Береги глаза!

  В Чокурдахе довелось мне работать на участке трудоёмкого регламента - УТР. С первого дня и до того, как перевёлся в Якутск. Коллеги-авиаторы хорошо понимают, что это такое. Попробую вкратце объяснить суть дела непосвящённому читателю. Не бахвальства ради, но для того, чтобы картина была более или менее ясной.

  Итак. Самолёты и вертолёты нужны для того, чтобы на них летать. И летать безопасно. Вот эту задачу наравне с лётным составом, со службой управления воздушным движением, да и многими другими, решает наша, инженерно-авиационная служба. На участке оперативного обслуживания самолёты-вертолёты готовят и выпускают в полёт, обслуживают после полётов. Работы хватает. И выполнять её нужно оперативно - быстро и точно.
В УТР же технику ставят примерно так, как и автомобиль на станцию техобслуживания. Только работы здесь побольше, и посерьёзнее она, чем на авто. Тех, кто работает в УТР, свои же ребята называют кто шахтёрами, кто тяжами. И в прозвище "шахтёр" нет ничего обидного.
 Вообще, тогда, в начале, когда из меня, зелёного пацана, вчерашнего курсанта, делали-лепили техника, услышал я много интересного, неизвестного доселе. Как губка впитывал не просто рассказы старших товарищей. Отношение к работе. Отношение к людям. То, чему учит Коллектив.
  Позволю себе сделать вступление длинным.
  Одна из главных шуток, которая живёт и ныне, утверждает, что всё в авиации держится на контровке (в основном это проволока такая), на матюках и на подковырке (в разговоре). А ведь по сути так оно и есть. Известно давно - в каждой шутке есть доля шутки.
  И ещё одно запало в меня глубоко. Глубоко и сразу. Это даже не наставление, не поучение. Это нечто гораздо большее. Больше и добрее. В первые же дни моего приобщения к Авиации. Чётко запомнил человека, кто сказал мне это. А мысль проста: никогда не стесняйся спросить о том, чего не знаешь или забыл. И никогда не гордись, если спрашивают твоего совета, твоей помощи. А сказал мне эту простую и, вместе с тем, крепкую вещь такой же техник, как и остальные. Каким хотел стать и я. А уж что получилось - судить людям. Но вот этот дух взаимной выручки, товарищества и открытости  впитан мной накрепко.

  Однако ближе к делу. В УТР вся работа чётко распределена между исполнителями. Поскольку основной тип техники, на какой я тогда работал, был вертолёт МИ-8, то и рассказ идёт о нём. В УТР работа на вертолёте (по механической части) распределена по маршрутам. Один человек занимается с двигателями, другой - с главным редуктором. И так далее. Распределяли работу сменный инженер и техник-бригадир.  Время от времени исполнители менялись маршрутами. Делалось это для того, чтобы человек не засиживался на одних и тех же операциях, работал не автоматически. А проще говоря, для того, чтобы  не забыть, как и что нужно делать. Работы хватает на любом маршруте. Но нередко бывало, что кто-то выполнял своё быстрее. И тогда, оформив документацию по своим операциям, он шёл помогать тому, кто не успевал справиться к сроку со своей работой. Бригады у нас были дружные.
 Вот однажды и получилось так, что я "закопался" со своим. Помимо всего прочего, нужно было проверить момент затяжки гаек на стыках хвостовой и концевой балок. Нудная работа. Но необходимая. Вот я, как зелёный ещё пацан, и не укладывался. Пришёл мне на подмогу Эдуард.
 Чтобы протягивать стыки, нужно забраться в хвосторую балку вертолёта. А там более, чем тесно. Дело было зимой. В куртке там не развернуться. Поэтому приходилось раздеться. Рукав от "Аполлона" дует теплом внутрь так, что даже жарко. Ковыряюсь я со своими гайками. И тут в балку заглядывает голова Эдика:

 - Лёшка! Помощь нужна?
 - Эдик, да как мы тут поместимся? - пытаюсь я отнекаться.
 Гордость всё-таки. Сам должен справляться. Но Эдик и слышать ничего не хочет:
 - Давай, двигайся. Тебе тут ещё много работы. А я своё уже расписал.
 
Уместились. Я прополз дальше, вглубь, развернувшись головой к "выходу". А Эдик устроился у самого люка, лицом к лицу со мной. В четыре руки работа пошла скорее, бесспорно. Да и опыта у Эдика гораздо больше. Я выдёргиваю шплинты, а Эдик "срывает" гайки. А потом вдвоём уже делаем протяжку и шплинтуем. Между делом разговариваем о том, о сём.
   И вот попался один "упрямый" шплинт. Никак не хотел поддаться. И так, и эдак - ну не выдёргивается! Хоть ты тресни! Подцепляю его отвёрткой, и вдруг она срывается... Да лезвим прямо в глаз Эдику! Он только ойкнул, закрыв лицо руками. У меня внутри всё оборвалось...

  - Эдик! Эдик!

Молчок. Эдик только кряхтит в ответ. Смотрю на руки, зажавшие боль, с ужасом ожидая появление крови из-под пальцев... И не выбраться наружу - он перекрыл выход. Эти пара минут протянулись вечностью. Когда Эдик отнял наконец ладони, словно гора с плеч свалилась. Всего каких-то пять-семь миллиметров спасли глаз.

  - Ну его! Пошли, перекурим!

  Теперь, когда изредка встречаемся, всякий раз вспоминаем этот казус с  содроганием и нервным смехом.