темы, все мы бренны и у всех нас одни и те же проблемы!
Она была и вправду горяча, наподобие солнечного луча, и вот догорает ночная свеча,
Но страсть взрастила нас и остановилась на меже, дневной свет появился уже,
Баба вся настороже, что у неё на уме? У неё ступни босые, как и у святой Софии,
Порывы земные открывают глазницы, а голозадые девицы сходят с ума,
В их сторону косятся непрезентабельные дома, вокруг них сплошная тьма!
Со стен шелушится слюда, однажды предавший, другом не станет никогда,
Эти слова тихо шепчут уста, вокруг неописуемая красота, жизнь восторгов полна,
Допит бокал вина до самого дна, в голове – тишина, сквозит слегка из открытого окна!
Голова стала белою, я ничего с собой не поделаю, думаю об одном, жизнь бурлит за окном,
С бытия опадают никель и хром, что же будет потом с высоким челом?
Мысль спряталась за шторой и не вникает в разговоры, споры позади,
Безвестность – впереди! Промозглые дожди размыли знакомые с детства следы,
И песок унесли к реке, а женщина в цветном платке что-то держит в правой руке!
Издали не разобрать: она девица или бестолковая мать? Мне вначале показалось,
Что в её душу сомнение на пять минут закралось, но опосля взрыхлялась земля,
А слова становились строкою, написанной неуверенной дряхлеющей рукою!
Озабоченность свою не скрою, хотя она прячется за соседней горою,
Плоть озабочена любовной игрою осенней порою, гул по всей округе стоит,
Никто чужими доводами не бывает сыт, семейный быт вдребезги разбит, в каком ухе звенит?
Листва дребезжит, кадило в храме кадит, тот храм ещё не закрыт
И амбарный замок на массивных дверях не весит! Куда ни кину взор,
Везде позор и соловьиный хор поёт мелодию одну и ту, я уже давно не сплю,
Просыпаюсь ближе к утру, слова молитвы тихо шепчу, устремив взгляд в высоту!
Куда иду? Во имя чего живу? Глотаю слюну, сил осталось мало, но не всё погибло, не всё пропало,
Душа от пороков устала, плоть долго счастье искала, дыры латала на белоснежном покрывале
И громко роптала на рок и судьбу, но шла у них на поводу, предвкушая ненастье и пургу!
Созрела дума, много шума из ничего, проходит всё, пройдёт и это, весну сменит запоздалое лето,
Судя по всем приметам, а рот дырявый читает Псалтырь, протёртый до дыр, языком корявым!
Жить не сладко, в руках свинчатка, гляжу на проходящих баб украдкой, все они падки на мужиков,
Это ясно даже для стариков, но для неоперившихся птенцов тот быт свиреп и нов!
Был бы кров над головой и тогда бы наш герой открыл настежь норов свой,
Он до скончания лета будет спорить с разношерстной толпой,
Словно чумной, пока грозовые облака не поглотит полноводная река,
Несущая свои воды издалека! Старый брянский волк вернул судьбе давнишний долг,
Сам продрог и до костей промок, на бумагу легко ложится каждый слог, если бы он мог
Свой рот закрыть на замок, тогда бы греха масштабы уменьшились бы изначально,
Кольцо обручальное меняет бытие далеко не идеальное! Приходится дыры наскоком латать,
Подобно пташкам щебетать, а бабам беспрестанно врать, что сюда нагрянет благодать!
Судьбина укротила гордыню в миг единый, древо треснуло вдоль мощного ствола,
Необуздан природы произвол, не выдержал его натиска огромный и толстый ствол!
На опушке леса сидел молодого повеса, как оказалось, это был стрелок,
Он целился бывалому мужику прямо в бок, чтоб не дай бог, не попасть ему прямо в лоб!
Невдалеке палят пушки, закончились игрушки, на окраине опушки валяется пустая чекушка,
Сына долго будет ждать мать-старушка в деревянной сельской избушке! Он сбился с темпа,
Был наземь повержен кем-то, мир потерян для него, лично его уже не пожалеет никто!
В предрассветном блеске вырос замок королевский, его украшали старинные фрески,
В его центре - трезубец, его туда вклинил Творец, он посвятил мужчине пламенную речь,
И в преддверии грядущих встреч выразил ему недоверие, хотя всеобщее безверие царит везде,
Оно восседало верхом на полночной звезде, уже возник бунт на корабле!
Лично мне всё по барабану, мы все служим своему пахану, известному тирану,
Он улыбается с телеэкрана, и что-то доказывает журналистам рьяно,
Но даже перелётные птицы знают заповедные границы своего обитания,
А незнание не освобождает никого от грядущего наказания! Слова любви и признания
Канули в Лету, дело было на рассвете в конце холодного лета пятьдесят третьего года,
Сама природа восстала против супостата, он был когда-то одним из кандидатов
На высокий пост, в обращении легок и прост, образ печальный страны многострадальной
Гулял по площади привокзальной, перед дорогой дальней, ведущей к тюрьме центральной
Каждый думал о том, когда же он вернётся в отчий дом? Внезапно грянул гром небесный,
Пригнул головы люд окрестный, я же в небо смотрю и досужие мысль прочь от себя гоню!
Дайте свободу моему кораблю, и я покорю многоголосую толпу, нынче стою на пустыре,
Пытаюсь затеряться в толпе, рваное пальтецо на мне! Смотрю на рок смиренно,
А он ведёт себя надменно! Предание истории бесценно! Сунул в стремя ногу
И отправился в дальнюю дорогу, помощь бога будет кстати во время кровавой рати!
Нет ни голосов, ни лиц, пришлось упасть ниц, и сильнее прижаться к земле,
Раздались взрывы на этой стороне, самое время для молитвы святой,
Бегу следом за толпой, почти чумной, то есть сам не свой, как скот на водопой!
Боже, спаси и укрой своим покрывалом люд простой, пусть спасётся от казни даже изгой,
Равнение на строй? Люд раздетый и босой о чём-то спорит меж собой,
Пришлось пересечь запретную черту, вспоминаю молитвы на ходу,
Следом за собой тащу воз грехами набитый, не оплачены кредиты по долгам,
Пришло время старикам уступать свою стезю, я к тому этот разговор клоню,
Что нет места трухлявому пню в молодом лесу! Даже там сгущается мрак,
Темень не хочет уходить с дороги никак! Сухо во рту, но я иду по пожухлой траве,
Что прикажите делать мне, если мысли спутались в голове? Живу, как в призрачном сне,
Таких цветов не видел отродясь, небось, наш моложавый князь видит жизнь без прикрас!
Его резкий бас слышен повсюду, он поносит современного Иуду,
Я же приоткрыл глаза и взглянул на небеса, в голову лезет ерунда,
Слышен каждый шорох, грехов огромный ворох туманит взор,
Иссяк былой задор! Мессу архангелы отслужили, грехи в огромную кучу сложили,
Чело грешника своим перстом освятили, но, немного промешкав, сказали с усмешкой:
«Орёл или решка? В этой жизни ты – не король, а мелкая пешка!
Так что изволь запомнить тайный пароль наизусть! Пусть тоска и грусть дальше идут,
Им не заказан путь в никуда! Чуждая нам среда в головы людям вползла,
А войска вытроены в ружьё, каждому – своё!» Душа всхлипнула резко,
Из-за внезапного всплеска за гулом слов не слышно чужих голосов!
Повторю вновь: прежняя любовь ударила в бровь и в глаз, был прерван рассказ на излёте,
Взяты слишком высокие ноты, нет неволи пуще охоты, новые заботы, новые печали
Выстроились прямо на придорожном вокзале! Сверкнули белизной, поговорили меж собой,
И разбрелись домой! Ни треска, ни писка, в текст ворвалась описка, без толики риска
Молодая модистка, то есть швея в тёмный угол привокзальной площади зашла
Без рубля в кармане, её намедни обворовали в глухом и заброшенном подвале!
Руки тянутся к трону, его затеняют мраморные колонны, позади них запретные кордоны,
Дальше хода людям нет, там горит яркий полночный свет, Россия немытая, голая и небритая
Отвергает все законы земного бытия, а сердце разбитое, думой объятое,
Сидит под сосной мохнатой и пытается перечить своей судьбе, но оставшись наедине,
Делает вид, что зрит, как затрапезный быт ей голод и холод сулит! Вопрос до конца не закрыт,
В ушах звенит, река рядом шумит, я же едва шевельнулся, по сторонам робко оглянулся,
И на полуслове внезапно запнулся! Неужто я совсем рехнулся? Дивный образ шевельнулся,
Я же вновь по сторонам оглянулся и услышал дивный зов, и вместе с ним множество голосов:
«Ты направился куда? Подойди сюда! Если уходишь – уходи и народ зазря не смеши!
Не смотри на мир украдкой, смени старое платье, на тебе лежит проклятье былых времён,
Ты слышишь повсеместный крик и стон?» Тот голос в душу проник, образумился мужик,
Его язык к мягкому небу прилип, а старик едва губами шевелит, дело не терпит спешки,
Идёт игра в орла и решку, женщину любую он атакует почти вслепую, пусть гуляет напропалую!
Согрешивши всуе, потеряв время впустую, при свете звезд грех вышел на театральный помост,
Стал сам на себя не похож, произнёс тост за мертвых и живых, вспомнил сродственников своих,
Давал им обещанье, но в ответ услышал долгое молчанье, на замечания не реагировал никак,
Ему был ниспослан знак с небес, божественный свет шёл от них для нищих и калек,
А ему пришлось самому выбираться сквозь непроглядную тьму на прочную твердь,
Чтобы впредь жить не помешала назойливая и бесстыжая смерть! Плоть приходит в ветхость,
Болезни выходят на поверхность, и каждая болезнь, как новая вещь уже не радует глаз,
Так было не раз, в жизненном круге только преданная супруга тебе будет надежном другом,
Все остальные лишь вспомнят годы лихие, поговорят, пожурят самих себя
И уйдут в безвестные края, пытаясь поймать журавля в небе, нам бы воды и хлеба,
Но небо забирает покой и удивляет грешную плоть собственной наготой!
Толпы людей живут всё бедней, судьба их гонит взашей бог весть куда,
Дни бытия, как талая вода уходят в песок и в глину раз и навсегда! Едва прорастает трава,
От прошлого не остаётся даже следа, только старая тайга и жужжащая над ухом мошкара
Напоминают тебе с вечера и до утра, что молодость назад ты уже не вернёшь никогда!
Есть мнение, что преображение приходит опосля, и пока под ногами вертится земля,
Надо твёрдо стоять у руля даже тонущего корабля, по-иному жить нельзя!
Жизнь опровергает ложь, правда вонзается в сердце, как разбойничий нож,
Боль и кровь шире открывают бровь, прежняя любовь срывает множество поржавевших оков
С мыслей и слов! Ты – не богат и не знатен, внешне – опрятен, хотя от гульбы и блуда не отвык,
С виду – достойный мужик, ещё не старик, хотя выпирающий наружу кадык тебя за грехи журит,
Но стыд очи не застит, коль бог тебе грехи сполна простит!
Сам себе с избытком лгу, по-другому жить никак не могу,
Но тихо себе под нос говорю: «Сквозь все терны пройду,
Сам от себя сбегу, но честь сберегу, даже если умру на холодном и треснувшем льду!»
Грехами казнимый, легкоранимый, но непобедимый страх застыл в испуганных очах,
Мешает кромешный мрак самому себе доказать, что первый брак не удался никак,
Бог предостерёг и повернул бабу на левый бок, чтоб не видеть щель между стройных ног,
Был виден только бритый лобок без пряди волос! Ты вправду и всерьёз пошёл вразнос,
Инфаркт перенёс, развернулся на лету, набрал новую высоту, но ближе к утру, встав на ноги,
Впал в смятенье и тревогу, ветер дует в шею, миозитом или радикулитом вновь переболею,
И по идее в хаосе мирском забуду о грехе своём! В свалке дней позабуду о грязи всей,
Переступлю через отчуждение, попытаюсь вернуть то чудное мгновение,
Когда предо мной явилась ты – создание невиданной душевной чистоты!
За прежние обиды прости! Они – не мои, а твои! Трудно себя от соблазнов уберечь,
Мерцание догорающих свеч снимает платье с обнажённых женских плеч! Небось, бог так захотел,
Чтобы с двух незаурядных и открытых тел ореол непогрешимости тотчас, как белый пух слетел!
Божий раб ближе к старости прозрел, весь вспотел, но не захотел совсем отринуть от мирских дел,
Взяв женщину за локоть, слегка прикрыл своей нежностью постаревшее женское чело!
Наше время ушло! С криком и визгом, в полёте низком стая мыслей мимо пронеслась,
Но на этот раз не скрылась на юге, чему-то учились друг друга, хотя им пришлось в жизни туго!
Трезвость мысли снижается, голова всё ниже и ниже склоняется, она тянется к женской груди,
Не работают мозги, они говорят на своём языке, а те мысли, что уже давно гниют в песке,
Проявить свою силу не могут, сломался женский коготь, погодь, не говори правду бабе в лоб!
Она раньше предстала бы пред тобой, как великанша и появились бы шансы, нынче она слаба,
Холодный пот струится с покатого лба, грехи и плюс мирских забот непоправимый груз
Отбивают одной ногой образ любимый и родной от суеты и скверны, раб неверный
Едва дошёл до приморской таверны, и там предался новым грехам!
Пройден очередной заснеженный пик, рано поседевший мужик, издал звериный рык,
Перед ним тупик, из-под палубы его корабля уходит земля, вокруг сплошная тьма,
Не от великого ума вспомнилась расписная Хохлома, едва ногами семеня,
Человек вспомнил, как коротал собственный век: была семья, и не осталось ни фига,
За спиной воет ветер и стонет пурга, грехи прошлись косяком, кое-кто на лошади ехал верхом,
А кое-кто шагал пешком, чаще всего босиком, кое-кто лез напролом в узкий дверной проём!
Никто не боролся с грехом, который час, как всех нас на произвол судьбы оставила страсть,
Искры посыпались из глаз, но небо отдало приказ, озадачивший всех нас!
В нескрываемой злобе судьба смотрит на моложавого старика исподлобья,
Мысль медленно погружается в промозглую ночь,
Никто ей не сможет в тот  миг помочь воду в ступе толочь!
Да, он – отпетая сволочь, и пусть уходит прочь, но куда? Везде одна вода, да и та холодна!
В начале двадцать первого века постаревший мужик решил стать приличным Человеком,
На фига ему всё это? Летят годы, и нет долгожданной свободы,
Богу в угоду он не находит себе места, всё ему – ни слава богу,
Смешались слова и жесты, поутихли акции протеста,
Только жених и невеста сообща месят тесто в огромной бадье,
В каждой семье своя дребедень, что ни день, то новые проблемы, немы мы,
И ничего не видим кроме тьмы! Хотели жить без сумы, но по уши влезли в долги,
Приглушив шум в ушах, попытались сделать робкий шаг, дабы помочь бабе на сносях,
Но душу обуял мерзкий и постыдный страх! Всё – тлен! Всё – прах! Близок крах всему,
Но взгляд без особых преград ищет праведного судью, но его помощь уже не нужна никому!
Судьба гордая и походка у ней твёрдая, испытывает душевную красоту и людям несёт мечту,
Они мерзнут на снегу, запирают плотно дверь, чтобы их не поранил дикий зверь,
Никому теперь на слово не верь, дабы избежать огромных потерь! Есть цель,
На примете новая щель, вот-вот зазвучит соловьиная трель и новая канитель
Ногой откроет скрипучую старую дверь! Отсель мы громили грех, горе и смех увещевали,
Свободу чувствам дали, дни бытия нам предвещали горе и печали, не знаю, что делаю,
Перед глазами груди белые, словно персики переспелые, до безумия красивые, но не все,
Лишь те, что держат себя на высоте, а те, что внизу, несут пургу, с ними общаться невмоготу!
Много грязи осталось сзади у неоднократно согрешившей бабы,
Но у неё спереди груди белые-белые так торчат, что невозможно отвести бесстыжий взгляд,
Да и пышный зад к себе манит, словно вид египетских пирамид! Бог её простит за хамство и стыд!
Я же не стану чужой огород городить и на весь околоток твердить,
Что душа болит и сердце плачет, и никто мою судьбу не переиначит!
Этот вывод кого угодно мигом озадачит! Мысль скачет по извилинам,
Она то здесь, то там, но пытается пробраться в заповедный храм, ведь только там
Исчезает весь бедлам! Божья благодать на грешную душу сошла, и тут же опалила два её крыла,
Слёзы одним перстом вытирая, к ней вопрошает: что и как? Мрак наседает, но тут же затихает,
Никто заранее своего исхода не знает! Только небо загодя вычисляет наши дороги,
Судьба дана нам богом, я же больше общаюсь с собственным слогом, но понемногу
Иду со временем в ногу, взгляд уже много лет подряд ласкает женскую лощину,
Хотя моё лицо сильнее и глубже покрывают чудовищные морщины!
Кто я в мире земном? Грудь колесом осталась в далёком прошлом, как стужа за окном, есть дом,
Есть жена, она красива и стройна и к тому же в постели горяча, словно предрассветная свеча!
Погружаясь в подвалы сырые, вспоминаешь истины святые, кажись, не впервые,
Светлы ли, черны ли мысли те, что возникли в мирской суете, но свет в окне напоминает о себе,
Его забыть душе невозможно, приходится жить осторожно, чтобы не свернуть на путь ложный!
Голова болит нестерпимо, не пройти бы мимо собственной фанаберии, то есть гордыни,
Вовеки и доныне душа будет сомнением скована, но не прекратит жить рискованно,
Всё равно грех её потащит на самое дно! Шаг, сделанный неосторожно,
Предотвратить божьему рабу практически невозможно!

Г. Мариуполь
16 декабря 2017 г.
8:10