Жемч. Ожер. Гл. 14 2014 г. Часть 8 Больница

ЖЕМЧУЖНОЕ  ОЖЕРЕЛЬЕ

Глава 14   ДНЕВНИК  ИЛЬИ  2014

ЧАСТЬ  8   БОЛЬНИЦА


15.05.2014 г.

В дневнике у моей бабуси где-то было написано, что стоило ей в письме написать, или кому-нибудь сказать, что внуки пока здоровы, как они, т. е. – мы сразу же заболевали.

Не поверите, только я дневнике 25 апреля написала фразу – «Только бы не болел!», как он слег в больницу.

9 мая Стэлла, Саша, Люда, Тёма и Мирон с раннего утра и до поздней ночи гуляли по Москве. Были на Поклонной горе, кушали два раза за день в ресторане, вечером смотрели салют рядом с пушками - земля дрожала под ногами от залпов.

Домой детей привезли уставших.

На следующий день погода стала портиться, а Илья ещё до этого начал покашливать. Теперь же прибавились сопли. А 11-го мая кашель стал более явным. Конечно, за ним не уследишь и он – выскакивал несколько раз во двор раздетым. Я и дед в эти дни, воспользовавшись, что в доме около Ильи и Мирон и Стэлла с Сашей, засели за компьютер в своем маленьком домике. Я даже обедать не ходила.

12-го на рассвете Стэлла с Сашей улетали в вояж по нескольким странам: Таллин, Прага, Будапешт – пить пиво и знакомиться с пивными этих стран. Шучу. Не с пивными, а с пивным оборудованием.

Улетая, Стэлла нам сказала, что ей не нравится кашель Ильи, и ещё накануне были все признаки того, что он заболевает.

Утром они улетели. Кашель у Ильи усилился.

В ночь под 14, после работы приехала Люда с подружкой Наташей. Как всегда – проговорили до 5 утра. Легли спать.

Илья с утра 14-го  уже не просто кашлял. Он часто дышал, в груди – хрипы. При выдохе – стоны с хрюканьем. Зовет маму. Всё спрашивает:

 – «Когда она спуститься вниз ко мне?».

Наконец, не выдержал и сам побежал к ней, чтобы она открыла ему коробочку с соком…

Вечером, после долгих колебаний, всё-таки, Люда увезла больного Илью к дяде Тёмы, который – известный в Москве врач-педиатр.
 
Он сопроводил их в больницу, где взяли у Ильи кровь и сделали рентген.

Воспаления легких – не оказалось. Но зато – бронхит в тяжелой форме. Нужно лежать с ингалятором. Положили Илью в больницу.

Оказалось – именно то, чего мы боялись. Его положили в инфекционную палату на несколько дней. В палате – он один. Ни телевизора, ни игрушек…

Всё бы ничего, если бы у него с некоторых времен не начались фобии. Ему по ночам сняться страхи, зомби и всякие другие ужасы. Он стал бояться оставаться один…

Встал вопрос – кому с ним ложиться в больницу? Люда категорически не хочет. У Тёмы на работе какие-то важные встречи, которые отменить нельзя.

Я наехала на Люду с истерикой, что, если она не ляжет в больницу с Ильей, то я её лишу материнства. А Тёму попросила позвонить Людиному начальнику, который является двоюродным братом Тёмы, чтобы он насильно выпроводил Люду в больницу к Илье.

Люда всё равно отказалась. После часа дня в больницу придет заведующая, Люде дали телефон. Если она договорится, то к Илье в палату пустят полежать деда…

Заведующая разрешила. Деда быстро собрали. Люда приехала за ним и отвезла в больницу…  Будем ждать известий.

А пока мне хотелось бы записать два момента, которым я не могу дать объяснений.

Перед тем, как заболеть, два дня назад, он мне говорит:

 – «Бабушка, я сегодня видел плохой сон».

 – «Какой?»

- «Я видел во сне мясо. Я знаю, что видеть во сне мясо – это плохо»

 - «Откуда ты это взял?»

 - «Не знаю, но знаю, что это плохо»…

Я, естественно, рот разинула… Вероятно, кто-то говорил? И он – запомнил?  Ну, допустим, это так…

А вот ещё. Когда мы с дедом уходим из их большого дома домой, мы говорим

– «Пока-пока, Илюшенька!  Мы пошли в свой дом».

Недавно, утром он прибегает к нам сам и  говорит:

 – «Вы дома?»

 - «Да, мы дома»

- «А это не ваш дом!»

 - «А – чей?»

- «Это дом других дедушки и бабушки. Это их дом!»

- «Ты говоришь о бабе Стэлле и Саше?»

 - «Нет! Это дом дедушки и бабушки, которые уже умерли. Их сначала отвезли на склад, а потом – на кладбище».

Действительно, ещё в те времена, когда большой дом только ещё строился, а «наш» маленький гостевой домик уже был построен, в нем жили – наверху, в мезонине – Стэлла с Юрой, а внизу – Екатерина Фёдоровна, Юрина мама.

Илья был с Сашей и Стэллой пару раз на Долгопрудненском кладбище и видел их могилы: бабы Кати и Юры.

Почему-то раньше он про всех умерших говорил:

 – «они умерли, и их отвезли на склад».

 Откуда он взял это слово, не знаю. Теперь он добавляет после слова – «СКЛАД» - «КЛАДБИЩЕ».

Но, если призадуматься, действительно, можно морг назвать – «складом», а уже потом – «кладбище»…

Но, интересно, почему, зачем и кто мог сказать Илье о том, что этот наш маленький домик сначала принадлежал им. Я думаю, что это могла сказать только – Люда. 

А, если об этом ему никто не говорил? Не может же он получать информацию откуда-то извне…?

Вообще, иногда, направленность его мыслей и рассуждений пугает, и заставляет задуматься…

Дальше вспоминает Виктор Анатольевич…

Быстро, наспех, собрали необходимые мне вещи  в больнице, кое-что из еды, но забыли или не предусмотрели игрушек и книжек для Ильи. Правда, Ираида успела в рюкзак положить вместе с большими столовым и чайными ложками небольшой ножик с костяным лезвием, чтобы можно было чистить фрукты.

Когда нас привезли в больницу, то быстро подняли на 4-й этаж и провели к сестринскому посту, где меня оформили и поместили в палату, точнее бокс, напротив, где лежал Илья.  Причём, придирчиво осмотрели всё привезённое, изъяли сразу же ножик, как неположенную опасную вещь. (Потом,  при выписке всё отделение почти час искало наш ножик). Как я ни убеждал сестёр, всё было бесполезно: ножика так нам и не дали.

Что меня удивило, так это то, что в коридоре не было людей. Но кругом всё было чисто. Где-то отдалённо слышались детские и, вперемежку, взрослые голоса.

Наш бокс, наверное, как и остальные, представлял собой двухкомнатное помещение: застеклённую с двух сторон палату, где  находилось две большие железные кровати, стол у большого окна, два или четыре стула вокруг него, электрочасы на стене, двери во второе помещение. В этом помещении находился туалет, умывальник, ванная с душем. Кроме того, большое окно с форточкой и в углу дверь  в общий коридор.

Часть этого помещения была отведена под входной в палату узкий коридорчик, в котором находились: умывальник для врачей с бутылочкой жидкого мыла, вешалка для сменных врачебных халатов. Там же находилось окно,  открывающееся только в коридор для подачи пищи  и выписанных лекарств, а также для забора  с него использованной грязной  посуды.

В этом же отсеке была входная дверь  из коридора и вторая дверь в палату (постоянно открытая). Входная дверь не закрывалась на ключ, но выходить в общий коридор категорически запрещалось (кроме случаев запланированного посещения процедурного кабинета или срочного вызова дежурного врача).
 
Я из палаты не выходил ни разу, а Илье разрешалось ходить  на процедуры (инголятор и др.).

В палате вдоль коридора и смежно с соседней палатой на высоте примерно 1,5 метра от пола  были установлены две стеклянные стены до потолка. Стекло на этих стенках на три четверти было рифлёным – через него ничего не было видно (кроме, разве нечётких контуров).

 Так что мы были, как и все, отделены от всего мира. Моя кровать была расположена вдоль коридорной стены, а Илюшкина кровать встык с моей -  вдоль стены с соседней палатой. Из этой палаты постоянно доносились два девчачьих голоска. 
Наши кровати, стоявшие углом, имели высокие железные спинки, на которые в первый же день взобрался и, почти всё время пребывания в больнице,  стоял на них Илюшка. И как он ни разу не навернулся и не упал на свою, а тем более – на мою кровати, и не разбился!

Интересно, что рифлёная часть стекла не позволяла ему заглянуть внутрь палаты. Тем не менее, он всё время через стенку переговаривался с девочками.

А я всё время удивлялся: как это он не устаёт стоять на пруте спинки кровати целый день, за исключением времени дневного сна. И, хотя каждый раз, я пытался запретить это делать, а он прекрасно игнорировал все мои указания и продолжал стоять (висеть)  на спинках кроватей.
А что было делать? Если это, кроме посещения врачей, было единственным его развлечением? А прадед только все время поучает…
Хотелось отметить, что в отделении был ещё один мужик (наверное, отец), а также один прадед (это - я). Остальные только женщины...

 Интересно, что со второй половины дня через сестринский пост, который был расположен напротив двери в нашу ванную комнату, к нам в палату попадали лучи заходящего солнца. Это как-то скрашивало наше одиночество.

Умывался он сам. А ванной мы с ним так ни разу не воспользовались.

Так как я быстро собирался в больницу, я не захватил никаких игр, никаких книг и, даже, простой бумаги. А приехать к нам на передачу было некому. Так мы  с Илюшей и болтались. Время так медленно тянулось, что, казалось, длинный день никогда не кончится.

А что нас ждёт на следующий день? Всё тоже самое…

Когда закончились известные мне детские сказки,  пришлось мне придумывать сказки самому, или рассказывать ему, как мы жили в Фергане, повествовать о поездке почти через полстраны  в город Каменец-Подольский на Украине, и как интересно было ехать на подножке железнодорожного вагона к отцу в действующую армию в конце войны.
 
Надо сказать, что, когда мы попали в палату, то меня не поставили на довольствие, пока не привезли мою карточку москвича. Правда, Илюшка почти ничего не ел, и много усилий и уговоров было, чтобы он, хоть что-нибудь,  пожевал и поел.

Мне пришлось просить докторов, приходящих раз в день, уговаривать его поесть.  Докторов или сестёр он, по крайней мере, тогда ещё слушался.  Уговаривать его поесть было тяжёлой работой, которая не всегда оканчивалась у меня  успешно.

Зато я, до тех пор, пока мне не привезли карточку москвича - доедал почти  всё, что приносили Илье. А потом, мы большую часть Илюшкиной еды выставляли нетронутой на стол "грязной посуды".

Когда-то всё «хорошее» кончается и через положенное время наше посещение больницы закончилось, и мы оба вернулись здоровыми домой (ничего из диагноза не подтвердилоь, поэтому мы надолго в больнице не задержались).

Я приехал домой из больницы обросший, не бритый, что потом как-то раз меня сподвигло на отращивание бородки…

К этому времени с рыбалки вернулись Эля и Саша. Так что я передал нашего правнука с рук на руки - любимой бабушке-маме.

Я вспоминаю эти, безусловно, «весёлые» наши дни  пребывания в больнице (по существу, заключения, в аналогии - тюрьмы) с  определенной теплотой и большим облегчением!…

В итоге, меня долго не покидала укоряющая мысль о том, что я - прадед, так и не научился и не умею ухаживать за маленьким своим правнуком!?