Глава 1. Сменщик

Тонкая струйка дыма поднимается с блюдечка и, ударяясь обо что-то невидимое вверху, расползается по нему ровной дымкой. Почему так, Фёдору думать об этом не хочется. Посмотрел на похрапывающего молодого лейтенанта, раскинувшегося на кровати, и покачал головой. 

«Да, вот и подошло твое время к окончанию службы в Афганистане, товарищ гвардии старший лейтенант. Приехал тебя менять вот этот лейтенант, у которого на душе еще мало тревог. Он никого не убивал и не терял подчиненных, друзей в бою. Только в этом, пожалуй, и вся разница у нас с ним. А так, если руку на сердце положить, то в десантуре, что в Афгане, что в Союзе, постоянная война. Единственная разница где с пулями, где без, а так одно и тоже: тревоги, марш-броски, нервы взвинчены до предела… Так что этому парню и привыкать здесь не к чему, если не говорить о крови. Хотя и в Союзе ее пьют у тебя неслыханными дозами, что подчиненные, что командиры, только и успевай ее раздавать…»

Выпив остатки водки, Фёдор отставил в сторону кружку и, ухватившись за уголок  стопки фотографий, лежащей на краю стола, придвинул их поближе к себе. Да, уж, на первой он совсем молодой, хотя она сделана всего лишь два года назад, в двадцать два года. Двадцать два! Нет, в двадцать три. Да, да! А сейчас это ж сколько ему? Двадцать три, и… семь, восемь. Нет, семь месяцев. Это точно. Ну, совсем постарел, блин, и Федор улыбнулся.

 И самое, что интересное, на ней он стоит с тем человеком, которого заменил, командира взвода, гвардии старшего лейтенанта Иванцова. В глазах у того тоже грусть. Наверное, думал в тот момент о том же, что и он сейчас. Облокотился на корпус боевой машины пехоты, с которой столько времени был неразлучен. Несколько раз подрывался с ней, к счастью на небольших фугасах, менял двигатель, гусениц не перечесть, перебрал несколько раз всю её ходовую часть. 

Пожалуй, за это машина любила своего Иванцова (нет, имени не помню), готова была идти с ним и на минные поля, и со скал прыгать. Правду говорят, что у машин есть душа, как у собак, она прирастает только к одному хозяину.  А как уехал Иванцов, так сразу слегла, захворала, и на первой же операции в Пули-Хумри «ушла» от Фёдора навсегда, сгорела как спичечный коробок, прямо на его глазах…

Федор смахнул слезу со щеки, осмотрелся. Все спят. 

А что на этой фотографии? А, это он сидит на броне с Димкой, командиром второго взвода. Вот парень был, он как раз спал на той кровати, стоящей в углу, на которой сейчас разлегся этот лейтенант, сменщик Федора. А фотографии Димкиной дочки с женой, наклеенные на стене, над кроватью, никто и не захотел снимать. Этот лейтеха, может, снимет их, поменяет... Хотя сказал мне, что пусть останутся на память об этом командире. Нет, человеке. Нет, не так сказал, по-другому как-то. А-а: «Пусть останутся на память о герое».

Да, о настоящем герое. Федор поближе поднес к себе фотографию Димки Шеляткова. На лице у того беззаботная улыбка, ничего и никогда этот парень не боялся. Как-то после операции, - где же воевали-то, - н-на Чарикаре? Нет, нет, кажется на Баграме? Та, разве в этом дело! Да, да, солдат распустили спать, и сидели потом с ним вот здесь, за этим самым столом, обмывали его первую награду. А он встал и сказал, цыганка ему нагадала, что проживет он до старости, так что бояться ему нечего. 

И мы все ему верили, даже завидовали про себя. А он, эта сорви - голова, лез везде без боязни, в самое пекло, и – везло человеку. Один раз даже сапер удивился, Димка наступил на мину, и та  не взорвалась, а вот барашка, которая неизвестно откуда в горах прицепилась к их группе, наступила на нее, и без мяса остались. Взрыв-то ничего себе был, а Димку только отбросило, легкая контузия, и не одной дырки в теле, даже царапины.   

Да, видно, сглазили его. Скорее всего так и было. А может цыганка обманула, выманила золотой перстень у лоха, и потом, наверное всем хвасталась, какая она хитрая.  А Димка - простая душа, что сказали ему, в то и верил. 
На Пагмане? Точно, на Пагмане, Димка со своей группой в ущелье напоролся на банду душман. Первая пуля была Димкина. Бой был коротким, хотя никто больше из его взвода не пострадал. Солдаты сами потом удивлялись этому, так как моджахеды вели очень плотный огонь по их боевой машине пехоты, на броне которой человек семь сидело плотно прижимаясь друг к другу. Под град пуль попали, и все были Димкиными: одна под мышкой отрикошетив от бронежилета, ушла в сердце. Вторая, в ногу, раскрошив колено. Третья – в горло, четвертая…   

А может, Бог спросил его, что он выберет, жизни солдат или свою, и он пожалел их, отдал свою. Кто-то из ребят так сказал на поминках. 
«Да, Димыч, Царство тебе небесное».

Фёдор взял стоящую под столом бутылку, и, взболтнув то, что в ней еще оставалось, выпил из горлышка. 

Несколько фотографий переложил в сторону, не рассматривая их. Это он позировал кому-то, фотографируясь на память с солдатами. То сидит с ними на танке, то – на БМП, то – у разваленного глиняного забора (дувала), то с американской винтовкой, то... 

Погоди, а это кто? Да это же афганец. Точно, точно, на Дехсабзе они вместе с их ротой царандоевцев «придавили» душманов. Боя толком не получилось, духи, отстреливаясь, ушли в кяризы, и командир роты приказал устроить у него засаду. Простояли там до вечера, но духи больше так и не появились. Танк царандоевцев стоял рядом с ними, вот и сфотографировались на память с этим парнем. А у того шестеро детей! Подумать только, в их стране война идет, кругом разруха, медикаментов толком нет, нищета, а они детей рожают. Хм, вот жизнь.
Фёдор потянулся к сигарете, лежавшей в блюдечке, а от нее остался один фильтр, сгорела. Потянулся за пачкой «Столичных», лежавшей на столе, пустая, вторая - тоже. В кармане гимнастерки осталась пачка «Охотничьих» сигарет без фильтра. Прикурил, табак хороший, просушенный, глубоко затянулся и на сердце легче стало. 

Спать не хотелось. Даже, несмотря на то, что последние двое суток он толком и не отдыхал. Их взвод сопровождал в кишлак Камари уезда Баграм несколько машин с продуктами, керосином, одеждой и солдат с офицерами БАПО. А сегодня утром, когда выходили из блок-поста, расположенного километрах в пяти от того кишлака, душманы спустились с гор и атаковали тот кишлак. Пришлось возвращаться назад, вступить в бой. 

Душманы к бою не были готовы, сразу отошли, оставляя раненых, даже несколько человек из них удалось взять в плен. Но, что ни говори, а большой пользы дехканам от оказания помощи русских, нет. Что-то им только отдашь: крупу, муку, керосин, так душманы тут как тут, за тобой тенью идут, все отбирают у селян. То есть, кишлакян, хм. Нет, дехкан. Вот такие дела? 

А этому кишлаку, наверное, больше всего достается, ведь в нем родился нынешний президент Афганистана Бабрак Кармаль: кость в горле для исламских партий. Сколько раз они уничтожали его родное гнездо, а кишлак снова возрождался, восстанавливался.

Сигарета выкурилась быстро, и заметил Фёдор это только после того, как пальцы стала обжигать. Потянулся за второй сигаретой, и замер: со следующей фотографии на него смотрел худощавый, черноволосый афганец Наджибулла. Да, да, Наджибулла, старший капитан из афганской милиции - Царандоя, хорошо говоривший на русском языке. Его рота частенько ходила вместе со взводом Федора по Дехсабзским и Пагманским кишлакам. Да уж, а толком он этого человека и не знает, зато, как увидят друг друга, бегут навстречу, обнимаются, как лучшие друзья. Ну что,

Наджибулла, видно не удастся нам с тобой попрощаться. Да ничего.
Толщина стопки фотографий, лежащих справа от Федора, потихонечку убывала, и росла слева, куда он откладывал просмотренные снимки.

К храпу молодого лейтенанта добавился более громкий храп прапорщика Славина. Сколько с ним, старшиной роты прошагал Фёдор бок о бок. Классный мужик, никогда его солдат не оставлял без еды, следил за одеждой. Как отец! А перед прошлым выходом на боевые принес им два ящика литровых банок с вареным картофелем. Даже не знал, что такие консервы бывают. Больше привыкли к картофельной муке, которую разводили водой и вместо пюре она превращалась в клейстер, приклеивающий нижнюю и верхнюю губы друг к другу. Да уж, но объедались той картошкой они недолго. Второй ящик подарили жителям одного из кишлаков, и еще тушенки добавили. То, что там натворили душманы, словом не описать. Взрывали дома, уничтожали не только взрослых людей, но и детей…

Федор встал, прошел к своей тумбочке, нащупал пачку с чаем, взял её и вернулся к столу. Кипятильник быстро нагрел воду в железной кружке, черные листики чая, брошенные в нее, начали оседать, оставляя за собой в воде темно-коричневые полосы.

…А на эту фотографию он даже боялся смотреть. Взял ее, перевернул и бросил в стопку налево. Обжигаясь, отпил чаю, и аккуратненько отставил в сторону кружку, невольно начав читать то, что написано на оборотной стороне той фотографии: «Гв. сержант Коновалов, гв. мл. с-т Ивантов, гв. ст. л-т Кулибин».

И всё, рука затряслась, подбородок задергался, нос зашмыгал и слезы, не спрашивая разрешения у своего хозяина, потекли по лицу.

Да, нет уже больше его земляков - ни гвардии сержанта Сережки Коновалова, ни гвардии младшего сержанта Мишки Ивантова. И как ему тогда удалось уговорить начальника штаба батальона не отправлять его с их гробами к их родителям. Он бы не выдержал той встречи. Хотя и вины его нет в их гибели, шли в колонне дивизии, взорвался идущий впереди них бронетранспортер на мине и ее осколки «срезали» их жизни.

«Обязательно, как приеду в Союз, съезжу к вашим родителям, и зайду к вам, будет что рассказать, ребята».

Большой глоток горячего чаю обжог во рту язык и нёбо. Еле отдышался. Полез за новой сигаретой и прикурил её…

«Вот тебе и кончилась твоя война, Федор Кулибин, - нащупал в кармане свою записную книжку, открыл ее посередине и посмотрел на записи. Сколько раз он открывал это место, и сколько раз он вписывал погибших солдат и знакомых офицеров. Шесть человек. А позавчера добавил еще одного, Якова Шурынина, он умер в госпитале. И как ему еще удалось прожить несколько недель после полученных тяжелейших ран? Левое плечо осколком срезало начисто. – Буду вас, ребята, всегда помнить, и Бога буду просить, чтобы простил вас», - и глубоко вздохнув, спрятал блокнотик назад, в боковой карман гимнастерки.

В дверь кто-то тихо постучал. Она приоткрылась, и в нее заглянул в комнату дневальный по роте:

- Товарищ гвардии старший лейтенант, вас вызывает начальник штаба батальона.

- А где он?

- По телефону звонил. Говорит, чтобы вы зашли к нему в штаб.

- Ну, дает Потапыч, - удивился офицер, и, отпустив дневального, стал одеваться.
Начальник штаба был у себя в кабинете, сидел за столом у раскрытой карты.

- Садись, - махнув рукой, указал на стул возле себя. – Чай будешь?
Налив из электрического чайника кипятка в граненный стакан, пододвинул его к Фёдору, а за ним и блюдце с сахаром-рафинадом.

- Ну что, сменщика встретил? - майор посмотрел в глаза старшего лейтенанта. – Федя, ты с ним построже будь, пока здесь, и от себя далеко его не отпускай. Желторотик, натуральный желторотик. На вид, парень больно бойкий, не любит, когда его учат, а завтра после обеда вот сюда пойдем, - и повел грифелем карандаша по карте, остановив его на коричневой точке, отмеченной кружком чернил.

- Опять в Дехсабз? – спросил старший лейтенант.

- Куда нам без него, дорогой. Операция будет быстрой, через ущелье, когда перейдем, по его краю вот сюда зайдем, и – пеша сюда, - майор водил грифелем карандаша по закрашенной коричневым цветом краски части карты. - Наш отряд сегодня потрепали там духи и царандоевцам хорошенько досталось. Пока время выхода в ту местность не знаю, жду решения командира полка, и это будет вот-вот. Но, что ты пойдешь туда со своим желторотиком, точно знаю. И сколько там будешь времени, не знаю.

- Товарищ гвардии…

- Знаю, что у тебя последние деньки здесь остались, но другого выхода нет, Федя. Три командира осталось на весь батальон и три их сменщика. Всё. Ты, что, хочешь, чтобы ротой командовал твой сменщик? Тебе никого не жалко?

- Да нет, - вздохнул Федор, – погробит всех.

- И я о том же.

- Взвод сейчас поднимать? – спросил старший лейтенант.

- Пока пусть поспят солдаты. Все понимаю, все, - и майор встал со стула и вышел на середину своего кабинета. – Через час поднимешь всех, в четыре-ноль-ноль. С взводом второй роты выдвинешься к разъезду на Пагман. Там будете ждать меня. Если царандоевцы будут интересоваться куда собрались, говори им, что идешь на Пагман, кого-то будешь сопровождать. 

- А на самом деле.

- Я понятно сказал?

- А насчет Дехсабза как, товарищ гвардии майор? Вы же говорили, что туда пойдем.

- А не задавай лишних вопросов. И, чтобы все твои знали, что идете в Пагман. Всё. Главный в этой операции будет армейский офицер. С ним познакомлю вас здесь, - начальник штаба ткнул пальцем в место разъезда дорог Кабул-Пагман-Дехсабз.

Все, Федя. Иди старшину буди прямо сейчас, пусть что-нибудь подберет из еды вам. На продовольственном складе уже ждут его. Твоя операция будет длиться минимум…, да хер его знает сколько дней.

- 2 –

И все завертелось, в  принципе, как всегда перед боевыми, с нервотрепкой. То, то забыли, то это. Заполнены баки с водой, уложены ящики с консервами, сухим пайком, с боеприпасами. Встреча с незнакомым армейским офицером, который, пожимая руку, тихо, почти на ушко, шепнул: «Майор Осадчий. Зовите Николаем, так проще. Кто у вас сменщик?» 

До перевала гор Дехсабза не дошли километров пять, свернули в зеленую зону, остановились у глубокого оврага. Осадчий приказал занять здесь оборону, оставить с личным составом сержанта, а ему, Кулибину, вместе со сменщиком и пятью солдатами выдвинуться с ним в горы.

- Сколько будем гулять, не знаю. Если быстро – три-четыре дня. Но еды возьмите на один день и два боекомплекта. Рацию оставьте здесь. Всё! – приказал он.
И «всё». Пять часов без остановок шли, ползли, прыгали с камня на камень куда-то в гору. Остановились только на той стороне гребня горы, в узкой расщелине. 

- Кхе, кхе, - несколько раз тихо кашлянул майор. 

И в туже секунду справа, чуть выше на подъеме раздался стук камня. Три раза.

- Кхе, кхе, кхе, - приложив ладонь к губам, - снова кашлянул армейский офицер, и, подняв ладонь вверх, показал, чтобы ожидали его. 

Он вернулся быстро, только не по той тропке, по которой поднимался по расщелине, а по другой. Кашлянул сзади, и снова показал рукой, что нужно идти за ним. У каменной глыбы остановился и, отворив часть «стены горы», кожаный полог скрылся за ним. Потом, секунд через, выглянул из него, и махнул рукой, чтобы шли за ним. Это был вход в пещеру. Шли за ним недолго, в темноте, аккуратно прощупывая ногами камни, чтобы не споткнуться, держались рукою за рюкзак, впереди идущего соседа.

- Ждите меня здесь, - услышали его голос, - ничего с себя не снимать, быть готовыми к движению.

Сколько длилось «не долго», трудно сказать. Упершись головой в холодную стену, Федор прикрыл глаза и дремал.

Яркий свет, резко открывшийся над нами, ослепил всех.

- Ко мне, по лестнице и осторожно, - голос майора звучал из дыры сверху, в которую пробивались лучи солнца.

Федор первым нащупал веревочную лестницу, но майор его тут же остановил, сказав, что командир будет вылезать последним.

Где они оказались сейчас, Федор не задавался вопросом, потому что этой местности совершенно не знал, да и состояла она из тех же скальных пород. Шли быстро и молча, но уже не по тропке, а по нижней части горы, перепрыгивая через камни, через корни и стволы небольших карликов-сосен. Вместо того, чтобы спуститься в низину, узкое ущелье, майор сноровисто, придерживаясь руками за каменную стенку, пробирался по склону горы. Все остальные за ним двигались также.

Не добравшись и до середины ущелья, он начал спускаться вниз, и скрылся за деревом, лежавшим всеми своими ветками на каменной плоскости горы. Оказывается, оно росло в трещине, закрывая собою проход, уходящей в глубину горы. Проход был узким, шириною с метр - полтора. Где как. Но он был не длинным, уткнулись в стену:

- Здесь будете и ночевать. Я скоро, - и майор, обладающий мастерством скалолаза и гимнаста-циркача, упираясь ногами в стены, начал с легкостью подниматься по ним вверх.

- Товарищ старший лейтенант? - шепотом спросил ефрейтор Семочкин, - может, поедим?

- Да, да, - ответил Федор, - только больше не шептаться. Кто захочет по-маленькому, то назад идите, помните, где мы проходили через трещину. Она отсюда метрах в двадцати, может, больше. Но, «по большому» не ходить, а то не выдержим до утра ваших запахов.

Есть не хотелось, и поэтому, отдав последние команды по ночному дежурству, Федор, поудобнее умостившись, провалился в забытье. 

Майор вернулся к рассвету. Спустился также сверху, упираясь ногами и руками в стены расщелины. Отдохнув не больше десяти минут, сказал, что нужно срочно возвращаться назад, к стоянке бронетехники.

На полпути отозвав к себе Федора Кулибина и его сменщика лейтенанта Андрея Кобзаря, шепнул им, что уходит, встретятся, может быть, позже. И поинтересовался, запомнили ли, как возвращаться назад.

Федор кивнул, и спросил, они вроде бы, когда уходили со стоянки, шли по сухому руслу. Майор, услышав это, улыбнулся, мол, теперь он будет спокоен, и, приблизившись к Кулибину, шепнул ему на ухо, что пусть это место запомнит лейтенант.

«Понятно, я уже списан», - подумал Федор и с какой-то завистью посмотрел на Кобзаря.

А что говорить, время его пришло, а Фёдору пора упаковывать вещи и собираться домой, только, где теперь будет его дом, в Туле или в Рязани, в Каунасе или в Рукле, в Пскове или в Витебске. А может и вообще получит направление в какой-нибудь отдельный батальон или полк, который заброшен на край света.    
Вернулись они в дивизию глубокой ночью. 

- 3 –

Спать не хотелось, смотреть фотографии – тоже. Поэтому, развалившись на стуле, а не на кровати, чтобы не скрипеть ее сеткой и не мешать спать товарищам, Фёдор, о чем-то думая, смотрел в окно. Что-то на душе у него было неспокойно, казалось, что вот-вот должно произойти какое-то событие. С чем оно может быть связано? Только бы не снова командовать взводом в каком-нибудь гарнизоне, эту школу он уже прошел и в Тульской десантной дивизии, и здесь в Афганистане. Желательно подняться на новую ступеньку, ротного командира, к примеру, в Псковской дивизии. Хорошо если бывшему его командиру полка удастся перетянуть его к себе в Псков. Тот вообще обещал ему должность начальника штаба батальона. А что, здорово было бы. Что ни говори, а ротой он уже не раз командовал здесь. И командир батальона его хвалил, и командир полка отмечал уже не раз, и после прошлой операции на Чарикаре тоже…   

Проснулся от боли в колене, вот как получается, уснул за столом. Встал, потянулся, и, стянув с себя верхнюю одежду, лег на не разосланную кровать. В комнате было очень душно, а для того, чтобы пустить в помещение свежий воздух, нужно сделать сквозняк, приоткрыть дверь в коридор казармы и форточку на улицу. Но об этом он только подумал, потихонечку проваливаясь в дрему.

Разбудил его дневальный:

- Товарищ гвардии старший лейтенант, вас комбат вызывает. Он в кабинете у начальника штаба. Просил срочно прийти.

В комнате никого из офицеров и прапорщиков не было. Оказывается уже прошло полчаса, как прозвучала команда подъем, которой он видно и не расслышал. Выглянув в окно, увидел весь свой взвод, гоняющим мяч на футбольном поле, во главе с его сменщиком. Значит все нормально, Кобзарь уже взялся за выполнение своих прямых обязанностей. Теперь, значит, он Фёдор, бесхозный командир. Эх, знать бы, что сулит ему недалекое «завтра».

Майор Ступак встретил Федора с улыбкой, и, похлопав по плечу, усадил старшего лейтенанта за стол, рядом с незнакомым ему человеком, одетым в полевую форму. 
- Знакомить вас друг с другом буду наполовину, - сдавливая улыбку на лице, тихо сказал Михаил Петрович Ступак. – Это Фёдор, это Фёдор, и все, я вас оставляю, - и, поклонившись офицерам, вышел из кабинета.

- Рад, познакомиться с вами, - улыбнулся незнакомец и протянул Федору свою огромную ладонь. – Тем более мы тезки с вами. Для приличия я буду Ивановым.
- А я Кулибиным, - хотел было приподняться Фёдор, но тот, придавив его ладонь, показал, что не нужно этого делать.

- Разговор будет коротким и длинным. Звания моего вам знать не нужно, для вас я  представитель армейской разведки, - мужчина встал, подошел к окну и, посмотрев в него, обернулся к старшему лейтенанту. - Фёдор Михайлович, вы хороший офицер, не раз проявили инициативу на боевых действиях, имеете несколько заслуженных боевых наград. Перед возвращением в Союз, принято решение вам дать очень сложное задание, - незнакомец не сводил своих глаз с Фёдора.

- Если так нужно, то, вопросов нет, - выровняв спину, сказал старший лейтенант.

– Я готов.

- Отлично. И, думаем, справитесь. Насколько я знаю, семьей еще не обзавелись. Извините, с документами о вас я познакомился поверхностно, и это в скором времени исправлю.

- Какую задачу вы передо мной ставите? – Фёдор опустил глаза, рассматривая крышку стола.

- Опасную. Некоторое время придется работать в тылу противника.

- Не понял, - с удивлением посмотрел Фёдор на своего тезку.

- Так надо. Времени у нас нет, Федор Михайлович. Складывается сложная ситуация, и если мы ее сможем повернуть в то русло, которое нам нужно, то меньше погибнет людей, - и, достав из бокового кармана несколько черно-белых фотографий, положил их перед Федором. – Узнаете?

- Что-то и не помню, когда это меня и с кем сфотографировали, - с удивлением воскликнул Федор, рассматривая на фотографии людей, окруживших его у бронетранспортера. – Да и афганскую одежду я никогда не носил. Это что, подделка?

- А кого-то из окруживших вас людей знаете?

- Вот этого, - и Федор показал пальцем на самого крайнего офицера одетого в форму афганской милиции – Царандоя. – Наджибулла, он командир отряда Дехсабской милиции, вроде бы.

- Нет, у него должность другая, но то что это Наджибулла, вы не ошиблись. И тот человек, похожий на вас, это не вы, но вы им станете завтра – Файзулой Блэком.
Федор внимательно посмотрел на незнакомца.

- Это командир небольшого отряда собранного из бывших русских, не живших в Советском Союзе. Они представители разных стран, плохо, но знают русский язык, сыновья бывших эмигрантов. Они друг с другом познакомились недавно. 
Имя ваше Файзула, оно тоже вымышленное, по их легенде, вы бывший командир батальона этой дивизии, капитан Сергей Иванов, якобы дезертировавший в январе прошлого года на операции, прошедшей в Хосте. Вы против коммунистов.

- Это правда, что ли?

- Прошу не перебивать меня, Файзула. Ваш отряд находится под покровительством одной из партий, которая пытается следовать идеям лидера иранской революции аятоллы Хомейни. Ее группировки находятся в различных регионах Афганистана. Но, несмотря на то, что суннитское большинство афганцев относится к учению иранского пророка резко отрицательно, но их поддерживают некоторые группировки Абдул Хака и Ахмад Шаха Масуда, потому что истоки их поддержки находятся в одних руках.

- Так много информации сразу даете, - не выдержал Федор.

- Успеете осмыслить ее. Для этого у вас двенадцать часов. Завтра вы будете убиты на пагманской операции, с вами все ваши сослуживцы здесь попрощаются и отправят ваше тело домой, в тот город, в котором выросли, воспитываясь в детдоме. В тот же момент вы, как командир душманского отряда по имени… - и после этих слов армейский офицер замолчал и направил свой указательный палец на Федора, прося его продолжить.

- Файзула Блэк, - сказал Федор.

- Правильно. Ваш отряд в неравном бою с шурави, будет потрепан. То есть, вам не дадут спокойно перейти из долины Чарикара в уезд Пагмана. Вы будете контужены, потеряете на какое-то время память. Но она со временем восстановится, вам помогут некоторые ваши подчиненные в отряде. Одного из них вы недавно сопровождали в ущелье Дехсабза. 

- Вчера? Николай Осадчий?

- Нет, это Фарид. Других вы не должны знать. Здесь список всех членов вашего отряда, прошедшего в Пакистане диверсионную подготовку в провинции Пактия. Вас готовили в другом лагере, находившемся в провинции Ку-нар. Это вспомните нечаянно, когда вас познакомят с журналистами информагентства «Эйдженси Афган Пресс». Оно находится в Пакистане и там, перед выходом в Афганистан, вы встречались с одним из журналистов радиостанции этого агентства. Вы будете давать им интервью как русский дезертир, который находился якобы в одном из отрядов перебежчиков в Панджшере, и будете хвалить одного из полевых командиров Ахмад Шаха, за то, что вас не убил в бою, а помог вылечиться после ранения, и дал вам свободу выбора, где жить и чем заниматься. 

Фамилию вы его не помните, пострадала память, но зато нечаянно вспомните одного из журналистов по именам Шабир или Ахтар. Это обязательно должно произойти перед тем, как они включат микрофон перед записью вашего интервью.

- Шабир или Ахтар.

- Радиостанция называется «Радио свободного Кабула», - добавил незнакомец.

- Понятно.

- Так, теперь вам необходимо выучить этот текст…