С. П. Шевырёв. Об Анакреоне и Пиндаре

Степан Петрович ШЕВЫРЁВ

Об Анакреоне и Пиндаре

Лекция из Истории Поэзии, Адъюнкт-Профессора Шевырева


Анакреон и Пиндар суть для нас почти единственные оставшиеся представители Греческой Лирики. Анакреон из Теоса, что в Ионии, жил за 500 слишком лет до Р.X. Изгнанный из отчизны угрожавшим нападением Персов, он жил при Дворе Поликрата в Самосе, потом у Иппарха в Афинах. Умер на 85 году жизни. Симонид, друг его, почтил его эпитафиею, которая дошла до нас. Анакреон, как и все современные ему Лирики, писал гимны, элегии, эпиграммы на Ионическом наречии; но всего более прославился он своими эротическими песнями и назывался славным Теосским песенником. Подозрительная критика наводит свои сомнения на то, что нам осталось от Анакреона; она утверждает, что веселый, легкий дух этих эротических песень не согласен с характером Греческой Лирики того времени, так как писатели нам его представляют и так как является он в некоторых отрывках, дошедших до нас, а особенно в песнях Сафо. Иные даже простерли свои сомнения до того, что приписали все стихотворения, которые у нас известны под именем Анакреоновых, Грекам X века. Подозрительные Филологи основывали свои сомнения на разнообразии диалектов, какое встречается в языке этих песен. Можно согласиться, что и эти песни подверглись переменам, как все древнее, до нас дошедшее; но их простота, их одушевление, истинно Греческое, ручаются в их неподдельности. Это собрание песен сделано Константином Кефаласом в X веке, под именем застольных песен Анакреона Теосского: (’;;;;;;;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;;; ;;;;;;;; ;;;’;;;;;;;;;;;; ;;; ;;;;;;;;) «Анакреона Teocского застольные песни, писанные полуямбами, и Анакреонтические и трехстопные песни».
Из этого заглавия видно, что в собрание Константина вмещены были не одни Анакреоновы стихотворения, а и другие в роде Анакреоновых (’;;;;;;;;;;;;): ибо в древности существовал род Анакреонтических песен. Оне все веселого содержания. Любовь и вино - предметы песен Анакреона. - Радость, игра, легкомыслие, - вот черты этих песен. Весь характер Поэта выразился в следующих словах: «Я не забочусь о сокровищах Лидийских; моя забота одна: мастикой увлаживать бороду, розами венчать чело; сегодня - вот моя забота, - а завтра, кто его знает?». Многие Поэты повторяли это уж после Анакреона, и это поэтическое выражение беспечности сделалось у нас общим местом. Многие подделывались под лад веселой, беззаботной песни; но у кого, кроме Грека и разве Римлянина времен Августа, могла эта беспечность сказаться от всей души, от чувства жизни? - Должно заметить одну собственно Греческую черту в характеристике Анакреона. Несмотря на то, что песни его внушаются вином и любовью, - оне всегда грациозны, - и внушения Вакха не мешают изящным внушениям Аполлона. На эти пиры, где Вакх, Эрот и Киприда угощают своего увенчанного любимца-поэта, на эти пиры он всегда приводит с собою Хариту, которая всем порывам упоения сообщает стройность изящную и приличие. - Miр Анакреона не богат: весна, роза, кузнечик, словом, что в природе напоминает ему радость и беспечность жизни, только то и входит в его песни. Сквозь это веселие никогда не мелькает дума, как в Горации. Анакреон весел и весел. Потому-то в наших понятиях, может быть, найдется более сочувствия с веселостью Горация, который, после чаши упоения, наводит на вас мысль важную, - строгую думу Римлянина. Трудно говорить теперь о красотах Анакреоновых песен и не попасть в общие места: на каком языке не передавали его? Его песни вошли в общие поэтические предания всех народов Европы; его поэтические верования, желания, похвалы сделались общими местами. Кто, например, не воспевал розы, как первого цвета между цветами? Это предание пошло в Европе от песни Анакреона. Он назвал этот цвет радостью людей, красою Харит. Он сказал в песне, что роза в цветах родилась в то же время, как Киприда вышла из моря; что боги оросили ее при рождении нектаром.

Но обратимся к Пиндару, важнейшему представителю Греческой Лирики. Он родился в Фивах, полагают, за 520 лет до Р.X., в самое время празднования тех же Пифийских игр, на которых впоследствии так блистательно раздавались его песни. Есть предание, что он всякой раз ходил на Пифийские игры, в Дельфы, и воспевал благодарственный пеан Аполлону за то, что он, особенным благоволением своим, призвал своего любимца к жизни, в такую блистательную эпоху Греции, эпоху, которая предлагала изобилие предметов для неистощимой вдохновением лиры Поэта. Каким счастием, какими обстоятельствами, благоприятными для развития таланта, окружен был Пиндар при рождении своем и воспитании? Отец его был музыкант. Известная стихотворица и певица, Миртиса, была его матерью, по другим же - его воспитательницею. Его же воспитывали в юности славная Коринна, и Лирики: Ласос и Симонид. Как только расцвел он летами, то явился в хоре юношей и был его предводителем. Коринна своею грациею смиряла роскошную фантазию певца и направляла его чувство к красоте стройной и гармонической. Кто из Поэтов в жизни и после смерти почтен был такою славою, как Пиндар? Он пользовался дружбою царей: Гиерона Сиракузского, Аркезилая Киренского, Александра, сына Аминта Македонского; - они все искали его дружбы, потому что лира Пиндара венчала песнями победителей на играх. Целые страны и города соревновали о том, чтобы удостоиться попасть в песню Пиндара; Родосцы начертали в храме золотыми буквами ту победную песню, в которой Пиндар прославил остров Родос. Аполлон, устами своего оракула, устами вдохновенной Пифии, объявил, что Пиндару принадлежит половина тех даров, которые вся Эллада сносила во храм Дельфийский, другими словами, что половина Эллады стекалась в Дельфы для того, чтобы внимать песням Пиндара. Когда Фивяне, сограждане Поэта, наложили на Пиндара пеню за то, что он в торжественной песне, при всей Элладе, назвал Афины славнейшим и достойнейшим песен оплотом Эллады, - Афиняне сами заплатили за него эту пеню и воздвигли ему памятник. Фивы, в своем ипподроме, соорудили ему также монумент. По смерти Пиндара, дом его сохранялся в целости, как драгоценность, и показывался всем чужестранцам. Лакедемоняне, из уважения к Поэту, по взятии Фив, пощадили дом его от грабежа. Так и Александр Македонский спас его от всеобщего пожара, которому преданы были Фивы. Все древние писатели в один голос прославили Поэта премудрым, божественным, великим, великогласным певцом ;;;;;;;;;, ;;;;;, ;;;;;, ;;;;;;;;;;;;;;;).
 
Что может быть полнее жизни и славы, как жизнь и слава Пиндара? Весьма замечательно, что Греция не столько воздавала своим героям, сколько поэтам. Мильтиаду, Фемистоклу и Аристиду было суждено изгнание, а поэтам давалась в удел только слава: ибо поэты были граждане не одних Афин, Фив или Спарты: вся Эллада их усыновляла.
Пиндар, как главный представитель Греческой Лирики, совокупил на своей лире все разнообразные ее формы, о которых я беседовал с вами в прошедший раз. Он своею лирою обнимал все чувства Греческой жизни. Он пел гимны и пеаны богам, первейшие образцы своего рода в древности, дифирамбы, френодии или печальные песни, ипорхимата или плясовые песни, парфении или песни дев, просодии или песни торжественных шествий, и наконец от важного, строгого пеана нисходил он до игривого сколиона, до застольной круговой песни. Но из всех этих песен ничего почти не сохранило нам жадное время, кроме отрывка из дифирамба и остатков от траурных песен. В другом роде сохранились его произведения: это песни победные (;;;;;;;;),  петые им в честь победителей на играх Олимпийских, Пифийских, Исфмийских и Немейских. Число их, кроме отрывков, 45. Критики Александрийской школы, Аристофан Византийский, разделил все эти песни по играм, на которых оне пелись, и вот почему обыкновенно, в собрании победных песен Пиндаровых, мы находим 14 Олимпийских, 12 Пифийских, 8 Исфмийских и 11 Немейских победных песен. Пиндар писал эти песни исключительно на наречии дорическом, которое было способнее других для развития лирики; ибо ее важный характер, как мы увидим, согласовался с строгими характером этого наречия. – Как эпос и элегия были преимущественно сочиняемы на древне-ионическом наречии, так лирические произведения на дорическом и близком к нему, эолическом. Это дорическое наречие встречается отчасти и в хорах трагедии, потому что эти хоры перешли в нее из лирики и сохранили свое наречие. - Самая же трагедия предпочла наречие аттическое, образовавшееся впоследствии и представляющее средину между мягким ново-ионическим и суровым дорическим. Так история развития этих трех наречий: ионического, дорического и аттического, соответствует развитию эпоса, лиры и драмы в Поэзии Греческой. - Песни Пиндара, кроме того, что оне для нас главный памятник лирики Греческой, представляют единственный памятник чистого дорического наречия.
Фридрих Тирш, который посвятил Пиндару многие годы изучения, перевел эти песни их же метром на Немецкий язык, постиг до глубины и размер и музыку, какою оне сопровождались, Фридрих Тирш будет для меня главным руководителем в суждениях о Пиндаре. Я охотно перед вами сознаюсь, что песни Пиндара для меня самого загадка, еще не разгаданная мною в Греческом подлиннике. Это вершина всех трудностей Греческой Словесности, до которой я не достиг. Вы не затруднитесь понять Пиндаровы песни в частях; - грамматически вы разберете все периоды; вы поймете каждый из них отдельно; но еще здесь не побеждена вся трудность, потому что надобно связать все эти периоды одним смыслом в строфы, и строфы в одно художественное целое, и добраться до полного смысла. Изучение такого рода необходимо, по причине беспрестанных отступлений певца от предмета, отступлений, которые, по Пиндару, приняты за красоту в Лирической Поэзии и которых значение мы увидим после. Эти-то отступления лишают песни видимой связи: эту связь надобно отгадывать. – Перевод, приложенный Тиршем в его издании Пиндара, откровенно скажу вам, нисколько не объясняет подлинника и едва ли в некоторых песнях не представляет еще больших трудностей. Я предложу вам в извлечении то, что Тирш говорит в своем введении о песнопениях Пиндара. - Вот как он выражается о них в начале своего введения: «Песни Пиндара имеют глубокой корень в жизни и вере Греческого народа: в них видим мы произведения его высшего и прекраснейшего искусства, картины домашних и общественных отношений, памятники возвышенной мудрости того великого века, которому оне принадлежат, и наконец предания древности. Едва ли Греция может указать у себя в Истории на что-либо великое и почтенное, чего бы эти песни не касались, чего бы не восприяли оне в круг своих поэтических изображений. К тому же, эти песни, почерпнутые из самых внутренних источников общественной жизни и священного сказания, окружены трудностями, какие едва ли представляет какое-нибудь произведение Греческого ума: оне требуют самого многостороннего, самого прилежного и внимательного исследования, если только мы хотим их постигнуть, а не без смысла им удивляться, как каким-нибудь таинственным изречениям богов, которые доносятся к нам из мраков сокрытого таинства».
Вы видите, что говорит сам великий современный Германский Филолог о песнопениях Пиндара и о трудности их изучения.
Первый вопрос при разборе песен Пиндара есть следующий: повод, по которому оне пелись. Тирш не признает совсем правильным распределение песен по играм, на которых оне пелись, сделанное Александрийским критиком, Аристофаном. Однако он называет оставшиеся песни Пиндара победными (;;;;;;;;) и соглашается с тем, что оне пелись при торжествах победных, после Олимпийских зрелищ. Первое празднество победителю совершалось вечером в день самой победы, еще в Олимпии. В ограде святилища давался пир - и кроме застольных песен, сколионов от друзей по-бедителя, певались хором и победные песни. Некоторые оды Пиндара, как видно, посвящены этому первому торжеству. - За этим торжеством следовало другое, еще блистательнейшее, по возвращении победителя на его родину. Из многих песен Пиндара видно, что город, который готовился принять со славою своего гражданина-победителя, приглашал Поэта сочинить для этого случая песню и пропеть ее хором. - Кроме этого празднества, вскоре после него и потом, еще несколько раз, следовали повторения ему, которые требовали опять новых песен. - Все эти сведения основаны на самых песнях Пиндара, в которых ясно видно это применение.
Из многих песен Пиндара, равно и из древних надписей, найденных в Греции, можно заключить, что на играх Эллады, после состязания атлетов и ристателей, выходили в состязание и певцы о том, кто лучше прославит победителя. - Как заслуга победителя была общественная, - так равно и песня, ее украшавшая, - и славнейшему из певцов, который, по выражению Пиндара, умел напитать победу славою, отдавалась и награда от общества. - Впрочем певцы пели иногда песни и без состязания: так Пиндар, один, славил своих царственных друзей в Сиракузах, Гиерона и Терона, за то гостеприимство, которым они чтили Поэта при дворах своих; так Пиндар безденежно дарил песни родным и друзьям своим. Иные обвиняют его в корысти, в том, что они ценил свои вдохновения ценою золота; - но Тирш, его строгий защитник, старается избавить его от этих упреков.
Второй важный вопрос следует теперь: каким образом исполнялись Пиндаровы оды? Оне исполнялись хором мужей или юношей, т.е. были петы ими в сопровождении инструментальной музыки и мимического танца. Музыка состояла из двух инструментов струнных, а именно лиры и некоторого рода цитры (;;;;;;;), и одного духового инструмента флейты. У Тирша, все эти инструменты описаны с возможною подробностию. Плясали те же, которые и пели. - Пляска состояла в мерных шагах, в разнообразии положений, в согласных телодвижениях. Слово строфа (;;;;;),   означающее поворот от ;;;;;, ворочаю, указывает именно на эти движения хоровода. Все эти движения хора, разделявшегося на две части, разумеется, соглашались с музыкою и поэзиею. Поэзия, музыка и пляска, все эти три искусства, являлись здесь в дружном и изящном сочетании, так, что не только одно другому не мешало, а напротив одно украшалось другим.
Хор состоял из мужей и юношей, опытных в пляске и пении, которых Пиндар в одной оде называет артистами, юношами-художниками сладкозвучных песен (;;;;;;;;;; ;;;;;;;; ;;;;; ;;;;;;;). - Так как Поэт всю жизнь свою посвятил тому, чтобы славить Греческих богов и героев, города и их победителей, своими песнями; - то очень вероятно, что он сам, для надлежащего исполнения этих песен, образовал труппу искусных певцов, которые сопровождали его на праздники, где требовались песни. Такого же рода танцовщики и песенники сопровождали Фесписа и Пратинаса, которых драматические произведения исполнялись одними хорами, без действующих лиц. Известно также, что когда Афины посылали жертвы богам в славнейшие храмы, как то, Делоса, Олимпии и другие; то к посольству присовокуплялся и хор, которого занятием было совершать священные песнопения, во время обрядов жертвенных. - Разумеется, Пиндар употреблял свой хор только в том случае, когда певцы выходили с ним на состязание; при Дворах же Цари, вероятно, имели свои хоры, а в городах, славивших торжество своих победителей, хоры составлялись, как должно думать, из граждан того сословия, которому принадлежал победитель. Участвовать в хоре готовился каждый Грек: юноши всех сословий учились гимнастике и музыке - и быть предводителем хора считалось великим счастием; потому что для этого нужно было иметь прекрасную наружность и прекрасный голос. Число участвовавших в хороводе было от 15 до 50.
Движения хора, во время пения, как в исполнении Пиндаровых песен, так после и в драматических представлениях, имели, по всем вероятностям, большое соотношение с эволюциями военного отряда. Греческие юноши в хорах приучались и к воинским эволюциям или маневрам. Хор имел также своего вождя (;;;;;;;), как и отряд, ;;;;; своего ;;;;;;;.
И хор и ;;;;; разделялись на две половины. Трагический хор при выходе располагался так, что пять человек стояло с боку, а три с фрунту, в роде воинского отряда. Ряды свивались и развивались, иногда обрисовывали полукруг. Эволюция хора называлась строфою, поворотом; возвращение хора на прежнее его место и в прежнее положение антистрофою. Эти имена отнесены потом уже и к песнопениям; у нас оне имеют вовсе не то значение, а здесь вы видите значение их первоначальное и точное. По заключении обоих поворотов, хор, уже не ходя, а стоя, пел эпод (;;;;;;). Потому-то вы и находите в одах Пиндаровых строфу, потом антистрофу и в заключение эпод, которые в этом порядке несколько раз повторяются в больших его одах. - Назначение предводителя хора состояло в том, чтобы управлять ходами и поворотами его, равно и держать изменяющийся лад и рифм пения. - Кроме того, предводитель хора был вместе и запевало; иногда же он пел и соло. - Как только хор становился в должный порядок, сначала играли цитры и тотчас же начиналось пение и движение хоревтов. - Поэт обыкновенно, по сочинении своей песни, сам читал или пел свою песню хоревтам, и они со слов его затверживали. Иногда поэты сами предводили хорами; но говорят, что Пиндар этого не делал, потому что имел слабый голос.
Когда же, в какую именно минуту торжества исполнялась таким образом победная песня? При въезде ли победителя в город, во время ли его торжественного шествия по городу, во время ли жертвоприношения, или во время пира, который следовал за этим, и если во время пира, то где именно, в ограде ли храма, в пританее ли, т.е. в доме общественных пиров, или в доме победителя или его друга?
При въезде в город могли быть петы только небольшие песни, состоящие много из двух строф, образцы которых мы находим у Пиндара. - Во время шествия по городу, вероятно, следовал и хор, так как мы это видим теперь в торжественных процессиях Италии, и пел песню в честь победителя; но тут не могли исполняться эти песни со всеми их принадлежностями. Во время жертвоприношения, которое следовало за торжественным шествием, пелись гимны религиозные, а похвала смертным была бы неприлична, и жертвенные песни исполнялись совершенно иначе, чем Пиндаровы. Следовательно, оставалась только одна последняя часть торжества, для исполнения этих песен, а именно, время пира. Пир устроивался или победителем, или его родными, друзьями, товарищами по сословию, наконец общественными чиновниками (пританами) и вероятно не в одном месте, а как случалось: или в ограде храма, или в доме у победителя или всего чаще в пританее. Пир, как вообще все пиры Греков, продолжался не только до захождения солнца, но и до глубокой ночи.
Что касается до названия Пиндаровой Песни, то он сам называет ее комос, или ;;;;;;;;, ;;;;;;;;;.  . Было две части пира у древних: первая часть, ;;;;;;;;;;, когда они ели: эта часть проходила обыкновенно смирно, без речей, без песен и без вина. За нею следовала другая часть, ;;;;;;;;;, когда кубок сменял обед. К этой-то части присоединялся и комос, состоявший из песен, плясок и музыки. Тогда-то пелись энкомические или все то же победные песни (;;;;;;;;) , ибо из слов самого Пиндара можно видеть, что ;;;;;;;;  есть совершенный синоним с ;;;;;;;;. Поэтому, Пиндаровы песни можно бы было назвать и комедиями, но только в первоначальном значении, а не в том, которое дано позднее этому названию.
После названия следует теперь важнейший и заключительный вопрос о внутреннем свойстве и содержании Пиндаровых песен. Первое, что с самого поверхностного взгляда вас поражает в них, есть суровая важность, в них господствующая, несмотря на то, что оне были песнями радости, и высокая торжественность, переходящая нередко в молитву и религиозное благоговение.
Иные находили причину этой важности в том, что будто бы победные песни были частию религиозных торжеств; но уже из того, что мы сказали прежде об исполнении этих песен во время пира, можно видеть, что эта догадка не имеет основания. Иные полагали причину этой важности в личном характере Пиндара; но и это несправедливо, потому что многие отрывки его, до нас дошедшие, показывают, что он очень был способен и к шутливым песням. - Главная причина этой важности заключается в том, что эти песни назначались не для увеселения какой-нибудь частной беседы, а для общественного представления. Оне были исполняемы перед всем народом, следовательно по этому назначению должны были носить на себе важный характер, как все общественные памятники и представления в Греции, совершавшиеся во славу не одного частного лица, но и всего Государства, которого победитель был членом.
Легкомысленное, шутливое веселие было бы также неприлично этим общественным песням, как и упоительное, порывистое одушевление, которого искали в Пиндаре и которого нет в его песнопениях. В самом деле, при имени Пиндара, мы представляем себе какой-то безумный восторг, какое-то упоение поэзии, какие-то беспрестанные порывы и размахи чувства. Тирш думает, что это мнение произошло от того, что поверили на-слово Горацию, который сравнивает Пиндара с бурным потоком, стремящимся с гор. Поверив на слово Горацию, говорит Тирш, приписали Пиндару, всегда величаво-спокойному, вдохновение, не знающее оков, бурное, в потоке своем увлекающее все предметы. Но можно сказать против Тирша, что и Гораций мог быть прав. Он верно читал все сочинения Пиндара. Пиндар, по словам же самого Тирша, умел разнообразить тоны своей лиры. Может быть, в Дифирамбах его, которые до нас не дошли, но которые мог читать Гораций, и господствовало это бурное одушевление. Потому Гораций также может быть прав, как неправы те, которые в дошедших к нам песнопениях видят то, чего в них нет и что Гораций мог видеть в других . Тирш прекрасно выражается, что в этих песнях монументальных, которые Пиндар на своей лире воздвигал во славу современников, господствует такое же величавое спокойствие, какое созерцаем мы в памятниках Греческого ваяния.
Иные, будучи поражены внутренним разнообразием Пиндаровых песнопений, не находят в них никакого порядка и плана. Глубокомысленный критик совершенно опровергает это мнение и предлагает следующую нить для того, чтобы вернейшим и точнейшим образом проникнуть в содержание каждого из самых сложных песнопений Пиндара.
Пиндар начинает свои песни обыкновенно какою-нибудь краткою прелюдией, которой он сам дает название: ;;;;;;;;;. Эта прелюдия содержит обыкновенно или сравнение, или взгляд на жизнь, или похвалу поэзии, молитву, желание, все в отношении к победителю, как герою. После прелюдии воспевается уже собственно предмет песни. Те, которые требовали единства от песнопений Пиндара, думали, что его песни посвящались исключительно одной похвале героя-победителя; что это была похвала домашняя, пропетая у него в доме, семейно и дружески, и потому все вставки, все придаточное казалось им лишним. Но дело в том, что эти критики ошибались в главном своем воззрении, и что песни Пиндара были песни не домашние, а общественные. - В Греции, как всякая заслуга частного гражданина была общественною заслугою, как победа на священных играх была победою не одного гражданина, но всего города: так и слава его была не частная, домашняя слава, а общественная; так и песня, прославлявшая его подвиг, должна была касаться не одного его, но и родных его, друзей, его племени, его родины, богов, покровителей игр и покровителей его отчизны. И так песня победная хотя пелась только по поводу частной победы, но она была похвала не частная, а похвала общественная. Это назначение своей песни сознавал сам Поэт и в одном месте называет ее словом общественным (;;;;;; ;;;;;).
Переберем же по одиначке все эти стихии, входившие в песни Пиндара. - Первая стихия была похвала победителю на играх общественных. С первого взгляда кажется, что предмет не представлял изобилия Поэту, потому что все достоинство победителя состояло в проворстве ног, в силе рук, в гибкости членов. Но если мы вникнем в Греческую жизнь, в которую столько входило воспитание и свободное развитие телесных сил человека; если вспомним слова Омира, который говорит, что нет славы прекраснее той, которая приобретается силою рук и быстротою ног; если мы во все это вникнем: - то увидим, что по тогдашним понятиям, победы такого рода, в которых торжествовал цвет телесной силы народа, предлагали неистощимый материал для народного Поэта. Поэтому Пиндар никогда не оставлял без похвалы личности победителя, его проворства и всех физических достоинств. Он переходил к его достоинствам нравственным, хвалил кротость его нрава, гостеприимство, правосудие, любовь к родителям, друзьям и отечеству, уменье употреблять богатство, умеренность и благочестие; припоминал его прежние победы и заслуги, если он имел их, и возобновлял воспоминанием все венцы, какие только герой собрал в своей жизни. - В некоторых песнях он сокращал свои похвалы герою и выставлял более похвалы городу; и в этом была особая цель. Он знал, что чрезмерные похвалы одному гражданину возбуждают зависть - и песня, излишне полная похвалы герою, могла быть ему вредна. Пиндар сам не редко упоминает об этой зависти, сопровождающей победу и ее песню.
Ближайшее участие в победе героя принимали его соплеменники и товарищи по сословию, которые, как известно, имели общие жертвы и составляли братства. Часто Поэт от героя переходит к его родителям и описывает их радость, - и к умершим, в темный дом Прозерпины, посылает он весть о его победе. Около подвига своего героя собирает он подвиги его умерших родных, если они чем-либо известны, - и покойникам сплетает один венец с живыми: ибо тени их, как он говорит, усыпленными чувствами внимают похвальную песнь своих подвигов, и роса песни, кропящая их доблесть, услаждает их.
Но так как песня назначалась быть общественною, то от победителя Поэт переносили блеск похвалы на его отечество: ибо у древних в имени отечества соединялись все имена и все славы. И так как слава целого, слава града важнее, чем слава гражданина; то очень нередко Поэт гораздо более распространялся в похвалах городу, чем его гражданину. - Посредством сего-то сочетания похвалы гражданину со славою того общества, которого он был член, Пиндарова песнь достигает своего истинного назначения, и кроме поэтического достоинства приобретает историческую важность. - Вместе с отдельными человеками и их племенами, - и целые государства, каждое с своею славою, - входят в эту всеобщую песнь, - и вот почему песни Пиндара, как общественные изображения общественной доблести, представляют ясную и полную картину той великой эпохи, в которую оне были петы и за которую певец приносил благодарственные пеаны Аполлону Дельфийскому. - Блеск от дней Саламинского и Платейского отражался и в песнях Пиндара, - и вся блистательная жизнь Эллады, все ее подвиги, богатство и довольство ее граждан, слава настоящего и святое благоговение к минувшему, - все это вместе сплеталось в один венец в песне Пиндара, обнимавшей в одном мгновении, в одном событии, всю минувшую и настоящую жизнь Эллады.
До сих пор мы рассматривали только те стихии Пиндаровых песен, которые Поэту предлагали жизнь человека и государства; но в них участвовало и небо древней Греции, и божества ее. - Как вся жизнь древних Греков совершалась под непосредственным влиянием Олимпа; - так и торжественные игры их находились под особенным охранением храмов и богов. Потому певец, от имени героя, должен был принести благодарность тому богу, который покровительствовал играм и осенил победителя своею милостию. Кроме богов, покровителей игр, следовало воздавать похвалу богам отчизны героя, которые имели также часть своей славы в его подвигах. Сюда же присоединялась похвала полубогам, родоначальникам отчизны. Великое преимущество Греческих племен перед другими народами состояло в том, что каждое племя указывало в истории своей на блистательный ряд великих мужей и на родоначальника, который вел свое происхождение от богов и тем роднил народ с богами. Такие верования поддерживали в племенах чувство их самобытности и силы. Вот почему и в песнях Пиндаровых часто выступают, как светлые призраки, возвышенные лики героев с их подвигами и доблестию и божественным происхождением.
Из всего этого изображения мы видим, как в песнях Пиндара, около одной частной славы гражданина собирается слава его семьи, его предков, его сословия, города, предков этого города и наконец богов. Такова была связь в жизни гражданина Греческого с его отечеством и богами, что всякой подвиг его был подвигом отечества: так и песня во славу гражданина долженствовала быть эхом славы целого отечества. В этой песне сливались во едино и небо и земля, и боги и граждане, и прошедшее и настоящее. - Отсюда вам ясно, почему победная песня Пиндара есть песнь общественная, ;;;;;; ;;;;;, как он сам ее называет.

Теперь, те отступления, тот лирический беспорядок, о которых упоминается в пиитиках, объясняются не произволом Поэта, не случайностью его вдохновения, а объясняются самим назначением песни, которая, обнимая столько предметов, неизбежно была сложною, следственно неизбежно вела Поэта к отступлениям и к наружному беспорядку, имеющему однако всегда внутреннюю связь. Но теперь следует вопрос: какими же средствами, какими орудиями Поэт, при такой сложности содержания, умел располагать свой предмет и давать этому разнообразию художественное единство?
Какую-нибудь отдельную часть содержания он украшал особенно подробно посредством рассказа, а все прочее, все эпизоды он соединял около его посредством нравственных глубокомысленных изречений. Так входят в оды Пиндара две стихии: одна эпическая, спокойный величавый рассказ, обыкновенно обнимавший генеалогию героя или историю его города, а другая поучительная или ифическая, которой форма есть изречение. - Эта последняя стихия служит для того, чтобы соединять все нестройные части рассказа в одно целое, - и она-то дает песнопениям лирический характер, потому что в этих изречениях мы видим собственный дух Поэта, созерцающего событие. В этом-то и заключается лирический дух песен Пиндаровых. В Омировом эпосе событие рассказывается просто, и Поэта мы нисколько не слышим; никогда он не дает знать о себе в продолжение этого рассказа. Здесь же Поэт, во время самого рассказа, доносит о себе какою-нибудь поучительною мыслию, каким-нибудь сильным изречением опыта, взятым или из его собственного образа мыслей, или из народной жизни. Эти поэтические изречения касаются обыкновенно бытия и всемогущества богов, добродетели, мудрости, благ мipa и разных нравственных предметов в жизни человека.
Вот примеры некоторых сильных изречений из Пиндара: «Долее чем дела живет то слово, которое язык наш изъемлет из глубины духа при содействии Харит». – «Дети дня: что мы? - Призрак тени - человек; но когда луч, посланный богом, нас коснется, - тогда блестящий день освещает жизнь человека».

Мы видим таким образом историческую связь, какая соединяет произведения Пиндара с произведениями поэзии, которые им предшествовали. Мы видим, что в них входит с одной стороны эпическая стихия, с другой нравоучительная, ифическая, или стихия поэтов-гномиков - и оне обе, проникая друг друга, образуют лиру Пиндара. - Нельзя не признать однако, что господствующая стихия в Пиндаре есть стихия ифическая, и она-то всему эпическому дает характер лирики.
Мы видим, как песни Пиндара своими стихиями связываются с предъидущими произведениями Поэзии: мы теперь должны показать, как оне связываются с последующими, т.е. с драмою.
Поэтические произведения у нас обнародываются посредством печати: у древних они обнародывались посредством публичного их исполнения. Было два рода лирики. - Иные песни лирические пелись отдельными лицами в какой-нибудь частной, домашней беседе: так напр. Оды Сафо, ямбы Архилоха, оды Алкея, песни Анакреона и проч. Другие же назначались, как мы видели, для общественного представления. Таковы песнопения Пиндара, которые сопровождались музыкою и мимикою. В этом исполнении их мы уже видим зародыш исполнения драмы.
Тирш, основываясь на исторических доводах и на самых песнях Пиндара, утверждает, что хор пел эти песни, а что многое рассказывалось предводителем хора - и он полагает, что эпическая часть, а именно весь рассказ излагался хорагом, а все ифическое, все нравственные изречения пелись всем хором. - Это мы находим и в трагедии: в песнях хора трагического преимуществует эта ифическая стихия. Она изобилует нравственными изречениями и есть лирическая стихия Греческой драмы, которая явно свидетельствует свое происхождение от общественных песен Пиндара и других лирических поэтов. Впоследствии, эпическая стихия оды в трагедии перешла в диалог, а ифическая или нравоучительная осталась преимущественно в устах хора.
Тирш очень подробно рассматривает развитие Греческой драмы из лирики. Я предложу вам, как можно короче, результат его ученых исследований.
Аристотель говорит, что Греческая Трагедия родилась от Дифирамба. Каким же образом? Арион установил в Коринфе самое совершенное исполнение Дифирамба, который посвящаем был исключительно прославлению Бахуса. Арион установил для этого киклический или круговой хор, который разделялся на две части и около жертвенного треножника совершал пляски и пение под музыку. Исполнялся этот Дифирамб посредством предводителя хора и хоревтов, точно так же, как описано было мною вам исполнение Пиндаровых победных песен. Этот Дифирамб исключительно посвящался Вакху - и в нем обыкновенно описывались подвиги этого бога. - Эпигенес, Поэт Сикионский, стал влагать в дифирамбы Греческие сказания о других богах и героях, а не об одном Бахусе. Дифирамбы эти называли и трагедиями, от ;;;;;; козел, потому что при исполнении их посвящали обыкновенно Бахусу козла, который доставался Поэту и хору, в награду за песни. Эти-то Дифирамбы Эпигенеса, игранные в Сикионе, были первоначальною дорическою трагедиею. Так как в этих трагедиях Эпигенес отошел от обычая славить подвиги одного Бахуса; то к нему первоначально относилось восклицание народа, смотревшего на его зрелища: «А как же это относится к Дионисию, т.е. к Бахусу?». - Впоследствии, оно стало относиться и к другим трагикам. Пиндаровы песни, по своему исполнению и содержанию, как думает Тирш, имеют великое родство с дорическими трагедиями Эпигенеса. - Между тем, несколько времени спустя, Феспис в Аттике также изменил Дифирамб: к двум его хорам он прибавил еще третий хор, а именно хор Сатиров, ввел в употребление маски и переодевания для изображения самого бога Бахуса и его свиты, ввел одного расскащика, который повествовал о подвигах не одного Бахуса, но и другого бога или героя; ввел размер трохей - и был таким образом первоначальником так называемой Аттической трагедии. Но из этой аттической трагедии не могла образоваться еще Трагедия Эсхилова, а могла образоваться одна только Сатирическая драма, как и сделалось впоследствии, драма веселая, которая потому называлась сатирическою, что в ней был хор Сатиров, введенный Фесписом.
Собственное же образование формы трагедии, так как принял ее уже потом Эсхил, принадлежит Аттическому поэту Фринику, который соединил дорическую трагедию Эпигенеса с аттическою трагедию Фесписа таким образом: от первой, Фриник принял хор дорический, который сохранил навсегда свой строгий, важный характер и дорическое его наречие; от второй, т.е. от аттической Трагедии Фесписа, Фриник заимствовал расскащика, рассказ в размер трохеев и маски. Такого-то рода новою трагедиею, т.е. слиянием дорической и аттической, была Трагедия Фриника: Взятие Милета, где участвовали в исполнении и женщины. Эта Трагедия привела в слезы весь народ и произвела такое сильное ощущение, что Афиняне наказали Поэта денежною пенею за то, что они вывел на сцену современное несчастие и возбудил в народе такую скорбь. Сию-то Трагедию в том виде, как я вам изобразил ее, по указанию Тирша, принял уже Эсхил, который ввел в нее разговор действующих лиц и создал собственно Греческую драму.

(Журнал Министерства Народного Просвещения. 1836. № 12. С. 434 - 466)